Текст книги "Дети Нового леса"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава VII

Увеличив количество силков, Хамфри стал регулярно снабжать Элис кроличьим и заячьим мясом, и это позволило ей готовить к обеду новые блюда. Затем он соорудил ловушку для птиц и поймал для девочек двух щеглов, которых они поселили в заранее сделанных Хамфри клетках. А потом он начал утрами и вечерами пропадать в лесу. Первый раз за день он удалялся туда еще на рассвете и возвращался к завтраку. А вечером уходил, когда на черном по-зимнему небе появлялась луна, и приходил обратно настолько поздно, что остальные обитатели домика давно уже спали. Зная, как Хамфри не любит делится своими замыслами заранее, никто на сей раз ни о чем его не расспрашивал, пока однажды он не ворвался поутру с улицы в крайнем волнении.

– Эдвард, похоже, я там поймал кое-что куда больше кролика! – прямо с порога выкрикнул он. – Якоб, твой ревматизм позволит тебе сейчас взять ружье и пойти вместе с Эдвардом в лес? Без вас двоих мне не справиться.

– Похоже, позволит, – отозвался старик. – Мне сейчас стало немного полегче. И на сухом морозце побыть невредно. Хуже всего в сырую погоду. Посмотрим, что ты там поймал.

– Только идти придется две мили, – счел своим долгом предупредить младший мальчик.

– Да уж как-нибудь справлюсь. Указывай путь, – уже проверял ружье Якоб.

К месту, куда он их вел, тянулась утоптанная тропа, и по тому, как плотно на ней утрамбован был снег, легко было догадаться, что Хамфри множество раз проделывал этот путь. В рощице из высоких деревьев пряталась защищенная от ветров полянка, в центре которой зияла огромная яма, футов[4]4
  Фут – английская мера длины. Равна 0,3 м.


[Закрыть] шесть в ширину, восемь в длину и девять в глубину.

– Это моя большая ловушка, – пояснил Хамфри. – И поглядите, какая птичка в нее залетела.

Якоб и Эдвард подошли к краю ямы. На дне ее лежал молодой бык. Смокер залился лаем.

– Как вам кажется, мы могли бы его оттуда вытащить? Я полагаю, что он не должен был пострадать, – повернулся к своим спутникам Хамфри.

– Ошибаешься, – покачал головой старый егерь. – Был бы телок, дело другое. А этот, пока падал, весь поломался. Придется его застрелить, чтобы зря не мучился.

– Жалко, – вздохнул младший мальчик. – Мне-то он был как раз нужен живым.

– Ничего не поделаешь, – отозвался Якоб. – Эдвард, давай, что уж там.

Тот, одним метким выстрелом уложив животное наповал, с удивлением посмотрел на брата:

– Как тебе удалось его заманить сюда?

– Вычитал способ все в той же книге о путешественниках, – начал объяснять он. – Я знал, что стадо зимой сюда часто приходит. Ну, по методу этих, из книжки, и вырыл яму. Завалил ее ветками. А потом разбросал солому. Часть вокруг ямы, а часть – на самую середину. Коровы же от такого никогда не отказываются. Вот так все и вышло.

– Одно для тебя утешение: ты добыл нам прекрасную молодую говядину, и она с лихвой окупит покупку ружья, – сказал Якоб. – Правда, поднять его трудно. Хорошо еще бык молодой. Будь он немного постарше, мы тушу даже втроем бы оттуда не вытянули.

– В следующий раз сделаю лебедку, – тут же нашел техническое решение Хамфри. – Это облегчит нам задачу и сэкономит силы.

Пока Якоб с Эдвардом занимались разделкой туши, он сбегал домой за повозкой и Билли, который повез всю компанию вместе с солидным грузом домой.

– Я вот еще что хочу тебе посоветовать, Хамфри, – вспомнилось по пути Якобу. – Если намерен в дальнейшем свою ловушку использовать, сегодня же возвращайся туда и убери все следы. Скотина смертоубийство чует лучше бладхаунда. Сколько раз наблюдал, как олени бежали с тех мест, где мне пришлось свежевать добычу.

– Хорошо, что предупредил, – с благодарностью произнес младший мальчик. – Самому мне такое в голову не пришло бы. Я еще вот что придумал, – осенило внезапно его. – Подложу-ка я и на дно ямы побольше соломы. Тогда корова или бык, которые в следующий раз туда упадут, останутся невредимыми. Вот нам и пополнение к стаду.

– Долго же тебе, Хамфри, пришлось такую огромную яму копать, – с уважением посмотрел на него Якоб.

– И чем глубже, тем приходилось труднее, – произнес он. – Ведь надо было еще и землю вытаскивать, чтобы она вокруг не валялась. Месяц с лишним здесь провозился. Под конец вообще больше вверх-вниз по лестнице с ведром лазал, чем копал.

– Вот это терпение и настойчивость, – одобрительно проговорил Якоб. – Мне далеко до такого.

– А мне еще дальше, – подхватил Эдвард. – Даже если я очень буду стараться. Эдак, пожалуй, всего добьешься.

И Хамфри действительно скоро достиг своей цели. В его ловушку попались совсем молодые бычок и телочка, которых он с помощью самой что ни на есть примитивной лебедки смог вытянуть на поверхность совершенно целыми и невредимыми. А так как процесс приручения им уже был освоен, домашнее стадо значительно увеличилось.

Гораздо хуже обстояли дела с Якобом. Он сдал уже до такой степени, что вовсе не мог выбираться в Лимингтон. Излишки оленины, которые у них теперь образовывались, Хамфри коптил и сохранял про запас. А вот последняя связь с внешним миром была для наших героев потеряна, и больше других от этого мучился Эдвард. Старик же по-прежнему пока даже мысли не допускал, чтобы кто-то из мальчиков появился хоть ненадолго в городе.

Давно уже минул срок, в который приятель Якоба обещал отдать ему двух щенков, но он по-прежнему не мог найти силы туда отправиться и все дожидался, когда ему станет полегче. Увы, улучшение не наступало. Наконец он с большой неохотой позволил поездку к приятелю Эдварду, в подробностях объяснив ему, как добраться до места и строго-настрого наказав называться исключительно Эдвардом Армитиджем, его внуком.

Эдвард дал обещание исполнить все в точности, как он сказал, и следующим же утром, захватив с собой немного денег, если они вдруг потребуются для каких-нибудь непредвиденных обстоятельств, оседлал белого Билли. Хамфри выбежал из дому проводить брата.

– С удовольствием поехал бы вместе с тобой.

– А я с удовольствием взял бы тебя, – заверил Эдвард. – Думаешь, мне непонятно? У меня самого сейчас ощущение, как у раба, которому на минутку дали почувствовать волю. Якоб, конечно, к нам очень добр, и мы так многим ему обязаны… Но безвылазно проводить день за днем в дремучем лесу, ни с кем не встречаться и не разговаривать… Нет, Эдвард Беверли создан совсем для другого! Отец наш был воином. Славным воином. И если бы мне уже было достаточно лет, велел долг бы мне сбежать и найти сторонников короля. Мне нужно быть вместе с ними. Охотиться на оленей, конечно, неплохо, но у меня куда более важные цели.

– Да, Эдвард, ты прав, – согласился Хамфри. – Только не забывай: старик уже очень слаб. Подумай, что станет с нашими сестрами, если мы с тобой их оставим.

– Сам знаю, не можем мы их оставить, – с досадой произнес старший брат. – Вот если бы они жили у наших родственников и я был бы уверен, что им не грозит опасность…

– Ну, разумеется, тогда у нас были бы руки развязаны, – подхватил Хамфри. – Но они здесь, а лет нам с тобой еще слишком мало, чтобы идти на войну. Что там особенно сделаешь в наши с тобой пятнадцать и тринадцать…

– Это еще как сказать, – перебил его Эдвард. – Мы с тобой оба высокие, сильные. И жизнь в лесу нас многому научила. Уверен: если ударю левеллера по голове, то, окажись он хоть ростом с быка, рухнет как миленький. И еще я прекрасно знаю, что люди моего возраста в войнах участвуют. Папа ведь мне обещал, как только пятнадцать исполнится, взять с собой на войну. И если бы не погиб, то так бы и было. Он всегда держал слово.

– Меня удивляет другое. С чего это Якоб боится нас даже изредка в Лимингтон отпускать? – спросил Хамфри.

– Вот и я не пойму, – отозвался Эдвард. – По-моему, это напрасные страхи. Что тут такого, если мы там появимся?

– Именно, – был с ним согласен Хамфри. – Мы же не воевать туда явимся. Сомневаюсь, что нас убили бы только за то, что отец наш на стороне короля воевал. Конечно, казнили-то они многих, но ведь не просто так. Одни воевать против них пытались. Другие заговоры готовили. Мне Якоб об этом рассказывал. Но мы бы вели себя тихо. Правда, Якоб считает… – Он на мгновение осекся. – Понимаешь, я только с ним говорил об этом, а у тебя никогда не спрашивал. Вот что ты, например, стал бы делать, если бы появился в Лимингтоне?

– Естественно, сразу назвался бы, кто я такой, и потребовал возвратить мне Арнвуд – собственность моего отца, которая принадлежит мне по праву наследования, – четко обозначил свою позицию старший брат.

– Ну, теперь ясно, – вмиг убедился в правоте Якоба младший. – Он мне сказал, что ты именно так и поступишь, и это – верная гибель, потому что вся твоя собственность ими уж конфискована или, как сами они говорят, секвестрирована в пользу Парламента как раз на том основании, что отец наш сражался на стороне короля. Ты больше в Арнвуде не хозяин, Эдвард, тебе никто не вернет его. А если заявишь свои права, попадешь в тюрьму, а то и гораздо хуже с тобой обойдутся.

– Это все тебе Якоб сказал? – внимательно посмотрел на младшего брата Эдвард.

– Да. Он боится с тобой рассуждать на такие темы. Потому что считает, ты сразу в ярость впадешь, а она советчик плохой и толкнет тебя обязательно на какое-нибудь безрассудство, из-за которого ты окажешься в лапах у парламентских. И еще он сказал, что очень ослаб и просит у Бога еще хоть два года жизни, чтобы тебя удержать здесь до лучших времен. Он говорит, если ты не удержишься, Эдвард, обязательно быть беде. На Арнвуд ведь многие из них зарятся, и им выгодно, что ты сгорел. Появись ты там вдруг, они обязательно арестуют тебя как самозванца. И станут доказывать, что настоящий Эдвард Беверли погиб при пожаре. И свидетелей у них много, конечно, найдется. И ты тогда вынужден будешь признаться, что все это время жил вместе с нами в лесу. Арнвуд тебе не вернут, а вот нам настанет конец. Меня тоже, наверное, арестуют. Элис и Эдит в какую-нибудь семью пуритан отдадут, где над ними начнут издеваться по-всякому, чтобы унизить детей полковника Беверли.

– Но почему Якоб мне это все не сказал? – возмутился Эдвард.

– Боялся, что ты все равно не стерпишь такую несправедливость, – ответил Хамфри. – Он говорит, что без нас ему самому и жить уже больше было бы незачем, но ты-то, как только его не станет, сразу уйдешь из леса.

– Даже и думать себе о таком не позволю, пока от меня зависит защита сестер, – пылко заверил Эдвард.

– Ну, значит, Якоб напрасно боится, – с большим облегчением проговорил младший брат. – Зато во всем остальном он, по-моему, прав. В такие тревожные времена самая лучшая тактика – выждать. Но это то, что касается Арнвуда. Если же мы с тобой просто выйдем на люди в нашей теперешней одежде да еще под фамилией Армитидж, нас, уверен, никто не узнает. Мы загорели и выросли, лица наши обветрились. Настоящие внуки егеря.

– Вот это правильно, Хамфри. Якоб зря осторожничает. Я совсем не такой оголтелый. Ему просто нужно было не только тебе, но и мне спокойно все объяснить. Естественно, я по-прежнему ненавижу всех этих негодяев, но у меня есть достаточно воли, чтобы сдерживать до поры свои чувства. Если надо, пока кем угодно стану прикидываться. Тем более что теперь-то мне ясно: пока наш король в изгнании, а его люди либо скрываются, либо уехали за границу, сделать я ничего не смогу. Значит, будем жить тихо под чужой фамилией. Ради сестер я готов оставаться в этом лесу, но с одним исключением: мне надо хоть изредка из него выходить.

– Да и мне не мешает, – мечтательно подхватил младший брат. – Только, Эдвард, давай и с этим не торопиться. Ну а теперь счастливого тебе путешествия. И, если сможешь, добудь для меня, пожалуйста, дроби у этого лесника. Мне она очень нужна.

– Если у него есть, обязательно, – пообещал Эдвард. – До встречи, брат.

Хамфри провожал его взглядом, пока они с Билли не скрылись из виду, а затем вернулся к работе на скотном дворе.

У этих двух мальчиков было множество общего, и все же во многом они разнились. Эдвард, натура порывистая и отчаянно смелая, в первую очередь шел за чувствами. И хотя мог под влиянием доводов разума на время смириться и действовать по велению обстоятельств, однако не оставлял никогда своих планов, лишь откладывая задуманное до первого подходящего случая. К этому располагали его и характер, и воспитание. Он был наследником всех богатств и традиций семьи, и его куда больше, чем младшего брата, унижали и нищета, и жалкое положение, в которых они оказались. Враги отняли у них блестящее будущее. Эдвард с подобным смириться не мог. Он по природе был воином, да и отец укреплял у него с малых лет воинственный дух. И гордый Эдвард поклялся себе вернуть пусть даже ценою собственной жизни все то, что семья его потеряла. Иного пути для себя он не видел.

Хамфри по своему характеру был более склонен к практической деятельности. Лидерство не особо прельщало его. Такие, как он, словно созданы, чтобы стать замечательными советниками. Храбрости у него, впрочем, тоже хватало с лихвой, однако она была того свойства, когда первыми в бой не рвутся, зато с неизменной решимостью отражают чужую атаку. Как и другие младшие сыновья из подобных семейств, Хамфри готовил себя не к рыцарским подвигам, а к занятиям, которые могли бы его обеспечить. И поэтому мир, пусть даже худой, считал предпочтительней славной войны. Кроме того, он сполна наделен был качествами, совершенно отсутствовавшими у его старшего брата. По складу ума он мог стать инженером или специалистом в сельском хозяйстве и, как вы уже убедились, мои дорогие читатели, даже сейчас, в эти юные годы, постоянно что-то выдумывал, улучшал и, насколько ему позволяло весьма скромное образование, интересовался науками. Однако, случись в жизни так, что пришлось бы ему принять участие в битве, его храбрость и самоотверженность не уступили бы старшему брату. А уж добротой и душевной щедростью оба были наделены сполна и поровну. Именно потому они даже в спорах не говорили друг другу дурного слова. И когда возникали у них разногласия, каждый готов был скорее отступить, чем одержать верх. Словом, редко когда в этом мире рождаются братья, которые так бы друг друга любили и уважали.

Глава VIII

Эдвард пустил Билли рысью, и они всего за два часа добрались до противоположного конца Нового леса, где, следуя четким ориентирам, которые дал ему Якоб, мальчик к полудню остановился возле ворот его давнего приятеля. Там он привязал за поводья к жерди забора коня, а сам прошел в отлично ухоженный небольшой сад, правда, выглядевший в эту пору весьма бледно, ибо глаз там могли сейчас радовать только едва проклюнувшиеся из земли подснежники да фуксии. Дорожка вывела его к двери дома. Он постучал в нее. Ему отворила красивая и прекрасно одетая девушка лет четырнадцати.

– Девушка, дома ли мистер Патридж? – задал ей вопрос Эдвард.

– Нет, юноша, – усмехнулась она. – Его нет. Он в лесу.

– А когда вернется? – был очень разочарован таким поворотом мальчик.

– Ну, это насколько ему подвернется удача. Думаю, к вечеру, – еще меньше обрадовала его она.

– Видите ли, я приехал издалека, чтобы встретиться с ним, и мне было бы крайне досадно вернуться обратно ни с чем. Может быть, вы позовете его жену или кого-то еще, с кем я мог бы поговорить по своему делу?

– У него нет жены, – ответила девушка. – Но вы можете все сказать мне, и я ему передам.

– Ну, мистер Патридж обещал моему дедушке Якобу Армитиджу щенков. Только он, к сожалению, очень плохо себя чувствует. Поэтому вместо него за ними приехал я.

– Я только могу вам ответить, что на псарне есть много разных собак. Молодых и старых, больших и маленьких. Но больше про это мне ничего не известно, – развела руками его собеседница.

– Боюсь, в таком случае мне придется его дождаться, – Эдвард решительно не хотел уезжать с пустыми руками.

– Тогда, если вы подождете минутку, я спрошу разрешения у отца.

Оставив Эдварда на крыльце, она ушла в дом и, вскоре возвратившись, сказала, что отец просит его зайти. Эдвард с церемонным поклоном проследовал за ней в комнату, где за столом, обильно покрытым стопками самых разнообразных бумаг, сидел солидного вида мужчина. Его блеклое одеяние, равно как и лежащие на соседнем стуле шпага в ножнах и шляпа с остроконечной тульей указывали на его принадлежность к Круглоголовым, однако по облику и манерам в нем скорее угадывался не простолюдин, а джентльмен.

– Вот, отец, этот юноша, – объявила девушка и, легкой походкой прошествовав мимо стола, устроилась в кресле возле камина.

Эдвард в растерянности и раздражении остановился подле стола. Он пришел сюда всего-навсего получить щенков, а оказался словно в засаде врага, который, даже не удосужившись как-то отреагировать на его появление, преспокойно себе извлек из конверта письмо и начал читать. Лицо мальчика раскраснелось от гнева. Он уже был готов поставить на место обидчика, но, к счастью, вовремя вспомнил, кем должен здесь представляться, и к моменту, когда джентльмен отложил письмо, сумел совершенно взять себя в руки. Кровь отхлынула от его лица. Перед столом теперь скромно переминался с ноги на ногу внук Якоба Армитиджа, позволявший себе лишь время от времени коситься на симпатичную девушку, которая, едва встретившись с ним глазами, немедленно отводила взгляд.

– Ну, и с чем же вы к нам пожаловали, молодой человек? – спросил наконец мужчина.

– Приехал по частному делу, сэр, чтобы взять двух хороших щенков. Мистер Патридж обещал их моему дедушке Якобу Армитиджу.

– Ах, Армитидж! – мужчина глянул в лежавший на столе список. – Армитидж… Якоб… Совершенно верно. Он здесь работает старшим егерем. Что же он сам-то ко мне не явился?

– Зачем ему надо было являться к вам? – не очень-то понял Эдвард.

– Просто затем, молодой человек, что Парламент назначил меня хранителем Нового леса. И каждый, кто служит здесь, должен явиться ко мне, чтобы я вынес решение, кого оставить, а кого уволить.

– Но Якоб Армитидж ничего об этом не знал, сэр. Он был назначен егерем при короле, но уже года два как не получает жалованья и живет в собственном доме, который оставил ему в наследство отец.

– А позвольте полюбопытствовать, молодой человек, вы проживаете вместе с Якобом Армитиджем? – последовал новый вопрос.

– Да, уже больше года, – подтвердил мальчик.

– Но если ваш дедушка столько времени оставался без жалованья, то на что же вы жили? – пристально поглядел на него собеседник.

– А на что здесь жили другие? – спросил в свою очередь Эдвард.

– Вы, сэр, здесь стоите не для того, чтобы задавать мне вопросы, – нахмурился джентльмен. – А для того, чтобы отвечать на мои. Вот я и хочу услышать, на что же существовал Якоб Армитидж?

– Если вы думаете, что у него нет средств, то вы ошибаетесь, сэр. У нас есть собственная земля, которую мы обрабатываем, лошадь, повозка, коровы и свиньи.

– И этого вам достаточно? – не сводил с него глаз джентльмен за столом.

– Разве у наших предков было намного больше? – усмехнулся Эдвард.

– Интересные у вас доводы, молодой человек. Только и я ведь кое-что знаю о Якобе Армитидже. – Хранитель Нового леса потянулся к одной из бумаг и поднес ее к глазам. – И с кем он общался… И кому служил… – продолжал он с короткими паузами. – А теперь позвольте еще вопрос. Вы явились сюда за двумя щенками. Но для чего они вам понадобились? Растить коров и свиней? Или у вас с ними связаны совершенно другие планы?

– Вообще-то у нас замечательная собака. Полагаю, что лучшая в этом лесу. А двух щенков мы решили взять просто на всякий случай. Вдруг с нашей что-то случится.

– Лучшая собака в лесу, – зацепился за слова мальчика джентльмен. – Для чего же, скажите на милость, лучшая?

– Для охоты.

– То есть это признание?

– Не собираюсь я делать признаний за Якоба Армитиджа. Он вполне может сам за себя ответить, – заявил Эдвард. – От себя же могу вас заверить: если он даже и убивал оленей, никто не имеет права его осуждать.

– А не изволишь ли объяснить, почему?

– Да, по-моему, все совершенно ясно. Якоб Армитидж служил королю в качестве королевского лесника и получал за свою работу жалованье. Но против короля восстали. У него были отняты все полномочия и средства, и он оказался не в состоянии никому ничего платить. Таким образом, у работников леса остались всего две возможности: либо уйти, бросив лес без присмотра, либо отстреливать в своих нуждах какую-то часть оленей, но продолжать охрану остальных.

– То есть вы признаете, что Якоб Армитидж охотился на оленей? – повторил мужчина.

– Я не могу ничего признавать за Якоба Армитиджа, – стоял на своем мальчик.

– А вы сами охотились на оленей?

– И на это я вам не отвечу, сэр, – твердо произнес Эдвард. – Во-первых, я здесь не за тем, чтобы в чем-то оправдываться. А во-вторых, мне хотелось бы знать, по какому вы праву, сэр, учинили мне этот допрос?

– Молодой человек, – поджал губы его собеседник, – хоть вы и достаточно дерзки, однако я вам объясню, по какому праву.

Эдвард дернулся было поставить на место обидчика, но снова вовремя вспомнил, что тот говорит не с Беверли, а с внуком егеря, и продолжал молча слушать.

– Назначив меня хранителем Нового леса, мне предоставили право по своему усмотрению как нанимать, так и увольнять работников. И так как писать и читать вы, разумеется, не умеете, вам придется поверить мне на слово.

Эдвард, не возражая ничем на сие заявление, попросту взял со стола бумагу, на которую в качестве доказательства своих слов указал его собеседник.

– Должен признать, что вы правы, сэр, – вернул он на стол документ. – Но, если я верно понял, назначение ваше произошло двадцатого декабря, то есть всего восемнадцать дней назад.

– И какие же вы из этого сделали выводы, молодой человек? – посмотрел на него с интересом и изумлением джентльмен.

– Да к очень простым, сэр. Якоб Армитидж уж три недели лежит дома с таким ревматизмом, что за все это время уж точно не смог бы убить оленя. А до тех пор пока Парламент не взял Новый лес в свои руки, он принадлежал его величеству. Следовательно, как бы ни поступал Якоб Армитидж до двадцатого декабря, он может нести за это ответственность только перед своим сувереном – королем Карлом.

– Даже не знай я про то, что ваш дед служил под началом Кавалера-полковника Беверли, нетрудно по вашим речам догадаться, в каком духе вас воспитали! – воскликнул мужчина.

– Сэр, плох тот пес, который кусает кормящую руку, – парировал Эдвард. – Якоб Армитидж и его отец были вассалами семьи Беверли, и они перед ними в большом долгу. Беверли помогли моему дедушке, а до этого и прадедушке получить должность в Новом лесу и еще многим они обязаны им. Естественно, они славили их и стояли за дело, ради которого Кавалер Беверли пожертвовал жизнью. И я, сэр, стою за него.

– Что ж, молодой человек, хоть речи ваши никак нельзя назвать осторожными, но я вижу, что вами движет искренняя благодарность. Да и покойный полковник Беверли вызывает во мне уважение. Достойный и благородный был человек. И делу служил своему беззаветно, хоть было оно и неправедным. Однако при всем моем уважении я не могу оставить работу и должность тому, кто, как сам ты признался, настроен против нынешней власти. Это будет с моей стороны нечестно по отношению к тем, кто меня назначил на этот пост.

– Ваши слова о полковнике Беверли, сэр, вызвали у меня уважение к вам, хотя сперва я, признаться, его совсем не испытывал, – изумился тому, что услышал, Эдвард. – И доводы ваши по поводу дедушки справедливы. Полагаю, ваше решение не нанесет ему большого урона. Во-первых, уверен, он сам отказался бы вам служить, а во-вторых, Якоб Армитидж уже слишком стар и слаб для таких обязанностей. Да и нужды ему в этом нет. Дом и земля – его личная собственность, и уж оттуда вы выгнать его не сможете.

– Ну, у него же, наверное, есть документы на собственность? – спросил хранитель Нового леса.

– Есть документ, который был выдан его деду, когда король Карл даже еще не родился, – внес ясность мальчик. – А насколько я понимаю, Парламент не собирается отменять акты прежних королей.

– Так кем вы, значит, приходитесь Якобу Армитиджу? – к немалому замешательству Эдварда, снова осведомился джентльмен.

– Кажется, я вам это уже сообщил. Он мой дедушка.

– То есть вы с ним живете под одной крышей.

– Да.

– И если старик умрет, унаследуете его собственность?

Эдвард с улыбкой перевел взгляд на девушку.

– Вам не кажется, юная мисс, что ваш отец злоупотребляет своим служебным положением?

Она засмеялась, и Эдвард залюбовался ею сильнее прежнего.

– Но, юноша, он как-никак здесь начальник.

– Только уж точно не надо мной и не над моим дедом, которого он прямо сейчас уволил.

Он не сводил с нее глаз, втайне надеясь продолжить обмен шутливыми репликами, однако хранитель леса отвлек его новым вопросом:

– Вы и росли, значит, в доме Якоба Армитиджа?

– Нет, сэр, я рос в Арнвуде вместе с детьми полковника Беверли и составлял им компанию.

– И вместе с ними учились? – явно рос интерес джентльмена к мальчику с каждым новым его ответом.

– Насколько мне позволяла моя непоседливость, капеллан всегда был готов со мной заниматься.

– И во время пожара вы тоже в Арнвуде были?

Услышав об этом, Эдвард не удержался и скрипнул зубами. И хотя тут же взял себя в руки и постарался как можно более ровным голосом объяснить, что был в это время у дедушки, его состояние не укрылось от собеседника.

– Вполне, молодой человек, разделяю то, что вы чувствуете. Деяние это чудовищно и возмутительно. Подобный позор ничем невозможно загладить. И пусть не надеются те, кто такое сделал, на милость Небес. Она им не уготована. Если бы можно было молитвой вернуть все назад, я возносил бы ее неустанно.

Слова его совершенно ошеломили Эдварда, и он вынужден был какое-то время молчать, свыкаясь с внезапным открытием, что и в стане столь ненавистных ему Круглоголовых, оказывается, есть люди, способные на благородные чувства.

– Когда я пришел сюда, сэр, то надеялся взять у Освальда Патриджа двух щенков, которых он нам обещал, – наконец произнес он после весьма продолжительной паузы. – Но, как теперь понимаю, надеялся зря.

– Это еще почему? – не понял хранитель леса.

– Ну, вы же наверняка не позволите отдавать гончих псов тем, кто не служит новой власти.

– В общем, вы правильно меня поняли. Я должен по долгу службы предотвращать подобные ситуации. Но ведь вы, кажется, говорили, что Освальд Патридж обещал вам щенков еще до моего назначения, а значит, следуя вашим же доводам, молодой человек, у меня нет права задним числом аннулировать ваш договор. Поэтому я не стану вмешиваться, а только предупрежу, что в Новом лесу по-прежнему действует старый закон относительно всех, посягающих на оленей. Надеюсь, вы хорошо меня поняли?

– Разумеется, сэр, – кивнул Эдвард. – И надеюсь, что вы не сочтете обидным, если я выскажу вам, что по этому поводу думаю?

– Извольте. Весьма любопытно.

– Я считаю, что все олени в Новом лесу по-прежнему собственность короля Карла, а он – мой законный суверен, – принялся излагать свою точку зрения мальчик. – И я признаю здесь лишь его власть. Следовательно, за любого оленя, которого мне удастся убить на охоте, несу ответственность исключительно перед его величеством, который, не сомневаюсь, мне это простит.

– Ну, это ваш взгляд на проблему, мой дорогой, – развел руками хранитель. – У нынешней власти другое мнение. И если вы будете пойманы, вас накажут, что, как ни прискорбно, входит в мои обязанности в силу тех полномочий, которыми я наделен.

– Ну, это уж как кому повезет, – пожал плечами мальчик. – Вы, сэр, уволили Армитиджа на том основании, что он поддерживают короля. В таком случае вас не должно особенно удивлять, если он и впредь продолжит его поддерживать. И уж тем более ничего странного, если уволенный служащий становится браконьером.

– Но и вы не должны удивляться, если такой браконьер понесет наказание, – подхватил представитель Парламента. – На сем, полагаю, можно считать наш спор завершенным. А время, которое вам придется потратить на ожидание Освальда Патриджа, я предлагаю вам провести на нашей кухне, где обязательно что-то найдется для поддержания ваших сил.

Эдварда захлестнула волна возмущения. Его отправили поесть на кухню, словно какого-нибудь слугу. Взглянув, однако, на девушку, которая улыбнулась ему, он мигом оттаял. «Вот какой странный сегодня день, – размышлял мальчик, шествуя по длинному коридору. – Ехал я за щенками, а встретил Круглоголового, и это меня возмущает совсем не в той мере, как было должно. И девушка до чего симпатичная. Какая у нее замечательная улыбка». И он вошел в кухню, куда этот слуга Парламента, происходящий, скорее всего, по мнению Эдварда, из торговцев, а то и вообще из преступников, отправил его, лорда Арнвуда. Ну что же, пусть будет так до лучших, как выразился бы Хамфри, времен. Он, Эдвард, дождется своего часа.

Кухня оказалась пуста. Похоже, его здесь не ждали, и он решил, пока суд да дело, позаботиться о коньке, который наверняка уже истосковался на привязи.

Билли понуро стоял у забора. Мальчик отправился вместе с ним на задний двор, где, как он и рассчитывал, оказались конюшни. Там он задал коню корм, а сам, возвратившись к дому, устроился на терраске у задней двери, рассчитывая дождаться там возвращения лесника. Он уже задремал, когда голос дочери Круглоголового заставил его встрепенуться.

– Боюсь, сэр, на кухне вас плохо приняли, так как некому было. Я и не знала, что Фиби ушла. Если вы снова пойдете туда со мной, я, возможно, найду для вас что-то поесть и попить. – И она снова весело улыбнулась ему.

«Она даже еще симпатичнее, чем мне показалось раньше», – пронеслось у него в голове, и он в тон ей ответил:

– Благодарю вас, девушка, вы так добры к без пяти минут браконьеру.

– О, я уверена, вы не станете браконьерствовать, а если и вправду такое случится, уж постараюсь замолвить за вас словечко, – проговорила она с таким видом, что у Эдварда на миг перехватило дыхание.

Он проследовал за нею на кухню, где она мигом поставила на стол тарелку с холодной курицей и пирог с олениной, а затем, удалившись в кладовку, вернулась с кувшином эля.

– Вот и все, что мне удалось отыскать, – объявила она.

– Если я правильно прочитал в приказе о назначении, ваш отец мистер Хидерстоун? – полюбопытствовал Эдвард.

– Именно, – подтвердила девушка.

– А вас как зовут? – захотелось узнать ему.

– Точно так же, – отозвалась она.

– Это фамилия. А я имел в виду имя, – настаивал он.

– Странные вы задаете вопросы, сэр, но я вам отвечу. Меня окрестили именем Пейшонс[5]5
  Англ. «patience» – спокойствие.


[Закрыть].

– До чего же оно вам подходит! – вырвалось у него.

– Это еще почему? – Взгляды их встретились.

– Ну, вы же действительно само спокойствие, даже меня столько времени терпите.