Текст книги "Знаменитые судебные процессы"

Автор книги: Фредерик Поттешер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Если бы я говорил, что никого никогда не убивал, то мне было бы понятно ваше упорство, но ведь я признаю, что казнил несколько человек, а здесь или там – какая разница?

И в порыве вдохновения Петио добавляет:

– А главное, разве остались какие-нибудь следы борьбы на стенах? Нет… Вот видите…

Но и это еще не все. По словам Петио, треугольная комната никак не могла использоваться в качестве газовой камеры. Боже, какая ложь, какая клевета!

Создастся впечатление, что сам председатель Лезе, который, по-видимому, окончательно утратил контроль над ходом судебного разбирательства, совершенно сбит с толку.

Затем все переходят во внутренний дворик. Из толпы на улице по-прежнему раздаются выкрики: «Смерть ему! Смерть!»

– Прошу соблюдать тишину во время заседания суда, – спокойно говорит Петио.

Прибывшие подходят к гаражу и останавливаются у ямы, заполненной известью. Известью, предназначенной для окончательного уничтожения останков, с которыми не мог справиться огонь. Но что происходит? Петио вдруг пошатнулся.

– Помогите, у меня кружится голова! Неужели он сейчас признается во всем?

Петио теряет сознание. Адвокат Флорио бросается к нему:

– Он ничего не ел с самого начала процесса. Наконец подсудимый приходит в себя и произносит вполголоса:

– За границей после всех этих истории нас сочтут за идиотов!

Все, выездная сессия закончена. По правде сказать, она не дала ничего нового. Тайна многочисленных убийств остается нераскрытой. Петио ухмыльнется. Истина таится в глубине его живых, черных глаз, она скрыта под этой дьявольской маской.

Когда в 17 часов заседание возобновляется в строгой торжественной обстановке, характерной для суда присяжных, то у всех возникает ощущение, что выезд судей на место преступления оказался напрасной тратой времени. Но па этом неурядицы еще не кончились. Показания полицейских во главе с небезызвестным комиссаром Массю явились новым подтверждением непоследовательности и упущений в проводимом расследовании. Исчезла немецкая почтовая сумка, в которой находились разрозненные останки трупа. Где она? Неизвестно. Кроме того, выясняется, что обнаруженные чемоданы не были предъявлены семьям пострадавших. Почему? Это был период оккупации! Конечно, оккупация объясняет многое, но не извиняет всего… А Петио пользуется этой неразберихой. Он неожиданно встает и обращается к инспектору Баттю:

– Не скажете ли вы мне, сколько из арестованных вами подлинных патриотов было впоследствии расстреляно немцами?

Молчание. Полицейским явно не по себе. Важные сведения сообщает только инспектор Казанова: «Трупы, обнаруженные в лесу Марли, опознаны – это сотрудники гестапо с улицы Помп. Петио никак не мог быть причастен к этим казням».

Заседание суда, которое началось сегодня в мрачной атмосфере особняка на улице Сюер и воспринималось как трагедия, заканчивается, похоже, фарсом. Свидетельские показания дает капитан жандармерии Мурро. Когда Петио жил в Вильнёв-сюр-Йонн, этот жандарм был его заклятым врагом. Усердный и ограниченный служака капитан Мурро заявляет:

– Петио – наглый авантюрист, Я был вынужден семь раз штрафовать его за неправильное использование электроэнергии и за неисправность сигнальных устройств.

Присутствующие посмеиваются под подобной несуразностью. Надо признать, что в этот вечер рассмотрение дела, по существу, не сдвинулось с места, а подсудимый выиграл несколько очков у обвинения.

Маленькая женщина в черном ни жива, ни мертва, Может быть, виной тому устремленный на нее взгляд доктора Петио? Или обстановка суда присяжных? Во всяком случае, она с трудом поднимает руку для того, чтобы принести присягу. Имя этой женщины – Ушинов. Ее муж, богатый меховщик, еврей по национальности, был другом и соседом подсудимого. Очевидно, он и был первой жертвой доктора Петио, его первым кандидатом на путешествие в неизвестное, в небытие.

Встает адвокат семьи Ушинов господин Аршевек:

– Петио, объясните нам, почему вы три дня держали господина Ушниова в заточении на улице Сюер?

Петио уже менее оживлен, меньше балагурит, чем в другие дни. Может быть, сегодня, 25 марта 1946 года, и он ощущает усталость от этого нескончаемого процесса, продолжающегося уже вторую неделю?

Петио отвечает:

– На улице Комартен, где я веду прием, все всегда подслушивают. Моя жена, прислуга, клиенты… Поэтому нет ничего удивительного в том, что я выбрал укромное место для передачи фальшивых документов.

– Браво, я восхищаюсь вашей сообразительностью!

– Вы знаете, мой дорогой метр, сообразительность также оценивается в сравнении.

Ну вот, доктор Петио снова в форме. Он большой мастер по части обмена короткими, хлесткими репликами.

Дрожащая, перепуганная госпожа Ушинов начинает давать показания.

– Это было в 1942 году. Доктор Петио намекнул моему мужу, что существует надежный способ переправки евреев за границу, в Аргентину…

Одетая в черное женщина тихо продолжает свой рассказ. Муж ее долго не раздумывал; он чувствовал себя в опасности: нацисты могли в любой день арестовать его и отправить в концлагерь. Поэтому во что бы то ни стало надо было бежать. Петио сказал, что это будет стоить двадцать пять тысяч франков.

Двадцать пять тысяч франков – колоссальная сумма. Но также и шанс спасти жизнь. Меховщик собирает драгоценности, дорогие вещи. Он готов к отъезду; его жена присоединится к нему позднее. Речи быть не может о том, чтобы оставить ее здесь одну. «Прекрасно, – говорит Петио, Это решение настоящего мужчины!» И вот в субботу 2 февраля 1942 года господин Ушинов отправляется в особняк на улице Сюер.

Госпожа Ушинов:

– Доктор Петио обещал позаботиться обо всем, и особенно о прививках.

– О прививках? – вмешивается Аршевек, – Почему надо было делать прививки, если вся эта операция была нелегальной?

Петио:

– Что за глупости. Вы же прекрасно знаете, что нет никаких санитарных норм на въезд в Аргентину. Не делал я никаких прививок…

Но само упоминание о прививках и уколах производит впечатление на присяжных и па публику. Неужели Петио убеждал свои жертвы в необходимости делать прививки? А может быть, шприц был наполнен смертельным ядом?

Почувствовав опасность, вступает метр Флорио. Oн обращается к госпоже Ушинов:

– А почему вы не последовали за своим мужем? – Я была нездорова. А позднее, получая письма от мужа, я заметила, что почерк у него стал какой-то неуверенный, и у меня зародились подозрения.

Стоит немного задержаться на этих письмах: они были составлены в телеграфном стиле, приходили без конверта и было непонятно, откуда они отправлены. Доставлял их госпоже Ушинов сам Петио. Но уже после получения первого письма ее начали одолевать сомнения. Действительно ли ее муж добрался до Аргентины? И этот почерк, так мало похожий на eгo собственный…

Петио снова протестует;

– Это был очень больной человек. Вот почему почерк был неразборчивый. А тут еще беспокойства, дорога… Короче, все, что здесь наговорили, вздор. И потом, разве на улице Сюер нашли одежду Ушинова?

– Нет, – отвечает председатель суда, – но там был обнаружен его чемодан.

– Да мы просто поменялись. Я дал ему рюкзак, а он оставил у меня чемодан.

Госпожа Ушинов уходит. Ушла женщина, которой самой наверняка грозила гибель и которая вот уже четыре года носит траур по мужу. Входит чета Кадорель. Им также удалось уцелеть. Они выступают в качестве свидетелей. Кадорель, художник-оформитель, хотел любой ценой выехать из Франции. Его свели с посредницей доктора Евгения, то есть Петио, Та запрашивает за переправку в Аргентину девяносто тысяч франков. Кадорель встречается с Петио.

– И у меня, и у моей жены возникло ощущение опасности. Чувствовалось, что его обещания не имели под собой никакой почвы. Петио сказал, что он оформит на нас подложные дипломатические паспорта. Временно мы должны были скрываться в подвале его дома, и там же он хотел сделать нам необходимые прививки.

Подвал, прививки… наконец-то становится попятным, каким образом функционировала ужасная система уничтожения доктора Петио.

Но как же случилось, что эти двое ускользнули из рук чудовища? Ведь они почти совсем попались! Их спасла мелочь. Они заметили, что у этого странного доктора грязные руки. Медик с грязными руками! Этот пустяк заставил их опомниться. И потом деньги: девяносто тысяч франков. Где достать такую огромную сумму? Правда, Петио великодушно согласился снизить цену. Он просил теперь только двадцать пять тысяч франков.

– Но, – говорит Кадорель, – все равно это было очень дорого. Впрочем, это не имело большого значения.

– Как не имело значения! – восклицает Петио. – Ведь это спасло вам жизнь!

Присутствующие потрясены. Наконец-то циник Петио признается. Ведь эти вырвавшиеся у него слова, безусловно, признание.

Петио спохватывается. Он пытается оправдаться. Зал бурлит. Наконец Кадорель может продолжать, и то, что он говорит, заканчивая свои свидетельские показания, производит ошеломляющее впечатление;

– Вы должны были сделать нам уколы, которые помогли бы нам скрыться от всех. Это ваши собственные слова. Согласитесь, в этом было что-то подозрительное.

И хотя потом господину Флорио удалось свести па пет показания других свидетелей, хотя он очень ловко сумел поставить в затруднительное положение самого прокурора, который, кстати сказать, даже не попытался проверить, добрался ли Ушинов до Аргентины, тем не менее впервые для всех наконец приоткрылась страшная истина.

Однако метр Флорио не складывает оружия. Он не упускает ни единой возможности склонить аудиторию на свою сторону.

– Господин прокурор, среди перечисленных вами свидетелей тридцать человек до сих пор не найдены. Однако никто не считает их жертвами Петио. Да, конечно, тот факт, что на улице Сюер обнаружены трупы, облегчает работу полиции. Теперь каждый нераскрытый случай исчезновения людей сразу же вменяется в вину моему подзащитному. Но где доказательства? И может быть, расследование надо направить по иному руслу, которое не обязательно ведет к Петио.

Удачный ход. Именно такой и должна быть зашита: сеять сомнения, всегда все оспаривать, сглаживать неприятное впечатление, вызванное упоминаниями об уколах, о подвале, о деньгах, драгоценностях, мехах…

Но на следующем судебном заседании вновь возникает картина диких зверств. Человек, вызванный в качестве свидетеля, – знаменитость в своей области, известный судебно-медицинский эксперт доктор Поль. Этот добродушный на вид толстяк приводит подробности ужасного открытия на улице Сюер.

– Минимум десять жертв. Пять мужчин и пять женщин. Никаких следов пулевых ранений, черепные коробки не повреждены, никаких признаков, позволяющих предположить смерть от воздействия удушливых газов или ядов; странгуляционные шрамы и ножевые ранения не обнаружены.

Доктор Поль продолжает описание, от которого всем становится не но себе:

– Обнаружены три типа останков: почти целые трупы, груда кальцинированных или раздробленных костей и, наконец, два целых трупа, один мужской, другой женский, но оба без половых органов!

Чудовищная подробность! Публику передергивает от омерзения… Доктор невозмутимо продолжает:

– Я всегда избегаю строить какие-либо гипотезы, по сейчас могу сказать, что это оскопление сделано человеком, имеющим навыки работы со скальпелем и прекрасно знающим анатомию.

Петио, к которому обращены все взгляды, сидит с отсутствующим видом. Такие подробности его не интересуют. Прокурор Дюпен обращается к доктору Полю:

– Это мне напоминает историю с трупами, выловленными в Сене в 1942 году.

– Действительно, – подтверждает судебно-медицинский эксперт. – Тринадцать трупов, расчлененных на небольшие куски, причем вполне профессионально. Ведь я вам тогда сказал, что это работа медика.

Неужели и это дело рук Петио, неужели нет числа его жертвам?.. Но тут вмешивается господин Флорио:

– Я должен заметить, дорогой доктор Поль, что мой подзащитный не занимался препарированием со времени учебы в медицинском институте.

– Неужели?! – язвительно замечает доктор Поль. – Тогда очень жаль, поскольку Петио препарирует замечательно.

– Вы не имеете права! Вы должны были сказать: «Преступник препарирует замечательно», а не говорить «Петио»!

С неизменной улыбкой доктор Поль выдерживает паузу и молча покидает место для дачи свидетельских показаний. Его сменяет профессор Пьедельевр, которому было поручено установить дату смерти тех, чьи трупы обнаружены на улице Сюер.

Он говорит, что сделать этого нельзя: воздействие огня и негашеной извести исключает возможность проведения такой экспертизы. Чрезвычайно важное обстоятельство, поскольку теперь Петио может по-прежнему настаивать на том, что трупы появились на улице Сюер уже после того, как его забрало гестапо, то есть в то время, пока он находился в тюрьме. Другой специалист, доктор Гриффон, заведующий лабораторией токсикологии в префектуре полиции, заявляет, что отсутствие следов яда еще не свидетельствует о том, что яд не использовался. И добавляет:

– Маленькая треугольная комната на улице Сюер достаточно герметизирована для того, чтобы удерживать смертоносный газ.

В заключение доктор Гриффон напоминает об огромных запасах морфия, обнаруженных в доме Петио на улице Комартен.

– Я его применял при родах с целью обезболивания, – защищается подсудимый, – И кстати, на улице Сюер морфия не было.

Все верно, и доктор Гриффон вынужден признать это.

Судебное заседание близится к концу. Остается только выслушать трех экспертов в области психиатрии, которые обследовали Петио. Все три специалиста – доктор Жениль-Перрен, доктор Гурриу и доктор Хейер – пришли к единому заключению:

– Петио наделен недюжинными интеллектуальными способностями, но он извращенный, аморальный человек с дурными наклонностями, симулянт. Следовательно, ответственность с него не снимается. Он полностью ответственен за свои деяния.

Доктор Гурриу добавляет:

– Я ознакомился с оценками, полученными студентом Петио, в то время когда он изучал медицину в Париже. По специальности «отлично»; препарирование «удовлетворительно».

В зале смех. После многочисленных кошмарных подробностей публика вдруг испытывает потребность расслабиться. У Петио оценка «удовлетворительно» по препарированию! Славный доктор Поль, должно быть, переоценил его способности…

А Флорио переходит в наступление:

– Доктор Гурриу, но ведь другие члены семьи моего подзащитного, его сестра например, вполне нормальны…

– Да, – соглашается психиатр. – Сестра Петио вполне нормальна.

– Беда лишь в том. – замечает улыбаясь адвокат, – что у Петио нет никакой сестры!

Ловкий ход! Одной фразой Флорио перечеркивает неприятное впечатление от выступления экспертов по психиатрии. Но, к его досаде, судебное заседание не заканчивается а этом благоприятном для доктора Петио ключе. Графологи, которые исследовали письма, написанные жертвами Петио. в частности письма меховщика Ушинова, пришли к совершенно определенному выводу: письма написаны под диктовку и в состоянии крайнего возбуждения.

Петио, изощренный убийца, продумывавший все мелочи, прежде чем покончить со своими жертвами, заставлял их писать письма, которые затем отсылал семьям в доказательство того, что «путешествие» закончилось благополучно. На этой мрачной ноте судебные прения заканчиваются.

На следующий день предполагается заслушать тех, кто, возможно, были сообщниками доктора убийцы.

Двадцать седьмого марта 1946 года, па девятый день процесса, перед судом предстают люди особого мира – мерзкого, грязного мира коллаборационизма, спекуляций, махинаций, черного рынка. В период оккупации эти люди преуспевали при попустительстве гестапо с его осведомителями, проходимцами и с его жертвами – евреями и участниками Сопротивления.

В этой среде Марсель Петио, или же доктор Евгений, чувствовал себя как рыба в воде. В то трагическое время он понял, как можно сколотить состояние. Это несложно. Вот посмотрите на Рауля Ферье, который приближается к судьям для дачи показаний. Ему шестьдесят один год, он работает постижером на улице Матюрен. Это один из «загонщиков» Петио. Обыкновенный, ничем не примечательный человек. Но у него был обширный круг знакомых, и почти все свое время он проводил в многочисленных кафе, выискивая кандидатов па нелегальное путешествие: «Есть шанс перебраться в Южную Америку, причем все гарантировано, полная надежность…» И его слушали, этого Ферье, короля комбинаций… Он плохо держится на ногах и вздрагивает, когда председатель спрашивает его:

– Сколько вы получали за каждого якобы препровождаемого за границу?

– Да ничего я не получал, совершенно ничего, господин председатель. Я и не собирался наживаться на этих несчастных.

– А вы никогда не пытались узнать, добрались ли до места назначения люди, которым вы оказывали свои услуги?

– А почему я должен был не доверять доктору Евгению? Кроме того, он показывал мне письма, приходившие из Буэнос-Айреса. У меня не было никаких оснований для подозрений.

Не очень-то он любопытен, этот постижер с улицы Матюрен! На самом деле, что бы Ферье там ни говорил, с каждого клиента он получал кругленькую сумму. Он не задавался вопросом о том, что происходило с «путешественниками» потом. То, что для многих путешествие заканчивалось на улице Сюер, 21, совершенно не касалось Ферье. Его сообщник и друг Пинтар, гример, работающий в кино, бывший певец кабаре, тоже не отличался любопытством. Но факт таков, что эти двое преспокойно отправили на смерть девятнадцать человек… Их безразличие дорого обходилось людям.

Следующим выступает свидетель, появления которого уже давно ждали, брат доктора Петио – Морис. Печальный, тщедушный, бесцветный человечек, но… Петио. Ничего не скажешь, он очень похож на того, другого. Разница только в том, что взгляд у него не такой пронзительный, как у Марселя Петио, Морис не доктор медицины. Он электрик, и совершенно очевидно, что ему мучительно неловко находиться в центре внимания всех этих людей, собравшихся в зале суда.

– Говорите громче, – просит председатель.

– Не могу, – отвечает Морис Петио слабым, прерывающимся голосом.

Морис болен, тяжело болен. Все притихли, чтобы лучше слышать этого человека, отчаянно защищающего своего брата. Никогда, никогда в жизни он не поверит в виновность Марселя. Убийства? Да, он совершал их, но делал это из патриотических побуждений. И оп, Морис, считает, что трупы, обнаруженные на улице Сюер, не что иное, как трупы солдат вермахта.

Мориса Петио засыпают вопросами. Свидетель старается изо всех сил. Суд обращает внимание на мельчайшие подробности; он не может разобраться в хитросплетениях этого сложного дела. Доктор Петио поднимается со своего места:

– Чем больше вы распутываете, тем больше вы запутываетесь.

– Да, это так, – рассеянно отвечает председатель суда Лезе: он явно думает о чем-то другом.

Снова смех, оживление в зале. Судебное заседание приостанавливается. И па этот раз последнее слово оказалось за Петио.

На следующем заседании суда у присутствующих в зале мужчин перехватывает дыхание: шляпка из выдры, рыжие волосы, громадные очки – да это просто Грета Гарбо идет по залу суда к месту дачи свидетельских показаний! Как в Голливуде! Но нет, все не так: имя этой дамы Эриан Каган. Пятьдесят лет, а как держится! Ее внешность сыграла немаловажную роль в предприятиях Петио. Все с нетерпением ждут ее показаний. Еврейка по происхождению, Эриан Кагэп встретилась с доктором Петио в салоне-парикмахерской постижера Ферье. Очень скоро она узнала, что Петио, или доктор Евгений, стоит во главе организации, занимающейся переправкой людей за границу.

– Для меня Петио был богом! Спасителем обездоленных еврейских беженцев…

Она преклонялась перед ним, полностью доверяла ему… Она и сама бы воспользовалась услугами доброго доктора, да предпочитала сначала направлять к нему своих друзей, конечно богатых друзей. И все они отправились в это путешествие, откуда не было возврата. Итак, Эриан Каган, прекрасная Эриан, не была ли она также «загонщицей»? Послушаем ее:

– Теперь я понимаю, какой отличной приманкой я была. Петио говорил, что не может обойтись без меня… Впрочем, я припоминаю, что он с особым пристрастием расспрашивал меня о материальном положении моих друзей. И о моем тоже. Но меня, господин председатель, не так-то просто провести, я сразу почувствовала, что ему нужны наши деньги.

Однако это не помешало Эриан Каган по-прежнему направлять клиентов к Петио, И чего стоят сегодня слезы, которые появляются у нее на глазах, когда она вспоминает, например, чету Бастон, очаровательных людей, попавших в эту ловушку. Когда Эриан рассказала им о докторе Петио, кто-то из них воскликнул: «До чего замечательны эти французы!

Они приходят на помощь иностранцам, евреям, даже совершенно не зная их». Метр Флорио, сидящий на отведенном для защиты месте, улыбается. Не он один из сидящих в зале полагает, что мадам Каган «переигрывает». Впрочем, она и сама это замечает и тут же пытается оправдаться:

– Я сама еврейка. Мне тоже казалось, что меня преследуют, как дикого зверя… Про меня говорят, что я авантюристка, наводчица и даже агент гестапо. Это низость! Нельзя так унижать бедную женщину!

Эриан Каган вынимает из сумочки какую-то бумагу… Это документ, свидетельствующий о ее причастности к движению Сопротивления. И с пафосом добавляет:

– Вот, господин председатель, бумаги, из которых ясно, кто я на самом деле.

Председатель суда Лезе никак не реагирует, но в дело вмешивается прокурор Дюпен:

– Все правильно, справки, наведенные о госпоже Каган, подтверждают ее участие в движении Сопротивления.

И тогда поднимается Флорио:

– Это уже что-то повое! В вашем досье, господин прокурор, говорится, что свидетельница – отъявленная интриганка и что надо с осторожностью относиться к ее измышлениям.

– Мы разберемся с этим позднее, метр! Но нет, Флорио не намерен оставлять вопрос открытым.

– Сколько получала свидетельница за переправку людей за границу?

– Я ничего не получала, – отвечает Эриан Каган. Метр Флорио иронически улыбается и снова идет в атаку;

– Не состояла ли госпожа Каган в связи с немецким офицером?

Свидетельница протестует:

– Он был австриец.

– Гитлер тоже был австрийцем!

Замечание Флорио попадает в самую точку; в зале шум, волнение. Адвокат продолжает:

– Госпожа Каган проживала в доме, хозяйка которого принимала у себя немцев. Довольно странное место для того, чтобы скрываться от нацистов… Кроме того, ее видели однажды в штабе гестапо.

– Возможно, – соглашается Каган.

Но Флорио не отступает. Напротив, теперь он обвиняет. Прокурор Дюпен протестует и пытается защищать свидетельницу. Между Флорио и Дюпеном разгорается перепалка. Спор становится настолько ожесточенным, что председатель суда вынужден прервать заседание… После перерыва Флорио возобновляет наступление. Возникает вопрос о досье, содержащем материалы о сотрудничестве Эриан Каган с немцами.

– Где это досье? – спрашивает Дюпена адвокат Петио.

– Не знаю.

– Зато я знаю. И я даже скажу вам его номер…

И тут Петио, который до сих пор сидел с совершенно отсутствующим видом, неожиданно восклицает:

– Меня оскорбили!

Все переглядываются. Что он имеет в виду? Петио просят объясниться. И он говорит то, что должен был сказать двадцать четыре часа тому назад, когда свидетель Кадорель заметил, что его неприятно поразили грязные руки доктора Петио. У медика руки не должны быть грязными, это верно… Петио удручен тем, что не отреагировал на это замечание своевременно, и хочет сегодня предоставить необходимые объяснения,

– Я, должно быть, испачкал руки, копаясь с велосипедом, – говорит он.

Следует долгий и нудный монолог. В зале раздаются смешки. Петио еще больше выходит из себя:

– Но даже если предположить, что у меня тогда были грязные руки, то про меня по крайней мере нельзя сказать, что я замарал их, присягая Петену.

– Я запрещаю вам наглые выходки, – негодует председатель.

– Наглые выходки? По отношению к кому? К Петену?

Председатель Лезе молчит. Он знает, что многие его коллеги в свое время приносили присягу Петену, Он отпускает свидетельницу. Инцидент исчерпан. Но от показаний этой женщины остается неприятный осадок. Еще раз процесс Петио проливает свет па малопривлекательные стороны жизни общества. Можно только удивляться тому, как прокурор Дюпен мог опираться на показания таких свидетелей.

Полной противоположностью Эриан Каган явилась следующая свидетельница: достойная, трогательная госпожа Дрейфус, вдова одной из жертв Петио. Она рассказала печальную историю своего мужа Ивана Дрейфуса, молодого и богатого эльзасского промышленника, который поставлял радиопередатчики участникам движения Сопротивления. Он был арестован немцами и посажен в компьенскую тюрьму, где поневоле оказался втянутым в махинации ловких проходимцев и немецкого полицейского комиссара Йодкума, занимавшегося делами евреев. Как же все это происходило? По их словам, до сведения гестапо дошло, что таинственный доктор Евгений хвастается, будто нелегально переправляет евреев за границу. Надо устроить ему ловушку. Дрейфус будет приманкой. Гангстеры и бывший комиссар полиции связываются с семьей Дрейфус: Иван может быть освобожден за соответствующий выкуп. Семья платит. Но этого мало. Нужны еще деньги, еще и еще. В общем было выплачено три миллиона четыреста тысяч франков золотом. Но кроме того, требовалось, чтобы Дрейфус подписал два письма, заявляя о своем согласии доставлять немцам некоторые сведения. Дрейфус соглашается и на это. Он хочет одного; вырваться и скрыться, разумеется не сдерживая никаких обещаний. Дрейфуса освобождают, но он и не подозревает, чему обязан своей свободой. Некий Гелен, занимавшийся различными сделками, сразу же вызывается помочь Дрейфусу.

Госпожа Дрейфус:

– Гелен свел нас с парикмахером Ферье, проживавшим по улице Матюрен. Там мы должны были встретиться с доктором Евгением – главой организации, занимавшейся нелегальной переправкой людей в Латинскую Америку… Мой муж вручил ему сто семьдесят пять тысяч франков.

Потом дело затягивается. Дрейфус ожидает отъезда. Наконец в один прекрасный день он упаковывает чемоданы.

– Мы уложили туда вес, что было у нас самого ценного, – говорит госпожа Дрейфус. – бриллианты, драгоценности, большую сумму денег…

Иван Дрейфус уезжает. Жена больше никогда его не увидит.

Что же происходило в тот день, 19 мая 1943 года? По всей вероятности, сопровождаемый Геленом Дрейфус сначала был препровожден к Ферье. Но последний не доверял Гелену, подозревая его в принадлежности к гестапо. Ферье и Дрейфусу удается ускользнуть из-под надзора Гелена, после чего Дрейфус встречается с доктором Евгением на площади Согласия. Отсюда они направляются на улицу Сюер. Вырвавшись из лап гестапо, Дрейфус идет теперь на встречу со смертью.

– Это ложь! – кричит Петио. – Я не убивал его. Меня же арестовали на следующий день. А он остался на улице Сюер и был тогда цел и невредим. Его убили мои товарищи. И они правильно сделали. Дрейфус был предателем!

– Замолчите, Петио!

Председатель суда Лезе никогда еще не был так суров. Госпожа Дрейфус в полном изнеможении покидает зал. Вскоре после этого зачитывается адресованная в адрес суда телеграмма от Пьера Мендес-Франса:

«Я ошеломлен известием, что Петио осмелился порочить память Ивана Дрейфуса. Клеветнические заявления Петио представляются невероятными для тех, кто знал личные качества, мужество и патриотизм Дрейфуса».

Кроме того, один из свидетелей подтверждает, что Иван Дрейфус принадлежал к числу самых стойких участников движения Сопротивления в Компьене. Встает господин Анри, один из адвокатов со стороны гражданских истцов:

– Петио, почему гестапо освободило вас? Это вопрос чрезвычайной важности, и я требую, чтобы вы ответили па него!

Петио в бешенстве кричит:

– Для того чтобы распространились слухи о том, па что теперь намекаете вы! Вы подлец! Снимите ваш вопрос, негодяй!

Господин Анри не отступается, напротив, он настаивает на том, чтобы Петио ответил ему. Все адвокаты со стороны гражданских истцов вскакивают и начинают нападать на подсудимого. Поднимается такой шум, что председатель суда прерывает заседание и приказывает освободить зал.

30 марта 1946 года в суде присяжных царит тишина. В центре зала судебный исполнитель срывает печати с чемодана. Он поднимает крышку и достает рубашку и шляпу. Это две вполне обычные детали одежды. Так почему же теперь на них обращено все внимание судебного заседания.

– Петио, знакомы ли вам эти рубашка и шляпа?

– Мне еще рано говорить. Председатель:

– Отвечайте, я вам приказываю!

– Я буду говорить только после того, как будут заслушаны остальные свидетели.

– Ловкий ход, – замечает один из адвокатов со стороны гражданских истцов. – Так у вас будет время обдумать ответы.

Петио:

– Повторяю то, что сказал: говорить я буду, по только через полчаса минута в минуту.

И насмешливо добавляет:

– Не волнуйтесь. Я же никуда отсюда не денусь. И снова, как при всякой его удачной реплике, в зале раздается смех. А пока в ожидании момента, когда подсудимый соблаговолит говорить, объясним, откуда появились здесь рубашка, шляпа и – увы! – куда исчез доктор Браунбергер; это можно сделать на основании того, что уже стало известно суду, а также на основании свидетельских показаний его Вдовы.

Однажды майским вечером 1942 года Браунбергеры познакомились с Петио у некоего Раймона Валле, двоюродного брата Петио. Разговор зашел о том, что происходит в стране, об антисемитизме, о преследовании евреев. Петио дал понять, что он знает, каким образом можно выбраться из Франции.

Через месяц, 20 июня в 8 часов 30 минут, в доме Поля Браунбергера – а он, конечно же, богатый человек – раздается телефонный звонок. Доктора просят приехать к больному на улицу Дюрель. Его встретят у метро на площади Звезды. Говорящий не называет ни своего имени, ни адреса, но по всему чувствуется, что он знаком с доктором Браунбергером. Прошло три часа, Браунбергер все еще не возвращается, но Раймон Балле, двоюродный брат Петио, приносит его жене полученное им по пневматической почте письмо: доктор Браунбергер пишет – жена узнает его почерк, – что ему с трудом удалось избежать ареста. Он просит Балле предупредить жену. Пусть она никому ничего не говорит и подготовит чемоданы, упаковав туда все самое ценное.

Два дня спустя по домашнему адресу Браунбергеров приходит письмо. Даты на нем нет. В письме содержится приблизительно та же просьба, что и в письме, полученном по пневматической почте. 23 июня новое письмо: доктор Браунбергер просит жену подготовить все к его отъезду и, главное, хранить все в тайне… Последнее письмо получено 1 июля: «Моя дорогая, следуй советам этого человека, он расскажет тебе, как меня найти…»