Текст книги "Лунный цветок"
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
VII
Однажды ветреным мартовским вечером, когда Джером читал в своей комнате, а Лори давно спала, Марсия, одинокая, обеспокоенная, поднялась наверх побродить по пустому темному дому. Этим вечером воздух был теплее, в нем было обещание весны, и растения уже пустились в рост. В ночной рубашке и в шелковом халате ей не было холодно, и она отодвинула ставень в передней части галереи и долго смотрела, как мерцали на ветру огни Киото.
Большой поток огней пересекал долину, со всех сторон заключенную в темные объятия гор.
Теперь звуки ночи были ей знакомы. Она знала сигнал продавца тофу и мелодию флейты из трех нот, навязчивую и одинокую – мелодию Собайя-сан, который носился по своей маленькой кухоньке и продавал горячую гречишную лапшу. Там был вездесущий стук гета вверх и вниз по улице – царапающий звук деревянных башмаков, который всегда будет напоминать ей Японию.
Она задвинула ставни и бесцельно обошла угол веранды в той стороне дома, что выходила на бамбуковый забор. Теперь луна пошла на убыль, но свет из двери соседнего дома освещал сад, и она некоторое время постояла, глядя на аккуратно подстриженные кусты, на каменный фонарь, на пруд с рыбками.
В дальней части другой половины сада росло огромное камфорное дерево, его громадные корни фантастически выступали над землей. Она заметила прекрасное дерево при свете дня, но теперь что-то в нем удивило ее. Нечто белое стояло в тени – что-то такое, что она не могла определить. Не каменный фонарь – там не было такого. И очертания фигуры казались мягкими и задрапированными.
Пока она смотрела, фигура двинулась, беззвучно скользя по саду по направлению к забору. Движения призрака мало напоминали женскую походку, но она поняла, что драпировка падает на мягкие линии белого кимоно и что действительно по саду двигается женщина. Голова ее так же была закутана в белую ткань, которая, как мягкий капюшон, закрывала ее лицо.
Конечно, не было никаких причин, почему Чийо не могла побродить по саду поздно ночью, однако почему-то движения женщины казались странными. Пока Марсия смотрела, в сад быстро вышел мужчина, и она узнала коренастую фигуру Минато-сан. Он тотчас подошел к женщине и тихо заговорил с нею. В ответ она послушно повернулась и пошла через сад назад, ступая рядом с ним. Но прежде чем они достигли дома, она взглянула вверх в сторону Марсии. Должно быть, она видела американку, когда та стояла в проеме при открытых ставнях, потому что она остановилась, белый капюшон немного сдвинулся, как будто она смотрела вверх, изучая Марсию. Лицо ее все еще оставалось в тени, но у Марсии было нервирующее ее ощущение, что упорный взгляд достигает ее через темный сад.
Минато снова заговорил, но женщина не шевельнулась. Казалось, все ее существо настороженно замерло. Прежде чем Марсия смогла оторваться от этого странного, пронизывающего взгляда, она услышала шаги на веранде позади себя и неожиданно почувствовала на себе руку Джерома, толкающую ее в тень. Другой рукой он закрыл деревянный ставень, сделав ее невидимой из сада.
– Но почему, – начала она, и его рука крепче сжала ее, побуждая молчать.
– Тише! – предупредил он и тихонько потащил ее к темной лестнице. Он чиркнул спичкой, чтобы осветить ей верхний пролет, и при вспышке света она увидела его лицо – напряженное, белое, сердитое лицо над шелковым воротником его темного халата.
– Извини, – подавленно сказала она, когда они добрались до холла в нижнем этаже. – Но я не понимаю, почему ты должен беспокоиться из-за того, что миссис Минато меня увидит.
Казалось, гнев покинул его, и осталась странная грусть.
– Почему ты не можешь оставить меня в покое? – спросил он. – Почему ты не заберешь Лори и не уедешь домой?
Он казался таким обеспокоенным, таким усталым, что она едва узнавала его. Когда он отвернулся от нее и пошел к двери своей комнаты, она беспомощно последовала за ним, желая предложить ему все, кроме обещания уехать домой.
Он не закрыл перед ней дверь, и она последовала за ним в комнату.
При свете лампы она взглянула на резную маску вишневого дерева над его кроватью. Глаза с их круглыми глазными яблоками были такими, какими она их помнила, искривленный рот был таким же злым. Она подошла ближе к кровати, глядя на маску.
– Почему ты держишь ее здесь? – спросила она. – Она ужасно уродлива.
Он прислонился к углу письменного стола, одна нога его раскачивалась, он злобно смотрел на маску.
– Она соответствует моим вкусам, – ответил он. – Я держу ее здесь, чтобы она напоминала мне о том, каковы люди.
– Каковы люди? – смущенно повторила она. – Я не знаю никого такого злого, как эта маска.
Он поднял темные брови.
– Ты, моя дорогая, всегда была романтиком. Может быть, тебе пора повзрослеть. Этот мой друг, что здесь висит, был вырезан художником, который умел читать в душах людей. Он создал не подделку, он вытащил суть человека. Сердцевину каждого.
Но она не могла принять его цинизм.
– Ты думаешь, что мой отец был таким? Темное лицо Джерома немного смягчилось.
– Твой отец никогда не был таким, как другие люди. Но он не мог знать, что люди сделают с миром.
Она тихонько двинулась к нему, охваченная потребностью сломать барьер, который он воздвиг между ними.
– Мой отец надеялся, что ты совершишь великие дела. Ты был самым талантливым из его блестящих учеников. Что ты сделал с тем, что он дал тебе?
Если она рассчитывала быстро растрогать его, то она тотчас увидела, что это ей не удалось. Он рассердился, как будто она была ребенком.
– Слушай меня внимательно, – сказал он, и голос его был холодным. – Человека, которого знал твой отец, человека, которого ты знала невестой, больше не существует. Это то, что тебе придется принять. Это случилось не по моей воле. Я не имел намерения обидеть и разочаровать тебя. Это случилось. Это так. Человека, которым я стал сейчас, ты не знаешь. Если тебе нужен портрет, взгляни туда!
Она не стала смотреть на маску. Губы ее сжались, изящная линия рта стала твердой, лицо приобрело упрямое выражение. Он протянул руку и быстрым движением выключил лампу, теперь комнату освещал только камин.
– Вот, – сказал он. – Так лучше виден его цвет. Смотри на него теперь, Марсия!
Она невольно взглянула на стену над кроватью. Высокие резные скулы блестели в свете камина; казалось, что глаза сверкали злым светом, насмехаясь над всем человечеством.
Но кусок дерева на стене не сможет ее поколебать. Она знает о его колдовстве, но она знает заклятия, которые наверняка сильнее.
– Не надо спектакля, – спокойно сказала она. – У тебя всегда была страсть драматизировать ситуацию. Но ты не сможешь меня запугать, Джером. Ты нужен на родине. Я не имею в виду лично себя и Лори. Я имею в виду, что твоя работа нужна твоей собственной стране. Почему ты должен оставаться в Японии?
Он отошел от стола и беспокойно заходил по комнате.
– Ты по-прежнему настаиваешь, да? И как любая женщина, избегаешь прямого вопроса. Не имеет значения, где я работаю и что я делаю. Рано или поздно появится этот вот парень, и люди начнут разрушать себя. Мы уже делаем это.
Его болезнь была сильнее, чем она думала. Она страстно желала обнять его, утешить, исцелить. Но он не хотел ее утешения, и она чувствовала, как сгорбились ее плечи от его сопротивления и от отчаяния. Что бы она ни сказала ему, все заводило в тупик, на вопросы он не отвечал. Но было еще нечто такое, о чем она должна спросить. То, чего она боялась больше всего, потому что ответ означал конец. То, что она откладывала с момента приезда в Японию.
– Ты хочешь от меня избавиться, потому что ты влюбился в кого-то еще? Здесь, в Японии, есть кто-то, о ком ты заботишься?
Теперь она не могла на него смотреть, а стояла как ребенок, с длинной темной косой на плечах, с испуганными, опущенными вниз глазами, тело ее сжалось, как перед ударом.
– Вечная женщина! – он зло засмеялся, и звук этот шокировал ее. – Все огромные дискуссии кончаются личным и конкретным. Он меня любит, он меня не любит. Ты действительно думаешь, что все так просто?
Она закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, которые, она знала, вот-вот потекут. Теперь у нее не было для него ответа, и она стояла, беззащитная, с опущенной головой. Она почувствовала его близость раньше, чем он коснулся ее косы и легонько положил руки ей на плечи.
– Если ты имеешь в виду, не собираюсь ли я жениться на ком-либо другом еще, я отвечу «нет». Брак не для меня. Это было неправильно с самого начала, но я был недостаточно честен, для того чтобы признать этот факт. Было бы лучше обидеть тебя тогда, вместо того чтобы обижать тебя сейчас.
Она попыталась отвернуться, желая только избежать его ранящих слов, желая только скрыть от него свою любовь и свое желание. Но теперь его руки крепко удерживали ее на месте, его пальцы сжимали ее плечи. Он тряс ее почти грубо, и голова ее откинулась так, что она могла заглянуть в темное пламя его глаз.
– Ты думаешь, я забыл? – требовательно спросил он. – Ты думаешь, что с тех пор, как ты здесь, под этой крышей, я сотни раз не вспоминал о более здоровой, более приятной жизни? Ты думаешь, я не мучился, зная, что ты здесь, в соседней комнате и что ради тебя самой я не должен тебя касаться?
Она смотрела на него в полном изумлении, и неожиданно он наклонил голову и поцеловал ямку у нее на горле так, как делал это раньше. Теперь пламя коснулось и ее, она не противилась неожиданной настойчивости его рук, его тела. Это был Джером, которого она любила, остальное не имело значения. Если он теперь вернулся к ней, возможно, она сможет удержать его, больше никогда не позволит ему уйти.
В камине посыпались угли, и вспышка света осветила лицо на стене, в котором, казалось, была злобная радость.
Когда на следующее утро она открыла глаза, она тотчас поняла, где она находится. Она повернулась, желая вновь ощутить тепло тела Джерома, лежащего рядом с ней, но кровать была пуста, муж ушел. В камине горел уголь, и она подумала, что он, должно быть, встал и пошел в комнату Лори, прежде чем ребенок проснулся и стал искать мать.
Дремота, мечтательное настроение, сладостные воспоминания о недавних событиях охватили ее. В конце концов, он не был ей недоступен. Его чувство к ней не умерло, и именно это было важно. Теперь он, конечно, позволит ей остаться, и напряжение между ними ослабеет, начнется новая жизнь. Она все еще не понимала, какие путы удерживали его здесь, но если она останется, она приложит все силы, чтобы помочь ему. Возможно, эти связи ослабнут и исчезнут. Возможно, ее любовь, ее объятия излечат его.
Она села на постели и взглянула на маску. В прохладном сером свете раннего утра это было только резное дерево, черты маски замерли в том виде, который им придал нож художника. Она могла на время забыть о том, что это было творение человека, человек держал в руке нож, его ум направлял его руку, и этот человек знал глубины человеческого зла.
Она подтянула колени к подбородку, медленно, с удовольствием пробуждаясь. Она пойдет посмотреть, не завтракает ли Джером и выпьет с ним чашку кофе. Она заложила руки за голову, и трепет пробежал по всему ее телу. Сегодня она ожила, она очень давно не чувствовала в себе столько жизни.
Случайно глаза ее задержались на японской картине с двумя влюбленными, где мужчина одет в черное, а женщина – в изящные белые одежды, с закрывающим голову белым капюшоном. И неожиданно она напряглась, вспоминая. Случившееся позже почти стерло из памяти произошедшее ранее. Сейчас она отчетливо вспомнила тот момент, когда она стояла на галерее и следила за странной, закутанной в белое фигурой, медленно двигавшейся через сад.
Она вновь осмотрела картину, ища в ней фигуру женщины, которую Ичиро Минато отвел в дом прошлой ночью. Не потому ли Джером выбрал именно эту картину, что она напоминала ему женщину в белом? Она изучила стилизованные черты девушки, ища сходство с прелестной Чийо, но лица на картине были безжизненны, как будто художник намеренно избегал индивидуальных черт.
Что же такое могло произойти с Чийо, что заставило ее остановиться и так странно и пристально смотреть на Марсию? Не была ли она причиной неприятностей у соседей? И как сильно это касалось Джерома? Но ее все еще согревало воспоминание о минувшей ночи, и она не хотела думать о Чийо Минато. Она услышала звук шагов Джерома из холла и быстро поправила позади себя подушку. Темная коса свисала ей на плечо, и она так ее и оставила, так как раньше Джерому нравился вид девушки с длинными волосами. Когда он вошел в комнату, она не стала ждать приветствий.
– Доброе утро, дорогой, – поздоровалась она, не пытаясь скрыть радости в голосе. – Я хотела встать и выпить с тобою кофе, но думаю, что я опоздала.
– Я позавтракал, – сказал он и с мрачным лицом подошел к ней.
Свободная теперь от всякой сдержанности, она протянула руки, чтобы обнять его. Но он пришел к ней не таким, каким она его ждала. Он взял ее руки в свои и сел возле нее на кровать, суровый, неулыбающийся.
– Марсия, – проговорил он, – ты должна взять Лори и покинуть Японию, как только сможешь это устроить.
Она посмотрела на него потрясенно и негодующе.
– Но, дорогой, – начала она.
– То, что случилось минувшей ночью, не повторится.
Голос его был холодным и отчужденным.
– Я был не в себе, поэтому допустил, чтобы это случилось. Его жестокие слова разрушили ее радостное настроение.
Она вырвала у него свои руки, натянула на себя одеяло, съежившись под ним, глядя широко раскрытыми глазами. Он отвернулся от нее, подошел к письменному столу, взял бумажник и трубку, автоматически проделывая движения человека, собирающегося на работу. Но это были торопливые движения, указывавшие, что он хочет быстро удрать, чтобы не видеть ее взгляда.
– Мы поговорим об этом позже, – сказал он, – как только ты определишь день, на который я куплю билет на самолет.
Все его существо закрылось перед ней. Она позволила ему уйти, не сказав больше ни слова. Услышав звук закрывшихся ворот, она встала и одела халат. Хотя в комнате было тепло, она обнаружила, что у нее стучат зубы, она чувствовала себя почти больной от пережитого потрясения.
Однако ничто не поколебало ее решимости. Она упорно стремилась к первоначальной цели.
– Я не уеду, – сказала она маске на стене, как будто это было живое существо, которое могло ее слышать. – Я не знаю, куда ты его ведешь, но ты не можешь меня прогнать. Я нужна ему, я люблю его и я останусь.
Когда она отвернулась от маски, взгляд ее упал на знакомую книгу на ночном столике. Она взяла ее и увидела, что это был тот же самый томик японских стихов, который мистер Ямада принес Нэн Хорнер: «Лунный цветок». Значит, Нэн дала экземпляр и Джерому.
Она пролистала несколько страниц и увидела, что кто-то сделал то тут, то там ниже японских иероглифов надписи по-английски, пытаясь перевести стихи. Может быть, Нэн Хорнер? Почерк был не Джерома, и хотя он немного говорил по-японски, она не верила, что он может читать иероглифы.
Несколько строк привлекли ее внимание, и она задержалась, чтобы прочесть их.
Яркие лепестки азалии на солнце,
Черные как земля
Под луною.
Она подумала, что японская литература часто обращается к мрачным темам, наслаждаясь символами отчаяния. Дальше еще:
Сжигает белый цвет
Дикий взрыв звука,
Мир умирает в пламени.
Бомбы никогда не падали на Киото, но все, кроме самых юных, помнили время бомбежек в Японии. Кажется, этот поэт видел, как они падают. Мужчина или женщина? Она должна не забыть как-нибудь спросить Нэн Хорнер. Она положила книгу на стол и поплотнее завернулась в халат, чтобы унять беспричинную дрожь.
Может быть, ей поможет горячая ванна. Суми-сан сказала, что ванна готова, и Марсия отправилась в заполненную паром ванную, чтобы по шею погрузиться в горячую воду. Она начала воспринимать горячую ванну так же, как японцы. Пока она отмокала, ее решение не уезжать окрепло. Как бы то ни было, Джером доказал, что она нужна ему еще больше, чем прежде. Минувшей ночью он говорил о более приятной, более здоровой жизни. Это определенно означало, что он не получает удовлетворения от своего нынешнего образа жизни. Что-то мучит, что-то губит его, и она должна остаться и бороться за него. К тому времени, как она насухо вытерлась полотенцем, она вновь обрела мужество.
Когда после завтрака зазвенел телефон, Суми-сан подняла трубку и произнесла обычное «моси-моси» – что означало неизменное «хелло» в Японии. Потом она позвала Марсию.
Звонил Алан Кобб.
– Кое-что подворачивается, – сказал он. – Один мой молодой друг предложил себя в качестве проводника для поездки и экскурсии по замку Нийо сегодня после полудня. Я хотел узнать, не может ли Лори поехать со мной.
– Лори поедет с удовольствием, – с готовностью ответила она ему. – Это очень любезно с вашей стороны подумать о ней.
– Чудесно, – обрадовался он. – Удобно будет, если мы заедем за ней около двух?
– Да, конечно, – Марсия колебалась.
Сидеть в этом мрачном доме и ждать прихода Джерома – это была безрадостная перспектива.
– Вы не будете возражать, если я тоже поеду? – спросила она. – Я бы с удовольствием посмотрела замок Нийо.
Аллан ответил, что, конечно, будет очень рад и когда он повесил трубку, она пошла на боковую веранду рассказать Лори о приглашении на экскурсию. Девочка стояла на коленях у пруда с золотыми рыбками и кормила рыбок порошковым концентратом, которым ее снабдила Ясуко-сан.
Рядом с нею стояла маленькая соседская девочка Томико. Ворота между двумя садами были открыты, и двое детей весело и увлеченно кормили рыбок. На этот раз не было японки из соседнего дома, которая схватила бы и унесла своего ребенка, чтобы Лори не обидела ее. Возможно, Чийо стала привыкать к новым соседям. Или, может быть, она слышала, что они скоро уезжают.
VIII
Алан Кобб прибыл за ними после полудня в типичном для Киото маленьком такси. Йойи, гад Алана, оказался молодым человеком, которому не было еще и двадцати лет. На нем были темные брюки, жакет на пуговицах и кепка с козырьком, какую носили все студенты. Лори, Марсия и Алан сели на заднее сиденье, в то время как Йойи устроился с водителем. Марсия вновь почувствовала, какой Алан спокойный и непринужденный, и в то же время в нем ощущались уверенность и сила. В то время как Джером имел склонность вспыхивать, как пламя, переходя от веселья к мрачному настроению, Алан горел более ровным пламенем, под которым чувствовалась твердость и сила, что вызывало в ней симпатию; это она помнила по поездке в Киото. Однако, несмотря на то, что он улыбался и казался человеком открытым, его было нелегко понять.
– Неприятности у соседей закончились? – спросил он, когда Марсия устроилась в такси и Йойи был ей представлен.
Она не взглянула на него.
– Я не знаю. Джером ничего не рассказывал, когда пришел домой.
– Нэн тоже не расскажет, – весело сказал он. – Я пытался ее разговорить тем вечером, когда провожал ее домой.
Небрежный вид, с которым он это произнес, не обманул ее.
– Почему вас так интересует мой муж? – спросила она его прямо.
– Ответить на это непросто, – сказал он. – Я могу назвать вам несколько причин. Моя книга. Интерес к нему Марка Брустера. Мои собственные сведения о его работе.
Казалось, он колебался.
– Есть и еще причина, не так ли? – поинтересовалась Марсия.
– Возможно, все эти причины, вместе взятые, – ответил Алан и сменил тему, пытаясь разговорить Йойи, побуждая его высказаться.
Буква «л» в произношении Йойи, не существующая в японском алфавите, доставляла ему много хлопот, когда он пытался выразить свое желание узнать об Америке. Он обернулся и с интересом остановил взгляд на Марсии.
– Вы сивете в Сан-Франсиско, посаруста, – спросил он.
Марсия объяснила, что живет через залив от Сан-Франциско, в Беркли, и Йойи с тоской вздохнул. Было ясно, что больше всего на свете он хотел бы посетить Америку. Алан сказал, что у большинства ребят в его классе такое же желание.
– Сейчас в Японии не много возможностей для парня вроде Йойи, – сказал Алан. – Я думаю, что на каждое рабочее место претендует сотня выпускников колледжа, и жалованье очень низкое. Для них сейчас все трудно, кроме женитьбы по договоренности. Однако благодаря книгам и кино в Японии становятся популярными наши взгляды на любовь. Раньше было много безнадежных романов, даже самоубийств.
Йойи жадно слушал, однако Марсия подозревала, что он понимает немногое из того, что говорится.
День был ярким и не слишком прохладным, и на улицах Киото было полно народу. Больше всего было молодых женщин, выглядевших так же нарядно и привлекательно, как все девушки в Токио, в свитерах и в юбках в американском стиле.
Лори нравились маленькие открытого типа магазинчики, где все товары были выставлены на похожих на подносы полках, наклоненных в сторону улицы, так что любой прохожий мог одним взглядом окинуть весь товар. Хозяева магазинчиков размещали свои товары удивительно аккуратно, но очень часто, чтобы войти в магазин, нужно было переступать через лужи грязи. Было очевидно, что владельцев стендов и магазинчиков беспокоила пыль и они постоянно выплескивали на землю вокруг своих владений ведра воды.
Пока такси подъезжало к главным воротам, впереди вверху Марсия могла рассмотреть изогнутые черепичные крыши и белые башни замка Нийо, поднимавшиеся над более низкими зданиями. Ров с водой все еще преграждал путь высоким крутым каменным стенам, окружавшим замок, и крытые черепицей карнизы резко вырисовывались на фоне неба. Алан купил билеты, и Лори понравилось изящное изображение замка Нийо, выполненное в светло-зеленых тонах на сувенирном корешке.
Когда они миновали мост и прошли ворота, Йойи принял на себя обязанности гида, рассказывая им о замке. За внутренним двором высился большой дворец с изящно выгнутыми и украшенными карнизами крышами, и Йойи повел их к нему.
Лори, которая никогда ни в каком замке не была, засыпала Йойи вопросами. Сегодня в замке были и другие посетители, и Марсия увидела среди них несколько американцев.
Они оставили обувь при входе и одели предложенные им тапочки. Полы были из прекрасного нелакированного дерева, обычного для Японии, и были отполированы до мягкого блеска. Комнаты дворца выходили в широкие коридоры. Европейцам эти комнаты без всякой мебели казались удивительно пустыми, а через некоторое время даже однообразными. Но служившие стенами передвижные экраны были великолепно расписаны видами гор и моря, сосен и цветущих вишен, и роскошные потолки были отделаны золотым листом. Повсюду Марсия чувствовала красоту и покой. В таком оформлении можно понять старых мастеров Японии, у которых все является ритуальным и ничто не нарушает картину. В основе ритуала лежит безопасность, и нет необходимости много думать о себе. Вероятно, это хорошо, что молодые японцы до некоторой степени отходят от оглушающих форм. Однако у старины свои достоинства – красота и уверенность.
Лори попыталась походить на цыпочках по «соловьиному» полу коридора, который вел в комнаты сегуна, и он пищал у нее под ногами, предупреждая о том, что подкрадывается человек с недобрыми намерениями.
Освободившись от гнетущей атмосферы дома Джерома, Марсия чувствовала себя почти счастливой. Отчаяние пусть останется с тем, кто смирился с ним, а сегодня у нее не было отчаяния. Она чувствовала, что Алан вопросительно поглядывает на нее, но она не знала, о чем он спрашивал, да не особенно и хотела знать. Хватит того, что у нее сейчас легко на сердце, что в данный момент на нее ничто не давит. В главной комнате замка были выставлены фигуры сегуна и его свиты в натуральную величину, они выглядели удивительно живыми в своих искусно сделанных шелковых одеждах. Они были расставлены так, как могли бы стоять в случае какого-нибудь важного события – сегун на слегка приподнятой платформе, остальные дальше от него в порядке убывания ранга.
Йойи, с типично японской привязанностью к детям, стал добровольным спутником Лори, и когда она увела его посмотреть параллельный коридору сад, Марсия осталась стоять возле Алана, изучая комнату и фигуры.
– Я вижу существенные различия между Японией и Филиппинами, – сказал Алан. – Здесь вам никуда не деться от истории, которая стоит за всем, что вы видите. Цивилизованная разновидность истории, которой недостает полудикому прошлому Филиппин.
Она взглянула на него немного удивленно.
– Я помню, как во время нашего путешествия вы говорили, что ребенком жили на Востоке. Ваш отец жил на Филиппинах?
Он кивнул.
– Большую часть времени – в Маниле. Мы жили на военном плацу, и мальчиком я ходил в американскую школу в Маниле.
– Как вам жилось в Маниле? – спросила она, пока они шли в следующую комнату.
На губах у него появилась улыбка.
– То, что я помню, состоит из отдельных кусочков. Деревья папайи с их большими пальцеобразными листьями. Жара. Мальчик-слуга, который ходит босиком, потому что он только недавно спустился с гор. Американская публичная библиотека внутри обнесенного стеной испанского городка, горячие цементные дорожки, по которым после обеда я ходил брать книги для чтения. И, конечно, я помню Манильский залив и закаты над Коррегидором.
– Вы когда-нибудь возвращались туда? Я имею в виду, с тех пор, как закончилась война?
Он мгновение поколебался, потом покачал головой.
– Большую часть того, что я помню, разбомбили, его больше не существует. Я не уверен, что хочу вернуться.
В его словах она ощутила нечто такое, что держало ее на расстоянии, замкнутость, которую она чувствовала в нем и прежде.
Они пошли к тому месту, где стояли, разглядывая чудесный сад, Йойи и Лори.
Неожиданно покачнувшийся у нее под ногами пол испугал Марсию. Вокруг них все двери и экраны дворца задребезжали и затряслись. Стоявшая недалеко от них американка вскрикнула и прижалась к своему мужу. В саду листья древнего камфорного дерева зашелестели так, будто их трясла могучая рука. Марсия, которая была девочкой с залива Сан-Франциско, поняла, что произошло.
– Землетрясение, – сказал Алан и легонько взял ее за руку. – Я думаю, ничего страшного.
Оно длилось не долее нескольких секунд, и затем земля вновь успокоилась. Йойи взял Лори за руку и повернулся, чтобы присоединиться к ним. Он усмехался так, как будто произошло что-то смешное, а глаза Лори сверкали от возбуждения.
– Это было японское землетрясение! – воскликнула она. – Вы видели, как задрожали листья дерева?
– Очень маленькое землетрясение, – извиняясь, сказал Йойи. – Зубатка усами шевелит.
Он рассказал легенду об огромной зубатке, которая жила в недрах земли. Когда она шевелила усами, земля дрожала. А когда она по-настоящему била хвостом, Японию сотрясало большое землетрясение.
– Это когда земля вздымается и опускается, и тогда лучше убежать, – сказал Алан. – Я думаю, что небольшие толчки не считаются серьезными.
Когда они завершили осмотр дворца, Йойи покинул их у ворот, потому что должен был выполнить какое-то поручение своей матери. Алан предложил взять такси, чтобы поехать в нижнюю часть города и походить по магазинам. Марсия с удовольствием согласилась. У нее не было желания торопиться на темную японскую виллу. Она стала для нее заколдованным местом, наполненным вопросами без ответов. Там жил человек, который стал ей чужим.
Они вышли из такси на мосту Саньо и пошли по узкому проходу на Каварамачи, улицу магазинов и театра. Лори в восхищении рассматривала витрины магазина кукол, где были выставлены придворные леди японского двора и джентльмены в костюмах самураев, искусно выполненные и тщательно, вплоть до мелочей, одетые. Внутри были обычные и настенные витрины, заполненные всевозможными куклами. Лори вошла и остановилась, зачарованная, перед витриной с группой оригинальных кукол, представляющих японскую семью. Казалось, что к Лори протягивала руки кукла, изображающая маленькую девочку с пухлыми розовыми щечками и серьезными темными глазами. Таких девочек можно было увидеть в Японии повсюду.
– Эта кукла выглядит прямо как Томико! – воскликнула Лори. – О, мамочка.
– Платить буду я, – улыбнулся Алан и поднял палец, подавая продавцу знак подойти.
Марсия пыталась протестовать, потому что куклы были дорогие, но Алан не обратил на это внимания.
– Я не знаю лучшего способа потратить часть моих японских авторских гонораров, – сказал он. – Ты уверена, что именно эту куклу хочешь, а, Лори?
Можно было не спрашивать. Казалось, что девочка и кукла влюбились друг в друга.
Куклу унесли, запаковали в коробку, красиво обвязали фигурной тесьмой и цветной бумажной лентой. Поскольку кукла предназначалась в подарок, под тесьму был засунут маленький бумажный символ рыбы.
Когда Лори в восторге прижала к себе коробку, владелец магазина с поклоном проводил их до двери.
Алан выглядел столь же довольным покупкой, как и Лори, и с улыбкой заявил Марсии:
– Это исключительное право холостяков.
Они бродили мимо магазинов фотоаппаратов, мимо крошечных ресторанчиков, где похожие на замороженную пищу пластиковые имитации в стеклянных ящиках демонстрировали еду, которую подавали внутри. Там были аптеки американского типа, удивительно красивые японские магазины сладостей, где кондитерские изделия напоминали цветы, только что принесенные из цветника. Следующим магазином, который привлек их внимание, был книжный магазин Марузена, выглядевший так же, как любой американский книжный магазин. Это было оживленное место; перед каждым прилавком стояло несколько японцев, некоторые из них просто читали, как будто это была библиотека. Большинство японских книг было в бумажных суперобложках, с цветными картинками на них.
Лори нашла стол с книгами для детей и начала листать те, на которых были картинки. Когда Алан медленно осматривал ряды томов, он вдруг неожиданно издал восклицание и вытащил книгу, напечатанную на японском языке.
– Моя книга, – сухо сообщил он Марсии. – Я не думал, что они все еще ее издают.
Рисунок на суперобложке привлек внимание Марсии. На ней был изображен злобного вида японский солдат в современной униформе, с висящим на поясе длинным кривым мечом.
На заднем плане поднималась башня здания в испанском стиле, рядом с ним было несколько пальм.
«Это испанская архитектура, тропическая листва, японский солдат – не означают ли они Манилу?» – спрашивала себя Марсия.
Она удивленно взглянула на стоявшего рядом с нею мужчину.
– Вы смогли покинуть Филиппины до войны, да?
– Нет, – тихо произнес он, – нас схватили. Мой отец и моя мать погибли в бою, и я не смог выбраться оттуда вовремя.
Марсия дотронулась пальцем до изображения испанской башни.
– Сан-Томас? – спросила она. Он кивнул.
– Меня держали там четыре года.
Он сказал это просто, и она не произнесла слов сочувствия, понимая, что он отверг бы их.
