Текст книги "Кукла по имени «Жизнь»"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Понятно, – буркнул я.

– У девчонки один Берроуз на уме. Ее психоаналитик называет такие вещи навязчивыми идеями.

Мы отправились к офису «Ассоциации САСА».

Глава 4

Когда мы вошли, как раз звонил мой брат Честер, чтобы напомнить, что мы оставили Стентона в гостиной, и просил забрать ЕГО оттуда.

– Ладно, мы попытаемся выбраться к вам завтра, – пообещал я.

Честер бубнил сердито:

– ОНО сидит там же, где вы ЕГО оставили. Утром папа включил ЕГО на пару минут, чтобы послушать новости.

– Какие еще новости?

– Утренние известия, краткий обзор, как у Дэвида Бринкли. Вот оно, значит, как: пораскинув мозгами, мое семейство все-таки решило, что я прав и что, в конце концов, ЭТО – не личность, а машина.

– Ну и что? – спросил я.

– А ничего, – ответил Честер, – ОНО что-то там болтало о сверхъестественной дерзости командиров в походе.

Когда я повесил трубку, Мори предложил:

– Может, Прис заберет ЕГО оттуда?

– А у нее есть машина?

– Она может взять «ягуар». Кстати, тебе лучше поехать с ней – а вдруг твой папаша все-таки заинтересуется?

Чуть попозже, днем, в конторе появилась Прис, и вскоре мы уже катили в Буаз.

Сначала мы молчали. Прис вела машину. И вдруг говорит:

– Нет ли у вас знакомых, кого бы заинтересовал Стентон?

Спросила, а сама так и буравит меня взглядом.

– Странный вопрос – конечно же нет.

– Скажите правду: зачем вы поехали со мной? Впрочем, я и так знаю, у вас это на лбу написано! Если б от меня зависело, я не подпустила бы вас к Стентону ближе чем на сто ярдов! – Так как она продолжала пялиться на меня, я понял, что продолжение вивисекции следует.

– Почему вы не женаты? – зашла с другого боку Прис.

– Не знаю…

– Вы что, гомик?

– Черт возьми, нет!

– Значит, девушка, за которой вы ухаживали, сочла вас уродом?

Я лишь тяжело вздохнул.

– Сколько вам лет?

Этого было более чем достаточно, а учитывая ее генеральную линию поведения, мне приходилось быть настороже. Я промурлыкал:

– Мммм…

– Сорок?

– Нет. Тридцать три.

– Однако волосы у вас на висках седеют, и еще такие смешные редкие зубы. Торчат в разные стороны!

Мне хотелось умереть.

– Какова ваша первая реакция на Стентона?

– Я подумал: до чего приятный пожилой джентльмен, – ответил я.

– Вы лжете, не так ли?

– Да!

– О чем вы думали тогда?

– Я думал: какой приятный пожилой джентльмен завернут в газеты!.

Прис глубокомысленно заявила:

– Вероятно, вы помешаны на пожилых мужчинах. Вот почему вашему мнению грош цена!

– Послушай-ка, Прис, кое-кто соберется когда-нибудь с силами и вмажет тебе хорошенько по соплям! Поняла?

– Все, что вы можете – это кое-как держать в узде свою агрессию, не так ли? Не потому ли, что вы считаете себя неудачником? Возможно, вы слишком строги к себе. Расскажите мне лучше о своих детских фантазиях. О чем мечтали, чего хотели добиться. И я скажу вам…

– Никогда. Даже за миллион долларов!

– Они постыдны, да? – Прис продолжала настойчиво изучать меня. Я тихо закипал. – Занимались ли вы всякими гадкими сексуальными штучками, как это описывают книги по психиатрии?

Я почувствовал, что готов бежать без оглядки на край света.

– Очевидно, я коснулась болезненной темы, – со спокойствием палача продолжала Прис. – Ну что вы, не стесняйтесь! Вы ведь больше так не делаете, правда? Хотя мне кажется, что вы все еще можете… Вы ведь не женаты, нормальные сексуальные отдушины для вас недоступны… – Она решила обдумать это, потом сказала: – Хотела бы я знать, чем в сексуальном плане занимается Сэм?

– Сэм Фогель? Наш водитель? Он сейчас в Рино, штат Невада…

– Нет. Сэм Берроуз.

– Ты одержима, – вздохнул я. – Твои мысли, речи, возня с мозаикой, суета вокруг Стентона…

– Симулакр прекрасен.

– Что скажет о НЕМ твой психоаналитик?

– Хорстовски? Он давно уже знает. И мнение свое высказал.

– Интересно, что именно, – хмыкнул я. – Неужели он не отметил, что это попахивает самой настоящей манией?

– Нет, он согласился, что я должна заниматься каким-нибудь творчеством. Когда я рассказала ему о Стентоне, он поздравил меня и выразил надежду, что ЭТО сработает.

– Ты, наверное, наговорила ему там с три короба?

– Нет, только правду.

– О том, чтобы ПРОКРУТИТЬ ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ С ПОМОЩЬЮ РОБОТОВ?!

– Да. Он похвалил оригинальность идеи.

– Господи Иисусе! – воскликнул я. – Они все помешанные!

– Все, – подтвердила Прис, неожиданно протянув руку и взъерошив мне волосы, – кроме тебя, дружочек. Верно?

У меня на некоторое время отнялся язык.

– Ты все так серьезно воспринимаешь, – нараспев произнесла Прис. – Расслабься и радуйся жизни. Ты относишься к так называемому «анальному типу». Главное для тебя – чувство долга. На этот раз ты должен позволить этим старым сфинктерам работать… посмотришь, как это ощущается. Тебе хочется быть плохим. Тайное желание всех людей анального типа. Они чувствуют, что должны выполнить свой долг. Именно поэтому они столь педантичны и постоянно подвержены сомнениям. Если у тебя возникли сомнения насчет…

– Нет у меня никаких сомнений, одно лишь ощущение абсолютного ужаса.

Прис рассмеялась.

– Да, смешно, – пробормотал я. – всепоглощающий ужас.

– И вовсе ты не ужас ощущаешь, – возразила Прис, – а всего лишь, самую малость естественной телесной похоти – чуть-чуть ко мне, чуть-чуть – к добыче, чуть-чуть – к могуществу и славе. – И она показала эту «малость» своими пальчиками, большим и указательным. – Примерно вот столечко – вот они какие, твои грандиозные, всепоглощающие эмоции. – И весьма довольная собой, Прис лениво взглянула на меня.

Машина неслась дальше.

В Буаз мы забрали симулакра, снова завернули его в газеты и погрузили в машину. Потом вернулись в Онтарио. Прис оставила меня в офисе. На обратном пути мы говорили очень мало: она замкнулась в себе, а я смотрел на нее с затаенной опаской и негодованием. Ее, похоже, забавляло мое смятение. Наученный горьким опытом, я был достаточно хитер, чтоб держать рот на замке.

Войдя в офис, я обнаружил там низенькую, пухлую темноволосую женщину в теплом жакете, ожидавшую меня.

– Мистер Роузен?

– Совершенно верно, – ответил я, больше всего на свете желая знать – не судебный ли она исполнитель…

– Меня зовут Колин Нилд, я работаю в конторе мистера Берроуза. Мистер Берроуз попросил меня заглянуть сюда и побеседовать с вами, если у вас найдется свободная минутка. – Голос у нее был низкий, говорила она нерешительно и вообще выглядела этакой бедной родственницей.

– Что угодно мистеру Берроузу? – осторожно осведомился я, указав ей на стул и усаживаясь напротив.

– Мистер Берроуз поручил мне сделать копию письма, подготовленного им для мисс Фрауенциммер и вручить ее вам. – Она протянула мне тоненькие, словно луковая чешуя, странички. Предо мной предстала не очень отчетливая копия чрезвычайно грамотно напечатанного письма. – Вы – семья Роузенов из Буаз, не так ли? Те самые, которые предлагают наладить производство симулакров?

Пробегая письмо взглядом, я заметил слово «Стентон», оно подозрительно часто повторялось. Берроуз отвечал на письмо Прис только потому, что ему надо было вообще хоть как-то среагировать. Однако я никак не мог ухватить главную мысль – если там и присутствовали какие-то выводы, то в сильно разбавленном состоянии.

В конце концов мне удалось уловить направление.

Берроуз изначально неправильно понял Прис: он считал, что идея «прокрутить» Гражданскую войну с использованием симулакров, выпущенных нашей фабрикой в Буаз, всего лишь некое общественное мероприятие, благотворительный порыв идиотов по части усовершенствования системы школьного образования, а также попутного освоения пустующих земель. В общем, наша идея не показалась ему деловым предложением.

«Вот достойный ответ киношного кумира, – со злорадством думал я. – Выходит, как в воду глядел. Достойный отклик, ничего не скажешь: «Сэм Берроуз благодарит Прис за интересную идею и за то, что она нашла время и желание обратиться в организацию…» И далее сказано, что с подобными просьбами Берроузу надоедают ежедневно, а он уже по уши занят благотворительностью. Например, очень много времени он потратил на борьбу против сноса жилых застроек времен войны где-то в Орегоне… здесь письмо стало настолько смутным, что я совершенно потерял нить.

– Могу ли я оставить его себе? – спросил я у мисс Нилд.

– Конечно, пожалуйста. И, если у вас возникнет желание сделать комментарий – уверена, мистеру Берроузу будет интересно любое ваше мнение.

Я спросил:

– Давно вы работаете у Берроуза?

– Восемь лет, мистер Роузен, – произнесла она голосом, полным счастья.

– Он и в самом деле миллионер, как пишут в газетах?

– Я полагаю, что да, мистер Роузен. – Ее карие глаза, увеличенные линзами очков, сияли.

– Он хорошо обращается со своими сотрудниками? Ничего не ответив, она просто улыбнулась.

– А что это за проект жилой застройки, ну, знаете, его все называют «Хохма для простаков», о котором Берроуз говорит в письме?

– На самом деле это называется «Холмы доброй надежды»: один из гигантских проектов многоэтажной застройки на северо-западном побережье Тихого океана. Кстати, мистер Берроуз всегда называет его так, как только что назвали вы. Хотя первоначально это была оскорбительная кличка, придуманная людьми, жаждущими снести этот жилой район. И вот в итоге мистер Берроуз позаимствовал это смешное название. Для того чтобы защитить живущих там людей, чтоб они не чувствовали себя так, словно всем плевать на них. И они это ценят очень высоко. Прислали петицию, в которой благодарят его за блокирование процедуры сноса. Под ней подписались почти две тысячи человек.

– Значит, люди не хотят, чтоб их дома сносили?

– О да! Они истово преданы родному району. Группа благотворителей давно крутится там, лишь бы найти предлог и сунуть нос не в свое дело. В основном – глупые бездельники и истеричные домохозяйки. Да парочка проходимцев, которым не терпится нагреть на этом руки. Они бы с удовольствием использовали территорию под загородный клуб или еще что-нибудь в таком же духе. Их группа называется «Лучший дом Северо-Запада». Возглавляет его миссис Деворак.

Я вспомнил, что читал о ней в орегонских газетах. Миссис Деворак – не в меру озабоченная дамочка – принадлежала к верхушке шикарного общества, ее фотографии регулярно появлялись на первой странице раздела светской хроники.

– Почему Берроуз хочет спасти эту полосу застройки? – поинтересовался я.

– Он приходит в ярость от одной мысли, что граждане Америки ущемляются в своих правах. Большинство из них – беднейшие люди. Им некуда деться. Мистер Берроуз прекрасно понимает, каково им, – он сам долгие годы жил в меблирашках… Вы знаете, ведь у его семьи денег не больше, чем у любого другого небогатого человека. Он заработал свой капитал самостоятельно, тяжкими усилиями и изнурительной работой добился положения в обществе.

– Да, мы наслышаны об этом, – ответил я. Кажется, она ждала продолжения, поэтому добавил: – Как мило с его стороны – все еще отождествлять себя с рабочим классом, несмотря на миллионы…

– Большая часть состояния мистера Берроуза сделана на недвижимости, поэтому он прекрасно осознает, проблемы, с которыми сталкиваются люди в борьбе за приличное жилье. Для светской дамы, такой как Сильвия Деворак, «Хохма для простаков» – всего лишь скопище уродливых развалюх. Никто из них, «благодетелей», никогда не переступал порог подобного дома – им никогда не придет в голову сделать это.

– Знаете, – изрек я, – услышав такое о мистере Берроузе, я надолго проникся ощущением, что нашей цивилизации упадок не грозит.

Она улыбнулась – тепло и дружески.

– А что вам известно о симулакре Стентона? – задал я ей вопрос.

– Знаю, что один у вас уже готов. Мисс Фрауенциммер упоминала об этом мистеру Берроузу – письменно и по телефону. Помнится, мисс Фрауенциммер хотела также посадить симулакра в скоростной междугородный автобус «Грэйхаунд» и отправить его одного в Сиэтл, где в настоящее время находится мистер Берроуз. Это наглядно бы продемонстрировало ЕГО возможность сливаться с толпой, оставаясь незамеченным.

– Если не обращать внимания на смешную раздвоенную бороду и старомодную одежду.

– Я об этом не знала.

– Возможно, симулакр мог бы поскандалить с водителем насчет кратчайшего пути до конторы мистера Берроуза, – предположил я, – это стало бы дополнительным доказательством его человекоподобности.

Колин Нилд согласно кивнула:

– Я сообщу об этом мистеру Берроузу.

– Вам известен электронный орган Роузена, а может, приходилось видеть наши спинеты?

– Не уверена…

– Фабрика Роузенов выпускает лучшие из существующих в настоящее время электронные органы. Они несравнимо совершеннее тонального органа Хаммерштейна, звучание которого – только рев, напоминающий настоящую органную музыку не более, чем сливаемая в унитазе вода.

– Об этом я тоже ничего не знала, – заметила мисс Нилд, – я сообщу об этом мистеру Берроузу. Он всегда любил музыку.

Я продолжал вчитываться в письмо Берроуза, когда вернулся из кафе мой партнер. Я показал письмо.

– Берроуз откликнулся, – проговорил он, усаживаясь поудобнее, чтоб углубиться в изучение клочка бумаги. – Может статься, мы попали в яблочко, Льюис. Надеюсь, это не очередной фортель глупышки Прис. Черт, за этим парнем трудно угнаться. Что он говорит, есть у него интерес к Стентону или нет?

– По-моему, Берроуз сейчас весь в хлопотах насчет своего излюбленного проекта. Полоса жилой застройки, ну, знаешь, ее еще называют «Хохмой для наивных».

– Я там жил, – сообщил Мори. – Лет пятнадцать назад, если не больше…

– Ну и как?

– Сущий ад! Эту мусорную кучу надо спалить до основания. Ничего, кроме горящей спички, ей уже не поможет.

– Есть добрые люди, вполне с тобой согласные. Мори тихо произнес:

– Если им нужен человек, чтоб пустить хорошего петуха, то пожалуйста, я готов оказать им такую услугу лично. Ты можешь ссылаться на меня. Кстати, владеет этим местом твой любимый Сэм Берроуз.

– А…аа, – протянул я.

– Он стрижет капусту на арендной плате за дома. Сдача внаем трущоб – сегодня один из крутых источников дохода. Ты получаешь просто бешеную прибыль. Ладно, оставим это… Как бы то ни было, Берроуз остается серьезным бизнесменом и лучшей кандидатурой для поддержки производства симулакров, даже если он и богатый мошенник. Но ты, кажется, сказал, что он отклонил наше предложение?

– Можешь позвонить ему и убедиться. Кажется, Прис уже ему звонила.

Мори поднял трубку и принялся набирать номер.

– Подожди-ка, – попросил я. Он свирепо взглянул на меня.

– У меня дурное предчувствие, – пояснил я. Мори произнес в трубку:

– Мистер Берроуз!

Я отобрал у него телефон и положил трубку на место.

– Ты! – Его прямо-таки заколотило, так он разозлился. – Ты! Трус! – Мой партнер опять стал набирать номер. – Алло, девушка, меня прервали. – Потом оглянулся вокруг в поисках письма, там был указан номер телефона Сэма.

Я выхватил листок у него из-под носа, скатал в шарик и швырнул через всю комнату.

Выругавшись в мой адрес, Мори бросил трубку. Тяжело дыша, мы уставились друг на друга.

– Что с тобой происходит?! – поинтересовался Мори.

– Я считаю, что мы не должны связываться с таким человеком!

– С КАКИМ ЕЩЕ ТАКИМ?

– Когда Бог хочет кого-то покарать, он лишает его разума, – парировал я.

Эта стрела достигла цели: Мори был потрясен. Как-то по-птичьи вертя головой и глядя на меня, он промямлил:

– Что ты имеешь в виду? Думаешь, что я ненормальный, да? И место мое в дурдоме? Может, ты и прав. Но с Берроузом я все равно свяжусь! – Прошмыгнув мимо меня, он вцепился в бумажный шарик, расправил его, разглядел телефон Сэма и, вернувшись к аппарату, снова заказал разговор.

– Вот нам и конец пришел, – вздохнул я. Прошло несколько минут.

– Алло, – внезапно произнес Мори, – мне мистера Берроуза пожалуйста. Говорит Мори Рок из Онтарио. – Снова пауза. – Мистер Берроуз! Это Мори Рок. – На лице моего компаньона застыла идиотская ухмылка, он изогнулся, уперев локоть в бедро. – У меня здесь ваше письмо, сэр, вы написали его моей дочери, Прис Фрауенциммер… касательно нашего избретения. Я имею в виду электронный симулакр. Очаровательное воплощение военного министра Линкольна, Эдвина Стентона. – Пауза, в течение которой Мори тупо пялился на меня. – Вы заинтересованы, сэр? – Снова пауза, на этот раз подлиннее.

«У тебя ничего не выйдет, Мори», – подумал я.

– Мистер Берроуз! – горланил Мори. – Да, понимаю… Это правда, сэр. Однако лучше увидеть своими глазами, чем обсуждать… Конечно! Если вы что-то упустили из виду…

Разговор продолжался, казалось, бесконечность. Наконец Мори поблагодарил Берроуза, попрощался и повесил трубку.

– Не срослось? – предположил я. Он глянул на меня сердито и устало:

– Угу.

– Что он сказал?

– То же, что и в письме. Он в упор не видит коммерческой выгоды. Думает, что мы – какая-то благотворительная фирма. – Мори прищурился, удрученно поводя головой: – «Не срослось», как ты изволил выразиться…

– Очень плохо.

– Может, это и к лучшему, – выдавил из себя Мори, только с такой безнадегой в голосе, словно бы и сам не верил в то, что говорит. Надо знать Мори! Чем больше в нем отчаяния, тем ближе он к безумным поступкам. Наверняка и теперь Мори выкинет какой-нибудь номер.

Я расстался с ним, снедаемый самыми гнусными предчувствиями.

Глава 5

В течение следующих двух недель мрачные предсказания Мори насчет краха электронного органа Роузена, кажется, подтвердились. Все наши люди, занимавшиеся доставкой товара, докладывали, что инструменты практически не продаются. К тому же всплыл веселенький фактик, что ребята Хаммерштейна предлагают теперь один из своих тональных органов дешевле тысячи долларов за штуку. Естественно, в эту цену не входила ни стоимость перевозки, ни цена банкетки. Что и говорить, новости просто праздничные!

Тем временем присутствие Стентона в нашей конторе почти не ощущалось, хоть он и торчал там безвылазно. У Мори возникла идея сварганить что-то типа демонстрационного зала для уличной торговли и заставить Стентона рекламировать спинеты. Я разрешил ему пригласить подрядчика, чтоб переделать первый этаж фабрики. Работа началась, а Стентон бесцельно бродил наверху, помогая Мори разбирать почту и выслушивая его бесконечные тирады о том, как надо улучшать производство. Мори предложил симулакру сбрить бороду, и они немного повздорили. В результате мой партнер отказался от своей идеи, а Стентон продолжал, как и раньше, разгуливать с длинными седыми бакенбардами.

– Чуть погодя, – объяснял мне Мори, заведя в укромный уголок, подальше от ушей Стентона, – я собираюсь заставить ЕГО демонстрировать самого себя. Как раз сейчас заканчиваю инструкции для этого дела. – И он пояснил, что собирается ввести инструкции в управляющий контур Стентона. Таким образом, последний просто не сможет возражать, как это произошло в случае с бакенбардами.

Кроме конторской суеты и склок, Мори стряпал нового симулакра, приспособив под мастерскую гараж. И как-то раз, по-моему в четверг, мне было позволено впервые лицезреть детище праведных трудов.

– Кем это будет? – поинтересовался я, уныло обозревая ШТУКУ. ОНО состояло пока лишь из сплошной мешанины схем, переключателей и проводов. Все это хозяйство собрано на здоровенной монтажной панели. Банди был занят проверкой центрального узла-«думалки». Он всадил щуп вольтметра в самую гущу проводки, изучая показания шкалы.

– Это Авраам Линкольн.

– Ты рехнулся, парень!

– Отнюдь. Мне надо сделать нечто воистину грандиозное, чтобы потом взять с собой к Берроузу. Хочу навестить Сэма в следующем месяце.

– А, понятно, – промямлил я. – Ты мне об этом не говорил.

– Что ж, думаешь, я собираюсь втихую свинтить от тебя?

– Да нет, – отмахнулся я, – ты работу не бросишь. В конце концов, не законченная же ты сволочь…

– А мне вот кажется, что ты меня держишь за отпетого подлеца! – огрызнулся Мори.

На следующий день, после долгих угрюмых размышлений, я отыскал в справочнике телефон доктора Хорстовски. Кабинет психиатра, амбулаторно пользующего Прис, находился в одном из самых престижных районов Буаз. Я набрал номер и попросил встретиться со мной как можно скорее.

– Можно ли узнать ваши рекомендации? – осведомилась медсестра.

– Мисс Присцилла Фрауенциммер, – с отвращением выдавил я.

– Хорошо, мистер Роузен, доктор Хорстовски сможет принять вас завтра в тринадцать тридцать.

По идее, надо было сейчас мотаться, выпятив язык, в поисках новых заказчиков. Разработка маршрутов, равно как и помещение объявлений в прессе – мои прямые обязанности. Однако с тех пор, как Мори позвонил Сэму Берроузу, что-то со мной случилось…

Наверное, меня беспокоило состояние отца. С тех пор, как он увидел Стентона и обнаружил, что ЭТО – человекообразная машина, он заметно стал сдавать. Вместо того чтоб каждое утро ходить на фабрику, папа частенько оставался дома, в основном сидел, сгорбившись, в кресле перед телевизором. Когда мы с ним виделись последний раз, по лицу его блуждало странное выражение, похоже даже, он слегка повредился умом. Я сообщил об этом Мори.

– Несчастный старик! – посочувствовал тот. – Льюис, мне. просто страшно говорить тебе об этом, но Джером сильно сдает.

– Я понимаю.

– Он больше не может участвовать в игре.

– Что же мне делать?

– Держи его подальше от конторских разборок. Посоветуйся с матерью и братом, вспомните, о каком хобби Джером всегда мечтал. Может, ему хотелось строить летающие модели аэропланов времен Первой мировой войны… Ради старика ты обязан подсуетиться, Льюис. Я прав, дружище?

Я кивнул.

– Здесь ведь есть и твоя доля вины, – заметил Мори. – Ты не заботился о нем должным образом. Человек с возрастом нуждается в поддержке – да, черт возьми, не о финансах речь, а именно о ДУХОВНОСТИ!

На следующий день я отправился в Буаз и в 13.20 остановил машину перед роскошным, модерновым зданием, в котором находился офис доктора Хорстовски.

Доктор встретил меня в холле. Я оказался лицом к лицу с человеком, чье телосложение весьма напоминало яйцо: круглое тело, такая же голова… Даже крохотные очки тоже оказались круглыми. Во всем его облике не было ни единой прямой линии, ни единого излома. Да и ходил он – словно бы перекатывался с места на место. Голос его был тоже каким-то округлым, плавным и мягким. Когда же мы добрались до кабинета и я уселся напротив, разглядывая доктора, то совершенно неожиданно оказалось, что его круглая физиономия украшена крепким, грубым носом. Наглым, словно клюв попугая. А в голосе мелькало тщательно замаскированное жало безграничной жестокости.

Хорстовски уселся, приготовив стопку разлинованной бумаги и ручку, скрестил ноги и начал задавать мне скучные рутинные вопросы:

– Чего вы ожидаете от нашей встречи? – спросил он чуть слышно, но вполне отчетливо.

– Моя проблема вот какого плана. Я – один из партнеров в фирме «Ассоциация САСА». Я чувствую, что мой партнер и его дочь настроены против меня и что-то замышляют за моей спиной. В особенности сильно я ощущаю, что они задались целью разрушить мою семью, особенно это касается моего пожилого отца, Джерома. Он уже недостаточно силен и здоров, чтобы вынести такое.

– Что вы имеете в виду?

– Преднамеренное и безжалостное разрушение фабрики Роузенов. Всю систему нашей розничной торговли в угоду безумной затее то ли во имя спасения человечества, то ли победы над русскими или чего-то в этом духе. Если честно, я даже не могу точно определить, что это такое…

– А почему не можете? – Его ручка так и поскрипывала.

– Потому что это меняется с каждым днем. – Я сделал паузу, ручка – тоже. – Похоже, они задумали довести меня до состояния полной беспомощности. А в результате Мори подомнет дело под себя. Возможно, он слопает даже фабрику. А еще они связались с невероятно богатым и влиятельным, но зловещим типом, Сэмом Берроузом из Сиэтла, чью фотографию вам, возможно, доводилось видеть на обложке журнала «Лайф». – Я замолчал.

– ПРО-ДОЛ-ЖАЙ-ТЕ, – произнес он раздельно и внятно, словно репетитор, вдалбливающий нерадивому ученику правила произношения.

– Так вот, вдобавок я ощущаю, что дочь моего партнера, вдохновительница всего этого безобразия, а вдобавок еще и опасная экс-психотичка, – тверда как сталь и начисто лишена каких-либо признаков совести. Я бы так сказал… – Тут я выжидательно посмотрел на доктора, но он молчал и вообще никак не реагировал, и тогда я добавил: – Это Прис Фрауен-циммер.

Он кивнул.

– Что вы на это скажете? – спросил я.

Доктор Хорстовски от усердия даже высунул язык, как змея над птичьим гнездом, потом спрятал его, и все это – уткнувшись в свои записи. Затем произнес:

– Прис – динамичная личность.

Я ждал продолжения, но это было все.

– Вы думаете, мои опасения беспочвенны? – спросил я.

– Как вы считаете, есть ли у них МОТИВ всех этих поступков? – ответил он вопросом на вопрос и застал меня врасплох:

– Не знаю. Разве мое дело – раздумывать о мотивах? Черт, они хотят запродать симулакра Берроузу и огрести кучу денег. Что же еще-то?! Ну, наверное, добиться престижа и могущества. Даже мечты у них какие-то маниакальные.

– И вы встали им поперек дороги?

– Вы абсолютно правы, – ответил я.

– А у вас нет таких мечтаний?

– Я реалист. По крайней мере, стараюсь им быть. Пока же меня волнует Стентон. Кстати, вы ЕГО видели?

– Однажды Прис приходила сюда с ним. Пока она была у меня, ШТУКА сидела в приемной.

– А что ОН делал?

– Читал «Лайф».

– У вас от НЕГО кровь в жилах не стыла?

– Нет.

– Разве вас не испугала мысль, что развеселая парочка – Мори и Прис – смогла придумать что-то настолько противоестественное и опасное, как ЭТО?

Доктор Хорстовски пожал плечами.

– Господи Иисусе! – с горечью произнес я. – Вам ведь наплевать! Здесь, в уютном кабинете вы в безопасности. Вас вообще хоть что-нибудь из происходящего в мире волнует?

На физиономии доктора расцвело нечто, что выглядело с моей точки зрения как мимолетная, но самодовольная улыбка. Это меня взбесило.

– Доктор, – заявил я, – открою вам правду. Прис играет с вами в жестокую игру. Это она прислала меня сюда. На самом деле я – симулакр, как Стентон. Не предполагалось, что я разболтаю секрет, но я не могу больше! Я – всего-навсего машина, электронная железяка. Видите, насколько это все серьезно? Она даже нас попыталась надуть. Что вы на это скажете?

Прекратив писать, доктор Хорстовски спросил:

– Вы, кажется, говорили мне, что женаты? Если да, то скажите, как зовут вашу жену, сколько ей лет и кто она по профессии? А также – где она родилась?

– Я холост. У меня была подруга, итальяночка. Пела в ночном клубе. Высокая и темноволосая… Звали ее Лукреция, но она просила называть ее Мими… Умерла от туберкулеза уже после того, как мы с ней расстались. Мы с ней дрались…

Доктор старательно все запоминал.

– Вы не собираетесь отвечать на мой вопрос? – напомнил я.

Это было бесполезно. Доктор, даже если он и среагировал на симулакра, рассевшегося в его приемной с журналом «Лайф», совсем не собирался обсуждать свои впечатления. А может статься, он вообще не прореагировал. Скорей всего, ему просто начхать, кто сидит перед ним или полистывает журнал – вероятно, он давным-давно привык одобрительно относиться к любой чертовщине, которую обнаружит в приемной…

В конце концов, я попытался выжать из него хоть какое-нибудь мнение о Прис. Ведь девчонка, на мой взгляд, гораздо большее зло, чем симулакр.

– У меня имеется «сервис» сорок пятого калибра и патроны к нему, – сообщил я. – Это все, что мне нужно. Остальное – вопрос благоприятного случая. Только надо успеть прежде, чем маленькая мерзавка попытается сыграть такую же шутку с кем-нибудь еще. Видит Бог, я говорю чистую правду. Мой священный долг – устранить девчонку.

Разглядывая меня, Хорстовски заметил:

– Вы правильно сформулировали суть вашей проблемы. Я верю в то, что вы говорите. Так вот, ваше истинное затруднение – агрессия. Глухая, ставящая вас в тупик враждебность, ищущая выход, по отношению к вашему партнеру и восемнадцатилетней девочке, у которой и своих сложностей хватает – она пытается их решить изо всех сил.

Такое толкование лишало опасения основательности. Это не враги изводили меня, а мои собственные эмоции. НИКАКИХ ВРАГОВ НЕТ – есть лишь подавление и отрицание своей эмоциональности.

– Итак, чем же вы можете мне помочь?

– Вряд ли мне под силу изменить действительность, сделать приятной ситуацию, в которой вы оказались. Я лишь могу помочь вам разобраться в происходящем. – Он выдвинул ящик стола, и я увидел коробочки, пузырьки, этикетки, в общем, настоящее крысиное гнездо, наполненное образчиками медицины, нагроможденными в беспорядочную кучу. Хорстовски немного порылся в ней и предстал передо мной, держа маленький пузырек. – Могу прописать вам вот это. Принимайте по таблетке утром и вечером. Это «Хубризин». – И он протянул пузырек мне.

Я сунул бутылочку в карман и спросил:

– А как оно действует?

– Надеюсь, вы поймете, так как по роду своей деятельности хорошо знакомы с принципом действия тонального органа. «Хубризин» стимулирует переднюю долю головного мозга. Стимуляция этой области дает ощущение бодрости, оживленности и веры в то, что любое событие пройдет успешно само по себе. Это сопоставимо с музицированием на тональном органе Хаммерштейна. – Он протянул мне сложенный кусочек глянцевой бумаги. Там было расписано действие клавишей и педалей органа Хаммерштейна. – Однако, как вам известно, амплитуда давления на эмоции органа Хаммерштейна строго регламентируется законом, а это лекарство действует сильнее.

Я придирчиво прочел бумажку. О Господи, если переложить это на ноты, то получится нечто весьма напоминающее Шестнадцатый квартет Бетховена! Даже от простого разглядывания номеров клавишей я почувствовал себя лучше.

– Это лекарство можно запросто сцеть, – обрадовался я. – Попробовать, что ли?

– Нет, благодарю вас. – Доктор сделал предупредительный жест. – В случае неудачи медикаментозной терапии, мы можем проверить ваш мозг по срезам в районе височных долей. Естественно, после обширной топографии распределения биопотенциалов, которую можно провести в госпитале высшего разряда в Сан-Франциско или Маунт-Зайене. У нас здесь нет соответствующей аппаратуры. Лично я стараюсь избегать такой методики, так как нередко выясняется, что невозможно сохранить область, включающую в себя височные доли. Правительство в своих клиниках отказалось, знаете ли, от этого.

– Тогда лучше ну его, этот срез, – согласился я. – У меня были друзья, которым делали… но лично меня в дрожь бросает от одной мысли. Позвольте задать вопрос: а нет ли у вас случайно лекарства, чье действие, пользуясь музыкальной терминологией, аналогично девятой симфонии Бетховена. Знаете, в том месте, где вступает хор?

– Я туда никогда не заглядывал, – признался доктор.