Текст книги "Царевич [The Prince]"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава шестая

Опасения Ионафана оправдались: царь Саул продолжал преследовать Давида, несмотря на все более грозные признаки грядущего филистимского нашествия.

– Давид в Ен – Гадди. Теперь то он попался! На этот раз не уйдет!

Год за годом длилась погоня, Саул без устали охотился за Давидом.

– Оставь его в покое, отец! Лучше вспомни о филистимлянах! Ты что, хочешь, чтобы они захватили нашу землю и надели на нас рабское ярмо? Ты нужен Израилю здесь!

– Что пользы, если я больше не буду царствовать?

Саул со своим трехтысячным отрядом вновь отправился на поиски Давида – выслеживать его самого и его возросших числом последователей по горам, где живут дикие серны.

Ионафан, оставленный оборонять царство, созвал представителей колен, чтобы обсудить, как лучше защититься от неприятеля. Он трудился день и ночь: выслушивал донесения, отправлял новые отряды крепить оборону, успокаивал народ, живущий в страхе перед новой войной.

Когда Саул вернулся домой из похода, и на этот раз не увенчавшегося успехом, он умножил свои грехи, отдав Мелхолу в жены Фалтию, сыну Лаиша.

– Так нельзя, отец! Ты же толкаешь ее на прелюбодеяние!

– Фалтий без ума от твоей сестры. И это мне на руку. Если бы она противилась, я бы еще подумал.

Ионафан знал, что спорить бесполезно, и послал гонца к Самуилу, умоляя прозорливца придти и вразумить царя. Так и не дождавшись от него ответа, Ионафан отправился к сестре, однако та была далека от того, чтобы горевать по поводу царских замыслов. Она решила, что Давид ее бросил.

– Разве я не заслужила немного счастья? Давид – такой трус! Единственное, на что он способен – убегать и прятаться по пещерам, как дикое животное.

– Ты предпочла бы, чтобы он защищался и убил нашего отца?

– Почему я должна провести остаток жизни без мужа, сидя взаперти в своих покоях?

– У тебя есть муж! Давид – твой муж!

– Тогда где он? Посылает мне любовные песни? Тоскует обо мне, как я тосковала о нем все эти годы? Ему на меня плевать. И всегда было плевать. Он думал за счет женитьбы на мне подобраться на ступеньку ближе к трону. – Она вздернула подбородок. – И вообще, выдать меня за Фалтия – отцовское желание, и я буду послушной дочерью. Кроме того, Фалтий красивее Давида.

– Это все, о чем ты в состоянии думать, Мелхола? Насколько муж хорош собой?

Глаза ее потемнели. – Фалтий меня любит! Ты видел, как он смотрит на меня? У нас родится много замечательных сыновей. Красивых, сильных сыновей. Я помогу устроить дом Саула!

– Не бросайся так легко словами, сестренка. В один прекрасный день Давид станет царем.

– Твои предательские речи – измена царю, нашему отцу!

– Отец все знает. Самуил сказал ему, что Бог избрал другого. Вот почему Саул так сильно ненавидит Давида, вот почему не устает гоняться за ним. Но Бог превозможет…

– Бог! Бог! Ты только и думаешь о своем Боге.

– Давид будет царствовать, Мелхола. Дождешься его – станешь царицей. А если все–таки вступишь в этот брак, знаешь, что с тобой сделает Давид, когда вернется?

Глаза ее вспыхнули огнем. Она отвернулась, подернула плечами. – Давид заберет меня обратно. – Она снова посмотрела ему в лицо. – Я скажу, что царь Саул приказал мне выйти замуж, и у меня не осталось другого выбора. В конце концов, это правда.

– Это не имеет значения. По Закону ты будешь осквернена. Давид никогда больше не будет спать с тобой.

– Будет!

– Нет, не будет.

Она разразилась бурными рыданиями. – Я не виновата, что все решают за меня.

Ему было тошно смотреть на нее.

– Ты сама идешь на этот шаг, и с большой охотой!

– Ты больше заботишься об этом несчастном пастухе, чем о родной сестре!

– Ты, моя сестра, не лучше блудницы, которая отдается тому, кто предложит цену выше, и развратничает перед идолами!

Потрясенная, она уставилась на него глазами полными страха. – Я любила Давида. Ты сам знаешь: я его любила. – Гневный румянец выступил у нее на щеках. – И что мне с этого? У меня есть сыновья? Тебе то легко меня осуждать. У тебя есть жена. И сын скоро будет!

Рот ее перекосился, выплевывая горький яд: – Она, наверное, народит тебе дюжину сыновей и дочерей, таких же распрекрасных, как ты сам. Божья отрада! Первенец, любимчик царя! А мне хоть какая–то надежда есть самой родить сына? Скажи–ка мне, брат. Если Давид не станет защищаться от отца, он обречен бегать от него еще много лет, пока тот не помрет. А отец у нас с тобой крепкий мужчина, верно? Я буду уже старуха, когда вернется Давид – если он вернется. Слишком старая, чтобы иметь детей! Ненавижу его! Ненавижу жизнь, на которую он меня обрек! Лучше бы отец его убил, и мы все бы с этим покончили!

– Пусть Господь явит наружу, какая ты на самом деле! – Ионафан ушел прочь, поклявшись в душе никогда больше не видеть лица сестры.

* * *

Саул возвратился из похода и заперся у себя. Приближаться к нему дозволялось лишь Ионафану да самым доверенным из царских слуг. Саул почти не уделял внимания государственным делам. Сидел, бледный, унылый, отягощенный думами, подперев рукой подбородок, а Ионафан пересказывал ему донесения, поступавшие из разных колен. Но паря интересовали только карты, в особенности, те, на которых были обозначены места, где скрывался Давид.

В раздражении Ионафан послал за Авениром.

– Что могло случиться там, на козьих тропах, что повергло царя в такое дурное расположение духа?

У воина заходили желваки на скулах. – Мы чуть не схватили Давида. Мы были близко. Даже не предполагали, насколько близко.

– Что ты этим хочешь сказать?

Авенир заметно смутился. – Царю понадобилось облегчиться. Он зашел в пещеру на склоне, а охрана осталась караулить снаружи. Когда он спустился к нам, мы вышли на дорогу, и тут появился Давид.

– Где?

– У самого входа в пещеру. Он сидел внутри со своими людьми, все время, пока царь делал там свои дела. – Глаза его потемнели. – Вот, наверное, повеселились.

– И что сделал Давид?

– Окликнул нас. Он сказал: его люди подстрекали его убить Саула.

– Это Иоав с братьями, без сомнения. – Ионафан живо представил, как они уговаривают Давида воспользоваться благоприятным моментом, убить царя и самому завладеть венцом.

– Что еще сказал Давид?

Авенир стиснул челюсти. – Много наговорил. – Воин сердито смотрел на Ионафана, поджав губы.

– Расскажи мне все, Авенир.

– Сказал, что пощадил царя, потому что Саул – помазанник Божий. Зато он потихоньку отрезал край одежды твоего отца, чтобы показать, как близко от него находился. Естественно, заявил, что ни в чем не повинен. А потом стал кричать, чтобы Господь рассудил их с твоим отцом и молиться, чтобы Бог отомстил за все зло, которое, по его словам, царь ему причинил. – Авенир презрительно усмехнулся. – Да, конечно, Давид еще поклялся, что и пальцем не тронет царя. Он сказал: «От беззаконных исходит беззаконие». Смел говорить с царем, как с каким–то самозванцем. Этот человек нанес твоему отцу больший урон, чем все филистимляне вместе взятые!

– А что ты скажешь о том уроне, Авенир, когда Саул поступил с Давидом вероломно?

– Ты должен хранить верность отцу.

– И я ее храню! Разве не я управляю царством, пока он не может управиться с Давидом? Разве не доказал я ему свою верность за все эти годы?

– Давид унизил Саула перед его людьми. И ты не считаешь это уроном? Пожалел бы своего отца. Его враг раз за разом сам шел к тебе в руки!

– Давид – не враг царю!

Авенир наклонился к нему, рассвирепев. – Саул рыдал в голос! А потом пустился исповедоваться – да так громко, что всем было слышно! Он заявил, что этот несчастный пастух–иудеянин лучше, чем он сам. Сказал, что делал Давиду зло, а тот воздавал ему только добром.

Слезы выступили у Ионафана на глазах, слезы радости, но Авениру этого было не понять. У них с Давидовым родичем Иоавом немало общего.

– Господь предал царя Саула в руки Давида, и Давид поступил с ним по чести.

– По чести? – Глаза Авенира стали совсем темными. – Много ли чести – отрезать кусок от царского одеяния? Много ли чести прятаться в темноте и потешаться над царем, который уединился справить самую приватную из человеческих нужд?!

– А много чести преследовать человека, который провинился лишь тем, что верно служил царю и своему народу? – При этих словах Ионафана Авенир откачнулся назад, в глазах пылала ярость. Ионафан выдержал его взгляд. – Что, не отвечаешь, Авенир? Тогда другой вопрос. Ты отправил в пещеру воинов обыскать ее прежде, чем туда зашел мой отец?

Авенир побагровел.

– Наверное, ты больше всего злишься из–за того, что сам. не исполнил своего наиглавнейшего долга. Ты плохо бережешь царя.

Глаза Авенира стали ледяными. – Тебе, возможно, будет небезынтересно услышать, как, по мнению Саула, Господь должен воздать Давиду за такое с ним обращение. Царь Саул сказал, что Давид непременно будет царствовать, и царство Израилево будет процветать под его правлением. О тебе речь не шла, мой царевич. Хотя царь Саул и упрашивал Давида не истреблять всех его потомков подчистую и не стирать его род с лица земли.

Ионафан улыбнулся. – Давид следует Закону Господа Бога нашего. Он не живет по обычаям соседних народов.

– Тогда почему он теперь с ними в союзе?

* * *

Умер Самуил. Царь Саул и все израильтяне собрались плакать о нем. Саул обратился к народному собранию. Говорил пылкие слова, восхваляя прозорливца, затем возглавил погребальную процессию к месту упокоения пророка.

Ионафан настоял на том, чтобы народу раздали виноградные лепешки перед тем, как все отправятся в обратный путь. Многие пришли издалека, чтобы отдать Самуилу последнюю дань уважения. Саул громко стенал, твердил, что разорится на таких подарках, но Ионафан настоял на своем.

– Щедрый царь возлюблен народом. Люди будут охотнее платить налоги, зная, что рука царя открыта для них.

Царь восседал на возвышении под роскошным балдахином, не спуская глаз с толпы. Он высматривал только одного: Давида. Повсюду были расставлены его люди, чтобы схватить Давида, если он появится. Авенир лично проследил за тем, чтобы в случае появления беглеца ему не оставалось никакой возможности уйти.

Тысячи людей подходили к огромным грудам лепешек за своей долей. Ионафан и сам раздавал еду, благословляя и подбадривая тех, кто стоял в очередь к нему.

Хромая, приблизился старец, одетый в лохмотья, согбенный под бременем лет. Голова покрыта покрывалом, борода в пыли, он едва ковылял, тяжело опираясь на кривой посох. Тряся головой в нескончаемых поклонах, старик что–то невнятно бормотал.

Ионафан шагнул к нему и, подавая лепешку, поддержал его за руку.

– Господин мой царевич благ к народу своему, – прогнусавил старик.

– Это Бог благ: Он дал нам пшеницу и виноград для этих лепешек. Прославь имя Его.

Тот взял протянутую ему лепешку, запихнул в котомку и вцепился в руку Ионафана. Хватка была отнюдь не стариковская.

– Да благословит тебя Господь за такое великодушие, сын мой. – Давид приподнял голову – ровно настолько, чтобы их взгляды встретились.

Ионафан крепко пожал руку Давида. – Да хранит тебя Господь Бог Авраама, Исаака и Иакова в пути твоем.

* * *

Филистимляне опять вторглись в земли Израиля, и Саул с Ионафаном повели войска на войну.

Когда зифеи донесли, что Давид скрывается на холме Гахила в виду Иешимона, Саул взял Авенира и три тысячи отборных воинов из колена Вениаминова и пустился на розыски, а Ионафана оставил отбиваться от филистимлян. Авен – Езер, который теперь был одним из самых преданных военачальников Ионафана, охранял Гиву.

Вернувшись домой, он узнал, что Рахиль родила ему первенца. Но у роженицы началась горячка: Рахиль умирала.

– Ей уже ничем не поможешь, господин, – сказали ему.

Ионафан пошел к пей. – Твой сын. – Рахиль смотрела на младенца, лежащего у нее на руках. – Такой красивый. Как его отец. – Дыхание ее слабело. Она взглянула на няньку, стоявшую подле постели, та, плача, наклонилась и взяла ребенка.

У Ионафана перехватило горло. Его переполняли сожаления. Он любил жену, но главной страстью его всегда оставался Израиль. Ни разу не пожаловалась Рахиль. А сейчас на лице ее лежит бледная тень близящейся смерти. Он чувствовал себя виноватым перед ней.

– Он чудесный, Рахиль. Дар от Господа. – Слова застревали в горле. Он взял руку жены, поцеловал ладонь. – Спасибо тебе.

– Ионафан… Не печалься, любовь моя. – Она едва шептала. – Ты нужен народу.

Он нагнулся к ней, так что губы ее почти касались его уха.

– Наш сын должен носить достойное имя.

Слезы навернулись у него на глаза. – Постарайся отдохнуть.

– Нет времени, – шепнула она. – Мериббаал – хорошее имя.

Кто борется против идолов. Ионафан не мог говорить. Только крепче сжал ее ладонь.

Ее пальцы слабо дрогнули.

– Или Мемфивосфей.

Кто извергнет из уст постыдное идолопоклонство в Израиле. Ионафан с усилием кивнул головой. Да будет так, Господь. Пусть поднимется мой сын, чтобы воздать славу имени Твоему. Он снова поднес к губам руку Рахили, нежно держа ее между своими. Она вздохнула тихо, и свет ее глаз померк. Он закрыл их дрожащими пальцами и заплакал.

Он оставался в ее покоях до утренней зари. На рассвете он омылся, помолился, принес жертвы, как предписано в Законе, и вернулся к своим повседневным обязанностям, которые с каждым днем становились все труднее: обязанности царевича, защищающего государство в отсутствие царя.

* * *

Сын рос под присмотром Ионафана. Он вслух читал Мериббаалу Закон, когда младенец еще не сходил с нянькиных рук. Под сенью дуба Ионафан судил народ: заслушивал дела и выносил решения в соответствии с Божьим Законом, а Мериббаал сидел у него на коленях. Когда ребенок начинал капризничать, он передавал его няньке.

Едва начав ходить, Мериббаал путался под ногами у старейшин и советников. Ионафан хотел, чтобы обстановка государственного совета с детства была привычна Мериббаалу. Его сын не должен бояться громких споров. В один прекрасный день, если Богу будет угодно, он сам займет место в совете и станет бороться за искоренение идолов в Израиле.

Ионафан смастерил для сына крошечный лук со стрелами и терпеливо учил его стрелять в цель – плетеную корзину.

Мериббаал, как хвостик, увязывался за Ионафаном повсюду, и часто их вдвоем видели в поле, где отец упражнялся в стрельбе из лука, а сын играл или наблюдал за ним.

– Ты не можешь пойти со мной на войну, сынок. – Возможно, когда–нибудь, когда сын подрастет, ему придется встать в ряды воинов, но Ионафан постоянно молил о том, чтобы до того времени Израиль победил всех врагов и войны бы прекратились. Он молился, чтобы поколение его сына без страха сидело бы в тени масличных деревьев и смотрело, как утучняются стада. Но день, когда царь Саул мирно упокоится с отцами своими, а Ионафан станет правой рукой нового царя – Давида – день этот пока оставался далекой мечтой.

Ионафан по–прежнему старался сплотить израильские колена против общего врага – филистимлян. Уговаривал братьев слушаться прежде Господа, а не людей. Призывал отца раскаяться и веровать в того Бога, который когда–то призвал его быть царем над Израилем.

И зачастую отчаивался, ибо от усилий его мало что менялось. И менее всего – сердца завистливого царя и младших его сыновей.

* * *

И снова Саул, услышав о новом убежище Давида, готовился пуститься в погоню за своим заклятым врагом.

– Давид раз за разом щадит твою жизнь! – напомнил ему Ионафан, зная, что его слова тщетны.

– Только чтобы унизить меня!

– Он поклялся, что не поднимет на тебя руку.

– Стоит ли верить этой клятве, когда он собирает войско? Да, он не поднимет на меня руку, потому что не успеет – я убью его первым!

– Сколько же еще лет пройдет, прежде чем ты поймешь, наконец: Давид никогда не будет воевать с тобой?

Саул бушевал, не внимая доводам рассудка.

Авенир был мрачен. Начал уставать от этой охоты?

– Если с твоим отцом что–то случится, я позабочусь о том, чтобы царский венец достался тебе, а не другому.

– Он достанется тому, кого изберет Бог.

– А почему бы Богу не избрать тебя? Народ тебя любит. Вид у тебя царский. И с людьми ты обращаешься по–царски. Всем будет хорошо, если ты будешь царем.

Ионафан похолодел. Боже, сохрани нас от человеческого честолюбия! Он ухватил Авенира за ворот кольчуги и рывком притянул к себе. Стоя нос к носу с начальником войска, он, понизив голос, выговорил:

– Если падет мой отец, тебе, Авенир, лучше пасть вместе с ним!

* * *

Сторожевые отряды, выставленные Ионафаном на границе, отслеживали перемещения филистимлян. Ионафан корпел над военными чертежами, будущее страшило его.

Донесения поступали все чаще.

– Царь Саул возвращается из пустыни Зиф.

С чувством облегчения Ионафан вышел к воротам встречать отца. Саул въезжал в Гиву совершенно один, понурив голову, сгорбившись в седле, остальные держались за ним на приличном расстоянии.

– Да благословит Господь твое возвращение домой, господин мой. – Ионафан низко поклонился. Подняв голову, он увидел на лице отца нечто, внушившее ему надежду, что затянувшаяся на годы охота за Давидом, наконец, подошла к концу.

Саул спешился, заключил его в объятия. – Ты – единственный, кому я доверяю, сын мой – больше ни единому человеку! – Он бросил быстрый взгляд на Авенира и повернулся к городским старейшинам, которые пришли поприветствовать его.

Ионафан поспешил за царем во дворец.

Скрывшись от взора ликующей толпы, царь Саул тотчас принялся пинать все, что попадалось под ноги, и орать на слуг, чтобы они убирались с глаз его долой. Даже Рицпа, наложница царя, убежала прочь. Саул упал на трон, уткнувшись лбом в ладони.

– Никому нельзя доверять. – Он застонал, как от ужасной боли.

– Что случилось в пустыне, отец?

С протяжным стоном он крепко обхватил голову руками. – Давид! Как мне ненавистно это имя! – Он вскочил на ноги. – Однажды среди ночи меня разбудил его голос. Я думал, это сон, но это был он – стоял на вершине горы неподалеку от нашего стана. Он кричал Авениру, что тот достоин смерти, – за то, что плохо защищает меня. Авенир и все его люди. – Саул заметался по комнате.

Чтобы как–то успокоить отца, Ионафан протянул ему кубок вина. Кубок, брошенный царской рукой, тут же полетел в стену.

– Знаешь, что он сказал? Давид крикнул: «Оглянись! Посмотри, где копье царя и сосуд с водой, что были у его изголовья?» Мое копье и кувшин были у него в руках! Представляешь? – Взгляд Саула уперся в Ионафана, царя била дрожь. – Скажи мне! Как мог человек незаметно подкрасться ко мне мимо трех тысяч воинов? Он чародей? Призрак? Или же моя собственная стража питает надежду, что он меня убьет?

– Отец…

Саул в гневе воздел руки кверху.

– Я позвал его: «Это ты, сын мой Давид?» – Глаза Саула стали бешеными. – Я назвал его «мой сын». А он стал требовать, чтобы я объяснил, почему я его преследую, за что, в чем он виноват. Обвинил моих слуг, что они натравливают меня на него! И проклял их! Твердит, что они его изгнали, лишили дома и наследства, которое ему Бог обещал. Он сказал, что они дожидаются, что он начнет служить чужим богам. Кричал, что я не должен допустить, чтобы он умер на чужой земле, вдали от Господа.

Лицо Саула перекосилось, как от мучительного горя.

– Он сказал, что я вышел искать одну блоху, что я гоняюсь за ним, как гоняются за куропаткой по горам! – Царь тяжело опустился на трон и всхлипнул. – Да будь он блохой, я бы раздавил его давным–давно!

Ионафан пожалел отца. Гордость предшествует падению.

Саул стукнул кулаком по колену. – Я пообещал, что ничего ему не сделаю. Сказал, что был глуп и очень, очень сильно ошибался. – В глазах царя зияло черное отчаяние. – А он не подходил ближе! Не подходил, и все! Бросил мое копье, чтобы оно упало между нами, и велел, чтобы один из моих людей пришел и взял его. Видишь, как он насмехается надо мной? А потом он сказал, что сам Господь вознаграждает за добро и за верность. Похвалялся, что Господь предал меня в его руки, но он не стал меня убивать.

Саул, закрыв глаза, обхватил голову, будто хотел раздавить слова, навязчивым эхом отдававшиеся у него в мозгу. – Давид сказал так: «Пусть в глазах Господа моя жизнь ценится так же, как твоя жизнь сейчас была драгоценна в моих глазах. Да избавит Он меня от всякой беды».

– Никогда Давид не поднимет на тебя руку, отец.

Саул встал.

– Ему и не придется, если царство встанет на его сторону. Все мои люди стояли и смотрели. Мне осталось только благословить врага. – Рот его перекосился, изрыгая горькие слова. – «Ты совершишь много подвигов и непременно добьешься своего», – так я сказал ему, а он повернулся ко мне спиной и ушел. Он повернулся ко мне спиной! – Саул ударил себя в грудь. – Я царь! Что бы там ни говорил Самуил, власть – в моих руках! Я… – Безумие вдруг ушло из глаз Саула, его сменил испуг. – Как Давид подобрался так близко? Он, должно быть, стоял у меня прямо в изголовье, с моим собственным копьем в руке.

– И все–таки не убил тебя.

Саул, казалось, не слышал. – Подле меня был Авенир. Вокруг – мои люди. Спали! Спали? А может, смотрели и надеялись, что Давид меня прикончит.

– Это Господь позволил Давиду подобраться к тебе так близко. Господь дал тебе еще одну возможность раскаяться.

Саул задрал голову.

– Раскаяться? – Он тряхнул головой. – Я ничего не сделал. Бог избрал меня царем! Что плохого, если царь хочет защитить свое царство? – Он сжал кулаки. – Почему ты не идешь со мной на врага моего Давида? Он пришел бы к тебе, Ионафан, и я смог бы убить его. И тогда с мятежом было бы покончено! Ты – мой сын, наследник царского престола! Почему ты не хочешь сражаться за то, что нам принадлежит?

Когда–то давно Самуил учил Ионафана говорить правду, даже когда царь не желает ее слышать.

– Я буду сражаться вместе с тобой против всех врагов Израиля. Но Давид – не из их числа.

– Давид – мой худший враг! – Ярость исказила лицо Саула. – Давид должен умереть!

Годы разочарований и разбитых надежд сделали свое дело. Стены сдержанности рухнули. Его прорвало. В бешенстве Ионафан вскричал:

– Ложь и обман! Вот что это такое! Ты сам себе худший враг! Это из–за твоей гордыни мы все так страдаем!

Изумленно вытаращив глаза, царь осел на трон.

– Мало того, что Бог ненавидит меня? Теперь и родной сын – мой любимец, мой наследник – тоже меня ненавидит? – Если Саул не кричал, как сумасшедший, то хныкал, словно малое дитя.

– Нет, не ненавижу я тебя. Перед Богом говорю! Я тебя почитаю. Ты мой отец. Но я вижу, как раз за разом Господь дает тебе шанс, а ты все равно Его отвергаешь!

Саул надавил на глаза кулаками. – Господь покрыл меня позором! – Губы его дрожали.

Ионафаном овладело невыразимое сострадание. Слова Закона заполнили его душу и разум: Господь долготерпелив и многомилостив, прощающий беззакония и преступления. «Милует Господь обращающихся к Нему». Род их не будет сидеть на престоле – это обетование утрачено безвозвратно, но разве не дороже мир с Богом любого царского венца!

– Обратись к Господу, отец, а иначе Господь не оставит твои грехи без наказания. Господь наказывает беззакония отцов в детях до третьего и четвертого рода. Если ты и дальше будешь противиться Богу, пострадают Мериббаал и его братья!

– Я устал. – Саул испустил тяжкий вздох. – Я так устал гоняться за Давидом…

– Тогда остановись!

Саул глянул на него, блестя глазами. – Из тебя выйдет замечательный царь. Гораздо лучше меня.

– У меня нет желания царствовать, отец, – только служить. – Ионафан опустился перед отцом на колени. – Когда кто–то любит Господа Бога Израилева всем своим сердцем, всей душою, всем разумением, всей крепостью своей, – тогда, наверно, ему можно попросить о том, чтобы сбылось его заветное желание.

Лицо Саула смягчилось.

– Какое у тебя желание, сын мой?

– Я хочу разбить филистимлян. Хочу изгнать врагов Господа с нашей земли. Хочу объединить наш народ вокруг одного царя – царя, которого помазал Бог. Хочу, чтобы народ был в мире с Богом!

– Ты хочешь, чтобы Бог вернулся на престол.

– Да! – всем своим сердцем Ионафан желал именно этого.

* * *

Давид со своим воинством бежал в землю филистимлян и жил в Гефе под покровительством царя Анхуса. Теперь его сопровождали две жены. Одна принесла ему союз с Изреелем, другая – великое богатство Навала с горы Кармил.

Ионафан опечалился, услышав об этом. Неужто Давид позабыл о Законе? Закон учит, что царю не пристало иметь много жен! Из–за них может развратиться его сердце. Или годы в изгнании привели к тому, что наличие военных союзников Давид теперь ставит превыше послушания Господу Богу?

– Вот и вся верность твоего друга. Он живет с нашими врагами, – сказал Саул.

– И, возможно, вернется от них со сведениями, которые нам жизненно необходимы.

Саул покачал головой, отказываясь верить, что в Давиде может быть что–то хорошее. – Если он узнает тайну железного оружия, то использует ее, чтобы выковать оружие против нас.

Авенир мрачно посмотрел на Ионафана. – Анхус отдал Давиду Секелаг.

Саул впал в ярость. – Пока он живет в земле филистимлян, мне его не достать!

В душе Ионафана вскипела злость.

– Вам обоим должно будет приятно вспомнить, что Голиаф был родом из Гефа. Давид в Гефе – не более желанный гость, чем в землях Иуды теперь.

– А я и забыл, – рассмеялся Саул. – Прикончив его, родные Голиафа сослужат мне хорошую службу.

Но Ионафан точно знал: даже всей Голиафовой родне не справиться с Давидом и его сильными воинами. Господь их хранит.

* * *

В последующие месяцы до Ионафана доносились слухи. Давид ходил в походы и возвращался с овцами и волами, ослами и верблюдами. Однако его не видели ни в одном израильском селении, пострадавшем от набегов.

Ионафан помнил, как они с Давидом замышляли вылазки против гессурян, гирзеян и амаликитян, которые издавна были врагами Израилю. Хуже всех были амаликитяне: это они убивали в пустыне ослабевших и усталых путников, отставших от соотечественников, бежавших из египетского рабства.

Ионафан подозревал, где Давид приобрел свое богатство. Однако это усугубляло риск, которому и так подвергал себя его друг. Ведь филистимским князьям, слыхавшим еврейские песни о Давиде, который убил десятки тысяч, не было никаких причин доверять этому самому Давиду! И, зная, что он сбежал от Саула, легко было заподозрить, что для него лучший способ оправдаться и вернуть Саулово благорасположение – это предать своих филистимских хозяев.

Ионафан посмеивался над дерзостью Давида: богатеть от набегов на филистимские деревни, живя под покровительством их же царя! Господь, конечно же, тоже посмеивался. Теперь у Давида будет достаточно времени, чтобы вызнать тайну железного оружия.

Ни разу в мысли Ионафана не закралось сомнение насчет друга. Настанет день, и Давид возвратится в Израиль, и все, что он приобрел и узнал у филистимлян, сослужит народу хорошую службу.

Оставался только один вопрос: позволит ли Господь Давиду вернуться вовремя, чтобы успеть спасти Саула от его просчетов.

* * *

Полчища филистимлян направлялись к Афеку, и Ионафан боялся, что на этот раз вместе с ними идет Божий суд.

Ионафан посадил Мериббаала на плечи и вышел в поле.

– Беги, Авва! Беги! – Ионафан бежал, а Мериббаал, раскинув руки, как орел крылья, визжал от радости.

У каменной груды Ионафан спустил сына с плеч, поставил на ноги.

– Я снова ухожу, сынок. Так надо.

– И я с тобой.

– Нет.

– Не уходи. – Мериббаал повис на шее у Ионафана.

Ионафан крепко прижал его к себе, потом с трудом отцепил от себя детские ручонки. – Стой спокойно. И послушай меня, Мериббаал. Это важно. Посмотри на меня! – Мальчик поднял залитое слезами личико. – Помни, чему я учил тебя. Всегда поклоняйся Господу Богу нашему – всем сердцем, всей душою, всем разумением, всей крепостью своей.

Ионафан коснулся груди ребенка, его лба, потом провел вдоль его рук своими – от плеч вниз. Он с трудом справился с нахлынувшими чувствами. Не слишком ли мал его сын, чтобы понять его? Господи, сделай так, чтобы он понял. Вложи мои слова ему прямо в сердце.

Ионафан пальцами копнул землю, взял Мериббаала за руку, вложил в руку сына горсточку земли.

– Это земля, которую даровал нам Господь Бог наш. Это наше наследие. Мы – Божий народ. Твой папа идет на войну, чтобы никто у нас ее не забрал. Понимаешь?

– Я не хочу, чтобы ты уходил. – У Мериббаала были глаза его матери. Голубиные глаза, полные невинности и печали.

Боже, защити моего сына! Плач мальчика пронзил Ионафана в самое сердце. Ионафан знал: всякий раз, уходя на войну, он может не вернуться. До сих пор он ни разу не разговаривал с сыном о Давиде, но, пожалуй, тот уже дорос до того, чтобы это понять. Должен был дорасти. Он слегка отстранил от себя ребенка.

– Ты знаешь, кто такой Давид?

– Враг.

– Нет. Нет, Мериббаал. Послушай меня. Давид – мой друг. И твой друг тоже. – Ионафан сжал лицо сына в своих ладонях. – Запомни это, Мериббаал. Однажды ты встретишься с Давидом. И тогда – я хочу, чтобы ты ему поклонился. Поклонись лицом до земли, как кланяются люди твоему деду. Бог избрал Давида быть следующим царем над Израилем. Давид будет твоим царем. Делай все, что попросит Давид. Будь ему другом, как папа. Не огорчай его.

Мериббаал кивнул.

Ионафан поднял сына на руки, опять усадил его на плечи и пошел назад, в Гиву.

Нянька дожидалась их у городских ворот и последовала за ними в дом.

Ионафан опустил сына на землю, обнял и поцеловал. Уткнулся лицом в шею ребенка, вдыхая его запах.

Руки Мериббаала обвились вокруг его шеи.

– Я люблю тебя, Авва.

У Ионафана дрогнуло сердце.

– Я тоже люблю тебя, сынок. – Он зарылся пальцами в густые кудряшки, потрепал мягкие волосы. – Упражняйся с луком. Каждый день слушай, как читают Закон. – Ионафан договорился, чтобы сыну обязательно читали в его отсутствие. – А теперь иди, поиграй. Мне надо поговорить с няней. – Он выпрямился и посмотрел вслед сыну, который вприпрыжку пустился прочь.

– Если услышишь, что филистимляне нас разбили, немедленно спрячь моего сына. Понимаешь? – Если Израиль потерпит поражение, филистимляне прочешут всю землю в поисках родни Саула и кого найдут, предадут мечу.

– Да, господин.

Он видел: она поняла.

– Делай, как я велел. Не жди чужих советов. Уноси Мериббаала из Гивы. Позаботься о нем, пока Давид не станет царем. И тогда отведи к нему сына.

– Но, господин мой…

– Не надо бояться Давида. – Ионафан был уже на пороге. – Мы с ним заключили завет дружбы. Давид сдержит клятву.

* * *

Когда царь услышал, что по направлению к Сонаму движется великое множество филистимлян, и среди них видели Давида с его людьми – позади, с царем Анхусом, – Ионафан увидел ужас в глазах отца.

Саул повернулся к Ионафану. – Твой друг теперь воюет на стороне наших врагов.

– Никогда такого не будет. – Ничто не могло поколебать убежденности Ионафана. – Когда начнется сражение, царь Анхус первым падет от его руки, а Давид ударит но филистимлянам с тыла.