Текст книги "Убийство в теологическом колледже"
Автор книги: Филлис Дороти Джеймс
Жанры:
Классические детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
16
После одинокого ужина в «Короне» в Саутволде Дэлглиш планировал вернуться в колледж к повечерию. Но еда оказалась выше всяких похвал, торопиться он не хотел, и все заняло немного больше времени, чем ожидалось. К тому времени как он добрался обратно и припарковал свой «ягуар», служба уже началась. Он сидел у себя в комнатах, пока во двор не упал луч света и из открытой южной двери в церковь не вышли несколько человек – вся небольшая здешняя паства. Дэлглиш направился к двери в ризницу. Оттуда наконец появился отец Себастьян и тут же запер ее за собой.
– С вами можно побеседовать, отец? – спросил Дэлглиш. – Или лучше отложить разговор до завтра?
Он знал, что в колледже придерживались обычая хранить молчание после повечерия, но директор поинтересовался:
– Это надолго, коммандер?
– Надеюсь, что нет, отец.
– Тогда лучше сейчас. Пройдем в мой кабинет?
Директор сел за стол и жестом пригласил Дэлглиша занять стул напротив. Их ожидала не совсем приятная беседа в низких креслах перед камином. Директор не собирался ни начинать разговор, ни расспрашивать Дэлглиша, не добился ли коммандер каких-нибудь результатов. Совсем наоборот, он сидел молча, без намека на неприязнь, словно проявляя терпение.
– Отец Мартин, – начал Дэлглиш, – показал мне дневник миссис Манро. Похоже, что Рональд Тривз проводил с ней больше времени, чем все думали. К тому же именно она нашла тело. Поэтому любое упоминание о мальчике в дневнике очень существенно. В особенности меня интересует последняя запись, которую миссис Манро сделала в день смерти. Явное свидетельство того, что она обнаружила какой-то секрет, и он ее встревожил. Разве вы не посчитали это важным?
– Свидетельство? – удивился отец Себастьян. – Какое судебное слово, коммандер. Я посчитал это важным, поскольку, очевидно, это было важно для нее. У меня были опасения насчет того, стоит ли читать личный дневник, но так как отец Мартин сам посоветовал его вести, то ему стало интересно, что она там написала. Такое любопытство естественно, хотя я не могу отделаться от мысли, что дневник следовало уничтожить, не читая. События, однако, кажутся понятными. Маргарет Манро была умной и здравомыслящей женщиной. Она обнаружила что-то, что ее беспокоило, доверилась тому, кто за этим стоял, и осталась довольна. Какие бы объяснения она ни получила, они ее успокоили. Если бы я стал что-то расследовать, то ничего бы не добился, а вот навредил бы прилично. Уж не думаете ли вы, что мне следовало созвать весь колледж и поинтересоваться, не было ли у кого-то тайны, которой он поделился с миссис Манро? Я предпочел поверить дневнику, где ясно написано, что ей все объяснили и в дальнейших действиях отпала необходимость.
– Рональд Тривз, – сказал Дэлглиш, – по всей видимости, был одиночкой. Вам он нравился, отец?
Задавать такой провокационный вопрос было довольно рискованно, но отец Себастьян воспринял его стойко. Дэлглиш наблюдал за директором и увидел, как его привлекательное лицо еле заметно напряглось. Возможно, впрочем, что ему показалось.
Прозвучавший ответ как будто содержал упрек, но голос не выдавал ни капли возмущения.
– В своих отношениях со студентами я не задаюсь вопросами «нравится – не нравится» и, более того, считаю это неприемлемым. Фаворитизм опасен, особенно для небольших сообществ. Рональд был необычайно непривлекательным молодым человеком, но когда это привлекательность стала христианской добродетелью?
– А задавались ли вы вопросом, был ли он здесь счастлив?
– Личное счастье находится за пределами нашей компетенции. Но я озаботился бы этим вопросом, если бы думал, что он несчастен. Мы очень серьезно относимся к пасторским обязанностям по отношению к студентам. Рональд не обращался за помощью и никоим образом не давал понять, что он в ней нуждался. Что не исключает моей личной вины. Вера имела для Рональда огромное значение, и он был глубоко предан своему призванию. Мальчик точно знал, что суицид – это смертный грех, и не мог совершить такой поступок спонтанно. Нужно было пройти полмили к озеру, долго идти по берегу. Если он покончил жизнь самоубийством, то только потому, что был в отчаянии. Мне следовало бы знать такие вещи о своем студенте… А я не знал.
– Когда на себя накладывают руки молодые и здоровые, – сказал Дэлглиш, – это всегда загадка. Они умирают, и никто не может понять почему. Иногда даже они сами были бы не в состоянии объяснить причину такого поступка.
– Я не просил вас отпускать грехи, коммандер, – отреагировал директор. – Я просто излагал факты.
Повисло молчание. Следующий вопрос Дэлглиша был столь же дерзок, но необходим. Коммандер задумался, не излишне ли он прямолинеен, даже бестактен, но потом рассудил, что отец Себастьян наверняка приветствует прямолинейность и с презрением отнесся бы к такту. Эти двое поняли друг о друге больше, чем сказали вслух.
– Я тут размышлял, кто выигрывает от закрытия колледжа.
– Я, например. Как и многие другие. Но мне кажется, что на подобные вопросы более грамотно ответят наши юристы. Компания «Стэннард, Фокс и Перроне» работает с колледжем со дня основания, а Поль Перроне в настоящий момент еще и попечитель. Офис находится в Норидже. Если интересно, он расскажет вам что-нибудь из нашей истории. Я знаю, иногда он работает в воскресенье по утрам. Хотите, чтобы я договорился о встрече? Посмотрим, может я застану его дома.
– Это было бы очень любезно с вашей стороны, отец.
Директор потянулся к телефону на столе. Номер он помнил наизусть.
– Поль? – после короткой паузы произнес директор. – Это отец Себастьян Морелл. Звоню из кабинета. У меня тут коммандер Дэлглиш. Помнишь, мы говорили о нем вчера вечером? У него есть вопросы по поводу колледжа, и я был бы рад, если бы ты на них ответил… Да… на все. Скрывать ничего не нужно… Очень мило с твоей стороны, Поль. Передаю трубку.
Ни слова не говоря, он протянул трубку Дэлглишу.
– Поль Перроне на проводе, – произнес низкий голос. – Завтра утром я буду у себя в кабинете. В десять у меня назначена встреча, но если вы сможете прийти пораньше, скажем в девять, у нас будет достаточно времени. Я на работе с восьми тридцати. Отец Себастьян даст вам адрес. Это недалеко от кафедрального собора. Увидимся в девять. Совершенно верно.
Когда Дэлглиш вернулся на свое место, директор поинтересовался:
– Еще что-нибудь на сегодня?
– Не разрешите ли, отец, взглянуть на личные данные миссис Манро, если они еще у вас?
– Если бы она была жива, то эта информация, естественно, была бы конфиденциальна. Но так как она мертва, у меня возражений нет. Мисс Рамси держит папку в запертом шкафу в соседней комнате. Я вам принесу.
Он вышел, и Дэлглиш услышал скрежет ящика стального шкафа. Через несколько секунд директор вернулся и передал ему битком набитую папку желто-коричневого цвета. Он не поинтересовался, какое отношение имеет личное дело миссис Манро к смерти Рональда Тривза, и Дэлглиш знал почему. Он распознал в отце Себастьяне опытного тактика, который не станет задавать вопрос, если считает, что получит неоткровенный или нежелательный ответ. Он пообещал сотрудничать и слово сдержит, но станет запоминать все назойливые и нежелательные запросы Дэлглиша, пока не наступит подходящий момент, чтобы ткнуть его носом: как много с них требовали, насколько несерьезны были основания, и сколь неэффективен результат. Отец Себастьян проявил себя выдающимся экспертом: он был готов выманить своего противника туда, где тот не смог бы защититься законными способами.
– Хотите взять папку с собой? – только и поинтересовался он.
– Всего на одну ночь, отец. Я верну ее завтра.
– Тогда, если на сегодня все, спокойной ночи, коммандер.
Отец Себастьян поднялся и распахнул перед Дэлглишем дверь, что можно было расценить как жест вежливости. Но коммандер уловил в этом нечто другое: так директор школы гарантированно избавляется от надоедливого родителя.
Дверь в южную галерею была открыта. Пилбим еще не запер ее на ночь. Внутренний двор освещался лишь тусклыми светильниками, висевшими на стенах галерей. Было очень темно, лишь из двух студенческих комнат в южной галерее пробивались узкие полоски света. Поворачивая к «Иерониму», он заметил напротив двери в «Амвросий» две фигуры. Одного человека ему представили за чаем: сложно было не узнать обладателя этих светлых волос, сияющих в свете фонарей. Второй оказалась женщина. Услышав шаги, она повернулась, а когда коммандер подошел к своей двери, их глаза встретились, на секунду задержавшись в изумлении. Свет упал на лицо поразительной строгой красоты, и Дэлглиш ощутимо вздрогнул. Такой сильной физической реакции он давно не испытывал.
– Полагаю, вы незнакомы, – сказал Рафаэль. – Эмма, это коммандер Дэлглиш. Он приехал из самого Скотланд-Ярда, чтобы поведать нам, как же погиб Рональд. Коммандер, познакомьтесь, это доктор Эмма Лавенхэм. Она приезжает из Кембриджа три раза в год, чтобы нас окультурить. Мы, как добродетельные граждане, поприсутствовали на повечерии, а потом решили, абсолютно не сговариваясь, погулять и полюбоваться на звезды. И встретились на краю утеса. А теперь, будучи вежливым хозяином, я ее провожаю. Доброй ночи, Эмма.
Дэлглиш почувствовал, что сквозящие в голосе молодого Арбетнота собственнические нотки, как и его поза, заставили девушку немного отступить.
– Дорогу я превосходно нашла бы и сама, – отчеканила она. – Но все равно спасибо, Рафаэль.
На долю секунды показалось, будто молодой человек хочет взять ее за руку, но она твердо сказала «доброй ночи», что, видимо, относилось к обоим мужчинам, и быстро вошла в гостиную.
– Звезды сегодня разочаровали, – промолвил Рафаэль. – Доброй ночи, коммандер. Надеюсь, у вас есть все необходимое.
Он развернулся и поспешно зашагал по булыжникам двора к северной галерее в свою комнату.
Внезапно Дэлглиш почувствовал раздражение, причину которого и сам не мог понять. Веселый и молодой Рафаэль Арбетнот – бесспорно, слишком красивый на свою голову, – по всей видимости, был потомком Арбетнотов, которые основали колледж Святого Ансельма. Сколько, интересно, он унаследует, если учебное заведение закроют?
Он решительно устроился за столом и развернул дело миссис Манро, тщательно анализируя каждую страницу. Женщина приехала в колледж первого мая 1994 года из «Эшкомб-хаус», хосписа на окраине Нориджа. В «Черч таймс» и в местной газете было опубликовано объявление, что в Святом Ансельме требуется работница с проживанием, чтобы следить за бельем и помогать по хозяйству. У миссис Манро как раз обнаружили проблемы с сердцем; в ее сопроводительном письме значилось, что уход за больными ей теперь не по плечу и она подыскивает должность с более легкими обязанностями. Рекомендации от сестры-хозяйки из хосписа были хорошие, но без дифирамбов. Миссис Манро, которая работала там с первого июня 1988 года, была добросовестной и старательной медсестрой, но излишне замкнутой в общении. Уход за умирающими стал ее выматывать и физически, и психологически, но в хосписе считали, что она справится с легкими обязанностями медсестры в заведении, где обучаются здоровые молодые люди, и будет счастлива принять такую должность в дополнение к обязанностям кастелянши. Приступив к работе, миссис Манро, казалось, проводила в колледже все свое время. Лишь пару раз она писала отцу Себастьяну заявление с просьбой отлучиться и, видимо, предпочитала проводить отпуск в коттедже, где к ней присоединялся ее единственный сын, армейский офицер. В целом складывалось впечатление, что она была женщиной честной, трудолюбивой, довольно скрытной, и, помимо собственного сына, ее мало что интересовало. В личном деле была запись, что спустя восемнадцать месяцев после ее приезда в Святой Ансельм он погиб.
Коммандер положил папку в ящик стола, принял душ и пошел спать. Выключив свет, он попытался успокоиться и заснуть, но не тут-то было: дневные проблемы отказывались отступать. Дэлглиш снова оказался на пляже вместе с отцом Мартином. Он представил коричневый плащ и сутану, сложенные настолько аккуратно, словно юноша собирался в путешествие. А может, именно так ему и казалось. Снял ли он их действительно, чтобы вскарабкаться по склону, на котором покрытые травой земляные комья едва удерживали сыпучий песок и камни? Если да, то с какой целью? Что он хотел достать? Что найти? На этом отрезке берега, в песке или на склоне утеса, иногда находили человеческие кости. Их давным-давно прибило к берегу с затопленных кладбищ, которые сейчас покоились глубоко под водой. Но люди, которые были на месте происшествия, ничего подобного не увидели. Даже если Тривз что-то заметил – гладкую кривую черепа или торчащую из песка кость, – зачем было снимать сутану и плащ? Дэлглиш понимал, что стопка аккуратно сложенной одежды имела огромное значение. Чувствовалось, что это неспроста, будто юноша провел некий ритуал, отложив в сторону саму жизнь, призвание, а возможно, и веру.
От размышлений об этой ужасной смерти коммандер, разрываясь между жалостью и любопытством и продолжая строить догадки, обратился к дневнику Маргарет Манро. Он столько раз перечитал последние несколько абзацев, что мог изложить их наизусть. Секрет, который она обнаружила, оказался настолько важен, что у нее не поднялась рука его записать, даже упомянуть о нем она смогла лишь косвенно. Она поговорила с человеком, имеющим к нему непосредственное отношение, и уже через несколько часов была мертва. Учитывая состояние ее сердца, смерть могла наступить в любой момент. Возможно, развязку ускорила тревога, необходимость осознать все последствия сделанного открытия. Но для кого-то ее смерть могла оказаться очень удобной. И каким легким было бы это убийство! Пожилая женщина с больным сердцем, одна в своем коттедже, под постоянным наблюдением местного доктора… Со свидетельством о смерти не возникло бы никаких проблем. Но почему, если на ней были очки, в которых она обычно смотрела телевизор, на коленях оказалось вязанье? А если она смотрела какую-то передачу, тогда кто выключил телевизор? Хотя, конечно, все эти странности наверняка можно объяснить. Был конец дня, женщина просто устала. И даже если всплывут еще какие-то факты – хотя какие тут могут всплыть факты? – почти никаких шансов решить эту загадку не осталось. Как и Рональда Тривза, ее кремировали. Дэлглишу пришло в голову, что в Святом Ансельме как-то подозрительно проворно избавляются от мертвецов. Несправедливая мысль. И сэр Элред, и сестра миссис Манро сами не позволили колледжу участвовать в обряде погребения. Коммандер жалел, что ему не удалось увидеть тело Тривза. Плохо получать факты из вторых рук, тем более что на месте происшествия не сделали ни одной фотографии. Только оставили довольно ясные отчеты, и все они, как один, указывали на самоубийство. Но почему? Тривз должен был понимать, что подобный шаг – грех, смертный грех. Какое событие могло привести мальчика к столь ужасному концу?
17
Любой путешественник, попадая в старинный город, особенно в исторический центр графства, мгновенно осознает, что лучшие дома здесь принадлежат владельцам юридических фирм. Господа Стэннард, Фокс и Перроне не были исключением. Их фирма располагалась в пешей доступности от кафедрального собора в шикарном здании георгианской эпохи, которое от проезжей части отделяла лишь узкая полоса, мощеная булыжником. Блестящая парадная дверь с молоточком в виде головы льва, оконные стекла без единого пятнышка, отражающие нежный утренний свет, сверкающая краска, безупречные тюлевые занавески – все это свидетельствовало о процветании фирмы и респектабельности ее клиентов. В приемной, которая когда-то явно была частью большего, более пропорционального помещения, девушка с юным личиком оторвала взгляд от журнала и поприветствовала Дэлглиша с милым норфолкским акцентом.
– Коммандер Дэлглиш? Мистер Перроне вас ожидает. Он попросил вас подняться наверх. Второй этаж, прямо по коридору. Его секретарь по субботам не выходит, и мы здесь вдвоем, но я легко могу сделать вам кофе, если захотите.
Улыбаясь, Дэлглиш поблагодарил ее, отклонил предложение и направился вверх по лестнице, где в рамках висели фотографии предыдущих партнеров фирмы.
Мужчина, ожидавший его у двери в кабинет, сделал шаг навстречу. Он оказался старше, чем можно было судить по голосу в телефонной трубке, – точно ближе к шестидесяти. Выше шести футов, худощавый, с вытянутой челюстью, мягким взглядом серых глаз за роговой оправой очков, с волосами цвета соломы, которые прилизанными прядями лежали на высоком лбу, мистер Перроне скорее был похож на комедийного актера, чем на адвоката. Он был одет официально, в темный костюм в светлую полоску, очевидно, не новый, но чрезвычайно хорошо сшитый. Впрочем, традиционность костюма вступала в противоречие с рубашкой в широкую синюю полоску и розовым галстуком-бабочкой в синий горох. Создавалось впечатление, что, прекрасно отдавая себе отчет в собственной эксцентричности, он изо всех сил старался ее подчеркнуть.
Комната, в которую провели Дэлглиша, практически полностью оправдала его ожидания. Георгианский стол не загромождали ни бумаги, ни держатели для папок. Над элегантным мраморным камином висела написанная маслом картина, явно собственность одного из отцов-основателей, а расположившиеся в ряд акварельные пейзажи были так хороши, что могли бы принадлежать кисти Котмана. Скорее всего, так и было.
– Отказываетесь от кофе? Как мудро. Действительно, для кофе еще рано. Я сам обычно начинаю примерно в одиннадцать. Прогуливаюсь до церкви Святой Марии Мэнкрофт. Хоть какая-то возможность выбраться из офиса. Надеюсь, кресло не слишком низкое? Нет? А хотите, садитесь в другое. Отец Себастьян попросил меня ответить на любые вопросы. Совершенно верно. Конечно, если речь идет об официальном расследовании, я обязан, да и очень хочу, сотрудничать с полицией.
Мягкий взгляд серых глаз создавал обманчивое впечатление – он был весьма проницательным.
– Что вы, это едва ли официальное расследование, – сказал Дэлглиш. – У меня очень неоднозначная роль. Отец Себастьян, вероятно, сообщил вам, что сэру Элреду не понравился вердикт, который вынесли в результате дознания. Он обратился в столичную полицию с просьбой провести дополнительное расследование и посмотреть, есть ли смысл копать дальше. Я как раз собирался приехать сюда, к тому же с колледжем Святого Ансельма меня кое-что связывает, и я посчитал, что со всех сторон разумно будет нанести этот визит. Естественно, если окажется, что у нас на руках уголовное дело, оно сразу же перейдет в разряд официальных и будет передано полиции Суффолка.
– Недоволен вердиктом, правда? – спросил Поль Перроне. – Я почему-то подумал, что такое решение его должно устроить.
– Сэр Элред считает неубедительными доказательства того, что смерть произошла в результате несчастного случая.
– Ну, может, и так, но доказательств чего-то иного вообще нет. Открытый вердикт в подобном случае – наилучший вариант.
– Такая огласка, да и еще в столь непростое для колледжа время, – сказал Дэлглиш, – явно нежелательна.
– Совершенно верно, но в этой тяжелой ситуации они повели себя очень тактично. Отец Себастьян – мастер в делах такого рода. В стенах колледжа Святого Ансельма, безусловно, разгорались скандалы и похуже. Вспомните только шумиху в 1923 году, когда священник, преподаватель истории церкви – был такой отец Катберт, – страстно влюбился в одного из студентов, и директор застукал их прямо in flagrante delicto[7]7
С поличным, на месте преступления (лат.).
[Закрыть]. Они ездили на парном велосипеде отца Катберта к докам порта Филикстоу в поисках свободы, сменив, как я полагаю, сутаны на старомодные бриджи. Очаровательная картинка, всегда так считал. А в 1932 году разра-зился еще более грандиозный скандал: тогдашний директор переметнулся к католикам, захватив половину преподавательского состава и треть студентов. Да Агнес Арбетнот, должно быть, в гробу перевернулась! Но последние события произошли не вовремя, здесь вы правы. Совершенно верно.
– А вы сами присутствовали на дознании?
– Да, конечно, присутствовал. Я представлял колледж. Наша фирма ведет дела Святого Ансельма со дня основания колледжа. Мисс Арбетнот – и более того, вся семья Арбетнотов – Лондон не особо любила, и когда ее отец позднее перебрался в Суффолк и в 1842 году построил этот дом, он попросил нас принять на себя его юридические дела. Мы, конечно, располагались в другом графстве, но мне кажется, он просто хотел вести дела с фирмой из Восточной Англии, не обязательно из Суффолка. После смерти отца мисс Арбетнот не стала разрывать наш союз. Так, например, попечителем колледжа всегда назначался один из наших старших партнеров. Мисс Арбетнот прописала это условие в своем завещании и отметила, что этот человек должен быть прихожанином англиканской церкви. Сейчас я занимаю это место. Но ума не приложу, что мы станем делать потом, если все партнеры окажутся католиками, нонконформистами или просто неверующими. Наверное, придется уговаривать кого-то сменить веру. Хотя до сих пор всегда находился подходящий партнер.
– Получается, у вас фирма с большой историей? – поинтересовался Дэлглиш.
– Да, основана в 1792 году. Стэннардов уже не осталось. Последний из них сейчас преподает в каком-то новом университете. Но у нас есть молодое пополнение из Фоксов, знатные лисы, хотя здесь, скорее, юная лисичка. Присцилла Фокс, выпускница прошлого года, но уже делает успехи. Мне по нраву преемственность.
– Я понял из беседы с отцом Мартином, – начал Дэлглиш, – что смерть молодого Тривза может ускорить закрытие колледжа Святого Ансельма. Вы, как попечитель, что думаете?
– Боюсь, что это правда. Но заметьте, это катализатор, а не причина. Я подозреваю, вы в курсе, что церковь планирует сосредоточить теологическое обучение в нескольких центрах, но колледж Святого Ансельма всегда стоял особняком. Теперь его могут закрыть быстрее, но закроют, увы, в любом случае. Тут вопрос не только в политике и не только в деньгах. Сам дух этого места принадлежит другой эпохе. Святой Ансельм всегда критиковали: то «элитарный», то «снобистский», то «слишком уединенный» и даже «слишком хорошо кормят студентов». Вино, конечно, выше всяких похвал. Я поэтому стараюсь, чтобы мои ежеквартальные визиты не выпадали на Великий пост или на пятницу. Но большая часть завещана, и колледж не платит за вино ни копейки. Пять лет назад старый каноник Косгроув оставил им свой винный погреб, а у старика был взыскательный вкус. Думаю, его запасов хватит как раз до закрытия.
– А если это произойдет, то есть когда произойдет, что будет со зданиями, с имуществом? – спросил Дэлглиш.
– А отец Себастьян вам не сказал?
– Он сообщил, что ему это тоже было бы выгодно, но за подробностями отправил к вам.
– Совершенно верно. Совершенно верно.
Мистер Перроне встал из-за стола и открыл шкаф слева от камина. Он вытащил, надо сказать, не без труда огромную коробку, на которой белой краской было написано «Арбетнот».
– Если вас интересует история колледжа, а я подозреваю, что это так, то стоит начать сначала. Вот – все здесь. Да, представьте себе, вся история семьи в одной большой черной жестяной коробке. Начну я, пожалуй, с отца мисс Агнес Арбетнот, Клода Арбетнота, который скончался в 1859 году. У него была фабрика на окраине Ипсвича. Он производил пуговицы и пряжки: пуговицы к сапогам, которые любили носить женщины, пуговицы и пряжки для формы и тому подобное. Дела шли отлично, он здорово разбогател. Агнес родилась в 1820 году и была старшим ребенком. После нее шли Эдвин, родившийся в 1823 году, и Клара, появившаяся на свет двумя годами позже. Клара нас интересует постольку-поскольку. Замуж не вышла и умерла в 1849 году в Италии от туберкулеза. Похоронена в Риме на протестантском кладбище – кстати, компания ей попалась хорошая. Бедный Китс! Да, в те времена люди ехали к солнцу, надеялись поправиться. А их убивало уже само путешествие. Надо было ехать в Торки, отдох-нула бы там. В любом случае про Клару забыли.
Дом построил старик Клод. Он заработал денег и хотел вложить их во что-то стоящее. Совершенно верно. Дом он оставил Агнес, а деньги поделили между ней и сыном Эдвином, и подозреваю, что по поводу недвижимости возникли некоторые разногласия.
Но Агнес смотрела за домом, жила там, а Эдвин нет, поэтому выбор был сделан в ее пользу. Хотя, если бы ее отец, протестант до мозга костей, знал, что она с ним сделает, все могло бы сложиться иначе. Однако из загробного мира за собственностью особо не последишь. Итак, он завещал ей дом. Через год после его смерти она поехала в гости к школьному другу в Оксфорд, попала под влияние оксфордского движения и решила основать колледж Святого Ансельма. Дом уже стоял, мисс Арбетнот возвела две галереи, отреставрировала и встроила в единый комплекс церковь и добавила четыре коттеджа для персонала.
– А что случилось с Эдвином? – поинтересовался Дэлглиш.
– Он был исследователем. За исключением Клода, мужчины в этой семье все были повернуты на путешествиях. Надо признать, он принимал участие в некоторых серьезных археологических экспедициях на Ближнем Востоке. В Англии бывал редко и умер в 1890 году в Каире.
– А не он ли привез в колледж папирус святого Ансельма? – спросил Дэлглиш.
Внезапно взгляд под очками в роговой оправе стал настороженным. Повисло молчание.
– То есть вы в курсе, – произнес Перроне. – Отец Себастьян мне не сказал.
– Я знаю очень немногое. Мой отец был посвящен в эту тайну, и хотя он всегда отличался благоразумием, я ловил намеки, когда мы приезжали в колледж Святого Ансельма. Взрослые порой недооценивают острый слух и пытливый ум четырнадцатилетних пацанов. Отец обрисовал ситуацию в целом, взяв слово хранить секрет. Хотя я и так не собирался трезвонить об этом всему миру.
– Понятно. Отец Себастьян попросил отвечать на все ваши вопросы, но вот о папирусе я могу поведать немногое, – сказал Перроне. – Скорее всего, мне известно не больше вашего. Мисс Арбетнот, естественно, его передал брат в 1887 году, и он, естественно, мог его сфальсифицировать, а может, ему самому подсунули подделку. Розыгрыши он обожал, и это было бы как раз в его вкусе. Он был страстным атеистом. Хотя разве может атеист быть страстным? Как бы то ни было, религию он в принципе отрицал.
– А что именно представляет собой папирус?
– Предполагается, что это сообщение Понтия Пилата начальнику караула, который имел отношение к снятию с креста известного нам тела. Мисс Арбетнот придерживалась мнения, что это подделка, и большинство директоров, которые видели это письмо впоследствии, с ней соглашались. Мне самому его не показывали, зато показывали моему отцу, а еще, я полагаю, старику Стэннарду. Отец не сомневался, что папирус не подлинный, но сказал, что мастерство, с которым подделали документ, вызывает уважение.
– Странно, что Агнес Арбетнот его не уничтожила, – высказался Дэлглиш.
– Да нет, как раз в этом ничего странного я не вижу. Среди документов даже имеется запись по этому поводу. С вашего позволения, я перескажу суть. Мисс Арбетнот придерживалась мнения, что если уничтожить папирус, то брат предаст дело огласке, и сам факт уничтожения послужит доказательством подлинности документа. Ведь если его уничтожили, нельзя доказать, что это была фальшивка. Она оставила точные инструкции: директор колледжа должен хранить папирус как свою собственность и передавать своему последователю, только находясь при смерти.
– Но это значит, – сказал Дэлглиш, – что в настоящий момент папирус находится у отца Мартина.
– Так и есть. Сейчас им владеет отец Мартин. И, наверное, даже отец Себастьян не знает, где именно. Если нужна еще какая-то информация об этом письме, лучше обратиться к нему. Но я не понимаю, как это связано со смертью молодого Тривза?
– Да и я тоже, – признался Дэлглиш, – во всяком случае, сейчас. А что произошло с семьей после смерти Эдвина Арбетнота?
– У него был сын Хью, который родился в 1880 году и был убит в бою на реке Сомма в 1916-м. В том сражении погиб и мой дед. Да, убитые в той войне навсегда останутся в наших сердцах… У него остались два сына, старший, Эдвин, родился в 1903 году, так и не женился и умер в Александрии в 1979-м. Еще был Клод, рожденный в 1905 году. Это как раз дедушка нашего Рафаэля Арбетнота, студента колледжа. Но это вы, естественно, знаете. Рафаэль Арбетнот – последний из рода.
– Но он не наследник? – уточнил Дэлглиш.
– Нет. К сожалению, он незаконнорожденный. Завещание мисс Арбетнот составила очень подробное и своеобразное. Не думаю, что наша уважаемая леди когда-либо серьезно верила, что колледж закроют, но мой предшественник, который вел в то время дела семьи, подчеркнул, что нужно предусмотреть такую вероятность. Совершенно верно. В завещании сказано, что недвижимость и вещи в колледже и церкви, которые дарила мисс Арбетнот и которые будут в наличии во время закрытия, следует разделить поровну между всеми прямыми потомками ее отца при условии, что они были рождены в браке между прихожанами англиканской церкви, заключенном в соответствии с английским законодательством.
– Весьма необычная формулировка, – удивился Дэлглиш, – «в браке, заключенном в соответствии с английским законодательством».
– Не совсем. Мисс Арбетнот была обычным представителем своего класса и возраста. Когда дело касалось недвижимости, люди, жившие в викторианскую эпоху, всегда чутко относились к возможному появлению зарубежных истцов, законность притязаний которых была сомнительной, потому что они рождались в иностранных браках, заключенных не по нашим правилам. Есть печально известные случаи. Если не удается установить законного наследника, то имущество, движимое и недвижимое, должно быть поделено, опять же в равных долях, между священниками, постоянно проживающими в колледже на время закрытия.
– Тогда получается, что выгодоприобретателями становятся отец Себастьян Морелл, отец Мартин Петри, отец Перегрин Гловер и отец Джон Беттертон. Как-то жестоко по отношению к Рафаэлю, вы не находите? Предположу, что его незаконнорожденность сомнений не вызывает?
– По первому пункту я бы с вами согласился. Естественно, отец Себастьян не мог не заметить подобную несправедливость. Еще два года назад, когда вопрос о закрытии колледжа впервые встал ребром, он завел со мной этот разговор. Его, как и следовало ожидать, действительно расстраивают условия завещания, и он предложил, чтобы в случае закрытия колледжа между лицами, получающими долю имущества, были достигнуты кое-какие договоренности и Рафаэль тоже получил определенную компенсацию.