Текст книги "Сожги в мою честь (ЛП)"

Автор книги: Филипп Буэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 33

Священный скарабей

Паскаль вернулся в управление бригады.

Перечитывал записи.

Объединял факты.

Разрушал схему.

Вновь выстраивал гипотезу.

Ломал мозги.

Кто отправил серба на тот свет? Убийство следует из мотива. Не существует одного без второго.

А майор не обнаружил ни единой причины.

Расследование катилось привычной колеей. Десяток свидетелей клятвенно заявил, что во вторник Рефик находился на рабочем месте вплоть до полуночи. Его служащие, само собой. А Вайнштейн в это же время фланировал по Греноблю. Ужинал с сильными мира сего, показания которых не ставились под сомнение. Да Паскаль и поостерегся их опрашивать. Слишком опасно, слишком горячо – одной головомойки за день более чем достаточно. Сыт по горло. В полдень майора вызвал генеральный контролер. В полиции чиновник такого уровня – неоспоримый авторитет, подобный священному египетскому скарабею. Осмелиться ему возражать – подписать себе приговор: повышение по службе вылетит в трубу. И Паскаль смолчал, услышав: «Вы читали газету, Каршоз? Если не в состоянии руководить своими людьми, будем разговаривать по-другому. Дело с грузовиком не должно повториться! Приказываю найти осведомителя Гутвана, пока его информация не наделала новых бед. Обещаю, он заплатит за то, чего я наслушался от мэра. Будет мечтать, чтобы его взяли в постовые регулировщики. Идите, ваша карьера зависит от результата».

Гутван…

Благодаря этому иуде майор оказался в полной заднице.

Из-за него того и гляди отправишься протирать штаны в архиве в какой-нибудь тьмутаракани.

Если только не заткнуть болтуну рот. Раз и навсегда – за подмоченную дружбу, запятнанное доверие ad vitam aeternam.

Сделать это – или самому пойти на дно…

– На что-то сердитесь, командир? – В кабинете появилась Одиль.

– Да нет… Думаю над делом Йозевича.

– Лучше бы сосредоточились на раввине.

– Этим и занят, девочка: взять убийцу серба и значит взять раввина.

– Да услышит вас Бог, начало пока не очень.

Каршоз открыл нижний ящик стола. За папками с делами была схоронена бутылка виски. Отвинтил пробку, взял два стаканчика, плеснул скотча, один протянул Одиль.

– Поверь, лейтенант, мы повяжем его без помощи отца небесного.

Глава 34

Жук-носорог

Покидая мадам Марсо, Антония ощущала тошноту.

Груз на совести.

Выходит, Вайнштейн потерял дочь в сгоревшем клубе…

Она ожидала чего угодно, но не подобного поворота. Еврей казался уже не таким отпетым мерзавцем – с минуты, как она уехала из квартала Фурвьер. Он страдал, знал, каково это – лишиться близкого человека. Пусть мучения и не обратили в ангела, все же они сделали его более человечным. Антония сочувствовала Вайнштейну. Не прощая во всем остальном. Лишь один горький балл в его пользу, не меняющий оценку «ноль» за поведение.

«Не зашла ли я слишком далеко? И слишком поспешно? Нет, дорогой мой Жак – я даже припоздала с генеральной уборкой улиц. Да и времени отделять зерна от плевел у меня не осталось. Не настаивай, прошу».

Двигаясь в плотном потоке, Антония выглядывала, где бы припарковаться. Несбыточная надежда. Свободное место для стоянки в Лионе в четверг после обеда без применения волшебной палочки равнозначно выигрышу в лотерею. Редкая удача в людном квартале. Улица Эдуара Эррио: магазины, кинотеатры, рестораны, борющиеся за место на тротуаре. Участок от площади Белькур до Оперного театра сравним с улицей Ла Рамбла в Барселоне [38]  [38] Ла Рамбла – пешеходная улица в центре Барселоны протяженностью 1, 2 км. Ла Рамбла фактически состоит из 5 отдельных бульваров, переходящих друг в друга: Рамбла Каналетес, Рамбла Учения, Рамбла Цветов, Рамбла Капуцинов и Рамбла св. Моники. Здесь каждый день царит необыкновенная атмосфера, а Ла Рамбла давно превратилась в своеобразное шоу, демонстрирующее каталонцев во всей красе.


[Закрыть].

Лавочка Аарона Крейша располагалась на набережной. Рукой подать до толпы гуляющих. Антония проезжала мимо нее уже в третий раз.

«Не действуй на нервы, Жак, остановить машину не могу! И не читай мораль, знаешь ведь, кто таков Вайнштейн! Согласна, слова Люси говорят в его пользу. Еще больше в пользу нее самой. После того, что эта женщина пережила, она заслуживает покой».

Место все не находилось. Арсан сделала последнюю попытку – еще один круг по кварталу. После – баста, отправится на паркинг.

«Конечно-конечно, дорогой, Вайнштейн может быть мстителем. Или заказчиком убийства. Бывшая жена сказала, что в зале суда он не появился ни разу, оставался в тени все время процесса. Бонелли, как и другие, не знал, кто был отцом Рашель. Никто не сопоставил фамилии. Неужели Даниэль Вайнштейн ждал десять лет, чтобы отомстить в память о дочери? Возможно. И очень изобретательно: кто бы связал трагедию «421» и мотив убийств через столько времени?»

Антония зашла на последний поворот, потеряв надежду увидеть, как освобождает пятачок какой-нибудь автомобиль.

«Да, соглашусь с твоей точкой зрения: если Еврей сделал часть работы по дому, он заслуживает признательности и галантного обхождения. Но между ним и мной стоит Влада. Помнишь, девочка, хотевшая свидетельствовать против него? Та, с которой содрали кожу, будто с кролика – по его приказу. За смерть которой я поклялась отомстить. И не отступлю. С другой стороны, из уважения к мадам Марсо и в память о Рашель я должна спасти его шкуру. Чертовски трудная дилемма. Ладно, договорились, Жак, постараюсь, чтобы Вайнштейн остался в живых… в тюремной камере до конца своих дней. По рукам?»

Пришлось уверовать, что муж согласился: стоило Антонии задать вопрос, как освободилось местечко.

Сигнал поворотника, брешь между машинами, быстрый маневр – комиссар успела втиснуться, прежде чем следующий желающий начал сигналить. Выбралась из «Клио», сунула карту в парковочный автомат, кинула чек за лобовое стекло – внутренняя дисциплина не позволяла Антонии увиливать от гражданских обязанностей – и побежала к заведению Крейша.

«Праздничные вечера» – так оно звалось.

Хаос внутри – так оно выглядело.

Онемевшая от изумления – так застыла Арсан.

Аарон Крейш не только продавал приколы типа стриженой щетины для подсыпания в постель, но и сдавал напрокат маскарадные костюмы. В неописуемом беспорядке свисали платья принцесс и форма пожарных, фраки и римские тоги. Поодаль прилавок ломился под треуголками, складными цилиндрами и митрами. Прямо на полу коробки, набитые аксессуарами – копии автоматов вперемешку с палицами. Алебарда и епископский посох, прислоненные к стене, парики и накладные бороды, завалившие полки в веселом беспорядке.

И хозяин посреди неразберихи, несущий увесистый сверток на плече, точно ярмарочный силач. Приземистый, поседевший под грузом лет, но еще крепкий.

Но особенно Антонию потряс нос. Невыразимых очертаний, что-то среднее между украшениями Сирано и Рике-Хохолка. Внушительные крылья рельефно выгнуты чуть не до скул, заостренный крючковатый конец указующе направлен в грудную клетку. Ни дать ни взять носовая часть корабля.

«Сомнения излишни – передо мной жук-носорог, сильнейшее насекомое в мире. Он способен перенести груз, в восемьсот пятьдесят раз превышающий собственный вес. В пересчете на человеческие мерки шестьдесят пять тонн. Шнобель вроде рога и физическая мощь – облик Крейша заслуживает такого сравнения».

Жук-носорог положил тюк, утер лоб и двинулся к той, кого принял за клиентку.

– Здравствуйте, мадам, добро пожаловать в мир радости и шуток. Чего изволите? Костюм? Забавный сюрприз – повеселить друзей? У меня точно найдется то, что вы ищете.

Комиссар охладила его пыл, показав удостоверение.

– Комиссар Арсан. Ваш адрес дала мадам Марсо.

– Да-да… Знаю, она звонила…

По словам светлячка Крейш страдал нервным расстройством. Действительность превосходила ожидания: жук-носорог выглядел настоящим фанатиком.

– Так вы пришли по поводу клуба «421», обители дьявола?

– Да, и хотела бы…

Объяснить, чего хотела бы, Антония не успела.

– Черт побери, комиссар! Я испил чашу страдания до дна! Но в газетах пишут, что кара настигла наконец виновных. Аллилуйя! Предсказал пророк Исайя грешникам: «В тот день поразит Господь мечом Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана и убьет чудовище морское».

Беседа пошла не тем путем, Антония попыталась вернуть ее в нужное русло:

– Речь идет об убийствах, мсье Крейш, я должна…

– Нет, комиссар, это не убийства – всего лишь справедливое возмездие. Сказано во Второзаконии: «Кто убьет животное, тот должен возместить ущерб, а того, кто убьет человека, следует предать смерти».

Удар кулаком по подушке-пердушке подтвердил речь хозяина лавки.

– Никакого прощения, велит нам Всевышний: «Если кто поранил ближнего своего, должно той же мерой отплатить! Око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу».

Не зная, как образумить проповедника, Антония сыграла ва-банк:

– Мсье Крейш, данные указывают, что всех этих людей убил некий раввин, их ужасный конец…

– Раввины – праведники, жрецы, ибо говорится в Левите: «Сожжет ее священник: это всесожжение, жертва, благоухание, приятное Господу». Если один из них отомстил за Мириам, благословен будь он и прославлено имя его!

Комиссар признала свое поражение.

Аарон Крейш не чудаковатый тип…

– Яхве! Защити раба Твоего, исполняющего волю Твою!

…а безумец, запевший, качаясь, как на молитве.

Ни остановить его, ни воззвать к разуму.

Если кто и мог помочь, то маленькая раскрасневшаяся женщина в фартуке, прибежавшая в магазин на крики. Она бросилась к носорогу, схватила за плечи, встряхнула – как бармен шейкер.

– Аарон! Аарон! Успокойся, прошу тебя! Это я, Руфь!

– Руфь?

– Да, твоя жена.

– Руфь… Руфь… Конечно, красавица моя.

– Присядь, отдохни.

Крейш подчинился, плохо соображая.

– Вот так, хорошо… Не разговаривай, дыши, сейчас придешь в себя.

– Со мной все в порядке, не волнуйся.

– Может, выпьешь чаю?

– Не хочу пить… Мне гораздо лучше.

Руфь промокнула лоб мужа: пот стекал по лицу.

– Что стряслось, отчего ты в таком состоянии? Весь мокрый, будто из душа.

Крейш указал на Антонию трясущимся пальцем.

– Эта дама… Комиссар… Она говорила о пожаре…

– Только не это!

Не считая себя виноватой в припадке, Антония все же сочла нужным извиниться:

– Простите, не знала, что ваш муж так болезненно реагирует.

– Когда заводят речь о той драме – всегда.

– Искренне сожалею.

– Верю, мадам… как ваша фамилия, позвольте узнать?

– Комиссар Арсан. Я навожу справки о трагедии. Чистая формальность.

– Что ж, комиссар Арсан, какова бы ни была цель вашего визита, прошу никогда больше не приходить с расспросами о клубе «421». Нам слишком больно говорить о нем, особенно моему мужу. Я могу надеяться?

Антония дала слово и попрощалась.

Но, толкая входную дверь, она заметила одеяние раввина. Полный комплект: шляпа, пояс, плащ – не упущена ни одна деталь.

«Клобук не делает монаха», – усмехнулась Арсан.

А припадки не делают человека сумасшедшим…

Глава 35

Жук-голиаф

Гутван возвращался домой, довольный прошедшим днем. Бернар, главный редактор, поздравил с успехом: после опубликования статьи продажи издания выросли вдвое… и вчетверо – угрозы. Телефон чуть не взорвался от звонков возмущенных читателей. Журналист осмелился подвергать критике депутатов, пусть и вскользь – настоящий позор! Коррупции в регионе нет, члены муниципалитета неподкупны! Возвысила голос и еврейская община – из-за раввина. Чего хотел добиться автор? Разжечь антисемитизм? В городе, где отрицание геноцида еврейского народа преподавалось в университете, достаточно малейшей искры, чтобы на представителей этой нации вновь началась охота.

Гутвану следовало вести себя осмотрительно со всеми недовольными: лишнее слово – и запахнет судом.

А Бернар наседал. Никаких поблажек церковникам, власть имущим, душителям народа! Гутван держал в руках ниточку – надо раскручивать дело до конца.

Вот что примечательно: ни Рефик, ни Вайнштейн не дали о себе знать. Молчание предвещало дьявольскую атаку. Камиль же не полный простофиля: господа готовили оружие. В ближайшие дни их адвокаты возьмутся за издание всерьез. И Бернар ожидал начала действий. Готовый дать отпор.

Сегодня Гутван работал допоздна. Не терпелось увидеть жену и детей. Малыши уже в постелях, но не заснут, пока папа не поцелует на ночь. И он летел по городу сломя голову, чтобы чмокнуть их в щечку.

Семья жила возле церкви Святого Георгия, в старом городе. Передвигаться на скутере журналиста вынудили средневековые улочки. Припарковаться здесь было не трудно – невозможно. Лишь изредка – в закутке, с большой вероятностью оказаться наглухо заблокированным.

Все, приехал. Гутван заглушил мотор «Веспы».

Окна дома журналиста выходили на крошечный садик. Пятикомнатную квартиру, унаследованную от родителей, от улицы отделял газон. Камиль распахнул калитку, завел внутрь мотороллер, и внезапно его осенила мысль, которую сам он счел гениальной. Откуда и каким путем идеи появлялись, он понятия не имел. Но эта заслуживала наивысшей оценки. Двадцать один по двадцатибалльной шкале.

«Я насолю Арсан как никогда – взовьется будто ошпаренная: в следующей статье проведу параллели с энтомологией. Обернуть против нее самой манию видеть в нас насекомых – вот это урок. Полицейские у меня предстанут шершнями, она – пауком или чем-то подобным. Только вот сперва надо самому просветиться: я здесь полный ноль. Приплету муравьев, тараканов, тучу другой мелкой гадости, это уж обязательно… Бернару должно понравиться».

Увы, пока его скудные знания вопроса не распространялись на значительное насекомое – африканского голиафа. Тоже скарабей, но самый крупный и тяжелый в своем семействе. Живет в одиночку, владеет искусством маскировки, выбирается наружу лишь для того, чтобы удалить экскременты.

Увы, тот, кто прятался в тени, считал Гутвана навозом.

Увы, находился он там, чтобы стереть журналиста в порошок.

Увы, жертва не успела защитить себя: голиаф сшиб с ног.

Скутер повалился набок, только громыхнул сминаемый металл.

Лишь этот звук и услышали соседи.

Гутван успел простонать один раз: каблуки чужих сапог размолотили горло. Удары ногами сыпались с неистовой скоростью. И, прежде чем закрылись глаза, он увидел сапоги – байкерские, красно-черные, тяжелые, как свинец, со стальными набойками. А еще силуэт нападавшего – здоровый, крепкий – наподобие бретонского шкафа [39]  [39] Основное отличие бретонского стиля – массивность и добротность в сочетании с богатым резным декором. В декоре бретонского стиля четко прослеживаются кельтские орнаменты (разнообразные витые и зигзагообразные узоры, спирали, переплетения, катушки) и готические узоры (сводчатые стрелки, окна, растительные элементы типа листвы и цветов). Мебель изготавливалась из дуба, каштана, ореха, деревьев фруктовых пород.


[Закрыть]. Вот только лица не разглядел.

Голиаф продолжал избивать изо всех сил.

Так быстро, что самому было больно.

Наказывая.

Казня.

Глава 36

Слепни

– Я не хотел такого конца… Не хотел.

Романеф повторял, как заведенный, раздавленный тяжестью вины.

– Гутван не должен был умирать, Антония, это мой грех: ловушка оказалась для него роковой.

– Предвидеть такое невозможно, Роже, и ответственность не только ваша. В этой истории моего вклада – половина.

– Нет, вас привлек я.

Антония не стала возражать. В план коллеги она вписалась без раздумий. Но не отказываться же от преимущества перед судьей!

Утреннее солнце ласково согревало кабинет. Отец французской нации лучезарно сиял, защищенный стеклом портрета, глаза Жоржа светились с одной фотографии в рамке, Жак радостно улыбался с другой.

«Скажем «Прощай» Гутвану, он нашел, что искал. Я тоже не желала ему смерти – хотела лишь, чтобы убрался с глаз долой. Да и к тому ж – если бы я и призывала погибель на его голову, то мгновенную и безболезненную. Бедняга же мучился. Раскроенный череп, отбитая печень, оторвавшаяся селезенка. Будто прилавок первосортного ливера. Убийца не оставил ему ни малейшего шанса. Печальный итог. У Гутвана осталось двое маленьких детей. Беззаботный засранец! Он должен был подумать о них, а не строить из себя борца за справедливость».

Романеф прервал самокопания. Стряхнув сомнения, он резко выпрямился, решив найти доводы в свою защиту.

– Как считаете, почему мы дошли до такого, Антония?

– Хотите, чтобы я ответила тут же?

– Да, прямо сейчас.

Щекотливый вопрос. Арсан собралась с мыслями.

– Ну… Причин множество… Нехватка средств… Нехватка оборудования… Доверия… Слишком много писанины… Процедур… Приходится выкручиваться со всем этим – блефуем, изворачиваемся на ходу.

– Верно, Антония, но не только: прибавьте еще все более сложные инструкции, перегруженные органы правосудия и общественные организации, которые их душат, а еще политиков, высмеивающих разделение властей. Мы проводим больше времени, отбиваясь от нападок, чем изучая уголовные дела.

– Согласна, проблема носит глобальный характер.

– И вот поэтому мы заманили Гутвана в ловушку – чтобы надеть на него намордник. В деле с грузовиком никто из вышестоящих чинов не поддержал нас. Журналист писал что попало, нам приказали оставить его в покое, и под занавес мы же и получили по шапке. Скажите по совести, могли мы ему позволить продолжать в том же духе?

– Нет, бандит вроде Рефика, отпущенный на свободу – это перебор.

– Так вот, если Гутвана и убили, то виноваты не мы – система, не поддерживающая нас… И убийца, которого надо задержать, само собой.

Ни раскаяний, ни сожалений, ни возврата к вопросу о виновности. Самооправдание судьи вполне устроило комиссара. Вот только в печальных проклятиях Роже она узрела брешь.

– Вы упускаете из виду журналистов – они нас терпеть не могут.

– Нет, Антония, не все такие, как Гутван. Уголовные хроникеры беспристрастны.

– Только гибель собрата вызовет их возмущение. И с этого дня они будут кружить у нас за спиной двадцать четыре часа в сутки – как слепни над коровами. Предрекаю болезненные укусы.

Романеф опустил голову, улыбаясь.

– Забавно, Антония.

– Почему? Считаете, я ошибаюсь?

– Вовсе нет, просто готовлюсь, что и меня наколете на булавку.

– Так что же вас забавляет?

– Ваша мания все сравнивать с миром насекомых. Можно узнать, откуда она появилась?

– От бедности…

Подражая миму, Арсан изобразила, как открывает шкатулку с дорогими сердцу сувенирами. Голос стал тихим, мечтательным, почти нежным.

– Я провела детство в маленькой деревушке. Денег у родителей было мало, все развлечение – телевизор. Но, к счастью, существовала школа. Моя страсть зародилась там.

– Как это?

– Благодаря кино… Каждый месяц нам крутили старую киноленту, не приключенческую, о нет – познавательного характера… которую мы бы не пропустили за все золото мира. Так я посмотрела «Господина Фабра» с Пьером Френе. Этот фильм и пробудил во мне интерес к насекомым.

– Э… Не помню, расскажите, о чем он.

– О жизни энтомолога Жана-Анри Фабра, основателя этологии.

– Ах да, спасибо, припоминаю. Так вот что послужило отправной точкой!

– Да, Фабр заразил меня. Этот достойный человек дал мне возможность интересно проводить время, не тратя ни сантима – просто охотясь на насекомых. Я приносила их домой во множестве, насаживала на булавки согласно семейству, описывала в общей тетради… – Новая пантомима – шкатулка закрывается. – С тех пор вирус меня не покидал.

– Что-то такое я и предполагал.

– Надеюсь, не проболтаетесь – теперь, когда узнали мой секрет.

– Клянусь.

Время не стояло на месте.

Убийцы тоже.

Романеф глянул на часы, удивляясь, что пробыл в кабинете комиссара так долго. Проведя целый час возле тела Гутвана, он почувствовал необходимость встретиться с ней и поговорить, утишить голос совести, оправдать свою «войну». На душе полегчало, жизнь брала свое, дела призывали.

– Возвращаясь к Гутвану – этот гражданин доставлял неприятности слишком многим, привязать его смерть к предыдущим будет непросто.

– Нет, Роже, не списывайте друзей Рефика и Вайнштейна. Мы скоро узнаем, кто убийца – они всегда совершают ошибку, в конце концов.

– Надеюсь, рек крови удастся избежать.

– Я тоже. Все, что могу сказать точно – до утра воскресенья сидеть наши подопечные будут смирно.

– Почему так думаете?

– Сегодня пятница, день молитвы для мусульман, шаббат для иудеев с заходом солнца.

– Если только эти люди уважают веру.

– Ну, за гарантиями не ко мне.

В дверь постучали. Повинуясь условному рефлексу, беседующие одернули костюмы, будто парочка, застигнутая за поцелуями.

– Войдите!

Исполняя приказание комиссара, в кабинет вошел Милош. Смутившись, что прервал беседу на высшем уровне, он повернул было назад – из стратегических соображений.

– Простите, зайду позже.

– Останься, Милош, господин судья уже собирался уходить.

По установленным ими самими правилам отношения сообщников заканчивались в присутствии третьего лица. Никаких имен, судья тоже обратился к Арсан по званию:

– Верно, мне пора, комиссар. Всего хорошего.

Рукопожатие вместо поцелуев – так обыденно Романеф попрощался, поднявшись. Прежде чем он удалился, Антония представила Милоша. Мужчины быстро поздоровались, судья закрыл дверь, лейтенант остался наедине с женщиной, которой доверял меньше, чем кому-либо другому.

Положив на стол папку, он сел.

– Результаты поисков, патрон. Сведения о бывших членах ассоциации «421». Но не хватает кое-каких имен.

– У тебя не весь список?

– Нет, в личных делах черт ногу сломит.

Арсан открыла ящик, вынула три скрепленных листа.

– Держи, этот полный.

– Вам его передала Люси Марсо?

– Да, без проблем. Заполни пустоты. И собери сведения о мельчайших грешках, меня интересует даже протокол за нарушение правил парковки.

Милош проглядел строчки по диагонали.

– Вы получите результаты завтра, половину я уже сделал.

– Прекрасно. Про Марка Жуфлю выяснил?

– Так точно, опросил соседей. Никаких происшествий. Ни один не видел и четверти от половины раввина.

Антония разочарованно присвистнула:

– Что ж, расширим круг поисков. Завтра обойдешь кафешки с фотороботом. Прошерсти Ля Домб – кто-нибудь мог заметить подозреваемого в компании Жуфлю. А я продолжу рыть среди родственников жертв. Оставайся на связи, в воскресенье встретимся и подведем итоги.

Милош не двинулся с места.

– Что случилось? Были планы на выходные?

«Нет, патрон, план у меня один, и вам он не понравится: заставить сказать мне правду… О Боже, дай сил противостоять ей».

– Что такое? Проглотил язык?

Вместо ответа Милош вынул из бумажника клочок бумаги. Не говоря ни слова, подождал, пока комиссар прочтет нацарапанное. Антония не удивилась – знала, что там.

– Это названия медикаментов.

– Да, патрон – тех, что вы принимаете против рака.

– И очень эффективных. Рекомендую, если подцепишь опухоль.

– Не шутите, дело серьезное.

– Мой рак, буду смеяться, сколько захочу.

– Но сейчас не об этом.

– А о чем же?

– Ваше расследование – надувательство, пора прекратить ломать комедию. Что вы задумали? Кого хотите подловить?

«Неплохо для начала. Жак говорит: мозги у букашки в порядке».

– Откуда такие фантазии?

– От болезни, которую вы скрываете. Я навел справки: такие лекарства принимают на поздней стадии. Вы должны находиться в больнице.

– А я здесь и командую.

– Вот в этом я вас и обвиняю: хотите отомстить, прежде чем отвесить последний поклон.

«Мимо, букашка. Я не мщу – провожу генеральную уборку».

– Есть доказательства?

– Неверный подбор актеров в сериале. Камиль Гутван… Это же он тот журналюга, кого вы называли педиком, я знаю.

– И убила его тоже я?

– Нет. Но уверен, вы приложили руку. Думаю, будут и другие смерти, а я не хочу становиться сообщником.

«Так, теперь мы подходим к ультиматуму. Давай смелее, парень, ты уже близко».

– И что же ты мне посоветуешь?

– Уйти в отставку со всеми почестями.

– А если не соглашусь?

– Я все выложу генеральному контролеру. Мне намылят шею за то, что покрывал вас, но вряд ли очень сильно.

Напряжение чуть отпустило Милоша: не сдулся, держался в разговоре стойко. Теперь он молился лишь, чтобы Антония согласилась: сдавать ее совсем не улыбалось.

И потому он облегченно выдохнул, когда комиссар принялась что-то писать: капитуляция, история благополучно заканчивается!

– Это ваш рапорт с просьбой об отставке?

– Tcc… Подожди секундочку, останешься доволен.

Она черкнула несколько значков, потратив так мало времени, что Милош не поверил. Точнее, заподозрил обратное.

– Дарю, Милош, сохрани сию бумажку.

Он взял протянутый листок с нацарапанными каракулями.

– Что это за номер?

– Сотовый генерального контролера. Сможешь позвонить, когда захочешь. Для тебя он доступен семь дней в неделю, днем и ночью.

– Что?

Антония только взялась за дело. Открыла конверт, выудила несколько фотографий, бросила их на стол.

– Я же передам генеральному эти снимки. Вчера вечером нащелкала штук двадцать. Узнаешь себя? Надеюсь, да – я постаралась, чтобы ты хорошо получился.

Милош побледнел. На него обрушилось то, чего он больше всего опасался.

– Вы… Вы не имеете права… Это моя жизнь, личная…

– Да, подтверждаю, ты вправе быть членом секты.

– Это не секта, а религиозное движение!

– Из разряда «Нью-Эйдж» [40]  [40] Нью Эйдж (англ. New Age, буквально «новая эра»), религии «нового века» – общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера. Эти движения зародились и сформировались в своих основных чертах в XX веке, но продолжают активно действовать и по сей день. Некоторые исследователи рассматривают группы движения Нью Эйдж как разновидность деструктивных культов и обвиняют их в использовании манипулятивных техник убеждения. Так, общество Аум Синрикё в Японии, пропагандирующее смесь индуизма с тантрическим буддизмом, христианством и научной фантастикой, оказалось замешано в террористической деятельности.


[Закрыть].

– Вы понятия не имеете, о чем говорите.

– Имею, Милош, и очень хорошее: каждый адепт должен подключиться к абсолютной «сознательной энергии». Вы верите в космического Христа, пророчества Малахии и проповедуете планетарный разум.

– Какое вам дело, если я в это и верю? Я нашел душевное равновесие в этих откровениях.

– А твой гуру ловит на них простофиль. Гляди, толстяк, которого ты обнимаешь. Не знаю, сколько ты ему отстегиваешь, но придет день, когда его делишки всплывут.

Блефует – Милош не сомневался. Она всегда лжет.

– Чушь какая-то! Что вы имеете против Мартена?

– Мартена? Ты его так называешь?

– Да.

– Хм, выходец с Сардинии, подозреваемый в причастности к тамошней мафии «Анонима Секвестри», приятель Мартен носит имя Луиджи.

– Луиджи?

– Veritiero, dalla sua nascita… [41]  [41] Точно, с самого рождения (итал.)


[Закрыть] Его «церковь» нужна для спекуляций по-крупному, по крайней мере, он так полагает. Мы держим его под наблюдением несколько месяцев.

– Чудовищно, если так…

– Ты сам это сказал… Когда информатор донес, что ты посещаешь Луиджи, я велела ему помалкивать: мне на это плевать. Но теперь, вполне возможно, буду разговорчивей…

Обоюдное молчание, тикание часов…

– Лишиться места из-за принадлежности к секте – вот была бы нелепица, признай. С такой причиной увольнения тебя потом не приняли бы и в канализационную службу. – Арсан собрала фотографии, бросила их в ящик стола. – Ладно, довольно шуток. Подведем итог: жду тебя в десять в воскресенье. И к тому времени накопай на раввина серьезные улики.