Текст книги "Молитва"
Автор книги: Филип Янси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА 22. МОЛИТВА И БОГ
Самая лучшая молитва – это когда человек перестает замечать, что молится.
Преподобный Кассиан Римлянин
Есть люди, которых можно назвать гигантами молитвы – такие, как Мартин Лютер или Джорж Мюллер, о которых я неоднократно вспоминал в предыдущих главах. Я знаю лично совсем немного таких людей, и Марсия – одна из них. Она молится в специально отведенной для этого комнате, следуя трактату испанской кармелитки Терезы Авильской «Внутренний замок». Я встретился с Марсией, чтобы расспросить ее о времени молитвы, а она, к моему удивлению, стала говорить о других часах своего дня.
«Обыкновенная беседа может стать молитвой. Вспомните самарянку у колодца. Когда она разговаривала с Иисусом о воде, горах и Иерусалиме – разве это не была молитва? Мне нравится представлять молитвой мои разговоры с людьми. Я обращаюсь ко Христу, который живет в каждом человеке. Я прошу:
«Господи, пусть этот обед (или чай, или любое другое взаимодействие) будет нашей молитвой». Когда я читаю Библию – это молитва. Я не просто читаю семьдесят второй псалом – я им молюсь. Когда я посвящаю Богу всякое занятие, любое дело, которое я делаю, все это становится молитвой.
«Как твоя молитвенная жизнь?» – спрашивают иногда люди. Но если ты христианин, разве это не то же самое, что спросить: «Как живешь?» Наша беда заключается в том, что мы разделяем жизнь и молитву.
Я художница. Когда я пишу картину, я молюсь, и картина тоже становится молитвой. Когда кто-то просит меня помочь молиться, я спрашиваю у человека, что ему нравится делать больше всего. Я советую ему именно этим и заниматься, но заниматься ради Самого Господа. Для тебя таким занятием может быть писательский труд или альпинизм. Для меня – живопись. Начни с того, что дает тебе энергию, трогает твое сердце: цветы, музыка, путешествие, птицы, уборка дома, работа в саду – что угодно. Попроси, чтобы Бог напоминал тебе – ты делаешь это для Него.
Рисуя, я изредка прерываюсь, чтобы посвятить некоторое время Богу. Пять минут или больше. Иногда я этого не делаю – моей молитвой становится день, занятый живописью. Часто, когда я занимаюсь любимым делом, в мыслях у меня возникают просьбы, которые я адресую Господу. Я вдруг вспоминаю о своем друге, который учится в Англии. О миссионерах в Китае. У меня нет списка, за кого молиться. Когда что-то приходит мне на ум, я тут же об этом молюсь. Я верю, что эти мысли мне посылает Бог.
Важно проводить время с Богом. Мы ведь так или иначе его проводим. Но ведь Господь с нами в любое время – почему бы нам и не вести себя соответственно?»
Слушая Марсию, я понял, насколько я отделил молитву от остальных сфер моей жизни. Как ни странно, я часто воспринимаю молитву как некий совершенно отдельный духовный акт. Из чувства долга я уделяю ей время – иногда с радостью, иногда нет – а потом возвращаюсь к делам. После разговора с Марсией я стал относиться к молитве по-другому. Молитва – не цель, а средство. Молитва помогает общению с Богом, Который всегда пребывает рядом с нами.
Непрестанная молитва
Я все отчетливее улавливаю разницу между двумя понятиями: «молитвословие» и «молитва». Молитвословие – это чтение правила, состоящего из утренних и вечерних молитв, которые произносятся ежедневно. Оно необходимо, чтобы не выпасть из молитвенной жизни, молясь лишь от случая к случаю. Молитвословие – это дело, которым мы занимаемся специально. А молитва – это состояние души, или, согласно преподобному Иоанну Дамаскину, «вознесение ума к Богу». Любое дело, от уборки снега до установки программы на компьютер, может совершенно преобразиться, если делать его с молитвой.
«Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите» (1Фес 5:16–18).
«Итак, будем через Него непрестанно приносить Богу жертву хвалы» (Евр 13:15).
«Благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа» (Еф 5:20).
«Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом» (Еф6:18).
Читая эти библейские строки, я приходил в замешательство и испытывал чувство вины, представляя себе святых, которые молятся ночи напролет, натирая мозоли на коленях. Теперь я воспринимаю эти слова по-другому, не как обвинение, а как призыв ориентироваться на Бога во всем, что бы я ни делал.
Молиться – значит поддерживать связь с Богом, Который всегда рядом. Ведь и само побуждение молиться о других людях и о проблемах, лично ко мне не относящихся, говорит о том, что Бог живет во мне. Мне не надо подпрыгивать вверх и кричать, как ребенку: «Посмотри на меня!» Бог рядом, надо только настроиться на Него.
«Молитва – это внимание, – писала Симона Вейль. – Молиться – значит направлять все внимание своей души к Богу». «Непрестанно молитесь» (1 Фес 5:17), – говорит апостол Павел. Как это исполнить? Мы наделены способностью удерживать одновременно несколько мыслей, и я обнаружил, что, направляя внимание к Богу, можно делать что-то еще. Внутренний диалог никогда не прекращается, и я просто стараюсь включить в него Бога. Чтобы непрестанно молиться, нужно использовать способность мозга выполнять несколько задач параллельно.
Когда я выступаю перед аудиторией, часть моего сознания сосредоточена на том, что я говорю, а другая часть (надеюсь, незаметно для слушателей) следит, сколько времени у меня еще осталось, оценивает, не пора ли глотнуть воды, проверяет, насколько заинтересованными выглядят сидящие в первых рядах. Молодая мать в универсаме способна поддерживать разумный разговор со своим четырехлетним ребенком, одновременно набирая продукты и подсчитывая стоимость покупки. Подросток может общаться в чате с четырьмя друзьями, параллельно слушать музыку и выполнять домашнее задание.
Когда я пускаю мысли на самотек, мой внутренний диалог обычно начинает вращаться вокруг моей собственной персоны. Я думаю о том, какое впечатление я произвожу на окружающих, правду ли говорят торговые агенты о товарах, которые меня интересуют, прилично ли я одет. Безмолвная молитва смещает центр этих размышлений от моего «я» к Богу. Если я об этом помню (а это совсем непросто), то могу приносить свои переживания к Господу в тот миг, когда они возникают. Оказывается, легче возблагодарить Бога в тот миг, когда бежишь на лыжах среди заснеженных деревьев или в маске и ластах плывешь под водой между причудливыми рифами, чем потом, когда вспоминаешь об этих приключениях. Если я молюсь, стоя в очереди к кассе, то, вероятно, по-другому отнесусь к новенькой кассирше, которая заставила меня ждать.
Томас Келли, богослов-квакер, называет такое состояние «привычкой к внутреннему ориентированию». Человек, привыкший постоянно молиться, рассматривает происходящее в «божественном Свете». От этого все преображается. Уличный попрошайка превращается в дитя Божье. Желание отомстить становится возможностью проявить благородство. Искушение жадностью трансформируется в проявление щедрости. Сначала думается, что такое двойное восприятие заставляет жить двойной жизнью. Однако скоро оказывается, что это единственный способ сделать жизнь цельной.
Наша современница, американская писательница Сью Монк Кидд рассказала о своем опыте. Она впервые открыла для себя древнюю Иисусову молитву, читая книгу неизвестного автора «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Сью прочитала рассказ о русском крестьянине девятнадцатого века, который весь день повторяет простую молитву из Евангелия.
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную… Господи, помилуй», – произнесла я, слегка робея. Потом повторила эти слова. Я повторяла их минут пять, позволяя молитве свободно слетать с уст. За окном проезжали машины, белки прыгали с ветки на ветку, студенты спешили на занятия – а я, по примеру странника из книги, повторяла молитву в ритме дыхания: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, – вдох. «Помилуй меня, грешную» – выдох. Я произносила слова неспешно, подчиняясь ритму, который, казалось, замедлял все вокруг и притягивал внимание ко Христу».
Продолжая молиться, Кидц обнаружила, что молитва начинает жить собственной жизнью. Внутренняя молитва продолжалась на каком-то глубинном уровне, когда Сью разговаривала или выполняла рутинную работу. Иногда она молилась за прохожего, встреченного на дороге, или за друга, с которым беседовала: «Господи Иисусе Христе, помилуй его».
«Эта молитва приходит, когда нет других слов, когда не знаешь, как молиться или что сказать.
Мне кажется, что Иисусова молитва живет во мне, бьется, как сердце. Мои мысли не всегда сосредоточены на ней. Иначе, вероятно, мне было бы трудно сохранить здравый рассудок. Но в течение дня слова молитвы возвращаются снова и снова. Чаще всего они приходят сами собой, и я начинаю молиться, когда одеваюсь, или когда жду зеленого сигнала светофора, или когда сижу в очереди к парикмахеру. Для этой молитвы годится любое место, мы можем смиренно произносить ее с каждым вдохом и выдохом».
О неуместных молитвах
Новый Завет подчеркивает, что с Богом связана любая деталь нашей жизни. Иисус заверял Своих слушателей: «У вас же и волосы на голове все сочтены» (Мф 10:30). Честно говоря, мне трудно понять это поразительное заявление, и еще труднее приложить его к своим молитвенным нуждам. Один мой друг сказал: «Я не представляю себе, чтобы кто-нибудь, а тем более Сам Бог, так усердно заботился о моей жизни. У Бога есть много дел, более важных, чем мои ничтожные проблемы».
Некоторые, подобно моему другу, воздерживаются от молитв по той причине, что считают себя слишком ничтожными. Другим мешает чрезмерное благоговение. Мистик Мейстер Экхарт отказывался «просить могущественного и любящего Бога о таких пустяках», как выздоровление от болезни. Святая Екатерина Генуэзская гордилась тем, что, молясь постоянно в течение тридцати пяти лет, ни разу не попросила ничего для себя. Иногда я чувствую искушение последовать их примеру и исключить все молитвы, которые кажутся эгоистичными или неуместными. Тогда я снова перечитываю молитвы, записанные в Библии.
Там можно найти «эгоистичные» молитвы на любой вкус, и Писание их не осуждает: это и молитва бесплодной женщины о ребенке, и молитва вдовы, у которой кончилось масло, и молитва воина, который просит о победе в битве. Люди молятся о дожде во время засухи, об отмщении врагам. Сама молитва Господня содержит просьбу о хлебе насущном. Апостол Павел молится о безопасности во время путешествия, об успешной работе, об избавлении от физических немощей, о смелости в благовествовании. Иаков советует молиться о мудрости и о телесном исцелении.
Вспомнив эти библейские молитвы, я перестаю беспокоиться о том, что молитва может быть неуместной. Если с точки зрения Бога молитва – это главный способ общения с Ним, а я начну фильтровать свои молитвы, проверяя их на «уместность», это станет препятствием для близости с Богом. Согласно словам Иисуса, нет таких пустяков, которые были бы недостойны молитвы. Богу интересно все, что касается меня – мои мысли и желания, решения, которые я принимаю, мое настроение.
Нечто подобное наблюдается и в отношениях с друзьями. Во время деловых переговоров я веду речь о бизнесе и не надоедаю собеседникам рассказами о своих болезнях и приступах бессонницы. А с хорошими друзьями я, надеясь на их участие, говорю обо всем. С ними я болтаю о пустяках, им я открываю свои сокровенные тайны.
В великолепном эпизоде из книги «Семиэтажная гора» Томас Мертон рассказывает о том, как он шел по улицам Нью-Йорка, «испытывая ни с чем не сравнимое волнение новоиспеченного писателя, ожидающего, как распорядится судьба с его первой книгой. Превзойти это волнение могут только муки юношеской любви». Я хорошо знаю и понимаю такое волнение: я сжимаюсь каждый раз, когда посылаю в издательство рукопись книги или статьи. Передав свой роман издателю, Мертон рассуждает, можно ли молиться о столь эгоистичном желании, как издание и успех книги. И приходит к выводу, что можно:
«В конце концов, Бога не волнует, эгоистичны наши молитвы или нет. Он хочет, чтобы мы молились. Просите, и получите. Это тоже гордыня – утверждать, что в молитве никогда нельзя просить о своих нуждах. Поступая так, мы незаметно ставим себя на один уровень с Богом. Мы делаем вид, что ни в чем не нуждаемся, – как будто мы не сотворены Им и не зависим ни от Него, ни от Им же определенных материальных потребностей».
Разрешив этот вопрос, Мертон опустился на колени в маленькой мексиканской церквушке в Нижнем Манхэттене и горячо помолился о том, чтобы его роман был опубликован и имел успех. (Дальше Мертон пишет и о результатах молитвы: издатель отверг его рукопись! Спустя годы писатель увидел, что отказ издателя был высочайшим ответом на его молитву. Мудрое решение издателя избавило Мертона от многих затруднений, вернуло его к монашескому призванию и тем самым открыло дорогу всему, что он написал в будущем.)
Беспокойство о том, насколько приемлемы мои молитвы, исчезает, если я усматриваю в молитве не обязанность, а возможность общения с Богом. Тот, кто любит, всегда жаждет познать нужды и желания любимого человека – даже самые незначительные. Для близких людей очень важно просто проводить время вместе. Иначе зачем мы обнимаем детей, играем с ними в салочки или опустошаем счет мобильного телефона, разговаривая с любимым или с любимой?
Иисус уподобляет молитву разговору ребенка с Отцом. Дочь, которая забирается на папины колени, чтобы перечислить то, что она хочет на Рождество, может быть, и не получит всех названных ею подарков. Но она сидит на коленях у отца, открывая ему свои заветные желания, и от этого крепнет связывающая их любовь. Гораздо лучше вести себя, подобно доверчивому ребенку, чем из-за напрасной мнительности молчать о вполне законном желании.
Поэтому самые ясные молитвы исходят из детских уст. «Боже, помоги человеку, которого мы видели у светофора, найти сегодня место для ночлега… Пожалуйста, сделай, чтобы кошка больше не болела… Помоги бабушке, чтобы она не грустила все время… Научи меня, как мне жить с моим противным братом».
Моей соседке Элизабет четыре года. Ее родители отправились по делам в Нью-Йорк, и она на некоторое время осталась с бабушкой. Однажды вечером девочка встала на колени у своей кроватки и начала молитву: «Помоги маме и папе благополучно вернуться домой. А если они не хотят возвращаться домой…» Тут бабушка перебила ее: «Детка, ну, конечно же, они хотят вернуться». Элизабет возразила строгим голосом: «Я разговариваю с Богом!» Мудрость, нередко присущая детям, подсказала ей, что в молитве можно рассказывать о страхе, гневе (вспомните о псалмах, содержащих проклятия), неуверенности, сомнении и о любом другом чувстве, которое нам необходимо выразить.
Восхваление
В книгах о молитве, в том числе и в моей книге, обычно исследуется влияние молитвы на того, кто молится, а воздействие на Того, Кому молятся, остается в тени. Но отношения человека с Богом – двусторонние. Бог предлагает и даже велит нам молиться. Зачем Ему это нужно? Почему Богу не все равно, молятся или нет эти ничтожные существа?
В голове возникает слово «хвала», и я невольно вздрагиваю. Раньше восхваление Бога было для меня самой трудной частью молитвы. Мне казалось странным, если не оскорбительным, представлять Бога похожим на царицу из сказки: «Ты на свете всех милее, всех румяней и белее».
Сначала я попытался понять, насколько похвала важна для меня самого. Если рядом со мной друзья, которые ищут, за что бы похвалить, а не люди, указывающие на любую ошибку, то я удачнее съезжаю на лыжах с горы и точнее бью по мячу, играя в гольф. Но, размышляя об этом, я быстро зашел в тупик. Бог, в отличие от меня, не страдает от неуверенности. Когда Он говорил израильтянам: «Если бы я взалкал, то не сказал бы тебе, ибо Моя вселенная и все, что наполняет ее» (Пс 49:12), – это было не хвастовством, а обычной констатацией факта. Богу вряд ли нужны наши заверения. Но зачем же тогда нужно прославление?
«Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс 18:2), – с этих слов начинается один из самых известных псалмов. «День дню передает речь и ночь ночи открывает знание». А вот другая восторженная песнь: «Да веселятся небеса и да торжествует земля; да шумит море и что наполняет его; да радуется поле и все, что на нем, и да ликуют все дерева дубравные» (Пс 95:11–12). Прекрасные стихи! Но, конечно же, это метафора. Деревья не ликуют и небеса не веселятся. Знание, которое открывает ночь, принадлежит не ночи, а ее Творцу. Величественные картины природы свидетельствуют о Боге молчаливо, пассивно. Им нужен наблюдатель, который услышит и провозгласит их свидетельство. Только человек наделен даром речи, и лишь он может сказать, что реки хлопают в ладоши, а горы кричат.
Каждый человек драгоценен для Бога, каждый значит для Него очень много – это центральная концепция Библии. Когда Господь творил мир, Он думал прежде всего о человеке, он сделал нас венцом творения. Он продолжал нас любить, несмотря на все наши падения, и даже послал Своего Сына, чтобы спасти нас. Как мы отвечаем на Божьи дары? Этот ответ действительно важен для Бога. Какое удовольствие одаривать нас, если мы не признаем ценности дара? Помните, что сказал Иисус, когда только один из десяти исцеленных от проказы вернулся Его поблагодарить? Реакция Спасителя в высшей степени красноречива.
Мы постоянно напоминаем детям, что за подарки надо благодарить: «Что надо сказать тете?» Нам, как и детям, необходимо выработать у себя привычку говорить Богу «спасибо», чтобы не заболеть потерей духовной памяти.
Чтобы приобрести и поддерживать эту прекрасную привычку, благочестивые евреи не менее ста раз в день благословляют Бога. И действительно, в кварталах, где живут ортодоксальные иудеи, часто можно услышать невнятное бормотание – это евреи благодарят Творца. В Талмуде написано, какими словами благодарить Создателя, когда слышишь гром или видишь молнию, за пищу разного вкуса, за восход и за закат солнца, за различные ароматы, за деревья, горы и озера. Одно из моих любимых талмудических высказываний – благодарение Бога, «Который создал Свои творения такими разными». Наверное, если бы я выучил эти благословения и произносил их каждый день, я был бы внимательнее к присутствию Бога в повседневной жизни. (Я произношу благодарственную молитву перед едой, но вот вопрос: как часто я при этом действительно испытываю чувство благодарности?)
Из молитв Иисуса, записанных в Библии, примерно половина непроизвольных. Он произносил их в ответ на только что произошедшее событие: возвращение семидесяти учеников, появление пищи, воскресение Лазаря. И у апостола Павла благодарственная молитва прорывается в середине послания внезапно, неожиданно – иногда он прерывает молитвой обличение или предостережение. Когда ему на ум приходит поблагодарить Бога за один из Его даров, то мысль апостола взлетает, как птица, вырвавшаяся из клетки, и он тут же восклицает: «Благодарение Богу!»
Действительно, кто, как не Бог, от Которого исходят великолепные, совершенные дары, заслуживает нашей хвалы? Нам не надо изобретать специальные комплименты, чтобы ублажить Бога, – необходимо лишь отдать Ему должное. Когда я аплодирую и кричу «Бис!» по окончании концерта или протискиваюсь вперед, чтобы увидеть, как победитель марафонского забега пересекает финишную черту, я делаю это добровольно и с большой охотой, которая, как известно, пуще неволи. На короткое время я забываю о себе, восхищаясь теми, чьи достижения во много раз превосходят мои. Перед лицом истинного величия страсть к соперничеству исчезает.
В течение пятнадцати лет я покупал абонементы на выступления Чикагского симфонического оркестра, одного из лучших оркестров в мире. Однажды я специально заплатил за то, чтобы присутствовать на совместной репетиции хора и оркестра, когда они готовились к исполнению грандиозного «Немецкого реквиема» Иоганнеса Брамса. Дирижер Маргарет Хиллис старалась добиться совершенства звучания. А мы, гости, получали удовольствие, когда она тормошила музыкантов: «Альты! Если бы он хотел ми-бемоль, он бы так и написал! Дайте мне ми!» Время от времени обнаруживал себя опыт работы Маргарет в церковном хоре: «Легато, легато! Это ведь не «Вперед, воины Христовы» в обработке Брамса», – проворчала она один раз. В другой раз она обратилась к музыкантам со словами: «Будьте добрыми пресвитерианами, верьте в предопределение: не упускайте из виду следующую строку!»
В устах перфекционистки, каковой является Хиллис, даже комплименты имели назидательный оттенок. «Это хорошо для любого оркестра в мире…», – сказала она после одного особенно выразительного пассажа. Потом помедлила пару мгновений и добавила: «…но не для Чикагского симфонического». К концу репетиции она, словно из последних сил, заклинала сидящих перед ней виртуозов: «Если вы не верите в Бога, то верьте хотя бы в Брамса!»
Прошло несколько дней. Сидя на балконе концертного зала, я слушал исполнение «Немецкого реквиема». Судя по всему, музыканты достигли идеала, к которому стремилась мадам Хиллис. Музыка накатилась волной торжественной печали, окрашенная горем самого Брамса, почти одновременно потерявшего мать и друга, Роберта Шумана. Она звучала, как раздумье о тяжкой доле человека – «всякая плоть – трава» (Ис 40:6) и о единственном уповании: о прощении и воскресении, которое Бог обещал во Христе.
Музыка и слова вознеслись ввысь, наполнили зал. Этот звук, льющийся отовсюду, не в силах воспроизвести никакая техника. И вдруг в один миг реквием превратился для меня в молитву, восхваляющую Господа. Несколько моих друзей, поющих в хоре, говорили, что с ними произошло то же самое. Может быть, то же самое происходило и с оркестрантами, которые верили хотя бы в Брамса, и, несомненно, так было и с самим композитором. Для нас, слушателей, захваченных музыкой, в это время ничто другое не имело значения – ни работа, которую надо закончить, ни беспокойство о здоровье, семье и финансах.
Неважно, кто и как возносит хвалу – виртуозы в высоком концертном зале или старик, бормочущий молитву в убогой часовне в соседнем квартале. В любом случае, хвала – это добровольное смирение перед Благим и Всевышним. Я видел, как Боно, солист рок-группы U2, усмирил двадцатитысячную толпу орущих фанатов, начав петь псалом, в котором повторялся рефрен «Аллилуйя!» Многие из тех, кто подпевал и громко аплодировал, славили только Боно, но другие вместе с певцом возносили хвалу и славу Тому, Кому она и была предназначена, – Богу.
Мы отдаем дань хвалы тихо или торжественно, в одиночестве или вместе с братьями и сестрами во Христе. Да, мы встаем на колени, но, поднявшись, становимся выше, потому что хвала не унижает, а наполняет нас. Восхваление помогает нам занять место, предназначенное нам во Вселенной, и признать за Богом Его место. Как сказал поэт Джордж Герберт, мы все призваны быть «служителями хвалы».
Благодарю Тебя, Господи, за тело мое!
Филип
Мой наставник и соавтор доктор Пол Брэнд начинал день с благодарственной молитвы за чудо жизни и за дивное устройство человеческого тела. Он упоминал разные части тела – сердце, мозг, клетки, иммунную систему – и возносил хвалу Богу за эти искуснейшие творения, благодаря которым возможна жизнь. «Мне, врачу, приходится выслушивать жалобы на то, что некоторые части тела ведут себя не так, как предусмотрено, – говорил он мне. – Но какое чудо, что миллиарды клеток человеческого тела день за днем работают без перебоев! Об этом нельзя забывать».
Брэнд считал молитву первейшей защитой от мучающих его хронических болей. Когда он не мог заснуть, он вставал, накидывал халат и бродил босиком по тропинкам лепрозория. При этом Брэнд старался выбирать дорожки, посыпанные ракушечником, остроконечные частицы которого причиняли при ходьбе некоторую боль. Ощущения, вызванные ходьбой по ракушечнику и по мокрой траве вместе с ночным звуками, доносящимися с болот, соперничали с болью в спине или в желчном пузыре и частично заглушали ее.
Доктор Брэнд вспоминал об одной такой ночи: «Я не помню точно, когда начал петь. По-моему, сначала я просто вслух благодарил Бога, удивляясь и восхищаясь красотой пейзажа и звездами, сверкающими в вышине. Потом я обнаружил, что пою строфу из любимого гимна. Птицы поднялись в воздух и улетели прочь. Нелли, моя собака, навострила уши и с недоумением смотрела на меня. Я огляделся, пришел в себя и подумал: что за картина будет, если ночной дежурный обнаружит ведущего хирурга, который в два часа ночи, босиком и в одной пижаме, распевает гимны».
Брэнд уверял меня, что такие прогулки с молитвой удивительным образом действуют на боль, которая, хоть и не исчезала совсем, но становилась гораздо более терпимой, чем в тишине и темноте спальни.
Первая заповедь
Явившись Петру, который трижды предал Учителя, воскресший Христос трижды задал ученику один вопрос: «Любишь ли ты Меня?» (Ин 21:15). Почему-то Бог Вселенной ценит нашу любовь неизмеримо высоко.
Когда Иисуса спросили, какая заповедь важнее остальных, Он тут же ответил: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим» (Мф 22:37).
В этих словах заключено то, чего Бог желает от нас больше всего. Любовь – наш самый драгоценный подарок Богу, и Он не может заставить нас любить Себя. Каждый родитель хочет, чтобы ребенок любил его – и каждый знает, что любви невозможно добиться принуждением.
Как странно, подумал я, повелеть: «Возлюби!» Обычно я никого не заставляю себя любить. Любовь может цвести, как цветет она в хорошей семье. Она может кружить голову, когда влюбляешься. И может расти по мере того, как развиваются отношения. Но Иисус называет любовь к Богу самой важной целью в жизни. Как же мне научиться любить Бога всем сердцем, всей душой и всем разумением своим?
Перу святой Терезы Авильской принадлежит одна из самых всесторонних и обстоятельных книг о молитве – «Внутренний замок», где она делает такой вывод: «Важно не много думать, а много любить». Только в молитве мы можем научиться любить Бога всем сердцем, всем разумом и всей душой.
«Возлюби Бога всем сердцем твоим», – сказал Иисус. Прислушайся к своей жизни: к ее мечтам и страстям, к взлетам и разочарованиям, к ее скуке и драмам. Она дана тебе, как дар, и любой день ее – тоже дар. Бог хочет, чтобы мы разделяли с Ним каждую частицу этого дара.
Корнелиус Плантинга, профессор систематической теологии Богословской семинарии Кальвина, отмечает одну деталь, которую Христос внес в первую заповедь. Второзаконие велит любить Бога всем сердцем, всей душой и всеми силами. Иисус вместо слов «всеми силами» говорит «всем разумением». «Можно считать, что таким образом Христос утверждает право христианина на интеллектуальную жизнь», – говорит Плантинга, принадлежащий к семье интеллектуалов. Среди его родственников – философ, несколько музыкантов, богослов, кибернетик и президент семинарии. Возлюби Бога всем разумением своим. Но эти слова – не о месте и роли интеллекта в христианской жизни. Вот какое объяснение дает Плантинга:
«Иными словами, в любовь к Богу должно быть вовлечено все, что вы имеете, и все, чем вы являетесь. Все. Каждое желание, каждое дарование и каждая способность, спортивные таланты и компьютерные навыки, обаяние и красота, все хорошее, к чему прикасалась ваша рука – возьмите все это, говорит Иисус, и посвятите Господу. Возьмите ваши стремления и устремитесь к Господу. Возьмите ваши богатства и одарите Господа. Возьмите ваш художественный вкус и насладитесь Господом. Всем сердцем, всей душой, всем разумом, всеми нуждами и всеми достижениями – полностью обратитесь к Богу».
Возлюбить Бога всей душой – это, может быть, самая трудная часть заповеди. Что такое душа человека? Мы не можем ее увидеть. Не можем измерить, как измеряют интеллект. Не можем при помощи приборов отобразить ее работу на экране, как кардиограмму. Скептики даже сомневаются в ее существовании. Но для христианина, который молится, нет ничего важнее, чем душа. Ведь мы молимся еще и для того, чтобы подготовить ее к будущей жизни, которая наступит, когда прекратится деятельность сердца и мозга.
Возлюбив Бога всей душой, мы будем иначе смотреть на молитву. Мы совсем по-другому станем оценивать беды, которые нам так досаждают. Апостол Павел назвал свои суровые испытания «кратковременными и легкими страданиями», поскольку знал, что они «производят в безмерном преизбытке вечную славу» (2 Кор 4:17). Величайший ум семнадцатого столетия, французский религиозный мыслитель, математик и физик Блез Паскаль колебался, обдумывая, следует ли молиться об исцелении или об облегчении страданий в случае болезни:
«Я не знаю, что для меня лучше: здоровье или болезнь, богатство или бедность, или что иное в этом мире. Понять это не в силах ни люди, ни ангелы, эта одна из тайн Твоего Провидения. Я преклоняюсь перед ней, но не пытаюсь ее разгадать».
Преклоняться, не пытаясь разгадать, – может быть, в этом и есть ключ к тому, чтобы возлюбить Бога всей душой? Как часто, стремясь что-то разгадать, я выстраиваю свои молитвы, подобно аргументам юриста. Почему некоторые люди благословенны, а некоторые – прокляты? Почему Бог допускает так много зла и насилия? Как можно верить тому, чего не видишь, не слышишь и не осязаешь? В чем смысл жизни?
Молитва вводит нас в Божье присутствие. Молитва приоткрывает картину мира, какой она видится с небес. И мы начинаем по-другому воспринимать все происходящее. Вера во время несчастья значит больше, чем избавление от несчастья. Лучше исполнить Божью волю, чем избежать распятия. Смирение важнее, чем избавление от жала в плоти.
На высших ступенях молитвы, там, где любят Бога всей душой, сомнения и борьба не исчезают, но мы относимся к ним иначе. «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф 7:11), – сказал Иисус. У многих возникает желание опровергнуть эти слова. Но тем, кто любит всей душой, не покажутся убедительными никакие опровержения. По мере того как я учусь доверять Богу, Который способен обратить во благо все происходящее, – я понимаю, что мои вопросы о молитве не требуют немедленного ответа.
Разговор продолжается
Недавно я читал мемуары священника Тилике, великого немецкого проповедника двадцатого века. Его жизнь можно сравнить с жизнью Иова. Тилике уволили из университета, потому что он выступал против Гитлера. Он прошел через унизительные допросы в СС, ему постоянно угрожали арестом.
К концу войны фронт приблизился к Штутгарту, где жил Тилике. Однажды утром, отправившись в церковь, священник обнаружил, что бомбы союзников разрушили ее до основания. Он вернулся домой и увидел, что дома тоже нет, – и в него попала бомба. Изголодавшиеся дети Тилике лизали еду, нарисованную в детских книжках, и сердце его готово было разорваться от боли и горя. Но каждую неделю он поднимался на кафедру, уцелевшую посреди руин церкви, и пытался вселить надежду в сердца упавших духом прихожан.
