Текст книги "Ким Филби - супершпион КГБ"

Автор книги: Филлип Найтли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Летом 1948 года Берджесс приехал в Стамбул, чтобы провести праздники в семье Филби. Он работал в министерстве труда и сейчас надеялся добиться перевода на работу в МИД. У него было хорошее праздничное настроение и с кем еще лучше разделить его, как не со своим старым другом Кимом Филби. Филби был рад приезду Берджесса. Они совершали длительные прогулки, много ездили в официальной машине Филби, обедали в клубе «Мода яхт клаб», где поражали его членов количеством выпитого вина.

Ясно, что Филби не просто терпел Берджесса по причинам их совместной работы на русских: между ними было глубокое и истинное влечение друг к другу. «Все мои неприятности происходили от необузданной дружбы с одним человеком», – не раз говорил мне Филби в Москве, не оставляя сомнений, что он имел в виду Берджесса. Подобное он говорил и другим людям. Однако эти два человека не могли быть другими. Берджесс был неряхой, неприбранным, иногда грязным человеком. Филби одевался небрежно, но он был просто помешан на чистоте. Женщины для Гая не существовали, он игнорировал их. Ким очаровывал женщин, был очень внимательным собеседником, для него было важно их отношение к нему.

Дружба между Филби и Берджессом основывалась на их интеллектуальной близости, общем деле. Каждый восхищался преданностью своего друга делу: тут не было ни колебаний, ни сомнений, ни двусмысленности. И только в компании друг друга они могли расслабиться, когда не было необходимости выдерживать линию поведения, носить маску, скрывать мысли. Неудивительно, что Айлин с горечью взирала на дружбу своего мужа с Гаем Берджессом, с которым он был во многих отношениях ближе, чем с ней.

Другие жены справлялись с лучшими друзьями своих мужей или полностью игнорируя их, или соблазняя, или ставя своего мужа перед необходимостью выбора: или я, или он. Айлин была бессильна применить ни один из этих методов. Возможно, если бы она знала, чем занимается ее муж, может быть, она и смогла бы понять Кима. Как заявил Филби в Москве: «Я никогда ничего ей не рассказывал, ничего!» Поэтому Айлин прибегала к методам, которыми она пользовалась в своем детстве, когда ей казалось, что ее игнорируют: она устраивала «несчастный случай».

Вскоре после отъезда Берджесса, когда Филби отсутствовал в Стамбуле, Айлин пришла на квартиру британского дипломата вся в крови. Она заявила, что остановилась на секунду во время поездки по пустынной дороге. Кто-то вскочил на ступеньку ее машины и несколько раз ударил чем-то тяжелым по голове. Полицейское расследование каких-либо результатов не дало. Вместо быстрого выздоровления Айлин подхватила инфекцию. Обеспокоенный Филби самолетом отправил ее в одну из швейцарских клиник. Он оставался вместе с женой, пока не миновала опасность и она не начала поправляться. Айлин заявила, что не хочет возвращаться в Бейлербей, поэтому Филби выехал в Стамбул и перевез все вещи в большую квартиру на вилле одного из друзей в районе «Мода».

Через шесть недель после возвращения Айлин в Стамбул Филби нужно было поехать в Лондон. Во время его отсутствия Айлин умудрилась поджечь квартиру, и, до того как слуги смогли погасить огонь, она сильно обгорела. Снова подхватила инфекцию и вновь ей пришлось возвращаться в швейцарскую клинику. Доктора пришли к выводу, что эти два происшествия не являются случайными, что они сказались на физическом состоянии Айлин, и посоветовали ей не возвращаться в Стамбул. Поправлялась она медленно, и когда достаточно окрепла, на короткое время выехала в Стамбул, чтобы помочь Филби упаковать вещи. Вскоре Айлин вместе с детьми возвратилась в Лондон.

Трудно сказать, могло ли явиться это началом их постоянного раздельного проживания. В августе 1949 года Филби получил из Лондона телеграмму, в которой ему предлагалось место представителя СИС в США, место офицера связи при ЦРУ и ФБР. Это предложение он сразу же принял. Как отмечал Филби в своей книге «Моя тайная война»: «В этом предложении просматривались далеко идущие намерения руководства разведки. Сотрудничество между ЦРУ и СИС на уровне центров (но не резидентур) стало настолько тесным, что любой сотрудник, стоявший в списке кандидатов на руководящую должность в СИС, должен был хорошо знать работу американских спецслужб».

После опубликования в 1967 году статей в газете «Санди таймc» появились опровержения, что кандидатура Филби никогда не рассматривалась на пост главы СИС. Его бывший босс, сэр Стюардт Мензис, утверждает, что Филби занимал лишь незначительные посты. Другие сотрудники считали, что приверженность Филби алкоголю исключала его из числа кандидатов на этот пост. Некоторые полагают, что МИД наложило бы свое вето на это назначение по простой причине: Филби сын своего отца. Ряд сотрудников СИС высказывает мнение, что в это время Филби уже находился под подозрением у МИ-5.

Однако у Хью Тревор-Роупера другая точка зрения:

«Я был и до сих пор убежден, что судьба Филби была предопределена, что из него «выхаживали» главу британской разведки, что в 50-х годах он был бы назначен на эту должность. Прежде всего, Филби был чрезвычайно компетентным человеком. Наиболее компетентным и трудолюбивым сотрудником, которых так не хватало разведке. Во-вторых, будучи значительно более способным, чем другие, он никогда не выказывал нетерпения или неуважения к руководителям разведки. Поэтому они смотрели на него как на «надежду разведки». В-третьих, занимавшиеся им посты, как никому другому, дали ему возможность понять работу всех служб разведки и таким образом выдвинули в число кандидатов на пост ее главы.

И наконец, кто же еще из его поколения мог претендовать на этот пост? Я пристальнее посмотрел на покинутый мною мир, мир, заполненный бывшими биржевыми маклерами, отставными полицейскими из Индии – услужливыми эпикурейцами из баров клуба «Уайте энд Буддл», подвыпившими ординарными бывшими морскими офицерами, крепко сложенными искателями приключений из биржевых контор. И потом взглянул на Филби. Лишь он один был реальным существом, остальные маячили как тени за переполненными кулисами.

В Москве я спросил Филби, как он расценивает возможность своего назначения на пост начальника разведки – каковы были его перспективы стать сэром Гарольдом Филби, кавалером ордена Британской империи, генеральным директором секретной разведывательной службы Ее Величества? Немного подумав, Филби ответил:

«Честно, я не думаю, чтобы когда-либо стал шефом разведки. Планировалось после ухода Мензиса в отставку на какой-то период назначить на его место Джека Истона (его помощника). В этом случае я бы значительно пододвинулся в очереди на пост начальника СИС. Но не думаю, что я бы получил его, главным образом потому, что я не являюсь хорошим «бюрократом», что являлось наиболее сильной чертой Мензиса. Но у меня были хорошие шансы стать первым заместителем или просто заместителем директора СИС. Назначение в Вашингтон – это показатель, что я был недалек от поста шефа разведки».

Руководство советской разведки пришло, очевидно, в восторг, получив извещение о новом назначении своего помощника. С момента согласия Филби помогать русским до достижения первой цели – поступления на работу в СИС прошло всего семь лет. Через девять лет он получил один из важнейших разведывательных постов в Вашингтоне, оперативном центре западных разведок. Остался лишь один шаг. И если бы Филби удалось сделать его, он в качестве шефа СИС был бы неуязвим. Британская разведка подпала бы под полный советский контроль. Неудивительно, что Филби так быстро упаковал свои вещи и покинул Стамбул. Он не мог задерживаться с прибытием в Вашингтон.

ГЛАВА XII. ПРОНИКНОВЕНИЕ В ВАШИНГТОН

Несколько недель Филби инструктировали в Лондоне относительно его обязанностей в Вашингтоне. Очевидно, руководство СИС считало, что предшественник Филби Питер Двайер уделял слишком много внимания ФБР в ущерб ЦРУ. Одна из задач Филби состояла в том, чтобы, действуя осторожно, не ущемляя Эдгара Гувера, коренным образом измерить положение дел в пользу ЦРУ. На всех совещаниях, брифингах, инструктивных беседах он вел себя, как обычно, сдержанно, строго контролируя свое поведение. Так было до беседы с Морисом Олдфилдом, который позднее стал генеральным директором СИС. Олдфилд рассказал Филби о поисках «Гомера».

Те же криптоаналитики ФБР, которые обрабатывали радиопередачи советского консульства в Нью-Йорке и раскрыли таким образом «Стэнли», столкнулись еще с одним русским агентом, имевшим псевдоним «Гомер». Материалы, которыми располагало ФБР относительно «Гомера», недвусмысленно свидетельствовали о том, что в 1944–1945 годах он был источником утечки сведений из британского посольства в Вашингтоне и, в частности, телеграфной переписки между Черчиллем и Трумэном.

Олдфилд рассказал Филби, что, работая совместно, ФБР и МИ-5 сузили круг людей, находившихся в то время в посольстве и имевших доступ к этим материалам. В скором времени, очевидно во время пребывания Филби в Вашингтоне, дело может быть завершено и ему следует быть готовым представлять британскую сторону. Филби срочно связался со своим советским коллегой в Лондоне и доложил ему о деле «Гомера». Тому нужно было получить инструкции из Москвы. Еще до отъезда Филби в Стамбул советский оперативный руководитель просил его выяснить, как идет проводимое британскими спецслужбами расследование, касающееся утечки информации из посольства Великобритании в Вашингтоне. Дело «Гомера» и этот случай касались одного и того же человека или нет? Через несколько дней Филби получил ответ: это одно и то же. Теперь Филби знал, кто такой «Гомер». Это Дональд Маклин.

В 1944 году Маклин был направлен в британское посольство в Вашингтоне в качестве первого секретаря и одно время исполнял обязанности начальника канцелярии. Его карьера на дипломатической службе Великобритании резко шла вверх: он был, по словам его коллеги, «баловнем» министерства иностранных дел и находился на верном пути к должности посла в Бонне или Риме. На русских он тоже работал с большим успехом. Передавая им информацию об обмене мнениями между Черчиллем и Трумэном в конце войны, он дал возможность Сталину держать в руках нить переговоров с Западом.

Потом в 1947 году Маклин стал секретарем Объединенного англо-американского комитета по атомной энергии. Это обеспечило ему доступ к материалам о политических разногласиях между Великобританией и США по вопросам развития атомной энергии и об атомных программах обеих стран, о которых он информировал Москву.

И в 1948 году Маклин, очевидно, обеспечивал русских полезной информацией, поскольку он входил в состав посольской группы, сопровождавшей Глэдвина Джебба, работавшего тогда в МИД Великобритании, на специальное англо-американо-канадское совещание, на котором впервые обсуждался проект создания НАТО. Это было совершенно секретное мероприятие и проводилось оно не в здании государственного департамента, а в Пентагоне без какого-либо протокола. Для русских, очевидно, представила большую ценность информация о том, что Запад намеревается создать «объединенный фронт» против коммунизма.

Но двойная роль, которую приходилось играть Маклину, стала сказываться на его самочувствии. Его жену Мелинду приводили в недоумение длительные задержки мужа на работе и запои, которые вызывали у него приступы депрессии и мрачные шутки. Она относила это к загруженности по работе, возможно, более спокойное место помогло бы разрешить ее Дональду возникающие психологические проблемы. Она вздохнула с облегчением, когда в октябре 1948 года Маклин получил назначение в Каир на должность начальника канцелярии.

Осознание того факта, что Маклин является «Гомером», создало для Филби ряд проблем. К счастью, его положение позволяло контролировать ход расследования и принять меры, когда спецслужбы «выйдут на след» Маклина. Филби понимал, что, когда он будет в Каире, делать это будет значительно труднее. Если расследование по каким-то причинам задержится, оно может быть закончено после перевода Филби на какое-то новое место. «Что-то должно было бы быть сделано до моего отъезда из Вашингтона, – писал Филби позднее. – Кто знает, куда меня назначат. Возможно, это будет связано с утратой всех нитей контроля за делом Маклина».

Поэтому Филби считал, что «дело Гомера» входит в его обязанности сотрудника советской разведки. Он занялся знакомством с Центральным разведывательным управлением и его работниками. У Филби не было иллюзий об организации, с которой он будет иметь дело.

ЦРУ выросло из Центральной разведывательной группы, которая в свою очередь явилась продолжателем дел Управления стратегических служб. С сотрудниками УСС Филби встречался во время войны, и у него создалось очень хорошее впечатление об их работе. Эти вопросы я обсуждал с Филби в ходе нашей письменной переписки в 1984 году. Во время своей работы над книгой «Вторая из самых древних профессий» я столкнулся с позицией сотрудников американской разведки по вопросу отношений Великобритании со своими колониями, и она произвела на меня большое впечатление. Филби мне писал: «Меня чрезвычайно удивила ваша оценка УСС как радикальной, реалистической и антиколониальной организации. Такой она является лишь отчасти и только в том смысле, что хотела бы иметь открытые двери в колониях, которыми пользуются британская, французская и голландская империи. И по тем же причинам американцы добивались «открытых дверей» в Китае для достижения там экономического господства. Возможно, такая позиция и реалистична, но никак не радикальна».

В конце войны Трумэн распустил УСС и не намеревался иметь разведывательную службу в мирное время. Однако в январе 1946 года он дал согласие на создание Центральной разведывательной группы, которая должна была анализировать и рассылать информацию, собранную армией, ВМС и госдепартаментом. Предполагалось сделать из нее координирующий орган, обеспечить эффективность работы разведывательных служб родов войск и не допустить их соперничества. Но сразу же в Центральной разведывательной группе стали проявляться элементы жестокости и стремления к власти, что позднее стало характерным для ЦРУ. В течение восемнадцати месяцев Центральная разведывательная группа расширила свои функции и добивалась права заниматься сбором разведывательной информации. Ее трудно было остановить.

Интересы Центральной разведывательной группы столкнулись с интересами ФБР. В этой борьбе она вышла победителем. Группа сумела перехитрить такого мастера интриг, каким был шеф ФБР Эдгар Гувер. Центральная разведывательная группа добилась роспуска шпионских сетей ФБР, захватила контроль над разведывательными службами тех трех ведомств, которым должна была докладывать о своей работе: армии, ВМС и госдепартаменту. Она раскрыла в военном министерстве секретную разведывательную службу, которая была создана еще в октябре 1942 года и о существовании которой знал ограниченный круг высших должностных лиц, в том числе сам президент Рузвельт, и добилась ее роспуска.

За год Центральная разведывательная группа увеличилась в шесть раз и объединила в своем составе все оставшиеся службы и подразделения Управления стратегических служб. Группа завоевала такой авторитет у президента Трумэна, что, начиная с 1948 года, когда она была преобразована в ЦРУ, именно директор Центральной разведки первым докладывал президенту о событиях дня. Ко времени прибытия Филби в Вашингтон, ЦРУ была на пути превращения в громадную бюрократическую машину, какой она является сегодня со своими банками и источниками доходов, авиалиниями и своей политикой. Лозунгом разведки в 1947 году было: «В 1948 году обойдем по размерам госдепартамент!» Так оно и случилось.

По мере роста у ЦРУ менялись концепции относительно своей роли. Свою задачу оно видело не просто в сборе информации относительно происходящих в мире событий, а в оказании на них воздействия с выгодных США позиций. Оно стало почти самостоятельным внешнеполитическим ведомством. Филби должен был поддерживать связь с этим учреждением, фактически являвшимся правительством внутри правительства США.

Позднее он возлагал вину за расширение ЦРУ и появившиеся новые направления в его деятельности на Аллена Даллеса, в то время заместителя директора ЦРУ и его шефа с 1958 по 1961 год. В письме ко мне он писал:

«Управление специальных операций было продуктом «горячей войны», Центральное разведывательное управление – «холодной». Вопрос не в том, каким образом УСС превратилось в ЦРУ, а как ЦРУ додаллесовской эпохи (оно было создано за пять лет до того, как Даллес стал его директором) превратилось в этого дикого зверя. Есть несколько соображений по этому поводу. Аллен Даллес, используя своего брата Джона Фостера (государственный секретарь США с 1952 по 1959 год), завоевал слишком большую власть, которую Эйзенхауэр не смог ограничить (возможно, он знал об этом слишком мало).

Со своей стороны Аллен Даллес был настолько «добродушным» руководителем, что не мог заставить себя вымолвить слово «нет». Таким образом, тихо, без шума, ряду «благоразумных» негодяев и маниакальных личностей удалось обойти все препоны и действовать по своему усмотрению. Наступило «царство грязных дел». Конечно, с точки зрения глобальной борьбы, без грязных трюков не обойтись, но осуществляемые бесконтрольно и бесцельно, такие трюки становятся фантастически дорогими и мало продуктивными. Сумасшедшие муллы пришли на смену Массадыку в Иране.

Могло показаться, что Филби был просто очарован Даллесом, как и Даллес Филби. Когда Леонард Мосли писал свою книгу о семье Даллеса, среди бумаг Аллена Даллеса он нашел следующую характеристику Филби: «В некотором плане, по темпераменту, отношению к людям, пристрастиям к женщинам и хорошей жизни, он не отличается от меня». Мосли послал это высказывание в адрес Филби в Москву и получил от него пространный ответ, который интересен тем, что в нем дается характеристика одного из руководителей ЦРУ того времени. Филби писал:

«Надеюсь, что я не расточаю особых похвал в адрес Аллена Даллеса. Он мне очень нравился. С ним было приятно иметь дело. Добродушный, спокойный, предсказуемый, постоянно с трубкой во рту, потягивающий виски. Ничего от Джеймса Бонда (отвратительный тип). Я впервые встретил Даллеса в 1950 году, он был заместителем директора ЦРУ Беделла Смита. В течение года видел его часто, как по работе, так и в частных компаниях.

Слышал о Даллесе гораздо раньше, еще когда он был в Швейцарии и его имя было окружено легендой. (Все разведчики, достигшие доброй или дурной славы – и я один из них – становятся легендой.) Даллес ничего не делал для развенчания своей легенды. Он питал отнюдь не профессиональное влечение к тайным и темным делам. В конце концов это его и погубило. Я имею в виду залив Свиней.

Я чаще всего встречался с Алленом Даллесом в присутствии двух или трех его коллег за завтраком или обедом в рядовых вашингтонских заведениях: «Колони», «Ле-Салле», «Мейфлауэр», «Шорехэм» и др. (Ресторан «Харвей» мы не посещали, потому что там часто бывал Гувер. Интересно то, что он обычно не платил за угощение.) По служебным вопросам я заходил к Аллену Даллесу поздно вечером, зная, что после беседы он предложит посетить какой-нибудь уютный бар, где обычно продолжался деловой разговор.

Ваши вопросы заставили меня более внимательно посмотреть на личность Даллеса. Вновь и вновь с непреодолимой настойчивостью на ум приходит прилагательное «ленивый». Несомненно, Аллен Даллес был активным человеком в том смысле, что мог до позднего вечера вести деловой разговор, вскочить в самолет и объездить столицы многих стран и другие живописные места. Но он никогда глубоко не вникал в проблему, если она не затрагивала его личных интересов. Был ли Даллес легко поддающимся влиянию человеком? По моему мнению, Даллес наслаждался тем, что делал, а делал то, что приносило ему удовольствие. Ни больше, ни меньше. Достаточно, возразите вы, чтобы быть приятным человеком. Конечно, если не брать во внимание занимаемый им пост».

В Вашингтоне Филби снял дом на Коннектикут-аве-ню, и его предшественник Питер Двайер, сотрудник СИС, начал знакомить Кима с делами. Двайер прежде всего сказал Филби, что в течение первых трех месяцев ФБР будет прослушивать все помещения его дома, как это было и с ним. В Москве Филби следующим образом объяснил это явление:

«Делалось это не потому, что ФБР в чем-то подозревало меня – в этом случае я бы никогда не получил этого поста. Просто Гувер никому не доверял, пока не получал необходимых доказательств. Он презирал и испытывал недоверие ко всем – славянам, евреям, католикам, гомосексуалистам, либералам, неграм – ко всем. К счастью, это отвлекало Гувера от его реальных обязанностей».

Филби легко вошел в новые дела. Его офис располагался в здании британского посольства, но большую часть времени он проводил в ЦРУ или ФБР. В ЦРУ Филби имел дело в основном с его двумя главными управлениями: управлением стратегических операций (УСО), занимавшимся сбором разведывательной информации, и управлением по координации политики (УКП). Под этим невинным названием скрывалась служба по проведению тайных операций и актов саботажа. В управлении стратегических операций он поддерживал регулярный контакт с двумя сотрудниками: Джеймом Энглто-ном, с которым часто ходил на ленч, и Биллом Харви, бывшим сотрудником ФБР, которого Гувер выгнал с работы за пьянство в рабочее время. В ФБР чаще всего приходилось встречаться с Джоном Бойдом, в прошлом одним из головорезов Гувера в районе Чикаго.

Это были неспокойные годы, когда мир охватывали международные кризисы. Сначала всех шокировал взрыв Советским Союзом 29 августа 1949 года атомной бомбы. Это вызвало бурю негодований по отношению к ЦРУ, которое утверждало, что русские смогут создать атомную бомбу не раньше середины 1953 года, что явилось самым большим просчетом Запада в «холодной войне». (Вину за это взял на себя директор ЦРУ адмирал Роскоу Хилленкоттер, который в конце концов был заменен генералом Уолтером Беделл-Смитом.)

Успехи русских породили чувство всеобщего страха. ФБР пыталось объяснить создавшуюся ситуацию тем, что американские расчеты (пройдет много лет, пока русские смогут создать атомную бомбу) были правильными, но сведены на нет работой в США советской шпионской сети, которая, по словам Гувера, «выкрала наиболее важные секреты, которыми когда-либо владело человечество» [19]19
  Это явное преувеличение. Так называемые «атомные шпионы» – Юлиус и Этель Розенберг, Клаус Фукс, Бруно Понтекорво, Алан Манн Мей и, возможно, Дональд Маклин – не выдавали атомных секретов Советскому Союзу. Советские физики самостоятельно создали атомную бомбу. Эти люди, и прежде всего Фукс, вероятно, ускорили дату первого советского атомного взрыва, но даже это сомнительно. Речь может идти максимум о годе или восемнадцати месяцах. Нет доказательств, что Розенберги, казненные в 1953 году, сообщили русским что-либо ценное об атомной бомбе. – Прим. авт.


[Закрыть].

В июне 1950 года началась корейская война. И вновь на ЦРУ посыпались упреки, что оно не смогло предсказать нападения Северной Кореи, хотя американская разведка за два года до этого проводила на полуострове серию тайных операций. Повсюду в мире сталкивались интересы двух сверхдержав, и ЦРУ продолжало пытаться уменьшить влияние Советского Союза с помощью тайных операций. ЦРУ вмешивалось в дела Греции, Франции и Италии, пытаясь не допустить прихода там к власти коммунистов. Оно осуществляло антикоммунистические операции в Иране и Гватемале, а позднее – в Индонезии, Анголе, Чили и на Кубе.

Филби находился в центре оперативного подрывного планирования американской администрации. И если попытаться оценить сделанное им для Советского Союза в эти два года пребывания в Вашингтоне, следует мыслить не категориями «болтов и гвоздей» – как то толщина брони у американских танков и тому подобное, а политическими понятиями: наличие или отсутствие политической воли, долгосрочное военное планирование, разногласия в директивных органах, взаимоотношения между союзниками. Таким образом, следует говорить о всеобщей стратегии Запада. Его дни были заполнены совещаниями, обсуждением точек зрения американцев, представлением своих взглядов, достижением компромиссов, планированием операций, подготовкой сообщений в Лондон. У него был доступ к руководству американской разведки всех степеней, включая ее директора Беделла Смита, с которым он встречался довольно часто.

Чтобы показать, какими необыкновенными способностями был наделен Беделл Смит, Филби описал в своей книге эпизод, когда он получил от Смита документ, состоявший из двадцати пунктов. Зная, что директор обладает острым умом, он все утро учил документ наизусть. Смит прочитал документ только один раз и в течение довольно длительного времени обсуждал его с Филби, ссылаясь на номера пунктов, не сверяясь с документом. В описании этого эпизода Филби опускает наиболее интересный факт – содержание документа. В Москве он рассказал мне, о чем там шла речь: о подробном плане сотрудничества между ЦРУ и СИС в случае войны с Советским Союзом. Содержание документа Филби передал своему советскому коллеге, продиктовав его по памяти. Для этого он и выучил его наизусть.

Принятие в 1946 году закона Макмагона, запрещавшего передачу союзникам США информации об атомных секретах, не позволило Филби получить зимой 1949–1950 года сведений об имевших место в Белом доме дебатах по поводу целесообразности создания в США водородной бомбы. Однако даже знакомство Филби с различными точками зрения позволяло ему сделать необходимые выводы. Лаймен Киркпатрик, ставший впоследствии генеральным инспектором ЦРУ, высказал мне следующее соображение: «Сотрудники разведки обычно обсуждают друг с другом служебные вопросы. Филби был посвящен в гораздо большее число секретов, чем это было ему положено». Поскольку Великобритания в равной степени была заинтересована в получении сведений о дебатах в США по поводу водородной бомбы, Филби передавал полученную им информацию как русским, так и англичанам.

Сказанное выше не означает, что каждый сотрудник ЦРУ или ФБР рассказывал Филби все, что знал, или что Филби мог использовать все, что ему становилось известным. В жестком мире разведывательных служб даже близкие друзья не пользуются в этом отношении полным доверием. Вскоре после прибытия в Вашингтон Филби пытался убедить ЦРУ использовать международную коммуникационную систему СИС, в то время более быстродействующую и эффективную, чем американская. Он появлялся на совещаниях, имея на руках оперативное сообщение своего источника, и, зная, что такую информацию американцы еще не получили, небрежно швырял его на стол и, непроницаемо улыбаясь, говоригі: «Интересно, как бы вы использовали это?» Затем скромно говорил, что СИС с удовольствием разрешила бы американцам в любое время пользоваться своей коммуникационной системой. Однако руководящие сотрудники ЦРУ во главе с Энглтоном выступали против этой идеи, поскольку они не хотели, чтобы британская разведка читала их сообщения.

Энглтон и Филби не сошлись также во мнениях о том, как должно осуществляться взаимодействие между ЦРУ и СИС: через представительство ЦРУ в Лондоне или группу СИС в Вашингтоне. Энглтон выступал за Лондон.

«В этом случае он мог бы оказывать максимальное воздействие на штаб-квартиру СИС, допуская лишь минимальное вторжение британской разведки в свои собственные дела. С точки зрения национальных интересов это вполне справедливо. Поддерживая со мной довольно близкие отношения, он мог в большой степени держать меня под контролем. Со своей стороны я охотно делал вид, что попался на удочку. Чем больше было между нами открытого доверия, тем меньше он мог заподозрить мои тайные действия. Трудно сказать, кто больше выигрывал в этой сложной игре, но у меня было одно большое преимущество: я знал, что он делает для ЦРУ, а он знал, что я делаю для СИС. Однако истинный характер моих интересов ему был неизвестен».

Из книги Филби «Моя тайная война»

По этому вопросу следовало бы изложить два соображения. Первое, борьба в секретном мире – это далеко не всегда подвиги Джеймса Бонда. Нередко это бюрократические схватки, подобные тем, что ведутся в промышленности, торговле, правительственных ведомствах. Второе, возможно, Филби недооценивает преимущества, которые он имел над Энглтоном.

Следует еще учитывать и тот факт, что Филби получал и такую информацию, которую он не мог использовать. К этой информации имел доступ настолько узкий круг лиц, что если бы Советский Союз среагировал на нее, у ЦРУ сразу же возникли бы к Филби подозрения. Кажется, так именно и произошло с рядом тайных операций, которые ЦРУ и СИС осуществили совместно в конце 40 – начале 50-х годов по проникновению в Советский Союз и дестабилизации положения в странах советского блока. Наиболее печально известной из них является албанская операция, унесшая жизни многих людей.

В 1948 году правительства США и Великобритании санкционировали в принципе проведение операций по отрыву восточноевропейских стран от Советского Союза. Эта идея напоминала позднее разработанную теорию «домино», за которую так исступленно выступали американские специалисты по делам стран Юго-Восточной Азии: падет правительство одной страны, за ним последуют другие. Тактика заключалась в заброске в какую-то социалистическую страну достаточного количества хорошо подготовленных агентов, которые должны были действовать по примеру борцов французского Движения сопротивления во время второй мировой войны. Цель таких действий – вызвать полномасштабную гражданскую войну и создать дополнительные трудности для Москвы. Кроме того, учитывались и те благоприятные моменты, которые могли бы появиться, если бы в других странах советского блока произошли такие же события. В своих оптимистических прогнозах организаторы этой операции уже видели, как колеблются основы советской системы в Восточной Европе.

Большая предварительная работа была проведена по выбору наиболее подходящей страны. Наконец, пришли к общему выводу, что наилучшие шансы на успех может дать Албания, самая слабая и маленькая социалистическая страна. Коммунистический режим под руководством Энвера Ходжи там еще не укрепил своих позиций. Немцы были изгнаны из страны в ноябре 1944 года, но в первые послевоенные годы коммунисты все еще не завершили свою программу по восстановлению хозяйства страны. Король Зогу находился в изгнании в Каире, но многие его сторонники остались в стране. Албанские эмигрантские группы с уверенностью говорили о том, что население только и ждет «вдохновляющего сигнала» с Запада, с гем чтобы начать контрреволюцию.

Разработка планов продвигалась быстро. В качестве базы Великобритания выделила остров Мальту и предоставила малотоннажные суда для заброски агентов. Американцы дали деньги и оружие, а также базу ВВС Уиллус-филд в Ливии для обеспечения снабжения и высадки воздушных десантов. Операцией руководил совместный комитет из представителей ЦРУ и СИС во главе с Джеймом Маккаргаром и Кимом Филби.

За столом совещаний разрабатываемый план казался вполне осуществимым. Поэтому в 1952 году в Албанию стали забрасывать агентов с воздуха, высаживать на побережье или перебрасывать через границу с Грецией.