Текст книги "Исав (в сокращении)"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Филип Керр
Исав (в сокращении)

Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями. Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми – случайность.

Глава 1

В висках стучало. Ноги едва цеплялись за отвесный обледенелый склон. Над головой в ослепительных лучах послеполуденного солнца переливался ажурный ледяной гребень, восседающий на Мачхапучхари гигантским венцом, будто сотворенным для церемонии небесного бракосочетания. Под ногами зияла бездна, на дне которой лежал Южно-Аннапурнский ледник. За спиной поднимался пик горы Аннапурна. Но он не смотрел по сторонам. Когда болтаешься на веревке, нет времени любоваться красотами. Тот, кто стремится достичь вершины, не обращает внимания на пейзаж. Особенно если это вершина одного из самых труднодоступных пиков, окружающих Аннапурнское святилище, которую к тому же власти Непала объявили запретной зоной, дабы она во веки веков оставалась девственной и неоскверненной.

Из страха перед тюремным заключением и большими штрафами мало кто из альпинистов отваживался нарушить запрет непальского правительства. Но для Джека Фернесса этот запрет был личным оскорблением, вызовом его профессионализму, – ведь он публично объявил о своем намерении покорить все основные вершины Гималаев. Поэтому, успешно завершив санкционированное восхождение по юго-западному склону Аннапурны, они с Дидье решили лезть на Мачхапучхари без официального дозволения. Курировавший их чиновник в Катманду был убежден, что они все еще на Аннапурне, а молчание проводников-шерпов они купили. И все складывалось вполне удачно, пока не испортилась погода.

Упершись ногой в выдолбленную ранее выемку, Джек подтянулся на веревке и ледорубом выбил другую, для руки.

– Как ты там? – окликнул его напарник, находившийся футами пятьюдесятью ниже.

Джек промолчал. Напрягая ноющие мышцы, он приник к отвесному склону. Нет времени докладывать об успехах. Или об их отсутствии. Нужно как можно скорее добраться до вершины, иначе их ждут серьезные неприятности. Пользуясь заслуженной передышкой, он вдыхал разреженный воздух, пытаясь успокоить тревожную пульсацию в висках. Более сложного восхождения он не помнил. Аннапурну покорять было гораздо легче.

Стук в голове начал ослабевать, но появился странный свист в ушах. Звук нарастал, становился громче, и наконец громыхнуло так, словно выстрелила корабельная пушка. Гора содрогнулась. Джек закрыл глаза, стараясь побороть тошноту.

Шум наконец стих. Он открыл глаза.

– Что это было, черт побери? – прокричал Дидье.

– Судя по звуку, что-то обрушилось на противоположном склоне. Похоже, лавина.

– Должно быть, чертовски мощная.

– А может, и метеорит грохнулся, – предположил Джек.

Дидье расхохотался:

– Как будто здесь и так не опасно. Еще и Всевышний камнями бросается.

Джек оттолкнулся от склона и, повиснув на веревке, глянул вверх, на огромный ледяной козырек. Если эта махина обвалится, их уже ничто не спасет.

– Надо поскорее убираться, – прокричал он.

С ушами вновь началось что-то неладное. Он словно оглох. Джек повторил последнюю фразу, но звук его голоса будто мгновенно относило прочь. Воцарилась мертвая тишина.

Секундой позже небо исчезло за черным занавесом низвергавшейся лавины. Гигантское облако удушающих паров и снега повлекло Джека вниз.

Погребенный в лавине, он не имел представления ни о том, с какой скоростью летит, ни о том, что ему угрожает впереди. Он ощущал только мощный напор. Джек инстинктивно раскинул руки и ноги, пытаясь зацепиться за какой-нибудь уступ.

И вдруг все кончилось. Его окружило черное безмолвие.

Ноги его были свободны, но вся верхняя часть тела находилась под снегом. Выбравшись из сугроба, он упал на твердокаменную поверхность. Несколько минут он просто лежал, оглушенный и ослепленный снегом. Обнаружив, что руки двигаются, Джек осторожно очистил от снега нос, рот и глаза, потом огляделся. Он находился в бергшрунде – большой продольной расселине в каменном склоне. Вход был завален снегом, но пробивавшийся сквозь белую толщу свет наводил на мысль, что, возможно, он замурован не наглухо.

Обмотанная вокруг пояса веревка тянулась куда-то сквозь снежный завал. Поднявшись на колени, Джек стал пробираться по ней наверх. Еще одно отчаянное усилие – и Джек наконец выглянул из расселины. Лежавший внизу изуродованный склон подтвердил его худшие опасения: лавина пронеслась по всему леднику, бравшему начало на высоте двадцать тысяч футов и кончавшемуся на шестнадцати тысячах. У шерпов, как и у Дидье, практически не было шансов остаться в живых.

Его самого спас бергшрунд, хотя, падай он под другим углом, столкновение с нижней кромкой расселины окончилось бы для него верной смертью. До лагеря около полутора тысяч футов и добраться туда до темноты не удастся. Пожалуй, лучше переночевать в бергшрунде.

Джек скинул со спины рюкзак, вытащил фонарь и принялся осматривать место ночлега. Бергшрунд имел форму раструба, достигавшего у выхода двадцати футов в высоту и постепенно сужавшегося в туннель около пяти квадратных футов в сечении. Решив проверить, сколь далеко в глубь горы тянется этот туннель, он, пригибаясь, двинулся по каменной трубе.

Футов через триста Джек обнаружил, что может встать во весь рост. Осветив пространство над головой, он увидел, что находится в огромной пещере высотой никак не меньше ста футов. Луч фонаря до потолка не добивал.

Джек крикнул. Звук его голоса эхом отразился от стен. Сколько веков здесь царствовала тишина? Может, за все время существования Гималаев в эту пещеру вообще не ступала нога человека? Спустя минуту Джек получил ответ на свой вопрос.

Поначалу он решил, что из влажного земляного пола пещеры торчит камень, и, лишь приглядевшись, понял: на него пустыми глазницами смотрит череп.

Джек опустился на колени и принялся разгребать вокруг черепа землю и мелкие камни. Он знал, что в Гималаях встречается много останков, возраст которых составляет миллионы лет, но сам впервые натолкнулся на подобную находку.

Джек взял череп в руки и внимательно осмотрел. Сначала он решил, что это ископаемые останки медведя, но потом заметил отсутствие клыков. Вскоре он уже не сомневался, что держит в руках череп гоминида. Но имеет ли он отношение к окаменелостям гоминидов, обнаруженным в Гималаях раньше, да и вообще, окаменелость ли перед ним, Джек не знал.

Среди его знакомых только один человек мог бы дать квалифицированный ответ на этот вопрос – доктор палеоантропологии Калифорнийского университета Стелла Свифт. Может быть, преподнести находку ей в подарок? Пожалуй, Свифт она понравится больше, чем любой другой из непальских сувениров. К тому же не исключено, что этот череп представляет ценность для науки.

Но прежде следует подумать, как спуститься с горы.

Глава 2

Стелла Свифт вошла в Кребер-Холл, расположенный в юго-восточной части студенческого городка, и направилась по коридору первого этажа к аудитории, где ее ждали несколько десятков первокурсников.

Войдя, Свифт положила на стол портфель и взглянула на одного из студентов, который демонстративно продолжал читать «Пентхаус».

– Что это ты читаешь, Тодд? – поинтересовалась она. – Решил подучить анатомию человека? Хорошая идея. А то я слышала, у тебя с этим предметом туговато.

Приятель Тодда, сидевший рядом, громко расхохотался и толкнул его в бок. Внимание аудитории на мгновение переключилось на Тодда, а Свифт повернулась к доске, взяла мел и начала что-то писать крупными заглавными буквами.

– Вот кого ты мне напоминаешь, Тодд, – сказала она, показывая на слово, которое только что вывела на доске.

– Акантоцефалус, – с трудом прочитал Тодд. – Это что еще за чертовщина такая?

Свифт улыбнулась:

– Акантоцефалус – обыкновенный паразит, живет в организме рыб. Колючеголовый червь. У тебя с ним есть один общий физический признак, нетипичный для человека.

– Это еще какой?

– Репродуктивные органы у него значительно крупнее головы.

Студенты весело рассмеялись. Тодд выдавил смущенную улыбку. Уверенная, что теперь внимание аудитории полностью принадлежит ей, Свифт решила использовать шутку про акантоцефалуса в качестве вступления к лекции.

– Что бы ни думал Тодд, – начала она, – объем мозга обязательно учитывается при попытках объяснить эволюционные различия между обезьяной и человеком. Обратите внимание, я сказала, «при попытках объяснить». Дело в том, что происхождение Homo sapiens – больной вопрос для палеоантропологов. Например, мы так и не знаем, почему у нас объем мозга больше, чем у остальных приматов. Какие такие особые условия жизни в ту отдаленную первобытную эпоху способствовали значительному увеличению объема мозга у определенного вида обезьян? Не забывайте, уровень интеллекта не обязательно зависит от объема мозга.

Свифт присела на край стола.

– И все-таки, если уж наш мозг в четыре раза больше мозга шимпанзе, значит, это должно нам давать большие преимущества. Иначе какой смысл? В конце концов, на поддержание работы мозга наш организм тратит целых двадцать процентов всей расходуемой им энергии.

Между прочим, человекоподобные приматы, от которых, как принято считать, произошел Homo sapiens, были далеко не самым преуспевающим видом обезьян. Их ближайшие родственники, мартышкообразные, или низшие узконосые обезьяны, имели более широкое распространение и отличались большим многообразием. Если бы нам удалось перенестись на пять-шесть миллионов лет назад, мы непременно обнаружили бы, что мартышки – самые многочисленные приматы на планете, и, возможно, даже предположили бы, что именно они станут в будущем хозяевами земли. А их более крупные и медлительные братья, передвигающиеся на четвереньках, могли показаться нам представителями тупиковой ветви.

Теперь перенесемся из той эпохи на несколько сот тысячелетий вперед. Мы заметим, что один подвид двуногих приматов выказывает значительные эволюционные сдвиги. Почему? С чего вдруг маленькая ветвь малочисленного вида совершила столь резкий эволюционный скачок? Этот вопрос по сей день остается для ученых загадкой. Он приобретает еще большую значимость, когда начинаешь понимать, сколько, оказывается, у нас общего с обезьянами. У всех нас. Не только у Тодда.

Свифт отпила воды и затем объяснила, каким образом специалисты по молекулярной антропологии устанавливают точные различия между двумя особями на уровне ДНК.

– Цифры впечатляющие, – сказала она. – Если ДНК двух лягушек разных видов отличается по составу на восемь процентов, то у человека и шимпанзе эта разница сводится к одной целой и шести десятым процента. Вы только подумайте, одна целая и шесть десятых процента!

Она вывела число на доске, но продолжать не спешила, давая студентам возможность осмыслить услышанное.

– Эта цифра будет больше, если сравнить два разных вида гиббонов, лошадь с зеброй, собаку с лисой и, что самое главное, шимпанзе с гориллой. Иными словами, у нас с шимпанзе больше общего, чем у последней с гориллой.

Свифт глянула на часы.

– Что бы ни послужило толчком к началу процесса развития из обезьяны человека – так называемого большого скачка, – будь то способность мыслить или навыки изготовления орудий труда, изменения затронули всего лишь одну целую и шесть десятых процента генов. Подумайте на досуге, что могло явиться причиной данных изменений.

В этот момент раздался колокольный звон, возвещавший о наступлении полудня и окончании лекции. Студенты повскакали с мест и принялись убирать в сумки тетради с ручками.

– Ладно, – громко произнесла она, перекрывая нарастающий гомон, – на этом пока закончим.

Как и многие жилые постройки в Нортсайде, тихом зеленом районе Беркли, пользующемся популярностью у преподавателей и научных работников, деревянный коттедж Свифт казался высеченным из окружающего лесистого ландшафта.

Пройдя в кабинет, Свифт отключила телефон и вытянулась на диване. Размышляя, как провести вторую половину дня, она вскоре заснула.

На стене зажужжал домофон. Свифт в испуге пробудилась и глянула на часы. Пять. Она одним махом спустила с дивана свои длинные ноги и по гладкому пепельному полу прошлепала к тому месту, где висел аппарат.

– Кто там? – спросила она.

– Джек, – раздался из динамика голос. – Джек Фернесс.

– Джек! – радостно воскликнула Свифт и нажатием кнопки открыла входную дверь.

Джек стоял на пороге с большим деревянным ящиком под мышкой. Он выглядел несколько осунувшимся. Ясно, что экспедиция в Гималаи оказалась не легкой прогулкой.

Она крепко обняла его, потом отстранилась и, остановив на нем укоризненный взгляд, спросила:

– Почему не позвонил? А если бы меня не было дома?

Джек пожал плечами:

– А я не знал, что сказать. Полагаю, ты слышала о случившемся?

– Была заметка в «Кроникл», – ответила Свифт. – Буквально несколько слов. Сообщили только, что Дидье погиб под лавиной, а тебе удалось спастись. – Она снова обняла его и увлекла в дом.

– Не один Дидье. Погибло еще пять шерпов.

– Боже, какой ужас!

Она закрыла дверь и вместе с гостем поднялась в кабинет. Джек поставил ящик на пол и грузно опустился на большой мягкий диван. Свифт налила ему его любимый напиток, виски «Макаллан», и села рядом.

– Когда ты вернулся?

– Вчера. Точнее, минувшей ночью. Поздно ночью.

Джек осушил бокал и обратил взгляд на Свифт, любуясь ее стройными загорелыми ногами и выразительной фигурой в облегающем полотняном платье цвета сандалового дерева.

Свифт склонилась к нему и тыльной стороной ладони коснулась его щеки.

– Не понимаю, зачем ты это делаешь, – сказала она. – Ну что это за занятие – альпинизм? В конце концов, тебе уже сорок. По-моему, пора остепениться.

– А ты предлагаешь мне руку и сердце?

– Нет, конечно, – рассмеялась она.

– Значит, мне еще рано уходить на покой.

– То есть это я виновата, да? – Она игриво ткнула его кулачком в плечо. – Может, ты лазаешь по горам, потому что в тебе говорит обезьяна?

– Может быть. Но, думаю, истинная причина в другом. Горы – моя страсть. Я бы даже сказал – священная страсть. По мнению тибетцев, горы священны, и восхождение на некоторые пики считается у них богохульством. Так вот, именно неодолимое желание потягаться с Господом и гонит меня на вершины. Даже на те, которые запрещено покорять. – Джек расхохотался. – Тебе кажется, я мелю чепуху?

Свифт промолчала, понимая, что это один из тех редких случаев, когда Джек делился с ней чем-то глубоко личным.

Он заключил ее в объятия и приник губами к ее губам, словно хотел, чтобы она вдохнула в него жизнь.

Свифт отстранилась:

– А что в ящике?

– Подарок.

– Мне? – оживилась она. – А что это? Мне понравится?

Джек досадливо крякнул:

– А нельзя чуть попозже?

– Еще чего! Вдруг ты раздумаешь дарить. Сейчас или никогда. К тому же ты наверняка хочешь, чтобы все мое внимание было отдано тебе, верно?

– Ты не понимаешь, Свифт. Это… это не обычный сувенир вроде индийского подноса или циновки. Я привез нечто имеющее отношение к науке. Так что давай повременим, ладно?

– Ну, теперь ты меня и вовсе заинтриговал, – рассмеялась она. – Показывай.

Джеку пришлось подчиниться. Он встал с дивана, поднял с пола деревянный ящик и направился к двери в кухню.

– Ты даже не представляешь, чего мне стоило протащить это через таможню, – пробурчал он.

Свифт проследовала за ним. Джек поставил ящик на стол, снял с помощью ножа крышку и убрал верхний слой соломы.

– О Боже, – выдохнула она. – Череп гоминида.

Бережно, словно мать, впервые принимающая на руки новорожденного, Свифт извлекла череп из упаковки.

– Джек! Какая красота!

– Ты и впрямь так считаешь? В ящике остался фрагмент нижней челюсти. Еще я привез образцы грунта и камней с того места. Чтобы ты могла установить возраст.

Скрестив руки на груди, он присел на гладкую деревянную поверхность стола, любуясь ее зачарованным лицом. Свифт молча разглядывала череп и наконец улыбнулась:

– Посмотришь на него немного, и он начинает говорить с тобой.

– И каков твой вердикт? Интересная находка?

– Я не первый год, напрягая зрение, охочусь за древними останками, и до сего дня мне попадались лишь мелкие осколки костей, в лучшем случае кусок челюсти. Но это… Это просто фантастика, Джек. Почти целый череп. О такой находке палеоантрополог может только мечтать.

– По-твоему, это ценная вещь?

– Впервые вижу ископаемое в столь идеальном состоянии. Самое настоящее чудо. Где ты его нашел?

Джек рассказал ей про лавину, убившую Дидье, и о том, как сам он провалился в бергшрунд и в пещере, спрятанной глубоко в горе, наткнулся на череп. Правда, он умолчал о том, что это случилось на Мачхапучхари, а не на Аннапурне.

– Говоришь, просто лежал на дне пещеры?

Джек кивнул.

– Как череп неандертальца, – прошептала Свифт. – Тот нашли еще в 1856-м. И тоже на дне пещеры.

– Значит, и этот принадлежит неандертальцу?

– Этот? Ну нет. Твоя находка гораздо интереснее. Скажи, на какой высоте та пещера?

– Где-то двадцать тысяч футов, – уклончиво ответил Джек. – Я чуть не остался там навечно. Ладно, ты все же объяснишь, что я привез, или мне дожидаться твоей статьи в «Нейчур»?

– Начнем с того, что он принадлежал какому-то крупному существу типа гигантского примата. Видишь выступы в передней и затылочной частях? Такие же были у южноафриканских австралопитековых. Только этот не от них. Сагиттальный шов расположен гораздо выше, чем следовало бы ожидать. – Она замолчала и, приподняв череп, внимательно осмотрела внутреннюю структуру. – Да и полость черепа указывает на более крупный мозг. Во всяком случае, он был крупнее, чем у гориллы. Но меньше, чем у современного человека.

Теперь она рассматривала лицевую часть черепа, поглаживая большим пальцем узкий выступ над глазницами.

– Лицевой отдел короткий и не совсем как у обезьяны. И зубы тоже не обезьяньи – гораздо крупнее, чем у гориллы.

Она опять замолчала и, хмурясь, положила череп на стол, затем присела перед ним на корточки.

– Я бы предположила, что такие зубы характерны для самых крупных гоминидов из тех, что мы знаем. Для гигантопитеков. – Свифт покачала головой. – Очень странно, что этот древнейший экземпляр так хорошо сохранился. Какие атмосферные условия в пещере?

– Там сухо, – сказал Джек. – Стены известняковые, пол земляной. Сама пещера уходит в глубь горы примерно на триста футов.

– Сталагмиты? Сталактиты?

– Не заметил. Только несколько сосулек у входа.

– То есть это достаточно укромное место?

– Более чем. Ночевать там было очень удобно.

– По идее, там должны бы быть наросты. Особенно поверх известняка, – задумчиво проговорила Свифт. – И череп должен быть более окаменелый, а тут фактически натуральная кость. Конечно, окаменение – длительный процесс, суть которого пока до конца не ясна. И все равно минеральных образований на месте оригинальных тканей должно быть больше. А судя по предварительному осмотру… – Она тряхнула головой и нахмурилась. – Нет, такое просто невозможно.

– Ты устала, – сказал Джек. – Устала и проголодалась. Завтра все встанет на свои места. Вот увидишь. – Он обнял ее за талию. – Пойдем. Я заказал столик в «Ше Панис».

– Ты невыносим, Джек. А если бы у меня были свои планы на вечер?

– Потому-то я и выбрал самый лучший ресторан во всей Калифорнии. – Он лукаво улыбнулся. – Чтобы ты не решилась мне отказать.

Свифт последовала за ним к выходу. В дверях она обернулась, бросив последний взгляд на череп, и рассмеялась над абсурдностью собственных мыслей. А думала она о том, что самый образцовый экземпляр из всех когда-либо найденных останков гигантопитеков вовсе не похож на ископаемое.

Ночь Свифт провела без сна. В шесть она выскользнула из постели и быстро оделась. Джек еще спал. Она положила череп в ящик, отнесла в машину и поехала в университет.

В студенческом городке было тихо. Свифт прошла в свою лабораторию, заперлась изнутри и только тогда извлекла из ящика череп с челюстью, аккуратно разложив останки на лабораторном столе с мягкой поверхностью.

С помощью кронциркуля и микрометра она тщательно замерила череп, а потом сфотографировала его со всех сторон, истратив две пленки по тридцать кадров.

Убедившись, что зафиксировала все основные параметры и внешний вид черепа, Свифт смазала череп бедакрилом – особым клеем, предотвращающим рассыпание останков. Пока бедакрил сох, она разогрела раствор для слепка. Более качественные копии она успеет сделать позже, решила Свифт, а сейчас ей нужен рабочий образец, который можно вертеть в руках и таскать по университету. Вскоре слепок был готов.

В мире палеоантропологов царит жесткая конкуренция. Поэтому, спрятав под замок свою интеллектуальную собственность, Свифт немедленно позвонила адвокату Джилу Маклеллану.

– Стелла? – раздался в трубке удивленный голос Маклеллана. – Еще девяти нет.

– Джил, мне нужна твоя помощь.

– Для того я здесь и сижу.

– Я хочу, чтобы ты составил договор о неразглашении сведений. Понимаешь, о чем я, да? Подписавшаяся сторона обязуется не обсуждать то-то и то-то, не писать о том-то и том-то и не претендовать на права интеллектуальной собственности в отношении того-то и того-то без моего письменного согласия. Можешь сделать такой?

– Без проблем. Сейчас набросаю проект и через полчаса пришлю тебе по факсу. А чуть позже подготовлю официальные бланки. Они на всех наводят страх.

– Джил, ты гений.

Едва курьер на мотоцикле привез ей экземпляр составленного Джилом Маклелланом документа, Свифт немедля отправилась к Байрону Коуди.

Знаменитого на весь мир специалиста по приматам она нашла в большом уютном помещении, занимающем половину одного из этажей корпуса наук о земле, в котором размещался также и зоологический факультет. Байрон расцеловал ее в обе щеки, и она села, отказавшись от кофе.

– Вообще-то я по делу. Хочу, чтобы ты прочитал и подписал один документ, – сказала Свифт.

– Предложение гранта? С удовольствием. – Байрон положил договор Маклеллана в беспорядочную груду бумаг.

– Взгляни прямо сейчас, – попросила Свифт. – Это не обычная бумажка. Официальный документ.

– Вот как? Ты меня заинтриговала.

Байрон, медлительный, обстоятельный мужчина с окладистой, как у Дарвина, бородой, внимательно прочитал договор и вздохнул:

– Что ты затеваешь, Свифт?

– Это типовой договор о неразглашении сведений. То, что я хочу тебе рассказать, не подлежит огласке.

Байрон взял ручку, но подписывать не спешил.

– Значит, ты – клиент?

Свифт кивнула:

– Ко мне в руки попала находка, которая, возможно, представляет большую ценность для науки. Если это так, я предпочла бы как можно дольше сохранять ее в тайне. Меньше всего мне хочется, чтобы кто-то опередил меня с публикацией.

– Ну хорошо, хорошо, – усмехнулся Байрон. – Ты меня убедила. Обидно, конечно, но в общем-то ты права. – Он поставил свою подпись и вернул ей договор. – Теперь выкладывай.

– Я хочу знать твое мнение о черепе гоминида, который недавно попал ко мне.

Она открыла деревянный ящик и вытащила из него слепок. Байрон вновь водрузил на нос очки со стеклами в форме полумесяца, затем взял череп и повертел в руках, словно проверяя на спелость дыню.

– Отличный слепок, – похвалил он. – Сама сделала?

– Сегодня утром.

– А где же оригинал?

– В надежном месте.

– Хо-хо. – Байрон ехидно рассмеялся. – Лишняя информация, так, что ли? Здоровый был парень, верно? Ты только глянь на этот череп. А челюсть-то какая огромная! А зубы-то, зубы! Таких огромных, как у этого красавчика, мне еще видеть не доводилось. Они гораздо крупнее, чем у гориллы.

– Точнее не скажешь, Байрон?

– Пожалуй, раза в два. Посмотри на швы. Очень необычные. Блеск! Уникальный образчик. Судя по величине и расположению затылочного валика можно предположить, что обладатель этого черепа, в отличие от гориллы, держал голову почти вертикально. Может быть, даже передвигался на двух конечностях. Где ты это достала?

– Пока не могу открыть, Байрон. Одно скажу: это ископаемое не из Европы.

– Вы меня опередили, мэм. Я как раз собирался предположить, что, возможно, череп принадлежит австралопитеку. Правда, среди южноафриканских ископаемых приматов таких верзил не было.

– Может, это человекообразное эпохи миоцена? Представитель рамапитеков?

– Не исключено, – задумчиво произнес Байрон. – Возможно, гигантопитек. Конечно, я никогда не видел целого скелета. Да и никто не видел. Есть только три зуба, обнаруженные фон Кенигсвальдом в гонконгской аптеке. – Байрон широко улыбнулся. – Черт побери, это было бы нечто!

Профессор Рэй Сакер, тучный мужчина с неряшливой бурой шевелюрой и обвислыми, будто вымоченными в супе усами, считался выдающимся специалистом в области геохронологии – особой отрасли науки, одно из направлений которой занималось определением возраста останков некогда живших существ.

Свифт застала Сакера за работой в его просторной лаборатории, где, как всегда, громко звучала хоровая музыка. Время от времени он останавливался и дирижировал в такт особенно понравившемуся фрагменту. В один из таких моментов он и заметил появившуюся в дверях Свифт. Ничуть не смутившись, Сакер тепло обнял ее и спросил:

– Как поживаешь, моя радость?

Свифт поцеловала его в обе щеки.

– Хочу проконсультироваться с тобой по поводу возраста одной находки.

– Неужели такую красавицу, как ты, могут беспокоить проблемы возраста? – Сакер широко улыбнулся. – Жаль, что мне не дарят по доллару каждый раз, когда я повторяю эту плоскую шутку. Присаживайся, Свифт.

Он показал ей на кожаное крутящееся кресло, стоявшее возле тумбочки с музыкальным центром.

– Так что привело тебя к моей машине времени? Раздобыла для меня что-то интересное?

Свифт раскрыла сумочку и вручила ему экземпляр договора о неразглашении сведений.

– Извини, Рэй. Мне очень неловко, но думаю, ты поймешь, почему я так осторожничаю, когда увидишь, что я принесла.

– Должно быть, и впрямь что-то важное, – сказал он и без лишних слов поставил свою подпись.

Свифт сунула руку в сумку и сначала извлекла пластмассовую коробочку с образцами грунта и камней, а потом выложила на стол фрагмент нижней челюсти.

– На вид не очень древняя, – пророкотал Сакер, взяв кость кончиками пальцев. – Как эта штука к тебе попала?

Свифт рассказала, как Фернесс наткнулся на череп в известняковой пещере, расположенной высоко в горах.

– В таком случае, – сказал Сакер, – вполне вероятно, что твоя находка на протяжении многих тысячелетий лежала в ледяном саркофаге. Помнишь, несколько лет назад в Австрийских Альпах вырубили изо льда труп?

– Да, помню. Человек ледниковой эпохи.

– Оказалось, что это охотник эпохи неолита, умерший пять тысяч лет назад. Ткани его тела сохранились идеально.

– Но ведь этому черепу должно быть, как минимум, миллион лет, – возразила Свифт.

– Вам известна моя методика, Ватсон. Сначала факты, а потом уж, на основе данных, полученных в ходе исследования ископаемого, переосмысление теорий и догадок. С помощью масс-спектрометра можно установить точный возраст вещества на основе всего лишь одного миллиграмма углерода. А эмаль на зубах этой челюстной кости столь хороша, что я, пожалуй, прибегну к ЭПР.

– К методу электронного парамагнитного резонанса?

– Да. Если же черепу более тысячи лет, придется анализировать образцы породы.

– Делай, что считаешь нужным, Рэй.

– Как только что-нибудь прояснится, я сразу же позвоню.

– Только сразу, ладно? – Свифт встала, еще раз поцеловала Сакера в щеку и вышла из лаборатории.