Текст книги "Берсеркер - Безжалостный убийца (Берсеркер - 12)"

Автор книги: Фред Сейберхэген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Человек убегал от смерти целую вечность. Правда, если быть более беспристрастным, – около четверти часа после той минуты, как пали последние, бесполезные людские укрепления. Он шлепал по мелким декоративным прудам и озерам, карабкался, падал и снова поднимался на ноги. Человек изо всех сил старался держать себя в руках, но ему не удавалось справиться с накатывающимися волнами страха. Каждый раз ему казалось, что большего ужаса просто не бывает, но каждая новая волна оказывалась ужаснее предыдущей.

Изнемогшие мышцы, почти лишенные биохимической подпитки, если не считать впрыснутого страхом адреналина, несли сухощавое, облаченное в скафандр тело, почти не замечая слабой гравитации. Непривычный груз боевой брони стеснял движения, и человек пробирался по неровной поверхности планетоида, дыша с трудом.

Хотя тяжелый скафандр и замедлял движения человека, он за последний час уже неоднократно спасал жизнь своему хозяину, защищая его от импровизированных метательных снарядов, камней, которые швырял в него преследователь. Эти камни летели со скоростью, не уступающей скорости пули, и не раз сбивали человека с ног, но так и не смогли убить его или нанести такую травму, после которой он уже не встал бы.

Вокруг выжившего человека и его хромоногого преследователя, отстающего ныне от жертвы не больше чем на пятьдесят метров, с пронзительным визгом неслись клубы тумана. Последние остатки искусственно созданной и тщательно лелеемой атмосферы испарялись с поверхности планетоида под повторяющимися ударами мощного оружия берсеркеров. Среди завывающих потоков воздуха маячили остовы разрушенных домов, которые начинали оседать, когда человек бежал к ним, и рушились у него за спиной, когда он, пошатываясь, пробирался через руины.

Уже долгие минуты в наушниках не было слышно ничего, кроме треска помех. Последний диктор, обращавшийся к населению с призывом сохранять спокойствие, давно уже был убит. Самым громким звуком, раздающимся в шлеме, было неровное, сорванное дыхание бегущего человека.

Лишь одна-единственная машина смерти, из числа самых мелких, сочла возможным отвлечься от выполнения других задач и погнаться за человеком. Человек не мог понять, с чего вдруг проклятая машина избрала его своей следующей мишенью, но было ясно, что берсеркер не собирается отступать от намеченной цели. Если бы берсеркер не получил повреждения в начале боя и две его ноги не выбыли из строя, – а вместе с ними, похоже, и стрелковое оружие, – человек уже давно был бы мертв.

Металлическое насекомое неумолимо двигалось по следу человека. Для своего роста оно было довольно худым, а окраской напоминало засохшую кровь. Управляемый оставшимися мощностями, берсеркер размеренно переставлял одну ногу за другой и продвигался вперед. Очевидно, он рассчитывал, что сможет без проблем справиться с убегающей живой единицей, и явно не ожидал встретить какой бы то ни было отпор со стороны изможденного человека. Во всяком случае, гипотетическая возможность собственного уничтожения волновала берсеркера не больше, чем могла бы взволновать стол или стул.

Благодаря причудливому повороту судьбы именно в тот момент, когда это оказалось позарез нужно, человек был одет в космический скафандр. Но другой каприз судьбы не позволил человеку раздобыть хоть какое-нибудь мало-мальски эффективное оружие.

Видимо, написанный ему на роду запас удачи исчерпался. Человек споткнулся, упал, прокатился по склону и остался лежать лицом к небу. Распростершись навзничь, человек каким-то уголком сознания отметил, что синий купол искусственно созданной атмосферы быстро блекнет и постепенно становятся видны звезды, а в промежутках между ними – вспышки взрывов, все еще терзающих ближайшие участки космоса и жалкие остатки верхних слоев атмосферы.

Но убегавший человек пока что не был мертв. Его предполагаемый убийца, ковыляющий на искореженных ногах, все еще не добрался до него. Силясь снова подняться на ноги и набрать в грудь достаточно воздуха, человек слышал сквозь долетающие снаружи пронзительные завывания ветра собственное хриплое дыхание и гулкие удары сердца.

Человек еще раз отчаянно попытался позвать на помощь.

Ответа не было. Да и откуда ему было взяться? Человеку казалось, что эта погоня длится всю его жизнь.

На мгновение человек потерял своего преследователя из виду, и в нем снова вспыхнула неистребимая надежда. Но эта надежда причиняла боль, и, пытаясь снова отыскать проклятую машину, человек огляделся по сторонам.

Насколько ему было видно сквозь ревущую, стремительно движущуюся завесу мглы и утекающих ветров – а видимость при свойственной планетоиду кривизне поверхности не превышала несколько километров, – на возведенные человеческими руками постройки обрушивались сокрушительные удары идущей из космоса огненной бури. Повсюду виднелись остатки построек: мраморные колонны, плиты из экзотических материалов, все еще сохранявших былую красоту... Памятники падению человечества...

Человек уже подумал было, что ему каким-то чудесным образом была дарована передышка, но секунду спустя берсеркер оказался рядом.

Несколько минут назад человек видел, как эта самая машина убила другого человека. Берсеркер схватил несчастного и одним движением, столь же быстрым и точным, как у любого робота заводской сборки, раздавил шлем, а в следующую секунду просто оторвал человеку голову. И в последнее мгновение, прежде чем несчастная жертва умерла, спасающийся бегством человек услышал по радио ее пронзительный крик, а потом эти звуки исчезли.

Но в сознании последнего живого человека на Иматре продолжали мелькать мысли, вроде бы не имеющие отношения к делу. Он дошел до такой степени умственного и физического изнеможения, что ему казалось, будто он не может больше заставить свое тело и разум работать. С более слабыми формами такого состояния ему случалось сталкиваться и раньше, но сейчас в самой глубине души человек осознавал, что подобных ощущений он никогда прежде не испытывал и что на этот раз ему с ними не совладать. Человек отчетливо понял, что настал его последний час, и отнесся к этому с отстраненным любопытством. Смерть, напоминающая обликом металлический скелет, неспешно двинулась к нему. Берсеркер приближался не спеша, но и не медля. Смерть не собиралась тратить время даром. Хотя на самом деле у берсеркера было более чем достаточно времени, чтобы как следует выполнить свою работу...

...а потом настало отвратительное, лишенное времени мгновение, равного которому человек еще не ведал, хотя до того ему казалось, что он познал все. Но такого он не мог даже вообразить. Когда этот миг настал, приближающийся берсеркер уже находился настолько близко от человека, что смог взглянуть на него по крайней мере частью своих линз так, словно это были глаза.

В этот момент обреченный человек еще раз попытался подняться на ноги ему казалось, что это его последнее усилие, – снова упал и снова попробовал подняться, поворачиваясь так, чтобы оказаться лицом к лицу со Смертью. Он не желал получать удар в спину. Лучше уж смотреть судьбе в лицо.

И в последний миг обреченный человек сумел взглянуть в линзы, сквозь которые на него смотрела Смерть...

...какое это может иметь теперь значение, что линзы берсеркера – на самом деле маленькие зеркала? Почему это так глубоко его затрагивает теперь, когда уже ничто в мире не должно его волновать?

...и вот теперь он видит, как на него выжидающе глядит... ну пусть не его лицо, но, во всяком случае, лицевая пластина шлема. Что это может значить?

Соприкосновение душ. А может быть, даже обмен. Словно он, подойдя к самому краю жизни, вдруг стал Смертью, а Смерть вошла в него через глаза и вытеснила его...

...а потом, в самый миг триумфа – как будто машина произвела какие-то необъяснимые вычисления и пришла к решению, что цель достигнута, – в это самое мгновение все четыре еще действующие ноги остановились как вкопанные. А в следующую секунду – без всякой паузы, без малейшего перерыва берсеркер прекратил угрожать своей все еще живой жертве и попятился. Еще через секунду огромное стальное насекомое повернулось спиной к последнему уцелевшему соларианцу и помчалось прочь. Казалось, что при этом невероятном отступлении берсеркер движется даже быстрее, чем мчался во время погони.

Человек, чьи легкие все еще продолжали снабжать организм воздухом, не мог шевельнуть ни единой мышцей. Все, на что он был сейчас способен, – это смотреть вслед берсеркеру. Постепенно металлическая фигура исчезла за клубами пыли и тумана, а в какой-то момент и вовсе скрылась из виду.

Правда, и после этого наружные слуховые мембраны скафандра еще долго позволяли человеку слышать размеренный, ритмичный звук – звяканье от сталкивания поврежденных, беспомощно свисающих ног берсеркера о целые. Постепенно этот звук слабел и наконец тоже исчез. У прислушивавшегося к удаляющемуся звяканью человека не было сил ни поднять глаза, ни заставить себя встать.

В глубине души у человека было смутное, но очень сильное ощущение, что он дал какое-то обещание и что его предложение, должно быть, было принято. Правда, никто при этом не произнес ни единого слова, но такая мелочь не имела значения. Воплощенный ужас оставил его в покое, поскольку был удовлетворен тем, что теперь человек в каком-то смысле слова принадлежит ему.

И только благодаря этой дьявольской сделке человек до сих пор был жив.

Правда, условия сделки еще следовало обговорить и придать им окончательную форму. Рано или поздно это должно будет произойти, а пока что придется оставить все как есть. Сейчас окружающий мир казался выжившему человеку нереальным. Когда человек все-таки позволил себе опустить веки, перед глазами у него все равно стояла одна и та же картина: линзы, в которых отражался он сам. И хватка этого взгляда сжимала его все сильнее и сильнее.

Три стандартных часа спустя выжившего человека нашли люди-спасатели, которые были облачены в скафандры, вооружены и передвигались на быстроходных послушных машинах. Человек лежал почти на том же самом месте и почти в той же самой позе. Некоторые шарнирные сочленения его скафандра все-таки вышли из строя, и потому человек не мог встать. Спасатели отыскали его среди руин лишь по слабому излучению все еще живого тела.

ГЛАВА 15

В течение нескольких часов, прошедших после кажущегося чудесного спасения, уцелевшего человека осмотрели в полевом госпитале, наспех развернутом на одном из относительно мало пострадавших участков поверхности планетоида, и оказали медицинскую помощь. В этих условиях человек вскоре обнаружил, что является всего лишь пациентом, и счел этот факт очень многозначительным.

Множество людей расспрашивало этого невероятного счастливчика о том, что с ним случилось, и на большинство вопросов он старался дать ответы. Правда, когда счастливчика спрашивали, как к нему попал спасший ему жизнь тяжелый скафандр, он отвечал достаточно уклончиво. И еще он ни словом не упомянул о том, что творилось у него внутри в те последние ужасные мгновения, когда берсеркер подошел вплотную, чтобы убить его. Он ничего не рассказал ни об отражении в линзах, ни о странном ощущении возникшего взаимопонимания с врагом.

Лежа на больничной койке, под пластиковым куполом с комнату размером, и иногда по команде медиробота переворачиваясь с боку на бок, человек прислушивался к доносящимся снаружи странным звукам. Выжившие люди пытались восстановить атмосферу планетоида. Кроме того, человек вслушивался в шаги тех, кто проходил мимо его комнаты, – так ходят только представители власти, – и думал: а может, стоит стащить кем-то беспечно забытый на соседнем столике скальпель и припрятать его так, чтобы он находился под рукой? Но вскоре человек решил, что этого лучше не делать.

Кроме того, человек с благоговейным ужасом отнесся к тому факту, что из нескольких тысяч человек, проживавших на поверхности Иматры к моменту нападения, в живых к нынешнему времени остался лишь он один.

Но это еще было не самым странным. Он не просто оказался единственным выжившим, что само по себе уже было достаточно странно. Он оказался не только единственным выжившим человеком, но почти единственным уцелевшим представителем какого бы то ни было биологического вида, пережившим нападение. Похоже, налет берсеркеров не пережили даже микробы, если не считать тех, которые находились на теле и одежде человека и вместе с ним укрылись под броней скафандра.

Когда человек оставался наедине со своими мыслями, уникальность его положения и возникающие в связи с этим вопросы неотступно жгли его. В реальности все сводилось к одной-единственной проблеме: каковой же была истинная природа безмолвной сделки, заключенной между ним и машиной?

Между ними, несомненно, должно было произойти что-то реальное, нечто такое, что позволило ему остаться в живых.

Что же такого берсеркер мог увидеть в нем, узнать о нем, расслышать в его голосе, что оно заставило машину так необычно обойтись с человеком?

Потом у человека появилась новая идея, привлекательная, но, как все по-настоящему привлекательные мысли, несущая привкус серьезной опасности. При этой мысли человек – он отличался поразительной красотой и был несколько старше, чем можно было бы предположить по внешности, расхохотался. Правда, смеялся он практически беззвучно, так что со стороны это было почти незаметно. Он давно уже научился смеяться именно так. Присутствовавший при этом врач удивился: что вдруг так развеселило его пациента? Но ситуация и вправду была такой забавной, что человек не мог не рассмеяться. Он подумал: а что, если вдруг у машин, так давно и тщательно терроризирующих человечество, существует свой кодекс чести? Судя по известным ему сведениям, такое предположение не было совсем уж нереальным.

Во всех ветвях, на которые разделилось человечество, давно уже существовал некий термин, некое название для людей, сотрудничающих с берсеркерами. Изначально его дали этим людям сами машины. И в большинстве ветвей соларианского общества – да в любой скорее всего – это название было хуже любого бранного слова.

Доброжилы. Вот это омерзительное слово. Так называли тех, кто совершал самое гнусное из преступлений. Одно из немногих, в которых, по мнению выжившего человека, его нельзя было обвинить.

Во всяком случае, пока что нельзя.

Внезапно он оборвал смех и покачал головой в безмолвном удивлении. Что же такого машина смогла узнать о его прошлой жизни и что именно дало ей основание отнестись к нему как к союзнику?

Или, если перейти непосредственно к делу, – каких практических действий ожидал от него берсеркер?

До прибытия на Иматру человек никогда в жизни не сталкивался с берсеркерами так близко, чтобы у него возникла возможность общаться с ними. Да и желания такого у него не было. Но как могли машины-убийцы, появившиеся из глубин космоса и напавшие на эту планетарную систему, где он никогда прежде не бывал и где никогда не хотел побывать, – как могли эти машины знать хоть что-нибудь о нем? Откуда им вообще было знать, что он здесь находится?

Но как ни посмотри, а он единственный пережил нападение берсеркеров. И это был факт, в котором, при всей его странности, человек мог не сомневаться.

Через день после попадания в госпиталь, когда его уже вот-вот должны были выписать, – он получил лишь незначительные травмы, – выживший человек, к немалому его удивлению, погрузился в запоздалый шок.

Врачи говорили что-то насчет естественной психической реакции. Пациент же не видел в этом ничего естественного. Конечно, ему тут же оказали квалифицированную медицинскую помощь, и химическая терапия почти сразу же избавила человека от самых тяжелых проявлений шока. Но полностью исцелить его при помощи химических препаратов было невозможно, или, во всяком случае, врачи явно не считали такую попытку разумной. Один из них громко высказал сожаление, что не имеет возможности изучить медицинскую карту пациента. Такие карты можно было найти во множестве мест, но все эти места находились во многих днях или даже месяцах пути отсюда, в других планетарных системах.

Утром следующего стандартного дня, получив наконец от врачей позволение выйти из госпиталя, – роботы как раз начали разбирать возведенную вокруг пациента временную постройку, – выживший человек ступил на поверхность планетоида. Иматра уже переживала первые, пусть еще весьма скромные шаги на пути обратно к пригодному для обитания людей состоянию. Правда, судя по тому, что человек видел вокруг, на полное восстановление былого состояния потребуется немало времени. Пострадавший от нападения суточный цикл – период обращения Иматры был нарушен – сейчас медленно возвращался к обычному, состоящему из двадцати четырех стандартных часов. Некоторая часть выносливых декоративных насаждений по-прежнему была жива и зеленела, несмотря на то что растения несколько часов пробыли практически в безвоздушном пространстве. Гавот (так звали человека) приостановился, восхищенно глядя на зелень. На прогулке уже можно было обойтись без скафандра – атмосферное давление практически вернулось к нормальному уровню. Правда, содержание кислорода все еще было низковато, но людям, работавшим под открытым небом, вполне хватало респираторов. Все окружающие, кроме только что выписанного пациента, как раз и носили такие респираторы.

Неожиданно человек обнаружил, что он, словно повинуясь некоему внутреннему приказу, движется прямиком к дому, где он получил свой скафандр, которому был обязан жизнью. Конечно, подобные порывы могли представлять немалую опасность, но сейчас человек решил послушаться внутреннего голоса. Подойдя к нужному месту, человек замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. Он безмолвно поблагодарил судьбу и удачу – безликие могущественные силы, в кои-то веки выступившие на его стороне, – потом огляделся. От взорванного здания остался лишь обгоревший остов. Оно стояло на краю огромных, протяженностью в несколько километров, руин. Когда-то здесь находился самый большой космопорт Иматры.

Пожалуй, разумнее всего было бы немедленно уйти отсюда, но человек помедлил еще несколько мгновений, наслаждаясь ощущением неуязвимости. Он все еще продолжал стоять, задумчиво разглядывая руины, когда у него за спиной послышался звук смутно знакомых шагов. Кто-то приближался к нему.

Человек обернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с молодой женщиной в строгом деловом костюме и, конечно же, в респираторе.

– Прошу прощения, вы – Кристофер Гавот? – У молодой женщины оказался мягкий и приятный голос. – Мне назвали ваше имя в госпитале.

– Да, это я. – Он назвал спасателям не то имя, которым пользовался прежде, но человек считал, что оно годится не хуже любого другого.

Гавот отметил, что собеседница практически не уступает ему в росте. Но этим их сходство не исчерпывалось. Женщина (опять же как и сам Гавот) была крепкого сложения, довольно красива, а также имела чрезвычайно холодный и деловой вид. Она представилась, назвавшись Ребеккой Танарат, агентом по особым поручениям при Ведомстве Человечества.

Гавот напустил на себя невинный и удивленный вид.

– Видите ли, я не местный... моя родная планета находится довольно далеко отсюда. Боюсь, я не совсем понимаю, что такое Ведомство Человечества. Судя по слову "ведомство", это, должно быть, какое-то правительственное бюро, или?..

Госпожа Танарат терпеливо кивнула:

– Да, именно. Иматранская система – лишь одна из четырех, подпадающих под юрисдикцию нашего филиала ВЧ.

– Понятно. – Гавот понял, что был прав насчет знакомых шагов. Похоже, он всегда может угадать приближение закона, даже если и затрудняется точно определить, какой именно и чей закон претворяет в жизнь разговаривающая с ним сейчас женщина. Единственное, в чем был точно уверен Гавот, так это в том, что Ведомство Человечества понятия не имеет, кто он такой на самом деле. Иначе они не отправили бы беседовать с ним первую попавшуюся девчонку.

Очевидно, госпожа Танарат что-то почувствовала. Она спросила:

– Скажите, пожалуйста, соответствует ли действительности имеющаяся у нас информация о том, что вы не являетесь уроженцем Иматранской системы?

– Да, я здесь проездом. Это была часть космопорта, да? – Гавот слегка повернулся и махнул рукой в сторону руин. На самом деле он ничуть не сомневался, что так оно и есть. Всего лишь в нескольких метрах от того места, где стояли два собеседника, некогда располагалась камера предварительного задержания при космопорте. Вскоре после сигнала тревоги один из охранников, и до того действовавший не совсем идиотично, решительно заявил, что жизнь арестованного сейчас полностью зависит от них и потому следует снять с него наручники и позволить ему надеть скафандр. Это совершенно безопасно, если предварительно отключить кое-какие системы скафандра...

После короткого спора они все же выдали арестованному скафандр. При этом воспоминании Гавот слегка улыбнулся.

Тем временем агент Танарат что-то говорила своим приятным голосом, явно собираясь втянуть Гавота в разговор. Его что, опять записали в подозреваемые? Было очень похоже, что агент Танарат выучила некие общие правила: например, то, что допрос обычно следует начинать в дружеском тоне. Но госпожа Танарат выглядела слишком юной, и ей трудно было добиться, чтобы ее дружелюбие выглядело естественным и искренним.

Тем не менее она, несомненно, намеревалась выполнить порученную ей работу. Некоторое время Ребекка достаточно неуклюже старалась повернуть разговор в нужное ей русло. Почему берсеркеры так внезапно отступили? У господина Гавота нет никаких идей по этому поводу?

На самом деле Гавот до сих пор не думал об этой стороне вопроса. Он наугад высказал предположение, что враги, практически стерилизовав маленькую планетку, просто двинулись к более крупной цели, бросились в атаку на расположенные ближе к солнцу и более плотно заселенные планеты. Поскольку Гавот не слыхал никаких воплей и плача по поводу сообщений об ужасных потерях на тех планетах, он предположил, что в этом рейде берсеркеры потерпели поражение или, по крайней мере, что людям удалось отбиться.

Когда он высказал свои соображения, не забывая сохранять приличествующий случаю серьезный тон, собеседница спокойно сообщила, что ничего такого не произошло.

– Как только берсеркеры прекратили громить этот планетоид, они тут же покинули систему, причем очень прытко. Внутренних планет угроза не коснулась.

Со стороны казалось, что, произнося эти слова, агент Танарат внимательно наблюдает за реакцией собеседника. Гавот удивленно моргнул:

– Может, они узнали, что к людям идет подкрепление?

– Возможно. Но все равно эта история выглядит очень странно. Вам так не кажется? Пока что никому и никогда не удавалось напугать берсеркеров. Теперь голос Ребекки Танарат звучал несколько жестче, чем в начале разговора.

Гавот повернулся спиной к развалинам космопорта и почти наугад двинулся дальше. Из-под его ботинок взлетали и на некоторое время повисали в воздухе серые хлопья гари и пыль. Агент Танарат двинулась следом, заложив руки за спину.

Через несколько шагов Гавот сказал:

– Но ведь им же наверняка известно понятие "отступление". Если берсеркеры знают, что вот-вот должны подойти превосходящие силы противника и уничтожить их, они отступают, разве нет? Разве они не отступают ради того, чтобы в будущем снова иметь возможность уничтожать жизнь?

Его спутница кивнула:

– Конечно, и берсеркеры иногда отступают по тактическим соображениям. Но приближавшиеся человеческие войска – те самые, которые подобрали вас, не были намного сильнее берсеркеров. Но даже если бы берсеркеры ошибочно сочли, что люди располагают значительным превосходством в силах, они не стали бы в панике бросать свои машины, разве не так?

– Да, думаю, это маловероятно, – согласился Гавот, удивляясь тону, которым был задан вопрос. Молодая женщина говорила словно человек, отыскавший сокрушительный довод, который должен подвести итог длительных дебатов.

Ребекка кивнула с весьма довольным видом, как будто усмотрела в ответе Гавота какую-то уступку, после чего продолжила:

– На самом деле вопрос заключается вот в чем – простите, если он покажется вам жестоким, – почему они не могли задержаться на какую-то долю секунды, чтобы прикончить вас? Если рассказ о том, что с вами случилось, который я слышала, соответствует действительности, именно это и должно было произойти в ближайшие несколько секунд.

– Надеюсь, вы не слишком разочарованы тем фактом, что я все еще жив. Гавот позволил себе мимолетную победную улыбку. Но короткую – он решил, что Кристофер должен быть в общем-то застенчивым молодым человеком.

– Ничуть. – Агент Ведомства Человечества одарила Гавота чуть более заинтересованным взглядом, чем до того. Потом – ему показалось или щеки Ребекки и вправду слегка зарделись? – госпожа Танарат подняла голову и взглянула в небо. – Нам нужно хотя бы вкратце установить, как именно проходила атака. Пара кораблей сейчас как раз изучает это в отраженном свете.

– В отраженном свете? Боюсь, я не совсем вас понял. Ребекка Танарат резко взмахнула рукой, изображая движение корабля в космосе.

– Два корабля сейчас уходят в подпространство, в разных направлениях, но удаляясь от местного солнца, чтобы обогнать солнечный свет, который отразился от планетоида. Это очень рискованно – уходить в подпространство так близко от звезды, и никто не станет делать этого без крайне серьезных причин. Когда исследовательские корабли определят точное расстояние с точностью до светового дня, они смогут отправиться туда и понаблюдать, как происходило нападение. Если все пройдет нормально и они точно рассчитают расстояние, они смогут сделать запись событий. – И Ребекка, гордая своими техническими познаниями, еще раз посмотрела на Гавота повнимательнее.

Ее собеседник снова кивнул. Он постарался всем своим видом показать, что его глубоко впечатлило такое искусство проведения следствия. Вообще-то во время пребывания в госпитале он слыхал, как обсуждался ровно такой способ проведения расследования, только называли его как-то иначе. Что же до агента Танарат, она, похоже, считала это весьма важным.

Хотя собеседники постоянно обменивались улыбками, посреди разговора какая-то деталь царапнула Гавота и заставила его насторожиться. Радиопередатчик его скафандра, предназначенный для связи с другими людьми в скафандрах и с местным штабом гражданской обороны, наверняка был включен в тот момент, когда он капитулировал перед берсеркером. Возможно, кто-то даже сквозь адский шум созданных берсеркерами помех – таким образом они блокировали связь своих врагов – все же смог перехватить сигнал, услышать какие-то произнесенные им слова. Кристофер не мог вспомнить, сказал он в тот момент что-нибудь или все-таки нет. Да нет, вроде бы не должен был...

...но эти корабли, находящиеся в нескольких световых днях отсюда, наверняка не смогут сделать запись, на которой будет виден один-единственный человек, находящийся на поверхности планетоида, и, уж конечно, не смогут записать, что он там произнес...

Собеседница, пристально наблюдая за Кристофером, еще раз настойчиво спросила:

– Так у вас по-прежнему нет никакого предположения о том, что заставило берсеркеров так стремительно удалиться?

– У меня? Нет. Откуда мне это знать? Почему вы спрашиваете об этом у меня?

Искренне удивленный, Гавот начал очень естественно переходить к роли невинной жертвы бюрократов. Ему не нужно было прилагать каких-нибудь особых усилий, чтобы в его голосе зазвучало возмущение. Ведь это же и вправду будет возмутительно, если эти люди из Ведомства Человечества, что бы эта контора собой ни представляла, сумеют раскопать какие-нибудь данные о его встрече с берсеркером. Гавот уже почти забыл о своих травмах, поскольку среди них не было ни одной серьезной. Его дыхание было чистым, пульс сильным и ровным. Но при всем при этом Кристофер не сомневался, что еще не оправился от шока.

Гавот шел, погрузившись в беспокойные мысли. Его мало интересовало, собирается ли молодая женщина и дальше следовать за ним и продолжать разговор или нет.

Ребекка решила остаться.

– Куда вы направляетесь, мистер Гавот? – спросила она, явно не собираясь извиняться.

– Просто гуляю. А что, я теперь обязан отчитываться в своих перемещениях?

– Нет. В настоящий момент – нет. Но у вас что, есть какие-нибудь причины возражать против того, чтобы вам задали несколько вопросов?

– Валяйте, спрашивайте. Если бы у меня были возражения, я бы сообщил вам об этом самым недвусмысленным образом.

Агент Танарат кивнула:

– Итак, откуда вы прибыли?

Кристофер назвал планетарную систему, расположенную во многих световых годах отсюда, одну из тех, с которыми он был отчасти знаком. Она находилась достаточно далеко для того, чтобы идея проверить его слова превратилась в весьма хлопотное мероприятие.

– А каков род вашей деятельности?

– Я работаю в сфере образования.

Похоже, такой ответ вполне устроил агента Танарат. Если бы Кристоферу нужны были какие-нибудь подтверждения того факта, что никто не питает ни малейших подозрений к его прошлому, этого бы ему хватило. Сейчас никому здесь и в голову не приходило, что он попал на Иматру в качестве преступника, которого под тщательной охраной перевозили с места на место. Что ж, после того как планетоид чуть не был уничтожен к чертям, неудивительно, что не сохранилось никаких документов и никаких свидетельств.

Впрочем, это не отменяет необходимости быть осторожным. Очевидно, господа из этого ведомства всерьез подозревают, что он может оказаться доброжилом, – или по какой-то загадочной причине они стараются заставить его думать, что питают подобные подозрения. Гм. И что же это может быть за причина?

– Мистер Гавот, каковы ваши дальнейшие планы?

– Если вы хотите знать, не собираюсь ли я в ближайшем будущем покинуть Иматранскую систему, то я еще не решил. Я пока не совсем оправился от шока.

Гавот как раз размышлял, что будет лучше: отделаться от агента Танарат или постараться поддержать знакомство? Но его размышления были прерваны появлением другого человека, тоже желающего отыскать Кристофера и задать ему пару вопросов. Это был мужчина, на вид явно постарше Ребекки. Впрочем, какая разница? Он тоже являлся представителем закона.

Новоприбывший – офицер довольно внушительной внешности – сообщил, что он прикомандирован к штабу командора Принсепа. Командор Принсеп командовал той самой флотилией, которая появилась в Иматранской системе на пару часов позже, чем требовалось. Но все же его люди отыскали Гавота среди руин.

– Командор хотел бы встретиться с вами, молодой человек.