Текст книги "Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)"

Автор книги: Фреда Уоррингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Последние кони били копытами в землю, готовые понести, их ржание смешивалось с пронзительными криками бхадрадомен. Танфия свернулась в комочек на сырой земле.

– Тан!

Руфрид тряхнул ее за плечо.

– Они ушли! – крикнул он. – Что ты сделала?

Девушка подняла голову, и разом вскочила на ноги, увидев рядом труп бхадрадомена. Тело казалось маленьким, иссохшим. Рот его застыл открытым в последнем вопле. Остальные клочками тумана скрывались в мглистом мертвом лесу. Крики их стихали.

– Дело в этом, – ответила Танфия, показывая нож. Блеск клинка начинал меркнуть. – Нож пробил его, как мыльный пузырь.

Линден боролся с конями, не давая им умчаться вслед за прочими. Они с Руфридом бросились ему на помощь.

Двое людей Бейна лежали мертвы – Крес и еще один. Земля вокруг них уже вскипала насекомышами. Танфия в омерзении отвернулась.

В нескольких шагах лежал сам Бейн. Остекленевшие глаза смотрели в небо, в груди зияла кровавая рана. Пухлое его лицо искажала последняя гримаса бессильной злобы.

– Вот теперь он точно мертв, – выдохнул Руфрид, принимая от Линдена вожжи Ястребка. – Вы двое в порядке?

– Я – да, – ответил Линден, хотя по его виду можно было предположить скорей обратное. – Как только бхадрадомен ушли, полегчало.

– Когда меня перестанет трясти, я сама скажу, – сообщила Танфия. Во рту у нее так пересохло, что она едва могла сглотнуть.

Руфрид подобрал поводья и запрыгнул в седло.

– Уносим отсюда ноги, – скомандовал он.

К закату они выбрались из Ардакрии и выехали на широкий луг. Весь день они скакали без отдыха, и только когда деревья остались позади, ужас отпустил путников, и они немного пришли в себя.

Утром, выспавшись и поев, путники почувствовали себя родившимися заново. Воздух был сладок, небо – ясно, трава – мягка. И при дневном свете они смогли обсудить случившееся.

– Жаль, нельзя вернуться и посмотреть, что стало с Зыркой, – вздохнула Танфия. – Я хочу быть уверена, что он не страдал.

– Ну, из-за какой-то псины мы возвращаться не станем! – отрубил Руфрид.

– Он не "какая-то псина"! – вспыхнула Танфия. – Он был нам как родич, и он лучший друг моего отца! Отец мне доверил за ним приглядывать, а я что натворила?

– Прости, Тан. Я не хотел тебя обидеть. Но вернуться мы не можем.

– Знаю! – огрызнулась девушка. – Все равно на душе тошно.

– Зырка мою работу делал, – несчастным голосом выговорил Линден. – Нас охранял.

– Не кори себя так, – посоветовала Танфия. – Даже если б ты не заснул, с бейновой оравой тебе было не справиться. Вчера ты испугался, но твой страх всех нас спас.

– Не только, – вставил Руфрид. – Лин, что на тебя нашло? Тебя как подменили. Ты заорал, что эти ребята – не люди, и я вдруг увидел, о чем ты – хотя я б и без этого обошелся, спасибо. Это было ужасно.

– Мне тоже, знаешь, невесело было, – ответил Линден. – Я ничего поделать не мог.

– Если б не ты, – заметила Танфия, – мы бы уже сидели в скальдской тюрьме.

– А если б не твой нож...

– Странно, – произнесла девушка. – Этот дурацкий ножичек, которым и масла не намажешь, вдруг рубит веревки и заставляет бх... лейхолмцев разбегаться с воплями. Ты все еще убежден, что я нашла его случайно, Руфе?

Юноша пожал плечами.

– Да что в тебе такого особенного, что ты получаешь такие подарки?

– Считаешь, что во мне ничего особенного?

Руфрид застонал.

– Да я не об этом! Я только спросил... ну, неважно.

– Теперь мы знаем, – проронил Линден. – Твари, которые напали на нас в Излучинке и убили Эвайна, принадлежат бхадрадомен. Царь... использует бхадрадомен против своего народа.

– Нет, – прошептал Руфрид. – Я не верю, что все так плохо.

– Даже если так – Бейн не знал, – добавила Танфия. – Это у него на лице написано было! Когда он понял, то чуть со страху не умер! Он называл эту тварь "господин посредник". Но посредники – люди, и не становятся ни на чью сторону, а только судят, честно и мудро. Они люди. Бессмыслица какая-то.

– Будь я проклят, если понимаю, что творится в мире, – заметил Руфрид.

– А если царь не знает, с кем имеет дело? Его надо предупредить!

Руфрид тяжело вздохнул.

– Ох, Танфия. И кто мы такие, чтобы царь нас слушал? Если он имеет что-то общее с бхадрадомен, он об этом знает, уж поверь. А чтобы нам понять, что им движет – это без толку.

– А я не могу опустить руки! – ответила Танфия и, промедлив миг, добавила: – Только давай не будем называть их по имени. Вдруг накликаем.

Ради разнообразия Руфрид не стал над ней насмехаться. Его самого передернуло.

Гулжур вглядывался в маслянистую поверхность кровавика, но сосредоточение давалось ему с трудом. Он был один в чаще, сгорбившись над камнем. Гнев в нем смешивался с чувством триумфа. И расчетом.

Ему пришлось убить Бейна. Разбежавшиеся солдаты не в счет – их россказням никто не поверит. Но Бейн знал.

Будь проклят мальчишка, тот, что сорвал пелену обмана. Всегда найдется человечишко, которому не отвести глаз. И будь проклята Предком девчонка, владевшая древним оружием, которого Дозволяющий надеялся никогда боле не видеть. Она убила одного из соплеменников Ру. Но куда хуже был страх, порожденный трепещущим аэр-роф, прорастающий из родовой памяти древнего ужаса. Даже сам Гулжур опасался этого клинка, и не осмелился последовать за беглецами, чтобы отмстить. Позже, когда девчонка осмелеет...

– Дозволяющий?

Вокруг него сплелась равнина. Жоаах уже поджидал его.

– Способствующий.

– Я едва вижу тебя. Здоров ли ты?

– Утомлен, друг мой. Я только что усвоил отрезвляющий и весьма полезный урок.

– И какой же?

– О вреде самоуверенности, – ответил Гулжур. – О пользе уроков прошлого. Не все оружие, сгубившее нас, уничтожено, и не все человеки слепы.

– Что случилось? – озабоченно спросил Жоаах.

– Я все расскажу позже. Мне о многом надо поразмыслить. Но не тревожься – в общем плане это лишь незначительная погрешность. Мои дела здесь окончены; я возвращаюсь в твои края.

Путники покинули Сеферет и вступили в землю Дейрландскую. Первый участок их пути – долина Эльфет – оказался легок: по здешним луговым просторам кони могли часами скакать, не встречая преград. Попадались на пути и чистые ключи, и рощи, где можно было собирать осенние плоды и охотиться на кроликов и птиц. Кони не переставали удивлять своих седоков спорые, послушные, стойкие и крепко стоящие на ногах. Мечта достичь Парионы казалась все более исполнимой.

По мере того, как путники заходили в глубь Дейрланда, земля становилась все суровей. Пропали поля – лишь окаймленные скалами, заросшие жесткой травой чаши разрывали дикую седую чащу. Танфию поразило, насколько редко населен этот край – куда реже, чем покинутый Сеферет. Одиночество давило ее. В сумерках ей мерещились тени за плечом, и слышались голоса, но обернувшись, она не видела никого.

Часто вспоминала она о своем разговоре с госпожой Амитрией. Образ старухи, поющей Песнь творения, и синяя ночь за ее плечами, не ли у девушки из головы... и все, о чем говорили они, боги, и предания, и дальние края, обретало в мозгу Танфии свои обличья и краски. Думая о Сеферете, она красила его черным и синим Луин Сефера, и костяной белизной его стен. Если так, то цветами Дейрланда были серый цвет тумана, тускло-зеленый – мокрых от росы лугов, и бурый – мертвого орляка.

– Мне кажется, что здесь не место Брейиде и Антару, – заметила девушка как-то вечером, когда начали сгущаться сумерки.

– Странные тебе мысли в голову приходят, – буркнул Руфрид, но вполголоса, будто не желая нарушать лесной тишины.

Деревья росли редко, так что стройные стволы ясеней не застили путникам взора; и вдалеке через лес проходил строй охотников, ряд синих теней в тумане. Одни, пешие, несли копья, другие ехали на низеньких жилистых коньках. И мужчины, и женщины были одеты в оленьи шкуры, и волосы их были распущены. Танфия и ее спутники остановились радом. Дейрландцы походили на привидения, на охотников из далекого прошлого, допрежь именования земель. Они двигались с томительной неспешностью, как в воде, и туман окутывал их, подобно жидкому голубому свету.

Что-то проломилось через кустарник, вырвав Танфию из забытья. Добыча охотничьего отряда появилась перед ней, словно из-под земли – могучий олень, чьи развесистые рога касались небес. Кони шарахнулись в испуге; олень замер на миг, тяжело вздымая темные бока. Взгляд его черных глаз, испуганный, и все ж многознающий встретился со взглядом Танфии, и в этот краткий миг девушка поняла, что это не просто лесной зверь, но дейрландский Бог-Олень, изначальная ипостась Антара – нет, самого Анута – охотник и жертва в едином, великолепном теле.

А рядом стояла белая оленуха с глазами черными, как Нут.

Потом олень и оленуха метнулись в лес, и дейрландцы устремились за ними. Охотники промчались в сотне шагов от места, где стояли путники, и все ж не повернули к ним головы; лишь тихо пролетели мимо, разметав по ветру накидки из оленьих шкур.

– Они их не настигнут, – прошептал Линден.

– Нет, – согласилась Танфия.

– Не в этот раз, – подтвердил Руфрид.

Глаза его сияли возбуждением и священным трепетом, руки стискивали поводья, будто юноша мечтал сам оказаться среди охотников. Путники смотрели, пока призрачные охотники не скрылись во мгле, а потом двинулись дальше, и никогда не вспоминали этой встречи. Никакие слова не могли бы объяснить, как вечерние сумерки обратили обычную охоту в древний, несказанный обряд.

А пару дней спустя, когда путешественники выехали в обширные Менрофские степи, с севера на них обрушилась буря, залив дождем и засыпав градом. Кони перешли на шаг, опустив головы и прижав уши; гривы свисали, как связки мокрых шнурков. Единственными укрытиями по ночам могли служить редкие кусты, и невозможно было разжечь костра. Путники дремали, как могли, завернувшись в непромокаемые плащи, но сырость проникала повсюду. Танфия начала привыкать к холоду и неуютству, к постоянному запаху прелой одежды и мокрого конского волоса. До ближайшего города пришлось бы делать изрядный крюк к югу, а потому, не желая снова попасться солдатам, путешественники продвигались вперед.

Хотя прежней враждебности между Танфией и Руфридом уже не было, сохранять доброе расположение духа в такую погоду было нелегко. Измученные бурей и сдерживаемые присутствием Линдена, они не любились с того дня, как покинули замок. Одного этого хватало, чтобы привести обоих в исступление, хотя к концу дня у обоих едва хватало сил, чтобы уснуть.

Непрерывно дул холодный ветер, и неслись по небу черные тучи. Чем ближе путники подходили к Саванным горам, тем суровей становилась погода, будто зима была не временем, но местом, куда они, лишившись рассудка, стремились.

За степью лежали невысокие холмы, поросшие травой и усеянные валунами. Здесь можно было найти хотя бы укрытие от дождя. Еще шесть дней путники шли вперед, и горы становились все ближе, вначале белой чертой на окоеме, потом – иззубренной стеной, постепенно превращающейся в неприступную преграду. Горные снега сияли белизной на фоне нависающих черных туч.

И наконец, горы нависли над путниками. Высочайший пик по левую руку гора Иште – был увенчан облаками, западный склон его покрывал ледник, а южный терялся в холодной тени. Вокруг в молчаливом, недвижном величии громоздились вершины.

– Зайдем туда – возврата не будет, – предупредил Руфрид.

Путники карабкались по травянистому склону. Выше начиналась голая осыпь. Дождь прекратился. но в воздухе пахло снегом.

– Как-то они повыше, чем наши горы, – пробормотала Танфия.

– Да, а у кого хватало глупости идти зимой в горы? Умные люди сидели у камина, хлестали пиво и жаловались на холода.

Излучинка казалась так далеко. Танфия вспомнила прошлую Падубную ночь, когда все было хорошо. Словно в прошлой жизни это было. Так одиноко – быть вдали от семьи на Падубную ночь... а каково родителям без нее возжигать красные и золотые свечи, празднуя перерождение солнца?

– Мы успеем, – решила она. – Зима еще не наступила.

– На равнинах – нет. -Руфрид подобрал поводья и развернул коня, опершись на луку одной рукой. – Слушайте, мы сделали все, что смогли. Но бурю нам не одолеть. Честно говоря, я бы предложил свернуть на юг, найти деревню поприютней, и переждать там до весны.

– Нет! – отчаянно крикнул Линден. – И потерять столько времени?! Это безумие!

– А через горы зимой идти – умно? Тан, что скажешь?

– Что ты прав, но идти все же надо. Буря может бушевать неделями. Если мы не рискнем, мы потеряем уйму времени. Ну же, Руфе, ты и сам знаешь, что идти надо.

– И откуда я знал, что вы оба это скажете? – обреченно вздохнул Руфрид. -Ладно. Высоко в горы нам ползти вовсе не обязательно. Если верить карте, у подножия горы Иште проходит Менрофский перевал. Дней за пять одолеем.

– Тогда чего же мы ждем? – спросил Линден.

Зимородок мотнул головой и фыркнул. И Танфия увидела, как первая снежинка падает с неба на гриву Зарянки. Она лежала там целое мгновение, прежде чем растаять: размером с ноготь на ее мизинце, совершенный шестиугольный хрусталик.

К тому времени, когда снег повалил стеной, путники слишком глубоко зашли в горы, чтобы поворачивать назад. Они видели, как сгущаются черные, набрякшие ледяной тягостью тучи, но лишь понукали коней, надеясь найти пристанище, прежде чем разразится буря. Путь их шел через седловину меж двух пиков, но склон оказался куда круче, чем виделось им снизу. Тропа вилась меж раскатившихся валунов и менгиров. будто расставленных здесь давно сгинувшим народом.

Кони шли мерным шагом, но погода тревожила и их – они фыркали на снежинки, мотали головами.

– Это ненадолго, – уверил их Линден.

– Надеюсь, – полушутливо ответил Руфрид. – Я уже ног не чувствую.

Скулы Танфии ныли от мороза. Пальцы застыли, даже в подаренных Амитрией теплых перчатках. Снег падал беззвучно и непрестанно, засыпая голые камни, нарастая слоями, покуда каждый валун не напялил высокую белую шапку, покрывая тропу вначале по щетку, потом – по бабки.

Задул ветер, накидывая на сугробы паутинно-тонкий слой за слоем. Кони тревожно гарцевали, отворачивались от жестоких ледяных порывов.

– Надо остановиться, – выдавил, наконец, Руфрид.

Укрылись путники под нависающим обрывом, где груда обвалившихся валунов немного прикрывала коней и людей от бури. Там перекусили ревностно сберегавшимися до поры припасами и накормили лошадей парой горстей овса, который везли из самого Луин Сефера на тот случай, если не хватит подножного корма. Этого было мало.

– Я сбилась со счета дней, – проговорила Танфия, – но, по-моему, сегодня Помрак, разве нет? Дома мои дед с бабкой проводят обряд... и нам бы следовало запалить свечку Старухе и испросить благословения ее мудрости.

– Попробуй, – отозвался Руфрид. – А я слишком замерз, чтобы дергаться. Думаю, она поймет.

– Слишком ты непочтителен, – укорила его девушка.

– Может быть, но я не намерен сидеть тут и поминать усопших предков, покуда не присоединюсь к ним. С новым годом, – добавил он язвительно, целуя Танфию в замерзшую щеку.

Всю ночь путники просидели у скалы, прижимаясь друг к другу и слушая, как стонет в горах ветер. Поутру солнце пробило тучи, и трое путешественников увидали, как высоко поднялись. Горы раскинулись вокруг, докуда хватало глаз, но вершина Иште, казалось, не приблизилась ни на шаг. Танфия просто не оценила настоящей ее высоты. Все было залито ослепительным светом, снег искрился золотыми и брильянтовыми блестками там, где его не накрывали синие тени. Валуны, прикрывавшие от ветра отряд, заросли сосульками.

– Это прекрасно, – прошептала девушка.

– Видела ли это все Изомира? – вздохнул Линден.

– Едва ли, – ответил Руфрид. – Перевалов несколько. К сожалению, на карте не указано, который из них полегче. Я просто двинулся к ближайшему.

– Значит, на тебя все шишки посыплются, – заявила Танфия.

Юноша скорчил рожу и поцеловал девушку.

Они едва успели собраться и вновь двинуться в путь, как облака накатили снова. Тропу заметал снег, сугробы наросли до того, что идти приходилось с черепашьей скоростью. Путники спешились и повели коней в поводу; Танфия взяла и Зарянку, и Ястребка, чтобы Руфрид мог протаптывать остальным дорогу через заносы. Никогда еще Танфии не было так мучительно холодно, никогда ее не охватывала такая усталость; Линден, она видела, тоже страдал, но не проронил ни слова жалобы.

Величественный пейзаж был так враждебен, так невыразимо бесчеловечен, но мнилось – здесь царство Махи, богини-карги. Танфия вознесла беззвучную молитву. коря себя, что не принесла подношение Старухе перед походом.

И к полудню показалось, что мольбы ее услышаны. Буря утихла, а перед путниками раскинулась неглубокая долина, за которой виднелся еще один гребень, пониже прежнего. Искристое снежное поле перед ними было даже слишком совершенно-ровным. Зато гора Иште уплыла влево на пару миль, да вдобавок еще отдалилась.

– Как это выходит? – поинтересовалась Танфия.

– Гора куда выше и дальше от нас, чем кажется, – объяснил Руфрид. – В общем, с пути мы не сбились. Вперед. Это похоже на замерзшее озеро.

– Осторожней, – предупредил Линден, когда Руфрид уже поставил ногу на снег.

Зловеще скрипнуло. Руфрид поспешно отступил на шаг, и в то же мгновение, снежный щит разом пошел трещинами и рухнул вниз в облаке сверкающей ледяной пыли. Юноша оскользнулся на краю, Танфия и Линден разом подхватили его, не позволив сверзиться с обрыва. Потрясенные путники обнаружили себя на краю пропасти. Обломки снежного поля с мягким рокотом рушились в бездну.

Ущелье было узким, но очень, очень глубоким.

Танфии сделалось жарко, по спине струйкой стекал пот. Едва не потерять Руфрида... Его неловкая рука легла на дрожащее плечо девушки.

– Прохода нет, – проговорил Руфрид. – Должно быть, мы где-то сбились с дороги. Не думал я, что так тяжело придется.

– Ничего, – попыталась ободрить его девушка. – Вернемся по нашим следам и попробуем снова.

Вновь поднялся ветер. Буран бросал снег в лица путников пригоршню за пригоршней – не пройти, не взглянуть, не вздохнуть даже. Путь приходилось пробивать через высокие сугробы. Конские шкуры покрывались слипшимся снегом, смерзались комьями гривы. На ресницах Танфии намерзал лед, и глазницы ныли от холода.

Беспрерывная, бесконечная белизна играла со зрением злые шутки. За пеленой снега двигались бледные тени; стоило обернуться к ним, тени исчезал, и проявлялись вновь, как только Танфия отводила взгляд. Под ложечкой сосало от ужаса, и вновь постучался в грудь элирский нож. Дотянуться до клинка Танфия не могла – даже в толстых варежках слишком онемели ее руки. Линден задохнулся, глаза его расширились.

– То же чувство, что и в лесу, – прохрипел он, хватаясь за голову. Словно рядом бха...

– Молчи! – крикнула Танфия.

– Они мерещатся мне. Идут по следу.

– Где? – воскликнул Руфрид -Я ничего не вижу!

Путники приостановились. Не было слышно ни звука – лишь шептал падающий снег.

– Пойдемте дальше, – предложила Танфия.

Еще час, если не более, пробивались они через сугробы, а бледные тени скользили вокруг, и нескончаемый ужас пробивался даже сквозь пелену усталости. Кони тревожились, будто тоже чуяли угрозу – выкатывали глаза, мотали головами, поскальзываясь на предательском льду.

Но, наконец, животные сдались. Кони шли все медленней, покуда не отвернулись от ветра и не отказались идти вовсе. А буран наметал поперек тропы снежную стену.

– Твою так! – ругнулся Руфрид сквозь стучащие зубы. – Ни назад, ни вперед. Простите, ребята.

– Да нет, это я виноват, – выдавил Линден. – Надо было тебя слушать.

– Хватит решать, кто виноват, – перебила их Танфия. Щеки ее так застыли, что она едва могла говорить. – Давайте решать, что делать, чтобы не замерзнуть до смерти.

–Останемся здесь – нас просто снегом завалит, – предупредил Руфрид.

Вокруг висела белая мгла, в которой вихрились сероватые снежинки. Ужас и ощущение взгляда в спину вдруг испарились куда-то. Такое искушение, подумалось вдруг Танфии, – лечь и задремать в этом мягком снежном одеяле... Девушку пронизала дрожь отчаяния. В первый раз за все время пути он ощутила близость смерти.

Бледные тени брели к ним сквозь снег, смыкая кольцо.

Линден вжался между Танфией и Руфридом, стискивая варежками их руки.

– Боги! – прошептал он. – Я думал, они ушли, я не чувствовал их!

Кони стояли, как изваяния. На груди Танфии вздрагивал элирский нож не жаром, но каменным хладом.

Тени приближались молча – бледные, едва различимые в белой мгле. Они проходили сквозь сугробы и снежные вихри, не тревожа их, будто видения или отражения из другого мира. Поступь их была нетороплива. Танфия, будто во сне, наблюдала за ними сквозь снежный саван. Зачарованная, ошеломленная, она стояла, замерев, на грани запредельного ужаса, и слишком поздно заметила оружие в руках теней.

Бледные фигуры окружили путников. Танфия не могла сосчитать их – они то проявлялись, то исчезали вновь. С головы до пят покрывали их накидки, переливавшиеся серым, белым, лиловым, и снова серым. Одни вооружены были хрупкими серебристыми луками, другие – копьями или мечами, искрившимися, как лед.

– Что за глупцы отважатся встретить зиму в Саванных горах? – прозвучал тихий, льдисто-хрупкий голос, шедший словно бы отовсюду. – Только люди.

Одна из фигур выступила вперед и коснулась плеча Танфии наконечником копья – легонько, но охвативший девушку леденящий страх был страшней горных морозов.

– Идем, – прозвенел голос. – Ваш путь окончен.

Глава четырнадцатая. Гелиодоровая башня.

Еще до зари, когда мир был мрачен и холоден, Изомиру затолкали в очередную повозку, и для девушки начался новый долгий путь по извилистым серебряным рельсам. Девушка куталась в плащ, прижимая к себе мешок с пожитками. Трое охранников сгрудились вокруг печурки, и к их подопечным не просачивалось ни капли тепла. Да и повозка была почти пуста – на Изомиру взирало семь пустых лиц, и лишь одно было ей знакомо: Лат.

Имми пересела к нему рядом, радуясь знакомому лицу.

– Не знала, что ты резчик по камню, – заметила она. Дыхание ее повисало в воздухе облачками пара.

– Я не резчик. Старшой сказал, им нудны плотники. Да мне все равно. Лишь бы отсюда убраться.

Он обвел повозку пустыми глазами. Он все еще не отошел, подумала Изомира, ему нельзя никуда ехать... но всем на это наплевать. Расхоженная за вчерашний день грязь смерзлась, покрывшись блестящей ледяной коркой. Кучер понукал тяжеловозов, а рекруты молча взирали, как удаляются голые склоны карьера, мрачно карабкающиеся в небеса – удаляются и исчезают.

Изомира подумала о Беорвине. Сказал ли ему кто-нибудь про Серению, про взрыв? Подумали ли передать ему, куда повезли ее, Изомиру? Нет, конечно.

Пейзаж вокруг дороги был девушке незнаком, но здесь хотя бы были деревья.

Стройный от природы Лат исхудал до прозрачности. Блеклые волосы слипшимися прядями спадали на тонкое лицо, от карих глаз разбегались морщинки. Вчерашнее несчастье разорвало ему сердце, и все же через перу минут он взял Изомиру за руку.

– Спасибо тебе, – сказал он.

– За что?

– Что пришла вчера сказать мне о Серении. Что посидела со мной. Думаю, без тебя я бы сдался и умер.

– Не сдавайся. Серении бы это не понравилось

– Я по ней тоскую, – признался Лат. – Все еще не верится...

– Мне тоже, – тихонько ответила Изомира. – Она меня веселила... прямо как моя сестра. Я прямо слышу, как она со мной разговаривает, советует "не дурить".

– Да, – улыбнулся Лат, – в этом вся она.

Внезапно он разрыдался. Изомира обняла его, примостив подбородок на макушке юноши. Кто-то из спутников косился, но девушка смело глядела сквозь них. Все ее попутчики выглядели голодными и изможденными, и в глазах их не было ни радости, ни надежды. Изомира почти тосковала по первому своему путешествию, когда рядом были Беорвин и Серения, когда находилось, чему радоваться и о чем петь.

Над землей стояла зима – насколько можно было видеть через щели в запертых от мороза ставнях. Голые черные деревья застыли старушечьими руками в белесом льдистом тумане. Время богини-Старухи, когда земля впадает в смертный сон. Изомире представилась Брейида в старшей ее ипостаси – Маха, мудрая, древняя, могучая и ужасная.

– Лат, попросим сил у Махи, – проговорила она.

Юноша утер глаза.

– Да. Если нам не поможет она, то уже никто не поможет.

– Возьми меня за руки, – сказала Изомира. – Закроем глаза и позовем ее, ощутим ее мощь. Не запирайся от зимы, откройся ее силе. – И она завела песнопение:

– Великая Маха,

За черными вратами твоими

Правящая Смертью и Зимою,

Повитуха рождений и перерождений,

Начало и конец,

Тьма полуночи и тьма бездн...

Стиснув холодные пальцы Лата, девушка перестала сопротивляться холоду, но отдалась ему, чувствуя щеками морозец, растекаясь сознанием по снежным тучам и глубоко ушедшим в землю сонным корням.

– Мы, дети твои, взываем к тебе -Крылья вороньи распахни,

И нас обними,

Пусть наполнят нас мудрость и силы...

Чья-то рука грубо тряхнула Изомиру за плечо. Девушка открыла глаза над ней нависал мрачный стражник.

– Хватит! Моления запрещены.

У Имми отнялся язык, но Лат, дотоль такой смирный, отреагировал с невиданной яростью:

– С каких пор грешно обращаться к нашей богине?

Он вскочил, стиснув кулаки. Юноша был даже выше стражника, хотя слишком худ. Изомира потянула его за рукав, испугавшись, что Лата сейчас ударят или накажут.

Стражник только скривился.

– Правила не я устанавливаю, – процедил он и убрел обратно к печурке.

Лат плюхнулся на скамью. Его трясло от гнева.

– Или эти люди отреклись и от богини?

– Нет, что ты, – прошептала девушка. – Просто взывать о помощи к богине или богу – это тоже чародейство. Оно влияет на мир.

– Мы бы лишь стали сильнее, – прошипел Лат. – Или теперь разрешено жить только убогим и несчастным?

– Но я чувствую себя сильнее, а ты? И есть люди, которые призывают силы большие, и меняют окружающий мир.

Лат с любопытством глянул на девушку.

– А ты можешь?

– Нет, конечно. Бабушка моя может. Она наша деревенская жрица. И целительница сильная. А дедушка Осфорн, хоть и молчун, а в саду просто чудеса творит. Он, конечно, жрец...

–Они – провидцы?

Вопрос застал Имми врасплох.

– Вряд ли. Знаешь, я как-то не расспрашивала их, что они умеют, а что – нет. Но они больше травами, зельями занимались. У Хельвин на посохе красивая такая каменная держава была, но она ею точно не колдовала. Не любила она камней; помню, говорила как-то маме, что сила их – совсем элирская, холодная очень. Жаль, я не переспросила, о чем это она.

– Мои-то все плотники, – заметил Лат. – Вот они если где и чудесят, так с деревом. Я и полку могу сработать, и дверь, а вот заставить дерево петь и сиять, как отец – не умею. От меня и вообще проку немного.

– Неправда, Лат, – укорила его Изомира, но мысли ее обращались к бабке и деду. Чего бы она ни отдала, чтобы увидать Хельвин; вспоминались седые волосы, и гордая осанка в те минуты, когда жрица призывала богиню и бога. Вздох застревал в горле. Вспоминались Помрак, и Падубная ночь, и Брейидин день, когда сквозь сугробы проламывались первые подснежники...

– Изомира? С тобой все в порядке?

– Я думала... знаешь, можно кого-то всю жизнь видеть рядом, а по-настоящему не знать. О стольком надо было ее расспросить, а я и не думала. И в голову не приходило, что может оказаться поздно.

Двенадцать дней спустя, ночью, они прибыли в Париону.

Изомира поначалу и не поняла, куда приехала повозка. Что-то разбудило ее – шумок снаружи, цокот копыт, перестук колес, эхо от многих домов, а еще – топот ног, голоса, обрывки песен.

Очнувшись совершенно, девушка обернулась и растворила ставни, только чтобы тут же захлопнуть под возмущенный хор: "Закрой клятое окно! В амбаре родилась?".

И все же она успела увидеть уходящую вниз улицу, и громоздящийся вдали холм, и мраморные здания, окруженные голыми деревьями. Горели вдоль улиц фонари, и сияли высокие окна. На крышах искрился снег, но внизу его уже стоптали в бурую кашу.

– И на что это похоже? – спросил шепотом Лат.

– Все очень большое. И страшно холодное. – Изомира завернулась потуже в плащ, когда укол нестерпимого одиночества пронзил ее насквозь. Слова не шли с языка. Никогда еще девушка так не стремилась домой, и не ощущала так отчетливо, что никогда боле не увидит родной Излучинки.

Наконец повозка остановилась, и распахнулась дверь – с глухим тяжелым стуком, который Изомира успела возненавидеть. Вместе с Латом девушка пристроилась в очередь выскакивающих на улиц рекрутов.

Изомира покидала вагон последней, и зрелище. открывшееся ей, когда она ступила на мостовую, ошеломило ее.

Впереди вздымался в небо величественный холм, увенчанный огромной стеной, подавлявшей даже самую свою основу. Огни озаряли призрачным отсветом основание ее – внизу белое, выше -золотистое, и темно-желтое там, где стена терялась во мраке. Высотою она была не менее семи десятков локтей, но и это не было пределом – верхний край ее зубрился, незавершенный. Всю стену покрывали черной сетью леса, и по ним, крохотные, как паучки, ползали люди.

С неба сыпала снежная крупа, но Изомира так привыкла к морозу, что едва замечала его. Всюду горели факелы, их высокие белые огни строились шеренгами вдоль склонов холма, и устремленными в небо стрелами полыхали на стене. Всюду были рекруты – кричали голоса, звенели молоты, скрипели канаты. Привыкнув к темноте, девушка разглядела, как волокут оравой вверх по склону каменную глыбу, и поднимают огромными блоками на леса другую.

То была башня, которую предстояло им построить. Огромная башня цвета солнца.

Сердце Изомиры переполняли противоречивые чувства – страх, изумление, трепет. Обернувшись, она увидела, всего в полумиле, другой холм, увенчанный громадной крепостью. Замок покрывала тьма, и лишь едва видный золотой отблеск прорисовывал очертания стен и башен.

Янтарная Цитадель!

Девушка повернулась, чтобы поделиться с Латом, но оказалось, что все уже ушли, и только стражник, тот, что выговорил ей в повозке, подтолкнул ее в спину.

– Шевелись, девчонка! Нечего заглядываться! Через пару дней у тебя здешние красоты из ушей потекут.

Он погнал ее вслед за остальными рекрутами по мощеной дорожке, вбегавшей на холм. К тому времени, когда они добрались до врезанной в склон стены из песчаника, Изомира совсем запыхалась. Стражники загнали всех под арку, и позади затворились с лязгом тяжелые ворота. Впереди лежал туннель, темный, как в руднике.

Проход вел в глубь скалы, разделяясь на узкие тоннельчики. Вдоль стен тянулись ряды тесных пещерок, отделенных от прохода железными решетками. Внутри каждой валялись на полу три-четыре тонких подстилки. Кое-где сидели люди. Слышались голоса, перестук капель, раскатывающийся вдалеке недобрый смех.

Девушка стиснула руку Лата.