Текст книги "Сумма теологии. Том I"

Автор книги: Фома Аквинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Раздел 4. Отличается ли вечность от времени?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что вечность не отличается от времени. Ведь сразу две меры продолжительности не могут существовать одновременно, за исключением разве только того случая, когда одна из них является частью другой. К примеру, два дня или два часа не могут существовать одновременно, однако мы можем сказать, что день и час существуют одновременно, если будем рассматривать час как часть дня. Но вечность и время протекают одновременно, и при этом они суть некоторые меры продолжительности. Поскольку же вечность не может быть частью времени, ибо вечность превышает время и содержит его [в себе], то похоже на то, что время – это часть вечности, а потому по существу и не отличается от вечности.

Возражение 2. Далее, согласно Философу, «теперь» времени одно и то же на протяжении всего времени[165]165
  Phys. IV, 11. Cp: «…по субстрату «теперь» одно и то же, только бытие его различно. «Теперь» измеряет время, поскольку оно предшествует и следует; само же «теперь» в одном отношении тождественно, в другом – нет: оно различно, поскольку оно всегда в ином и ином времени (в это и состоит его сущность как «теперь»), с другой стороны, «теперь» по субстрату тождественно».


[Закрыть]. Но, похоже, что природа вечности такова, что она (вечность) также целостна на всем пространстве времени. Следовательно, вечность и есть «теперь» времени. Но «теперь» времени не отличается от времени по субстанции. Таким образом, и вечность не отличается от времени по субстанции.

Возражение 3. Далее, поскольку мера первого движения суть мера любого движения, как сказано в «Физике» IV, то похоже, что мера первого бытия суть мера любого бытия. Но вечность – это мера первого бытия, то есть бытия Божия. Следовательно, вечность – это мера каждого бытия. Но бытие преходящих вещей измеряется временем. Время, таким образом, или то же, что и вечность, или же – часть вечности.

Этому противоречит то, что вечность есть сразу вся полнота, тогда как у времени есть «до» и «после». Следовательно, время и вечность – это разные вещи.

Отвечаю: очевидно, что время и вечность – это не одно и то же. Иные полагают, что различие пролегает в том, что у вечности нет начала и конца, а у времени начало и конец – есть. Это различие, однако, имеет характер акцидентный, но никак не сущностный; ведь если мы предположим, что время всегда было и всегда будет (согласившись с теорией тех, которые полагают движение небес вечным), то [и в таком случае] различие между вечностью и временем сохранится, согласно Боэцию, в том, что вечность суть сразу вся полнота, чего никак нельзя сказать о времени: ведь вечность – это мера пребывания, а время – мера движения.

Если, однако, вышеупомянутое различие относится к измеряемым предметам, а не к мерам, оно все же имеет некоторую силу поскольку лишь то измеряется временем, что имеет во времени начало и конец. Таким образом, если бы движение небес не имело конца, время не было бы мерой всей его продолжительности (ибо бесконечное неизмеримо), но [оно] было бы мерой для каждого из его обращений, каковые [обращения] имеют во времени начало и конец.

Допустим и еще один довод с точки зрения самих мер, если мы примем конец и начало как существующие в возможности; ведь даже предположив, что время бесконечно, все же возможно отметить в протекании времени начало и конец, приняв к рассмотрению его части: так, например, мы говорим о начале и конце дня или года; к вечности же такой подход неприменим. Но все же все эти дефиниции суть следствия дефиниций сущностных и первичных, а именно: что вечность есть сразу вся полнота, время же – не таково.

Ответ на возражение 1. Этот аргумент имел бы силу, если бы время и вечность были мерами одного и того же; но это совсем не так, что становится очевидным при исследовании вещей, мерами которых выступают время и вечность.

Ответ на возражение 2. «Теперь» времени одно и то же на протяжении всего времени по отношению к своему субъекту, но оно различно в смысле аспектов [бытия]. Ведь время следует за движением, а его «теперь» следует за движущимся; движущееся же суть один и тот же субъект на протяжении всего времени, но изменяется в смысле аспекта [места], поскольку каждый раз находится все в ином и в ином месте; и в этом-то изменении и состоит движение. Подобным образом и чередование «теперь» есть изменение в смысле аспекта времени. Но вечность пребывает неизменной как по субъекту, так и по аспектам; следовательно, вечность отнюдь не то же, что «теперь» времени.

Ответ на возражение 3. Как вечность – это мера пребывания, так время – это мера движения; таким образом, в какой мере сущее отдаляется от пребывания в бытии и подвергается изменениям, в такой оно отдаляется и от вечности и подчиняется времени. Следовательно, бытие преходящих вещей, будучи изменчивым, измеряется не вечностью, а временем; ведь время измеряет не только актуально изменяющиеся вещи, но также и вещи, способные к изменению; поэтому оно измеряет не только движение, но также и покой того, что по природе изменчиво, хотя актуально может быть и неподвижным.

Раздел 5. О различии между веками веков и временем

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Пожалуй, сэки веков суть то же, что и время.

Так, Августин говорит, что «Бог движет во времени духовную тварь»[166]166
  Gen. ad Lit. VIII, 22.


[Закрыть]. Но о веках веков говорят, что они есть мера духовных субстанций. Следовательно, время есть то же, что и веки веков.

Возражение 2. Далее, у времени необходимо есть «до» и «после», вечность же необходимо есть сразу вся полнота, как это было показано выше, в первом разделе. Но веки веков – это не вечность; ведь сказано [в Писании], что вечная Премудрость произошла «прежде всего» (Сир. 1:4)[167]167
  Здесь имеются в виду также и слова, сказанные несколько выше: «…Премудрость – от Господа, и с Ним пребывает вовек» (Сир. 1:1).


[Закрыть]. Таким образом, они не есть сразу вся полнота, но у них, как и у времени, есть «до» и «после».

Возражение 3. Далее, если в веках нет «до» и «после», из этого следует, что в бытии вечных вещей нет никакого различия между прошлым, настоящим и будущим. Но так как невозможно, чтобы вечные вещи не были прежде, из этого следует, что также невозможно, чтобы их не было и потом; однако, это не так, ибо Бог может обратить их в ничто.

Возражение 4. Кроме того, коль скоро непрерывная продолжительность бытия вечных вещей бесконечна, то если веки веков есть сразу вся полнота, из это следует, что иные из тварей актуально бесконечны, что невозможно. Следовательно, веки веков ничем [в сущности] не отличаются от времени. Этому противоречит следующее: Боэций сказал [о Боге], что Он отделил время от веков[168]168
  De Consol. V, 6. Боэций говорит о «всей протяженности одновременно», что может (с некоторыми оговорками) служить определением того, что называют «веки веков». Далее он пишет о различии веков от вечности: «…одно дело вести бесконечную во времени жизнь…, а другое – быть всеобъемлющим наличием бесконечной жизни, что возможно лишь для божественного разума…».


[Закрыть].

Отвечаю: веки веков отличаются и от времени, и от вечности, занимая промежуточное положение. Иные толковали различие между ними следующим образом: вечность [дескать] не имеет ни начала, ни конца; веки веков имеют начало, но не имеют конца; время же имеет и начало, и конец. Это различие, однако (как было показано выше, в предшествующем разделе), носит акцидентный характер; ибо [независимо оттого] пребывают ли эти вещи всегда, как утверждают некоторые, или же порою их и не существует, что в воле Божией, в любом случае веки веков все равно отличаются как от вечности, так и от времени.

Другие полагают, что различие между этими тремя состоит в том, что вечность не имеет «до» и «после»; время имеет то и другое, [Причем] вместе с обновлением и устареванием; веки же веков имеют «до» и «после», но без обновления и устаревания. Эта теория, однако, несет в себе противоречие, которое становится очевидным, если принять обновление и устаревание в качестве мер самих по себе. Ведь так как «до» и «после» продолжительности не могут существовать вместе, то если бы веки веков имели «до» и «после», из этого бы надлежало сделать вывод, что вслед за ушедшей их частью появлялась бы следующая, и, значит, обновление было бы неотъемлемой составной частью веков, как это [мы наблюдаем] в случае времени. И если бы даже они ссылались на «до» и «после» исключительно как на меру вещей, то и в этом случае несообразность бы оставалась. Ведь вещи, существующие во времени, и стареют от времени; их бытие изменчиво, и из изменяемости измеряемой вещи и возникают измерения «до» и «после», как это явствует из «Физики» IV[169]169
  Phys. IV, 12. Cp: «…в каком-то отношении вещи подвергаются воздействию со стороны времени – как мы имеем обыкновение говорить: «точит время», «все стареет от времени», «все со временем забывается», но не говорим: «научился [от времени]» или «сделался от времени молодым и красивым». ибо время само по себе скорее причина уничтожения: оно есть число движения, движение же лишает [существующее] того, что ему присуще. Отсюда ясно, что вечные существа, поскольку они существуют вечно, не находятся во времени, так как они не объемлются временем и бытие их не измеряется временем; доказательством этому [служит] то, что они, не находясь во времени, не подвергаются воздействию со стороны времени».


[Закрыть]. Таким образом, то, что вечные вещи не стареют и не обновляются, суть следствие их неизменности; и, значит, их мера не содержит «до» и «после».

Следует также заметить, что если вечность – это мера пребывающего бытия, то насколько что-либо отступает от пребывания в бытии, настолько же оно отступает и от вечности. Притом иные вещи настолько отступают от пребывания в бытии, что их бытие [полностью] подчиняется изменениям или [даже] состоит [именно] в изменении; вот эти-то вещи и имеют своею мерою время, а таковы суть всяческие движения, а равно и бытие преходящих вещей. Другие же менее отступают от пребывания в бытии, так что их бытие не состоит в изменении, да и не подвержено таковому; однако и они не свободны от изменений, но только – [от изменений] привходящих, либо актуальных, либо же – потенциальных. Это можно сказать [например] о небесных телах, субстанциальное бытие коих неизменно, но при этом их неизменяемое бытие соединяется с изменениями [их] местоположений. То же относится и к ангелам, соединяющим неизменное по природе бытие с изменяемостью в смысле избранности, а также ума, состояния и места. Поэтому они и им подобные имеют мерою веки веков, которые занимают промежуточное положение между вечностью и временем. Но бытие, измеряемое вечностью, неизменно и никоим образом не соединимо ни с какими изменениями. Таким образом, время имеет «до» и «после»; веки веков сами по себе не имеют «до» и «после», но [последние] могут присоединяться к ним; вечность же не имеет ни «до», ни «после» и несовместна с ними вообще.

Ответ на возражение 1. Духовные твари, что касается их состояний и умов, измеряются временем. Поэтому тот же Августин говорит, что движение во времени есть изменение состояний. Но что касается их природы, они измеряются веками веков; что же касается их видения славы, то тут они сопричастны вечности.

Ответ на возражение 2. Веки веков есть сразу вся полнота; однако же, они – не вечность, поскольку [в отличие от вечности] они совместимы с «до» и «после».

Ответ на возражение 3. В истинном бытии ангелов в абсолютном смысле нет никаких различий между прошлым и будущим, но они есть в смысле их акцидентных изменений. Затем, когда мы говорим, что ангел был, или есть, или будет, мы просто пользуемся общепринятыми выражениями, понятными нашему уму, который не может представить себе ангельское бытие иначе, как только протекающим во времени. Но когда мы говорим, что ангел есть или был, мы предполагаем нечто такое, отрицание чего, коль скоро оно предположено, есть отрицание подчиненности божественной силе. Когда же мы говорим, что он будет, мы ничего подобного предположить не можем. Следовательно, так как бытие и небытие ангела в абсолютном смысле подчинено божественной силе, Бог может сделать так, чтобы в будущем ангел был лишен бытия; но Он не может сделать его не сущим, когда он суть сущий, или не бывшим, когда он [уже] был.

Ответ на возражение 4. Продолжительность веков бесконечна постольку, поскольку она не ограничена временем. Однако нет никакой несообразности в предположении, что тварь может быть бесконечной в том смысле, что она не ограничена никакой другой тварью.

Вопрос 11. О единстве Бога

После того, как исследованы предварительные вопросы, необходимо рассмотреть вопрос о единстве Бога. Относительно этого будет исследовано четыре [положения]: 1) добавляет ли „единое» что-либо к „бытию»; 2) противостоит ли „единое» „многому»; 3) един ли Бог; 4) суть ли Он в высочайшей степени един.

Раздел 1. Добавляет ли «единое» что-либо к «бытию»?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что «единое» [все-таки] добавляет нечто к «бытию». Ведь все вещи определяются через род, добавленный к бытию, которое обще всем родам. Но и «единое» определяется через род, ибо оно суть начало числа, числа же – виды количества. Следовательно, «единое» добавляет нечто к «бытию».

Возражение 2. Далее, что участвует в том, что обще для всех, то к тому и добавляется. Но в «бытии» участвуют и «единое», и «многое». Следовательно, «единое» добавляется к «бытию».

Возражение 3. Далее, если «единое» не добавляется к «бытию», то «единое» и «бытие» должны быть одним и тем же. Но нелепо говорить о «бытии бытия», значит, [в этом случае также] нелепо говорить и то, что бытие «едино». Но [на самом деле] это совсем не так. Следовательно, «единое» добавляется к «бытию».

Этому противоречат слова Дионисия: «Нет ничего среди сущих, что каким-то образом не было бы причастно единому»[170]170
  De Div. Nom. XIII.


[Закрыть]; но это было бы ложью, если бы «единое» было добавкою к «бытию» в смысле ограничения последнего. Следовательно, «единое» не добавляется к «бытию».

Отвечаю: «единое» не добавляет к «бытию» никакой сущности, но только вносит момент отрицания делимости; ибо «единое» означает целостность «бытия». И в этом смысле «единое» [можно полагать] тождественным «бытию». Ведь каждое сущее может быть или простым, или составным. То, что просто, неделимо как актуально, так и потенциально, в то время как составное [обретает бытие] лишь тогда, когда его части сходятся и составляют это самое [составное]; пока же его части разделены, оно лишено бытия. Отсюда понятно, что бытие всякой вещи заключается в ее целостности, т. е. пока она сохраняет единство, она сохраняет и бытие.

Ответ на возражение 1. Те, которые полагали, что «единое», которое выступает синонимом «бытия», суть то же, что и «единое» в смысле начала числа, расходились в своих заключениях. Пифагор и Платон, видя, что «единое», синонимичное «бытию», не добавляет к «бытию» никакой сущности, но [лишь] означает целостность субстанции «бытия», пришли к выводу, что то же самое можно сказать и о «едином» в смысле начала числа. И так как [любое] число составляется из единиц, они заключили, что числа и есть субстанции всех вещей. Авиценна, напротив, полагал, что «единое» [следует понимать именно] в смысле начала числа, и что [поэтому] оно добавляет к субстанции «бытия» [некоторую] сущность (иначе число, составленное из единиц, не было бы видом количества); он учил, что «единое», синонимичное «бытию», добавляет к бытию сущность таким же образом, как «белый» [добавляется] к «человеку». Это, однако, очевидная нелепость, поскольку каждая вещь «едина» по субстанции. Ибо если бы вещь была «единой» благодаря чему-либо еще, помимо субстанции, значит это [другое] «единое» [в свою очередь] было бы «единым» благодаря еще чему-то [третьему], и так до бесконечности. Посему нам надлежит твердо придерживаться вышеупомянутого положения, а именно: «единое», синонимичное «бытию», не добавляет к бытию никакой сущности, «единое» же в смысле начала числа, принадлежа к роду количества, добавляет к «бытию» [некоторую] сущность.

Ответ на возражение 2. Нет ничего, что помешало бы вещи, делимой в одном отношении, быть неделимой в другом; например, делимое по числу может быть неделимым по виду Поэтому вполне может быть так, что вещь в одном отношении «едина», а в другом – «множественна». Если она неделима в безусловном смысле (то ли потому что такова ее сущность, хотя бы она и была делима в том, что вне ее сущности, как [например] единая вещь может иметь множество акциденций; то ли потому, что она неделима актуально, хотя и делима потенциально, как [например] то, что едино в целом, но множественно в частях), в этом случае вещь будет «едина» безусловно и «множественна» акцидентно. С другой стороны, если она неделима акцидентно и делима безусловно, подобно тому, что делимо по сущности, но неделимо в идее, начале или причине, она будет «множественна» безусловно и «едина» акцидентно (например, таково то, что «множественно» по числу но «едино» по виду или началу). Итак, что касается «бытия», то «единое» и «многое» участвуют в нем в том смысле, что оно «едино» безусловно и «множественно» акцидентно. Само же по себе множество не участвовало бы в бытии, если бы оно не было в некотором смысле «единым». Ведь еще Дионисий сказал, что «нет множества, никак не причастного единице, но многое в частях едино как целое; многое привходящим едино подлежащим; многое числом или силами едино видом; многое видами едино родом; многое проявлениями едино началом»[171]171
  Ibid.


[Закрыть].

Ответ на возражение 3. Нет никакой нелепости в том, что «бытие едино», поскольку «единое» добавляет к «бытию» идею [единства].

Раздел 2. Противостоит ли «единое» «многому»?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что «единое» не противостоит «многому». Ведь противоположное не сказывается о противоположном. Но любое «многое» некоторым образом «едино», о чем было сказано в предшествующем разделе. Следовательно, «единое» не противостоит «многому».

Возражение 2. Далее, ничто противоположное не состоит из противоположного. Но «множество» состоит из единиц. Следовательно, «единое» не противостоит «многому».

Возражение 3. Далее, «единое» противостоит [другому] «единому», тогда как «немногое» противостоит «многому». Следовательно, «единое» не противостоит «многому».

Возражение 4. Далее, если «единое» противостоит «многому», оно противостоит ему как неделимое делимому; но это противоположение есть противоположение лишенности обладанию. Однако это кажется нелепым, поскольку в таком случае выходит, что «единое» последует «многому» и определяется через «многое», тогда как, напротив, «многое» определяется через «единое». Таким образом, при подобном определении налицо порочный круг, что недопустимо. Следовательно, «единое» не противостоит «многому».

Этому противоречит то, что вещи, противостоящие друг другу в идее, противостоят друг другу и сами по себе. Но идея «единого» состоит в неделимости, а идея «многого» – в делимости. Следовательно, «единое» противостоит «многому».

Отвечаю: «единое» противостоит «многому», но различными способами. То «единое», которое суть начало числа, противостоит «многому» в смысле числа как мера – измеряемому Ибо «единое» подразумевает идею первой меры, а число – это множество, измеряемое единицей, как это явствует из «Метафизики» X. То же «единое», которое сказывается о «бытии», противостоит «многому» как неделимое – делимому, [т. е.] в смысле лишенности.

Ответ на возражение 1. Никакая лишенность не отнимает от вещи ее бытия в полном объеме, ибо лишенность, как разъяснил Философ, означает отрицание [наличия чего-либо] в субъекте[172]172
  Categ.X.


[Закрыть]. Лишенность, конечно, отнимает нечто у бытия, но поскольку бытие суть всеобщая форма, лишенность бытия укоренена в [том же] бытии, чего не наблюдается при лишенности специальных форм, зрения [например], белизны и т. п. То же, что приложимо к бытию, приложимо и к единому, и к благу, которые суть синонимы бытия, ибо лишенность блага обнаруживается [именно] в благе, равно как и потеря единства обнаруживается [именно] в одной вещи. Таким образом, и множество – это одна вещь, и в зле есть благое, и небытие – своего рода бытие. Однако [здесь] противоположное не сказывается о противоположном, ибо одно абсолютно, другое же – относительно. Так, относительно сущее (т. е. имеющее потенциальное бытие) в абсолютном смысле, т. е. актуально, есть несущее, или то, что имеет абсолютное бытие в роде субстанций, может иметь относительное небытие в смысле некоторого акцидентного бытия. Подобным же образом относительно благое может быть абсолютно злым, и наоборот; аналогично и абсолютно «единое» может быть относительно «многим», и наоборот

Ответ на возражение 2. «Целое» двояко. В одном смысле оно однородно, составлено из подобных частей; в другом смысле – разнородно, составлено из несходных частей. Так, в однородном целом целое состоит из частей, имеющих форму целого; например, каждая часть воды – вода; и вообще, таковы все непрерывные вещи, состоящие из частей. Напротив, в разнородном целом каждой из частей недостает формы целого; например, ни одна из частей дома не является домом и никакая из частей человека – человеком. Теперь, множество – это своего рода целое. Поэтому, коль скоро его части не имеют формы множества, последнее составлено из единиц, как дом составлен из того, что не является домами. Но не потому единицы составляют множество, что они неделимы (в каковом смысле они противостоят множеству), а потому, что они имеют бытие; так и части дома составляют дом потому, что они есть, а не потому, что они не являются домами.

Ответ на возражение 3. «Многое» понимается двояко: [как «многое»] само по себе, и в этом смысле оно противостоит «единому»; и как представление о некоторой избыточности, и в этом смысле оно противостоит «немногому». Таким образом, в первом смысле два – много, а во втором – нет.

Ответ на возражение 4. «Единое» противостоит «многому» в смысле лишенности, поскольку идея «многого» подразумевает делимость. Поэтому делимость должна предшествовать единству; не абсолютно [конечно] и не сама по себе, но согласно нашему способу постижения. Ведь мы постигаем простое через составленное, а потому [например] и определяем точку как «не имеющую частей» или как «начало прямой». В идее же «многое» последует «единому», ибо мы не поймем делимости применительно к идее множества, пока не припишем единства каждой из его частей. Следовательно, «единое» включено в определение «множества», «множество» же не включено в определение «единого». Само же разделение постигается путем отрицания бытия: ибо первое, что воспринимается умом, бытие; второе, что это бытие – не то же самое, что и другое бытие, и отсюда мы приходим, как к следствию [рассуждений], к [идее] разделения; в-третьих, приходит представление об одном; в-четвертых, представление о множестве.