Текст книги "Война в Средние века"

Автор книги: Филипп Контамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Филипп Контамин
Война в Средние века

ФИЛИПП КОНТАМИН И ЕГО ТВОРЧЕСТВО

Филипп Контамин, родившийся в 1932 г., принадлежит к старшему поколению французских историков, продолжающих традиции того направления во французской историографии, которое иногда называют «новой исторической наукой». Основоположниками этого направления были хорошо известные ученые Марк Блок и Люсьен Февр, но здесь нелишне напомнить, что их вдохновителем являлся Анри Берр, основатель школы исторического синтеза и автор философско-исторического и методологического труда «Синтез в истории», изданного в 1911 г. Исходя из принципа плюрализма, то есть множественности факторов исторического развития, в отличие от характерного для марксизма монистического взгляда на историю с выделением одного определяющего фактора – экономического, он полагал, что историческое исследование должно было охватывать самые разные стороны жизни общества. Правда, его мечта о некоем всеобъемлющем историческом синтезе оказалась нереализуемой на практике, но важно то, что стремление к такому синтезу, пусть даже и в ограниченных масштабах, стало характерной особенностью историков нового направления.

Предлагаемая читателю в русском переводе книга Ф. Контамина «Война в Средние века» – это не просто история военного дела, а история войны как важнейшего фактора жизни средневекового западноевропейского общества в самых разных ее проявлениях и последствиях. Многие исследователи обращались к событиям военной истории Средневековья, но никто не пытался дать комплексный анализ войны как феномена социально-политической и духовно-религиозной жизни. Именно поэтому труд французского ученого уникален, его книгу переводят на разные языки, а теперь с ней сможет познакомиться и русскоязычный читатель.

Использовав огромное количество самых разнообразных источников, Ф. Контамин осуществил исторический синтез по двум основным направлениям. Он представил богатый материал по истории войн в европейских странах и проанализировал многие связанные с этим проблемы. В книге дается и классический материал по истории оружия, и оригинальный анализ средневековой тактики и стратегии, которыми прежде историки военного дела всегда пренебрегали, считая, что, по сравнению с античностью, их практически не было в Средние века. Ф. Контамин обращается и к таким редким, но важным темам, как «история мужества», считавшегося главной добродетелью воина, как проявления войны в церковной и религиозной жизни. Иначе говоря, его труд охватывает и сугубо военные, и социальные, и политические, и духовно-религиозные аспекты войны в Средние века.

Интерес к феномену войны в широком историческом плане возник у Ф. Контамина неслучайно. Будучи прежде всего исследователем позднего Средневековья, т. е. XIV-XV вв., он долгое время занимался изучением Столетней войны между Францией и Англией. Круг проблем, которые рассматривались в его работах, посвященных этой эпохе, очень широк. Как говорил сам Контамин, в его книгах предстает «отнюдь не Франция крестьян и деревень, не Франция клириков и монахов, купцов и ярмарок, ремесленников и цехов, но Франция, также очень реальная, войны и дипломатии, государства и его слуг, знати и власть имущих». Ученого особенно интересовала история дворянства, остававшегося «ферментом свободы» и «главной или, по крайней мере, центральной фигурой на социально-политической шахматной доске». В связи с этим он обращается и к эволюции рыцарства в позднее Средневековье, полагая, что говорить о его неизбежном закате в XIV-XV вв. во Франции, как обычно делают историки, преждевременно.

Привилегированное место среди тем, которыми ранее занимался Ф. Контамин, принадлежит истории повседневной жизни во Франции и Англии в эпоху Столетней войны, преимущественно в XIV в. После всестороннего анализа условий и средств существования в обеих странах Контамин пришел к выводу, что по образу жизни, мировосприятию, социальной организации и другим «параметрам» эти народы были очень близки. И их родство, по мысли исследователя, отчасти объясняет, хотя и не оправдывает, завоевательные амбиции королей. Занимаясь историей XIV-XV вв., которые, в отличие от классического Средневековья, не пользовались вниманием историков-медиевистов, Ф. Контамин поставил вопрос, можно ли отнести эти столетия к «настоящему» Средневековью, или следует внести коррективы в периодизацию. Характерно, что веские аргументы в пользу своих выводов о том, что речь должна идти о продолжении Средневековья, он находит благодаря внимательному анализу идейных основ войны и мира.

Впрочем, Ф. Контамина всегда больше интересовала война как важнейший фактор человеческого существования в Средние века. Итогом его многолетних научных изысканий и стала написанная в 1980 г. книга «Война в Средние века».

Ю. П. Малинин

ПРЕДИСЛОВИЕ

За последние годы появились великолепные обобщающие исследования на французском языке о войне как явлении, армиях как античности[1]1
  Problemes de la guerre en Grece ancienne. / Sous la dir de J.-P. Vernant, Paris, La Haye, 1968, Problemes de la guerre a Rome. / Sous la dir J.-P. Brisson Paris, La Haye, 1969, Harmand J. La guerre antique, de Sumer a Rome Paris, 1973, Garland Y. La guerre dans l’Antiquite. Paris, 1972.


[Закрыть], так и Европы в Новое время[2]2
  Corvisier A. Armees et societes en Europe de 1494 a 1789. Paris, 1976.


[Закрыть]. О Средневековье подобных работ не существует, и первейшей задачей этой книги стали заполнение лакуны и, в соответствии с правилами серии «Новая Клио», предоставление в распоряжение читателей достаточно богатой библиографии, раскрытие общих черт военной истории Средневековья, наконец раскрытие некоторых тем более конкретно, поскольку они либо стали предметом современных исследований, либо, по нашему мнению, достойны более пристального внимания.

Конечно, тяжкий труд – пытаться охватить сразу, в одном томе, период свыше десяти веков, на протяжении которых война заставляла почувствовать свое присутствие. Мы охотно приняли бы на свой счет замечание одного исследователя: «Ни один ученый не может надеяться на то, что он освоит все источники о столь пространном предмете на протяжении тысячелетия»[3]3
  Smail R. С. Crusading Warfare. (286). T. V.


[Закрыть]. Тем более, что средневековая война представляла собой целый мир, в котором сочетались как каноническое право, так и заступнические надписи на мечах, как техника конного боя, так и искусство лечить раны[4]4
  Chauhac G. de La grande chirurgie. / Ed. E. Nicaise, Paris, 1890. P. 15-16.


[Закрыть], как использование отравленных стрел[5]5
  Monstrelet E. de, Chroniques. / Ed. L. Douet d'Arcq, Paris, 1857. Vol. 1. P. 105, Gay V., Stem H. Glossaire archeologique. (554). Vol. 1. P. 721.


[Закрыть], так и питание, рекомендуемое бойцам[6]6
  Les douze de Robert Valtunn touchant la discipline militaire. Paris, 1555.


[Закрыть]. Одним словом, предмет требует рассмотрения с разных сторон, если мы хотим осмыслить его в полном объеме: воинское искусство, вооружение, набор в армию, состав и жизнь армий, моральные и религиозные проблемы войны, связи между феноменом войны и социальной, политической и экономической средой. И при этом необходимо соблюдать хронологию (понимаемую скорее как различие «до» и «после», чем как последовательную цепь событий), которая, как нам кажется, значит для истории столько же, сколько перспектива в классической живописи.

Но как можно ограничить поле исследования? Как, в частности, не начать с начала, т. е. с исчезновения Западной Римской империи и образования варварских государств? Как не закончить концом, т. е. первыми постоянными армиями, ландскнехтами, артиллерией, бастионными фортификациями?

Отметим, однако, что исследование будет иметь определенные географические рамки: не только византийский и мусульманский мир будут оставлены в стороне, но в границах самого латинского христианства наше внимание будет сосредоточено на Франции, Англии, Германии, Италии и Иберийском полуострове. Сходным образом в книге не будет затронута война на море, рассказ о которой был бы уместен в истории кораблей и флота.

Определенная таким образом тема все равно остается пространной, слишком пространной. Нужно было выбирать, часто указывать только на основные тенденции, ограничиваться то здесь, то там простым обзором. Автор примирился с такой постановкой вопроса, стараясь только, чтобы краткое изложение, скорее смелое, чем оригинальное, и часто болезненные сокращения не помешали читателю охватить тему во всем ее многообразии.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОБЩИЙ ВЗГЛЯД. ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ ВОЕННОЙ ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ГЛАВА I
ВАРВАРЫ (V-IX вв.)

После вторжения германских народов в период с IV по VI в. и образования королевств варваров сложились новые институты власти, а наряду с новой организацией общества утвердились и новые жизненные ценности. При этом неизбежно изменились представления как о самой войне, так и о способах ее ведения. Последствия этих перемен будут ощущаться на протяжении столетий и даже, в некоторых отношениях, до конца Средних веков. Как, почему, в какой степени то, что можно назвать военным искусством варваров, превзошло военное искусство римлян?

1. ПАДЕНИЕ ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ: ВОЕННАЯ ПРОБЛЕМА

«Во-первых, следует знать, что злобный вой племен отовсюду тревожит Римскую империю, и коварные варвары, спрятавшиеся в естественных укрытиях, осаждают ее границы со всех сторон»[7]7
  Thompson Е.-А. Roman Reformer. (674). P. 97.


[Закрыть]. Так неизвестный автор трактата «О военном деле» (De rebus bellicis) описывает положение Римской империи (Romania) к 366-375 гг. Судя по посланию св. Иеронима, при жизни следующего поколения ситуация еще более ухудшилась: «Я не могу без содрогания перечислять все бедствия нашего столетия. Вот уже более двадцати лет на землях между Константинополем и Юлиановыми Альпами каждый день льется римская кровь. Скифия, Фракия, Македония, Дардания, Дакия, Фессалия, Ахайя, Эпир, Далмация и обе Паннонии стали добычей готов, сарматов, квадов, аланов, гуннов, вандалов, маркоманов, которые их опустошают, терзают и грабят»[8]8
  Цит. по: Courcelle P. Histoire litteraire des grandes invasions germaniques. Paris, 1948 P. 14.


[Закрыть].

Падение Рима было отсрочено на полвека благодаря победам над западными и восточными варварами во второй половине III в., уходу из Дакии и Декуматских полей, сокращению границы (limes) Северной Африки и реформам Диоклетиана. Но с середины IV в. рейнская граница трещит под напором франков, аламаннов и саксов. Следует признать, что Юлиану (в сражении при Аргенторате в 357 г.) и Иовину (в сражении при Скарпоне в 366 г.) удалось стабилизировать ситуацию, но они не смогли помешать франкам окончательно обосноваться к югу от устья Рейна, в Токсандрии. Затем, с 407 г. войска Империи покинули Британию, оставив бриттов жить «по их собственным обычаям, не подчиняясь римскому праву»[9]9
  Цит. по: Mussel L. Les invasions, les vagues germaniques. Paris, 1965. P. 155. – На самом деле массовое переселение ютов, англов и саксов на восточное и южное побережье Британии началось только в конце V в.


[Закрыть], и в одиночку отражать нападения саксов, пиктов и скоттов. Начиная с 413 г. вестготы, которые в 376 г. переправились через Дунай и заняли Балканы, а потом двинулись в Италию, прочно осели на юго-западе Галлии, в районе Нарбонны, Тулузы и Бордо. В 418 г. патриций Констанций заключил с ними мирный договор, дав разрешение поселиться здесь. После 409 г. значительная часть Испании ненадолго оказалась под властью аланов и вандалов хасдингов и силингов, но прежде всего гораздо дольше здесь господствовали свевы. В то же время аламанны поселяются на территории современных Эльзаса и Пфальца. Между 429 и 442 г. вандалы захватили самую богатую, восточную часть Северной Африки. При жизни одного поколения, с середины V в. по 484 г., вестготы подчинили себе всю Испанию, за исключением королевства свевов на северо-западе, а также юг Галлии, в то время как натиск франков, бургундов и аламаннов уничтожил остатки римского владычества в остальной Галлии. И, наконец, Италия, пережив в 476-493 гг. иго Одоакра, покорилась королю остготов Теодориху.

Падение Римской империи не везде было окончательным. В 533 г. Юстиниану удалось вернуть часть Северной Африки; эти земли были утрачены только в начале VIII в., на этот раз захваченные арабами. В Испании борьба за возвращение территорий ограничилась лишь районами Кадиса, Кордовы, Малаги и Картахены. Впрочем, с 629 г. последние признаки византийского владычества там исчезли. Между 536 и 554 г. к византийским владениям вновь была присоединена Италия, но уже с 568 г. вторжение лангобардов привело к падению римского мира. К концу VI в. Восточная империя еще контролировала там узкую полосу территорий от Равенны до Рима, надвое разделявшую полуостров, а также Сицилию, Сардинию, Корсику и обширные владения в Южной Италии. В конечном счете лангобарды так и не смогли завладеть всем полуостровом, и только в XI в. норманны окончательно вытеснили византийцев из Калабрии и Апулии.

Процесс, который повлек за собой падение римского владычества на Западе, не был быстрым и необратимым: различные события прерывали и оттягивали его завершение. Происходили неоднократные «приливы и отливы». Тем не менее неумолимый натиск варварских племен относительно редко прерывается крупными сражениями и продолжительными осадами. Чаще всего собственно римские войска отказывались вступать в открытые столкновения с вражескими силами, постепенно разлагались изнутри.

Причины этого разложения отчасти раскрывает отрывок из Прокопия Кесарийского. Рассказав о том, как вестготы захватили Испанию и часть Галлии к западу от Роны, он добавляет: «Другие римские воины были поставлены там для охраны в крайних пределах Галлии. У этих солдат не было никакой возможности вернуться в Рим, они отказывались покориться врагам-арианам и со всеми знаменами и страной, которую они издавна охраняли для римлян, сдались арборихам и германцам; потомкам они передали все обычаи своих предков, свято храня их и теперь (в середине VI в.). Римских воинов легко можно узнать по номерам тех легионов, в которых в прежнее время они несли боевую службу; и в бой они идут, неся перед собой те знамена, которые у них были, и всегда применяют законы своей родины»[10]10
  Цит. по: Прокопий Кесарийский. Война с готами. / Пер. С. Кондратьева М , 1996. С. 60-61.


[Закрыть].

Действительно, войска императорского Рима на протяжении долгого времени внешне выглядели прекрасно. Между 324 и 337 г. Константин придал армии более четкую структуру, исходя из общей стратегической концепции. В отличие от Диоклетиана, который в конце III в. стремился оберегать границы и сосредоточил там большую часть войск, Константин существенно усилил боеспособность и численность мобильной армии за счет регулярного изъятия людей из частей прикрытия, а также за счет новых кавалерийских и пехотных полков. Тем самым обозначилась взаимодополняемость – но вместе с тем и противопоставление – мобильной армии (comitatenses), с одной стороны, пограничников (limitanei), береговой охраны (ripenses) и крепостных гарнизонов (castellani) – с другой. Позже, с раздроблением Империи и ростом внешних угроз, мобильная армия разделилась на отдельные отряды, каждый из которых, в принципе, был прикомандирован к какому-либо большому району, тогда как в личном распоряжении императора, или императоров, помимо собственно телохранителей (scholae), оставались элитные отряды палатинов (palatini).

Римские воины должны были подчиняться суровой дисциплине и проходить безупречную подготовку. Солдаты и офицеры служили на протяжении долгого времени. Это были настоящие профессионалы, которые регулярно получали приличное натуральное (annonae) – хлеб, мясо, вино, масло – или денежное довольствие, размеры которого зависели от занимаемой должности в армейской иерархии. Войска снабжались однотипным наступательным и защитным вооружением, изготовленным и хранящимся в государственных мастерских (fabricae)[11]11
  На территории Империи находилось около 40 мастерских, где работали оружейники (fabricenses, barbaricarn), зачисленные на военную службу.


[Закрыть]. При необходимости даже лошадей для римской конницы поставляло государство[12]12
  Лошади поставлялись начальником конюшен (comes stabuli) или из императорских, или провинциальных конных заводов за счет специального налога.


[Закрыть]. Все это позволяло солдатам вести привольный образ жизни и иметь семью, многие из них владели рабами. Постоянным местом пребывания пограничных отрядов являлись крепости (castella), укрепленные лагеря и башни. Внутренние части римской армии иногда размещались в казармах, но чаще всего жилище и (если не по закону, то фактически) мебель, дрова, освещение им должны были предоставлять горожане. Солдаты пользовались различными налоговыми льготами (были освобождены от уплаты поголовного налога (capitatio)). После 20 лет службы в армии они получали почетное увольнение (honesta missio), после 24 лет – увольнение с пенсией за выслугу лет (emerita missio). В этом случае они не только сохраняли налоговые льготы, но и получали денежную сумму, которая позволяла начать торговлю или приобрести участок, правда, чаще всего целинной земли вместе с небольшим пекулием, семенами для засева и парой волов.

Для обороны пограничных рубежей надо было создавать и содержать в порядке стратегические дороги, рвы и оборонительные укрепления, крепости. Из одного документа начала V в. мы узнаем о существовании 89 крепостей вдоль Дуная, 57 – на восточной границе, простирающейся от Черного до Красного моря, 46 – в Африке от Триполитании до Тингитании, 23 – в Британии и 24 – в Галлии[13]13
  Notitia dignitatum utriusque imperii. / Hrsg О. Seeck. Berlin, 1876.


[Закрыть]. Специалисты, тем не менее, считали, что этого недостаточно: «Безопасность рубежей будет обеспечена гораздо лучше линией крепостей с крепкими стенами и очень мощными башнями, возведенных на расстоянии тысячи шагов друг от друга (т. е. через каждые 1500 м)»[14]14
  Thompson E.-A. A Roman Reformer. (674). P. 105.


[Закрыть]. Во всяком случае, римские императоры призывали своих подданных к выполнению этой задачи с расчетом на будущее. Об этом свидетельствует письмо Валентиниана I, направленное в июне 365 г. дуксу Прибрежной Дакии (Dacia Ripensis): «Высокородный муж, на доверенной тебе границе ты должен не только восстанавливать укрепления, пришедшие в негодность, но также каждый год возводить новые башни в местах, которые для этого пригодны. Если ты ослушаешься моего приказа, то по истечении срока твоей власти тебя вызовут на границу, и укрепления, которые ты забудешь построить при помощи армейских рабочей силы и средств, тебе придется возводить за свой счет»[15]15
  Цит. по: Pigamol A. L'Empire Chretien (325-395). Paris, 1947. P. 173.


[Закрыть].

Между тем, римская армия имела серьезные недостатки, значительно умалявшие ее достоинства. Уже тогда общая стратегия, на основе которой создавалась армия, подвергалась критике. Так, Зосим противопоставляет Диоклетиана, расположившего армию в фортах на границе Империи, Константину, «отозвавшему оттуда большую часть солдат, чтобы поместить их в города, не нуждавшиеся ни в какой защите»[16]16
  Цит. по: Chastagnol A. Le Bas-Empire. Paris, 1969. P. 284.


[Закрыть]. Следствием этого были упадок городов, отягощенных воинским постоем, и потеря боеспособности войск. Конечно, это суждение язычника о первом императоре-христианине пристрастно. Несомненно, политика Константина, впрочем, начатая уже Галлиеном в III в., была наилучшей; его преемники не смогли предложить никакой другой. Во всяком случае, части мобильной армии, удаленные от непосредственной опасности, рисковали потерять боеспособность; более того, они легко превращались во внутренние гарнизоны, теряли всякую подвижность, втягивались в решение задач охраны и поддержания общественного порядка.

Столь же важен вопрос о комплектовании войск Империи и их численности. Регулярная армия, за исключением федератов, о которых речь пойдет дальше, пополнялась за счет следующих источников:

а) сыновья солдат, физически пригодные к военной службе, должны были наследовать ремесло своих отцов, так как во времена поздней Империи был широко распространен принцип наследования профессии;

б) существовал ежегодный рекрутский набор: один или несколько собственников, в зависимости от размера имущества, должны были выставлять человека из своих владений или купленного у торговцев солдатами; такая повинность называлась поставкой новобранцев (praebitio tironum), от нее можно было откупиться, выплатив в казну определенную сумму денег (aurum tironicum);

в) добровольцы принимались и вербовались в армию при соблюдении некоторых условий: не допускали слабых и калек, рабов и некоторых колонов (за исключением кризисных периодов), представителей ряда профессий, считавшихся позорными. Напротив, варвары могли поступать в армию в индивидуальном порядке (так или иначе, они служили в смешанных подразделениях либо в частях, состоявших преимущественно из представителей одного народа или этнической группы, но командный состав оставался, хотя бы отчасти, римским).

Казалось бы, этих источников комплектования армии должно было хватать; на практике же во многих регионах Империи римские граждане не испытывали никакого влечения к тяготам и опасностям военной службы, надолго, если не навсегда, отрывавшей человека от привычной жизни. Лишь самые бедные, за неимением лучшего, соглашались подчиниться строгостям военной дисциплины. Властям приходилось все чаще прибегать к услугам варваров, что усугубляло разрыв между населением Римской империи (Romania) и ее армией.

Общую численность набранной таким образом римской армии определить довольно сложно. Согласно современнику Юстиниана Иоанну Лидийцу, почерпнувшему сведения из архивов префектуры претория, где он работал, армия Диоклетиана составляла 435 266 человек, из которых 389 704 служили в сухопутных войсках, а 45 562 – на флоте. Агафий, тоже писавший в VI в., считал, что некогда численность армии доходила до 645 000 человек. Но самые полные, а возможно, и самые достоверные сведения предоставляет знаменитый «Список всех гражданских и военных должностей и административных постов Востока и Запада» (Notitia dignitatum et administrationum omnium tarn civilium quam militarium in partibus Orientis et Occidentis). Этот документ, дошедший до нас в нескольких рукописях XV и XVI вв., – в свою очередь сделанных по «Шпейерскому кодексу» (Codex spirensis) IX в., ныне утраченному, за исключением одного листа, – несомненно был составлен одним из первых секретарей (primicerium notariorum) Западной Империи в начале V в. Последняя запись в той части документа, которая касается Восточной Империи, сделана в 408 г., тогда как записи, посвященные Западной Империи, велись, правда, в неточном и отрывочном виде, вплоть до 423 г.[17]17
  Jones А. Н. М. The Later Roman Empire, 284-602, A Social, Economic and Administrative Survey. Oxford, 1964 T. III. P. 347-358, Hoffmann D. Das Spatromische Bewegungsheer. (164).


[Закрыть] Даже если признать эти даты достоверными, то остаются два неясных момента: с одной стороны, имперская администрация, по-видимому, присоединяла по мере формирования новые войсковые части; с другой стороны, численность разных воинских соединений. Фердинанд Лот не принял на веру этот «Список», увидев в нем чистую «фантасмагорию»[18]18
  Loi F., P?ster С., Ganshof F. L. Les destinees de l’Empire en Occident de 395 a 768. Paris, 1940. P. 19.


[Закрыть]. Другие историки придерживаются приблизительной цифры в 600 000 человек, подтверждающей предположение Агафия. Анонимный автор трактата «0 военном деле» высказывает противоречивое суждение: к утверждению, что у Империи было очень много солдат, оплачивавшихся слишком дорого и «засиживавшихся» надолго в армии, он добавляет, что войны и дезертирства, вызванные отвращением к солдатской жизни, опустошили войско[19]19
  Thompson E.-A. A Roman Reformer. (674). P. 112-113.


[Закрыть]. Быть может, сведения, предоставленные «Списком», имеют главным образом фискальное значение и соответствуют прежде всего общей сумме расходов, требующихся для армии. Тогда следовало бы рассматривать список личного состава и его географическое размещение как теоретические (карта 1).

Общая численность конницы – 186 500 человек = 30%.

Общая численность пехоты – 411 500 человек = 68%.

К этим регулярным формированиям добавлялись, особенно с конца IV в., силы федератов, т. е. варварских народов, главным образом германцев, сражавшихся под командованием своих вождей и получавших от Рима при поступлении на службу общую сумму в качестве платы за службу и расходов на содержание. Часто доходило до того, что эти федераты составляли определенную часть армий, пытавшихся дать отпор захватчикам. Даже в эпоху Юстиниана, особенно после великой чумы 541-543 гг., роль федератов становится главенствующей, по меньшей мере в действующей армии, так что «временами римские войска, вероятно, были такими же римскими, как армия Франко во время гражданской войны 1936-1938 гг. была испанской»[20]20
  Teall J. L. Barbarians... (176). Р. 312.


[Закрыть].

Карта 1. Теоретическое размещение римской армии в начале V в. (По: Notitia dignitatum). Фигуры на карте обозначают отряды мобильных (palatini, соmitatenses) и пограничных (limitanei) войск, из расчета по 1000 человек на легион в мобильной армии и 3000 человек в пограничных отрядах. Численность других контингентов (Vexillationes, Auxilla, Pseudo-comitatenses, Alae, Cohortes, Cunel, Milites, Numeri) примерно равнялась 500 бойцам.

(По: Jones А. Н. М. The Later Roman Empire, 284-602. / A Social, Economic and Administrative Survey. Oxford, 1964).

Итак, контраст между внешней мощью военного аппарата и его слабой эффективностью поразителен. Теоретически римская армия была огромным безупречно налаженным механизмом, а вот в действительности его колеса «заедало» все больше и больше. Даже императоры – а среди них встречались энергичные люди – не смогли использовать преимущества – простоту коммуникаций, изобилие данных, быстроту передачи приказов. Более того, бюрократия, поддерживавшая их усилия, была немногочисленной, она часто не успевала справляться с делами и пренебрегала ими, надеялась в основном на отсрочки, легко соглашалась на уступки. Окружение императора было склонно тешить себя иллюзиями. Если верить Аммиану Марцеллину, эта склонность не иссякла и в 376 г., когда вестготы попросили у Валента разрешения на переправу через Дунай. Их просьбу «приняли скорее с радостью, чем со страхом. Поднаторевшие в своем деле льстецы преувеличенно превозносили счастье императора, которое предоставляло ему совсем неожиданно столько рекрутов из отдаленнейших земель, так что он может получить непобедимое войско»[21]21
  Цит. по: Аммиан Марцелий. Римская история, XXXI, 4.


[Закрыть]. Вне всякого сомнения, смысл этой странной политики кроется в напрасной надежде смирить, романизировать варваров, разрешив им поселиться на землях Империи, чтобы набирать из них солдат, если и не совсем безопасных и верных, то вполне боеспособных. Это тем более вероятно, что действия императоров почти не встречали поддержки у граждан Империи, давно уже отвыкших от военной службы, лишенных предприимчивости, безразличных к участи Рима; они рассматривали государство скорее как угнетателя, чем как покровителя, и не желали брать защиту Империи в собственные руки.

Варварские армии, нападавшие на Западную Империю, никогда не были многочисленными: к примеру, аламаннов, сражавшихся при Аргенторате (Страсбурге) в 357 г., в лучшем случае было не более 25 000; в 378 г. в сражении при Адрианополе объединенные силы гуннов, аланов, остготов и вестготов, которые разгромили армию Валента, составляли примерно 18 000 человек, 10 000 из которых были вестготами; в 429 г. Гензерих привел в Африку около 16 000 воинов, треть которых состояла из вандалов силингов, аланов и готов, остальные были вандалами хасдингами. В начале завоевания Италии Юстинианом Витигис мог выставить от 25 000 до 30 000 воинов против армии Велизария, впрочем, еще более малочисленной. Через 20 лет, на втором этапе войны, под командованием Тотилы находилось в лучшем случае только 25 000 бойцов. Иначе говоря, каждый из основных варварских народов располагал силами примерно от 10 000 до 30 000 воинов[22]22
  Может быть, у бургундов было только 5000 воинов.


[Закрыть]. Более того, из-за низкого демографического уровня варварам не хватало солдат, потери восполнялись с трудом; чтобы не сражаться ослабленными силами, им приходилось прибегать к помощи либо других племен, либо покоренного населения, энтузиазм которого, естественно, был незначительным.

Варвары, не знавшие воинской дисциплины и легко падавшие духом, использовали примитивную тактику. Их излюбленным приемом было построиться углом и стремительно броситься на врага с целью прорвать одним ударом его боевые порядки. Но если изначальный замысел наталкивался на упорное сопротивление противника, они в беспорядке отступали и с трудом восстанавливали строй. Ближний бой им вести было трудно из-за нехватки наступательного и, особенно, отсутствия оборонительного оружия. Римляне считали, что возможности варваров осаждать города (осада была необходима в основном для того, чтобы справиться с могущественной городской цивилизацией – многие города с началом нашествий в III в. позаботились возвести укрепления) были очень ограниченными. Они долго не умели строить и, особенно, применять осадные машины. Во время осады Рима в 536 г. Витигис приказал построить деревянные башни на колесах, которые тащили быки. Но продвижение этих сооружений было быстро остановлено римскими лучниками, перебившими быков. Военные вожди вестготов, остготов или франков отлично понимали, что нужно делать, но обычно были неспособны довести до конца свои планы. Животрепещущей была и проблема снабжения продовольствием. У варваров не было ничего похожего на сложную и хорошо продуманную организацию римского интендантства. Гонимые голодом, они часто были вынуждены бродить, разделившись на маленькие, очень уязвимые отряды, по крайней мере до тех пор, пока оборона на местах не была полностью дезорганизована. Положение варваров осложнялось также и тем, что они были вовсе не армиями, а кочующими народами: повозки, кладь, скот, женщины, дети и старики, которых они везли с собой, ограничивали быстроту передвижения их войск и требовали постоянного надзора и защиты[23]23
  Ср. Laclance. De mortibus persccutorum. / Ed. J. Moreau, Paris, 1954. Vol. I. P. 88. – «Варвары имеют обыкновение отправляться на войну со всем, чем они владеют, обремененные множеством людей и своим имуществом».


[Закрыть].

Немногочисленные армии, примитивная тактика, почти полное отсутствие тылового обеспечения. Из этого, однако, не следует делать вывод, что победа варваров необъяснима. Отметим сначала разницу между военными силами германцев и римлян в период нашествий на позднюю Империю: с одной стороны, варвары использовали в военных целях всех взрослых мужчин с 14-16 лет, т. е. четвертую или пятую часть всего народа, до тех пор, пока силы не оставляли их; с другой стороны, в Империи, где проживало несколько десятков миллионов человек, можно было набрать, и то ценой чрезмерных усилий, лишь 500 000 или 600 000 солдат, из которых две трети или даже три четверти были фактически не в состоянии воевать, т. е. соотношение солдат и мирного населения теоретически составляло сотые доли, практически же – порядка четырех сотых.

Численное превосходство императорских войск было тем более сомнительным, что в зависимости от обстоятельств римское государство должно было одновременно противостоять нескольким варварским народам: так, в период между 407-410 гг. войска вестготов, вандалов, аланов, свевов, насчитывающие в целом примерно 60 000 воинов, едва ли были малочисленней, чем все мобильные армии римлян в Италии, Испании и Галлии.

Хотя военное снаряжение варваров было в целом весьма несовершенным, тем не менее, некоторые германские народы, благодаря контактам со степными кочевниками, стали замечательными наездниками. К тому же некоторые предметы их вооружения – длинный меч, франциска – были великолепны в техническом отношении, тогда как у римлян не было подобного оружия. Неразвитость искусства осадной войны у варваров являлась бы серьезной помехой только в том случае, если бы города активно оборонялись: на самом деле одни из них были захвачены внезапно, в результате измены или более-менее продолжительной осады, другие сами открыли ворота в надежде на пощаду (sub spe pacis) (Рим, 537-538 гг.). Лишь немногим удавалось сдерживать противника так долго, чтобы в случае необходимости римская армия могла собраться и подойти на помощь[24]24
  Однако были и исключения – например, почти легендарная оборона городов Северной Галлии во время нашествия Аттилы (св. Луи защищал Труа, св. Эньян – Орлеан, св. Женевьева – Париж).


[Закрыть]. Другими словами, действия римлян были успешными, только если население проявляло волю к самозащите. В силу различных причин, которые так или иначе выходят за рамки военных вопросов, эту волю оно проявляло весьма редко.

Репутация варваров была такова, что весть об их приближении вызывала панику и сковывала волю к сопротивлению. Тексты того времени соперничают в описании их дерзости, жестокости и кровожадности. Аммиан Марцел-лин пишет о гуннах: «Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями»; Веллей Патеркул – о лангобардах: «Народ более свирепый, чем самые свирепые германцы»; Исидор Севильский – о франках: «Они так названы по причине кровожадности их нравов»; Сидоний Аполлинарий – о саксонских пиратах: «Это самый свирепый из всех врагов». Он же писал, что салические франки «с детства питают к войне такую же страсть, какую другие – в зрелом возрасте. Если случается, что противник превосходит их числом или их позиция невыгодна, только смерть, но не страх, может их одолеть. Они остаются недвижимы и неодолимы, и их мужество живет, если можно так выразиться, до последнего вздоха»[25]25
  Аммиан Марцелий. Римская история, XXXI, 2, Веллей Патеркул. Римская история, II, 106, Isidores. Etymologiae, Apolhnans Sidomus. Carmina, V, 5, Epistolae, VIII, 6.


[Закрыть]. Что делать с этими людьми, способными впадать в «воинский экстаз»[26]26
  Выражение Ф. Альтхейма: Altheim F. Die Krise der alten Welt. Berlin, 1943. S. 110.


[Закрыть], как противостоять тевтонской ярости (furor teutonicus)? Объяснение св. Иеронима, что «это наши грехи придают силу варварам, наши пороки ослабляют римскую армию»[27]27
  Цит. по: Courcelle P. Op cit P. 14.


[Закрыть], можно принять, если рассматривать его как религиозную трактовку состояния духа римлян: повсеместный упадок общественного сознания, отсутствие гражданского чувства были тем более тягостны, что поражали власть имущих в большей степени, чем бедняков. «Они предвидели рабство и не боялись его. Эти грешники были лишены страха, чтобы принять какие-либо меры предосторожности. Поэтому, когда варвары оказывались почти на виду у всех, граждане не испытывали страха и оставляли города без защиты»[28]28
  Salvien de Marseille CEuvres. / Ed. G. Lagarrigue. Paris, 1975. Vol. II. P. 413-415.


[Закрыть].