Текст книги "Изменница"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

СЕКРЕТНЫЙ ЯЩИЧЕК

Приближалось Рождество. Время, которое прошло после той поездки в Лондон, было для меня довольно трудным. Прогноз оказался верным. Жан-Луи мучили боли, и мне было невыносимо видеть, как он страдает. Я была благодарна Чарльзу за настойки, которыми он меня снабдил. Он очень заботился о Жан-Луи, и приезжал к нам тотчас же, как только я посылала за ним. Казалось, одно его присутствие успокаивало Жан-Луи.

Жан-Луи держался стойко, и мне было трогательно до слез видеть, как он скрывает от меня свои страдания. Чарльз предупредил меня, что у него может возникнуть искушение принимать опиум свыше той нормы, которую он прописал. Чарльз сказал, что наркотик должен находиться под моим контролем и я должна внимательно следить за тем, какую дозу принимает муж.

– Держите бутылочки под замком, – сказал он.

– Жан-Луи никогда не лишит себя жизни, каким бы ни было искушение, – сказала я.

– Дорогая моя Сепфора, – ответил Чарльз, – откуда вам знать, каким может быть искушение?

Все это было бы невыносимым, если бы не случались такие моменты, когда боли оставляли Жан-Луи на неделю-на две, давая ему и мне какую-то передышку. Такая вот сложилась жизнь.

Я наняла Лотти гувернантку, что вовсе не было ей в радость. Ей нравилось заниматься со мной, но наши занятия стали нерегулярными. С появлением Мадлен Картер Лотти была обязана приходить в комнату для занятий точно в одно и то же время каждое утро. Лотти была не очень-то склонна к учебе: у нее, как выразилась мисс Картер, ум был, как у бабочки. Она не умела сосредоточиться на чем-то одном и порхала от одной темы к другой.

– Если бы она была хоть чуточку собранней… – вздыхала мисс Картер.

Мадлен Картер в свои тридцать с небольшим лет все еще оставалась девицей. Она приходилась сестрой викарию и содержала его дом. Но викарий умер довольно молодым и у Мадлен возникли жизненные трудности, поэтому она охотно согласилась работать у нас. Это была женщина строгая и деловая; я не сомневалась, что сделала правильный выбор. Лотти следовало держать в большой строгости, иначе она могла разбаловаться.

Большим счастьем для нас было то, что Джеймс Фентон стал работать у нас управляющим. Сразу же после того, как мы вернулись из поездки в Лондон, он поехал домой, поделился с Хэтти новостями и тут же вернулся к нам, предоставив ей возможность «спокойно собрать вещи».

Она приехала через пару недель с двумя детьми.

Она была рада, что вернулась к нам, но опасалась встречи с Диконом. Поскольку он намеревался появиться у нас на Рождество, мы договорились, что она, Джеймс и дети уедут на время праздников на ферму двоюродного брата Джеймса и поживут там, пока моя матушка, Сабрина и Дикон не уедут в Клаверинг.

Так прошли эти месяцы. Джеймс был нашим спасителем. Он много времени проводил с Жан-Луи, обсуждая хозяйственные дела и планы на будущее. Он не давал ему упасть духом.

Я еще больше сдружилась с Форстерами, и мы часто навещали друг друга. Их семья стала занимать большое место в моей жизни.

Еще нужно упомянуть о Эвелине. Она по-дружески Держалась со мной после той истории с завещанием. Она напоминала мне кошку, которая нашла себе уютное место. Ей достался в наследство Грассленд, у нее был ребенок, которого она, без сомнения, любила, у нее был Том Брент – управляющий поместьем, который, по всей вероятности, исполнял обязанности не только управляющего.

Гости приехали к нам за день до Рождества. Мы с Лотти сделали все, чтобы создать праздничную обстановку в доме. Жан-Луи – благодарение Фортуне – вдруг оживился и мог перемещаться по комнате, опираясь на трость. Я давно договорилась со слугами, чтобы они помогли ему передвигаться. В душе я молилась о том, чтобы его хотя бы короткое время не мучила боль.

Преданность Лотти Жан-Луи была поразительной. Каждый раз, когда она приходила к нему в комнату, его глаза светились радостью. Она всегда приносила ему что-нибудь с долгих прогулок по полям и лесу. Однажды она принесла ему ветку остролиста с ягодами такими же красными, как ее щеки.

– На ней было больше ягод, чем на всех других, – сказала она. – Папа, я сберегла ее для тебя.

Я видела, что она дарит ему счастье. Но я сознавала, что он обречен.

– А это, папа, клематис. Мисс Картер учит меня запоминать названия. Мисс Картер знает абсолютно все, но, к сожалению, дорогой папочка, твоя дочь – невежда. Тебе это известно?

Он нежно взял ее за руку, и в его глазах задрожали слезы. Он стал очень чувствительным в последнее время.

– Моя дочь – лучшая девочка на свете, – сказал он.

Лотти наклонила голову набок:

– Как сказала бы мисс Картер, все зависит от того, что считать «лучшим». Лучшая в прыжках и беготне – да. Лучшая в лазаний по деревьям – да. Лучшая в арифметике… о нет, нет! Папочка, я бываю иногда очень вредной. Какая же я «лучшая»?

Ее болтовня забавляла его, и она это знала. Лотти могла быть капризной и вредной, но у нее было доброе сердце.

Слуги принесли в дом рождественское полено. Мы сели составлять праздничное меню. У Лотти от удовольствия загорелись глаза.

– Нам нужно позвать на праздник всех знакомых. Форстеры должны прийти обязательно. А как насчет Эвелины Мэйфер?

Я сказала ей, что на Рождество наш дом будет открыт для всех.

– Нам нужно пригласить музыкантов. Мама, как ты думаешь, придут к нам музыканты?

– А как же. У нас будут для них угощение и пунш. Мы заплатим им за игру.

Лотти от возбуждения захлопала в ладоши. Неожиданно она закрыла ладонью рот.

– Что такое? – спросила я.

– Мне бы хотелось увидеть, как танцует мисс Картер.

– Я не сомневаюсь, что она танцует прекрасно, – ответила я. – В каждом человеке столько неожиданного.

– Я бы хотела увидеть эту неожиданность.

– Тебе придется немного потерпеть, – сказала я, и мы снова вернулись к составлению меню.

Я была рада снова увидеть матушку. Она обняла меня и сказала, что нам нельзя быть в разлуке так долго. В ее взгляде были сострадание и печаль, когда она разговаривала с Жан-Луи. Должно быть, он очень изменился с тех пор, как покинул Клаверинг.

Сабрина выглядела такой же красоткой, как всегда.

Дикон возмужал. Теперь ему, должно быть, было лет девятнадцать. Он стоял передо мной и улыбался во весь рот.

– Как я рад вас видеть, Сепфора! – весело сказал он. – А эта красавица, должно быть, Лотти. Ну как же ты выросла! – Он взял ее на руки и поднял над головой.

Лотти засмеялась.

– Отпусти меня, – потребовала она.

– Не отпущу, – возразил он, – пока ты меня не поцелуешь.

– Ах вот как! Ну ладно, – Лотти быстро поцеловала его в лоб.

– Так нечестно, – сказал Дикон. – Кузины так не целуют.

– Я сказала – отпусти меня, – запищала Лотти. Меня как-то смутило, что он держал ее на весу. Женщины пошли в дом. Обернувшись, я увидела, что Лотти опять целует Дикона.

– А теперь, – сказала она, – ты должен познакомиться с мисс Картер.

– Всегда рад познакомиться с леди, – сказал Дикон.

– Мисс Картер – моя гувернантка.

– Разве это мешает быть ей леди?

– Ничуть не мешает, – сказала Лотти. – Она постоянно напоминает мне, что я – тоже леди. Она очень заботится об этом. Мисс Картер – замечательная учительница.

– У которой очень нехорошая ученица. Чтобы не слышать их болтовню, я заговорила с матерью и сказала, что мне было бы интересно узнать, как дела в Клаверинге.

После того как я показала им их комнаты, мы сели поговорить. Мать и Сабрина чуть ли не в один голос заявили, что дела в имении обстоят великолепно с тех пор, как Дикон взялся управлять им.

– Конечно, он расстроил нас, когда бросил учебу, – добавила Сабрина. – Но Дикон поступил по-своему.

– Как всегда, – заметила я.

– Дикон часто вспоминает вас. Ему будет так интересно поговорить с Жан-Луи и вашим управляющим, – сказала мать.

– Нашего управляющего сейчас здесь нет. Он и его жена на время уехали. И это хорошо, что его нет.

– Хорошо? – удивилась мать. – Я полагаю, Жан-Луи очень слаб, чтобы следить за поместьем.

– Наш управляющий, мама, Джеймс Фентон. Я не думаю, что он или его жена захотели бы встретиться здесь с Диконом.

Моя матушка смутилась, а Сабрина заметила:

– Ах, значит, так… Но ведь это случилось очень давно.

– И поскольку героем этой истории был Дикон, – добавила я, – то теперь все это можно считать своего рода семейной шуткой.

– Я никогда не считала это шуткой, – возразила мать. – Но об этом уже забыли. Такое может случиться в любой семье.

Я поняла, что это бесполезные разговоры, потому что для них Дикон был совершенством во всех отношениях. Я могла только испортить им настроение накануне праздника.

Гостям представилась Мадлен Картер.

Моя мать отнеслась к ней весьма доброжелательно.

– Умная, милая женщина, – отозвалась мать о ней.

– Только такая воспитательница способна держать Лотти в руках, – добавила Сабрина.

Дикон обозвал ее святой девственницей и спросил У Лотти, не наблюдала ли она нимбы вокруг ее головы.

Лотти рассмеялась.

– Не чадо так шутить, кузен Дикон. Она очень добрая – И ты ее любишь?

– Конечно – О., я в отчаянии. Это значит, что ты не любишь меня Лотти поджала губы и вытаращила глаза. Дикон покатился со смеху Было ясно, что он заигрывает с Лотти Он задался целью очаровать всех, включая Мадлен Картер.

Дикона переполняла радость к жизни. Ему было интересно в Эверсли. Он повзрослел и теперь мог сравнить состояние дел в имении с тем, как велось хозяйство в Клаверинге. Меня порадовало и то, что он с вдохновением обсуждал разные темы с Жан-Луи, которого это ободрило. За это я была очень благодарна Дикону Наблюдая за Жан-Луи, я опасалась увидеть по выражению его лица, что боли опять одолевают его.

Рождественское утро выдалось ясным. На дорогах и на крышах домов искрился иней, но днем он растаял на солнце. Стояла безветренная и в меру прохладная погода. Лотти и мисс Картер уехали на прогулку, к ним присоединился Дикон.

Меня успокаивало то, что в их компании находится мисс Картер, которая при случае поставит на место моего племянника. Накануне вечером он отправился с визитом в Грассленд, и я была уверена, что он задержится там допоздна, но, к моему величайшему удивлению, он вернулся в Эверсли буквально через час «Интересно, в чем дело? – задумалась я. – Может быть, Эвелины не было дома?» Мне это было не совсем безразлично. Я рассчитывала на то, что его прежняя связь с Эвелиной возобновится и тогда мы пореже будем видеть его дома.»

Пришли музыканты. К тому времени вернулась с прогулки и молодежь. Я знала, что Лотти устроила бы скандал, если бы они опоздали к началу концерта.

Мы все собрались в холле, и Лотти помогала разносить кружки с пуншем и кексы.

Жан-Луи, кажется, чувствовал себя довольно сносно; ему помогли спуститься в холл. Я не переставала наблюдать за ним и решила, что при первых признаках боли дам ему дозу опия и прикажу слугам проводить его наверх. Но он сидел и улыбался, глядя на Лотти, лишь изредка посматривая на меня. Он догадывался, что я слежу за ним.

– Не беспокойся, Сепфора, – сказал он. – Если мне понадобится обезболивающее, я попрошу. А теперь забудем об этом.

Я согласно кивнула и взяла из рук Лотти бокал с пуншем.

– Папа, ты тоже должен выпить пунша, – заявила она. – Это тебя подбодрит.

Лотти принесла ему бокал. Но прежде чем отдать его, улыбнулась и отпила из него чуть-чуть.

Я услышала, как Жан-Луи тихо произнес:

– Благословенное дитя…

Мы поели, и празднество началось. Большой зал был переполнен. Пришли наши фермеры со своими семьями и сразу же присоединились к танцам, как только заиграли скрипачи. Я знала, что они не откажутся прийти потанцевать и выпить пунша.

Пришли Форстеры вместе с Чарльзом и со своими фермерами, а также пожаловали двое фермеров из Грассленда. Эверсли было большой усадьбой, и долгие годы было принято собираться всей округой здесь на Рождество.

Пришла и Эвелина в сопровождении Тома Брента. Она казалась веселой, но старалась держаться скромно. Я увидела, что Дикон наблюдает за ней, но Эвелина делала вид, что не замечает его.

Я танцевала с Чарльзом Форстером. Он был хорошим танцором, во всяком случае, танцевал не так, как Дикон, который покорял публику своими выкрутасами. Он не смог отдать предпочтения какой-то одной партнерше, а весь вечер танцевал то с одной, то с другой. Он вел себя как хозяин дома, взяв на себя эту роль по праву члена семьи, ибо Жан-Луи был не способен ее исполнить.

Чарльз заговорил о Жан-Луи и выразил радость по поводу его присутствия на празднике.

– Вы считаете, что я поступила правильно, распорядившись привести его сюда? – обратилась я к Чарльзу.

– Конечно. Чем больше он будет придерживаться обычного уклада жизни, тем для него лучше, – ответил он.

– Я бы не простила себе, если бы ему этим вечером стало плохо.

– У него сейчас наступил спокойный период, я вижу это.

– Как бы я хотела, чтобы он продлился подольше.

– Такое возможно. Всякий раз, когда боль оставляет его, появляется шанс к выздоровлению.

– Это такое утешение, что вы рядом. Чарльз слегка сжал мне руку:

– А мое утешение – быть вам полезным. Мы улыбнулись друг другу. Краем глаза я заметила, что мимо нас пронеслись в танце Дикон и Эвелина.

Чарльз подвел меня к Жан-Луи и остался поболтать с нами. Жан-Луи заверил его, что чувствует себя лучше.

– Опий как будто придает мне сил, – сказал он.

– Он дает тебе на время передышку от боли, – сказал Чарльз, – и это помогает тебе сопротивляться.

– Значит, это для меня полезно?

– В предписанных дозах да. Я уверен, что Сепфора не позволяет тебе превышать дозу.

– Она охраняет пузырек, как огнедышащий дракон.

– Так и должно быть, – сказал Чарльз. Ко мне подошла Эвелина:

– У меня к тебе просьба.

Чарльз покинул нас, и она продолжила:

– Я знаю, что должна была сделать это у себя в доме. Но, поскольку сегодня здесь все собрались, я хотела бы объявить новость. Я знаю, что кто-то скажет, будто я действую слишком поспешно… однако какой смысл ждать?

– Не хочешь ли ты сказать… – начала я. Эвелина широко улыбнулась мне:

– Ну да. Том и я решили… Почему бы и нет? Он управляет имением, а имение мое. Ну и что? По сути, мы владеем им вдвоем. Так почему бы это не узаконить? Вы не возражаете против моего объявления?

Я посмотрела на Жан-Луи, и он улыбнулся мне. В этот момент мимо нас в танце пролетели Дикон со своей партнершей. Теперь это была мисс Картер. Ее было не узнать. Она двигалась очень грациозно. Локон выбился из ее прически и упал на лицо.

К нам подбежала Лотти. Она задыхалась от смеха и еле выговорила:

– Вы… вы видели мисс Картер? Я засмеялась в ответ:

– А я что говорила? Но помолчи. Эвелина хочет сделать объявление.

Лотти захлопала в ладоши:

– Как здорово! Это насчет того, что она собирается выйти замуж за Тома Брента?

Я не думала, что Лотти знает о таких вещах. Видимо, мне пора было осознать тот факт, что моя Дочь подрастает и становится умней.

Я встала и громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание присутствующих. В зале воцарилась тишина.

– Слушайте все. Госпожа Мэйфер хочет сообщить всем нечто важное.

Эвелина вышла на середину зала, держа за руку Тома Брента.

– Я знаю, что про нас ходят всякие сплетни, – сказала она. – Я намерена положить им конец. Мы с Томом решили пожениться.

Сначала стало очень тихо, а потом раздались аплодисменты.

Дикон выкрикнул:

– Это надо отметить! Мы все должны выпить за их здоровье.

Началось оживление, все торопились наполнить свои бокалы.

Дикон стоял почти рядом с Эвелиной. Он поднял бокал и посмотрел на нее. Я заметила, что Эвелина ответила ему вызывающим взглядом, в ответ на который Дикон хитро поднял брови и улыбнулся.

Музыканты принялись играть» Сердце дуба «, и это показалось мне не совсем уместным для такого случая ***

Мать, Сабрина и Дикон готовились к отъезду домой. Лотти уговаривала их погостить еще.

– Моя милая кузина, – сказал Дикон. – Я отвечаю за имение и не могу оставить его надолго без присмотра.

Мать обняла Лотти и сказала:

– Мы должны видеться чаще. Мне не вынести такой долгой разлуки.

Я почувствовала себя спокойней, когда они уехали.

Мы вернулись к прежнему распорядку жизни. Через несколько дней после их отъезда в Эверсли вернулись Джеймс и Хэтти. Лотти очень привязалась к их детям и была теперь занята только ими.

Зима выдалась суровой, и боли все чаще мучили Жан-Луи. Чарльз часто наведывался к нам, и наши дружеские отношения стали еще более тесными. Я испытывала радость, общаясь с ним. Была какая-то мрачная ирония в том, что он приходил к нам потому, что страдал Жан-Луи. Иногда в город за лекарствами ездила я. Чарльз не доверял их получение никому, кроме меня. Я ознакомилась с его домом, где была оборудована операционная. Обстановка не вызывала жизнерадостного чувства. За порядком в доме следила пожилая женщина – аккуратная и заботливая. Именно такая и была нужна Чарльзу, который не очень-то заботился о себе.

Эвелина и Брент поженились на Пасху. В воздухе чувствовалось дыхание весны. И мне это придавало бодрости. Я испытывала жуткую тоску, видя, что здоровье Жан-Луи ухудшается. Теперь я спала в гардеробной, и часто вставала по ночам, чтобы дать ему дозу обезболивающего. Этот шкаф, ключ от которого я держала в секретном ящичке стоящего у окна столика, постоянно снился мне. Мне снилось, что я потеряла ключ и лихорадочно ищу его. Иногда я ехала сквозь темень ночи к Чарльзу и кричала:» Я потеряла ключ!»– и просыпалась от звука собственного голоса. Сны были настолько реалистичными, что я вскакивала с постели, зажигала свечу и открывала секретный ящичек. Ключ был на месте.» Это было всего лишь сон «, – говорила я себе невесть сколько раз за ту долгую зиму.

Я убеждала себя, что с наступлением весны Жан-Луи будет лучше, но в душе жила уверенность, что состояние его здоровья не зависит от погоды.

Однажды ночью я услышала шорох в спальне. Теперь я вела себя, как мать, у которой грудной ребенок. Стоило ему шевельнуться, и я тут же просыпалась.

Жан-Луи перебрался из постели в кресло… это было что-то необычное. Он сидел, закрыв лицо руками, его плечи вздрагивали.

– Жан-Луи! – Я подбежала к нему, – Что с тобой?

– Ах… я разбудил тебя. Я старался вести себя тихо.

– Я слышу каждое твое движение.

– Так эгоистично с моей стороны…

– О чем ты говоришь? – возразила я. – Я хочу быть с тобой, когда нужна тебе. Что с тобой? Тебя мучает боль?

Жан-Луи отрицательно покачал головой.

– Нет, меня мучает другое – моя бесполезность, – сказал он.

– О чем ты?

– Это же так ясно, разве нет? Я лежу в постели или сижу в этом кресле и думаю. Какая от меня польза? Без меня всем будет лучше.

– Не смей говорить такое! – воскликнула я.

– Но разве это не так? Ведь я для тебя стал обузой. Ты же только что сказала, что не можешь спокойно спать. Ты вынуждена постоянно находиться рядом со мной… От меня нет никакого толку.

– Жан-Луи, – сказала я, – мне больно слышать это.

Я опустилась на колени и уткнулась лицом в его халат. И вновь ужасная мысль о том, что я обманула его, пронзила мое сознание.

– Жан-Луи, я хочу помочь тебе, – с жаром сказала я. – Ты это понимаешь? Это моя жизнь. Я этого хочу.

– Ах, Сепфора, – тихо проговорил он, – моя Сепфора…

– Пожалуйста, пойми меня, Жан-Луи.

– Я всегда понимал тебя, – сказал он. – Как бы ни складывалась жизнь, я всегда понимал тебя.

Что он имел в виду? Неужели он знал о моей любовной связи с Жераром и догадывался, что Лотти не его дочь? Неожиданно я почувствовала побуждение открыться ему, рассказать о том, что было, но вовремя сдержалась. А что если у него не было никаких подозрений? И как бы мое признание могло отразиться на его состоянии?

– Я вижу по твоим глазам, что ты мучаешься, когда мне бывает плохо, – сказал он. – О, Сепфора, я страдаю от этого больше, чем от физической боли.

– Дорогой, конечно же, я сочувствую тебе. Как бы я хотела разделить с тобой твою боль…

– Господь с тобой, – сказал Жан-Луи, – что ты говоришь? Ты дала мне все. Ты, Сепфора, и твоя мать. Я часто думал, что бы случилось со мной, если бы она не приютила меня. Моя родная мать меня не любила. Я привык относиться к тебе как к своей попечительнице. Мы были счастливы с тобой, Сепфора, не правда ли?

– О да, – сказала я, – конечно.

– Спасибо, родная. Я хотел бы, чтобы у тебя были радостные воспоминания обо мне, и поэтому боюсь…

– Чего ты боишься?

– Боюсь, что ты будешь переживать, если все это будет так продолжаться. Я иногда думаю, а что если удвоить дозу или утроить? Что будет? Я усну. Усну блаженным сном, который навсегда разлучит меня с болью.

– Жан-Луи, ты не должен так говорить. Ты собирался покинуть нас?

Он нежно погладил меня по голове.

– Только потому, что я не могу видеть, как ты страдаешь, драгоценная моя.

– Ты думаешь, что мои страдания кончатся, если ты… погрузишься в глубокий-глубокий сон?

– Погрустишь недолго, а потом забудешь. Я молча покачала головой.

– Так будет, – сказал Жан-Луи.

– Я не хочу этого слышать.

– Ты хочешь внушить мне мысль, будто я вам нужен?

– А как же иначе?

– О, Сепфора, я чувствую себя таким должником. Я окружен заботой и любовью, но почему ты должна дарить ее мне? От меня никому нет пользы. Как не прикидывай, я только в тягость вам.

– Прошу тебя, давай прекратим этот разговор. Я не хочу это слышать. Ты должен поправиться. Разве ты не веришь доктору Форстеру?

– Ты права, Сепфора. Но если все обернется безнадежностью… Ты поможешь мне, если боли станут невыносимыми?

– Прошу тебя, не говори так.

– Да чего уж там. Мое избавление от мук – в той бутылочке. Если я не смогу выносить боль, ты поможешь мне?

– Давай-ка я лучше помогу тебе лечь в постель, И позволь мне полежать рядом с тобой.

Мы лежали рядом, и я держала его руку в своей весь остаток ночи, пока под утро он не заснул.

Пришло письмо от матери. Последнее время мы переписывались часто, потому что она хотела знать, как чувствует себя Жан-Луи.

« Я понимаю, что ты, не можешь приехать к нам из-за мужа, – писала она. – И мы к вам – тоже. Это нарушило бы ваш уклад. Но почему бы тебе не разрешить Лотти пожить у нас? Ее воспитательница, милая и разумная мисс Картер, может приехать вместе с ней. Мы очень соскучились по Лотти «:

Лотти пришла в восторг, когда узнала об этом.» Бедная девочка, – подумала я, – она ведь тоже устала от болезни Жан-Луи. Неплохая идея – отправить ее на время куда-нибудь «.

В конце июня я проводила ее в Клаверинг. Она уезжала вместе с мисс Картер в сопровождении шести слуг, которым я наказала по приезде туда сразу же возвращаться обратно, чтобы я могла знать, что они благополучно добрались до места.

Когда я вошла в спальню Жан-Луи, он лежал в постели. Увидев меня, он улыбнулся.

– Я рад, что Лотти уехала, – сказал он.

– Ты шутишь, – ответила я. – Ты же не можешь без нее.

– Да, я очень скучаю без нее. Однако для нее будет лучше не видеть меня.

– Жан-Луи, не говори так, – попросила я.

– Но это правда, – сказал он с некоторым раздражением. Это раздражение в голосе было предвестником приступа боли. – Мы должны смотреть правде в лицо, – сказал он. – Я утомляю вас всех.

– Глупости. Хочешь, сыграем в шахматы?

– А ты… – не успокаивался он, – ты должна была ехать с ними.

– Я предпочитаю Эверсли. У меня нет никакого желания ехать в Клаверинг. Ты же знаешь, что я не выношу Дикона. А матушка и Сабрина только и делают, что болтают о нем.

– Хотелось бы надеяться, что они не будут утомлять этими разговорами Лотти.

– Она будет занята своими делами. Мадлен Картер не позволит ей увиливать от уроков.

– Да, Мадлен Картер – строгая воспитательница.

– Мне хотелось бы, чтобы она не была такой строгой. Подозреваю, что она устраивает время от времени бедной Лотти выволочки по пустякам. Наша девочка не должна думать, будто ее бессмертной душе грозит ад только потому, что она позволила себе какую-то шалость.

– Неужели Мадлен такая зануда?

– Ты хорошо ее назвал. Она живет по правилам, почерпнутым из Библии. Это так просто.

– Быть может, у нее ни разу не было искушения изменить добродетели?

– Как знать? Почему бы не считать ее просто порядочной женщиной? Я не думаю, чтобы Лотти был вред от того, что Мадлен Картер с ней строго обходится. Пойду принесу шахматы.

Мы разменяли уже половину фигур, когда у Жан-Луи начался приступ боли. Я поспешила в гардеробную, достала бутылку с опием, накапала в чашку нужную дозу и дала ему выпить. У меня тряслись руки, его слова расстроили меня. Я поставила бутылку на стол и заставила Жан-Луи прилечь. Эффект был поразительным. Он открыл глаза и улыбнулся мне и тут же перевел взгляд на бутылку.

– Попробуй заснуть, – сказала я. – Я посижу рядом.

Вскоре он заснул – опий возымел свое действие.

Я взяла бутылку со стола и, увидев, что настойки осталось почти на донышке, решила тотчас отправиться к Чарльзу, чтобы привезти еще. Жан-Луи не мог обходиться без опия.

Я поставила бутылку в шкафчик, закрыла его и положила ключ в секретный ящичек. Одевшись для поездки верхом, я пошла в конюшню и, оседлав лошадь, поехала к Чарльзу.

Мне повезло, я застала Чарльза дома. Он пригласил меня в приемную, и я изложила ему свою просьбу.

– Жан-Луи сейчас крепко спит, я дала ему нужную дозу, – закончила я.

– Он проспит до утра. – Чарльз внимательно посмотрел на меня. – У вас усталый вид.

Я встретила его сочувственный взгляд и, не выдержав, отвернулась. Но он подошел ко мне, взял меня за плечи и повернул к себе.

– О, Сепфора… – Он обнял меня и стал целовать мне волосы.

– Я больше этого не выдержу, – сказала я. – Ему все хуже и хуже.

– Это можно было предвидеть с самого начала, – ответил Чарльз.

– Но неужели нельзя ничего изменить?

– Мы делали все, что могли. У него нет явных физических нарушений, у него сильный организм.

– Он не сможет вынести этих приступов боли.

– Да, это ужасно. Я готов сделать все, чтобы помочь ему…

– Я знаю, – сказала я, – знаю…

– А вы знаете, что я люблю вас? – неожиданно выпалил он.

Я умолкла в растерянности. Да, я догадывалась об этом. Я уже давно чувствовала это.

Я произнесла, заикаясь:

– Вы были так добры…

– Ах, если бы я хоть что-то мог сделать…

– Чарльз, вы так заботились о нем. Вы были мне поддержкой. Но как долго все это будет продолжаться?

Он помолчал и сказал:

– Присядьте, пожалуйста. Сепфора, мы сейчас одни. Миссис Эллис ушла.

Я почувствовала, как застучало мое сердце. Мне признался в любви человек, которым я восхищалась и ставила выше других. Радость переполняла меня.

Но мысль о том, что мой верный Жан-Луи совсем один, быстро отрезвила меня.

– Мне надо идти. Дайте мне настойку, и я пойду, – попросила я.

– Но прежде надо было бы поговорить, – ответил Чарльз. – Зачем закрывать глаза на то, что очевидно? Я люблю вас, а вы – меня. Уверен, что это так.

– Даже если это и так, мы не должны говорить об этом.

– Почему? Ведь это правда.

– А что мы можем сделать? Он сжал мою руку:

– Мы можем быть вместе…

– И сознавать, что кроме нас, есть еще один человек, который думает обо мне….

– И ждет… – добавил он.

– Да, ждет.

– Но наступит день, Сепфора, когда мы сможем быть вместе. Так будет.

Я замолчала. Мне было невыносимо говорить о Жан-Луи и о том дне, когда его больше не станет. Мы говорили об этом так, будто ждали такого исхода.

– Вряд ли когда-нибудь впредь я смогу почувствовать себя счастливой. Если Жан-Луи умрет, угрызения совести не позволят мне забыть его. Я была неверна ему.

– Все проходит, – сказал он.

– Вы хотите сказать, что все забывается?

– Нет, не это. Нам иногда удается забыть о своих прегрешениях, но в какой-то момент они напоминают о себе, и тогда мы сознаем, как они нас ранят.

– Пожалуйста, дайте мне настойку, мне пора возвращаться домой.

Он не двинулся с места.

– Почему бы вам не задержаться у меня? Жан-Луи спит. Он не узнает, когда вы вернетесь. Побудьте со мной, Сепфора.

Чарльз сделал попытку приблизиться ко мне, но я отстранилась от него. Я испугалась, ибо вновь ощутила в себе то непреодолимое желание, которое впервые познала, встретившись с Жераром д'Обинье. Я боялась потерять контроль над собой.

Наверно, трудно найти двух мужчин, таких несхожих, как Жерар и Чарльз; и, однако, тот и другой пробуждали во мне ту жгучую страсть, которой я ни разу не испытывала по отношению к Жан-Луи. Жерар был человеком веселым и ветреным, он не относился к жизни всерьез. Чарльз, напротив, казался мне человеком рассудительным и сдержанным; тем опаснее было разбудить в нем ту же страсть.

Мне следовало разобраться в себе. Я очень привязалась к Чарльзу. Я любила Жерара, но и Жан-Луи любила тоже. Мне оставалось только признать, что я слишком легкомысленна, и постараться быть осторожной.

– Мне хотелось поговорить с вами, – продолжил Чарльз. – Я еще никогда ни к кому не питал такого чувства, которым проникся к вам. Я был женат. Вам, наверно, известно это?

Я отрицательно покачала головой.

– Я думал, может, Изабелла говорила вам…

– Она много рассказывала о вас, но, похоже, о многом умалчивала.

– Сепфора, я давно собирался объяснить вам, почему у меня бывает гнетущее состояние. Мне не избавиться от сознания вины. Что бы я ни делал, оно не покидает меня. Сепфора, я хочу, чтобы вы знали обо мне все. Вы должны знать, кто я такой на самом деле. Я не хочу ничего скрывать от вас.

Я села рядом с ним.

– Это случилось давно, – начал Чарльз, – а если быть точным, десять лет назад. Я был тогда молодым и честолюбивым. Не таким, как сейчас. Вероятно, события изменяют нас больше, чем время. Я жил в центре Лондона и занимался врачебной практикой. Моими пациентами были люди богатые, моя репутация росла. И тут я встретил Доринду. Это случилось в театре.

Она была заядлым театралом, так же, как я. Я постоянно посещал Хэймаркет, Друри-Лейн и Ковент-Гарден. Однажды я смотрел» Короля Лира»с блистательным Гарриком в главной роли. Во время перерыва меня познакомили с Дориндой. Она была очень красива, полна энергии и задора. Я сразу же был очарован ею. Она любила общаться с актерами и, как я узнал позже, помогала многим из них деньгами. Ее мать умерла вскоре после появления Доринды на свет. Отец обожал ее, и после его смерти она унаследовала огромное состояние.

Можете представить, что случилось. Наверняка серьезный и честолюбивый доктор казался ей чудаком. Она ведь проводила жизнь среди актеров и тех, кто никогда не трудился, а лишь предавался удовольствиям. До сих пор не пойму, почему она приняла предложение выйти за меня замуж, но она это сделала. Думаю, это была одна из ее экстравагантных выходок. Я узнал лишь после свадьбы, что моя жена – одна из богатейших наследниц в стране. Данное ей воспитание делало ее крайне не подходящей на роль жены доктора. Она не могла понять моего желания работать. «В работе нет никакой необходимости», – заявила она. Она никогда не думала о деньгах, так как для нее они были чем-то таким же доступным и неиссякаемым, как воздух или вода. Что касается моей работы, то она сказала, что все мои пациенты – симулянты: они притворяются больными, чтобы привлечь к себе внимание других. Моя увлеченность работой раздражала ее.