Текст книги "Молитва"

Автор книги: Филип Янси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

«Молитва не меняет Бога, но меняет того, кто молится»? Может быть, молитва производит в человеке такие изменения, которые наделяют его способностью услышать и принять ответ на свою молитву – ответ, которого он так долго искал. При желании это можно счесть «переменой» в Боге: постоянная молитва изменяет наше внутреннее состояние, наш дух, и тогда у Бога появляется возможность обращаться с нами по-другому. Может быть, именно из-за этого Авраам, Моисей, Иаков и другие герои веры вступали в столь яростные схватки с Богом. В сражениях, которые выглядели как богоборчество, у библейских героев развивались Божьи качества. В них происходили те перемены, которых как раз и хотел Господь.

«Когда ты борешься с Богом, то разве не самое большое несчастье – не быть побежденным?» – спрашивает Симона Вейль – глубокий религиозный мыслитель, француженка, которую Альбер Камю называл «несравненным правдолюбцем нашего времени». Другими словами, то, что сейчас кажется поражением, в свое время может обернуться безусловной победой. Обманщик Иаков бодро шагал по жизни на двух здоровых ногах, а хромой Израиль вошел в историю как отец великого народа. Главная ценность постоянной молитвы не в том, что ты получишь желаемое. Самое ценное – ты становишься тем, кем призван стать.

Карабкаюсь ли я в гору, пишу ли книгу – у меня есть цель, к которой я стремлюсь, задача, которую намереваюсь выполнить. А молитва заставляет меня сделать остановку в пути.

Я уже понял, что не могу «исправить» тех людей, о которых молюсь. Я также не могу получить все, чего хочу, и тогда, когда хочу. Я должен снизить скорость и ждать. Когда я приношу свои просьбы к Господу, на первый взгляд это выглядит как капитуляция. Я «сдаю» их Богу с готовностью принять Его волю. И благодаря такому послушанию Он начинает растить во мне «плод», то есть многие из тех качеств, которые перечисляет апостол Павел и которые мне нужнее всего: мир, долготерпение, доброту, милосердие, верность, кротость, самообладание и другие (Гал 5:22–23).

Блаженный Августин говорил, что человек молится, «чтобы созидать себя, а не для того, чтобы наставлять Бога». Оглядываясь на свою переменчивую молитвенную жизнь, я вижу, как Господь работал надо мной, как Он стесывал ненужные выступы и шлифовал шероховатости. Я вижу победы и поражения. Как ребенок, который долго выклянчивал у родителей желаемое, я иногда получаю ответ на свои настойчивые просьбы – после того как научусь обходиться без того, о чем просил. В таких случаях ответ Бога бывает сюрпризом, неожиданным и благодатным подарком. Я жажду подарка, а нахожу Дарителя – и получаю от Него подарок, на который уже не надеялся.

В Евангелии от Луки притча о капризном соседе заканчивается так: «Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, то тем более Отец Небесный даст Духа Святого просящим у Него» (Лк 11:13). Матфей повторяет эти слова с одним изменением: «Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, то тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф 7:11)[41]41
  В обеих цитатах курсив мой. – Прим. авт.


[Закрыть].

Мы, часто – по многу раз, высказываем в молитве свои просьбы, после чего ждем ответа и готовимся принять его. Мы молимся, чтобы Бог дал нам то, что Он Сам захочет дать. Это могут быть какие-то блага или Святой Дух. (С точки зрения Бога нет лучше ответа на настойчивые молитвы, чем дар Святого Духа. Так Господь дарит нам Самого Себя.) Мы можем, как Петр, молиться о пище, чтобы в итоге освободиться от националистических предрассудков. Мы можем, как Павел, молиться об исцелении, а в результате научиться смирению. Мы можем молиться об облегчении испытаний, а в ответ обрести терпение, чтобы выдержать их. Мы можем молиться об освобождении из тюрьмы и получить силу, чтобы плодотворно использовать время, проводимое в заключении. Просите, ищите, стучите, учил Иисус, – такое поведение влияет на Бога. А еще оно сильно влияет на самого человека, который просит, ищет и стучит.

«Ибо мы – Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела» (Еф 2:10), – писал Павел Ефесянам. В греческом тексте Послания стоит слово poiema, переведенное на русский язык как «творение», но совсем неслучайно созвучное другому слову – «поэма». Апостол подчеркивает, что мы – созданное Богом произведение искусства. В жизни Павла были тюрьмы и побои, мятеж и кораблекрушение. Он, как никто другой, знал, сколь упорно Господь трудится над нами – и какую роль в этом труде играет молитва. Молясь, мы даем Богу возможность изменять нас: отсекать лишнее, как скульптор отсекает лишние куски мрамора, наносить краски, подобно художнику, подбирать нужные слова, как подбирает их поэт. Пока мы живем на этой земле, мы еще несовершенны, не завершены. Поэтому Божья работа над нами продолжается до самой смерти.

ЧАСТЬ 3. ЯЗЫК МОЛИТВЫ

Ты умоляешь. Ты стенаешь. Ты обременяешь Бога пустой хвалой. Ты твердишь о своих грехах, которые Ему уже прекрасно известны. Ты желаешь изменить Его неизменную волю… И иногда, по благодати Божьей, молитва бывает услышана.

Фредерик Бюхнер

ГЛАВА 12. Я ЖАЖДУ МОЛИТЬСЯ В СОВЕРШЕНСТВЕ

Вот парадокс: молитва требует серьезных усилий, хотя она – не что иное, как дар. Не в нашей власти планировать, управлять или решать за Бога. Но без строгой дисциплины мы тем более не сумеем обрести этот дар.

Генри Нувен

Я не помню времени, когда бы не молился. В детстве я читал молитву перед сном и всегда молился перед едой. Я исправно посещал вечерние молитвенные собрания по средам и ночные службы в сочельник, хотя ребенку трудно было на них не заснуть. Я молился с таким детским доверием, что часто друзья нашей семьи – если терялось обручальное кольцо или пропадал щенок – звонили и просили моих молитв. Нередко они потом звонили снова, чтобы сообщить о том, как замечательно Бог ответил на мою молитву. (Между тем, мои собственные щенки могли потеряться, умереть от чумки или подвергнуться нападению соседского бульдога, невзирая на мои самые горячие молитвы.)

Несколько лет я проучился в библейском колледже. К молитве там относились строго, как к строевой подготовке в военной академии. В шесть утра звенел звонок, а в полседьмого начиналось «тихое время» – мы должны были уделить полчаса молитве и чтении) Библии. Декан время от времени проводил неожиданные проверки. По колледжу ходили рассказы о том, как он, открыв дверь в одну из комнат общежития, включил свет и обнаружил, что двое ее обитателей спят крепким сном: один – стоя на коленях возле кровати, а другой – сидя с открытой Библией в руках.

В колледже иногда устраивали «дни молитвы», когда мы вместо учебных занятий должны были молиться поодиночке и в группах. Затем вечером все собирались на торжественное богослужение – молились и свидетельствовали. Студенты рассказывали о чудесных ответах на молитвы, например, о вовремя подоспевшей финансовой помощи, которая позволяла им продолжить учебу. Один раз мой сосед по комнате со слезами исповедался в совершении нескольких дерзких проказ, причем я точно знал, что он изрядно приукрасил свои подвиги. Как преступники хвастаются совершенными преступлениями, так и юные грешники порой стремились прославиться, драматизируя свои проступки, выступая с ярким публичным покаянием. Один студент попросил молиться за свою девушку, которая ехала навестить его и по дороге попала в автокатастрофу. Этот печальный одинокий мальчик был родом из моего городка. На самом деле у него не было никакой девушки, он был гомосексуалистом и впоследствии умер от СПИДа. Он придумал грустную историю, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать сочувствие.

С тех пор прошло много лет. Я сотрудничал с различными христианскими организациями и участвовал во множестве молитвенных встреч. Бывало, что молитвенная группа на время становилась как бы одним целым, и эти совместные молитвы глубоко трогали меня. Другие встречи напоминали какую-то странную спортивную игру, и я испытывал искушение прорваться в тройку лидеров, продемонстрировав свое красноречие, – тогда мои слова бывали адресованы не столько Богу, сколько остальным участникам группы.

Не раз случалось, что от молитвы не оставалось почти никакого впечатления. Вопросы, о которых я писал в предыдущих главах, сбивали меня с толку. Зачем что-то говорить Богу, если Он и так все знает? Зачем просить Бога о милости, если Он и так милостив по сути Своей? Зачем вообще молиться? Как-то я совсем не мог молиться своими словами в течение целого года, а только читал тексты из католического часослова (богослужебные тексты для общинной или личной молитвы в течение дня). Я просил Бога зачесть мне эти прочитанные по бумажке слова, даже когда произносил их не вполне искренне. Но в один прекрасный день тучи рассеялись. Я так и не понял, что же препятствовало моей молитве все это время.

Но с той поры, хотя я и не переживал больше таких периодов отчуждения, молитва была связана для меня с борьбой. Когда я слышу о людях, которые каждый день по часу проводят в молитвенном размышлении, мне хочется спросить, как им это удается. Я едва выдерживаю пятнадцать минут, дальше мысли неудержимо разбегаются, внимание рассеивается. Вот обычное ощущение, сопровождающее это состояние: мой суматошный, суетный мирок с недоделанными делами и с письмами, на которые нужно срочно ответить, вторгается в тот отрезок времени, который я желаю провести в общении с Богом. Однако я учусь разрушать барьеры, отделяющие молитву от остальных дел, и прошу Господа, чтобы Он Сам вторгался в мою повседневную жизнь.

Чего мы ждем от молитвы

Даже когда молитва воспринимается как обязанность, вроде школьного домашнего задания, мы не теряем надежды на то, что она способна перерасти в нечто большее. Где-то поблизости спрятаны сокровища – надо только отыскать их. Нас ждет новая страна, нужно лишь изучить язык, на котором в ней говорят. А пока мы лепечем, как младенцы, и жаждем когда-нибудь заговорить свободно. «Я не молился, а скорее старался быть человеком, который молится», – вспоминает современный американский писатель Фредерик Бюхнер о времени, когда, молясь, он чувствовал себя скованно и неловко.

Некоторые люди совсем не ощущают во время молитвы, что Бог слушает их. И они винят себя: им кажется, что они что-то делают неправильно. Один мой читатель из Австралии писал о своем беспокойстве за тех, кто чувствует себя «аутично», отчужденно во время молитвы. Он, конечно, говорил не о людях, на самом деле страдающих аутизмом, депрессиями или другими психическими расстройствами, а о вполне нормальных скромных прихожанах с задней скамьи, чувствующих себя недостойными Божьего внимания.

Моя хорошая знакомая, которая тоже исследовала тему молитвы, сообщила мне, что, судя по ее опыту, очень немногим людям молитва дается легко, чаще она не оправдывает их ожиданий. Создается впечатление, что молитва не стоит потраченных усилий. Вот что она пишет:

«Мне кажется, что молитва во многом напоминает секс. (Когда я говорю об этом, все навостряют уши.) Большинство людей недовольны своей половой жизнью. У немногих дела в этой области действительно идут хорошо. И секс, и молитва – это отношения, во-первых, интимные, а во-вторых – окруженные неким таинственным ореолом. Нас убеждают, что занимаясь сексом или молитвой, мы должны воспарять к седьмому небу. Результат – ложные ожидания и разрушенная близость».

Эта женщина провела несколько месяцев в Африке и была вынуждена освоить более медленный темп жизни. Там ее окружала тишина, поэтому она нашла новый способ молиться. «И снова тут все похоже на секс. Когда мы заняты или вовлечены в гонку, суету окружающего мира, постоянно слышим какофонию бессмысленных звуков, очень трудно расслабиться и общаться».

Обдумывая эту неожиданную аналогию, я прихожу к выводу: чтение книг о молитве сродни чтению книг по технике секса. То, что на бумаге выгладит столь захватывающим, мало похоже на происходящее между двумя ранимыми людьми, ожидания которых сильно разнятся. Так же как и в сексе, в молитве на первом месте стоят отношения, а не техника. Однако участники молитвы – Бог и человек – отличаются друг от друга гораздо существеннее, чем мужчина от женщины. Стоит ли удивляться, что возникают проблемы?

Стереотипы нашей культуры во многом обусловлены средствами массовой информации, которые создали у нас установку, будто любую проблему можно быстро решить. Однако проблемы взаимоотношений далеко не всегда решаются быстро, как в кино. Кроме того, я не замечал, чтобы стеллажи, набитые книгами на тему «Как сохранить семью», заметно повлияли бы на статистику разводов. Если хорошие правильные советы мало помогают нам в налаживании отношений с другими людьми, то насколько же меньше пользы от советов, когда речь идет об отношениях с Богом? Вряд ли вам удастся открыть секрет дружбы с Богом, прослушав очередную партию кассет, прочитав новую книгу, побеседовав с еще одним священником или посетив двухдневный семинар.

Я прочитал не один десяток книг о молитве, я задавал вопросы множеству разных людей. Кажется, я мог бы ожидать заметного продвижения в собственной молитвенной жизни. Если бы я приложил столько же усилий, скажем, обучаясь играть в гольф или изучая иностранный язык, то наверняка достиг бы великолепных результатов. Но я по-прежнему чувствую: для меня молитва требует напряжения воли. Иногда она приносит плоды, иногда – нет… Вернее, не приносит ощутимых плодов сразу. Молясь, необходимо верить, что Бог слышит тебя, что молитва способна что-то изменить – хотя твердых оснований для такой уверенности нет. Вера дается мне нелегко.

Когда я соприкасаюсь с иной культурой, я должен ориентироваться на ее правила. Иными словами, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Путешествуя по южной Индии, я усвоил, что помотать головой из стороны в сторону – знак согласия, а не наоборот. Женившись, я узнал, что мужчины – с Марса, а женщины – с Венеры. Я и теперь, после тридцати пяти лет брака, открываю все новые различия между мною и моей женой. И если я хочу ближе узнать Бога, мне нужно осваивать новые способы общения с Ним. Ведь я хочу дружить не с кем-нибудь, а с Самим Богом, Которого даже нельзя увидеть!

Недавно я получил весточку от врача-миссионера, три последних года прожившего в Эквадоре. Среди прочего он пишет о том, как много огорчений доставляет ему изучение испанского языка. Проведя в Эквадоре три года, он все еще делает детские ошибки в грамматике. Общаясь с носителями языка, он нередко попадает в неловкое положение и лишь с трудом, запинаясь, способен выражать те мысли, которые так легко рождаются у него в голове. Он утверждает, что для него беседа на испанском языке – это непрерывный урок смирения. Да, конечно, определенный прогресс есть, но каждый день ему приходится констатировать: он опять выразился неточно, он в очередной раз не смог различить тонких оттенков речи собеседника.

В изучении чужого языка я вижу определенную параллель с молитвой. Чтобы научиться бегло говорить на иностранном языке, я должен выделить время для занятий, и, несомненно, ради этого мне придется от чего-то отказаться. Сперва обучение будет трудным, но, несмотря на это, нужно продолжать работу. Я не бросаю начатого если хочу достичь поставленной цели. И ведь почти все сколько-нибудь стоящее – спортивные занятия, обучение игре на гитаре, приобретение навыков работы на компьютере – требует такого же отношения.

Моя молитвенная жизнь по-прежнему связана с борьбой. То же самое я могу сказать и о прощении. И о любви к ближнему. И о помощи нуждающимся. Я не отступаю, потому что все это – Божьи заповеди, и я верю: исполнять их – благо для меня, даже если я его не всегда ощущаю. Более того, я верю, что моя настойчивость каким-то непостижимым образом приятна Богу. Мы должны всегда молиться и не унывать – так учил Христос.

Вот в чем еще я нахожу некоторое ободрение. Ученики Иисуса тоже не знали, как надо молиться, и даже после нескольких месяцев следования за Ним просили: «Господи! Научи нас молиться» (Лк 11:1). Поддерживает меня и пример христиан, которые, весьма продвинувшись в духовной дисциплине, все равно ведут подобную борьбу. (Если вы сомневаетесь, почитайте жизнеописания католических монахов-траппистов, вся жизнь которых посвящена исключительно общению с Богом. Они сталкиваются с теми же препятствиями, что и мы, мирские люди, уделяющие богообщению лишь часть своего времени.) Как научиться молитве? «Молитесь… – отвечала на этот вопрос мать Тереза. – Если вы хотите молиться лучше, молитесь больше».

Великий английский проповедник Лесли Уезерхед, прозванный «врачевателем душ человеческих», испытывал то же, что и многие:

«Мне всегда было трудно молиться. Часто молитва напоминает мне бесплодную игру в прятки – Бог прячется, а мы его ищем. Я знаю, Господь очень терпелив со мной. Если бы не Его терпение, я бы давно отпал от веры. Но, честно говоря, мне тоже приходится быть терпеливым с Ним. Я перестал бы общаться с любым из друзей, если бы он отвечал мне так тихо и так скудно. Однако долго обходиться без молитвы я не могу. Мои нужды побуждают меня молиться. И еще у меня есть ощущение, что Бог имеет веские причины, чтобы прятаться, и что мои поиски в конце концов обернутся бесконечно ценной находкой… Я хотел бы получать от молитвы больше удовлетворения, но поисков мне не избежать. Иисусу тоже порой бывало нелегко молиться. Самые отчаянные Его молитвы остались без ответа. Тем не менее, молиться Он не переставал. Честно говоря, мне трудно рассказать что-нибудь впечатляющее о своих молитвах, но я не перестаю молиться, потому что «жаждет душа моя к Богу крепкому, живому» (Пс 41:3), и я твердо знаю, что вне Бога нет ничего, кроме смерти».

Маленькое оконце

Немецкий богослов, иезуит Карл Ранер, способствовавший обновлению католической теологии в двадцатом веке, в работе «Молитва: необходимость и благословение» воспел повседневную молитву:

«О, ежедневная молитва! Ты скудна и слегка потрепана, как сами будни. Для тебя трудны великие мысли и сильные чувства. Ты – не торжественная симфония, звучащая под высокими сводами собора, а скорее задушевная песня, льющаяся из сердца, добрая, немного монотонная и наивная. Но ты, молитва каждого дня, – оплот верности, надежды и бескорыстия. Ты служишь Великому Богу, не ожидая награды. Ты приносишь свет в самые серые наши дни и делаешь великими обыденные мгновения. И ты – человек, молящийся каждый день, – творишь молитву не для себя, а для славы Господа. Ты молишься не ради результата, а ради веры. Порой ты движешься устало, но все же продолжаешь путь. Подчас твоя молитва исходит не из сердца, а лишь из уст. Но не лучше ли славить Господа хотя бы устами, чем вовсе оставаться немым? И разве нет надежды, что слова, сошедшие с уст, не откликнутся в сердце? И в дни, бедные молитвой, когда мы ругаем себя или других за то, что молимся одними лишь устами, очень часто наши молитвы – это все же голос сердца, нищего, но верного сердца. В молитве сердце, несмотря на слабость и усталость, на потаенную досаду и недовольство, упрямо стремится вверх. Оно старается пробить хотя бы маленькое оконце, чтобы сквозь него в душу, заваленную будничными заботами, упал тонкий лучик вечного света».

Какое молитвенное правило выбрать?

В середине самого сложного и смутного периода своей жизни Генри Нувен, который тогда преподавал в Йельском университете, взял годичный отпуск и провел семь месяцев в траппистском[42]42
  Трапписты – католический монашеский орден строгого устава. Монахи обязаны молиться одиннадцать часов в сутки, трудиться, а также соблюдать строгий пост, облегчаемый только для больных, и молчание, прерываемое лишь для молитв и песнопений. – Прим. ред.


[Закрыть] монастыре на севере штата Нью-Йорк. Там он задал вопрос своему духовнику: как достичь глубины в молитве, если ты постоянно занят? Нувен жаловался на то, что когда он пытается молиться, его мысли постоянно отвлекаются на множество вещей, которые представляются более важными и срочными, чем молитва. Наставник порекомендовал Нувену составить расписание для молитвы, и в отведенное время считать ее делом более важным, чем все остальное. Он предложил молиться один час утром, перед работой, и полчаса перед сном – правило гораздо менее жесткое, чем у самого наставника-монаха.

Нувен выбрал более реалистичный вариант – полчаса в день. Сначала его мысли разбегались, словно дикие звери. Но он не отступал, говоря себе: «Раз уж я отвел эти полчаса для молитвы, я буду молиться». Со временем ему стало легче: иногда он чувствовал, что его душа настраивается на более спокойный лад. «Вначале кажется, что когда молишься, ничего не происходит, – замечает Нувен. – Но по мере того как молитва входит в привычку, начинаешь понимать: изменения все-таки есть».

Как и Нувен, я тоже чаще всего оцениваю действие молитвы, оглядываясь назад. Сам процесс молитвы воспринимается как работа. Хочется сделать себе послабление, взгляд все время падает на часы. Однако позже в течение дня меня посещают мысли и чувства, источником которых стала моя утренняя молитва. После молитвы мне легче увидеть в происходящих событиях и в людях, с которыми я встречаюсь, то, что видит в них Бог. Утренняя молитва, как стойкий аромат, остается со мной в течение всего дня.

Когда я читаю наставления прославленных молитвенников о молитвенной дисциплине, я, честно говоря, испытываю огромное внутреннее сопротивление. Мать Тереза предписывала всем сестрам своего ордена каждое утро отводить час для молитвенных размышлений (монахини должны были вставать в половине пятого и перед утренней молитвой обливаться холодной водой). Некоторые средневековые авторы рекомендовали делать паузу перед каждой молитвой и говорить самому себе: «Кто знает, может быть эта молитва – последняя в моей жизни». По их мнению, такое напоминание помогает полностью сосредоточиться на молитве. Когда я читаю подобные чить. Но оно нам кажется более полезными, более вожделенными, чем тишина и общение с Богом.

Давайте скажем честно: электронные устройства стали сегодня конкурентами молитвы. В некоторых книгах о молитве присутствует утверждение, что время, проведенное с Богом, – это апогей каждого дня верующего человека, а на любую искреннюю молитву, слетевшую с уст, движимых Духом Святым, придет немедленный чудесный ответ. Но вместо этого молящемуся приходится бороться со скукой, усталостью и навязчивым ощущением того, что он тратит время впустую. «Что же не так?» – спрашивает он.

Проницательный социолог Даниэль Янкелович указывает на радикальные изменения, произошедшие в западной культуре в 70-х годах двадцатого века. Раньше в обществе ценилось самоотречение, умение «отложить вознаграждение». Ради достижения долговременных целей каждый из супругов готов был работать на двух работах или переехать в другой город. Родители часто оставались вместе ради детей, даже если брак не удовлетворял их. В семидесятые годы все изменилось. Этика самоотречения трансформировалась в этику самоудовлетворения. Мы вслушиваемся в свои внутренние потребности и жаждем немедленно их удовлетворить – без жертв, без ожидания. Все, что нам хочется иметь, мы покупаем в кредит. Ото всего, что нам кажется сложным или утомительным (как, например, проблемный брак), мы стремимся как можно скорее избавиться.

Молитва сильно страдает от такого подхода. Молитвенная жизнь требует дисциплины и постоянства, умения переносить обыденность и временное окаменение сердца. Результаты молитвы с трудом поддаются измерению, и, как правило, молитва не утоляет душевный голод молящегося немедленно и с гарантией.

Новый Завет рисует нам молитву как некое стратегическое оружие в затяжной войне. Рассуждая о молитве, Иисус ставит нам в пример вдову, которая надоедает судье, и человека, стучащегося ночью в дверь соседа. Павел сперва описывает образ христианина-воина, облаченного «во всеоружие Божие» (Еф 6:11), а затем четырежды повелевает верующим молиться. В другом послании он убеждает своего ученика Тимофея переносить тяготы, подобно воину, трудиться, подобно земледельцу, и стремиться к победе, подобно атлету (2 Тим 2:4–7)[43]43
  В синодальном переводе Библии слов об атлете нет. Приводим перевод «Радостная Весть», РБО: «Воин в походе не отвлекается ни на какие житейские дела, он думает лишь о том, как угодить призвавшему его на службу командиру. И атлета не увенчают победным венком, если он будет бороться не по правилам. Так и земледелец, который трудился в поте лица, первым должен получить свою долю урожая. Обдумай мои слова. Господь поможет тебе во всем разобраться». – Прим. переводчика.


[Закрыть].

Я никогда не занимался земледелием и не служил в армии, но в течение тридцати лет занимался бегом и часто принимал участие в благотворительных состязаниях. Я помню, как начались мои занятия бегом. На писательской конференции я встретил молодого человека по имени Питер Дженкинс. В то время он работал над книгой «Пешком через всю Америку», которая впоследствии стала национальным бестселлером. Рассказывая о своих дорожных приключениях, он, между прочим, сказал: «До чего же мне надоели репортеры! Они прилетают из Нью-Йорка, арендуют автомобиль, подъезжают ко мне. Потом, не вылезая из авто с кондиционером, нажимают на кнопочку, чтобы опустить оконное стекло, высовывают голову и спрашивают: «Ну, и каково тебе, Питер, идти пешком по Америке?» Я предпочел бы, чтобы они некоторое время прошли рядом со мной!» И я, без особых размышлений, вызвался пойти с ним.

Назначенное время приближалось, и я все отчетливей понимал, что для похода через Техас – в июле, с двадцати пяти килограммовым рюкзаком за спиной – мне следует набрать спортивную форму. Поэтому в один прекрасный день я купил дешевые кеды, вышел из дверей дома и рванул вдоль дороги, намереваясь пробежать несколько миль. Пробежав квартал, я остановился, хрипя и задыхаясь. Так я получил суровый урок физической культуры: стоит прервать упражнения лет на десять или больше, и тело уже не повинуется вам, как прежде.

В этот день я пробежал, сколько смог – один квартал, потом квартал прошел, пробежал еще один и униженно поплелся домой. На следующий день я пробежал два квартала, потом немного прошел, потом еще немного пробежал. За шесть недель, как раз к назначенному сроку, я пробегал семь миль без остановки. Так я начал регулярно упражняться и по сей день продолжаю это занятие. Мой организм настолько привык к такому режиму, что когда я пропускаю несколько дней из-за травмы или болезни, то чувствую себя усталым и раздраженным.

Я сразу взял за правило никогда не задавать себе вопрос: «Хочется ли мне сегодня бегать?» Я просто поднимаюсь и бегу. Зачем? Я могу привести множество причин. Регулярные нагрузки позволяют мне есть, что хочу, не боясь набрать лишний вес. Я могу рассчитывать, что мое сердце и легкие еще долго будут в порядке. Бег делает доступными для меня и другие занятия, связанные с физическими нагрузками, – например, катание на лыжах и скалолазание. Все эти преимущества – пример «отложенного вознаграждения».

Для молитвы верно то же самое, что и для физических упражнений: вознаграждение, как правило, приходит в результате постоянного соблюдения принятого распорядка. Писательница Нэнси Мейерс говорит, что она ходит в церковь регулярно и так же регулярно садится каждый день за письменный стол: вдруг в голову придет хорошая мысль, а Нэнси не будет на месте, чтобы эту мысль записать. Подобным образом я подхожу к молитве. Мне трудно бывает сказать что-либо конкретное о плодах молитвы – они становятся видны не сразу. Но независимо от того, приносит ли молитва видимую пользу или нет, я продолжаю молиться. Я регулярно встаю на молитву – в надежде ближе узнать Господа и, может быть, услышать от Него слова, которые можно уловить лишь в тишине и уединении.

На протяжении многих лет я сопротивлялся любым молитвенным правилам. Я верил, что общение с Богом должно быть добровольным и непроизвольным. В результате я молился нерегулярно и не чувствовал удовлетворения. Но в конце концов я понял, что свобода вырастает из дисциплины. Леонардо да Винчи десять лет рисовал в разных ракурсах уши, локти, руки и другие части человеческого тела. И в один прекрасный день он закончил упражнения и стал писать свои шедевры. Точно так же нельзя стать великим спортсменом или великим музыкантом без регулярных тренировок. Я открыл, что и в молитве мне нужна дисциплина и регулярность – только тогда будут возможны редкие минуты свободного общения с Богом.

Английское слово «meditation», которое мы переводим как «медитация», «созерцание», «молитвенное размышление», происходит от латинского слова, означающего «упражнение». Римский поэт Вергилий писал о пастушке, который «медитировал» (то есть разучивал мелодию) на флейте. Моя молитва часто напоминает упражнение или репетицию. Я повторяю гамму (это молитва Господня), исполняю знакомые пьесы (псалмы) и разучиваю несколько новых мелодий. Репетиций я, как правило, не пропускаю.

Два мира

В средние века был такой обычай (а в монастырях он действует и поныне): заслышав звон церковного колокола, все останавливались и произносили положенную для такого случая молитву. Молитвенный ответ на колокольный звон заставлял вспомнить о Боге. Там, где я живу, звон церковных колоколов не слышен, и потому, чтобы вспомнить о Боге, мне приходится прилагать специальные усилия. В противном случае мои мысли всегда будут заняты сугубо земными вещами: образами с телеэкрана, деталями предстоящих путешествий, видом кучи нестиранного белья, беспокойством за больного друга – и так до бесконечности.

Когда я молюсь, мне иногда кажется, что я покидаю большой мир, а мое пространство сужается до размеров комнаты. На самом же деле я вхожу в другой мир, живой и реальный, хоть и невидимый. Он имеет силу изменить и меня, и мир, в котором я обычно живу – тот, что, как мне представляется, я покинул ради молитвы. Регулярная молитва помогает мне защитить свою душу от вторжения внешнего мира. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф 5:8), – сказал Христос. Зная, как долго способен держаться в моем сознании эротический образ, сконструированный голливудскими режиссерами – мастерами возбуждать в человеке похоть, я понимаю, что имел в виду Христос. Как часто мои мысли заполнены образами, вытесняющими Бога! Молитва же способствует «обновлению ума» (Рим 12:2). Это двухступенчатый процесс. Сначала надо вычистить все, что может не понравиться Богу и повредить мне (оказывается, это одно и то же), а потом дать Богу возможность заполнить мой разум более важными мыслями.

Контакт с Богом – этот не просто миг, позволяющий мне воспарить духом: в это время я запасаюсь тем, что нужно мне для дальнейшей жизни. Я стараюсь урвать для молитвы хотя бы несколько минут тишины по утрам – в надежде, что частица этого спокойствия останется со мной в течение всего дня. Когда я молюсь добросовестно, я чувствую себя свободным, сильным и готовым встретить все тяготы и искушения предстоящего дня. Как ясно видно из псалмов, молиться – не значит отрываться от жизни. В молитве мы приносим Богу все, чем живем в земном мире – ритмы природы, изматывающие проблемы, терзающие душу чувства, личные конфликты – и просим у Него дать нам новый взгляд на жизнь и новую энергию для жизни на земле.