Текст книги "Кулак Аллаха"

Автор книги: Фредерик Форсайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 44 страниц)

С тех пор американские пилоты не раз слышали о таинственном ММЧП и до дыр протерли свои карты, отыскивая его. Американцы никак не могли взять в толк, почему на их картах не обозначено место, над которым так много времени проводили британские пилоты.

Потом появилась гипотеза, что на самом деле американцы просто не расслышали британских летчиков, а те говорили не ММЧП, а ВГКХ, что расшифровывается как военный городок короля Халеда, одна из крупнейших военных баз Саудовской Аравии. Эта гипотеза не подтвердилась, и поиски истины продолжались. В конце концов американцы были вынуждены сдаться. Где бы ни находился этот неуловимый ММЧП, его просто не было на картах, присланных американским летчикам из Эр-Рияда.

Позже пилоты «торнадо» сами раскрыли секрет. ММЧП расшифровывалось как «мили и мили чертовой пустыни».

Солдатам наземных войск приходилось жить в сердце этого ММЧП. Многие спали под своими танками, самоходными орудиями или бронемашинами; для них жизнь в пустыне была несладкой и, что того хуже, скучной.

Конечно, и здесь были свои развлечения, главное из которых заключалось в визитах в располагавшиеся по соседству другие части. У американцев были отличные раскладушки, на которые с завистью посматривали британцы. Случилось так, что американцам выдавали отвратительные пищевые концентраты, вероятно, разработанные гражданскими сотрудниками Пентагона, которые скорее поумирали бы с голода, чем стали их есть три раза в день.

Эти пакеты назывались MRE, что расшифровывалось как «Meals Ready to Eat», то есть «готовые к употреблению блюда». Американские солдаты находили, что эти блюда не только не готовы, но и вообще непригодны к употреблению, и расшифровывали MRE как «Meals Rejected by Ethiopians», «блюда, которые не станут есть и эфиопы». Британцам в этом отношении повезло: они питались намного лучше. Верные принципам капиталистической экономики, солдаты коалиции быстро научились обменивать американские раскладушки на британские пайки.

Американцев озадачила и другая новость, долетевшая до них с позиций британских войск. Оказалось, что лондонское министерство обороны заказало для солдат, находящихся в зоне Персидского залива, полмиллиона презервативов. Учитывая безлюдность унылой аравийской пустыни, подобный заказ мог свидетельствовать только об одном: британцам было известно нечто такое, о чем американские солдаты не имели ни малейшего представления.

Эта загадка была разрешена за день до начала наземных боевых действий. Американцы все сто дней без конца чистили огнестрельное оружие от вездесущих песка и пыли, которые моментально снова осаждались на смазанную поверхность стволов. Британцы перед наступлением просто сорвали с оружия презервативы, под которыми оказались сверкающие чистотой и свежей смазкой стволы.

Другим важным событием, происшедшим как раз перед Рождеством, явился допуск французских генералов к участию в разработке стратегии союзников.

В первые недели подготовки операции сущим несчастьем для объединенного командования сил коалиции оказался министр обороны Франции Жан-Пьер Шевенман, который, как выяснилось, питал искренние симпатии к Ираку и приказал командующему французским контингентом в районе Персидского залива сообщать в Париж обо всех решениях штаба союзников.

Когда об этом стало известно генералу Шварцкопфу и сэру Питеру де ла Бильеру, они чуть не расхохотались. Дело в том, что мосье Шевенман был также председателем французско-иракского общества дружбы. Хотя французским контингентом командовал отличный профессиональный солдат, генерал Мишель Рокежоффр, французских офицеров пришлось исключить из всех советов по военному планированию.

Ближе к концу года министром обороны Франции был назначен Пьер Жокс, который тотчас отменил приказ своего предшественника. С этого дня американцы и британцы могли снова полностью доверять генералу Рокежоффру.

За два дня до Рождества Майк Мартин получил от Иерихона ответ на один из вопросов, поставленных неделей раньше. Иерихон подтвердил то, о чем говорил и прежде. Оказалось, что в последние дни состоялось важное совещание, в котором приняли участие только члены Совета революционного командования и высшие военачальники.

На совещании был поднят вопрос о возможности вывода иракских войск из Кувейта. Разумеется, никто не выдвигал такого предложения – для этого нужно было быть круглым дураком. Все слишком хорошо помнили, как во время ирано-иракской войны на одном из совещаний обсуждалось предложение иранской стороны о мире в обмен на отвод иракских войск с захваченной иранской территории. Саддам попросил присутствующих высказаться.

Министр здравоохранения сказал, что подобный шаг, если, конечно, рассматривать его как тактический ход, как временное отступление, мог бы принести свои плоды. Саддам пригласил министра в отдельный кабинет, где, вытащив пистолет, разрядил его в неудачливого оратора, а потом как ни в чем не бывало вернулся и продолжил совещание.

На этот раз обсуждение проблемы Кувейта началось с единодушного осуждения всех попыток ООН хотя бы заикнуться о возможности ухода Ирака из Кувейта. Все ждали, что тон обсуждению задаст Саддам, но тот, вопреки обыкновению, молчал и даже не занял свое место во главе стола, откуда он обычно немигающим взглядом, как кобра, смотрел на своих соратников, выискивая малейший намек на предательство.

Естественно, в отсутствие руководящих указаний раиса обсуждение быстро сошло на нет. Только тогда заговорил Саддам. Он говорил очень тихо и в такие моменты был наиболее опасен.

Если, сказал Саддам, кто-то допустит, чтобы в его голове хотя бы на мгновение мелькнула мысль о подобном катастрофическом унижении Ирака перед лицом американцев, то такой человек, очевидно, всю свою оставшуюся жизнь будет играть роль американского наемника. Для такого человека нет места за этим столом.

Теперь все стало ясно. Присутствующие из кожи вон лезли, стараясь доказать, что подобная мысль никогда, ни при каких обстоятельствах не придет в голову никому из них.

Тогда иракский диктатор сказал еще одну фразу. Только если Ирак сможет выиграть войну и все увидят, что он способен победить, только в этом случае можно будет говорить о выводе войск из девятнадцатой провинции Ирака.

Все сидевшие за столом глубокомысленно закивали, хотя никто не понял, что хотел сказать раис.

Той же ночью Майк Мартин передал подробный отчет о совещании в Эр-Рияд.

Чип Барбер и Саймон Паксман долгие часы ломали головы над сообщением Мартина. В конце концов они решили ненадолго отдохнуть от Саудовской Аравии и на несколько дней улететь домой, поручив работу с Майком Мартином и Иерихоном Джулиану Грею с британской стороны и шефу местного бюро ЦРУ – с американской. До установленного ООН последнего срока вывода иракских войск и начала воздушной войны армией Чака Хорнера оставалось двадцать четыре дня. Барбер и Паксман хотели хотя бы пару дней побыть дома; ценное последнее сообщение Иерихона давало им такой шанс, потому что его можно было взять с собой для более детального изучения.

– Как вы думаете, что Саддам имел в виду, когда говорил «если Ирак сможет выиграть войну и все увидят, что он способен победить»? – спросил Барбер.

– Понятия не имею, – ответил Паксман. – Нам придется обратиться к специалистам. Они разбираются лучше нас, вот пусть и ломают головы.

– Нам придется сделать то же самое. Полагаю, несколько дней здесь не будет никого, кроме постоянного персонала. Я передам сообщение Иерихона Биллу Стюарту; надо думать, у него найдется пара эрудитов, которые попытаются растолковать его. Потом можно будет передать его директору и в Государственный департамент.

– Есть у меня на примете еще один эрудит; я бы хотел, чтобы он тоже бросил взгляд на сообщение, – сказал Паксман.

Закончив на этой ноте, Барбер и Паксман отправились в аэропорт, чтобы успеть на ближайшие рейсы домой.

В канун Рождества доктору Терри Мартину показали сообщение Иерихона и попросили попытаться разгадать, что именно имел в виду Саддам Хуссейн, говоря о победе над Америкой в обмен на его уход из Кувейта, или это просто бессмыслица.

– Между прочим, – сказал Мартин Паксману, – я знаю, что это не в ваших правилах, но если возможно, успокойте меня. Я работаю на вас – окажите мне в ответ одну небольшую услугу. Как дела у моего брата Майка? Он все еще в Кувейте? Он жив?

Паксман несколько секунд молча смотрел на арабиста.

– Могу только сказать, что он уже не в Кувейте, – ответил он. – И что он делает больше, чем все мы, вместе взятые.

Терри Мартин облегченно вздохнул.

– На лучший рождественский подарок я не мог и надеяться. Благодарю вас, Саймон. – Он поднял голову и шутливо погрозил Паксману пальцем: – Да, и еще одно, не вздумайте посылать его в Багдад.

Паксман работал в спецслужбах пятнадцать лет. Ни жестом, ни тоном он не выдал удивления. Наверно, этот арабист просто пошутил.

– В самом деле? И почему же?

В этот момент Мартин допивал не первый бокал вина и не заметил настороженности, мелькнувшей на мгновение в глазах Паксмана.

– Дорогой мой Саймон, Багдад – это единственный город в мире, где ему заказано появляться. Помните те записи радиоперехватов, которые давал мне Шон Пламмер? Некоторые голоса на записях узнали. А я вспомнил одно из имен. Мне просто чертовски повезло, но я уверен, что не ошибаюсь.

– Действительно? – спокойно уточнил Паксман. – Расскажите подробнее.

– Конечно, это было очень давно, но я уверен, что это именно тот человек. Догадайтесь, кто? Ни за что не догадаетесь. Он теперь шеф контрразведки в Багдаде, саддамовский охотник за шпионами номер один.

– Хассан Рахмани, – пробормотал Паксман.

Терри Мартину не стоило бы пить, даже перед Рождеством, подумал он, этот ученый слишком быстро пьянеет и много болтает.

– Он самый. Понимаете, они учились в одной школе. В приготовительной школе доброго старого мистера Хартли. Майк и Хассан были лучшими друзьями. Понимаете? Поэтому ему никак нельзя появляться в Багдаде.

Мартин и Паксман вышли из бара. Паксман проводил взглядом коренастую фигуру удалявшегося Мартина.

– О, черт! – сказал он. – Тысяча, миллион чертей!

Этот арабист только что испортил Рождество ему, и теперь Паксман собирался испортить праздник Стиву Лэнгу.

В канун Рождества Эдит Харденберг уехала к матери в Зальцбург; так она делала уже много лет.

Молодой иорданский студент Карим встретился с Гиди Барзилаи на его конспиративной квартире, где руководитель операции «Иисус» поил свободных от дежурств членов бригад Ярид и Невиот. В этот день свободными от дежурств были почти все подчиненные Гиан; лишь один неудачник отправился в Зальцбург вслед за фрейлейн Харденберг на тот случай, если ей вдруг взбредет в голову раньше срока вернуться в столицу.

На самом деле Карим был совсем не Каримом, а Ави Херцогом. Ему исполнилось двадцать девять, а в Моссад он был переведен несколько лет назад из подразделения 504 – отдела разведывательного управления израильской армии, специализировавшегося на нелегальных переходах через границы. Там он научился хорошо говорить по-арабски. Из-за приятной внешности и умения – при желании – казаться робким и застенчивым Моссад уже дважды использовал его в качестве приманки.

– Ну, как идут дела, красавчик? – спросил Гиди, налив каждому по бокалу.

– Медленно, – ответил Ави.

– Не затягивай. Не забывай, старику нужен результат.

– Очень крепкий орешек, – пожаловался Ави. – Ее интересуют только интеллектуальные беседы, во всяком случае пока.

Как настоящий студент из Аммама, Ави поселился в небольшой квартирке вместе с другим мнимым арабским студентом, а на самом деле членом бригады отдела Невиот, специалистом по подслушивающим устройствам, который тоже говорил по-арабски. Это было сделано на тот случай, если Эдит Харденберг или кому-либо еще вдруг вздумается посмотреть, где, как и с кем он живет.

Квартирка выдержала бы любую проверку: в ней повсюду были разбросаны учебники по инженерным наукам, а также иорданские газеты и журналы. Больше того, и Ави и его сосед по квартире были на самом деле формально зачислены в технический университет – а вдруг кто-то захочет проверить списки студентов.

– Интеллектуальные беседы? Пошли их к черту, бери ее сразу за задницу, – посоветовал сосед Ави.

– В том-то и беда, что не могу, – сказал Ави, а когда смех утих, добавил: – Между прочим, я собираюсь просить доплату за опасность.

– Почему? – не понял Гиди. – Ты боишься, что она тебе кое-что откусит, когда ты сбросишь джинсы?

– Нет. Все эти картинные галереи, концерты, оперы, бенефисы… Я сдохну от тоски, прежде чем пройду весь этот ад.

– Это уж твое дело, куда тебе ходить, цыпленочек. Тебя сюда прислали лишь потому, что в офисе уверены, будто бы у тебя есть что-то такое, чего нет ни у одного из нас.

– Ага, – отозвалась девушка из бригады Ярид, – длиной девять дюймов.

– Хватит об этом, Яэль. Если тебе здесь не нравится, можешь в любое время снова взяться за регулирование движения на улице Хаяркон.

Спиртное лилось рекой, смех и веселая болтовня на иврите продолжались еще долго. В тот же вечер Яэль убедилась, что ее догадка была верна. Отряд Моссада неплохо провел Рождество в Вене.

– Так что вы думаете, Терри?

Стив Лэнг и Саймон Паксман пригласили Терри Мартина на одну из конспиративных квартир Сенчери-хауса в Кенсингтоне. Здесь можно было разговаривать совершенно свободно, не то что ресторане. До Нового года оставалось два дня.

– Потрясающе, – сказал доктор Мартин. – Просто потрясающе. А это не фальшивка? Саддам действительно все это говорил?

– Почему вы спрашиваете?

– Прошу прощения, что я вмешиваюсь в ваши секреты, но вряд ли, это какой-то странный телефонный разговор. У меня создалось такое впечатление, будто человек просто рассказывает кому-то о том совещании, на котором он присутствовал… Его собеседник вообще не произносит ни слова.

Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы посвятить Терри в механизм получения сообщения.

– Собеседник отделывался несущественными замечаниями, – спокойно объяснил Лэнг, – а главным образом хмыкал и выражал интерес. Мы решили, что включать эти междометия в отчет нецелесообразно.

– Но Саддам употреблял именно эти слова?

– Во всяком случае мы так поняли.

– Потрясающе. Я впервые читаю его слова, не предназначенные для публикации или широкой аудитории.

Мартин держал в руке не рукописное сообщение Иерихона – тот листок был уничтожен его родным братом сразу же после того, как тот слово в слово записал его содержание на магнитофонную ленту. Это был перепечатанный на машинке текст на арабском языке, который получили в Эр-Рияде незадолго до Рождества. Мартину вручили также перевод сообщения на английский, выполненный в Сенчери-хаусе.

– Меня интересует последняя фраза, – сказал Паксман, который вечером того же дня должен был снова лететь в Эр-Рияд. – Та самая, в которой Саддам заявляет: «если Ирак сможет выиграть войну и все увидят, что он способен победить»… Эта фраза вам о чем-нибудь говорит?

– Конечно. Видите ли, вы все еще понимаете слово «выиграть» в том смысле, в каком оно употребляется в европейских языках. Я бы перевел это слово как «добиться успеха».

– Хорошо, пусть будет так. Тогда, Терри, каким образом Саддам собирается добиться успеха в борьбе с Америкой и коалицией? – спросил Лэнг.

– Унизив Америку. Я вам уже говорил, что он должен сделать так, чтобы американцы в глазах арабов остались в дураках.

– Значит ли это, что он уйдет из Кувейта в течение ближайших двадцати дней? Терри, нам действительно необходимо это знать.

– Ну как вы не понимаете? Саддам оккупировал Кувейт, потому что не были выполнены четыре его требования, – объяснил Мартин. – Он требовал, чтобы ему, во-первых, были переданы острова Варба и Бубиян и таким образом он получил бы выход к морю; во-вторых, чтобы ему была выплачена компенсация за ту нефть, которую, как он утверждает, Кувейт украл у него из совместно разрабатываемого месторождения; в-третьих, чтобы прекратили перепроизводство нефти в Кувейте; в-четвертых, чтобы списали пятнадцатимиллиардный долг, полученный им во время войны с Ираном. Если Саддам все это получит, он сможет с почетом уйти из Кувейта, оставив Америку с носом. Для него это будет победой.

– Вы полагаете, Саддам надеется, что его требования могут быть удовлетворены?

Мартин пожал плечами.

– Он думает, что почву из-под ног коалиции могут выбить миротворцы из ООН. Он считает, что время работает на него и если ему удастся как-то сохранить существующее положение на неопределенно долгое время, то решимость ООН постепенно сойдет на нет. Возможно, он прав.

– Саддам просто выжил из ума, – бросил Лэнг. – Уже установлен последний срок. 16 января, осталось меньше двадцати дней. Он будет сокрушен.

– Если только, – возразил Паксман, – в последний момент один из постоянных членов Совета Безопасности не выдвинет новый план мирного урегулирования конфликта и не предложит отодвинуть этот срок.

Лэнг помрачнел.

– Париж или Москва, или французы и русские вместе, – догадался он.

– Как вы думаете, Саддам считает, что если дело все же дойдет до войны, то он сможет выиграть? Прошу прощения, «добиться успеха»?

– Да, – ответил Терри Мартин. – Но тут речь идет о том, о чем я уже говорил вам раньше, – о потерях американцев. Не забывайте, что Саддам – типичный уличный бандит. Его сторонников вы сможете найти не в дипломатических кругах Каира и Эр-Рияда, а в переулках и на базарах, где день и ночь толпятся палестинцы и другие арабы, которые ненавидят Америку за то, что она поддерживает Израиль. Миллионы этих арабов воздадут хвалу любому, кто заставит американцев харкать кровью и обливаться слезами – какими бы жертвами за это ни пришлось заплатить.

– Но Саддам не способен причинить ощутимый урон Америке, – настаивал Лэнг.

– Он полагает, что вполне в состоянии, – возразил Мартин. – Поймите, он достаточно умен, чтобы сообразить, что Америка не может и не должна проигрывать в глазах самих американцев. Это просто недопустимо. Вспомните Вьетнам. Вернувшихся домой вьетнамских ветеранов забрасывали тухлыми яйцами. Для американцев потери, понесенные от презираемого ими противника, – это уже одна из форм поражения. Совершенно неприемлемого поражения. Саддам где угодно и когда угодно может потерять пятьдесят тысяч человек. Ему на это наплевать. А дяде Сэму не наплевать. Если Америка понесет такие потери, она будет потрясена до основания. Покатятся головы, будут разрушены тысячи судеб, падет правительство. Потоки взаимных упреков и самоуничижения не прекратятся и через поколение.

– Саддам не в состоянии нанести такой урон Америке, – оставался при своем Лэнг.

– А он думает, что в состоянии, – возразил Мартин.

– Он рассчитывает на отравляющие вещества, – пробормотал Паксман.

– Может быть. Кстати, вы так и не выяснили, что значит та фраза в перехваченном телефонном разговоре?

Лэнг бросил взгляд на Паксмана. Опять Иерихон. Об Иерихоне упоминать ни в коем случае нельзя.

– Нет. Кого бы мы ни спрашивали, никто не слышал ничего подобного. Никто не смог предложить разумного объяснения.

– Стив, возможно, это очень важно. Это что-то другое… не газы.

– Терри, – терпеливо начал объяснять Лэнг, – не пройдет и двадцати дней, как американцы вместе с нами, французами, итальянцами, саудовцами и остальными обрушат на Саддама такой бомбовый удар, какого мир еще не видел. За три недели будет сброшено больше бомб, чем за всю вторую мировую войну. Генералы в Эр-Рияде сейчас порядком заняты. Мы не можем пойти к ним и сказать: «Эй, ребята, остановите всю свою машину, потому что мы не в состоянии понять, что значит одна коротенькая фраза в перехваченном телефонном разговоре». Будем смотреть правде в лицо: какой-то багдадский чиновник в экзальтации сказал, что Аллах будет на их стороне, вот и все.

– В этом нет ничего удивительного, Терри, – поддержал коллегу Паксман. – Сколько существует мир, развязавший войну всегда объявлял, что Бог на его стороне. Больше в той фразе ничего нет.

– Но его собеседник сказал, чтобы тот заткнулся и положил трубку, – напомнил Мартин.

– Значит, он был занят и раздражен.

– И назвал его сыном потаскухи.

– Значит, он не питает к нему симпатий.

– Возможно.

– Терри, пожалуйста, забудьте об этом разговоре. Это были всего лишь слова. Речь шла об отравляющих веществах. Саддам рассчитывает на них. Со всеми другими вашими выводами мы полностью согласны.

Мартин ушел первым, Паксман и Лэнг – двадцатью минутами позже. Они плотно застегнулись, подняли воротники пальто и зашагали по тротуару, высматривая свободное такси.

– Знаете, – сказал Лэнг, – Мартин – очень умный парень, мне он нравится. Но он ужасно суетлив и беспокоен. Вы слышали о его личной жизни?

Мимо проехало свободное такси, но с погашенным огоньком. Время обеда, ничего не поделаешь. Лэнг выругался.

– Да, конечно, «ящик» все проверил.

«Ящиком» или «ящиком 500» называли службу безопасности MI5. Когда-то, очень давно, официальным адресом МI5 действительно был лондонский абонементный почтовый ящик 500.

– Тогда вы в курсе дела.

– Стив, я не думаю, что одно имеет отношение к другому.

Лэнг остановился и повернулся к своему подчиненному:

– Саймон, поверьте мне. У него просто не все дома, и он только зря тратит наше время. Послушайтесь совета, бросьте этого профессора.

– Это будут газы, отравляющие вещества, мистер президент.

Прошло лишь три дня после встречи Нового года, но в Белом доме праздника давно не ощущалось, а сотрудники аппарата президента большей частью работали теперь без выходных.

В тишине овального кабинета за большим столом спиной к высоким узким окнам из пятидюймового зеленоватого пуленепробиваемого стекла под гербом Соединенных Штатов Америки сидел Джордж Буш.

Напротив Буша расположился генерал Брент Скоукрофт, советник президента по национальной безопасности.

Президент взглядом показал на представленные ему результаты анализа оперативных данных.

– Вы согласны с выводами? – спросил он.

– Да, сэр. Материалы, которые только что поступили из Лондона, говорят о том, что британцы пришли к таким же выводам. Саддам Хуссейн не уйдет из Кувейта, если не найдет способа спасти свое лицо. А мы побеспокоимся о том, чтобы он не нашел такого способа. Что же касается всего остального, он будет рассчитывать на массированную газовую атаку на наземные силы коалиции непосредственно перед наступлением или во время их перехода через границу.

После Джона Ф. Кеннеди Джордж Буш был первым американским президентом, который не понаслышке знал, что такое война. Он не раз видел тела убитых в бою американцев, но мысль об извивающихся в предсмертных судорогах молодых солдатах, последние минуты жизни которых будут в буквальном смысле слова отравлены ядовитым газом, разрывающим легкие или парализующим нервную систему, была особенно отвратительна, просто невыносима.

– Как он собирается пускать эти газы? – спросил Буш.

– Мы полагаем, что он может воспользоваться четырьмя способами, господин президент. Самый простой – это сбрасывание начиненных газами бомб с истребителей и бомбардировщиков. Колин Пауэлл только что разговаривал с Чаком Хорнером, который сейчас находится в Эр-Рияде. Генерал Хорнер говорит, что ему нужно тридцать пять дней непрерывных воздушных налетов на Ирак. На двадцатый день ни один иракский самолет не сможет достичь границы. К тридцатому дню ни один иракский самолет не оторвется от земли больше чем на шестьдесят секунд. Он говорит, что отвечает за свои слова, сэр, и может поклясться погонами.

– А другие способы?

– У Саддама есть несколько многоствольных ракетных установок. Не исключено, что он использует и их.

Иракские многоствольные ракетные установки советского производства представляли собой усовершенствованный вариант старых «Катюш», с огромным успехом применявшихся Красной Армией во второй мировой войне. Ракеты запускались из прямоугольного блока стволов, установленного на грузовике или на стационарной платформе. Дальнобойность таких устаревших ракет достигала ста километров.

– Конечно, господин президент, из-за малого радиуса поражения такие ракеты Саддам сможет запустить только с территории Кувейта или из иракской пустыни на западе. Мы уверены, что наши Джей-СТАРы обнаружат все установки и они будут обезврежены. Иракцы могут маскировать их как угодно, но металл выдаст себя в любом случае. Что же касается других способов, то у Ирака имеются большие запасы начиненных отравляющими веществами снарядов для артиллерии и танков. В этом случае дальнобойность не превысит тридцати семи километров, то есть девятнадцати миль. Нам известно, что снаряды уже доставлены в передовые части, но при такой малой дальнобойности все орудия будут располагаться в пустыне, без какой-либо маскировки. Наши летчики уверены, что они обнаружат и уничтожат их. Этими снарядами занимаются уже сейчас.

– А предупредительные меры?

– Они принимаются, господин президент. На случай атаки возбудителями сибирской язвы проводится всеобщая вакцинация. Британцы тоже делают прививки. Производство вакцины против сибирской язвы мы увеличиваем с каждым часом. Кроме того, все будут иметь газовые маски и противогазы. Если Саддам попытается…

Президент встал, повернулся и поднял голову. С герба на него смотрел орел, сжимавший в когтях пучок стрел.

Двадцать лет назад он видел эти ужасные наглухо застегнутые мешки с телами погибших, прибывавшие из Вьетнама; он знал, что еще больше таких мешков хранится сейчас в контейнерах без надписей под саудовским солнцем.

Какие меры ни принимай, все равно у кого-то останется незащищенной кожа, кто-то не успеет вовремя натянуть противогаз.

В следующем году ему снова предстоит борьба за президентский пост. Но дело не в этом. Независимо от того, выиграет он избирательную кампанию или проиграет, у него не было ни малейшего желания прославиться тем, что в пору своего президентства он обрек на гибель десятки тысяч солдат и не за девять лет, как во Вьетнаме, а за несколько недель или даже дней.

– Брент…

– Да, господин президент?

– Джеймс Бейкер должен скоро встретиться с Тариком Азизом.

– Через шесть дней в Женеве.

– Попросите его, пожалуйста, зайти ко мне.

В первую неделю января Эдит Харденберг снова стала радоваться жизни, действительно радоваться жизни – впервые за много лет. Разве это не прекрасно: открывать для своего молодого друга чудеса культуры любимого города, рассказывать о них. На Новый год сотрудникам банка «Винклер» были предоставлены четырехдневные каникулы; после каникул на культурные мероприятия оставались лишь вечера, когда можно было сходить в театр или на концерт, и уик-энды, когда были открыты все музеи и картинные галереи.

Полдня Эдит и Карим провели в музее «Югендштиль», восхищаясь современным искусством, а еще полдня – в музее «Зецессьон», где размещалась постоянная выставка работ Климта.

Молодой иорданец был в восторге, он засыпал Эдит Харденберг вопросами, а она, поддавшись его энтузиазму, с горящими глазами объяснила, что в «Кюнстлерхаусе» есть еще одна изумительная выставка, на которую они обязательно должны сходить в следующий уик-энд.

После выставки Климта Карим пригласил ее пообедать в «Ротиссери Зирк». Эдит пыталась протестовать против такого расточительства, но молодой друг объяснил ей, что его отец, очень известный хирург в Аммане, щедро помогает сыну.

Удивительно, но Эдит даже разрешила налить себе бокал вина и не заметила, как Карим снова наполнил его. Она оживилась, заговорила более непринужденно, а на ее всегда бледных щеках появился легкий румянец.

Когда подали кофе, Карим наклонился и накрыл своей ладонью ее руку. Эдит была в смятении, она поспешно оглянулась по сторонам – а вдруг кто-то заметил такое бесстыдство. Но никому не было до них дела. Она убрала свою руку, но медленно, нерешительно.

К концу недели они посетили все четыре запланированные Эдит сокровищницы культуры. После проведенного в «Мюзикферайне» вечера, когда они шли по темной, холодной улице к ее автомобилю, он снова взял ее за руку. На этот раз Эдит не возражала, чувствуя, как сквозь ткань перчатки ей передается его тепло.

– Вы слишком любезны, уделяя мне столько времени, – серьезным тоном сказал Карим. – Уверен, все это вам неинтересно.

– О нет, что вы, совсем наоборот, – горячо возразила Эдит. – Мне нравится смотреть и слушать все прекрасное. Я рада, что вам тоже понравилось. Скоро вы станете знатоком европейского искусства.

Когда они оказались перед автомобилем, Карим улыбнулся Эдит, своими поразительно горячими руками прикоснулся к ее замерзшему на холодном ветру лицу и осторожно поцеловал в губы.

– Спасибо, Эдит.

Потом Эдит уехала. Она вела машину привычной дорогой, но почему-то у нее дрожали руки, и она едва не врезалась в трамвай.

Девятого января в Женеве государственный секретарь США Джеймс Бейкер встретился с иракским министром иностранных дел Тариком Азизом. Встреча оказалась недолгой, а беседа проходила в далеко не дружественном тоне. На встрече присутствовал переводчик, хотя Тарик Азиз владел английским в достаточной мере, чтобы хорошо понять американца, который говорил медленно и четко. Суть его сообщения была проста:

– Я уполномочен информировать вас и президента Хуссейна, что если в ходе конфликтов, которые могут возникнуть между нашими странами, правительство Ирака решится использовать запрещенные международным сообществом боевые отравляющие вещества, то моя страна прибегнет к ядерному оружию. Короче говоря, мы сбросим ядерную бомбу на Багдад.

Коренастый седой иракец отлично понял, что сказал Бейкер, но долго не мог поверить своим ушам. Во-первых, ни один здравомыслящий человек не осмелится передать раису такую ничем не прикрытую угрозу. Саддам, как древние вавилонские цари, имел обыкновение вымещать свою злобу на том, кто принес недобрую весть.

Во-вторых, он не был уверен, что американец говорит серьезно. Ведь радиоактивные осадки, эти неизбежные последствия ядерного взрыва, выпадут не только на Багдад? Будет опустошена половина Среднего Востока, не так ли?

Тарик Азиз полетел в Багдад в смятении. В Женеве он так и не узнал по меньшей мере трех вещей.

Во-первых, что современное так называемое тактическое ядерное оружие, как небо от земли, отличается от бомбы, сброшенной на Хиросиму в 1945 году. Новые бомбы недаром называли «чистыми»: хотя их тепловой эффект и взрывная мощь остались на прежнем уровне, выбрасываемые при взрыве радиоактивные осадки имеют чрезвычайно малое время жизни.

Во-вторых, что в трюме линейного корабля «Висконсин», стоявшего в Персидском заливе и поддерживаемого линкором «Миссури», были установлены три сверхпрочных контейнера из стали и железобетона. Даже если корабль пойдет ко дну, то эти контейнеры не разрушатся и за десять тысяч лет. В них лежали три крылатых ракеты типа «томагавк»; американцы надеялись, что их не придется пускать в ход никогда.