Текст книги "Где Бог когда я страдаю?"
Автор книги: Филип Янси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Прислушайтесь к словам человека, который знает, что такое единство Тела Христова: «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?» (2 Кор 11:29). Или: «Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле» (Евр 13:3).
Давайте послушаем другой голос, голос Джона Донна:
«Церковь есть Церковь вселенская, соборная – и таковы ее деяния. Все, творимое ею, – всеобщее достояние. Крестит ли она младенца – и я вовлечен в это крещение, ибо через крещение сочетается он с Водительницей, которая и моя Водительница. Через крещение он сливается с Телом, одним из членов которого являюсь я. Погребает ли она мужа – это погребение трогает меня: все человечество – создание Одного Автора, оно – единый том…
…Нет человека, что был бы сам по себе, как остров; каждый живущий – часть континента; и если море смоет утес, не станет ли меньше вся Европа: меньше – на каменную скалу, на поместье друзей, на твой собственный дом. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством. А потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит и по тебе».
Библия говорит нам, чтобы мы носили бремена друг друга. Это наука страдания, которую мы способны освоить. Пусть не каждый согласится, что его боль – дар. Пусть кто–то обвиняет Бога в несправедливости. Но факт остается фактом: скорбь и боль – наши спутники в этой жизни, и мы волей–неволей должны с ними справляться. Как Иисус откликался на страдания этого мира? Он брал на Себя бремя тех, с кем соприкасался. Если мы – Его Тело, воплощение Его любви и заботы в этом мире, то обязаны следовать Его примеру.
Образ Тела – образ Божьего присутствия на земле. Иногда Его присутствие проявляется явно через чудеса, дарованные страдальцам сверхъестественной силой. Но чаще Он доверяет выполнение Божьих замыслов в этом мире нам, Своим соработникам. Мы призваны жить на земле так, как жил бы Христос: не только рассказывать людям о Нем, не отсылать их со всеми их проблемами к Богу, но еще и бороться за справедливость, молиться о милости и страдать со страдающими.
Писатель из Южной Африки Алан Пейтон, автор книги «Плачь, любимая страна», рассказывает о Франциске Ассизском – человеке, который стал подражателем Христа. Один из переломных моментов в жизни Франциска таков: богатый юноша Франциск, тогда еще Бернардони, скакал на коне и увидел на обочине дороги прокаженного. В тот период Франциск был ожесточен против Бога. Вид прокаженного вызвал у него гнев и отвращение. Однако в глубине души у него вдруг возникло совсем другое чувство, которое перекрыло ожесточение. Он спешился, подошел к несчастному, обнял его и поцеловал в губы.
Пейтон пишет, что Франциск мог бы обругать прокаженного или похулить Бога за жестокость к своим созданиям, но Франциск поступил по–другому. Он решил не тратить силы на проклятия, а стать орудием мира в руках Бога. Поступок Франциска преобразил и его самого, и несчастного отверженного: «То, что пробудило во мне отвращение и гнев, вдруг обернулось невероятным упоением для души и тела», – говорит святой Франциск.
Реакция святого Франциска похожа на отношение Алеши Карамазова к брату Ивану в романе Достоевского. Алеша не мог найти ответов на мучительные вопросы о боли и страдании. И вот он решил пойти к страдающим и с любовью их обнять. Достоевский подчеркивает движение души Алеши. А помните, как отнесся Иисус у Достоевского к Своему врагу – Великому Инквизитору?
Если бы Церковь всегда следовала этому образцу и отвечала на людские страдания не догмами, а любовью, то, возможно, мучительные вопросы не вставали бы перед верующими с такой силой. Совместные усилия всех частей Тела Христова могут стать великой преобразующей силой, способной изменить жизни одиноких, страждущих, отверженных мира сего. Церковь может стать тем деревом, о котором говорит Евангелие – огромным деревом, которое становится прибежищем для многих птиц.
В больницах всегда поражаешься тому, как по–разному утешают больных верующие и неверующие. Одни говорят: «Мы молимся за тебя». Другие: «Удачи тебе – будем держать за тебя пальцы скрещенными». Если мне потребуется одним предложением ответить на вопрос: «Где Бог, когда я страдаю?» – то я отвечу встречным вопросом: «Где Церковь, когда я страдаю?» Мы, верующие, и есть самый зримый ответ Бога изнемогающему миру.
«Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, – как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1 Ин 3:16–18).
Глава 20
Нас ждет новый мир
Как в мае снег Свой век отжил, Так тают беды предо мной!
Джордж Герберт. «Цветок»
Христианство предлагает страдающему человеку еще один ни с чем не сравнимый дар. Библия являет нам трехтысячелетнюю историю человечества, но все исторические события оказываются исчезающе малыми по сравнению с одним важнейшим событием – с Голгофой. Смерть Иисуса Христа на Голгофе стала кульминацией истории, ее поворотным моментом. Но смерть Спасителя – все–таки не вершина и не конец истории.
По прошествии трех дней после погребения выяснилось, что Иисус жив. Жив?! Не может быть! Поверить этому известию было трудно. Даже ученики не поверили в Его воскресение, пока Он не явился им и не позволил прикоснуться к Своему телу. Но вот что удивительно: Он пообещал, что однажды каждый верующий получит новое тело.
Воскресение Иисуса Христа, Его победа над смертью открыли новую страницу не только в истории человечества, но и в летописи боли и страдания. Теперь можно смело сказать: и боль, и страдание преходящи. Иисус Христос дал нам удивительное обетование – пообещал новую жизнь, в которой не будет боли. Это значит, что какой бы сокрушительной ни была мука сейчас, она не продлится вечно.
Надежда всех христиан – надежда на жизнь грядущую с Богом, жизнь без боли и слез. Как это ни удивительно, люди сегодня говорят о вере в небесную жизнь с большой неловкостью. Вера в грядущую жизнь многим представляется попыткой уйти от решения проблем этого мира.
У чернокожих мусульман есть похоронная церемония, которая символически отражает современные взгляды на жизнь и смерть. Когда гроб с телом умершего выставляют для прощания, родные и близкие окружают помост и стоят в полном молчании. Ни цветов, ни слез, ни пения. По кругу пускают подносы, с которых люди берут по мятному леденцу. Потом по сигналу все кладут леденцы в рот. Пока леденец медленно тает во рту, каждый думает о том, как сладка была жизнь покойного. Но вот леденец рассосался – это знак того, что жизнь кончилась. Больше ничего не будет.
А мы? Как мы относимся к смерти? Стремимся избежать любого напоминания о ней! Реанимационные отделения, хосписы, морги, кладбища – эти заведения прячутся за высокими заборами. Но если смерть неизбежна, наше поведение полностью соответствует философии чернокожих мусульман. Современный мир пронизан язычеством, которое говорит нам, что смерть – это конец, последняя точка, а вовсе не переход в жизнь вечную. Элизабет Кюблер–Росс выявила пять этапов, которые проходит умирающий, и сделала вывод, что последний этап – принятие – наиболее благотворный. С тех пор медики стараются подвести своих пациентов именно к принятию смерти.
Однажды на встрече группы «Ни дня напрасно» женщина по имени Донна, у которой была последняя стадия лейкемии, рассказала, с каким нетерпением она ждет дня, когда попадет на небеса. Ее слова вызвали у членов группы полное замешательство: повисла тишина, потом кто–то неловко кашлянул, кто–то сделал большие глаза. Тогда ведущая группы предложила всем обсудить вопрос о том, как помочь Донне справиться со страхами и подойти к этапу принятия смерти.
В тот раз я ушел с собрания с тяжелым сердцем. Наша материалистическая, чуждая вере культура учит людей не обращать внимания на глубинные чувства! Донна, следуя побуждению сердца, прикоснулась к основанию христианского богословия: смерть – наш страшный враг, но в конечном итоге он будет истреблен. Однако все участники группы, включая ведущую, посчитали, что Донна просто не хочет смириться перед лицом смерти. Почему? Ведь каждый из них месяц за месяцем наблюдал, как постепенно угасают функции его организма. Почему они боятся подумать, что смерть – это еще не конец? Сама мысль о скорой кончине Донны вызывает лишь одну реакцию: «Будь ты проклята, смерть!»
Некоторое время спустя мне попалась на глаза цитата из Блеза Паскаля. Он жил именно в ту эпоху, когда мыслители только начали высмеивать на их взгляд примитивные понятия о душе и о вечной жизни. Паскаль так сказал об их мнении: «Неужели он и ему подобные рассчитывают осчастливить нас, сообщив, что по твердому их убеждению наша душа – не более чем дуновение ветерка, струйка дыма, да еще произнеся это тоном, преисполненным гордости и самодовольства? Подобает ли утверждать такие вещи столь беззаботно? Или, напротив, их следует произносить с прискорбием, ибо что на свете может быть прискорбнее?»[30]30
Блез Паскаль. Мысли. Перевод Э.Л. Линецкой. – Прим. ред.
[Закрыть]
Какая страшная подмена ценностей происходит в людских умах! Люди кичатся верой в то, что со смертью человек исчезает окончательно и бесповоротно. Они почитают надежду на блаженную вечность трусостью. Справедливо ли согласиться с темнокожими мусульманами, с материалистами и марксистами во мнении, что наш мир, пораженный злом и страданием, и есть последнее пристанище человека?
Библия дает новое представление о жизни после смерти. Оно рождает не страх и не тоску, а радость и предвкушение. Наша планета стенает от боли – и христиане вполне обоснованно жаждут оказаться в новом мире, в котором Бог сотрет с глаз плачущего каждую слезинку.
Пасхальная вераСейчас мы видим лишь тень будущего. Нам лишь временами дано ощущать несказанную радость – ту радость, которая влечет нас в мир иной и которую у нас никто не отнимет. Мы будто заключены в темной комнате – сцена из пьесы Сартра «За запертой дверью», – но сквозь щели в стенах просачиваются узкие полоски света. В них – добродетель, слава, красота, сострадание, истина и справедливость. Можно предположить, что за этими стенами существует какой–то другой мир, ради которого стоит претерпеть любые скорби.
Христианская вера не дает безболезненного способа смириться со смертью, но открывает путь к ее преодолению. Христос – это Жизнь. Его Воскресение безоговорочно свидетельствует о том, что Бог не ограничен пресловутым циклом жизни, который завершается смертью. Он делает все возможное, вернее, Он уже сделал все возможное, чтобы разорвать этот цикл.
В октябре 1988 года произошел несчастный случай: во время подводного погружения на озере Мичиган погиб один из моих самых близких друзей. В тот день, когда Боб последний раз ушел под воду, я, ни о чем не подозревая, сидел в университетском кафе и читал книгу известного психотерапевта и писателя Ролло Мэя. Книга называлась «В поисках прекрасного». В ней рассказывается о том, как Мэй всю свою жизнь искал красоту. Поиски привели его в Грецию, на Святую Гору Афон, где расположены православные монастыри.
В то время Ролло Мэй только–только начал восстанавливаться после пережитого им нервного срыва. Он приехал на Афон как раз на Пасху и попал на праздничное богослужение. Православная пасхальная литургия исполнена символизма и непередаваемой красоты. В храме висели иконы, пахло благовониями. В самый торжественный момент священник раздал каждому участнику по три пасхальных яйца – изумительно расписанных и обернутых в тонкую ткань. «Христос воскресе!» – провозгласил он. И все присутствующие, в том числе и Ролло Мэй, откликнулись: «Воистину воскресе!»
Ролло Мэй не был верующим. Но вот что он написал в своей книге: «В тот момент я оказался сопричастен некоей духовной реальности. А что если Христос действительно воскрес? Что это значит для нашего мира?» Я дочитал главу до конца и отправился домой. В дверях меня встретила жена. Она сообщила мне горестную весть: Боб погиб. Все последующие дни вопрос Ролло Мэя не выходил у меня из головы. Какое значение имеет для мира, что Христос воистину воскрес?
На похоронах Боба я сказал несколько слов. И задал тот же самый вопрос, только он прозвучал уже по–другому. Тон вопроса изменило горе. А что если Боб не воскреснет? Мы сидели в часовне, онемевшие от скорби, все три дня обжигавшей наши души. И тогда я вслух предложил представить себе такую картину: вот мы выходим из часовни, идем к машинам, а там – не может быть! – стоит Боб, живой и невредимый. Наш Боб, со знакомой ухмылкой и ясным взглядом серых глаз.
Эта фантазия помогла понять, что почувствовали ученики Иисуса в то пасхальное воскресенье. Три дня они находились во власти горя. Но в воскресенье для них открылся новый свет – свет будущего.
Не будь Пасхи, не было бы жизни после смерти, нового начала и новой земли, и мы были бы вправе считать, что Бог не так уж и могуществен, что Он не слишком нас любит, что Он больше похож на жестокого Создателя Вселенной. Но Библия утверждает: вернуть творение к изначальному совершенству – в Божьей власти.
Признаюсь, что прежде разговоры о вечной жизни и небесах и меня приводили в замешательство. Они казались мне бегством от действительности, нелепой подпоркой, необходимой для того, чтобы смириться с реалиями жизни. Я считал, что в этом мире нужно жить так, будто ничего другого не будет. С годами, однако, мои взгляды изменились, и главным образом из–за того, что я видел, как умирают люди. Что это за Бог, Которого устраивает мир, полный страдания и смерти? Люди внезапно уходят – вдруг исчез, испарился из моей жизни Боб. И если не иметь никакой надежды на будущее, то разве можно верить в Бога?
Апостол Павел, оглядываясь на свою жизнь, в которой хватало страданий – тюрьмы, побои, кораблекрушения, борьба с дикими зверями – говорит нам: если впереди человека ожидает лишь смерть и ничего, кроме смерти, то нужно быть безумцем, чтобы добровольно согласится на такие испытания. «И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1 Кор 15:19). Вслед за апостолом Павлом я уповаю на воскресение мертвых. Настанет день, когда Христос «уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» (Флп 3:21).
Небесные обителиИзвестный шотландский писатель и богослов Джордж Макдональд однажды послал письмо своей мачехе. Он хотел утешить ее после кончины близкой подруги. Вот что он написал: «Если бы смерть была именно такой, какой она представляется нам, то Бог не допустил бы, чтобы она стала одним из законов вселенной». Только мы, верующие, можем рассказать миру, что есть смерть на самом деле – какой видит ее Тот Единственный, Кто в страдании прошел через смерть и вернулся к жизни.
По центральному телевидению показали документальный фильм «Умираю». В нем была всесторонне раскрыта тема о том, как вера помогает человеку, находящемуся на пороге смерти. Режиссер–постановщик Майкл Роумер получил разрешение находиться рядом с несколькими умирающими от рака больными на протяжении последних месяцев их жизни. После съемок он признался: «Люди умирают так, как жили. В смерти проявляется вся сущность человека. К последней черте он подходит с тем багажом, который накопил за свою жизнь. Одни подходят к последнему рубежу с отчаянием, другие – с надеждой». Выводы Роумера подтверждаются примерами из жизни двух бостонских семей.
Супругам – Хэрриет и Биллу – по тридцать три года. Оба на грани нервного срыва. В одном из эпизодов Хэрриет в тревоге думает о своем будущем – как жить вдове, оставшейся с двумя детьми. И вдруг она набрасывается на умирающего мужа. «Чем дольше все это будет тянуться, тем хуже для нас», – гневно кричит она.
«Что случилось с той милой девушкой, на которой я женился?» – спрашивает Билл. Хэрриет поворачивается лицом к камере: «Милая девушка умерла от пытки – пытки твоим раком. Кому нужна вдова с двумя сорванцами? Я не хочу, чтобы ты умирал, но раз ты все равно умрешь, то почему не сейчас?»
До смерти Билла остаются считанные недели, а семья распадается. Супруги не могут справиться со своими страхами. Ссоры, крики, плач, обвинения – былая любовь и доверие забыты.
На экране появляется другая семья. Преподобный Брайан, пастор баптистской церкви для чернокожих, пятидесяти шести лет. Он тоже умирает от рака. Но в его семье все по–другому. «Сейчас я переживаю один из значимых этапов в моей жизни, – говорит он. – Вряд ли Рокфеллер сейчас счастливее меня».
Операторы снимают пастора Брайана: вот он произносит перед прихожанами проповедь о смерти, вот – читает внукам Библию, вот отправляется на Юг, чтобы напоследок повидать городок, где он родился. Пастор спокоен и даже безмятежен. Он знает, что готовится отбыть домой – туда, где не будет боли.
Похороны. Церковный хор поет гимн «Он уснул». Проходя мимо гроба, люди наклоняются, чтобы последний раз сжать руку своего пастора или ласково коснуться его плеча. Их любимый друг ушел от них, но лишь на время. Все прихожане верят, что смерть – это не конец, а начало.
Кадры фильма, снятые в церкви пастора Брайана, показались мне до боли знакомыми: моя жена работает с престарелыми жителями Чикаго, и примерно половина ее подопечных – чернокожие. Люди, которым за семьдесят и даже за восемьдесят, живут в преддверии смерти. Но, тем не менее, по словам Дженет, чернокожие и белые смотрят на собственную смерть по–разному.
У большинства белых подопечных Дженет проявляется все больше страхов и недовольства жизнью. Они постоянно жалуются: на жизнь, на родных, на плохое здоровье. Чернокожие, напротив, становятся бодрее, начинают смотреть на жизнь с завидным юмором и оптимизмом, хотя порой у них больше поводов для горечи и отчаяния. (Большинство негров – выходцы с юга, рожденные через поколение после отмены рабства. За свою жизнь они повидали и притеснения, и несправедливость. Многие из них достигли преклонного возраста еще до принятия закона о гражданских правах.)
Почему люди так по–разному относятся к смерти? Дженет говорит, что все дело в надежде, которая корнями уходит в непоколебимую веру чернокожих американцев в Царствие Небесное. «Этот мир – не мой дом, здесь я лишь странник», – говорят они. «Лети быстрей, моя колесница, чтобы скорее увезти меня домой», – так поют они в песнях. Их упования родились в трагический период американской истории, когда жизнь людей с темной кожей была сурова и безрадостна. Но церквям удалось каким–то удивительным образом вселить в своих прихожан живую и стойкую веру – веру в то, что на небесах их ждет прекрасный дом.
Чтобы получить представление об упованиях чернокожих, сходите на похороны. Черные проповедники рисуют живые образы рая – присутствующие готовы отправиться туда хоть сейчас. Да, люди скорбят по ушедшему, но их скорбь не вечна. Исход битвы известен: их ждет победа, а это горе – лишь шаг на пути к торжеству.
Было бы ошибкой не вести борьбу с нищетой и бедами на земле, кивая на грядущую небесную жизнь. Но разве не ошибка – лишать человека, стоящего на пороге смерти, надежды на вечную жизнь?
Одной ногой в раюВера в грядущую жизнь в небесной обители влияет не только на наше отношение к смерти. Она во многом определяет и то, как мы проведем всю свою жизнь.
Однажды к Робертсону Макквилкину, бывшему президенту Колумбийского библейского колледжа, подошла очень пожилая дама. Она познала все прелести преклонного возраста: слабость и болезни, морщины и пигментные пятна на коже. Она уже не все могла делать самостоятельно и ощущала себя обузой для окружающих. «Робертсон, почему Бог допускает, чтобы мы становились старыми и немощными? За что мы так страдаем?» – спросила она.
Подумав несколько секунд, Макквилкин ответил: «Мне кажется, по замыслу Бога, в юности красота и сила проявляются во внешнем облике человека. С возрастом красота и сила переходят в духовное измерение. Мы постепенно теряем внешнюю привлекательность, что дает нам возможность сосредоточиться на вечном. Утратив красоту внешнюю, нам легче отказаться от всего преходящего и тленного и устремиться душой к вечным обителям. Оставайся мы всегда молодыми и красивыми, нам вряд ли захотелось бы другой жизни».
Если и есть секрет, помогающий пережить страдания, то он созвучен мыслям Макквилкина. Чтобы выжить, нам следует питать и укреплять свой дух. Тогда он разорвет оковы плоти и воспарит над нею. Христианская вера далеко не всегда способствует укреплению тела. Несмотря на молитвы, ни Брайан Штернберг, ни Джони Эриксон–Тада не получили исцеления. Однако Бог обещает взращивать наш дух, чтобы в один прекрасный день он воссоединился с новым телом. Брайан сможет прыгать – он «взыграет, как телец упитанный» (Мал 4:2), а Джони – будет танцевать!
«Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф 10:28), – говорил Иисус Христос, посылая учеников в мир. Раз физическая смерть – это не конец, так стоит ли ее бояться? Но не стоит и рваться ей навстречу, ведь она – враг Жизни.
Подведем итог: благодаря вере в небеса обетованные, христиане могут смотреть в лицо смерти, не теряя надежды и не приходя в отчаяние. Да, смерть – наш враг, но этот враг уже побежден. Мартин Лютер говорил своим последователям: «Даже пребывая в полном здравии, нужно помнить о смерти. Тогда мы не забудем и о том, что мы здесь не навсегда, а, можно сказать, одной ногой уже стоим в раю».
Если человек уже нащупывает одной ногой почву в небесной обители, то это меняет его отношение к скорбям. Любой спор о страдании и боли останется незаконченным, если не затронуть в нем вопрос вечной жизни.
Дотошный спорщик может сколько угодно отстаивать идею о том, что боль – полезная штука, отличная выдумка Бога. Возможно это так. Но боль и страдание – лишь одна сторона медали.
Как представить себе вечность? Вечность несоизмерима с нашей скоротечной жизнью, ее трудно себе вообразить. Попробуйте нарисовать на школьной доске линию длиной три метра и отметить на ней точку. А теперь представьте, что в центре точки находится одноклеточный организм – какой–нибудь микроб. Ему точка будет казаться огромной. Микроб может всю жизнь исследовать пространство этой точки. Но стоит отойти от доски на пару шагов и окинуть взглядом всю картину, как мы увидим: точка – мир микроба – мала по сравнению с линией.
Так и вечность соотносится с земной жизнью. Семьдесят лет – срок немалый. Его хватает, чтобы придумать множество объяснений, почему Бог порой безучастно относится к нашим страданиям. Но справедливо ли судить о Боге и Его замысле на основании впечатлений, полученных за время мимолетной земной жизни? Это все равно, как если бы микроб на основании того, какой ему кажется родная точка, взялся делать выводы обо всей доске.
Наверно нам не хватает перспективы: взгляда с точки зрения вечности. Стали бы мы жаловаться на Бога, если бы Он даровал нам семьдесят лет прекрасной жизни, допустив в нее один час страдания? Сейчас наша жизнь полна скорбей, но срок земной жизни – это всего лишь час по сравнению с вечностью. Как сказала Святая Тереза Авильская: «С высоты небес даже самая безрадостная земная жизнь покажется всего лишь ночью, проведенной в плохой гостинице».
Для христиан ограниченность земной жизни – не конец бытия. Этот мир – испытательный полигон. Жизнь на земле – лишь точка на прямой вечности. Тем не менее, это очень важная точка: Иисус Христос сказал, что вечная судьба человека зависит от того выбора, который он сделает здесь, на земле. В следующий раз, когда вы будете винить Бога во всех бедах, вспомните: нынешняя жизнь – это лишь микроскопическая часть того, что Бог уготовил человеку. Но и на протяжении этого крохотного – с точки зрения вечности – отрезка времени человек не перестает бунтовать.
Чтобы верно оценить значение страданий и боли следует взглянуть на собственную жизнь Божьими глазами. Об этом немало сказано в Библии: «Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми» (1 Пет 5:10). «Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно (2 Кор 4:17–18).
В книге Иова – в этом величайшем памятнике человеческого страдания – меня всегда занимала одна деталь, которую многие упускают из вида. Я имею в виду подробное перечисление приобретений Иова. Оказывается, Бог возместил ему понесенный ущерб в двойном размере. Итак, было семь тысяч овец – стало четырнадцать; было три тысячи верблюдов – стало шесть; было пятьсот волов и ослов – стало тысяча. Дети – исключение: их количество не удвоилось. Иов потерял семь сыновей и три дочери. И после пережитых страданий у него родились семь сыновей и три дочери. Может быть, автор смотрит на вещи с точки зрения вечной жизни? В таком случае получается, что Иов все равно получил вдвое: десять его нынешних детей однажды соединяться с теми десятью, которые уже перешли в вечность.
