Текст книги "Сумма теологии. Том V"

Автор книги: Фома Аквинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Раздел 2. ОТЛИЧАЮТСЯ ЛИ ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ ОТ УМСТВЕННЫХ И НРАВСТВЕННЫХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что теологические добродетели не отличаются от нравственных и умственных добродетелей. В самом деле, теологические добродетели, коль скоро они находятся в человеческой душе, необходимо должны совершенствовать ее или со стороны умственной, или со стороны желающей части. Но добродетели, которые совершенствуют умственную часть, называются умственными, а добродетели, которые совершенствуют желающую часть, называются нравственными. Следовательно, теологические добродетели не отличаются от нравственных и умственных добродетелей.

Возражение 2. Далее, теологическими добродетелями называются те добродетели, которые определяют нас к Богу. Но среди умственных добродетелей есть та, которая определяет нас к Богу, а именно мудрость, которая, исследуя наивысшие причины, касается божественных вещей. Следовательно, теологические добродетели не отличаются от умственных добродетелей.

Возражение 3. Далее, Августин показал, каким образом четыре главные добродетели «соответствуют различным движениям любви»[245]245
  De Мог. Eccl. XV.


[Закрыть]. Но любовь – это [в том числе и] любовь к высшему, которая является теологической добродетелью. Следовательно, нравственные добродетели не отличаются от теологических [добродетелей].

Этому противоречит следующее: превосходящее природу человека отличается от того, что адекватно его природе. Но теологические добродетели превосходят природу человека, в то время как умственные и нравственные добродетели, как это явствует из вышесказанного (58, 3), адекватны его природе. Следовательно, они отличаются друг от друга.

Отвечаю: как уже было сказано (54, 2), видовое различие навыков проистекает из формального различия их объектов. Но объектом теологических добродетелей является Сам Бог, Который, будучи конечной целью всего, превосходит возможности постижения нашего разума. С другой стороны, объектом умственных и нравственных добродетелей является то, что может быть постигнуто человеческим разумом. Поэтому теологические добродетели отличаются от нравственных и умственных добродетелей по виду.

Ответ на возражение 1. Умственные и нравственные добродетели совершенствуют ум и желание человека адекватно способностям человеческой природы, тогда как теологические добродетели – сверхъестественным образом.

Ответ на возражение 2. Мудрость, которую Философ полагает умственной добродетелью[246]246
  Ethic. VI, 3, 7.


[Закрыть], относится к божественному настолько, насколько оно доступно человеческому разуму. Теологическая добродетель, со своей стороны, относится к тому же, но насколько оно превосходит человеческий разум.

Ответ на возражение 3. Хотя любовь к высшему – это [всегда] любовь, но не всегда любовь – это любовь к высшему. Поэтому когда говорят, что любая добродетель соответствует движению любви, то это следует понимать как сказанное или о любви в широком смысле слова, или о любви к высшему. Если о любви говорится в широком смысле слова, то любая добродетель соответствует движению любви настолько, насколько любой основной добродетели необходимы движущие [душевные] страсти, а любовь, как уже было сказано (27, 4), суть источник и причина каждой [душевной] страсти. Если же имеется в виду любовь к высшему, то это означает не то, что всякая добродетель сущностно является любовью к высшему но то, что все добродетели некоторым образом зависят от любви к высшему, о чем речь у нас впереди (65, 2, 5).

Раздел 3. ПРАВИЛЬНО ЛИ ПОЛАГАТЬ ВЕРУ, НАДЕЖДУ И ЛЮБОВЬ ТЕОЛОГИЧЕСКИМИ ДОБРОДЕТЕЛЯМИ?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что веру, надежду и любовь не следует полагать тремя теологическими добродетелями. В самом деле, теологические добродетели связаны с божественным счастьем подобно тому, как природная склонность связана с врожденной целью. Но к врожденной цели определена только одна природная добродетель, а именно мышление начал. Следовательно, должна существовать и только одна теологическая добродетель.

Возражение 2. Далее, теологические добродетели совершеннее умственных и нравственных добродетелей. Но веру рассматривают не как умственную добродетель, а как нечто, уступающее добродетели, поскольку она является несовершенным знанием. Подобно этому и надежду рассматривают не как нравственную добродетель, а как нечто, уступающее добродетели, поскольку она является страстью. Следовательно, их тем более нельзя полагать теологическими добродетелями.

Возражение 3. Далее, теологические добродетели определяют человеческую душу к Богу. Но человеческая душа не может быть определена к Бог иначе, как только посредством умственной части, в которой находятся ум и воля. Следовательно, есть только две теологические добродетели, одна из которых совершенствует ум, а другая – волю.

Этому противоречат следующие слова апостола: «А теперь пребывают сии три – вера, надежда и любовь» (1 Кор. 13:13).

Отвечаю: как уже было сказано (1), теологические добродетели определяют человека к сверхъестественному счастью точно так же, как он определяется к врожденной ему цели посредством своих природных начал. Но последнее происходит в отношении двух вещей. Во-первых, в отношении разума, или ума, а именно постольку, поскольку он содержит в себе первые всеобщие начала, которые познаются нами в естественном свете ума и являются отправной точкой [для мышления] разума, причем равно и в созерцательных, и в практических вопросах. Во-вторых, в отношении правоты воли, которая по природе стремится к определенному разумом благу

Но ни тот, ни другая [сами по себе] не могут определить к порядку сверхъестественного счастья, согласно сказанному [в Писании]: «Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9). Следовательно, в отношении обеих вышеупомянутых вещей человеку необходимо дополнительно получить нечто сверхъестественное, которое бы определило его к сверхъестественной цели. Во-первых, а именно в том, что касается ума, человеку сообщаются определенные, содержащиеся в божественном свете сверхъестественные начала, каковыми являются основополагающие положения веры. Во-вторых, воля определяется к этой цели как [с одной стороны] к достижимой цели, и это относится к надежде, так [с другой стороны] и как к некоему духовному союзу, вследствие чего воля, если так можно выразиться, сама преобразуется в эту цель, и это относится к любви (ведь и движение желания вещи, которое по природе стремится к врожденной цели, происходит благодаря определенному уподоблению цели).

Ответ на возражение 1. Уму для осуществления им мышления необходимы интеллигибельные виды; следовательно, ему, помимо способности, необходим также и некоторый природный навык. А вот воле для того, чтобы естественным образом как определяться к своей цели, так и сообразоваться с нею, вполне достаточно одной ее природы. Но если речь идет об определении воли к тому, что превосходит возможности ее природы, то в любом из вышеуказанных отношений одной только природы способности недостаточно. Следовательно, в этих отношениях возникает необходимость в дополнительном сверхъестественном навыке.

Ответ на возражение 2. Вера и надежда подразумевают некоторую недостаточность, поскольку вера связана с невидимым, а надежда – с тем, чем не обладают. Следовательно, если вера и надежда относятся к тому, что человеку по силам, то они уступают добродетелям. Но те вера и надежда, которые связаны с превышающими человеческие способности вещами, превосходнее всех адекватных возможностям человека добродетелей, согласно сказанному [в Писании]: «Немощное Божие – сильнее человеков» (1 Кор. 1:25).

Ответ на возражение 3. К желанию относятся две вещи, а именно движение к цели и сообразованность с целью посредством любви. Следовательно, в человеческом желании необходимо должны наличествовать и две теологические добродетели, а именно надежда и любовь.

Раздел 4. ПРЕДШЕСТВУЕТ ЛИ ВЕРА НАДЕЖДЕ, А НАДЕЖДА – ЛЮБВИ?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что порядок теологических добродетелей не таков, что вера предшествует надежде, а надежда – любви. В самом деле, корень предшествует тому, что из него растет. Но любовь – это корень всех добродетелей, согласно сказанному [в Писании]: «Укорененные и утвержденные в любви» (Еф. 3:18). Следовательно, всему предшествует любовь.

Возражение 2. Далее, Августин говорит, что человек «не может любить то, в существование чего он не верит. Но если он верит и любит, то, делая доброе, совершается в надежде»[247]247
  De Doctr. Christ. I.


[Закрыть]. Следовательно, похоже на то, что вера предшествует любви, а любовь – надежде.

Возражение 3. Далее, любовь – это источник и причина каждой [душевной] страсти. Но надежда, как уже было сказано (25, 2), является своего рода страстью. Следовательно, любовь к горнему, которая суть любовь, предшествует надежде.

Этому противоречит тот порядок, в котором апостол перечисляет добродетели, говоря: «А теперь пребывают сии три – вера, надежда и любовь» (1 Кор. 13:13).

Отвечаю: порядок бывает двояким, [а именно] порядком порождения и порядком совершенства. С точки зрения порядка порождения, согласно которому материя предшествует форме и несовершенное – совершенному, в одном и том же субъекте вера предшествует надежде, а надежда – любви в отношении своих действий, поскольку все эти навыки всеваются совместно. В самом деле, движение желания не может определяться к чему-либо посредством надежды или любви, если предмет стремления не схвачен умом или чувством. Но ум схватывает объект надежды и любви посредством веры. Следовательно, в порядке порождения вера предшествует надежде и любви. Далее, человек любит нечто постольку, поскольку схватывает это как что-то благое. Но уже постольку, поскольку человек надеется обрести некоторое благо благодаря кому-то еще, он рассматривает того, на кого он надеется, как свое собственное благо. Следовательно, надеясь на кого-то, человек испытывает к нему любовь. Поэтому в порядке порождения – в том, что касается связанных с ними действий, – надежда предшествует любви.

А вот в порядке совершенства любовь предшествует вере и надежде, поскольку вера и надежда животворятся любовью и обретают от любви свою завершенность как именно добродетели. И в этом смысле любовь, будучи формой всех добродетелей (что будет разъяснено ниже (II-II, 23, 8)), является матерью и корнем их всех.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Августин говорит о той надежде, которой человек надеется обрести блаженство благодаря уже существующим заслугам, и это относится к надежде, которая животворится любовью и последует ей. Но человек может также надеяться до любви и до того, как он обретет добродетели, которые он надеется обрести.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано при исследовании страстей (40, 7), надежда может быть связана с двумя вещами. Одна из них суть ее основной объект, а именно благо, на которое надеются. В этом отношении любовь всегда предшествует надежде, поскольку никто не надеется на благо, если не желает его и не любит. А еще надежда может быть связана с тем, благодаря кому человек надеется обрести способность получить некоторое благо. В этом отношении надежда поначалу предшествует любви, хотя в дальнейшем сама возрастает благодаря любви. Действительно, уже постольку, поскольку человек чает получить благо при поддержке кого-то еще, он начинает любить [своего благодетеля], а поскольку он любит его, его надежда на него возрастает.

Вопрос 63. О ПРИЧИНЕ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ

Теперь мы исследуем причину добродетелей, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) обладаем ли мы добродетелью по природе; 2) может ли обучение обусловливать добродетель; 3) могут ли какие-либо нравственные добродетели быть всеянными; 4) относится ли приобретенная посредством обучения добродетель к тому же самому виду, что и всеянная.

Раздел 1. ОБЛАДАЕМ ЛИ МЫ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ ПО ПРИРОДЕ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мы обладаем добродетелью по природе. Так, Дамаскин говорит, что «добродетели естественны и во всех естественно и равно находятся»[248]248
  De Fide Orth. III.


[Закрыть]. А Антоний в своей проповеди монахам сказал: «Если воля противна естеству, то она извращена, а если она согласна с естеством, то добродетельна». Наконец, в глоссе на слова [Писания]: «И ходил Иисус по всей [Галилее]» (Мф. 4:23) и далее, говорится: «Он учил естественным добродетелям, то есть целомудрию, правосудности, смирению, которыми человек обладает по природе».

Возражение 2. Далее, благо добродетели состоит в согласии с разумом, что со всей очевидностью явствует из вышесказанного (55, 4). Но согласное с разумом естественно для человека, поскольку разум – это часть его естества. Следовательно, мы обладаем добродетелью по природе.

Возражение 3. Далее, то, чем мы обладаем от рождения, считается естественным. Но в некоторых добродетели находятся от рождения, согласно сказанному [в Писании]: «С детства милосердие росло со мною, и от чрева матери моей оно во мне»[249]249
  В каноническом переводе речь идет о сироте: «С детства он рос со мною, как с отцом, и от чрева матери моей я руководил вдову».


[Закрыть] (Иов. 31:18). Следовательно, человек обладает добродетелью по природе.

Этому противоречит следующее: то, чем человек обладает по природе, общо всем людям и не может быть утрачено через грех – ведь даже у демонов, по утверждению Дионисия, естественные дары сохранились[250]250
  De Div. Nom. IV, 23.


[Закрыть]. Но добродетелью обладают не все люди, и она может быть утрачена через грех. Следовательно, человек не обладает ею по природе.

Отвечаю: рассуждая о телесных формах, некоторые пришли к заключению, что они «полностью внутри»; так, например, утверждали последователи теории «скрытых форм»[251]251
  «Формы предсуществуют в материи в латентном состоянии» (см. часть I, вопросы 45, 8; 65, 4).


[Закрыть]. Другие считали, что формы «полностью извне»; так, например, думали те, которые полагали телесные формы произошедшими от некоторой отделенной причины. А были и такие, которые говорили, что они «отчасти внутри» (насколько они предсуществуют в материи потенциально), а «отчасти извне» (насколько они актуализируются действователем).

Подобным же образом рассуждали о науках и добродетелях. Так, одни утверждали, что они «полностью внутри», имея в виду, что все добродетели и науки естественным образом предсуществуют в душе. А все препятствия [говорили они], которые обусловлены обремененностью души телом, могут быть устранены посредством обучения и практики, что подобно тому, как благодаря полировке доводится до блеска железо. Таковым было [в частности] мнение платоников. Другие, в том числе Авиценна, полагали, что они «полностью извне» и привносятся «активным умом». Третьи же говорили, что науки и добродетели находятся в нас по природе в том смысле, что приобретение их – хотя и в несовершенном виде – для нас естественно; таково учение Философа[252]252
  Ethic. II, 1.


[Закрыть], и оно представляется наиболее правильным.

Чтобы прояснить это положение, надлежит вспомнить, что что-либо может рассматриваться как естественное для человека либо со стороны его видовой природы, либо со стороны его индивидуальной природы. И коль скоро любая вещь получает свой вид от формы, а индивидуальность – от материи, далее, коль скоро формой человека является его разумная душа, а материей – его тело, то принадлежащее ему со стороны его разумной души естественно для него со стороны его видовой природы, а принадлежащее ему со стороны особенностей его тела естественно для него со стороны его индивидуальной природы. В самом деле, если рассматривать что-либо из того, что естественно для человека со стороны его тела, как часть его вида, то его следует относить к душе в той мере, в какой это вот частное тело приспособлено к этой вот частной душе.

И в обоих указанных смыслах добродетели изначально естественны для человека. Что касается видовой природы, то это связано с тем, что в человеческом разуме присутствуют всеянные природой естественные знания некоторых начал познания и действия, которые являются своего рода зародышами умственных и нравственных добродетелей, а еще с тем, что в его воле присутствует естественное желание определенного разумом блага. Что же касается индивидуальной природы, то это связано с телесными расположениями, поскольку тело может быть хорошо или дурно расположено к восприятию тех или иных добродетелей; в самом деле, определенные чувственные способности – это, так сказать, акты определенных частей тела, и расположения этих частей могут помогать или препятствовать осуществлению как этих актов, так и – впоследствии – деятельности тех разумных способностей, которые используют вышеупомянутые чувственные способности. В этом смысле один человек может обладать естественной способностью к науке, другой – к мужеству, третий – к умеренности. И таким вот образом в нас изначально самой природой заложены умственные и нравственные добродетели, хотя и несовершенно, поскольку природа определена к чему-то одному, в то время как совершенствование этих добродетелей зависит не от одного конкретного модуса действия, но – от различных модусов, от разных вопросов, так или иначе входящих в сферу деятельности добродетели, и от различных обстоятельств.

Поэтому ясно, что все добродетели присутствуют в нас естественным образом с точки зрения способности и изначальности, но не с точки зрения своего совершенства, за исключением теологических добродетелей, которые [действительно] «полностью извне».

Сказанного достаточно для ответа на [все] возражения. В самом деле, в двух первых речь идет о зародышах добродетели, которыми мы, будучи разумными тварями, обладаем по природе. Третье возражение должно понимать в том смысле, что вследствие естественного расположения, которым от рождения наделено тело, один человек обладает способностью к милосердию, другой – к умеренной жизни, третий – к какой-то иной добродетели.

Раздел 2. МОЖЕТ ЛИ ОБУЧЕНИЕ ОБУСЛОВЛИВАТЬ ДОБРОДЕТЕЛЬ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что наши добродетели не могут обусловливаться обучением. В самом деле, в глоссе Августина, комментирующего слова «Послания к римлянам»: «Все, что не по вере – грех» (Рим. 14:23), сказано: «Вся жизнь неверующего греховна, поскольку без Высшего Блага нет никакого блага. Когда недостает знания истины, добродетель даже самых достойных людей кажется смехотворной». Но вера приобретается не делами, а обусловливается в нас Богом, согласно сказанному [в Писании]: «Благодатью вы спасены чрез веру»[253]253
  И далее: «И сие не от вас – Божий дар!».


[Закрыть] (Еф. 2:8). Следовательно, ни одна из приобретенных нами добродетелей не может быть обусловленной обучением.

Возражение 2. Далее, грех и добродетель являются противоположностями, и потому они несовместны. Но человек не может избегнуть греха иначе, как только по благодати Божией, согласно сказанному [в Писании]: «Познав же, что иначе не могу овладеть ею, как если дарует Бог» (Прем. 8:21). Следовательно, никакая добродетель не может быть тем, что обусловлено в нас обучением, но – только даром Божиим.

Возражение 3. Далее, действиям, ведущим к добродетели, недостает совершенства добродетели. Но следствие не может быть совершеннее причины. Следовательно, добродетель не может обусловливаться предшествующими ей действиями.

Этому противоречит сказанное Дионисием о том, что добро действеннее зла[254]254
  De Div. Nom. IV.


[Закрыть]. Но порочные навыки обусловливаются злыми действиями. Следовательно, тем более добродетельные навыки обусловливаются добрыми действиями.

Отвечаю: как уже отмечалось ранее, когда мы говорили об общем способе образования навыков посредством действий (51, 2, 3), так и ныне, когда речь идет об особом, касающемся образования добродетели способе, нам следует иметь в виду, что, как уже было сказано (55, 3, 4), добродетель человека совершенствуется им в отношении блага. Затем, коль скоро понятие блага, согласно Августину состоит в «форме, виде и порядке»[255]255
  De Nat. Boni. III.


[Закрыть], или же, как сказано [в Писании], в «числе, весе и мере» (Прем. 11:21), то человеческое благо необходимо рассматривать в свете определенного установления. Но, как было показано выше (19,3,4), таких установлений два, а именно установление человеческого разума и установление божественного закона. И так как божественный закон является высшим установлением, он простирается на большее количество вещей, и потому все то, что управляется человеческим разумом, управляется согласно божественному закону, но не наоборот.

Из этого следует, что человеческая добродетель, направленная к определенному в соответствии с установлением человеческого разума благу, может обусловливаться человеческими действиями, поскольку такие действия проистекают из разума, силой и установлением которого и утверждается вышеупомянутое благо. С другой стороны, добродетель, направляющая человека к благу, которое определено в соответствии с установлением божественного закона, а не человеческого разума, не может обусловливаться человеческими действиями, началом которых является разум, но производится в нас исключительно божественным действием. Поэтому Августин, давая определение такой добродетели, прибавляет, что она суть то, что «Бог соделывает в нас помимо нас»[256]256
  De Lib. Arbit. II.


[Закрыть]. Сказанное в полной мере относится к той добродетели, о которой идет речь в возражении 1.

Ответ на возражение 2. Смертный грех несовместим с божественным образом всеянной добродетелью, особенно если речь идет о ее совершенном состоянии. Но актуальный грех, даже смертный, совместим с добродетелью, которая приобретена человеком посредством его собственных сил, поскольку, как уже было сказано (49, 3), от нашей воли зависит, пользуемся ли мы или нет тем или иным навыком, и [при этом] один греховный поступок не уничтожает навык к приобретенной добродетели, поскольку она суть не акт, а навык, которому может быть противопоставлен [только другой] навык. Поэтому хотя без благодати человек не может избегнуть смертного греха таким образом, чтобы ни при каких обстоятельствах так не грешить, тем не менее, ничто не препятствует тому, чтобы он мог приобретать навык к добродетели, посредством которой он в большинстве случаев и в наиболее противных разуму делах воздерживался бы от зла. Кроме того, есть и такие смертные грехи, которых человек вообще не может избегнуть без благодати, а именно те, которые непосредственно противоположны теологическим добродетелям, которыми мы обладаем исключительно по благодати. Впрочем, более подробно это будет разъяснено нами позже (109,4).

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано (1; 51, 1), некоторые зародышевые формы или начала приобретенной добродетели предсуществуют в нас естественным образом. И эти начала более совершенны, нежели приобретаемые благодаря им добродетели. В самом деле, мышление начал созерцания совершеннее науки умозаключений и естественная правота разума совершеннее правильности желания, следующей из установленной нравственной добродетелью подчиненности желания разуму. В силу этого человеческие действия, а именно постольку, поскольку они проистекают из более высоких начал, могут обусловливать приобретение человеческих добродетелей,