Текст книги "Путешествие в Россию"

Приложения
И. П. Володина
РУССКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ ФРАНЧЕСКО АЛЬГАРОТТИ

В историю итальянской литературы Ф. Альгаротти (1712–1764) вошел как ученый, критик, эссеист и поэт. Он принадлежал к выдающимся представителям Просвещения в Италии; по единодушному утверждению исследователей творчества Альгаротти, в его сочинениях воплотились наиболее характерные философские и художественные интересы эпохи. Итальянский литератор сыграл заметную роль в культурном обмене Италии с другими странами Западной Европы, а также Россией. «Альгаротти, – отмечал Б. Г. Реизов, – был самым блестящим представителем типа итальянского „космополита”, который благодаря широкому образованию и владению многими языками чувствовал себя „своим” во всех странах Европы, хотя горячо любил родину»[554]554
  Реизов Б. Г. Итальянская литература XVIII века. Л., 1966. С. 19.


[Закрыть].

Альгаротти был одним из образованнейших людей своего времени. Выходец из зажиточной венецианской семьи (предки происходили из Падуи), он рано покинул родной город, изучал литературу, математику и астрономию в Риме и Болонье, а древние языки – во Флоренции и Падуе.

Альгаротти увлекался новыми научными и философскими учениями своего времени, интересовался культурой разных стран, жил во Франции, Англии, Германии, посетил Россию. Круг его почитателей необычайно широк: Монтескье, Фонтенель, Мопертюи, а также Метастазио, Гаспаро Гоцци, Фругони, С. Беттинелли и многие другие. Дружеские отношения связывали Альгаротти с Вольтером, который признавался, что был «поражен универсальностью его талантов и возвышенностью духа. Он так же приятен в общении, – утверждал Вольтер, – как и в своих писаниях».[555]555
  Цит. по: Michelessi D. Memorie intorno alia vita ed agli scritti del conte Francesco Algarotti. Venezia, 1770. P. CLXXVIII–CLXXIX.


[Закрыть] Итальянский литератор был знаком с известным английским поэтом А. Поупом и почитательницей Шекспира, писательницей леди Мэри Уортли Монтегю. Будущий прусский король Фридрих II называл его «любезный мой Альгаротти», а вступив на престол, дал ему титул графа и отправил с дипломатической миссией в Пьемонт, завершив которую, Альгаротти вернулся ко двору «друга Паллады и Муз», как он называл Фридриха II.

Альгаротти был принят также при дворе саксонского курфюрста и польского короля Августа III и по его поручению пополнял Дрезденскую галерею картинами итальянских мастеров. Вернувшись в 1753 г. в Италию, он обосновывается сначала в Венеции, а затем переезжает в Болонью (1756–1762) и в 1764 г. умирает от туберкулеза в Пизе. На Кампосанто в Пизе, где похоронен Альгаротти, Фридрих II поставил ему памятник, в надписи на нем Альгаротти назван «соперником Овидия» и «учеником Ньютона».

Творческое наследие Альгаротти составляет 17 томов;[556]556
  Opere del Conte Algarotti. Edizione novissima. Venezia: C. Palese. 1791–1794. T. 1—17.


[Закрыть] в числе его произведений любовногалантный роман «Беседы на Кифере» («Il Соngresso di Citera», 1745), написанный не без влияния «Книдского храма» (1724) Монтескье, а также стихотворные послания, письма и эссе, в которых в легкой, непринужденной манере говорится о научных достижениях эпохи, о философии, истории, архитектуре, живописи, музыке, поэзии, языке, торговле, военном искусстве и т. п.

Будучи рационалистом и веря в силу разума, Альгаротти в своих произведениях развивал просветительские идеи и прежде всего – идею общественной пользы, ибо счастье отдельного человека мыслилось просветителями как условие счастья и благополучия всего общества.

Альгаротти был патриотом и в пору политической раздробленности Италии и господства в стране иностранных завоевателей мечтал о единой и свободной родине. В послании к Вольтеру, говоря о важном значении для Франции Парижа, который по величию сравнивал с древним Римом, Альгаротти скорбел о бедственном положении своей родины, почившей на «увядших лаврах» и превратившейся в «рабу» иноземцев. Но Италия дала миру Петрарку, Колумба, Галилея, Рафаэля и многих других, и Альгаротти верит в ее пробуждение:

 
Oh, sieno ancora, Italia mia, le belle
E disperse tue membra in uno accolte,
Ne l’ltala virtu sia cosa antica.
Ma il quando, che’l vedra? Forse il vedranno
Anche un giorno i nepoti…[557]557
  А1 Signor Francesco de Voltaire, storiografo di Francia // Algarotti F. Opere del conte Algarotti, Cavaliere dell’Ordine del Merito e Ciamberlano di S. M. il Re di Prussia. Cremona: L. Manini. T. 1—10. 1778–1784. T. 9. 1783. P. 276.


[Закрыть]

О, пусть, Италия, прекрасные твои
Разбросанные члены съединятся;
Ведь доблесть древняя в тебе не умерла,
Но для кого, когда придет желанный час?
Возможно,
Его увидят внуки наши…
 

Перевод А. Миролюбовой.

Прообразом будущей единой Италии, своеобразной «литературной республикой» в глазах просветителей могли считаться многочисленные литературные академии XVIII в. и самая знаменитая из них – «Аркадия», имевшая отделения в разных городах Италии. Несмотря на подчас шутливые названия некоторых из них («Пустословы» в Венеции, «Равнодушные» во Флоренции, «Сильные» в Риме и т. п.), академии стремились возродить итальянскую поэзию, влиять на литературные вкусы общества, ратовали за строгое соблюдение аристотелевских правил в искусстве и пропагандировали классицизм.

Альгаротти, живший всеми интересами своего времени и избранный в Королевское научное Лондонское общество, в период своего пребывания в Болонье основывает там Академию «Необузданных» («Indomiti»), полагая, что ее деятельность будет иметь благотворное влияние на умы.

Из написанного Альгаротти наибольший успех выпал на долю двух его сочинений: «Ньютонизм для дам, или Диалоги о свете и цвете» («Newtonianismo per le dame, owero Dialoghi sopra la luce e i colori», 1737)[558]558
  На титульном листе книги обозначен Неаполь; фамилия издателя отсутствует. В 1739 г. вышло «новое, исправленное и дополненное издание» «Ньютонизма для дам». На титульном листе, как и в первом случае, указан Неаполь, а далее Дж. Паскуали, венецианский книготорговец и типограф. Это дает основание считать, что оба издания были напечатаны в Венеции. Книга много раз перерабатывалась и переиздавалась, вплоть до 1752 г., когда в Берлине была опубликована окончательная редакция: «Диалоги о ньютоновой оптике» («Dialoghi sopra l’ottica newtoniana»), посвященная Фридриху II, камергером при дворе которого был в то время Альгаротти. «Ньютонизм для дам» до сих пор привлекает внимание Исследователей. См., например: Сапрыкина Е. Ю. Физика и астрономия как предмет беседы с дамой // XVIII век: женское/мужское в культуре эпохи: Научный сб. / Под ред. Н. Т. Пахсарьян. М., 2008. С. 131–139. Существует два написания слова «ньютонизм»: «newtonianismo» и «neutonianismo».


[Закрыть] и «Путешествие в Россию» («Viaggi di Russia», 1760). Первая книга интересна для нас тем, что была переведена Антиохом Кантемиром (1708–1740), а вторая – тем, что связана с посещением Альгаротти Петербурга и его суждениями о России. Не меньший интерес представляет также его ода в честь императрицы Анны Иоанновны (1739).

«Ньютонизм для дам», первоначально посвященный «великому уму» – Фонтенелю, – популяризировал в форме диалога научные идеи Ньютона, в защиту которых (в частности, ньютоновой оптики) Альгаротти выступил еще во время обучения в Болонском университете. Сочинение итальянского литератора получило благожелательные отзывы многих современников, в том числе и Вольтера, который в это же время занимался распространением ньютоновых идей и написал книгу «Элементы философии Ньютона», увидевшую свет в 1738 г., на год позднее итальянского издания «Ньютонизма для дам».

Книга принесла широкую известность Альгаротти как ученому и вызвала похвальные отзывы. Вольтер, в частности, откликнулся сонетом, начинавшимся словами:

 
On a vante vos Murs batis sur l’Onde,
Et votre Ouvrages est plus durable qu’eux:
Venise et lui semblent faits par les Dieux,
Mais le dernier sera plus cher au Monde.[559]559
  Algarotti F. Opere… Т. II. 1778. Р. 11.


[Закрыть]

Все превозносят Стены над Волной —
Но долговечнее ваш Труд под небесами:
Венеция и он вдохновлены Богами —
В веках скорей прославится второй.
 

Перевод А. Миролюбовой.

Вольтер утверждал, что трудам его итальянского друга обеспечено бессмертие. Восхищаясь универсальностью познаний Альгаротти, Вольтер сравнивал его с «чудесным Богом», открывающим перед взором «бескрайние просторы небесных сфер» и распространяющим подобно «Богу поэзии» свет.

«Ньютонизм для дам» привлек также внимание А. Кантемира, находившегося в 1732–1738 гг. на дипломатической службе в Лондоне, где он усовершенствовал знание итальянского языка, знакомого ему с детства. В этом ему помогло общение с поэтом Паоло Ролли, переводчиком и пропагандистом творчества Шекспира в Италии, который много лет жил в Англии. Ролли же помогал Кантемиру переводить сочинение его отца Д. Кантемира «История Оттоманской империи» с латыни на итальянский язык.

В те же годы Кантемир познакомился в английской столице с несколькими итальянскими дипломатами: Дж. Замбони (Zamboni), Дж. Оссорио (Ossorio), В. Пуччи (Pucci) и другими, которых называл своими «собратьями» и в обществе которых любил проводить досуг.[560]560
  См.: Письмо А. Кантемира к аббату Пареттти от 6 июля 1738 г. // Майков Л. Н. Материалы для биографии A. Д. Кантемира с введением и примечаниями проф. B. Н. Александреенко. СПб., 1903. С. 108. (Сб. Отд. рус. яз. и словесн. Импер. Акад. наук. Т. LXXIII). См. также: Пумпянский Л. В. Очерки по литературе первой половины XVIII века // XVIII век. Сб. статей и материалов / Под ред. академика А. С. Орлова. М.; Л. 1935. С. 89; Grasshoff Н. A. D. Kantemir und Westeuropa. Berlin, 1966. S. 109. Написание фамилии Замбони следует традиции, существовавшей в России в XVIII–XIX вв. В современном языке: Дзамбони.


[Закрыть]

С аббатом Гуаско уже в Париже, где Кантемир находился в ранге посла, он переводил на итальянский язык свои сатиры.

Знакомство Альгаротти с А. Кантемиром состоялось в 1736 г., и между русским дипломатом и поэтом и итальянским писателем сразу же завязались дружеские отношения. Кантемир высоко ценил Альгаротти, о чем сообщал в одном из своих писем: «Он мой личный друг. В беседе он держится естественно и непринужденно, он очень остроумен и образован».[561]561
  Письмо А. Кантемира к маркизе Монконсель от 10 июля 1738 г. // Майков Л. Н. Материалы… С. 110. (В современном языке: Монконсей).


[Закрыть]

Кантемира и Альгаротти сблизил также интерес к научным и философским вопросам, характерный для эпохи Просвещения. За несколько лет до встречи с Альгаротти Кантемир перевел на русский язык книгу Фонтенеля «Беседы о множественности миров», назвав ее «Разговоры о множестве миров», которая была опубликована лишь в 1740 г.[562]562
  См.: Буранок О. М. «Разговоры о множестве миров» Фонтенеля в переводе Антиоха Кантемира и жанр «разговора» в русской литературе первой половины XVIII в. // Антиох Кантемир и русская литература / Отв. ред. доктор филол. наук А. С. Курилов. М., 1999. С. 140–153.


[Закрыть] «Ньютонизм для дам», имевшийся в итальянском оригинале в парижской библиотеке Кантемира, был переведен им под названием «О свете». Занимаясь этим переводом, Кантемир постепенно отходит от картезианства и становится последователем философии Ньютона, что находит отражение и в его творчестве.[563]563
  См.: Серман И. З. Антиох Кантемир и Франческо Альгаротти // XVIII век. Сб. 21. М., 1999. С. 58–60; Rotta S. Russia 1739: il filosofo sedentario e il filosofo viaggiatore // Settecento Russo e Italiano a cura di M. L. Dodero e C. Bragone. Atti del Convegno: Una finestra sull’Italia. Tra Italia e Russia, nel Settecento. Genova, 25–26 novembre 1999. Facolta di Lingue e Letterature Straniere. Milano, 2002. P. 37–38.


[Закрыть] Альгаротти в «Предуведомлении читателям» в издании «Ньютонизма для дам» (1739) благодарит Кантемира за перевод его книги, высоко оценивает знание итальянского языка своим русским другом, а его самого называет «провозвестником ньютонизма в обширной Российской Империи» и выражает надежду, что это «истинное Учение» благодаря Кантемиру в скором времени будет распространено повсюду.[564]564
  Algarotti F. Newtonianismo per le dame owero Dialoghi sopra la luce, i colori e l’attrazione. Napoli (Venezia): G. Pasquali, 1739. S. p. См. также: Серман И. З. Антиох Кантемир… С. 60–61.


[Закрыть]

Следует заметить, что общественный деятель, ученый и писатель М. Н. Муравьев (1757–1807), высоко оценивший сочинение итальянского литератора, отметил: «Фонтенель нашел себе достойного подражателя в Графе Алгаротти (так у М. Н. Муравьева. – И. В.), который оказал такую же услугу Невтоновой философии, какую предшественник его Декартовой. Прекрасное сочинение его имеет всю прелесть романа и сладость итальянского языка возвышается нечувствительно, описывая откровения Невтоновы».[565]565
  Муравьев М. Н. Поли. собр. соч. Ч. 1–3. СПб., 1819–1820. Ч. 3. 1820. С. 228. См. также: Сомова С. Я. Франческо Альгаротти и его сочинения в русских книжных собраниях XVIII в. // Русские библиотеки и их читатель (Из истории русской культуры эпохи феодализма): Сб. / Под ред. академика Б. Б. Пиотровского и С. П. Луппова. Л. 1983. С.190.


[Закрыть] И в XX столетии «Ньютонизм для дам» был известен в русских научных кругах; на него, в частности, сослался академик С. И. Вавилов в книге «Исаак Ньютон» (1643–1727), вышедшей в свет к 300-летию со дня рождения Ньютона (1943; 4-е изд.: 1989).

С переводом Кантемира связано написание Альгаротти стихотворного послания на имя русской императрицы: «Ее Величеству Анне Иоанновне, императрице Всея Руси».[566]566
  «Alla Maesta di Anna Giovannona, imperatrice delle Russie» // Algarotti F. Opere… Т. IX. 1783. P. 228–230. Первоначально ода называлась «Священному Императорскому Величеству Всея Руси» («Alla Sacra Imperial Maestà di tutte le Russie») и была издана вместе с книгой «Ньютонизм для дам» (Napoli (Venezia): G. Pasquali, 1739). Альгаротти переработал оду и под новым названием включил ее в двухтомник своих «Избранных произведений» («Alla Maesta di Anna Giovannona, imperatrice delle Russie» // Opere varie del Conte Francesco Algarotti Ciamberlano di S. M. il Re di Prussia е Cavaliere dell’Ordine del Merito. Venezia: G. B. Pasquali, 1757. Т. II. P. 424–426). Затем ода вошла в собрания сочинений Альгаротти. Первый русский перевод оды принадлежит Ю. Н. Ильину: Франческо Альгаротти и его «Путешествие в Россию» // Всемирное слово. 2005. № 17–18. С. 21–22.


[Закрыть] Дж. Маццукелли, первый биограф Альгаротти, еще при жизни итальянского литератора писал: «Князь (А. Кантемир. – И. В.), с которым граф Альгаротти познакомился в Лондоне, сообщил ему, что этот перевод был предназначен для усопшей императрицы Яновны (Анны Иоанновны. – И. В.), и это послужило для Альгаротти поводом сочинить на имя императрицы стихи…»[567]567
  Mazzuchelli С. Gli scrittori d’ltalia, cioe notizie storiche e critiche intorno alle vite e agli scritti dei Letterati italiani. Brescia, 1753–1764. Vol. 1–2. 1753. Vol. 1. P. 482. См. также: Володина И. П. Фр. Альгаротти и А. Кантемир (К истории одного стихотворного послания) // Литература в зеркале эпохи. СПб., 1999. С. 41–47.


[Закрыть]

Написанное в торжественном хвалебном тоне с использованием многочисленных метафор и иносказаний, не все из которых поддаются точной расшифровке, это послание по жанру представляет собой торжественную оду в «пиндарическом стиле», господствовавшем в литературе в начале XVIII в. Прославляя Анну Иоанновну как мудрую правительницу, Альгаротти видит в ней «наследницу гения Петра». Она – «оплот державы россов», ее Минерва и Юпитер. В великой душе Анны Иоанновны соединяются доблести римских императоров Тита и Траяна, «пыл Цезаря и Августова мудрость». Подобные классические ассоциации были данью поэтической традиции XVIII в.

Альгаротти сравнивает русскую императрицу с «Божеством» («Nume»), приносящим радость всему миру, который готов исполнять ее желания. Чтобы усладить ее слух гармонией созвучий, с италийского неба прилетает муза лирической поэзии Эвтерпа, гордая своей миссией, а из Франции – богиня цветов Флора, увитая розами, которая перед взором Анны Иоанновны создает «новую отраду» и «новое изумленье».

Очевидно, Альгаротти имеет в виду известный грот, замечательное архитектурное строение Летнего сада. В XVIII в. гроты были обязательной принадлежностью увеселительных регулярных парков. Грот строился по проекту архитектора Г. И. Маттарнови (1714–1719) и достраивался Н. Микетти (до 1723 г.). Он стоял на берегу Фонтанки и был разрушен сильным наводнением 1777 г. Своей красотой и изяществом грот привлекал к себе внимание всех посещавших Петербург иностранцев. «Превосходнейшим из сооружений в самом саду является грот, снаружи и изнутри весь в мраморных скульптурах», – писал в «Путевых заметках о России (1735–1736)» шведский ученый К. Г. Беркг.[568]568
  См.: Беспятых Ю. Н. Петербург Анны Иоанновны в иностранных описаниях. СПб., 1997. С. 273, примеч. 205.


[Закрыть] Более подробное описание грота оставил русский архитектор М. Г. Земцов. Говоря о нарядном внешнем виде грота, внутри напоминавшего пещеру, зодчий дает подробное описание его внутреннего устройства: стены грота были облицованы раковинами, пестрыми мелкими камнями и толченым стеклом. В центральной зале находился фонтан со статуей Нептуна, украшенный большой раковиной и фигурами морских коней, фонтаны располагались и в боковых залах. В заднем помещении был устроен водяной орган, который приводился в действие напором воды. Во время пуска фонтанов орган начинал играть, и в гроте раздавалась мелодичная музыка.[569]569
  См.: Дубяго Т. Б. 1) Летний сад. М.; Л., 1951. С. 36–38; 2) Русские регулярные сады и парки. Л., 1963. С. 70–71; Семенникова Н. В. Летний сад. Л., 1970. С. 38; Долбнин В. Г. Грот в Летнем саду. История исчезнувшей постройки // Ленинградская панорама. 1983. № 10. С. 36–37.


[Закрыть]

Называя Анну Иоанновну «Augusta Donna» (Царственная владычица), Альгаротти видит ее заслугу в разумном правлении, воплощающем в себе идею просвещенного абсолютизма, сторонниками которого в XVIII в. были многие в Западной Европе. Мудрость Анны Иоанновны, по его мнению, проявилась прежде всего в том, что она призвала к своему трону «наставницу истины» – Философию, которая как затворница ютилась прежде в портиках Падуи или Оксфорда, известная лишь немногим посвященным. И хотя первое издание «Ньютонизма для дам» было посвящено Фонтенелю, «старому картезианцу», как назвал его Вольтер в одном из писем к Альгаротти, самому итальянскому писателю ближе была ньютонова философия. Победу ньютонизма над картезианством Альгаротти изображает в виде живописной картины: в живительных лучах «Ньютонова Солнца» рассеиваются грезы Картезия (Декарта, которого Альгаротти в посвященном ему специальном очерке[570]570
  «Saggio sopra il Cartesio» // Algarotti F. Opere… Т. IV. 1779. P. 273–319.


[Закрыть] назвал «наперсником Природы» и «светочем Мира философов») и мысли его уносятся к берегам родной Сены и к Храму, жрецом которого он был и который до сих пор гордится своей славой Алтаря Франции.

Так в форме иносказания Альгаротти говорит о знаменитом янсенистском монастыре Пор-Руаяль, крупнейшем центре философской и литературной жизни Франции в XVII в. С Пор-Руаялем были связаны многие писатели, в том числе Паскаль и Расин. Последователи Декарта преподавали его философию в школе Пор-Руаяля, просуществовавшей до 1790 г.

Продолжая тему ньютоновой философии, Альгаротти от Парижа обращается к Петербургу, и здесь, в «семье философов», окружающих трон, первое место по праву должно принадлежать Ньютону. Альгаротти высказывает пожелание, чтобы Ньютон «узнал» язык русской императрицы.

Подчеркивая мысль о том, что Анна Иоанновна призвала философию к своему трону и, как мудрая Минерва, вместе с Аполлоном вдохновляет их «Служителя» (Ministro),[571]571
  К этому слову в итальянском тексте оды сделано следующее пояснение: «Господин князь Кантемир, который был послом русского двора при французском дворе, перевел на русский язык „Диалоги о ньютоновой оптике”». То, что в оде речь идет именно об А. Кантемире, подтверждает и Дж. Маццукелли: Mazzuchelli С. Gli scrittori d’Italia… Vol. 1. 1753. P. 482.


[Закрыть] т. е. Кантемира, на благородное дело – перевести на русский язык труды Ньютона (очевидно, имеется в виду «Оптика», 1704 г.), и тогда Ньютон «заговорит» по-русски и будет прославлен во всей вселенной.

С темой философии в послании тесно связана тема науки. Альгаротти стремится посвятить Анну Иоанновну в физические тайны света, будучи убежден в том, что это доставит ей удовольствие:

 
Qual diletto tu avrai, nel veder, come
In buia cella candido, e sottile,
Per un terso cristal varcando il lume
Ne’varii suoi color si spieghi, e come
D’lride fiammegiante, e vaga in vista
L’opposto lin diversamente tinga;
Come il candor, misti di nuovo insieme,
I diversi color, di nuovo surga![572]572
  Algarotti F. Ореге… Т. IX. Р. 229.


[Закрыть]

Ты будешь в восхищении, увидев,
Как, вырвавшись из плена темной кельи,
Небесный луч в куске стекла дробится,
Являя взору множество оттенков,
Как яркой радугой расцветить может
Он скучный холст, повешенный напротив.
Когда же все цвета сведем мы вместе,
Возникший цвет опять предстанет белым!
 

Перевод Ю. Ильина.

Автор оды описывает, как в лучах золотого диска Солнца горит рубин, искрится сапфир, блистает чистотой изумруд. Соединяясь вместе, лучи этих кристаллов озаряют Землю и бескрайний небесный свод, даруя жизнь Вселенной.

Эти данные о законах света, продолжает Альгаротти, «прибыли» в Петербург с берегов «серебристой Темзы» в «аглицкой чаше», украшенной древней Авзонией (поэтическое название Италии) и омывшей края свежей влагой. Внутри чаши находятся драгоценные сведения по физике, они утолят «благородную жажду» русской императрицы в познании мира.

Вероятно, речь идет об уникальной английской чаше из серебра для охлаждения вина работы Ч. Кендлера, именовавшейся в России «лоханью». Она больших размеров, весит 220 кг и богато украшена изображениями, связанными с культом Диониса-Вакха. Возможно, чаша была приобретена для Анны Иоанновны. В 1741 г. указом Елизаветы Петровны эта чаша-лохань была объявлена собственностью казны. Ныне чаша экспонируется в Государственном Эрмитаже.[573]573
  С берегов Темзы – на берега Невы. Шедевры из собраний британского искусства в Эрмитаже. Каталог выставки. СПб., 1997. С. 234.


[Закрыть]

Альгаротти, очевидно, видел чашу в Зимнем дворце на церемонии бракосочетания Анны Леопольдовны, племянницы Анны Иоанновны, в июле 1739 г., когда бокал шампанского ему был предложен самой императрицей, как о том он сам сообщает в своем «Дневнике».[574]574
  Algarotti F. Giornale del viaggio da Londra a Petersbourg nel vascello «The Augusta» di Mylord Baltimore nel mese di maggio l’Anno MDCCXXXIX. Add. Ms. № 17482. British Library. London. Cm.: Franceschetti A. Francesco Algarotti viaggiatore e letterato // Annali d’italianistica. 1996. Vol. 14. P. 257–270.


[Закрыть]

Петербург выступает в оде в двух планах: как центр философских знаний, наук и искусств России, созданный монаршей волей среди болот, поросших камышом и знакомых прежде лишь рыбакам, и как город русской славы, «родина Героев».[575]575
  См.: Сомова С., Фундаминский М. «Державный город, колыбель героев» // Санкт-Петербургская панорама. 1992. № 4. С. 14.


[Закрыть] Этот «царский город» славен своими боевыми победами, и Альгаротти вспоминает традицию вывешивать трофейные знамена в главном храме города – Петропавловском соборе, традицию, существовавшую начиная с 1710 г., когда в еще деревянной церкви были вывешены шведские знамена после взятия Петром I Выборга. В Петропавловском соборе хранились также ключи от городов и крепостей, взятых русскими во время войн со Швецией и Турцией в XVIII в. Альгаротти упоминает о турецких знаменах, завоеванных в Русско-турецкой войне 1735–1739 гг. Однако в первом издании оды (1739) говорилось не о турецких, а о «фракийских стягах». Вращаясь в придворных кругах Англии и Пруссии, Альгаротти проявил осторожность: прямо не называя Турцию, он указывает на Фракию, завоеванную Османской империей в XV в., понимая, что Фракия в Европе в XVIII в. ассоциировалась с Турцией. Вернувшись в конце жизни в Италию, Альгаротти переработал текст оды, и в новом издании (1757) речь идет уже о турецких знаменах. Эти знамена, отмечает Альгаротти, «русский Марс в твоем развесил храме».[576]576
  Algarotti F. Ореге… Т. IX. Р. 230.


[Закрыть] «Русский Марс» – Петр I, а храм, где царит «священная Слава», – главный собор Петербурга, который хранит память о военной славе России и воплощает идею преемственности «прошлого» (эпоха Петра Великого) и «настоящего» (время Анны Иоанновны).

Альгаротти завершает оду на той же торжественной ноте, с которой он ее начал: Истина пробудила его голос, и на невских просторах он славит русскую императрицу. Ода написана одиннадцатисложным нерифмованным стихом. В этом отношении итальянский литератор выступил в известной степени новатором, как и А. Кантемир, стремившийся распространить в русской поэзии белый стих.[577]577
  См., например: Пумпянский. Л. В. Очерки по литературе… С. 97–98.


[Закрыть] В жарких спорах, которые велись в Италии между защитниками рифмы и сторонниками нерифмованных стихов, Альгаротти принял сторону последних. Белый стих представлялся его последователям, в числе которых были известные в то время поэты Карло Инноченцо Фругони и Саверио Беттинелли, более героическим и стоявшим ближе к античной поэзии, и Альгаротти предпочел его, полагая, что он в большей степени отвечает его замыслу.[578]578
  Отзвуком этих споров стал поэтический сборник: С.I. Frugoni, F. Algarotti, S. Bettinelli. Versi sciolti di tre eccelenti moderni autori. Con alcune lettere non piu stampate. Venezia: Fanzo, 1758.


[Закрыть]

Выход в свет оды, сброшюрованной с «Ньютонизмом для дам», получил отклик в переписке Альгаротти и Кантемира. В письме к Кантемиру (к тому времени уже послу России во Франции) итальянский литератор сообщал, что, по сведениям из Венеции, книга уже напечатана и что он распорядился отослать один экземпляр своему русскому другу, а другой просил его «преподнести» Анне Иоанновне. Альгаротти отмечал, что ода – знак «глубокого восхищения» могущественной русской императрицей, которая являет собой «пример для всей Вселенной». Шутливо называя оду «скромным бумагомаранием» («questa povera opera d’inchiostro»), Альгаротти надеется, что она все же придется по душе Кантемиру, а «философия и музы встретят благосклонный прием» в России.[579]579
  Письмо Ф. Альгаротти к А. Кантемиру от 19 декабря 1739 г. РЫБ. Ф. 971. Собрание П. П. Дубровского, авт. 148, № 17. См. наст, изд., с. 182–185.


[Закрыть] В ответном письме Кантемир уверял Альгаротти, что отправил в Петербург его книгу и свой перевод «О свете» и обещал сообщить ему о впечатлении, какое они будут иметь при дворе.[580]580
  Письмо А. Кантемира к Ф. Альгаротти от 24 июня 1740 г. в: Майков Л. Н. Материалы… С. 162.


[Закрыть] Однако о судьбе перевода Кантемира ничего не известно, он считается утраченным.

Наиболее интересным и известным литературным произведением Альгаротти, получившим европейское признание, является книга «Путешествие в Россию». Первоначально Альгаротти назвал свое сочинение «Письма о России. Очерк».[581]581
  {Algarotti F.} Saggio di lettere sopra la Russia. Parigi: Gio Briasson, 1760. Альгаротти обращается к распространенным в литературе XVIII в. эпистолярному жанру и очерку.


[Закрыть] Оно вышло в свет без имени автора. По-видимому, Альгаротти хотел узнать реакцию читателей на критические высказывания о России. Во втором издании 1763 г. имени автора нет на титульном листе, но Альгаротти подписал посвящение участнику Семилетней войны герцогу Фердинанду Брауншвейгскому (1721–1792), в котором говорилось: «Эта книжечка дает представление о положении народа, который в настоящее время играет столь значительную роль в судьбе Европы, и в ней описывается знаменитая война, которую он вел с Турецкой империей».[582]582
  {Algarotti F.} Saggio di lettere sopra la Russia. Ed. seconda. Parigi: Gio Briasson, 1763. В. Спаджари на основании изученных архивных материалов пришел к выводу, что обе книги были напечатаны не в Париже, а в Венеции (изд. Дж. Новелли). См.: Spaggiari W. Nota al testo // Algarotti F. Viaggi di Russia. P. L–LIII.


[Закрыть] В 1764 г. книга Альгаротти вышла в свет уже с именем автора и получила новое название – «Путешествие в Россию». Жанр «путешествия», очевидно, показался Альгаротти более емким, чем сжатый и конкретный по своему содержанию «очерк». Вместо письма к герцогу Ф. Брауншвейгскому итальянский литератор поместил два письма к графу Воронцову и «Очерк российской истории в медалях» («Saggio di storia metallica della Russia»). Издание 1764 г. было последним прижизненным изданием «Путешествия в Россию», которое курировал сам Альгаротти.[583]583
  Opere del Conte Algarotti, Cavaliere dell’ Ordine del Merito e Ciamberlano di S. M. il Re di Prussia. Livorno. M. Coltellini. T. 1–8. 1764–1765.
  1. T. 5. 1764. Alla sua Eccelenza il signor Conte Woronzov Cancelliere dell’Imperio di Tutte le Russie. Pisa. 14 gennaio 1764. P. 5—16.
  2. A1 medesimo. A Firenze. Pisa. 13 febbraio 1764. P. 17–19.
  3. «Saggio di storia metallica della Russia». P. 21–25.
  4. «Viaggi di Russia». P. 27—182.
  Составляющие текст «Путешествия» 12 писем не имеют нумерации, указаны только даты. Это издание в XVIII в. считалось образцовым и последующие публикации повторяли его, в том числе и издание Л. Манини (Кремона. Т. VI. 1780. С. 19—180), с текстом которого сверено последнее научное издание книги Альгаротти (Парма, 1991).


[Закрыть] Два письма к М. И. Воронцову от 14 января и 13 февраля 1764 г. открывают это издание. Известно, что знакомство Альгаротти и Воронцова состоялось летом 1739 г. в Петербурге. Тогда же итальянский литератор посетил и дворец графа. В1764 г. Воронцов навестил Альгаротти в Пизе и передал сочинение Ломоносова о мозаике, написанное им для избрания в члены Болонской Академии наук, о чем ходатайствовал и граф Воронцов, находившийся в то время в Италии.[584]584
  Краткое содержание этого сочинения было опубликовано в журнале «Ученые флорентийские ведомости» («Novelle letterarie pubblicate in Firenze»). 1764. Т. XXV. № 12. 23 марта // Ломоносов. Сб. статей и материалов. VIII. Приложение 2. С. 118–119 (на итал. яз.), с. 119–120 (на рус. яз.). См. также: Карпеев З. П. К истории избрания М. В. Ломоносова почетным членом Болонской Академии наук // Ломоносов. Сб. статей и материалов. VIII. С. 109–117.


[Закрыть] Альгаротти с интересом прочел это сочинение и высказал свое мнение в первом письме к Воронцову (от 14 января 1764 г.).[585]585
  Письмо Ф. Альгаротти к М. И. Воронцову от 14 января 1764 г. в: Algarotti F. Opere… Т. VI. 1780. Р. 5—10. Первый русский перевод этого письма сделан С. Я. Сомовой: Ломоносов. Сб. статей и материалов. VIII. С. 117–118. См. также наст, изд., с. 186–190.


[Закрыть] В нем он рассуждает об истории мозаичного искусства, меценатом которого в России был Воронцов, говорит о работах Ломоносова в этой области и о его мозаике, выполненной для надгробия Петра I и посвященной Полтавской битве. Альгаротти полагает, что к созданию памятника «великому правителю России», каким был Петр I, следовало бы привлечь лучших мастеров Европы.

В другом обращении к Воронцову от 13 февраля 1764 г.[586]586
  Письмо Ф. Альгаротти к М. И. Воронцову от 13 февраля 1764 г. в: Algarotti F. Opere… Т. VI. Р. 11–12. Первый перевод этого письма и «Очерка российской истории в медалях» на русский язык сделан М. Г. Талалаем: Альгаротти Ф. Русские путешествия. Письма о России. СПб., 2006. С. 169–174. См. также наст, изд., с. 191–197.


[Закрыть] автор «Путешествия в Россию», ссылаясь на пример Франции, увековечившей в медалях свою историю времен Людовика XIV, предлагает отчеканить серию медалей, посвятив их важным событиям русской истории и выдающимся правителям России: «…ведь Россия и в силу величия монархов, правивших ею, и в силу обширности ее земель, совершила великие деяния во всех областях».[587]587
  Письмо Ф. Альгаротти к М. И. Воронцову от 13 февраля 1764 г. (Algarotti F. Opere… Т. VI. Р. 11–12). См. наст, изд., с. 191. (Перевод Ю. Ильина).


[Закрыть] Альгаротти имел в виду прежде всего время Петра I, затем – Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины II.

Желание посетить Россию возникло у Альгаротти, очевидно, под влиянием бесед с А. Кантемиром, который и снабдил итальянского литератора рекомендательным письмом к графу А. И. Остерману, ведавшему внешнеполитическими делами России. После возвращения из России в Лондон Альгаротти в письме к Кантемиру благодарил его за содействие тому, что это «великое путешествие» состоялось. Оно «составило целую эпоху в моей жизни, приятную и славную», – отмечал Альгаротти (письмо от 19 декабря 1739 г.).

В XVIII в. посещавшие Россию путешественники в своих воспоминаниях «судили» о новом для них государстве с позиций европейской культуры того времени. Их суждения были, в общем, не в пользу России.[588]588
  О возможных источниках «Путешествия в Россию» см.: Spaggiari W. Introduzione // Algarotti F. Viaggi di Russia / A cura di W. Spaggiari. Parma, 1991. P. XX–XXI. (Biblioteca di scrittori italiani).


[Закрыть] Среди этих изданий значительный интерес представляют вышедшие анонимно «Московские письма» («Lettres Moscovites») некоего итальянского графа Франческо Локателли, написанные по-французски и опубликованные в Париже в 1735 г. (с датой 1736 г.). В предисловии Локателли назвал себя лишь издателем писем, автор которых якобы погиб при кораблекрушении. С помощью этого приема Локателли постарался скрыть свое авторство, так как пережил в России весьма драматические события: был арестован по подозрению в шпионаже и год провел в заключении. Очевидно, этим обстоятельством и объясняется полемический характер писем, в которых дано нелестное изображение российских порядков.

Действуя от лица русского правительства, Кантемир пытался привлечь Локателли к ответственности за клевету и воспрепятствовать переводу «Московских писем» на английский язык. Однако, несмотря на все усилия, добиться желаемого не удалось и английский перевод в 1736 г. вышел в свет. Два года спустя Кантемир издал книгу Локателли в переводе на немецкий язык со своими примечаниями и в качестве дополнения дал обстоятельное описание Кронштадта и Петербурга. Кантемир А. [589]589
  Описание Кронштадта и Петербурга. Пер. с нем. // Беспятых Ю. Н. Петербург Анны Иоанновны… С. 457–462.


[Закрыть]

С большой долей вероятности можно предположить, что Альгаротти знал о существовании «Московских писем», а возможно, и прочел их. Он воспользовался приглашением лорда Балтимора, чтобы побывать в России и увидеть все собственными глазами.

«Путешествие в Россию» написано на основе путевых записей, которые Альгаротти вел во время своей поездки в Петербург летом 1739 г. в свите лорда Балтимора, представлявшего английского короля Георга II на бракосочетании Анны Леопольдовны Мекленбургской и принца Антона Ульриха Брауншвейгского, которое состоялось 3 июля 1739 г.