Текст книги "Загадка Ватикана"

Автор книги: Фредерик Тристан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА XXI,

в которой «Интеллидженс сервис» интересуется «Жизнеописанием», что не мешает Сильвестру бороться с косностью

На следующий день прилетел из Лондона Сирил Бетхем, большой специалист по Восточной Европе. Сальва встретил его в аэропорту. Их связывала старая дружба, завязавшаяся в эпоху дела Стьювезанта. С тех пор им часто доводилось работать вместе, и всегда они доверяли друг другу – редчайший случай в кругах, где опасаются даже собственной тени.

Не из-за частого ли общения с миром международного шпионажа профессор привык рассматривать события и людей то ироничным, то недоумевающим взглядом? Сколько раз благодаря работе мысли он избегал тайных ловушек, постоянно возникающих на этом пути? К тому же плодотворная дружба с британцем была для Сальва важной точкой опоры в его рискованных исследованиях.

Появившийся в холле Сирил Бетхем, одетый в черный блейзер с серебряными пуговицами и серые брюки, производил впечатление человека, только что окончившего Кембридж; кстати, на левом лацкане его пиджака гордо красовался знак принадлежности к этому учебному заведению. Спортивного вида, несмотря на свои шестьдесят лет, он сохранил несколько развинченную походку молодого человека. Лишь легкое прихрамывание позволяло предположить у него наличие небольшого ревматизма.

В такси Сальва в нескольких словах поделился с ним своими опасениями: последняя часть «Жизнеописания», похоже, подверглась ловкой шифровке.

– Американцы уже занимаются этим? – поинтересовался Бетхем.

– Да еще как! Майор Трудмен и лейтенант Элиас Блюменталь… Я застал их в своем гостиничном номере.

– Это их стиль. Но раз уж они тут, здесь пахнет жареным, как они говорят. Вы поступили разумно, нацелив их на покушение на папу. Мы же займемся текстом.

Они приехали прямо в Ватикан. Весь багаж Бетхема состоял из небольшого чемоданчика. Поселиться он решил в гостинице курии. Нунций Караколли принял их в своем кабинете со слащавостью, плохо скрывавшей неодобрение. Эта авантюра казалась ему слишком преувеличенной. Сейчас он сильно сомневался, что Иоанн Павел II станет объектом покушения. И еще более невероятным ему казалось, что за текстом «Жизнеописания» таились совсем другие слова, наполненные абсолютно другим смыслом, нежели в первом чтении.

Но зато после последнего сеанса прелата откровенно шокировал памфлетический оборот повествования. Неужели позволительно было предположить, что церковь отступилась от начальной простоты под влиянием нечистых сил и поэтому предпочла любви власть? Идея эта ужасала. Караколли никак не мог согласиться с ней. Если уж Ватикан и точно познал роскошь и полезность, то в целом духовенство жило бедно и, случалось, подвергалось опасности.

– Монсеньор, – начал Бетхем, – почту для себя за честь присутствовать на сеансах перевода. Более того, хотелось бы попросить у вас позволения навести кое-какие справки о манускрипте и подвергнуть его предусмотренным для таких случаев тестам.

– Если так надо… – выдохнул нунций. – Мы будем следовать вашим директивам, но я почему-то уверен, что мы зря потеряем время.

– Монсеньор, армия тьмы борется против демократии, гарантируемых ею свобод, а также против религиозного духа, не забывайте этого. Нам надлежит расстроить их замыслы, дабы внести разброд в ее стратегию.

Караколли воздел руки к небу, потом молитвенно сложил их.

– Увы, – воскликнул он, – силы зла бродят по миру! Они приспосабливаются к каждой эпохе – это нам прекрасно известно. И только молитвой мы можем положить конец их зловещим усилиям.

– Без всякого сомнения, – сказал Сальва, – но не сказано ли: «Помоги себе, и Небо тебе поможет»? Мой превосходный друг Бетхем – отменный специалист. Он уже одержал несколько выдающихся побед против наших самых боеспособных противников. Вы можете без опаски доверить ему изучение манускрипта.

– Хорошо, хорошо, – усталым тоном произнес нунций. – Профессор Сальва, я вам верю, но скажите вашему другу, что Ватикан и в особенности верховный понтифик ни в коем случае не должны пострадать от этого дела. Скажите также, что наше исключительное положение и суверенитет никому не позволяют вмешивать сюда зарубежные власти без нашего согласия.

– Мне все понятно, – откликнулся Бетхем, которого очень позабавили эти устно высказанные предосторожности.

Итак, они, как всегда, пошли в зал Пия V, тогда как магистр Караколли ушел за манускриптом, хранившемся в сейфе отца Грюнвальда. Отец Мореше был на месте, когда прибыли Сальва и Бетхем. Состоялось знакомство. Агент «Интеллидженс сервис» и иезуит уже были заочно знакомы благодаря их общему другу, так что им обоим доставили удовольствие эта встреча и возможность получше узнать друг друга. Адриен Сальва завязывал по всему миру дружеские узы с самыми разными людьми, обладающими какой-либо особенностью. По правде говоря, жить для него значило чувствовать взгляд друга.

Когда вернулся нунций, сопровождаемый швейцарцем, с несколько смешной торжественностью несшим документ, Сирил Бетхем объяснил, что собирался делать.

– Если текст, который мы будем изучать, содержит в себе шифровку, как думает Адриен, то очень важно знать, на каком языке ее следует читать. Принимая в виду обстоятельства, он может быть польским, русским или же английским. И хотя я склоняюсь к двум первым, не исключена вероятность использования третьего.

– Верно, – коротко отозвался Сальва.

– Вы пришли к выводу, что шифровка могла быть оставлена копиистом или кем-то, кто попросил фальсификатора ее транскрибировать. Отныне мы должны искать в тексте деталь, которая, не вписываясь в ансамбль, позволит нам проникнуть в систему. Вообще-то, не было примера, чтобы в копии, сделанной от руки, не содержалось какой-либо ошибки или пропуска. В тексте, зашифрованном с помощью компьютера, который не ошибается, подобная погрешность может оказаться решающей.

– Превосходно, – вновь бросил Сальва.

– Таким образом, монсеньер, когда вы будете переводить, у меня большая просьба: обращайте внимание на любую мелочь, которая покажется вам необычной, даже нелепой.

– Знаете ли, – заметил прелат, – в таком тексте все кажется невероятным. Я лично не вижу, что бы особенно могло привлечь мое внимание.

– Я имею в виду деталь в тексте, а не собственно содержание повествования, – уточнил британец.

– Ну что ж, попробую, – вздохнул Караколли.

И он начал переводить, но, судя по всему, занятие это совсем ему не нравилось.

Адриен подумал: «Размышлять лучше всего в уединении».

«Попрощавшись с новокрещеными, которых набралось тысячи три, Сильвестр, Теофил и попугай Гермоген покинули Афины и вышли на дорогу, ведущую в Фессалию. Старик Мелинос, получивший имя Юстин, был назначен старейшиной новой общины.

А добрая Сабинелла наконец-то обрела покой на Небе. Неделями дрожала она за своего сына, боясь, что он погибнет в многочисленных ловушках, подстраиваемых ему Лукавым, но особенно она опасалась за его душу. Она приходила поплакаться к Деве Марии, но мать Спасителя успокоила ее, напомнив, что Иисус избрал ее сына светочем Фессалии, а с избранником не может случиться ничего непоправимого.

И в самом деле, Сильвестр без труда добрался до города Фарсал. Этот богатый город принадлежал римской колонии, выращивавшей в окрестностях виноград и зерновые. Жили там и иудеи, поселившиеся в этих краях более ста лет тому назад; занимались они в основном торговлей через крупный порт Фессалоники в Македонии. Именно к ним и пришел в первую очередь Сильвестр.

Синагога возвышалась в квартале золотых дел мастеров. По ее обветшалому виду можно было судить, сколько приверженцев Торы отказались от отправления своего культа. Представ перед раввином, Сильвестр сказал ему:

– Неужели Писание настолько бессмысленно, что вы довели святой дом до такого состояния?

Раввин был набожным, очень старым человеком. Все тело его тряслось, но глаза сохранили остроту, освещенную верой. Он ответил:

– Мне понятно ваше возмущение. Только знайте, что наши разбогатевшие братья, которые могли бы оказать помощь в обновлении здания, отвернулись от религии. Лишь несколько детей из бедных семей еще посещают это святое место.

– Ладно, – сказал Сильвестр. – К счастью, я разбираюсь в плотницком деле. Отберите мне десяток молодых рукастых людей, и я за шесть месяцев восстановлю вашу синагогу.

– Вы из наших? – удивленно спросил раввин.

– Я такой, какой есть, – ответил Сильвестр. – Разве вам не достаточно знать, что за работу я прошу только еду и жилье для меня и моего товарища?

Раввин остался доволен, хотя это и удивило его. Он отобрал нескольких парней из бедных семей, потом поселил Сильвестра и Теофила в собственном доме, где уже жили три его сына с женами и восемью детьми, подруги жен и куча ребятишек. Весь этот мирок ютился в ужасной тесноте, однако люди пытались поддерживать порядок и чистоту. Есть все садились вместе вокруг длинного стола, на котором постоянно стоял зажженный семирожковый светильник. Ночью заворачивались в одеяла и спали бок о бок в комнате, днем служившей кухней и столовой.

Итак, началась перестройка синагоги Фарсала. Теофил рубил деревья и привозил их на стройку. Распиленные на доски, они служили строительными подмостками. Сильвестр же позаботился о том, чтобы использовать для собственно строительства лишь давно срубленные и отделанные бревна. Дерево это он брал в храме Афродиты, находившемся в двух шагах.

= Вы совсем не думаете! – возмущался раввин. – Язычники возненавидят нас за то, что мы осмелились ломать их святилище.

– Не беспокойтесь. Я хорошо знаком с этой богиней. Она сумеет утихомирить своих почитателей.

И он продолжал выламывать бревна из храма Венеры. Ну и конечно же, его дерзость не прошла незамеченной. Вскоре жители города собрались у разбираемого строения и принялись громко возмущаться.

– Горе нам! – всполошились иудеи. – Этот плотник навлечет на нас гнев властей. Нас прогонят из города. Вот что значит повиноваться приказам старого раввина.

Но и сам раввин был в отчаянии. Тогда Сильвестр обратился с речью к возмущенной толпе:

– Люди Фарсала, храм этот посвящен красоте. Но что такое красота тела без красоты души? Статуя обожаемой вами богини очень красива, никто не может этого отрицать. Но что находится внутри ее? Камень, и больше ничего. Стало быть, перед вами красота, лишенная души. Истинная красота совсем в другом, и именно там ее надо почитать.

– Возможно, – ответил представитель власти, – но наша традиция сильнее, чем твои слова. Храм Афродиты существует здесь уже столько поколений, что никто и не упомнит день, когда он был построен. Она покровительствует нам. По какому праву рушишь ты ее жилище ради того, чтобы восстановить место культа, чуждого нам?

– Это место, которое кажется вам чуждым, станет основой здания более просторного и высокого, чем все здания мира, сложенные вместе. Истинная красота души и ума будет изливаться отсюда, как из источника света. Люди Фарсала, признайтесь, что ваше благоговение перед красотой – всего лишь поклонение бездушному камню. Я призываю вас отвернуться от неживой вещи и повернуться к живому существу – к самой жизни! К Нему, сказавшему: «Я – Путь, Я – Истина и Жизнь».

– Знаем мы Бога иудеев, – возразил представитель власти Фарсала. – Он полон ненависти и злобы.

– Этот завистливый и страшный Бог дал жизнь Сыну. Зовут его Христос, и он Бог любви, – провозгласил Сильвестр.

Тут толпа разразилась бранью, негодовали не только язычники, но и иудеи. Сильвестру пришлось бы плохо, не случись в этот момент одно событие. Молния, упавшая с неба, ударила в храм Венеры и мгновенно разрушила его. При виде этого люди сперва оцепенели, потом, когда увидели, что балки и обрешетки великолепного строения в беспорядке оказались разбросанными по земле, а высокая статуя богини превратилась в кучу камней, их охватил ужас.

Старый раввин приблизился к Сильвестру и спросил:

– В Писании сказано, что однажды Мессия вернется. Народы будут трястись перед Его ликом. Этот день уже настал?

Таким образом синагога была восстановлена за счет развалин храма Венеры. Увидев конечный этап завершения работ и их размах, богатые иудеи пришли к Сильвестру и сказали:

– Мы не знаем, кто вы, но должны признать, что строитель вы классный и плотник отменный. Мы бы, конечно, предпочли, чтобы все это было сделано из камня, как и до того, в таком виде красота синагоги затмевает память о прошлом, о первоначальном сооружении наших предков.

– Вполне естественно, – ответил Сильвестр. – Возрастание – высший порядок строительства. Ваша каменная синагога была безжизненной. Она лишь отражала букву Закона и мало-помалу обезличивалась, мертвела. Новая же синагога наполнена жизнью, которую придало ей живое дерево. Она сумеет растолковать смысл Закона.

– Вероятно, потому мы и не приходили больше сюда на молитву, – сказал один торговец. – Впрочем, уже третье или четвертое поколение иудеев не говорит на древнееврейском. Будучи детьми, мы читали Тору на греческом.

– Принесите мне, пожалуйста, этот текст.

И Сильвестр начал комментировать Ветхий Завет, доказывая, как долго ждал он Благой Вести. Сам старый раввин был удивлен умением, с которым плотнику удавалось распутывать нити неясных слов пророков. Древний текст, приобретя вторую молодость, предсказывал пришествие Мессии, которым должен был быть не кто иной, как Христос.

Вслед за иудеями в новую веру обратились язычники, а вслед за Фарсалом – и вся Фессалия. Храмы древних богов были разрушены, и их заменили деревянные церкви, обряды в которых отличались простотой и скромностью. Все называли себя братьями и сестрами. Возникла безмятежная гармония.

Десятью годами позже, когда Сильвестр отмечал дату воскрешения Христа в присутствии многочисленных фессалийских делегаций, появилась группа людей, прибывших из Афин. Во главе ее стоял некий Герион, называвший себя епископом пелопоннесским.

– Это ты, что ли, Сильвестр, которого некогда звали Басофоном? – несколько недоброжелательно спросил он.

– Он самый, – ответил сын Сабинеллы.

– Ты самолично объявил себя главой христиан Фессалии. Но ты никогда не был помазан. Как смеешь ты претендовать на сан епископа, ты, не имеющий никакой преемственности со святыми апостолами?

От неожиданности Сильвестр на мгновение онемел. И в самом деле – ни один епископ не наделил его властью возлагать руки и отпускать грехи, что шло по прямой линии от Иисуса, потом от Петра, от Иоанна и других апостолов. Но зато он на Небе получил предназначение быть светочем Фессалии, что уже само по себе являлось высшим таинством в епископальном миропомазании. Но как это доказать? Он спросил:

– А ты? От кого получил ты помазание на епископство в Пелопоннесе?

– От Старциуса, получившего его от Варнавы, который, в свою очередь, получил его от Павла, по прозванию Павел из Тарса.

– Не знаю я этих людей, – проворчал Сильвестр. – Я – ученик Иосифа, отца нашего Спасителя, и это он вручил мне этот посох. Так что я пастырь моего стада.

Герион повернулся к своим спутникам. Было их человек тридцать, и у всех на туниках были изображены либо якорь, либо рыба.

– Братья, этот Сильвестр – самозванец. Кто такой Иосиф, о котором он болтает? Его палка – всего лишь плотницкая линейка, и ничего больше.

– Допустим, – произнес Сильвестр, начавший уже горячиться, – но что знаете вы об Иосифе, о его смерти и о его воскрешении?

– Ведомо нам, – ответил Герион, – что Иисус – плод Духа, а никак не человека. Он не умер, ибо, спрашиваю тебя, как Дух, высоко стоящий в небесной иерархии, мог обрести смертную плоть? Распята была его видимость, а не он сам.

Сильвестр почувствовал, как у него закружилась голова. Он оставил в Афинах старика Мелиноса, крещенного именем Юстин… И вот что стало через десять лет с созданной им общиной! Он вскричал:

– Несчастные друзья, в какой же раскол вы впали! Иисус из Назарета, воплощенное Слово, умер и воскрес. Без этого наша вера бессмысленна.

– Павел из Тарса проповедовал то же самое, – сказал Герион. – Но благодаря Старциусу мы пересмотрели это учение. Не доказал ли он, что Бог не может снизойти до материи, которая развращена и проклята? Утверждать, что сын Бога облекся в плоть, обреченную на смерть и гниение, – есть богохульство. Тебе тоже следует пересмотреть свою веру и перестать вводить в заблуждение этот многострадальный край, которым займусь я с товарищами, дабы привести его к истинной вере в ангела Христа, посланного Богом, чтобы озарить мир светом своей славы.

– Ого! – изумился Сильвестр. – Видно, давненько я не пускал в ход мой посох. Спал я, что ли? Пора просыпаться: ты, утверждающий, что получил помазание, веришь ли ты в Отца, Сына и Святого Духа?

– Это устаревшая идея. Есть только один Бог, и нет у него ни брата, ни сына. А что до того Духа, о котором ты говоришь, то он – Душа Вселенной и был выдохнут Богом при сотворении. Не писано ли, что он парил над водами?

– Послушай, – грозно сказал Сильвестр, – я чувствую, как посох напрягся в моих руках. Я его еще удерживаю; не будь этого, он вырвался бы и отколотил тебя.

Сопровождавшие Гериона покатились со смеху. Но среди них находился Алсидиос, внук старика Мелиноса, некогда воскресший. И вот он выступил вперед и сказал:

– Уважаемый учитель, вы спасли меня от смерти. За это я вам очень благодарен. Только знайте, что после вашего ухода из Афин наши ученые много размышляли над этим таинственным случаем. Они собрали церковный собор и постановили, что не всему можно верить. Христос не мог воплотиться во чреве женщины, так же как и птица не может родиться от быка или осла. Все это различные вещи.

– Бедняжка! – воскликнул Сильвестр. – И для того я возвратил тебя к жизни, чтобы ты распространял разные нелепости?

– Нелепость – это ты сам! – закричал Герион, чтобы заглушить голос своего оппонента. – Ты единственный думаешь по-своему, тогда как многие ученые приняли догму, согласно которой любой верующий должен верить, не опасаясь за свое здоровье.

И в этот момент, рассекая собравшуюся толпу, подошла другая группа людей; на их туниках были вышита греческая буква «тау» посреди лаврового венка. Возглавлял эту группу величественный старик, потрясавший пастушьим посохом.

– О чем это вы разговариваете? – громко вопросил он. – Ваш визг слышен на другой стороне площади. Все это похоже на бабьи умствования.

– Кто ты? – спросил Сильвестр.

– Матиас, епископ Македонии. Мои братья и я пришли сюда, чтобы восстановить истину о Христе, назареянине. Послушав вас, я понял, что вы блуждаете во мраке.

– Фи, – презрительно фыркнул задетый за живое Герион. – Тебя не было среди ученых, собравшихся на наш собор.

– Не было и тебя среди мудрецов, собравшихся в Фессалониках, дабы определить природу Мессии. Так что лучше уж помолчи!

– И какова ее природа? – спросил Сильвестр.

– Иисус из Назарета – пророк вроде Иезекииля. И следовательно, он человек. Но тем не менее, когда иудеи послали его на смерть, он был подхвачен огненной колесницей, как Илия. Вернется он в последний день.

– Зачем ему колесница? – выкрикнул Герион. – Ангел приходит и уходит, когда захочет. Так знай, что существует девяносто девять ангельских степеней и Христос стоит наверху этой иерархической лестницы. На Небе его зовут также Метатроном.

Сильвестр ловко вскочил на бочку и начал говорить:

– Братья, выслушайте меня! Епископ пелопоннесский верит в духа, тогда как епископ из Македонии верит в человека. Выходит так, что оба они правы, ибо Иисус из Назарета – и тот, и другой. Он Бог и он человек. Две натуры совмещены в нем. Так что вместо того, чтобы драться, пополните вашу веру обоими фактами.

Но епископы не поняли его. Они, напротив, разъярились еще больше, утверждая, что их соборы досконально изучили этот вопрос. И хотя мнения их разнились, они ополчились на Сильвестра, говоря, что в любом случае тот не получил помазания от апостолов, и, значит, слова его и действия не имеют никакой силы.

Тогда, впервые за многие годы, в дело вмешался посох Иосифа. Стоило посмотреть, как он, вырвавшись из рук сына Сабинеллы, подобно карающей молнии ринулся на еретиков. Мгновенно оба епископа были опрокинуты на землю и сильно избиты. Их же сторонники, напуганные этим чудом, поспешили сбежать, потеряв свои башмаки и забыв свои иллюзии.

Верующие Фессалии, немало смущенные словами епископов, приблизились к Сильвестру и сказали:

– Отец, все виденное нами убеждает нас в справедливости ваших мыслей. Мы верим, что Иисус есть одновременно Бог и человек, как наш император.

– Не заблуждайтесь! – крикнул Сильвестр. – Император – всего лишь «божество». Христос же есть «сам Бог», воплощенное Слово, второе лицо в Троице.

– Все это не очень понятно, – сказали люди, – но возможно, произойдет нечто такое, что дойдет до ума простых смертных… Впрочем, мир так странно устроен, что не исключено, что Троица существует.

На этом и закончился праздник Воскрешения».