Текст книги "Кукла по имени «Жизнь»"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Как его зовут? – Прис пристально смотрела на меня с выражением безнадежности во взгляде. – У тебя все дома, Льюис? Спрашивать, как зовут твоего ребенка, Господи, Твоя воля! Его зовут Роузен – так же, как тебя!

Покорный и ласковый, я принудил себя улыбнуться и сказал:

– Прости меня.

– Я тебя прощаю, я к тебе привыкла. – Она вздохнула. – Извини, что пришлось это сказать.

Но как же его зовут? – размышлял я. Быть может, я это узнаю в следующий раз, а если нет, то в сотый раз… Я должен знать, иначе все это утратит для меня всяческое значение, все будет впустую…

– Чарльз, – проурчала Прис, обращаясь к ребенку, – ты что, писаешь?

Его звали Чарльз, и я был доволен: хорошее имя. Может, это я выбрал его: оно звучало так, как то, до которого я додумался.

В тот день, после своего сеанса, я поспешил вниз, в аудиторию групповой терапии, и по пути мимолетно увидел нескольких женщин, входящих в дверь, ведущую на женскую половину здания. У одной из них были коротко стриженые черные волосы, она стояла, гибкая и стройная, ростом пониже окружающих ее женщин: они в сравнении с ней выглядели как надутые воздушные шары.

НЕУЖЕЛИ ЭТО ПРИС? – резко остановившись, спросил я себя. НУ, ПОЖАЛУЙСТА, ОБЕРНИСЬ, молил я мысленно, вперив взгляд в ее спину.

Только лишь пройдя в дверь, она на мгновение оглянулась. Я увидел задорный, с подвижным кончиком нос, бесстрастные, оценивающие серые глаза… это была Прис.

– Прис! – завопил я, размахивая руками.

Она меня увидела, посмотрела внимательно, нахмурившись, губы, крепко сжатые, раздвинулись в легкой улыбке…

Был ли это призрак? Девушка – Прис Фрауенциммер – сейчас прошла в комнату, исчезла из поля зрения.

Ты снова здесь, в клинике им. Кэзэнина, сказал я себе. Я знал – это случится, раньше или позже. И это не выдумка, не галлюцинация, контролируемая или любая другая: я тебя нашел в действительности, в реальном мире, в окружающем мире, который не является продуктом регрессивного либидо или наркотиков. Я не видел тебя с той самой ночи в клубе в Сиэтле, когда ты стукнула симулакра Джонни Бута своей туфелькой по башке: как давно это было! Как много, как ужасающе много я увидел и сделал с того времени – сделал в вакууме, сделал без тебя, без настоящей, реальной тебя. Удовлетворенный всего лишь фантомом вместо реальной вещи… Прис, подумал я, благодарение Богу: я нашел тебя, я знаю, что однажды сделаю все, о чем грезил.

Я не пошел на групповую терапию: вместо этого остался в холле, ожидая и наблюдая.

Наконец, через несколько часов, она снова появилась. Она шла через открытый внутренний дворик прямо на меня, лицо ее было ясным и спокойным, в глазах загорались яркие искорки, более всего от извращенной насмешливости, чем от чего-либо еще.

– Привет, – сказал я.

– Значит, ты попал к ним в сети, Льюис Роузен, – сказала она. – И ты в конце концов стал шизофреником. Ничего удивительного.

Я сказал:

– Прис, я уже здесь многие месяцы.

– Ну, а тебе не лучше?

– Да, – ответил я, – я так думаю. Каждый день у меня сеансы «терапии контролируемым бегством»: и всегда я прихожу к тебе, Прис, всякий раз. Мы женаты и у нас ребенок по имени Чарльз. Думаю, что мы живем в Окленде, штат Калифорния.

– Окленд, – произнесла она, наморщив носик. – Есть там приятные места, есть отвратительные. – И направилась прочь от меня по холлу. – Приятно было увидеть тебя, Льюис. Может быть, я снова наткнусь на тебя здесь.

– Прис! – в горе закричал я. – Вернись!

Однако она продолжала идти и вскоре исчезла за дверью в конце холла.

Когда я увидел ее в своей контролируемой галлюцинации в следующий раз, она совершенно постарела: фигура ее стала более тяжелой, как у пожилой женщины, под глазами появились глубокие, неисчезающие тени. Мы стояли вместе на кухне, мыли посуду после обеда: Прис мыла ее, а я вытирал. В свете люстры под потолком ее кожа казалась сухой, с многочисленными морщинками. Она была без грима. Особенно изменились ее волосы: они стали сухими, как и кожа, и вместо черных – каштановыми с красноватым отливом, и очень милыми. Я потрогал их – они оказались жесткими, но все же чистыми и приятными на ощупь.

– Прис, – сказал я, – я тебя видел вчера в холле. Здесь, где я сейчас нахожусь – в клинике им. Кэзэнина.

– Тебе повезло, – отрезала она.

– Была ли это правда? Правдивее, чем сейчас? – В гостиной я заметил Чарльза, сидящего перед цветным телевизором за полторы тысячи долларов, полностью сосредоточенного на изображении. – Помнишь ли ты эту встречу столько времени спустя? Было ли это так же реально для тебя, как и для меня? А сейчас? Пожалуйста, скажи мне: я больше ничего не понимаю.

– Льюис, – сказала она, отскребая нагар со сковородки, – разве ты не можешь принимать жизнь такой, как она есть? Тебе что, обязательно философствовать? Ты поступаешь как второкурсник колледжа: ты заставляешь меня сомневаться в том, собираешься ли ты вообще повзрослеть.

– Я просто не знаю, что мне делать дальше, – сказал я, чувствуя себя несчастным и заброшенным, однако продолжая чисто механически вытирать посуду.

– Возьми меня там, где нашел, – сказала Прис. – Раз уж ты нашел меня. Будь доволен этим, не задавай вопросов.

– Да, – согласился я. – Я так и сделаю: во всяком случае, попытаюсь.

Когда я пришел в себя, доктор Шедд снова присутствовал рядом:

– Вы ошиблись, Роузен: вы не могли наткнуться на мисс Фрауенциммер здесь, в клинике. Я внимательно проверил записи и не нашел никого с такой фамилией. Боюсь, что ваша так называемая встреча с ней в холле была невольным впадением в психоз: мы, должно быть, не настолько полно провели катарсис ваших половых желаний, насколько нам это казалось. Возможно, мы должны увеличить число минут контролируемой регрессии в день.

Я молча кивнул, однако доктору не поверил: я знал, что это действительно была Прис – там, в холле: это не была фантазия шизофреника.

На следующей неделе я снова увидел ее в клинике. На этот раз я выглянул из окна солярия и увидел ее: она играла во дворе в волейбол с командой девушек, все они были одеты в тонкие синие гимнастические шорты и блузки.

Она меня не видела – она вся отдавалась игре. Я долго стоял там, упиваясь ее видом, зная, что это действительность… А потом мяч выпрыгнул с поля по направлению к зданию и Прис – погналась за ним. Когда она изогнулась, чтобы поднять его, я увидел ее имя и фамилию, вышитые цветными нитками на ее физкультурной блузе:

РОК, ПРИС

Это объясняло все. Она попала в клинику им. Кэзэнина под фамилией своего отца, а не под собственной. Поэтому доктор Шедд не нашел ее в файлах: он-то искал Фрауенциммер, именно так я всегда думал о ней, не важно, как бы она себя ни называла.

– Я не скажу ему, – сказал я сам себе: я воздержусь от мыслей об этом во время моих контролируемых галлюцинаций. Таким образом, он никогда не узнает, и может быть, когда-нибудь я снова поговорю с ней.

А потом я подумал:

ВОЗМОЖНО, ВСЕ ЭТО ДЕЛАЕТСЯ ОБДУМАННО СО СТОРОНЫ ШЕДДА: возможно, это метод вытащить меня из моих галлюцинаций обратно в реальный мир. Потому что эти малюсенькие проблески настоящей Прис стали для меня более ценными, чем все мои сеансы галлюцинаций вместе взятые. ЭТО ИХ ЛЕЧЕНИЕ, И ОНО ДЕЙСТВУЕТ.

Я не знал, как мне теперь чувствовать себя – хорошо или плохо…

Мне удалось снова поговорить с Прис после моего двести двадцатого контролируемого сеанса. Она выходила из кафетерия клиники, я туда заходил. Я первым увидел ее: она была поглощена разговором с другой девушкой, приятельницей.

– Прис, – сказал я, останавливая ее. – Ради Бога, позволь мне посмотреть на тебя хотя бы пару минут. Им все равно: я знаю, это – часть их терапии. Ну, пожалуйста.

Другая девушка вежливо удалилась, и мы с Прис остались наедине.

Спустя некоторое время, она сказала:

– Ты постарел, Льюис.

– А ты, как всегда, великолепна. – Я потянулся, чтобы обнять ее, мне хотелось прижать ее к себе, однако вместо этого я стоял в нескольких дюймах от нее, так ни на что и не решившись.

– Ты будешь рад узнать, они собираются выписать меня отсюда снова через несколько дней, – сказала Прис сухим тоном. – И назначить амбулаторное лечение, какое я получала ранее. Я делаю небывалые успехи благодаря доктору Дичли, лучшему здешнему психиатру. Мы с ним видимся почти каждый день. Я искала тебя в файлах: тебя пользует Шедд. Он не слишком-то… он – старый дурень, насколько мне известно.

– Прис, – сказал я, – может быть, мы могли бы выйти отсюда вместе? Что ты на это скажешь? Я тоже делаю успехи.

– Зачем нам выходить вместе?

– Я люблю тебя, – сказал я, – и знаю, что ты тоже меня любишь.

Она не возразила: вместо этого она просто кивнула.

– Можно ли так сделать? – спросил я. – Ты настолько больше знаешь об этом месте, чем я: ты практически прожила здесь целую жизнь.

– Какую-то часть жизни.

– Ты сможешь сделать это?

– Сделай сам: ты мужчина.

– А если я сделаю это, – спросил я, – ты выйдешь за меня? Она вздохнула:

– Конечно, Льюис. Все, что душе твоей будет угодно: брак, сожительство, бурное траханье время от времени… назови что хочешь.

– Брак, – сказал я.

– И дети? Как в твоем воображении? Ребенок по имени Чарльз? – Она сжала губы – я насмешил ее.

– Да.

– Значит, сделай это, – сказала Прис. – Поговори с Шеддом Повернутой Башкой, клиническим идиотом. Он может тебя освободить: у него власть. Я дам тебе небольшое указание: когда пойдешь наверх на следующий свой сеанс, тяни резину. Скажи им, что не уверен, что что-то от этого еще получаешь. А потом, когда начнется, скажи своей воображаемой секс-партнерше, Прис Фрауенциммер, что ты уже спекся в этом своем разгоряченном, маленьком мозгу, и что ты более не находишь ее убедительной. – И она широко улыбнулась мне, как раньше, прежней, родной улыбкой. – Посмотрим, к чему это тебя приведет. Возможно, позволит тебе освободиться, а может быть, и нет, может быть, это еще глубже затянет тебя.

Я с сомнением сказал:

– А ты не…

– Дурачу тебя? Вожу тебя за нос? Попытайся, Льюис, и увидишь. – Сейчас ее лицо было глубоко серьезным. – Единственный путь узнать – это набраться смелости и вперед!

Обернувшись, она быстро отошла от меня.

– Увидимся, – через плечо обронила она. – Может быть, – последняя спокойная, ободряющая, уверенная ухмылка – и она ушла: другие люди разделили нас, они входили в кафетерий, чтобы поесть.

– Я тебе верю, – подумал я.

В этот же день, после обеда, я наткнулся на доктора Шедда в холле. Он не возражал, когда я попросил его уделить мне немного времени.

– Что вы задумали, Роузен?

– Доктор, когда я поднимаюсь вверх на очередной сеанс, у меня появляется ощущение какой-то нерешительности. Я не уверен, что еще что-то получаю от них.

– Ну и что дальше? – нахмурившись, спросил доктор Шедд.

Я повторил то, что должен был сказать. Он слушал очень внимательно.

– И я больше не нахожу свою секс-партнершу из галлюцинаций убедительной, – добавил я. – Я знаю, что она – всего лишь проекция моего подсознания, она – не настоящая Прис Фрауенциммер.

Доктор Шедд сказал:

– Это интересно.

– Что это значит – то, что я вам только что рассказал… это указывает на ухудшение или на улучшение моего состояния?

– Я не знаю, если честно. Увидим на следующем сеансе: я узнаю больше, наблюдая за вашим поведением во время сеанса. – Он кивнул мне на прощание и отправился вдоль по коридору по своим делам.

Во время следующего сеанса контролируемых галлюцинаций я обнаружил себя бродящим по супермаркету с Прис: мы делали свои еженедельные закупки разнообразных продуктов.

Сейчас она была еще старше, однако все же это была Прис – все такая же привлекательная, неизменная, ясноглазая женщина. Я продолжал любить ее. Наш мальчик бежал перед нами, отыскивая товары для своего лагеря, куда он собирался отправиться на уик-энд, повеселиться со своей дружиной скаутов в Парке им. Чарльза Тилдена на Оклендских холмах.

– А сейчас ты молчишь – конечно же, для разнообразия, – сказала мне Прис.

– Думаю.

– Переживаешь, ты хотел сказать. Я тебя знаю и могу определить.

– Прис, мы хорошие товары выбрали? – спросил я. – И этого нам достаточно?

– Больше ничего не надо, – ответила она и добавила: – Не выношу твоего вечного философствования: либо прими свою жизнь такой, как она есть, либо покончи с собой, но прекрати об этом мямлить.

– Хорошо, – сказал я. – А взамен я хочу, чтобы ты перестала преподносить мне свои уничижительные высказывания обо мне. Я от них устал.

– Ты просто боишься их… – начала она.

Прежде чем я успел сообразить, что делаю, я размахнулся и влепил ей пощечину: она споткнулась и чуть не упала, отпрыгнула от меня и теперь стояла, прижав ладонь к щеке, глядя на меня пристально, с выражением боли и недоумения.

– А, будь ты проклят, – дрожащим, срывающимся голосом сказала она. – Я никогда не прощу тебя.

– Я просто не смогу больше выносить твои уничижительные суждения.

Она стояла, уставившись на меня, потом быстро повернулась и побежала по проходу супермаркета не оглядываясь назад. Она на бегу сгребла в охапку Чарльза и ушла.

И вдруг я осознал, что рядом со мной стоит доктор Шедд.

– Думаю, на сегодня хватит, Роузен.

Проход вместе с полками, забитыми коробками и другими упаковками, затрепетал и исчез.

– Я сделал плохо? – Я совершил это не думая, не имея никакого плана в мыслях. Неужели я все испортил? – Впервые в жизни я ударил женщину, – сообщил я доктору Шедду.

– Не берите в голову, – посоветовал он, погрузившись в свои записи. Доктор кивнул медсестрам: – Отвяжите его. А еще мы отменим сегодняшнюю групповую терапию. Думаю, что его надо отвести в палату – он должен побыть наедине с собой. – Потом вдруг сказал мне: – Роузен, в вашем поведении есть нечто странное, чего я не понимаю. Это не похоже на вас.

Я ничего не ответил, а просто опустил голову.

– Я бы даже сказал, – медленно произнес доктор Шедд, – что вы симулируете.

– Нет, что вы, – возразил я, – я действительно болен. Если бы я не попал сюда, мне пришлось бы умереть.

– Думаю, что завтра вы придете в мой офис: мне хотелось бы прогнать вас по тесту Бенджамена с пословицами и по тесту Выгодского – Лурье с кубиками. Я хочу это сделать лично.

Гораздо большее значение имеет, кто именно проверяющий по тесту, чем сам тест как таковой.

– С этим я согласен, – сказал я, сразу занервничав и ощутив надвигающуюся опасность.

На следующий день, в час, я успешно прошел оба теста. Согласно закону Макхестона я был свободен на законных основаниях и мог отправляться домой.

– Сомневаюсь, что вы снова будете нуждаться в нашем лечении, – сказал доктор Шедд. – Если учесть, сколько народу по всей стране ждет своей очереди, чтобы попасть сюда и как перегружен наш персонал… – Он подписал мою справку об окончании лечения и вручил ее мне. – Не знаю, чего вы добивались, пытаясь попасть сюда, однако сейчас вы должны вернуться и лицом к лицу встретиться снова со своей собственной жизнью, безо всяких уверток в виде ухода в якобы психическую болезнь, которая вряд ли у вас когда-либо была. Во всяком случае, я в этом сомневаюсь.

На такой нелицеприятной ноте меня официально выставили из клиники федерального правительства им. Кэзэнина в Канзас-Сити, штат Миссури.

– Здесь находится девушка, с которой мне хотелось бы увидеться перед отъездом, – попросил я доктора. – Можно ли мне поговорить с ней минутку? Ее зовут мисс Рок. – И осторожно добавил: – Это ее фамилия, а имени я не знаю.

Доктор Шедд нажал кнопку на своем столе:

– Позвольте мистеру Роузену увидеться с мисс Рок на время, не превышающее десяти минут. А потом отведите его к главным воротам и выпустите на волю: его время здесь истекло.

Крепкий санитар отвел меня в комнату, где обитала Прис вместе с шестью девушками. Когда я вошел, она сидела на своей кровати и красила ногти в оранжевый цвет и едва приподняла голову, чтобы взглянуть на меня.

– Привет, Льюис, – пробормотала она.

– Прис, я набрался смелости: я пошел и сказал ему, как ты меня научила. – Я нагнулся, чтобы дотронуться до нее. – Я свободен. Они меня выписали. Я могу отправляться домой.

– Ну и отправляйся. Сначала я не понял:

– А как же ты?

Прис преспокойно ответила:

– Я передумала. Я не стану хлопотать, чтобы выписываться отсюда. У меня такое ощущение, что я останусь здесь еще на несколько месяцев. Мне сейчас здесь нравится – я учусь ткать. Я тку коврик из черной овечьей шерсти, нечесаной шерсти. – А потом она вдруг угрюмо прошептала: – Я тебе врала, Льюис. Меня не собираются выписывать, я слишком больна. Я здесь еще долго пробуду, быть может, до конца жизни. Мне стыдно, что я сказала тебе, будто бы скоро выхожу отсюда. Прости меня. – И она ненадолго сжала мою ладонь, потом снова отпустила ее.

Я не мог ничего сказать.

Минуту спустя санитар вел меня через холлы клиники к воротам и оставил стоять на тротуаре с пятьюдесятью долларами в кармане, подачкой Федерального правительства. Клиника им. Кэзэнина осталась у меня за спиной, она больше не являлась частью моей жизни: она ушла в прошлое и, надеюсь, никогда оттуда снова не появится.

У меня все в порядке, сказал я себе. Повторное тестирование я прошел блестяще, совсем как в детстве, когда я учился в школе. Я могу вернуться в Буаз, к своему брату Честеру и папе, к Мори и своей работе: правительство меня исцелило.

У меня есть все, кроме Прис…

Где-то внутри огромного здания клиники им. Кэзэнина сидит Прис Фрауенциммер, чешет шерсть и ткет ее – грубую, черную, овечью, полностью поглощенная своим занятием, без единой мысли обо мне или о чем другом…