Текст книги "Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)"

Автор книги: Фреда Уоррингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– И последнее, государь, – проговорил Граннен. – Хотя нам пришлось расширить ряды войск, из-за скопления рекрутов в Башне в моем распоряжении остается всего двенадцать с половиною тысяч солдат. Дозвольте призвать владыку Серпета Эйсилионского с его княжеским войском, числом две тысячи. Все они принесли присягу, и ждут вашего приказа под городскими стенами.

– Да, да. Призывай. Теперь идите; делайте, что велено.

Помощники разошлись, и Гарнелис остался один. Некоторое время царь стоял недвижно, подобно великанскому пауку наблюдая за кипением собственных страстей, точно чем-то отдельным от себя – так копошится в паутине мошка. Потом, накинув скрывающий его лик простой плащ, он отправился в бараки.

Как безмолвны они, его слуги. Открыться ли им, увериться в их верности? Падут ли они перед ним ниц, целуя стопы его от благодарности, что дозволил он им трудиться на великой государевой стройке? Или отшатнутся в ужасе? В глазах рекрутов царь видел лишь подавленный ужас. Эти глаза наполняли его кошмары. И под этими взорами он желал лишь раздавить их, как гусениц под каблуком.

– Государь?

Бледная фигура встала за его плечом, когда Гарнелис уже возвращался в Цитадель подземным ходом – в одиночестве. Лафеом.

– Государь, вы в тревоге.

– Всегда ты все знаешь, – прошептал царь, тронутый. – Собственные мои подданные идут на меня войной!

– Бояться нечего. Если дойдет до войны, я клянусь оказаться вам любую посильную помощь.

– Какую помощь? – Гарнелис требовательно глянул в улыбчивое, невыразительное личико архитектора. – Посредники не становятся ни на чью сторону.

– Посредники – нет. – Лафеом не отводил взгляда, улыбаясь своей зловещей, терпеливой улыбкой, и Гарнелис всматривался, покуда взор его не проник сквозь кожу, до черепа, и дальше – прямо в мозг! – Вам уже много месяцев ведомо, государь, – прошептал архитектор, – кто мы на самом деле.

Только теперь царь осознал, что позади Лафеома стоит еще одна фигура тот посредник, которого Лафеом отправил когда-то в помощь войску. Гарнелис встречался с ним всего однажды, а имени так и не узнал – только странный титул, которым величал товарища архитектор, Дозволяющий. Но это не титул посредников...

Второй пришлец был выше ростом, но сильно горбился, точно стервятник. Если Лафеом был бледен, то Дозволяющий – потаен; все в нем было зеленоватым и серым, все пряталось в тени, и кожа была не полупрозрачной, но ясной, как стекло, и в студенистой плоти вились сосудики и плыли мутные пятна.

Странно – по раздельности они выглядели иначе. Просто неприметные, скромные чародеи, мудрые и скрытные. Но теперь, увидав их вместе, царь и узрел их иначе – словно двое пришлецов питали друг друга душной силою, кошмарным взаимным восторгом.

У Гарнелиса засосало под ложечкой, но чувство это, как и все прочие, оставалось далеким. Он знал, он всегда знал, и все же не могу признаться себе в этом.

– Мое настоящее имя – Жоаах, – проговорил архитектор. – Моего товарища зовут Гулжур. Это мы сообщаем в знак взаимного доверия и верности.

– Жоаах, – повторил Гарнелис, перекатывая на языке уродливые имена. Гулжур.

– Вы всегда обходились с нами честно, государь. Наш вожак Аажот никогда не нарушал нашего договора. Бхадрадомен – не враги вам. Откуда, если мы уже двести и пятьдесят лет живем в мире, и вы все это время дозволяли нам жить по нашим обычаям?

– Это... верно, – пробормотал Гарнелис. Боль нарастала, отдавая в темя, лишая сил. – Аажот мудр. Мне ведомо, что вы не враги нам.

– Тогда для вас вполне приемлемо держать нас своими помощниками.

– Да, – прошептал царь.

"Я пригрел бхадрадоменов на своей груди, – билось у него в голове, бхадрадоменов, и я знал, что делаю, но совесть не дозволяла мне сознаться даже перед собою, и я запутался в тенетах лжи..."

Жоаах шел ошую него, Гулжур – одесную. Гарнелис увидал, что между ними плывут нити липучего света, и сам он пойман в этой паутине, плывет, спутанный в сетях клейкой сияющей отравы, и та стягивалась все туже, туже. Черепа его спутников ухмылялись.

–Государь? – спросил Лафеом. – Вам дурно?

Боль давила на сердце. Царские одежды намокли от пота.

– Ничуть. Да, вы, без сомнения, вправе трудиться на меня. Однако может так статься, что не поймут другие, для кого наше соглашение слишком... преждевременно.

– Совершенно верно, государь, – вступил Гулжур, – и потому оно должно оставаться тайным. Но я клянусь вам, что в предстоящих битвах мы будем всецело на вашей стороне. Как наши гхелим обороняли ваши войска, так на поле битвы они обрушатся на ваших врагов, появляясь без предупрежденья и поражая ужасом. Передайте воеводе Граннену, что страхи его ложны. Победу ему всегда обеспечит незримая подмога.

Гарнелису казалось, что он рушится в бездну. В ушах выл черный ветер, близился конец света. И все же сквозь пелену ужаса пробивалось нечто похожее на душевный подъем.

– Да! – всхлипнул он, протягивая руки, чтобы уцепиться за что-нибудь, и встретил бескостные пальцы Жоааха и Гулжура. Их холодные руки поддержали его – помогли ему; спасли его. Телом и душою он предался в их руки, он доверился им – и взамен получит от них все, чего бы ни пожелал. Душные кошмары казались теперь весьма скромной платой.

Гарнелису казалось, что перед ним расстилается вся Авентурия, а он взирает на нее свысока, подобно всезнающему богу, покуда подданные его копошились, сражались, умирали внизу, торопливо и мелочно, подобно муравьям. Даже бхадрадомен казались ничтожны. Мир стряхивал их, как чешуйки отмершей кожи... Но царь, воздвигшийся на Башне вековым дозором, пребудет в темной славе до конца времен.

Спутники вели его сквозь тьму.

– До сих пор, – хрипел Гарнелис, – не осознавал я ни истинной цены вашей дружбы, ни опасностей, которые претерпели вы, дабы доказать искренность своих намерений. За поддержку вашу я благодарен вам от всего сердца! Пусть же сей миг ознаменует эпоху новой дружбы между моим родом и вашим. Все сходится. Царя Гарнелиса могут забыть, но Гарнелиса, строителя Великой башни, и впервые сковавшего бхадрадомен узами истинной дружбы...

– Такого Гарнелиса ожидает вечность, – прошептал Лафеом.

Кончился праздник Огнева Терна, подходила к концу весна, а Гелананфия с каждым днем тревожилась все сильней. Вестники от Маскета и других мятежников прекратили появляться; царевна послала юношу из своих – он пропал без следа. Судьба его тревожила ее безмерно. Что с ним – схвачен, или убит? Есть ли у нее на самом деле надежда выстоять перед обезумевшим дедом?

"Я в ответе за их жизни", подумала Гелананфия, наблюдая, как пробуждается лагерь. Ее последователи разжигали костры, готовили завтрак, холили коней; снабжение лагеря провизией само по себе превращалось в войну.

– Смогу ли я сдвинуть их с места? – вполголоса обратилась она к стоящему рядом Элдарету. – Не говоря уж о том, чтобы сковать из них войско?

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, Гела.

– Такой надежды я и не питаю. А о худшем и вовсе стараюсь не думать.

Оба разом обернулись на стук копыт. Мириас, бывший в лесном дозоре, остановил коня в шаге от Гелананфии.

– Госпожа, сюда едут царские солдаты! – выдохнул он. – Тридцать конников! Через четверть часа будут здесь.

– Спасибо тебе. – Царевна обернулась к Элдарету. Ее охватило странное спокойствие, даже облегчение. – Это может оказаться началом конца. Помоги мне собрать всех.

Когда конники въехали по склону на вершину холма – сверкая намасленными кожаными кирасами и дорогими смарагдово-зелеными плащами, бряцая уздечками, – Гелананфия была готова. Они с Элдаретом вышли встречать незваных гостей. Рафроем стоял рядом, Зоря, Танфия и еще несколько доверенных помощников толпились за плечами. Оружия у них не было, но царевна предусмотрительно расставила пять десятков руфридовых лучников в подлеске и за стенами. Сафаендера с актерами спрятали в шалаше, на случай, если тех узнают. Остальные мятежники сбились плотной толпой в нескольких шагах позади.

Капюшон Гелананфия натянула как можно ниже. Она не была уверена, будут ли ей знакомы приехавшие, а открывать себя раньше времени не хотела.

Вел прибывших широкоплечий мужчина с коротко обрезанными седыми волосами и самодовольной харей. Его серый в яблоках боевой конь мог был сойти за тяжеловоза мощной шеей и копытами размером с тарелки. Рядом с главарем ехал помощник, молодой, бледный и кислолицый. При виде царского герба на их плечах – колесо, древо и самоцвет – у Гелананфии захолонуло сердце.

– Я воевода Граннен, посланник царя Гарнелиса, – провозгласил главарь. – Доброго вам дня.

Гелананфия много была наслышана о Граннене, однако видеть его царевне приходилось лишь мельком. Это было и к лучшему – меньше шансов, что он ее узнает. Почти все, встречавшиеся с воеводой, говорили о его безжалостной натуре, шедшей вразрез со всем, что прежде ценилось в Авентурии.

– И вам того же, – сухо откликнулся Элдарет. – Чем могу служить?

– Господин Элдарет, – проговорил Граннен, так поджав губы, что они совсем скрылись с лица. – Мне следовало догадаться. Вы человек весьма неуловимый. А это, э?.. – Он подозрительно покосился на Гелананфию, пытаясь высмотреть лицо под капюшоном.

– Моя супруга, госпожа Вайна, – ответил странник.

– Не знал, что вы женаты. Впрочем, вы полны сюрпризов, не так ли? Вообще-то вы совершаете тяжелейшее преступление, подбивая на бунт честных подданных. Я приехал, дабы потребовать прекратить сие непотребство.

– Мы не идем против царя, – ответил Элдарет, – однако идти в рекруты, будь то в войско или на гибельную Башню, отказываемся. А потому мы уходим из-под его руки.

– Вы – что? – Граннен недоверчиво рассмеялся. – Да это невозможно!

Элдарет стоял прямо, как дерево. Стянутые в хвост черные волосы ниспадали до самых лопаток. Обветренное лицо его было спокойно, а тон ненавязчиво-властен. Гелананфия гордилась им.

– Мы не ищем ссоры с царем. Мы просим лишь, чтобы нас не тревожили, и не препятствовали приходить к нам прочим желающим.

Граннен надулся жабой, но в уголках его рта затаилась ухмылка. Он жаждал неповиновения. Он искал повода раздавить бунтовщиков.

– Мы не нарушаем мира, – добавила Гелананфия.

– Закон такого слова не знает. Вы нарушаете закон – и точка. Неповиновение царю должно караться.

– Это протест, а не неповиновение...

– По введении военного положения, – перебил ее Граннен, – я наделен властью взять под стражу ваше так называемое "поселение". Вы останетесь здесь, покуда вас не отправят в другое место.

– Никуда вы нас не отправите! – решительно воскликнула Гелананфия. Прежде чем против нас обратят оружие, мы имеем право бить перед царем целом! Мы можем вынести наши горести на государев суд!

– По введении военного положения подданные лишаются подобной чести.

– Вы отказываете нам в праве быть выслушанными?

Ее пылающий гневом взор вонзился в жесткие, торжествующие глазки Граннена.

– Я ни в чем вам не отказываю. Это повеление самого царя.

Прокашлявшись, выступил вперед Рафроем. Стройный и светлый, точно росток, рядом с Гранненом он казался страшно уязвимым.

– Воевода Граннен, – проговорил он, отбрасывая назад капюшон, поскольку вы и соратники Элдарета явно не в силах достичь согласия, могу я посредничать между вам, покуда примирение не будет достигнуто?

Граннен воззрился на него, сбитый с толку.

– А ты кто?

– Рафроем со Змеиных островов.

Граннен недоверчиво хохотнул.

– У вас есть посредник? Откуда?

– Како н попал к нам – не столь уж важно, – отозвался Элдарет. – Он здесь, и даже вы должны понимать, какой вес это придает нашим требованиям.

– Одно дело – отказать нам, – добавила Гелананфия, – и совсем другое отказать посреднику. Не желаете иметь дела с нами – за нас выступит Рафроем. В этом вы отказать нам не вправе.

Бледная фигурка посредника выжидающе обернулась к Граннену, но генерал только фыркнул и отвел взгляд.

– Да ну? – переспросил он. – Царю уже служат посредники, и новых ему не надобно.

– Вы отказываетесь от моих услуг? – поинтересовался Рафроем.

Граннен оперся о седельную луку.

– Здесь, друг мой, не о чем посредничать. У меня на это времени нет. Да и у царя тоже.

– Даже самодержец не вправе нарушать обычаи земли! – яростно вскрикнула Гелананфия. – Не хотите по добру, воевода – лучше убирайтесь!

Граннен отвесил ей насмешливый полупоклон.

– Я покуда и впрямь уеду. А вам пока предписываю оставаться на месте. Убежище ваше становится тюремным лагерем. Всякий, кто попытается уйти либо силою восстать против государевой воли, будет предан суровой казни.

Он дернул поводья, и серый конь развернулся, звеня и скрипя уздой. Спутники воеводы разом развернулись, отряд рысью. двинулся вниз с холма.

В молчании наблюдали мятежники за их уходом. Элдарет и Гелананфия обернулись к товарищам. Выходили из укрытий лучники, закидывая на плечи свое оружие.

– Я знала, что надеяться на мир – значит искушать судьбу, – вздохнула Танфия.

– Мы сделали все, что в наших силах, – ответил Элдарет, – но исход был ясен с самого начала. Теперь нас ждет жестокое сражение, и, вероятно, погибель. Те кто останется с нами – живые или мертвые, они не уклонятся от боя за свободу Авентурии! Если кишка тонка – убирайтесь за воеводой вслед и сдавайтесь на его милость.

Никто не сдвинулся с места.

– Борьба не кончена, – подтвердила Гелананфия, натягивая капюшон обратно. Она положила руку на плечо Рафроему. – Мы не останемся здесь, точно овцы в загоне. Что бы ни болтал Граннен – когда мы дойдем до Янтарной цитадели, царь выслушает нашего посредника!

Ближе к утру Танфия с криком проснулась от боли. Что-то ожгло ее.

– В чем дело? – сонно пробормотал Сафаендер.

В руке девушка сжимала элирский нож. Обычно она хранила его под подушкой; должно быть, во сне нащупала. Именно опаловое навершие обжигало ей ладонь. Дрожа, Танфия подняла оружие за ножны; лироф-камень ослепительно мерцал.

– Боги... – прошептал поэт. – Я и не верил...

Танфия уже вскочила с постели и рванулась на улицу, по пути заворачиваясь в плащ. Еще не рассвело, только побелели на восходе облака. По пути девушка едва не столкнулась с Линденом – тот стоял, сонно, покачиваясь, у палатки, которую делил с Руфридом. При виде сияющего клинка он разом очнулся и застыл.

– Танфия, мне только что был жуткий сон... – пробормотал он.

– Надо предупредить Гелананфию! – воскликнула она, хватая товарища за руку и волоча за собой к царевнину шатру.

На шум выскочил Руфрид и, конечно, ринулся за ними.

– В чем дело? – пропыхтел он.

– А ты как думаешь? – огрызнулась Танфия, обнажая сверкающий подобно молнии клинок.

В тот момент, когда, откинув полог, из темной палатки на излучинцев воззрились Гелананфия и Элдарет, нож погас.

– Что случилось? – поинтересовалась Гелананфия, шнуруя юбку и приглаживая растрепанные кудри.

– Я... я не знаю, – призналась Танфия, ошарашено глядя на тусклый серый ножичек. Девушка поспешно спрятала его в ножны. – Линдену кошмар приснился.

Царевна скривилась.

– И вы нас подняли из-за дурных снов?

– Я привык принимать сны Линдена всерьез, – отозвался Элдарет, натягивая сапог. Он заправил рубаху и вышел на утреннюю прохладу. Сквозь темную массу листвы сочилась синяя мгла. – Лучше бы осмотреть лагерь.

– Я с вами, – заявила Гелананфия. – А что за сон, Линден?

– Трудно описать, – вздохнул юноша. – Не столько видение, сколько ощущение. Словно я падаю в белый провал, и краем глаза вижу такие ужасы... – Он сглотнул. – Не хочу говорить. Ушло, и ладно.

Гелананфия потрепала его по плечу.

– Будем надеяться. что это всего лишь сон.

Пятеро полуночников осторожно пробирались меж шатров и времянок, тревожно озираясь. Все было тихо; лагерь ворочался перед пробуждением. Неторопливо щипали траву стреноженные кони. Танфия и ее спутники обошли лагерь по спирали, и, не найдя ничего, так же кругом принялись обходить лес. В предрассветной мгле листья казались черными, и всюду лежали тени цвета вайды. Тишина стояла противоестественная – будто чаща затаила дыхание, и птицы не осмеливались петь.

Гелананфия заметила это первой. На ее вздох обернулась Танфия. Что-то белое валялось на земле, точно брошенное одеяло.

Все собрались поближе. Элдарет нагнулся, приподнял край ткани, и со стоном отвернулся.

– Боги!

Гелананфия наклонилась к лежащему, и, увидав его лицо, пала на колени и разрыдалась.

Это был Рафроем.

Посредник лежал мертв, и белые его одежды были измараны кровью от ворота до бедра. Танфия прикрыла рот ладонью; от ужаса слезы навернулись ей на глаза. Руфрид спокойно нагнулся к телу и развел в стороны разорванные края одежды, обнажив смертельную рану – зияющую алым узкую щель прямо над сердцем, точно убийственное орудие пробило чародею грудину.

– Знакомое дело, – пробормотал юноша.

– Что-о? – вскрикнула Гелананфия, гневно взирая на него сквозь льющиеся слезы.

– Эта рана, – прямо ответил Руфрид. – Такие наносят бхадрадомен. Оружие им не нужно. Они запускают руку прямо через...

– Прекрати, – выдавила Гелананфия. – Хватит, прошу. Он был моим другом! Боги, Рафроем... прости. Это я навлекла на тебя гибель.

Ошеломленные, они молча стояли над холодеющим телом.

– Это я виноват, – прошептал Линден. – Если бы я проснулся раньше, понял, что это значит!

– Кто мог знать? – Танфия приобняла его.

– Да что толку от моих клятых видений, если я не могу...

– Это неслыханно! – Гелананфия беспомощно развела руками над распростертым телом. – Посредники неприкосновенны! Никто не убивает их!

– И как следует это понимать? – риторически вопросил Элдарет, выпрямляясь и складывая руки на груди. – Что царь так слюбился с бхадрадоменами, что Граннен посылает их обделывать свои грязные делишки?

– Весть ясна, – ответила Гелананфия. Царевна утерла глаза и тоже поднялась, стоя над мертвым телом друга, точно львица. – Это война.

Семь дней спустя отряд Гелананфии выступил в поход.

На несколько дней их задержали царские солдаты в лесу – дозоры, выставленные Гранненом, чтобы удержать бунтовщиков в лагере. Гелананфия понимала, что стоит отряду уйти с насиженного места, как к воеводе тут же помчатся доносчики. Но вдруг дозоры исчезли – не то их отозвали затыкать дыры, не то воевода надеялся выманить мятежников из логова.

Так или иначе, а ждать было больше нельзя. Нарушив повеление Граннена, царевна повела своих последователей на Париону. Иные остались – дети, и старики, чтобы присмотреть за ними. Но все, способные носить оружие, покинули Энаванейю, и пройдя сквозь чащу Лузанийского леса, вышли на древний Мейондрасский тракт, ведущий к столице через плодородные зеленые холмы Параниоса. Число мятежников чуть перевалило за четыре тысячи.

Гелананфия и Элдарет возглавляли длинную колонну. Отряд продвигался медленно; большинство в нем составляли пехотинцы, кроме того, каждый вечер лагерь приходилось разбивать загодя, чтобы наскрести на всех провизии и добыть свежей воды.

Царевна намеревалась двинуться прямо на Янтарную цитадель и потребовать встречи с дедом. Путь их не мог остаться тайной, и все мятежники понимали, что рано или поздно они столкнутся с сопротивлением, и, вероятно, вступят в бой. Но никто не боялся. Лучше встретить судьбу лицом, чем таиться и ждать, покуда она придет за тобой. Гнев делал царевну кровожадной. Ей думалось, что, соединившись с Маскетом, она сумет выстоять против Граннена.

На пятый вечер пути, когда до Парионы оставалось еще шесть дней ускоренным маршем, Гелананфия ощутила перемену в воздухе. Нечто подобное она чувствовала и прежде, но никогда – так отчетливо. В тайны зауромы ей полагалось быть посвященной лишь при восшествии на престол. И все же она ощущала это. Стоя перед своим шатром на склоне неглубокой долины, она видела, как красится небо лиловой мглой, как кружат над головой, словно несомые вихрем листья, дра'аки. Сама земля трепетала от натуги и боли.

От этого трепета у Гелананфии разрывалось сердце. Касаться земной силы было величайшей честью, и непереносимым бременем. Слишком тяжелым для Гарнелиса... да и для любого человека.

Только потом Гелананфия заметила скачущего к лагерю всадника. Он мчался прямо к ней. Чалая его кобыла спотыкалась от усталости, седок был изможден и обтрепан. Элдарет и другие старшие, завидев гонца, сбежались к царевнину шатру.

– Госпожа... – выдохнул гонец, не столько спешиваясь, сколько выпадая из седла. Кобыла его понурила голову, бока ее ходили ходуном. Седок с трудом держался на ногах, глаза его от недосыпа покраснели. Только теперь Гелананфия узнала его – это был потерявшийся ее гонец, посланный много дней назад на поиски прочих мятежников.

– Госпожа моя, Маскет погиб.

Его качнуло вперед, и, не подхвати гонца бросившиеся на помощь Элдарет и Руфрид, тот упал бы. На миг лицо его оказалось совсем рядом с лицом царевны, и из глаз его плеснула волна такого отчаяния, что Гелананфию пробрал леденящий ужас.

– Что случилось?

– Страшная битва, – хрипло пробормотал гонец, махнув рукой в сторону Парионы, – в предгорьях Змеевичных гор. Граннен привел свое войско и потребовал от Маскета сдаться, но тот отказался. У Граннена оказалось меньше сил, чем мы думали – больше, чем у Маскета, но всего на пару сотен бойцов, у нас был шанс. Мы дали им бой, люди Граннена вроде бы отступили, но на открытом месте вновь построились, и началось второе сражение... – Он запнулся, переводя дух. Танфия подала ему воды, но гонец так взмахнул руками, что выбил ковшик у нее из рук. Глаза его был безумны. – И тогда что-то случилось. Небо стало ужасного цвета, и облака будто кипели. И.. и там воняло, будто кровью или медью. И на всех напал ужас, да не просто страх перед боем, а куда хуже. Потом войска сошлись, и небо взорвалось.

– Взорвалось? – переспросила вполголоса Гелананфия, когда гонец замешкался.

– Из облаков вырвались летучие твари. Я сам их видел. Тени, ужасные огромные тени дра'аков. Они ринулись на людей Маскета -только на наших, солдат Граннена они не трогали – и начали убивать. Они загоняли нас вместе. На двоих эти бесы и войско Граннена уничтожили почти всех мятежников. Я видел это сам, но сумел бежать. Как вас нашел – сам не знаю. Этого неба мне не забыть...

Воцарилась мертвая тишина. У Гелананфии от услышанного отнялся язык. Гонец смотрел на нее обиженными глазами ребенка, чем мир в одночасье рухнул.

– Что это было, госпожа? – с мольбой прошептал он. – Что я видел?

– Не знаю, – выдавила Гелананфия.

Гонец потерял сознание, обмякнув в руках Руфрида и Элдарета так внезапно, что те не удержали его. Он рухнул в траву, лицом вниз, и только теперь все увидали на его спине кровь – шесть длинных неровных ран, словно когти некоей огромной твари прорвали ткань и плоть.

Глава двадцать вторая. Битва на Гетласской гряде.

Стиснув поводья кольчужной перчаткой, воевода Граннен удовлетворенно взирал на поле боя. По всей долине валялись трупы бунтовщиков, и земля размокла от крови. Над смертным полем плыли, как дым, клочья тумана. В багряном закатном небе кружили над щедрым угощением дра'аки, и воевода не мог бы сказать, настоящие это двери или глумливые подделки, посланные в помощь ему господином посредником.

По всему Параниосу царское войско громило один за другим отряды бунтовщиков в кровавых, быстротечных стычках. Какая там междоусобица просто наведение порядка. Дилетантская наивность мятежников даже не давала называть это войной.

Маскет, само собой, был другого масштаба фигурой – но он мертв, а те его соратники, кто не сдался вовремя, кормят дра'аков. Остался, конечно, элдаретов сброд, но и с ним было бы расправиться так просто...

Граннен расчетливо прижмурился. Было бы легко – коли воеводе не пришлось бы отрядить половину своих войск в Танмандратор. Смута, грозившая этому краю с самого начала рекрутских наборов, обернулась вдруг открытым мятежом. Армия из восьми тысяч мятежников хлынула вдруг с гор, чтобы нарушить самим царем установленный порядок. Граннен до сих пор кипел от бешенства при мысли о недоумках, допустивших, чтобы эдакое войско собралось в полнейшей тайне. Но жалеть поздно – у воеводы не осталось иного выхода. как отправить на борьбу с мятежом добрых семь тысяч солдат. А этим его силы растягивались до невозможности. Царю же было как будто и все равно. Указы его следовало исполнять как по волшебству, а любое упоминание о трудностях самодержец пропускал мимо ушей.

Из-за маскетова войска Граннен теперь не мог перехватить Элдарета прежде, чем мятежники подойдут к столице почти вплотную. Слава громовым богам, что владыка Серпет согласился помочь. Граннен давно научился сдерживать торит-мирскую гордыню и использовать все и вся, что под руку подвернется, чтобы остаться в фаворе у царя и у кормила власти.

А после того, что свершилось только что на залитом кровью поле перед ним, воевода полностью уверился в ворожейной силе посредников. Так что пусть Элдарет со своим потешным войском доходит хоть до самой Парионы. Граннен с нетерпением ждал этой встречи. С каким наслаждением он вновь спустит с цепи этих кровожадных тварей, чтобы сеять ужас и погибель!

Теперь войско Гелананфии продвигалось торопливо, испуганно поглядывая в небо, как мыши ждут появления совы. Снова царевна предложила всем сдаться на царскую милость, и тем спасти, пусть ненадолго, свои жизни. И снова все, как один, поклялись следовать за ней хоть на тот свет, лишь бы не подчиниться Граннену.

Танфия даже обиделась, что в их верности усомнились, да так и сказала об этом царевне в лицо. Гелананфия выслушала ее благосклонно, и ответила просто:

– Тогда идем, что бы не случилось дальше.

За десять дней тракт привел ее войско к Гетласским холмам на западной окраине Парионы. Некоторые – раненые или хворые, включая и несчастного гонца – отстали, хотя Гелананфия не оставляла никого без помощи и пригляда. Сидя в седле быстроногой Зарянки, Танфия бесилась от необходимости поджидать медлительных пехотинцев. Вместе с Линденом и Руфридом они бесконечно обсуждали, а не стоит ли бросить эту затею и отправиться в Париону втроем... но каждый из них понимал, что в войске Гелананфии скрыт их единственный шанс спасти Изомиру. И все они были напуганы больше, чем могли признаться друг другу.

Царевна говорила, что двинется прямо на Янтарную цитадель. До сих пор никто не пытался их остановить. Продвижение их не оставалось тайным – за ним наблюдали дозоры царских солдат; однако войско не встречало сопротивления. То, что их подпускают так близко к столице, пугало – словно Граннен решил подразнить их драгоценным призом, возбуждая надежды.

На десятый вечер лагерь разбили в месте, которое Элдарет назвал Гетласской грядой – цепочкой холмов, упиравшейся одним концом в высокий эскарп. Сафаендер ехал обок Танфии; Элдарет подыскал ему и всем его актерам коней, хотя верхом они чувствовали себя немногим лучше, чем на своих двоих. Аштарь, Эвендер, Шарма и Салиоль ныли почти непрерывно, так что Танфия старалась обходить их стороной, н Сафаендер этот урок усвоил.

Когда они выехали на вершину очередного холма, Танфия завидела на окоеме золотую блестку – что это было, из такого далека сказать было трудно.

– Что там? – спросила она.

– Это, милая моя, – тоскливо пробормотал Сафаендер, – стольная Париона.

У Танфии отвалилась челюсть.

– Не дразни меня. Не верю.

– Клянусь чем хочешь – так и есть.

– Мы почти дошли! Просто не верится, что я ее вижу!

– Но позволят ли нам войти? – серьезно поинтересовался поэт.

Париона раскинулась к востоку от Гетласской гряды, и последний привал устроили на западном склоне. Танфия выждала, покуда лагерь, расцветя кострами, не погрузится после вечерней трапезы в дрему, а потом ускользнула в одиночку, и, оседлав Зарянку, двинулась на север, к эскарпу. Обрыв тянулся на северо-восток, и, выехав на край последнего утеса, девушка оказалась на несколько миль ближе к столице. И вид, открывшийся ей, был ошеломителен.

Солнце еще не зашло, но в небе уже бледнели все три луны. А под ними разлеглась на трех зеленых холмах Париона.

То был первый взгляд Танфии на город ее мечты.

Равнину заливал золотой свет заката, и сам город сиял золотом в меркнущем свете. В низинах дома тонули в лиловой тени, ближе к вершинам еще горели на солнце их крыши. Там стояла, венчая самый высокий из холмов, сама Янтарная цитадель. Блистали, точно как в фантазиях Танфии, высокие стены и гордые башни, но это был не сон, а далекая, суровая, мучительная реальность.

В глазах у Танфии защипало. Просто увидеть Цитадель... Боги, как же она мечтала ее увидеть хоть глазком – но не так, не ради таких страданий.

По правую руку от Цитадели на холме пониже блистали купола храма Нефетер, богини-покровительницы города. По левую руку виднелся и третий холм, и на нем какой-то немыслимый обрубок, неуместно-уродливый среди этой красоты. Слишком он велик...

Боги, это Башня!

Там должен был стоять театр. Девушка попыталась усилием мысли стереть ужасную Башню, увидеть на ее месте театр, так что у нее слезы потекли от натуги. Проклятая Башня...

Внезапно у Танфии засосало под ложечкой. Элирский нож снова обжег грудь. Со внезапным испугом девушка обернулась, ощутив чей-то пристальный взгляд. Что это торчит там, на соседнем утесе, у рощицы – старый пень или сгорбленная фигура в плаще? Сердце девушки захолонуло. Неподвижная, фигура каким-то образом следила за дорогой, за Мейондрасским трактом, петлявшим по холмам к дальней столице.

Танфия опустила взгляд – и в сгущающихся сумерках, в бледном свете трех лун, она увидала, как вьется по дороге бесконечная шеренга конных солдат. Пень шелохнулся, и два бледных глаза уперлись в Танфию. Словно два луча вонзились ей в сердце, высасывая силу. От ужаса она рванула из кармана элирский нож. Вспыхнул звездою опал; фигура зашипела тихонько, и сгинула.

Что на нее нашло – тащиться в эту даль одной? Перепуганная Танфия пустила Зарянку в галоп обратно, к лагерю.

Было еще темно; до рассвета оставался добрый час, но лагерь уже зашевелился. Линден так и не смог заснуть ночью, и теперь, когда усталость готова была все же сморить его, вставать было особенно тяжко. Он вышел из палатки, чтобы постоять пару минут рядом с Зимородком. Кони тихо пощипывали подернутую густой росою траву. Где-то рядом вставали, зевали, жаловались на судьбу другие мятежники. Потом над туманом вознесся голос Гелананфии:

– Подъем, подъем, во святое имя Анута! Встанем строем, прежде чем этот лежебока Граннен глаза продерет!

Благодаря предупреждению Танфии они были готовы к бою. Войско Граннена разбило лагерь по другую сторону гряды, на склонах обращенных к Парионе. Прошлым вечером Гелананфия и Элдарет собрали командиров, и в мелочах обсудили планы предстоящего боя. Теперь мятежникам предстояло занять позиции по самой гряде, прежде чем туда доберутся солдаты Граннена.