Текст книги "Зеркальшик"

Автор книги: Филипп Ванденберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Переезд не привлек к себе внимания, и уже через неделю Мельцер мог бы начать работать, но не хватало главного – букв.

Зеркальщик отдал их на хранение египтянину Али Камалу, еще когда хотел бежать в Триест с Симонеттой. Все планы спутал Лазарини, и Мельцер отказался от мысли о побеге. С тех пор Али Камала и след простыл. Все расспросы в гавани, на Рива дегли Скиавони, оказались безрезультатны. Никто из носильщиков и поденщиков, большей частью подростков, никогда не слышал об Али Камале.

Это заставило зеркальщика призадуматься и прибегнуть к хитрости. Ранним утром, когда стоявшие у входа в лагуну суда стали причаливать и на моле началось оживление, Мельцер затесался в толпу приезжих и закричал:

– Мои вещи! У меня украли мои вещи!

Прошло совсем немного времени, и возле Мельцера возник подросток в лохмотьях и на нескольких языках предложил помочь. Венеция, сказал он, очень опасное место, повсюду воры и разбойники, но он готов помочь чужестранцу.

Слова эти показались зеркальщику до боли знакомыми, и он согласился пойти с мальчишкой к «дому находок», как раз за арсеналами: там хранились «потерянные» хозяевами вещи.

«Дом находок» располагался прямо на Рио-ди-Сан-Фран-ческо, и выход на канал был только один. После громких криков перевозчик пригнал свою барку к другому берегу и перевез Мельцера и мальчишку.

В полуразрушенном доме, через крышу которого падал слабый свет, пахло плесенью и прогнившим деревом. Вероятно, раньше в этом здании было несколько этажей, но они давно обрушились, поэтому все вещи лежали прямо на земле.

Из-за кучи мешков, деревянных ящиков и тюков вышел – ничего другого Мельцер и не ожидал – Али Камал. Для египтянина встреча оказалась неожиданной, и он растерянно пробормотал несколько слов приветствия. Али был очень удивлен тем, что Мельцер нашел его. Он накажет предателя – Али кивнул на мальчишку, сопровождавшего зеркальщика.

Мельцер не обратил внимания на слова египтянина и сказал:

– Я пришел, чтобы забрать буквы, которые я дал тебе на сохранение.

Али пробормотал слова сочувствия по поводу того, что зеркальщику не удалось бежать вместе с Симонеттой. Но денег, к сожалению, нет: капитан корабля потребовал плату вперед.

– Ну хорошо, хорошо, – ответил Мельцер, – деньги мне не нужны, мне нужны мои буквы!

Али закатил глаза:

– О, я берег ваши буковки как зеницу ока, мастер Мельцер, потому что знаю, как они важны для вас!

– За это я тебе хорошенько заплатил, египтянин!

– Конечно, мастер Мельцер, вы всегда были великодушны по отношению ко мне. Но я прошу вас об одном: не говорите никому, чем я здесь занимаюсь! Вы же знаете, что мне нужно кормить больную мать и четырех сестер.

Зеркальщик улыбнулся и заверил, что ему нет никакого смысла выдавать Али, ведь в конце концов они – давние союзники.

Али Камал остался доволен его словами и выудил из-за стены из мешков и сундуков деревянные ящики с буквами, которые дал ему Мельцер на сохранение семь недель назад.

– Я ведь могу на вас положиться, мастер Мельцер? Вы никому не расскажете о моем занятии?

– Я подумаю над этим, – ответил Мельцер, оставив вопрос открытым.

Глава XIII
Мечты Леонардо Пацци

– Мессир Мельцер, Sua Altezza дож Фоскари поручил мне, первому среди всех уффициали, заботиться о вас, чтобы вы могли заниматься высоким поручением Серениссимы. Меня зовут Бенедетто. На мужчине, стоявшем в дверях нового дома зеркальщика, была униформа из красно-синей парчи, которую Михелю уже не однажды доводилось видеть, и высокая красная шляпа, напоминавшая колпак дожа. Как обычно, у Бенедетто был с собой арбалет, ведь он считался лучшим стрелком Венеции и иногда ради развлечения подстреливал голубей на лету. Прежде чем Мельцер успел ответить, Бенедетто продолжил:

– На Рио-Сан-Лоренцо ожидает баржа с предметами домашней обстановки, которые выбрал для вас Sua Altezza. Их сделали лучшие плотники города. Носильщики уже готовы. Мы можем начинать разгружать?

Мельцер недоверчиво кивнул. После этого уффициали подал знак, и сильные мужчины стали вносить дорогую мебель: сундуки из светлой итальянской сосны, столы и кресла из темного эбенового дерева, части кровати, которая своим расшитым золотом балдахином и тяжелыми шторами по обе стороны напоминала маленькую сцену театра теней неподалеку от кампо Санта-Маргарита.

Хотя никто из носильщиков и словом не обмолвился с Мельцером, каждому предмету обстановки нашлось свое место, да так, словно он был изготовлен специально. Зеркальщик был удивлен. Но жизнь научила его тому, что ничего в мире не бывает просто так и подарки «от чистого сердца» обычно оказываются с подвохом.

Бенедетто, увидев, что Мельцер недоверчиво отнесся к обстановке своего нового дома, мимоходом заметил:

– Sua Altezza дож считает, что только тот человек, который чувствует себя комфортно, может хорошо выполнять свою работу.

– Дож очень мудр, – весело ответил Мельцер, – только как тогда быть с убеждением венецианцев, будто бы дож чрезвычайно скуп?

– Умеренная скупость еще никому не вредила, мастер Мельцер, – ответил уффициали.

Зеркальщик кивнул:

– По крайней мере, самому скряге точно!

Оба рассмеялись, и носильщики удалились.

– Если у вас есть еще какие-либо пожелания… – начал Бенедетто, вопросительно глядя на зеркальщика. – Я уполномочен выполнять любые ваши прихоти, мессир Мельцер.

– Для полного счастья, – воскликнул Мельцер, – не хватает только, чтобы вы привели в дом женщин для поддержания моего хорошего настроения!

– Это пожелание или насмешка?

Мельцер поднял руки.

– Послушайте меня! Пока что женщин с меня довольно, и я точно знаю, что говорю.

Уффициали понимающе кивнул и сказал:

– Если все же они вам понадобятся, непременно скажите мне. В Венеции достаточно красивых женщин, которые умеют молчать. Поймите меня правильно, порученное вам задание должно сохраняться в строжайшей тайне. Таково желание Его Преосвященства папского легата. А ведь никто не способен разболтать больше тайн, чем разочарованная или отвергнутая любовница. Поэтому я осмелюсь попросить вас: если вас будет снедать страсть – а кто же из нас не сталкивался с таким испытанием – обращайтесь ко мне. Я пришлю вам прекраснейших женщин Серениссимы, каких вы только пожелаете.

– Мне это не понадобится, – резко закончил разговор зеркальщик, выпроваживая уффициали за дверь.

Оставшись в одиночестве в обставленном новой мебелью доме неподалеку от кампо Сан-Лоренцо, где было все, чтобы ему было удобно, Мельцер вернулся к мыслям о Симонетте. Их совместно проведенные ночи проносились у него перед глазами, но чувства, которые возникали при этом, колебались между ненавистью и желанием. Зеркальщик ненавидел Симонетту за то, что она обманула его именно с Лазарини, этой старой жабой. Но в той же мере, в какой Мельцер ненавидел свою прежнюю любовницу, он ее и желал. Он мечтал о том, чтобы гибкое тело Симонетты прижалось к нему, мечтал дотронуться до густых черных волос, ощутить прикосновение белоснежных пальцев, которые так искусно щиплют струны лютни и извлекают из нее самые сладостные звуки. Михелю было стыдно перед самим собой, когда он тайком, как уличная дворняжка, прокрался в трактир, где когда-то пела Симонетта. Теперь там тянул свои тоскливые песни бродячий певец из Неаполя.

На то, чтобы обставить новую лабораторию, Мельцеру потребовалось несколько недель. Он нанял старую команду, с которой работал еще на Мурано. Всегда рядом с зеркальщиком был Бенедетто: он охотно помогал ему, принимал заказы на поставки и в кратчайшие сроки доставлял материалы, необходимые для исполнения задания Его Святейшества. Дерево и глина, свинец и олово, пергамент и корзины стояли в дальних комнатах до самого потолка.

Как раз в тот момент, когда Мельцер принялся выкладывать набор из отлитых букв, к нему неожиданно пришел посетитель.

Леонардо Пацци, который по-прежнему находился в Венеции, чтобы следить за приготовлениями к приезду Евгения Четвертого, должно быть, узнал от Бенедетто, что Мельцер снова приступил к работе. Однажды вечером, когда с Сан-Лоренцо еще доносились пронзительные крики птиц, в лаборатории Мельцера появился Пацци, чтобы, как он сказал, посмотреть, что да как. В отличие от их первой встречи в палаццо

Дукале, одет легат был неброско и походил на бродячего школяра. Зато его сопровождали двое охранников, которые стали у двери.

Пацци поинтересовался, выполняет ли дож свои обязательства и сможет ли Мельцер успеть к оговоренному сроку. Вдруг перед домом раздались громкие крики, словно там была драка. Легат, сдержанными манерами напоминавший Мельцеру ди Кремону, побледнел.

– Заприте дверь, жизнью заклинаю вас, мастер Мельцер, меня не должны здесь видеть!

Мельцер не знал, что происходит перед домом, и хотел внять просьбе легата, но прежде чем он успел дойти до двери, она распахнулась и в сумерках перед зеркальщиком появился человек, приземистую фигуру которого он тут же узнал: это был Чезаре да Мосто.

Да Мосто не сказал ни слова, повернулся, сделал знак своим сопровождающим, и те набросились на охранников Пацци, требуя впустить их. Затем племянник Папы прошел мимо Мельцера в лабораторию, где за одной из арок прятался легат.

Мельцер, последовавший за да Мосто, увидел, что у Пацци задрожали губы. Высокомерный папский легат внезапно оказался малодушным и пугливым. Тишина, повисшая в комнате, и молчание да Мосто пугали. В мозгу Мельцера проносились самые невероятные предположения о том, что случится в следующую минуту. Он видел кинжал в ножнах да Мосто, знал, что этот человек непредсказуем, жесток и сварлив. Мельцер ни секунды не сомневался в том, что Леонардо Пацци в любую минуту может осесть мертвым на пол. Зеркальщик хотел закричать, но что-то удержало его от этого.

В зловещей тишине внезапно раздался голос да Мосто:

– Давненько мы с вами не виделись, Пацци. Кажется, в последний раз это было на десятом юбилее Его Святейшества, моего дяди.

Леонардо Пацци был не менее удивлен приветливыми словами да Мосто, чем Мельцер, но тот, кто знал племянника Папы, должен был понимать, что эта приветливость уже в следующее мгновение может обернуться ненавистью. Пацци, поколебавшись, ответил не менее приветливо:

– Да, мессир да Мосто, я тоже помню ту нашу встречу.

Пацци по-прежнему держался за арку, в то время как да Мосто стоял перед ним, широко расставив ноги, полностью уверенный в себе, и ухмылялся.

– Да, я хорошо ее помню, – сказал бывший легат, скрестив руки на груди. – Тогда вы надеялись, что Его Святейшество повысит вас до звания кардинала. И как? Его Святейшество сдержал слово?

Легат, казалось, был удивлен памятью да Мосто. Еще много лет назад Папа Евгений обещал Пацци кардинальский сан, но в первый раз причиной для отказа стало незнание Пацци латыни, во второй – брак с уже умершей от чахотки кузиной, а в третий – количество церковных сановников, претенден-дующих на это место. При этом Папа Евгений Четвертый уже назначил целый ряд кардиналов, у которых было только одно из необходимых для кардинальского сана достоинств: деньги, много денег.

– Нет, мессир да Мосто, – ответил Пацци, и в его словах прозвучала горечь. – Но у Его Святейшества до сих пор было достаточно причин для того, чтобы отказать мне в пурпурной мантии.

– Ну конечно же, – иронично заметил да Мосто и хлопнул в ладоши. – У Его Святейшества всегда есть причины для отказа; на крайний случай подойдет и Божья воля. Что вы предлагали моему дяде?

– Предлагал?

– Да, предлагали! Вы же не станете утверждать, что стремились к кардинальскому сану, не имея достаточного количества звонких монет! С пустым кошельком кардиналом не стать.

Пацци перекрестился, а да Мосто добавил:

– А с набожностью и подавно!

Мельцер невольно наблюдал за этой сценой. Слова да Мосто, обращенные к папскому легату, были более чем ясны, но зеркальщик не понимал, к чему клонит племянник Папы. Насколько зеркальщик знал да Мосто, тот все делал с точным расчетом, и даже если казалось, что он забыл о присутствии молчавшего до сих пор свидетеля, то при этом наверняка преследовал какую-то цель.

– Вы ненавидите своего дядю? – поинтересовался Леонардо Пацци. – Поэтому и затеяли все это дело с индульгенциями?

– О нет, – воскликнул Чезаре да Мосто, – я не испытываю ненависти к своему дяде! Я лишь презираю его, потому что он – плохой Папа, безвольный слабак, как и его предшественники Мартин, Григорий, Бонифаций и Урбан, при которых поднялись Авиньон и Пиза, приносившие им большую часть дохода. А сегодня этот Амадеус Савойский велит называть себя папой Феликсом, и единственное, что приходит в голову дяде Евгению, – это отлучить его от Церкви и предать анафеме. Я сомневаюсь, действительно ли дядя преисполнен Святого Духа, мне кажется, что, когда его выбирали, к этому приложил свою руку дьявол. Но поверьте мне, Пацци, дни Евгения Четвертого сочтены, и вы не на той стороне.

– Я – папский легат, мессир да Мосто, и выполняю возложенную на меня задачу. Это не значит, что я согласен со всем, что мне поручено сделать.

– Наконец-то смелые слова из ваших уст!

– Я отваживаюсь говорить так только потому, что вы тоже откровенны, мессир да Мосто. Что вы имели в виду, когда говорили, что я не на той стороне? Какая сторона была бы в таком случае правильной?

Чезаре да Мосто огляделся в поисках Мельцера и, увидев его за столом, который был заставлен ящичками, полными букв, крикнул:

– У вас нет вина, мастер Мельцер? Трудные слова легче срываются с губ, когда пьешь вино.

Зеркальщик с удовольствием воспользовался возможностью удалиться.

Когда он вернулся, в лаборатории шел оживленный разговор. Чезаре да Мосто пытался убедить папского легата в том,

что большинство церковников, да даже большинство кардиналов были настроены против Папы Евгения Четвертого.

Леонардо Пацци с таким удивлением внимал словам да Мосто, словно в них было что-то новое для него.

– Я действительно не знал этого, – пробормотал легат, одергивая подол своей одежды, хотя та находилась в полном порядке. Наконец он спросил:

– А вы по-прежнему хотите стать Папой, мессир да Мосто? Это будет нелегко, учитывая тот факт, что вас отлучили от Церкви.

Тут да Мосто презрительно и громко засмеялся, и смеялся так долго, что его нос картошкой покраснел.

– Ну что за вопрос, Пацци, ведь вы же не всерьез об этом спрашивали! Разве мало было Пап, объявлявших друг друга vitandus – людьми, которых должен избегать любой христианин, и тем не менее один из них становился наследником другого? Папы боятся своих соперников на земле больше, чем адского огня, и их единственным оружием зачастую является тупой меч анафемы. Как будто он способен решить все их проблемы! Нет, есть намерения передать папство другому человеку.

Мельцер, затаив дыхание, следил за их беседой, но после этих слов вышел из-за своих ящиков и спросил у да Мосто:

– С вашего позволения… Вы отказались от своих планов стать Папой?

– Честно говоря – да.

– В таком случае, я напрасно напечатал десять тысяч индульгенций?

– Напрасно, мастер Мельцер, но только в том, что касалось должности. В остальном же это дело было прибыльным. К вящему неудовольствию моего дяди, который теперь изо всех сил старается пополнить свою казну.

Пацци испугался.

– Вам известно, зачем я здесь?

Да Мосто снова скорчил презрительную мину и ответил:

– Я же говорил, что число противников Папы во много раз превышает число его сторонников. Все знают об этом, кроме него самого. Поверьте мне, Пацци, вы поставили не на ту лошадь! Кто еще верен дряхлому понтифику – слабоумный дож и парочка старых кардиналов, которые, должно быть, не переживут следующей зимы. Может быть, еще Иоанн Палеолог, император Константинополя, но его мнение изменчиво, как направление ветра.

– Боже мой! – воскликнул Леонардо Пацци, который был, очевидно, потрясен словами да Мосто. – И что же мне теперь делать?

– Делайте то, что считаете нужным.

– И это говорите мне именно вы?

– Я тоже поступаю так, как подсказывает мне рассудок. Если бы я считал своего дядю достойным Папой, я был бы его сторонником. А поскольку я рассматриваю его как несчастье для всех христиан, я прикладываю все усилия для того, чтобы окончить его понтификат, и за мной стоит много людей.

В дверях показалась голова одного из сопровождавших да Мосто.

– Мессир да Мосто, что делать с этими двумя?

Пацци вопросительно поглядел на да Мосто, и тот ответил:

– Развяжите их и заприте в комнате, которую вам укажет мессир Мельцер.

Зеркальщик послушно выполнил требование – провел охранников в предназначенную для хранения припасов небольшую комнату в дальней части дома, пока что пустовавшую.

Тем временем папский легат признался, что тоже не совсем доволен тем, как Евгений Четвертый выполняет свои обязанности. Задача напечатать сто тысяч индульгенций, чтобы чудесным образом пополнить казну, тоже внезапно показалась ему ненужной.

У Мельцера сложилось впечатление, что страх Пацци перед противниками Папы был сильнее, чем страх перед Папой Евгением Четвертым, у которого с каждым днем (Михель знал об этом по собственному опыту) становилось все меньше сторонников. С удивлением, граничащим с недоверием, зеркальщик слушал папского легата.

Леонардо Пацци извернулся, как змея, и обстоятельно заявил:

– Я не знаю, мессир да Мосто, что вы обо мне подумаете, но признаюсь вам: в душе я скорее принадлежу к противникам Его Святейшества, чем к жалкой кучке его сторонников. Поверьте мне, это правда.

Мельцер нахмурился, поглядел на да Мосто, пытаясь прочесть ответ у него на лице. Но да Мосто был чересчур хитер, чтобы выдать свои мысли. Признание Пацци, казалось, не слишком удивило сто, однако долгая тревожная пауза свидетельствовала о том, какое большое значение Чезаре да Мосто придает словам легата.

Молчание да Мосто, который обычно не медлил с ответом, заставило Пацци забеспокоиться. Он поглядел в потолок, словно ожидая ответа с небес, и так и замер в этой позе, пока Чезаре да Мосто наконец не ответил, причем ответ дался ему с трудом:

– Это еще придется доказать, Пацци. Вы должны понять, что я не могу так просто принять ваше отречение. Заяц остается зайцем, даже если он изменяет направление своего бега.

Леонардо Пацци понимающе кивнул:

– И как же мне это доказать? Назовите ваши условия, мессир да Мосто! Думаю, я мог бы вам пригодиться.

– Ну конечно же, вы можете нам пригодиться! – ответил да Мосто. – Даже больше, чем вы думаете. И все же в этом деле не стоит действовать опрометчиво.

– Нет-нет, – продолжал настаивать Пацци. – Вы должны знать, что я всегда только наполовину был на стороне Папы. Не думайте, что я настолько глуп, чтобы не разглядеть интриги с раздачей санов. Может быть, я не примкнул к вашей партии лишь потому, что не имел такой возможности.

Да Мосто долго и пристально глядел на легата. Затем подошел к Пацци вплотную и сдавленным голосом прошептал:

– Мессир Пацци, насколько мне известно, вашей задачей является организация прибытия Его Святейшества, моего дяди, в Венецию. Что вы должны непременно при этом сделать?

Пацци тут же уловил внезапно появившуюся в голосе да Мосто вежливость и так же вежливо ответил:

– Мессир да Мосто, ко мне сбегаются все ниточки. Я определяю – естественно, после предварительного обсуждения с Его Святейшеством – каждый шаг Папы, начиная с того момента, когда он ступит на мол Сан-Марко, и до его отбытия. Я определяю комнаты в палаццо Дукале, которые будут служить квартирой Его Святейшеству на все время его пребывания, я выбираю блюда и решаю, кто и в каком количестве будет приглашен.

– Программа уже составлена, мессир Пацци?

– В основном уже готова, если не принимать во внимание блюда и список гостей.

Да Мосто покачал головой, словно собираясь с мыслями. Он сложил руки за спиной и нервно заходил по комнате. Зеркальщик напряженно следил за каждым его движением, и когда да Мосто внезапно остановился и поглядел на него, Михель смущенно сказал:

– Выпейте немного, мессир да Мосто, это придаст вам сил! Да Мосто поднял бокал и залпом осушил его. Затем, обращаясь к Пацци, произнес:

– Ну хорошо, вы можете доказать свою лояльность. Давайте встретимся послезавтра в это же время в этом же месте, и вы сообщите мне свои мысли по поводу подготовки визита Папы. Но приходите один, без охраны. Я буду действовать так же. Если я пойму, что у вас серьезные намерения, то посвящу вас в планы его противников. Вы будете удивлены, когда услышите имена, которые я назову.

Леонардо Пацци с воодушевлением согласился. Втайне он надеялся, что его предательство сделает его немного ближе к кардинальскому сану, и уже это было достаточной причиной для того, чтобы примкнуть к да Мосто.

Что же касается Мельцера, то он предчувствовал недоброе. Тот факт, что заговорщики встречались именно в его доме, пугал его. Но в первую очередь он был обеспокоен судьбой своей работы, печатью ста тысяч индульгенций для Папы Евгения. Конечно, Михель по-прежнему сомневался в том, что когда-либо получит плату за свои труды, но если Папа Евгений почиет в бозе, тогда зеркальщику не достанется ни денег, ни славы. С другой стороны, опыт общения с Чезаре да Мосто тоже был не самым приятным. Не зная, что делать, Мельцер на два дня приостановил работу, со страхом ожидая, как обернется дело.

В назначенное время в доме Мельцера появились Пацци и да Мосто. Зеркальщик отослал своих слуг, чтобы не было нежелательных свидетелей, и выставил достаточное количество вина «Соаве», которое было предназначено для того, чтобы развязывать языки и устранять взаимное недоверие.

На этот раз, в отличие от первой встречи, на папском легате было простое венецианское платье, состоявшее из синих штанов и широкого коричневого плаща, доходившего до колен, так что были видны его тонкие, обтянутые красными чулками ноги. Зато да Мосто появился в той же одежде, что и несколько дней назад, скорее щегольской, чем благородной, закутанный в короткую черную накидку в складку, из-под которой выглядывал широкий воротник красного камзола. Одежда придавала ему вид одновременно благочестивый и дьявольский.

Мельцер пригласил обоих на второй этаж, где Пацци и да Мосто сели друг напротив друга за длинный темный деревянный стол, на расстоянии двух вытянутых рук. Да Мосто мгновение смотрел на своего визави, а затем сказал:

– Ну, мессир Пацци, хорошо ли вы все обдумали?

Пацци не отвел взгляда. Он посмотрел племяннику Папы прямо в глаза и вместо ответа вынул из складок своего плаща три свитка пергамента. Легат бросил их на стол, словно желая сказать: вот мой ответ!

Зеркальщик отошел за балюстраду, разделявшую комнату на две части. Широко раскрыв глаза, он наблюдал за тем, как да Мосто развернул пергамента один за другим, прочел и удовлетворенно кивнул головой.

В то время как да Мосто жадно пожирал глазами записи, Пацци, не шелохнувшись, ждал одобрительного замечания собеседника.

Наконец да Мосто заговорил. И то, что он сказал, как нельзя лучше подходило для того, чтобы заставить Пацци подпрыгнуть. Такая фраза способна была свести человека с ума.

– Мессир Пацци! Что вы думаете насчет того, чтобы самому стать Папой?

– Я? Вы что, смеетесь надо мной? – Леонардо Пацци нервно теребил верхнюю пуговицу плаща.

– Вовсе нет, мессир Пацци. Вы же должны знать, что мой дядя, Папа Евгений, не переживет своего визита в Серениссиму. Обычно покушения срываются только один раз. Вы ведь догадываетесь, почему нас так интересуют ваши планы.

Пацци задумчиво кивнул, затем, задыхаясь, пролепетал:

– Вы что же, серьезно хотите сделать меня Папой? Ведь это же была ваша цель – стать Папой. Вы даже имя подходящее выбрали. Не поверю, что вы столь внезапно изменили свои намерения!

Чезаре да Мосто облокотился на стол и тихо ответил:

– Конечно, это было совсем не легко, мессир Пацци. Но после разговора со своими друзьями я подумал, что будет лучше, если этот сан примет человек ничем не отягощенный. Видите ли, индульгенции вызвали среди христианского люда много волнений. Верующим пришлось узнать, что бумаги не имеют силы, если они выпущены не тем Папой. Если бы покушение удалось, то сегодня бы я был Папой Пием Вторым и вам пришлось бы целовать мое кольцо, мои ноги и еще Бог знает что. А так в глазах многих я – обманщик и, тем самым, уже не papabilis.

– И тут ваш выбор пал именно на меня? Как же мне настроить всех кардиналов в свою пользу?

– Мессир Пацци, простите, но вы – чистый лист. До сих пор у вас не было ни врагов, ни друзей – вы же не кардинал! Поэтому вы не вызовете среди кардиналов ни зависти, ни обиды. Кроме того, со времен Петра не было Папы, за которого проголосовали бы все кардиналы до единого. А что же касается необходимого большинства, то пусть это будет моей заботой.

Тут Пацци поднялся со своего стула, подошел к да Мосто, схватил его правую руку и поцеловал ее, словно мощи святого Марка. Да Мосто не противился этому: да, ему понравился поступок легата.

– Одно, – продолжал он, – вы должны понять сразу, мессир Пацци: если вы станете Папой, то это не значит, что у вас также появится власть, которой облекается Папа благодаря своему сану. Властью над христианами будут обладать другие.

Легат удивленно отдернул руку.

– Как вы представляете себе это, мессир да Мосто? Папа без власти?

Да Мосто рассмеялся:

– Вы что же, действительно думаете, что Папа Евгений, мой дядя, поступает так, как считает нужным? Над Папой есть могущественная cancelleria,[13]13
  Канцелярия (итал.).


[Закрыть] которая, в свою очередь, находится под влиянием кардиналов. Главной целью этих князей от Церкви является умножение своих доходных бенефициев. А это значит, что тот, кто обладает реальной властью, принимает все решения в Риме, контролируя умножение своих доходов.

Пацци был изумлен. С Сан-Лоренцо донесся вечерний перезвон. Мельцер поставил две лампы, одну на стол, за которым шел разговор, другую – на деревянную балюстраду. Он сознательно не вмешивался, хотя слова да Мосто, ни в коем случае не адресованные ему, привели зеркальщика в сильное волнение. Невозмутимость, с которой вел себя да Мосто, вызывала у него ужас, хоть Мельцера и впечатляла целеустремленность, с которой племянник Папы брался за дело.

– Кажется, вы разочарованы, – произнес Чезаре да Мосто. – Только не говорите, что вы, папский легат, ничего не знали о распределении власти в Ватикане.

– Почему же, – неуверенно ответил Пацци. – Просто никто так четко мне этого не объяснял. Я только принимал приказы, а слуга мало интересуется делами своего господина, он должен всего лишь повиноваться.

Словно пытаясь утешить легата, племянник Папы пояснил:

– Я счел уместным раскрыть вам глаза, чтобы позднее вы не были разочарованы. Конечно, вы будете жить в панском дворце и иметь большую свиту, в которой не будете знать по имени даже каждого десятого. Вы станете носить расшитые золотом одежды, а на голове у вас будет тиара. Все же я должен предостеречь вас: вам не следует продавать ничего из ценностей, подобно Папе Бенедикту. Вы же знаете, что после он осознал свою глупость и сделал все, чтобы вернуть то, что продал. Ведь Папа без тиары – это как дож без колпака. Это же просто смешно! Или вы можете представить себе дожа без его шапки? Жалкое зрелище! Если вам нужны деньги, для этого есть иные способы, мессир Пацци. С тех пор как было изобретено искусственное письмо, для Папы нет дела более прибыльного, чем продажа индульгенций. Ей уступает даже торговля церковными должностями, потому что каждое место приносит деньги всего один раз. А индульгенции – это просто чудо, их количество увеличивается словно само по себе.

Пацци с трудом удавалось различать в словах да Мосто цинизм и серьезность. Поэтому легат не стал вдаваться в подробности, а вместо этого указал пальцем на свитки, лежавшие на столе:

– Вам пригодятся мои заметки?

– Что за вопрос! – ответил да Мосто. – Эти планы для нас дороже золота. О подробностях же давайте поговорим в другой раз.

Он поднял бокал и обратился к Пацци:

– За ваш понтификат, двести пятый по римскому исчислению!

Правая рука Пацци, в которой был бокал, задрожала.

– От одной мысли об этом, – тихо сказал легат, – у меня мурашки бегут по спине. Вы действительно не шутите, мессир да Мосто?

– Положение противников Папы слишком отчаянное, чтобы оставалось время для шуток. Каждый день, который Евгений проводит на папском троне – это потерянный день.

Тут вступил в разговор Мельцер, который с беспокойством спросил:

– Мессир да Мосто, а как быть с заказом папского легата, если Папе, как вы утверждаете, недолго осталось жить?

Да Мосто сначала строго поглядел на Пацци, затем на зеркальщика и наконец сказал:

– Вы готовьте тот текст, о котором говорил вам мессир Пацци. Кроме имени Папы. Его мессир Пацци сообщит вам через несколько дней.

Мельцер неохотно кивнул и промолчал. Тут Чезаре да Мосто схватил зеркальщика за руку и, прищурившись, спросил:

– А как насчет вас, мастер Мельцер? Я надеюсь, вы тоже принадлежите к числу противников Папы?

Мельцер ждал этого вопроса. Зеркальщик был уверен в том, что да Мосто обязательно его задаст, поэтому спокойно ответил:

– У нас в Майнце, мессир да Мосто, есть поговорка: «Чей хлеб я жую, того и песенки пою». Это значит, что я печатаю то, за что мне платят. Неужели я должен брать на вооружение то, что печатаю?

По лицу да Мосто промелькнула уважительная улыбка. Он поглядел на Пацци и сказал:

– Ну не хитрый ли он лис, наш печатник! Ни с кем не хочет пропадать!

И, обратившись к Мельцеру, продолжил:

– Поверьте мне, мастер Мельцер, на двух стульях не усидишь. Возможно, вам стоит еще раз все обдумать.

Мельцер хотел ответить, что не собирается быть «за» или «против» Папы, «за» или «против» дожа, но да Мосто внезапно прекратил разговор, объявив:

– Теперь я назову вам пароль, по которому вы узнаете участников заговора; я называю его при условии, что вы никому о нем не скажете и не станете использовать для того, чтобы распознать, друг перед вами или враг. Пароль такой: Giudicio di Frari.

– Giudicio di Frari, – в один голос повторили Пацци и Мельцер.

А да Мосто добавил:

– Если кого-то из нас поймают или на кого-то донесут, то будем считать, что разговора этого никогда не было и мы друг с другом не знакомы.

Почти каждый вечер зеркальщик приходил на пьяцца Сан-Марко и заходил в трактир, где раньше музицировала Симонетта. Когда-нибудь, думал Мельцер, она непременно появится. Он не знал, как в таком случае себя вести. Ему казалось, достаточно взглянуть на нее издалека и он будет счастлив.

Неаполитанский певец, занявший место Симонетты, каждый вечер пел одни и те же песни одним и тем же людям, и однажды вечером Мельцер решился и спросил у хозяина, не знает ли он, где теперь прекрасная лютнистка.