Текст книги "Сон или явь?"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

«А что, если нам все же следует лечь на обратный курс, – подумал Флэттери. – Как нам тогда поступить с Бикелем?»

– Так ты собираешься дожидаться ответа Лунной базы? – спросил Флэттери.

Бикель взглянул на Пруденс.

– Я бы предпочел начать прямо сейчас, но в таком случае я пропущу свою вахту… а поскольку без Тима мне не обойтись…

– С этим мы справимся, – заметил Флэттери. – Пока вроде бы все идет гладко.

Пруденс бросила взгляд на большой пульт и на бездействующие повторители над койкой. По спине у нее пробежал холодок.

«Похоже, я боюсь заступить на вахту, – подумала она. – Тысячи людей в гибертанках… все они зависят от того, насколько верной окажется моя первая реакция. Неужели яйцеголовые с Лунной базы на самом деле знали, что делают, когда посылали нас в полет? Неужели это единственный путь?»

В первый раз со времени выхода из гибертанка она ощутила знакомое трепетное чувство, задавая себе вопрос, а каково родиться в нормальной семье обычным образом, и расти, сознавая свою принадлежность к шумному сообществу людей, не относящихся к избранным.

«Вы – сливки общества, вы – избранные», – неустанно твердили Морган Хэмпстед и его приспешники. Но она была одной из избранных, знавших, откуда на самом деле брались избранные. Знало это и большинство медиков на корабле. Нормальный образчик ткани живого человека-добровольца помещался в аксолотлевый контейнер, запускался механизм генетического роста, и начинала расти плоть. В результате получался идеальный двойник – двойник, жизнь которого ничего не стоила.

«Избранные! – подумала она. – У нас забрали нечто ценное и почти ничего не дали взамен».

Она настроила небольшой экран в углу своего пульта на объектив, расположенный на корме корабля, взглянула на центр Солнечной системы, в сторону породившей их планеты.

Ее вдруг захлестнула волна ностальгии, дыхание перехватило.

Они были созданы специально для определенной цели, им внушили определенные мотивации, их искалечили, обучили и подчинили одной-единственной задаче. С ними поступили как с механическими игрушками, отправили в бесконечную тьму, снабдив лазерным маяком, позволяющим Лунной базе всегда знать, где они находятся.

«А где, собственно, мы находимся?» – спросила она себя.

– Прю, думаю, тебе лучше взять на себя главный пульт, – заметил Флэттери. – Ты должна сменить Джона.

Вид циферблатов и указателей главного пульта вдруг привел ее в состояние гнева и страха. От нахлынувших эмоций у нее пересохло в горле, а щеки порозовели.

– Я… я только что отбыл вахту… мне нужно время, чтобы как следует отдохнуть – запинаясь, пробормотал Флэттери. – Впрочем, я мог бы…

– Ничего, – отозвалась она. – Я заступлю на вахту.

4

В помещении Центрального Пульта все звуки казались знакомыми, теми, к которым экипаж привык давным-давно и считал нормальными: поскрипывание подвесок коек, щелчки реле в приборах, привлекающих внимание к изменению показаний на циферблатах.

– Кстати, а Бикель не рассказывал о своем участии в проекте по созданию искусственного разума на Лунной базе? – спросила Пруденс.

Она на мгновение отвлеклась от пульта управления и взглянула на Флэттери, своего единственного товарища по вахте. Флэттери, услышав ее вопрос, как будто немного побледнел и нахмурился. Она снова перевела взгляд на пульт, машинально отмстив, что на вахте ей оставалось стоять еще больше часа. Напряжение становилось просто невыносимым.

«Что-то Флэттери чертовски долго не отвечает, – подумала она. – Впрочем, он известен своей медлительностью».

– Он был немногословен, – ответил Флэттери и взглянул на люк, ведущий в мастерскую, где работали Бикель с Тимберлейком. – Слушай, Прю, а может, нам все же лучше послушать, чем они там занимаются. Тогда мы будем уверены, что…

– Еще рано, – заявила она.

– Но ведь им совсем не обязательно знать, что мы слушаем.

– Ты просто недооцениваешь Бикеля, – отозвалась она. – Думаю, это наихудшая из всех возможных ошибок. Он вполне может подсоединить к общей сети подслушивающее устройство. Впрочем, как и я. Он может это сделать просто в надежде обнаружить что-нибудь интересненькое.

– А как ты думаешь, он уже начал… работать?

– Скорее всего, они сейчас еще на подготовительном этапе, – задумчиво проговорила она. – Они собирают необходимые материалы. Ты прекрасно можешь следить за ними отсюда с пульта, наблюдая за перепадами напряжения, изменением показаний датчиков температуры и радиации и работой грузовых роботов.

– Так, значит, они сейчас в грузовых отсеках, да?

– Во всяком случае, один из них точно… скорее всего, Тим.

– А знаешь, что сказал Бикель насчет попытки ЛБ? – спросил Флэттери и задумчиво поскреб подбородок. – Он заявил, что все дело было в недостатке внимания – специалисты занимались чем угодно, кроме самого главного.

– По-моему, здесь чересчур жарко, – заметила она.

– Он может подозревать, но не может быть уверен, – продолжал Флэттери.

– Ты снова его недооцениваешь, – отмахнулась Пруденс.

– Что ж, в любом случае ему не обойтись без нашей помощи, – вздохнул Флэттери. – А по тому, что ему от нас потребуется, мы сможем судить, чем он занят.

– Ты уверен, мы ему понадобимся?

– Ему не обойтись без нашей помощи при математическом анализе ситуации, – утвердительно кивнул Флэттери. – А я… не успеет он начать, как столкнется с проблемой Фон Ноймана. Возможно, он еще не добрался до этого этапа, но он его не минует, как только поймет, что должен получить достоверные результаты от совершенно ненадежной техники.

Она взглянула него, отмстив про себя его отсутствующий взгляд.

– То есть как это?

– Ему придется иметь дело с неживыми материалами.

– Ну и что? – Она бросила взгляд на пульт. – Природе приходится иметь дело с тем же самым. Живые организмы не опускаются ниже молекулярного уровня.

– А ты, в свою очередь, недооцениваешь… жизнь, – вздохнул Флэттери. – Основные элементы, с которыми придется иметь дело Бикелю, будут взяты из наших запасов: катушки квази-биологических нейронов, полупроводниковых блоков, искусственной нервной ткани и все такое прочее – словом, сплошная неживая материя на уровне куда выше молекулярного.

– Но ведь их строение аналогично строению живой ткани, и функционировать они должны точно так же.

– Кажется, ты начинаешь понимать основные подходы к решению проблемы.

– Слушай, капеллан, перестань, – сказала она. – Мы ведь не в восемнадцатом веке и не собираемся делать чудесную утку Вокансона.

– Да, мы намерены создать нечто куда более сложное, чем примитивный автомат, – согласился он. – Хотя в принципе мы недалеко уходим от Вокансона.

– Ты заблуждаешься, – возразила она. – Если бы нам удалось довести дело до конца, отправить нашу машину в прошлое и показать Вокансону, он бы просто подивился тому, какие мы замечательные механики.

– Ты не понимаешь главного, – продолжал Флэттери. – Бедняга Вокансон тут же бросился к ближайшему священнику, и толпа верующих немедленно бы нас линчевала. Понимаешь, он никогда не собирался создавать нечто по-настоящему живое.

– Все это лишь вопрос отношения к проблеме, а на самом деле никаких существенных различий нет.

– По сравнению с нами, он скорее походит на Аладдина, трущего лампу, – отстаивал свою точку зрения Флэттери. – И даже если бы его намерения совпадали с нашими, он об этом попросту и не подозревал.

– Ты запутался в своих рассуждениях.

– Да неужели? Но ведь писатели и философы старались обходить эту проблему на протяжении столетий. Они тщательно избегали даже вскользь ее касаться – хотя именно она лежит в основе всего нашего фольклора. Чудовище Франкенштейна и Ученик Чародея в одном флаконе. Сама идея создания разумного робота может быть осуществлена лишь при одном условии. Мы должны отдавать себе отчет, что, возможно, создаем Голема, который нас всех уничтожит.

– Ради Бога, Радж! – воскликнула Пруденс. – Надеюсь, ты не забыл, что ты ученый?

– Я никогда не смогу забыть об этом, – ответил он.

Он взглянул на нее, чувствуя, что горло у него пересохло и ужасно саднит.

– Просто ты не должна так поступать со мной, – укоризненно заметил он. – Я понимаю, что тебе поручено все время подначивать меня, чтобы я никогда не успокаивался. Я знаю.

«Как же мало он знает…» – подумала она.

Флэттери вперился взглядом в серую металлическую переборку, только теперь замечая мелкие трещинки на ее поверхности. Он чувствовал, что им пытаются манипулировать. Пруденс загоняла его, как охотник загоняет дичь. Уж не душой ли его она собирается завладеть? Он почувствовал, что ему грозит серьезная опасность, понял, что сама идея создания разума как такового может нанести его душе неисцелимую рану.

Он поднес руку ко рту.

«Я не могу позволить ей ловить меня на удочку и искушать подобным образом».

– Радж! – прошептала она, и в голосе ее послышался ужас.

Капеллан резко обернулся к ней и увидел, как по пульту пробегают багровые отблески света, похожие на окровавленные клинки.

– В секторе С-8 гибертанков температура почти критическая, – пояснила она. – Все, что я делаю, лишь все больше выводит систему из равновесия.

Руки Флэттери тут же метнулись к регуляторам системы жизнеобеспечения. На его пульте засветились экраны мониторов. Он окинул взглядом приборы и приказал:

– Вызови Тима.

– Что бы я ни делала, ничего не помогает, – пожаловалась она.

Он взглянул на Пруденс, увидел, как отчаянно она борется с переключателями на пульте вместо того, чтобы сотрудничать с ним.

– Вызови Тима! – рявкнул он.

Она тыльной стороной ладони хлопнула по кнопке коммуникатора и крикнула:

– Тим! Срочно на Центральный Пульт! Аварийная ситуация!

Флэттери снова взглянул на приборы. Температура неуклонно нарастала в трех отсеках с гибертанками. В то время как Прю пыталась бороться с колебаниями температуры в одном из них, в двух других положение ухудшалось.

Он усилием воли заставил себя убрать руки с пульта. Если температура достигнет красной черты, а соответствующие меры не будут приняты, то многие из беспомощных колонистов погибнут. Несмотря на отчаянные усилия Прю, в трех секторах с гибертанками колонисты вот-вот погибнут. Там находилось около четырехсот человек.

Крышка люка, ведущего в компьютерную мастерскую, распахнулась. В помещение Центрального Пульта влетел Тимберлейк, за которым по пятам следовал Бикель.

– Гибертанки, – выдавила Пруденс. – Температура.

Тимберлейк метнулся к своей койке и пульту управления. Скрипнул кокон, когда он забрался в него и ухватился за пульт.

– Переключите управление – рявкнул он. – К черту отсчет! Беру контроль на себя!

Он взял управление системами на себя, большой пульт заходил ходуном.

– С-8, – объявила Пруденс, откидываясь назад и вытирая пот со лба.

– Ясно, – наконец сказал он, внимательно изучая показания приборов. Пальцы его при этом бегали по кнопкам и выключателям. Бикель тем временем скользнул в свою койку, включил повторители.

– Это обшивка, – подсказал он.

– Первые два слоя, – подтвердил Тимберлейк.

Пруденс поднесла руку к горлу, стараясь не смотреть на Бикеля.

«Он не должен подозревать о том, как внимательно мы наблюдаем за ним, – подумала она. – Разве не чудовищная ирония потерять наших колонистов и нести бремя вины за это?»

– Сейчас все будет в порядке, – заметил Бикель.

Она взглянула на экран над головой Тимберлейка, увидела, как один за другим гаснут тревожные сигнальные огни, а показания приборов возвращаются к норме.

– Наши рефлекторы по ошибке оказались направлены на обшивку в районе секции С-8, – объяснил Тимберлейк. – Система стала барахлить, и сработали аварийные выключатели. Мы едва не оказались беспомощными.

– Еще один конструктивный недостаток, – хмыкнул Бикель.

«А ведь какая простая проблема, – подумал он. – Изгиб корпуса корабля сработал, как линза, концентрирующая энергию внутри корабля… Если бы обшивка корпуса не скомпенсировала излучение…»

Пруденс окинула взглядом ряды приборов и сказала:

– С-8 находится примерно там же, где вы искали необходимое оборудование. Неужели нужно так мало, чтобы вывести системы корабля из равновесия?

– Да уж, это вселяет чувство полной уверенности в конструкции Жестяного Яйца? – заметил Бикель.

«А ведь они не предупредили меня, – подумала Пруденс. – Они попросту меня обманули. Заранее предусмотренные аварии, говорили они, просто для того, чтобы не притуплялась ваша бдительность. Бдительность, черт бы их побрал!»

– Ты попросту перестаралась, Прю, – продолжал Тимберлейк. – Пока выяснится причина неполадок, нужно обходиться минимальной подстройкой приборов. Ведь на пульте горели именно те сигналы, по которым очень легко было определить причину неприятностей.

«Я запаниковала», – подумала она.

– Должно быть, я просто переутомилась.

И еще не успев договорить, она почувствовала, насколько наивно прозвучало ее объяснение.

«Я слишком увлеклась работой над Флэттери, – пришло ей в голову. – Я пыталась загнать его в тихий уголок, откуда ему пришлось бы с большим трудом выбираться… а тем временем едва не погубила весь корабль».

Тут ей пришла в голову одна мысль: а может быть, на корабле есть человек, в обязанности которого входит держать ее в качестве «специального проекта» на пределе… возможностей.

– Прю, ты должна помнить, что когда срабатывают аварийные выключатели, компьютерная автоматика отключается, – тем временем втолковывал ей Бикель. – Эта штука устроена так, чтобы включаться под воздействием разума – одного из нас или ОИРа.

– Заткнись! – вспыхнула она. – Да, я ошиблась. Сама знаю. И это больше не повторится.

– Собственно ничего страшного не произошло, – встрял Тимберлейк.

– Я вовсе не нуждаюсь в твоей защите! – огрызнулась она.

– Ну ладно, хватит! – рявкнул Бикель, бросив сердитый взгляд на Пруденс. – Думаю, нам следует кое-что прояснить. Мы предоставлены сами себе, Прю. Причем ты даже не представляешь, насколько. Нам придется полагаться друг на друга, поскольку, черт побери, мы больше не можем полагаться на Жестяное Яйцо! Поэтому, мы просто не можем позволить себе роскошь подкалывать и кусать друг друга.

«Да неужели?» – удивилась она.

– Мы – пленники корабля, на котором имеется лишь одно безотказно действующее устройство, – продолжал Бикель. – И это устройство – мы сами. Только мы функционируем ровно и безотказно, как и должны – в отличие от нашего компьютера. Все остальное работает так, словно создано шестью обезьянами-левшами.

– Бикель считает, что все это сделано нарочно, – вновь влез Тимберлейк.

Пруденс невольно глянула на Флэттери, потом на Тимберлейка. «Бикелю еще рановато что-либо подозревать», – подумала она.

Тимберлейк избегал встречаться с ней взглядом. Сейчас он был похож на проказника-мальчишку, застигнутого с банкой варенья.

Первым нарушил молчание Флэттери:

– Нарочно? – переспросил он.

– Ага, – ответил Тимберлейк. – По его мнению, на других шести кораблях были тс же самые проблемы – их тоже подвели ОИРы.

«Получается, Бикель куда более подозрителен, – подумала Пруденс. – Или мне, или Раджу придется встать на его сторону. Другого способа контролировать ситуацию просто не существует».

– Но… почему именно ОИРы? – поинтересовался Флэттери.

– Давайте не будем обманывать сами себя, – отозвался Бикель. – Ведь это очевидно. Как, по-вашему, какая из особенностей кораблей никогда не упоминалась в отчетах, где анализировались возможные причины шести предыдущих неудач? Что именно могло послужить такой причиной, если на самом деле ничего не обнаружено?

– Уж конечно это не ОИРы, – возразил Флэттери. Он попытался произнести это шутливо, но у него ничего не получилось, и он подумал: «Помоги нам Господь. Слишком уж быстро Бикель раскусил обман».

– Ну да, конечно, не ОИРы! – огрызнулся Бикель. – Наверное, поэтому они и снабдили нас аж тремя! Одним основным и двумя запасными. Ни малейшего намека на возможность выхода ОИРа из строя, и тем не менее Жестяное Яйцо снабжают тремя!

– И зачем же, по-твоему? – спросила Пруденс.

– А затем, чтобы мы точно перевалили за критическую точку, откуда не сможем принять решение вернуться назад, когда столкнулись бы с горькой правдой, – ответил Бикель.

«Похоже, подыгрывать ему придется мне», – решила Пруденс и сказала:

– Снова какие-то хитрости! Ясное дело! Это в их стиле.

Флэттери удивленно взглянул на нее, но тут же снова уставился на пульт.

– С горькой правдой, – повторил Бикель. – Да весь этот корабль просто один огромный тренажер, созданный с единственной целью – впрочем, как и остальные шесть. Неужели вы не понимаете? – спросил он. – Неужели не видите, какова эта цель? Ведь он отбрасывает тень на все, что нас окружает. Вся эта секретность, тайны, интриги – все рассчитано на то, чтобы столкнуть нас в мутную воду и посмотреть, сумеем ли мы выплыть. Это не просто горькая правда. Либо мы тонем, либо учимся плавать. И единственной возможностью выплыть для нас является создание искусственного разума.

5

Она поставила свою подпись «Пруденс Вейганд» в вахтенном журнале и передала вахту Флэттери. Это была ее пятнадцатая вахта.

Флэттери растянулся на койке, готовясь провести так следующие четыре часа. Блики на стеклянных поверхностях индикаторов гипнотизировали его. Он потряс головой, отгоняя сон, и услышал шелест ткани. Это Пруденс вставала с койки. Она немного постояла, потянулась, сделала с дюжину наклонов.

«Как легко они смирились с тем, что я, возможно, палач», – подумал Флэттери. Он заметил настороженность Пруденс. Вообще эти вахты по четыре часа через четыре можно выносить только в том случае, когда не возникает серьезных проблем, и всё равно они страшно расшатывают нервную систему. Сейчас Пруденс нужно поесть и как следует отдохнуть, однако вид у неё достаточно бодрый.

Она бросила взгляд на Флэттери, увидела, что тот готов принять вахту и проверяет вахтенный журнал. Вроде бы всё шло нормально Прошло уже чуть больше суток, за время которых приходилось делать лишь незначительные подстройки аппаратуры. Все шло гладко. Слишком гладко.

«Опасность всегда держит в напряжении, – подумала она. – А спокойствие притупляет внимание».

– Думаю, тебе надо поесть и попытаться отдохнуть, – заметил Флэттери.

– Я не голодна.

– Тогда хотя бы отдохни.

– Попозже. Схожу-ка я, пожалуй, посмотрю, как там дела у Бикеля с Тимом, – она взглянула на висящий над головой экран Сейчас он показывал мастерскую. И все четыре часа ее вахты она с интересом наблюдала за происходящим там.

Бикель и Тимберлейк были с головой погружены в работу. Пруденс, благодаря низкой гравитации, одним прыжком преодолела не сколько метров, отделяющих ее от входного люка мастерской, вошла и остановилась, пытаясь понять, что они успели сделать.

Тимберлейка нигде не было видно. А там, где раньше на большом пульте помещался сканер, теперь высилось какое-то уродливое сооружение – нагромождение торчащих во все стороны пластиковых блоков – энговские умножительные цепи, каждая из которых была заключена в пластиковую изоляцию. Блоки связывала между собой целая паутина псевдонейронного волокна.

Бикель услышал, как она вошла. Не отрываясь от работы, 01 произнес:

– Возьми-ка вон там, на столе, микростяжку. Мне нужны 21.006 сантиметра нейроволокна К-4 с несимметричными концевыми тельцами и мультисинапсами. Подсоедини так, как указано на схеме «С-20» Прибор лежит на самом верху кучи хлама справа на столе.

Бикель взял очередной энговский блок и принялся прилаживать его на место. Потом поднес к только что установленному блоку портативную мнкростяжку, установил ее и принялся сращивать соединения.

«Есть, сэр!» – насмешливо ответила она про себя.

– Мы почти готовы прогнать первичную программу, – сообщил Бикель, когда закончил работу, и начал сращивать полученным от нее нейроволокном заново установленный энговский умножитель с пультом управления.

Пруденс отступила назад и принялась разглядывать высящееся на пульте сооружение. Хоть она и видела конструкцию впервые, та вдруг приобрела для нее совершенно новое значение.

– Пожалуй, можно попробовать и кое-что посложнее, чем первичная программа, – заметила она.

– Верно, куколка.

Бикель поднялся, отложил микростяжку и вытер руки о скафандр.

– Это не только даст нам возможность проанализировать причины неполадок, но и позволит регулировать энергообмен нашего «Быка».

– Но ведь ты подключен к компьютеру, – укоризненно заметила она, указывая на соединения на пульте.

– Каждая линия имеет встроенный диод, – пояснил он. – Импульсы из компьютера попадают в нашу испытательную систему, но все, что поступает в компьютер, должно быть закодировано одним из нас и введено вот сюда.

Он указал на устройства ввода данных на правой стороне пульта.

Прю повернулась и взглянула на монитор. Флэттери спокойно наблюдал за пультом управления. Ей вдруг вспомнились его недавние слова:

«Мы можем судить о вещах лишь настолько объективно, насколько это позволяют нам наши ощущения. Таким образом, мы пребываем в дебрях иллюзий, в мире, где само понятие самосознания граничит с иллюзией».

И Пруденс подумала:

«Чтобы обладать сознанием по-настоящему, человек должен преодолеть иллюзию. Бикель с самого начала понимал это, а я – нет».

Она спросила себя, каким образом это повлияет на ее подход к решению их проблем. Понимание химических процессов человеческого организма могло приблизить к пониманию сущности разума, чем никто никогда как следует и не пытался заниматься. Конечно, нейрорегуляционные сдвиги в биохимических процессах, вызванные специфическими медикаментами и галлюциногенами, и раньше интересовали экспериментаторов, но им никогда раньше не доводилось решать проблему чисто механически.

Предварительно следовало тщательно изучить процесс. Пруденс сознавала это, но морская свинка была только одна – она сама. А опыты с производными серотонина и адреналина считались крайне опасными. Она даже подозревала, что, вполне возможно, не сможет побороть желание умереть.

«Интересно, – вдруг пришло ей в голову. – А, может, я и теперь обманываю себя? Может, это просто еще одна иллюзия? Или предлог не принимать больше антисекс и стать желанной для Бикеля?»

– Ну вот и всё, – объявил Бикель. – Давай попробуем. Прю, последи за аппаратурой.

Он указал на левую сторону пульта, где поблескивали индикаторы и шкалы многочисленных приборов.

– Сейчас я проверю все цепи по очереди импульсным генератором. Буду посылать сигнал с интервалом в одну пятую секунды, – он протянул руку и щелкнул переключателем на правой стороне испытательного стенда, а затем начал загружать первичную программу.

– Начали, – вздохнул он.

– Начали, – отозвалась она, увидев, как приборы отреагировали на первый импульс.

– Мне нужны средние значения пороговой проводимости синапсов, средние значения пороговой проводимости концевых телец и скорость прохождения импульсов в каждой из цепей, – сказал Бикель и одновременно нажал три выключателя. – Пошла загрузка.

Он ждал, чувствуя, как постепенно нарастает напряжение.

– Приборы регистрируют начало обмена входными импульсами, – сообщила она.

– Первая цепь, – отозвался он, подавая импульс генератора.

– В пятом уровне затор, – сказала она. – Сигналы не проходят.

– Попробую применить кольцевые циклы, – пробормотал Бикель и нажал кнопку.

– Ничего, – объявила она. – В пятом уровне сигналы по-прежнему не проходят.

Бикель отступил на шаг от пульта и уставился на приборы.

– Ерунда какая-то! Ведь в сущности это обыкновенный преобразователь. И выходы должны совпадать!

Пруденс еще раз взглянула на приборы.

– А приборы все равно показывают полный ноль, – фыркнула она.

– Как по-твоему, в чем же дело? – спросил Бикель.

– Понятия не имею.

– Мы каким-то образом создали единую ортогональную систему для каждой цепи и всей системы в целом, – начал рассуждать вслух Бикель. – А этого в принципе быть не может. Получается, в каждой из отдельных цепей у нас по нескольку систем.

– То есть что-то неизвестное поглощает энергию, – предположила Пруденс, чувствуя, как ее охватывает возбуждение. – Разве не это мы называем…

– Это не разум, – возразил Бикель. – Чем бы ни являлась эта неизвестная система, она не может быть разумной. Пока еще не может. Устройство слишком простое, оно не может располагать достаточным количеством данных…

– В таком случае это просто какое-то неправильное соединение, – сказала Пруденс.

Бикель расстроено опустил голову, тяжело вздохнул и ответил:

– Да. Должно быть, так оно и есть.

– Где у тебя зафиксирована последовательность сборки и результаты тестов? – спросила Пруденс.

– Здесь, в памяти компьютера, – ответил Бикель и указал пальцем куда-то влево. – Там записана вся информация… включая и это.

Он кивнул на диагностический пульт.

– Тебе нужно перекусить и немного отдохнуть, – заметила она. – А я пока начну отслеживать цени.

– Мы получили отказ в ходе прямого теста, – проворчал Бикель. – Причем это не была реакция открытой цепи. А тест по взаимодействию цепей даст на выходе ноль, не указывая на точку потери. Это настоящая чертова губка.

– Скорее всего, здесь элементарная ошибка, – продолжала она.

В отверстии люка межпалубного помещения, где проходили корабельные коммуникации, внезапно показалась голова Тимберлейка.

– Нашел, – радостно сообщил он. – Только не спешите, подождите минутку.

Он снова исчез. Тем временем Пруденс внимательно изучала распечатки. Наконец она с трепетом убедилась, что ошибки там нет.

– Эй! – послышался голос Тимберлейка. Межпалубное пространство отозвалось глухим эхом.

Бикель обернулся на голос и увидел, что из люка торчат только ноги Тимберлейка.

– Нашел, – радостно заявил Тимберлейк. – Это пятидесятилинейный пучок, одно подключение. Вытащить его?

– Куда он ведет? – спросил Бикель.

– Судя по маркировочным цветам, он ведет непосредственно к дополнительным базам данных, – ответил Тимберлейк. – И все базы данных подключены таким же образом! Какого же черта это не отражено на схемах?

Бикель опустился перед люком на четвереньки и спросил:

– А в этих связях есть какие-нибудь буферы или межсетевые интерфейсы?

В межпалубном пространстве мелькнул свет ручного фонарика.

– Точно! – воскликнул Тимберлейк. – А как ты догадался?

– Иначе и быть не могло, – обрадовался Бикель. – Слушай, это предохранительный блок компьютера. Лучше не трогай его.

Бикель отодвинулся от люка, чувствуя себя полностью опустошенным.

«Ублюдки! – подумал он. – Ведь они знали, что мы обнаружим все это сразу же, как только заглянем во внутренности компьютера. Они просто связали нас по рукам и по ногам».

– Вылезай, Тим, – приказал Бикель. – И смотри, ничего не трогай.

Он поднялся и вытащил заглушки, которыми до этого изолировал блок памяти.

«Изолировал, – подумал он. – Ха!»

Все, что он сделал, так это лишь изменил потенциал в одной точке и убедился, что не получит ожидаемой реакции.

Тимберлейк наконец выбрался из люка и поднялся на ноги.

– Ты хоть что-нибудь понимаешь? – спросил он.

– Лучше бы не понимал, – ответил Бикель. – Насколько можно судить, этот компьютер обладает чем-то вроде случайного доступа к адресам. Он получил огромное количество информации, но где именно она хранится, знает теперь лишь сам компьютер. Именно поэтому нам и приходится проводить столько тестирований специальных функций, вторичных тестирований и так далее, до бесконечности. И адреса их нам известны.

– ОИРы, скорее всего, знали, где находится информация, – печально проговорила Пруденс.

– И они мертвы, – заметил Бикель.