Текст книги "Лунный цветок"

Автор книги: Филлис Уитни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

XX

Утром Ичиро ушел.

Вскоре после завтрака Чийо прибежала рассказать об этом Джерому до того, как тот уйдет из дома. Марсия пошла к двери впустить ее, и пока они стояли в дверях, Чийо выпалила ей новость.

– Он ушел ночью. Или сегодня утром до рассвета. Он оставил мне записку на кровати, и я нашла ее, когда проснулась.

Джером вышел в холл, и она обеспокоенно повернулась к нему.

– Ичиро уехал в Кобе. Я хотела, чтобы он уехал, но теперь он ушел, не предупредив и не попрощавшись.

Этим утром лицо Джерома выглядело усталым и посеревшим, но в глазах его, как всегда, горел огонь.

– Хорошая новость, – сказал он ей. – Я давно говорил, что вам следует от него избавиться. Теперь вы сбыли его с рук.

– Но я люблю его, – беспомощно произнесла Чийо. – Вот этого вы не понимаете. Он мне нужен. Он не может обойтись без меня.

– Обычное заблуждение женщин, – усмехнулся Джером и бросил на Марсию сардонический взгляд. – Он обойдется без вас.

– Вы знаете, как называется то место, где он собирается работать? – спросила Чийо.

– Да, я знаю. И если вы настаиваете, я могу устроить, что его уволят и отправят домой. Несколько слов о том, какая у него здесь репутация, и…

– Нет, нет! – воскликнула Чийо. – Я не этого хочу.

Джером пожал плечами.

– Если вы благоразумны, вы забудете его. Он определенно не стоит вашего внимания. Пусть уходит, и забудьте его.

Он прошел мимо них к воротам, и Чийо огорченно, вздохнула.

– Он не понял, – уверила ее Марсия. – Вы, конечно, получите известия от мужа. Как мадам Сетсу себя чувствует сегодня утром?

– Довольно хорошо, – печально сказала Чийо. – После своих побегов она обычно плачет. Но теперь она успокоилась. У нее пропало всякое желание действовать. Оставаясь одна, она будет плакать и читать печальные стихи. Спустя некоторое время она напишет новое стихотворение и после этого почувствует себя лучше. Так всегда. Она никогда не убегает дважды за одно полнолуние. Но что мне делать с Ичиро?

Когда они стояли и разговаривали, у ворот звякнул колокольчик, и Марсия увидела, что по тропинке идет Алан. Ее охватило ощущение счастья, и она поняла, что давно хотела, чтобы он пришел.

Он весело приветствовал их и сразу перешел к цели своего визита.

– Вы не могли бы сейчас зайти к Нэн? – спросил он Марсию. – У нее есть план для вас.

– Конечно, – обрадовалась Марсия и посмотрела на Чийо. – Пойдемте со мною. Может быть, мы обсудим и ваши проблемы.

Чийо согласилась, и Марсия позвала Лори. Они вместе с Аланом направились к Нэн, но он с ними не зашел.

– Я думаю, что лучше сделать так, как считает Нэн, – сказал он. – Марсия, я с вами на некоторое время прощаюсь.

– Прощаетесь? – удивленно повторила она.

– Я дам вам знать о себе, – успокоил он ее. – И не волнуйтесь – вы в хороших руках.

Ей хотелось, чтобы он побыл здесь, но он уже удалялся, и не оставалось ничего другого, как зайти к Нэн.

Иса-сан увела Лори на кухню поиграть с новым котенком, и Нэн закрыла дверь кабинета, чтобы они смогли поговорить без помех.

Через Алана Нэн уже знала о том, что случилось минувшей ночью, но об Ичиро она не знала, и поэтому внимательно слушала, пока Чийо ей рассказывала. Потом она несколько минут молча курила, погруженная в свои мысли.

Наконец Нэн сказала:

– До сих пор я всегда была на стороне Джерри Тальбота. Я не слушала ничьих советов и никогда не принимала сторону его противников. Я старалась не вмешиваться, – она прямо посмотрела на Марсию. – Но теперь я вмешиваюсь. И я не верю, что то, что он пытается делать, хорошо хоть для кого-нибудь, включая его самого. Это уже давно не так.

Она открыла ящик и достала из него полоску бумаги, оказавшуюся билетом, и протянула его Марсии.

– Завтра я должна была уехать в отпуск. Вы поедете вместо меня. Мы возьмем еще один билет, и Чийо поедет вместе с вами.

Обе женщины уставились на Нэн, и Чийо стала отрицательно качать головой. Нэн тут же ее остановила.

– Подождите. Не говорите мне, что это невозможно из-за Харуки Сетсу или из-за ваших детей. В конце концов, вам придется ее оставить и уехать к мужу. Пусть Джером сам решает эту проблему. Он сделал это своей проблемой, и он не имеет права омрачать вашу жизнь. А за вашими детьми присмотрят служанки. Вы знаете, что о них хорошо позаботятся.

– Вы не понимаете, – начала огорченная Чийо, – это не из-за мистера Тальбота я хочу остаться. Я обязана это сделать ради кузины…

– Да, я знаю, – несколько нетерпеливо прервала ее Нэн. – Вы обязаны кузине своей жизнью и после войны вы ей за это отплатили много раз. С того времени уже она обязана вам своей жизнью. Кроме того, она принадлежит прошлому, а вы принадлежите настоящему и будущему. Сейчас главное – ваш муж и ваши дети. Я не понимаю, как Ичиро мог так долго терпеть эту ситуацию. Вы должны гордиться, что у него хватило духу уехать.

Было очевидно, что решительная позиция Нэн привела Чийо в замешательство.

– Но все же, я не понимаю…

– Поезжайте с Марсией на Мийяжима, – сказала Нэн. – Ей будет неудобно ехать одной, ведь она не говорит по-японски. Я должна была остановиться в японской гостинице, где уже заказан номер. Они поселят Марсию вместо меня, а также и вас, Чийо, тоже поселят. Я уже звонила. Это будет недорого и для вас это будет пробная поездка. Вы будете отсутствовать только короткое время, потом вы увидите, как проживет ваша кузина, когда за нею будут ухаживать чужие люди. Я знаю подругу Ямада-сан, которая во время войны была сиделкой. Я уверена, что она придет побыть с мадам Сетсу. Пусть Джерри ей заплатит. Если все будет хорошо, вы будете увереннее, когда Ичиро напишет, что вы нужны ему в Кобе.

– Но если я ему понадоблюсь в то время, пока меня здесь не будет? – спросила Чийо.

Нэн усмехнулась:

– Пусть потомится немного, ничего с ним не случится.

На этот раз Чийо удалось улыбнуться.

– Спасибо, – сказала она тихо. – От всего сердца спасибо. Теперь я пойду домой. Многое нужно сделать.

Чийо откланялась, и когда она ушла, Марсия спросила:

– Но как же ваш отпуск, Нэн? Не годится забывать о собственных планах.

– Я поеду позже, – сказала Нэн. – Кто-то должен остаться и присмотреть за Джерри. Может быть, это моя работа. Алан прав, когда говорит, что вам следует покинуть Киото, уехать в тихое место, где вы придете в себя, и где Джерри не сможет вас достать.

Марсия благодарно улыбнулась ей.

– Конечно, я сделаю так, как вы сказали.

– Хорошо! – сухо ответила Нэн. – Предположим, что вы теперь уезжаете домой и упаковываетесь. Вы можете принести ко мне любые вещи, которые хотели бы оставить здесь. Тогда вам не понадобится возвращаться в этот дом перед тем, как сесть на самолет. Или даже не придется возвращаться в Киото. Я перешлю вам ваши вещи в Токио. Останьтесь еще на одну ночь в доме Джерома, чтобы он не догадался, что вы собираетесь сделать.

Марсия охотно приняла предложение Нэн, и в эту ночь она спала более спокойно, так, как давно не спала.

Один раз, после полуночи, Лори вскрикнула во сне и проснулась, и Марсия взяла девочку в свою постель. «Еще одна ночь в этом доме, – подумала она, – еще только одна ночь». Потом они освободятся от этого.

Никогда больше она не будет ощущать это влияние зла, сконцентрированное в маске, что висела в комнате Джерома. Никогда она больше не войдет в забитую мебелью гостиную, казавшуюся столь неуместной в этом веке и в этой стране. Ей больше не нужно будет прислушиваться к потрескиванию полов по ночам или слушать меланхолические звуки самисена. Как только они уедут, она навсегда от этого всего освободится.

Но хотя она и убеждала себя, все же ей трудно было в это поверить. Казалось, будто дом держит ее мертвой хваткой и не отпускает. Однако это были все мрачные ночные мысли. Утром она сможет их отбросить и считать глупостью.

Она не вставала до тех пор, пока Джером не ушел из дома, и тогда она как бы невзначай рассказала Лори о своих планах. Для Лори это выглядело, как приключение, как поездка на каникулы, и она не спорила с тем, что они не попрощаются с отцом. Марсия объяснила, что он много работает и у него не будет времени их проводить. Она надеялась, что это объяснение устроит Лори.

Чийо пришла с маленьким соломенным чемоданчиком, а ее немногочисленные вещи для путешествия были завязаны в фуросики, квадратный лоскут, который служил японцам, чтобы носить все, что угодно.

Нэн отвезла их к поезду, и до последнего момента Марсия надеялась, что Алану удастся выбрать время приехать на станцию, чтобы их проводить. Но Нэн даже не упомянула о нем, и Марсия не могла себя заставить спросить, знает ли он о том, что она уезжает.

Чийо казалась нервной и обеспокоенной. Нэн уверяла ее, что все улажено, что сразу же после ее ухода придет сиделка. Она может рассчитывать на такт и сочувствие этой женщины, поскольку Ямада-сан за нее поручился. Живя в собственном выдуманном мире, мадам Сетсу, возможно, и не будет так скучать о ней, как думает Чийо.

Японские поезда славятся своей пунктуальностью, и этот поезд покинул Киото точно по расписанию. Когда станционная платформа осталась позади, Марсия глубоко вздохнула и почувствовала, что напряжение в ней спадает. На некоторое время они с Лори были в безопасности. Эта передышка позволит им отдохнуть и окрепнуть перед тем, что ожидает их впереди.

Пассажиры в вагоне устраивались поудобнее. Все электрические вентиляторы были тотчас же выключены и несколько окон открыты. Казалось, что от этого стало немного жарче и грязнее, но, похоже, никто не возражал. Пассажиры были добродушны и так раскованны, как японцы редко бывают на публике. В эти дни не было вагонов первого класса, только второй и третий. Первый класс был отменен после войны как недемократичный, и с его отменой исчезли некоторые прелести поездок.

Когда поезд покинул пригороды Киото, он повернул к побережью, к большому промышленному городу Осака, и к морскому порту Кобе. Чийо прислонилась к окну, с интересом изучая ландшафт. В последний раз она видела, как бомбили эти города, где все было опустошено.

– А теперь посмотрите на них, – восклицала она, – все полностью отстроено и процветает. Ма-а! Это удивительно!

После Кобе городки стали меньше, а морской берег – более изрезанным, там было множество совсем крошечных островков, как бы сошедших с японских картин. Вдоль берега располагались аккуратные маленькие холмы, за ними были горы и иногда резко вздымались гордые конусы одиноких вулканов. Какой зеленой была Япония с ее рисовыми полями и темными сосновыми лесами, покрывавшими холмы. Время от времени по вагону проходила проводница в серо-голубой униформе, в кепочке, элегантно сидящей на стриженой и завитой головке, и проверяла, все ли в порядке.

Во время ланча две девушки провезли по поезду тележку с закусками. Но несмотря на то, что в поезде был вагон-ресторан, Чийо предложила на следующей станции купить японское бенто. Когда поезд подошел к станции, она высунулась из окна и помахала рукой женщине, у которой на шее висел поднос, где горой лежали деревянные коробочки. За несколько йен Чийо приобрела три коробочки и три маленьких глиняных горшочка с чаем.

Лори нравилась такая необычная еда, и Марсия радовалась, что дочь была веселой и счастливой. На взгляд Марсии, на бенто было приятнее смотреть, чем есть. Оно было сделано из аккуратных шариков холодного вареного риса, завернутых в тонкие темные полоски морской капусты и украшенных кусочками рыбы, овощей и очень соленых огурцов. К коробочкам прилагались палочки для еды, а крышечки маленьких чайничков являлись маленькими чашечками. Когда ланч был окончен, остатки еды просто выбрасывали в проход, где постоянно ходила проводница и все подметала. После полудня поезд помчался вдоль прекрасного Внутреннего моря, и Марсия увидела, что Чийо опять почему-то начинает нервничать. Она напряженно всматривалась в пролетающую мимо сельскую местность, ее крепко стиснутые руки лежали на коленях, а рот был сжат так, будто она подавляла какие-то чувства. Когда Лори попыталась привлечь ее внимание к какому-то виду из окна, Чийо, казалось, едва слышала ее.

Наконец Марсия склонилась к ней.

– Вы хорошо себя чувствуете, Чийо? Что-нибудь неладно?

Чийо облизнула губы, и глаза ее взглянули на Марсию немного странно, как будто мимо Марсии, как будто она видела нечто такое, что могла увидеть только она одна.

– Это из-за того места, куда мы подъезжаем. Я жила здесь сразу после того, как наш дом в Токио был разрушен.

Теперь они проезжали пригородные поселки. Город располагался на широкой равнине, с одной стороны его окружали холмы.

– Город построен на шести островах, в дельте реки, – сказала Чийо.

Издалека Марсия видела строение, которое некогда было зданием с куполом. Теперь от купола остались только голые фермы, разбитые бетонные стены, глядящие в небо пустые окна. Потом здание скрыли из виду новые дома, но этот купол почему-то казался Марсии знакомым. Совершенно неожиданно она поняла, где они находились. Она раньше видела это здание на картине.

– Эпицентр атомного взрыва, – тихо произнесла она. Чийо бросила на нее быстрый, немного испуганный взгляд и когда она заговорила, голос ее был еле слышен:

– Это Хиросима.

Она перестала смотреть на здания, мимо которых они проезжали – новые, хорошо построенные здания, без признаков разрушения. Вместо этого она смотрела в небо. Когда она заговорила, Марсия почувствовала покалывание в позвоночнике.

– Я никогда не забуду этот свет, – прошептала Чийо. – Такой ужасный, золотисто-белый, вспыхнувший повсюду разом. Мы с Харукой были на улице, она прижала меня к себе, закрыла меня своим телом раньше, чем пришла ударная волна и сравняла с землей здания вокруг нас. Нас оглушил рев, и на нас посыпался жуткий дождь из расплавленного стекла и горячего гудрона – рядом ремонтировали дорогу. Я была бы убита, если бы Харука не заслонила меня собой. Мне повезло, что на мне было светлое кимоно, оно отражало лучи. На Харуке было момре темного цвета – мешковатая верхняя одежда, которую женщины носили во время войны, – поэтому она пострадала гораздо сильнее.

Поезд подъезжал к станции, но Чийо не обращала внимания на выходящих пассажиров. Лори подвинулась ближе к матери, и Марсия обняла ее, в то время как Чийо продолжала свой рассказ.

– Несколько минут мы были оглушены. Но мы были живы, в то время как многие были мертвы и лежали на улице недалеко от нас. Над городом поднималось отвратительное коричневое облако. Я помню яркие вспышки на облаке, красные как кровь. Полил дождь из грязи, после взрыва поднялся ураган. Это была смесь пламени, ветра и обломков. Должно быть, мы были в нескольких кварталах от области полного разрушения, однако мы остались живы.

– Я не знала, – прошептала Марсия. – Я думала, что во время войны вы были в Токио.

– Сначала да. Моя семья была убита в Токио во время бомбежки. Поэтому я приехала жить к своей кузине и ее детям в Хиросиму. Муж Харуки погиб в бою на островах Тихого океана. Ее старая мать и трое ее детей умерли здесь. Мы с Харукой шли по улице на рынок, иначе мы бы тоже умерли в развалинах ее дома. Вот так она спасла мне жизнь.

Неожиданно ее лицо исказила боль.

– Теперь вы понимаете, что с моей кузиной? Вот как она страдала.

– Да, – тихо ответила Марсия. – Я понимаю.

– Я никогда не должна забывать об этом. Я должна вернуть мой долг. Я думаю, что скоро я вернусь в Киото.

Поезд принял несколько новых пассажиров и отошел от станции. Казалось, Чийо воскресла и вернулась в настоящее.

– Следующая остановка – Мийяжима-гучи, – сказала она, – там мы сядем на паром, который отвезет нас на остров.

XXI

Пока маленький паром приближался к острову Мийяжима, воды залива Хиросима отражали голубое небо и зеленые горы. Откуда-то с берега из громкоговорителя доносились звуки «Доброго старого времени», и было очень странно слышать эту мелодию в Японии.

Впереди вставали высокие, поросшие лесом пики центрального хребта. На мелководье у берега стоял большой красный тории, священный для этого острова и являющийся воротами, ведущими в сердце знаменитого синтоистского храма, стоящего на самом берегу. Многоярусная красная пагода поднялась высоко вверх на фоне зеленых холмов. Рядом были крыши дворца и маленькие чайные домики, прижавшиеся к покрытым лесом скалам.

– Как красиво, – задумчиво сказала Чийо. – Я никогда раньше не видела этот остров. Хорошо, что мы сюда приехали.

На берегу ждал носильщик из отеля, который проводил их к джипу, служившему отелю в качестве легковой машины. И они понеслись прочь по дороге с колдобинами, по узким извилистым улочкам, по обе стороны которых располагались открытые магазины. Городок был серым, как все японские города. Сразу после постройки дома из некрашеного дерева некоторое время красиво отсвечивали золотом, но в конце концов непогода окрашивала их в разнообразные оттенки серого и пыльно-коричневого цвета. К этому добавлялась серая черепичная крыша и в целом картина становилась удивительно монотонной. Неудивительно, что нужны были всплески ярких красок в окраске тории и храма.

В воротах риокан, гостиницы в японском стиле, они покинули джип и пошли по тропинке, выложенной из камней, через сад ко входу в отель. Служащие отеля весело приветствовали их и взяли багаж из машины. На веранде несколько женщин стояли на коленях и низко кланялись, выражая радость по поводу их появления обычным японским приветствием: «Ирассай!» – «Добро пожаловать!»

Им охотно помогли снять обувь, улыбки были заинтересованными и искренними. Женщина, которая проводила их наверх, расхваливала Лори, и та смогла проявить свои небольшие познания в японском языке, которые она приобрела у Суми-сан и Томико.

Они пошли вслед за распорядительницей по узкому коридору первого этажа с деревянными полированными полами, по лестничным пролетам вверх и снова вниз, потом по лабиринту коридоров, до тех пор, пока служащая не открыла сойи в комнату Марсии и Лори. Для Чийо предназначалась смежная комната.

Первым впечатлением Марсии было ощущение совершенной красоты. Не из-за того, что комната с матами медового цвета, с альковом токономе и с росписью стен полностью отличалась от других японских комнат, но потому, что искусство оформления интерьера японского дома здесь было продемонстрировано более ярко, чем в тех домах, которые Марсия видела прежде.

Простота и отсутствие украшений делали вид из открытой части комнаты еще более совершенным. Внешний пейзаж становился частью декорации комнат. Позади татами была узкая полоска веранды с низкими современными стульями из бежевого дерева, а между ними, у перил, стоял небольшой столик. Позади дома лежало миниатюрное горное ущелье с водопадом, обрушивавшимся на влажные серые скалы и вливавшимся во впадавший в море ручей. Позади ручья поднимался крутой зеленый холм, а в том месте, где ручей становился глубже и шире, его берега соединял изогнутый деревянный мостик. Благодаря отсутствию передней стены звуки водопада были частью комнаты.

Улыбающаяся горничная принесла им одеть свеженакрахмаленное и пахнущее чистотой юкато. Было приятно освободиться от тяжелой европейской одежды и одеть прохладное хлопчатобумажное кимоно, сидеть на полу тоже было приятно. Тотчас же подали чай и маленькие розовые и зеленые пирожные с прослойкой из густого повидла из соевых бобов. Марсию посадили так, чтобы она могла опереться спиной, так было удобнее сидеть на полу. Гостям сообщили, что ванна для них готова в любой момент – горячая ванна из природного источника.

– О, давайте не будем сейчас принимать ванну! – запротестовала Лори. – Пока не стемнело, пойдем посмотрим вокруг.

Но Марсия хотела принять ванну, она взяла мыло и полотенце и пошла за горничной во двор.

Баня находилась на некотором расстоянии от гостиницы, что было неудобно, когда шел дождь. Марсия обула гета и обнаружила, что не так уж трудно научиться ходить в них.

Она с облегчением узнала, что ванна предназначалась ей одной, и что это не будет совместное купание, распространенное в Японии. Горничная ее впустила и ушла. Марсия вошла в большую заполненную паром комнату с кафельным полом и бассейном, края которого находились на уровне пола. Бассейн был до краев наполнен очень горячей водой.

Но теперь она уже привыкла к роскоши японской ванны и, вымывшись с мылом, она смыла грязь и пену и медленно погрузилась по горло в бассейн недалеко от края, сбрасывая умственное и физическое напряжение.

В этой теплой, похожей на пещеру комнате, с омывающей тело водой, можно было спокойно подумать, так спокойно, как она не могла этого сделать в Киото. Теперь она ясно понимала, что не к Чийо был привязан Джером, а к Харуке Сетсу. Сколько боли и несчастья, должно быть, было для него в этих отношениях. Теперь она понимала, что время от времени он хотел вернуться к более нормальной жизни. Должно быть, его женитьба была обдуманным шагом в этом направлении. Однако несчастная страсть к Харуке тянула его обратно. Здесь, в Мийяжима, в безопасности, она могла думать о Джероме с жалостью.

Она подумала и об Алане. Ей хотелось знать, сможет ли она его увидеть перед отъездом из Японии. Она размышляла о нем без беспокойства, потому что вопрос был только один – «когда». Когда-нибудь он к ней придет, и она будет готова к следующему шагу, каким бы он ни был.

Она выбралась из бассейна, закопав кафельный пол, и вытерлась досуха. Потом она потянулась, вытянув руки над головой, ее стройное тело было теплым и томным, как у кошки. Она надела юкато, тщательно запахнув левую полу поверх правой, и завязала на талии узкий зеленый пояс. Вернувшись в комнату, она чувствовала себя отдохнувшей и спокойной, какой не была в течение многих недель.

Обед в японском стиле им подали в комнату, где вместе с ними ела Чийо. И опять это были небольшие мисочки, где все было вкусно и всего было понемножку. Еда казалась особенно аппетитной, потому что ее подавали две одетые в кимоно улыбающиеся горничные, при этом комнату наполнял запах сосны, бормотание ручья, а холм напротив становился темнее по мере того, как сгущались сумерки.

После еды они отправились на прогулку по узким оживленным улицам, заглядывая в магазины. Когда они вернулись в гостиницу, горничная достала из шкафов постельные принадлежности и приготовила им постель.

Сами татами, будучи плотными матами, были не твердыми, а пружинящими, и на них укладывались горой три пурпурно-коричневых футон – толстые стеганые одеяла, служившие матрацами. Чийо сказала, что три – это уступка пухлому европейскому телу. Она сама будет спать только на одном. Белые пододеяльники, пришитые к одеялам, служили простынями, в то время как подушки были небольшими и довольно твердыми, как будто набитыми песком, и только некоторые из них были несколько мягче. По крайней мере, деревянные подушки, на которых раньше спали японцы, больше не были популярны. Они служили людям в то время, когда носили очень сложные прически, когда леди причесывала волосы раз в неделю и хотела, чтобы ее прическа не портилась.

Раздвижные деревянные ставни обеспечивали им изоляцию от мира, а цилиндрические пергаментные лампы, поставленные на пол возле постелей, служили им ночниками.

Лори, уже одетая в пижаму, прыгала на постели, проверяя ее мягкость. Ей нравилось, что все было не таким, как обычно. Она казалась слишком взвинченной, и Марсия попыталась ее успокоить.

– Завтра будет день, и многое можно будет сделать. Поэтому ныряй в кровать, душечка, и спи.

Однако Лори нашла, что татами прекрасно подходят для того, чтобы на них кувыркаться, и никак не успокаивалась.

Марсия, стоя коленями на подушке перед крошечным японским столиком, который был похож на кукольный, расчесала и заплела волосы. Потом она прошла через холл в умывальную – пустую комнату с деревянным полом и раковиной с одной стороны. Там было два крана, из обоих текла холодная вода. Смежной к ней была комната, которую все туристы знали как бенйо. Ни одна японская леди не стала бы употреблять это слово – существовал более изящный термин, который означал «мытье рук». Но когда дело касалось иностранцев, использовалось более простое название. На маленькой деревянной дверце имелась задвижка, которую можно было открыть и снаружи. Там были специальные тапочки, которые носили в бенйо, хотя полированный пол был идеально чистым. На полу стоял длинный фарфоровый таз и возле него – голубая ваза, в которой была одна-единственная лилия. Эта комбинация создавала удивительный натюрморт.

Вернувшись в комнату, Марсия обнаружила, что Лори отодвинула один из деревянных ставней, выходивших на небольшую веранду, так что оттуда дул прохладный ночной воздух. Марсия стала в проеме, глядя в темноту ночи, напоенной запахом сосен. Там, где скала раскалывала водопад, была видна белая пена и немного выше по течению мерцали несколько рассыпанных огоньков. Шум стремительного потока воды смешивался с пением ветра в японских соснах.

– Это так красиво, – тихо сказала Лори. – Наш дом в Киото не такой, как этот.

– Постарайся на время забыть о Киото, дорогая, – попросила Марсия. Но не добавила, что они туда не вернутся. Лори пока еще уехала от отца недостаточно далеко.

Они оставили ставень открытым и уютно расположились в своих замечательно удобных японских постелях. Не могло быть ничего теплее или уютнее. Слабый ночной свет лил свое мягкое сияние неподалеку от проема, где был отодвинут ставень; но он не очень хорошо освещал комнату. В своем взвинченном состоянии Лори не очень быстро заснула, и Марсия слышала, как долго она ворочалась, прежде чем ее дыхание стало ровным.

Марсия лежала без сна, обдумывая события долгого дня, вспоминая Хиросиму и все, что ей рассказала Чийо, жалея бедную Харуку Сетсу, которая в атомном взрыве потеряла все.

Следующий день в Мийяжиме был спокойным и приятным. Погода стояла ясная, и они взбирались на холмы, бродили по берегу и посетили прекрасный храм на воде. У Марсии появилось ощущение, что остров отрезан от остального мира и недосягаем. Не было никаких известий от Джерома, хоть она и боялась, что они могут быть. Ни Нэн, ни Алан не писали, но Марсия была довольна тем, что чувствовала ход времени и немного мечтала. Она радовалась, что Лори расслабилась и стала менее нервной.

Только Чийо казалась упрямой и обеспокоенной. Марсия понимала, что она беспокоится из-за Харуки и Ичиро, что она скучает по детям. Но пока она не пыталась уехать домой. Марсия уверяла ее, что в Киото все наверняка в порядке, иначе Нэн сообщила бы им.

В конце дня, когда Марсия вернулась в гостиницу после прогулки, она застала Лори в состоянии нетерпеливого ожидания.

– Сегодня вечером произойдет что-то чудесное! – объявила она. – Одна из горничных только что приходила сообщить нам об этом. Расскажите ей, Чийо!

– Нам очень повезло, – уважительно сказала Чийо. – Вы видели каменные фонари на берегу острова? Их больше сотни, а также есть еще множество бронзовых фонарей в храме. Когда кто-нибудь жертвует храму значительную сумму, священники зажигают все фонари. Богатый японец попросил сделать это сегодня ночью. Это хорошая ночь, потому что на небе облака. Луна будет закрыта облаками и прилив будет высоким. Темной ночью, при высоком приливе это замечательное зрелище. После обеда мы должны спуститься и посмотреть на него.

Как уже знала Марсия, ко всем «знаменитым» достопримечательностям в Японии относились с почтением.

После обеда, когда было уже совсем темно, они по извилистой улочке спустились к причалу, где сиял целый новый мир.

Зажженные каменные фонари освещали большие участки дороги, которая шла вдоль берега. Несколько низких красных зданий храма были связаны широкими галереями, построенными над морем. Теперь, при высоком приливе, казалось, что храм плывет по воде в сиянии света, и в одном месте изогнутый, покрытый красным лаком мостик через поток соединял храм с берегом. Мерцали отраженные в воде огни и издалека сияли огни вдоль побережья большого острова.

Лори нельзя было удержать. Она умчалась что-то посмотреть, пока эти медлительные взрослые двигаются не спеша, и потом, пританцовывая, вернулась назад. Всегда готовая улыбнуться, Лори легко заводила друзей среди японцев, и она нашла девочку ее возраста, с которой можно было поговорить с помощью немногих слов, в основном с помощью знаков. Это была та Лори, какой она была раньше, и Марсия надеялась, что ничто не помешает ее выздоровлению.

Чийо нашла место, где они могли стать у воды и смотреть на волшебно освещенный берег. Сегодня в ней чувствовалась тоска, как будто окружающая ее красота вызывала в ней самые неприятные воспоминания. Когда Лори удалилась со своей новой подругой, Чийо начала говорить своим тихим музыкальным голосом, и говорила она о том ужасном времени после взрыва атомной бомбы.

Слушая, Марсия забыла о волшебном мире японских фонарей, о веселой праздничной толпе.

– Мы жили в развалинах, как животные, – рассказывала Чийо. – Харука была поражена стеклом и горячим гудроном, и у нее развивалась лучевая болезнь. Между мною и вспышкой было ее тело, поэтому я не сильно пострадала, только немного порезала одну руку. Но и будучи больной, Харука не покидала того места, где был ее дом. Она верила в то, что если мы будем ждать на этом месте, ее дети и мать вернутся и найдут нас. Она не верила, что они умерли, хотя я знала, что надежды нет. Какие-то незнакомцы на второй день дали нам еду. На третий день мы ничего не ели. Потом я узнала о том месте, где заботятся о раненых и заставила Харуку пойти со мной, потому что я понимала, что она умрет, если ее не лечить. Но раненых было так много, так много, а людей, оказывавших им помощь всего несколько человек. И это была новая болезнь, о которой врачи еще мало что знали. У нас не осталось никого из семьи во всей Японии, а муж Харуки давно погиб на Тихом океане. Поэтому мы жили в лачуге из дерева и жести, которую я построила своими собственными руками – в действительности руками ребенка. И я стала как дикарка, я боролась за свою жизнь и за жизнь Харуки.

Пока Чийо вспоминала, ее лицо каменело.

– Тальбот-сан нашел нас там. Он видел, как сильно была больна Харука и стал о ней заботиться. Сначала я страшно ненавидела американцев за то, что они сделали, но они были и моим народом, и я не могла долго ненавидеть их. Сейчас я хочу быть японкой, потому что это родина моего мужа. Но ненавижу я только войну.

– Теперь я могу понять, – мягко сказала Марсия. – Я понимаю немного лучше, чем раньше.

Чийо не смотрела на нее.

– Тальбот-сан не был там, когда упала бомба, но и он был обожжен взрывом.

– Да, – ответила Марсия. – Я знаю.

В свете множества фонарей в глазах Чийо блестели слезы.