Текст книги "Порог между мирами (сборник)"
Автор книги: Филип Киндред Дик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
– Мистер Триз, – позвала Эди. – Может быть, сейчас он уже не занят, – сказала она собаке, – пойди спроси его, ладно? Скажи ему, что я хочу с ним немного поговорить.
Билл внутри ее болтал без устали:
– Он недалеко, да? Я знаю, он рядом. Я готов. На этот раз я постараюсь как следует. Он может делать почти все, да? Видеть, говорить, слышать, чувствовать запахи – не то что червяк, да?
– У него нет зубов, – сказала Эди, – но все остальное как у всех людей.
Поскольку собака послушно помчалась за мистером Тризом, Эди пошла дальше по тропинке.
– Это будет недолго, – сказала она, – я скажу ему… – Она обдумала все заранее. – Я скажу ему: «Мистер Триз, знаете что? Я проглотила манок для уток, которым пользуются охотники, и, если вы наклонитесь поближе, вы его услышите». Ну как?
– Не знаю, – уныло ответил Билл, – что такое «манок»? Что такое «утка», Эди? Она живая? – Он говорил все бессвязнее, как будто ситуация становилась для него непосильной.
– Не ной, – сказала она ему. – Потише.
Собака догнала Триза, и он остановился. Нахмурясь, он посмотрел назад.
– Я очень занят, Эди, – крикнул он, – позднее… Я поговорю с тобой позднее, мне нельзя сейчас отвлекаться.
Он поднял руки и сделал причудливое движение в ее сторону, как если бы отбивал такт какой–то музыки. Он хмурился и раскачивался, а ей хотелось смеяться, такой у него был дурацкий вид.
– Я только хочу показать вам что–то, – крикнула она.
– Позднее. – Он отвернулся, затем начал говорить с собакой.
– Ддда, хххозззяиннн, – прорычала та и понеслась большими прыжками к девочке.
– Нннеллльзззя, – сказала она. – Ссстттой.
Проклятье, думала Эди. Сегодня ничего не получится, придется приходить снова, может быть, завтра утром.
– Уххходдди, – сказала собака, обнажив клыки. Видимо, ей были даны самые строгие указания.
Эди сказала:
– Послушайте, мистер Триз…
И затем она остановилась, потому что мистер Триз исчез. Собака повернулась и жалобно завыла, а Билл внутри Эди застонал:
– Его больше нет. Я чувствую. В кого же мне переселиться? Что мне делать?
Высоко в небе летело и кувыркалось маленькое черное пятнышко. Девочка наблюдала, как оно дрейфует, словно пойманное каким–то сумасшедшим воздушным потоком. Это был мистер Триз, его руки беспомощно болтались, в то время как сам он кувыркался, падая и поднимаясь снова и снова, как воздушный змей. Что с ним случилось? – грустно удивилась Эди, понимая, что Билл прав: их шанс, их великолепный план похоронен раз и навсегда.
Что–то держало и убивало мистера Триза. Его поднимало все выше и выше, а затем… Эди вскрикнула. Мистер Триз вдруг начал падать. Он камнем упал на землю. Эди закрыла глаза, а собака Терри издала протяжный, полный ужаса вой.
– Что это? – кричал в отчаянии Билл. – Кто это сделал? Его больше нет, да?
– Да, – ответила Эди, открыв глаза.
Мистер Триз лежал на земле, весь изломанный и перекрученный, с нелепо торчащими в разные стороны руками и ногами. Он был мертв, девочка знала об этом, так же как и Терри. Собака подбежала к телу, остановилась и обратила к Эди изумленный, оцепенелый взгляд. Она ничего не говорила, просто стояла на некотором расстоянии от тела и смотрела. То, что они – кто бы они ни были – сделали с мистером Тризом, было ужасно. Убийство, думала Эди. Так же как в случае с оптиком из Болинаса.
– Это сделал Хоппи, – простонал Билл. – Хоппи убил мистера Триза на расстоянии, потому что боялся его. Мистер Триз сейчас внизу с мертвыми, я слышу его. Он говорит, что Хоппи дотянулся до него, не выходя из своего дома, схватил его, поднял и сбросил с высоты.
– Надо же, – сказала Эди. – Интересно, почему Хоппи решил сделать это? Из–за взрывов, которые мистер Триз вызвал в небе? Они надоели Хоппи? Причинили ему боль?
Она почувствовала страх. Этот Хоппи, думала она, он может убивать на расстоянии, никто другой не может так делать. Нам лучше быть осторожными. Очень осторожными. Потому что он может убить всех нас, он может разбросать нас вокруг или удушить.
– Думаю, «Ньюс энд вьюс» поместит это на первой странице, – сказала она наполовину себе, наполовину Биллу.
– Что такое «Ньюс энд вьюс»? – заскулил Билл, страдая. – Я не понимаю, что происходит… Объясни мне… УМОЛЯЮ.
Эди сказала:
– Сейчас нам лучше вернуться в город.
Она медленно пошла прочь, оставив собаку сидеть возле искореженных останков мистера Триза. Я полагаю, думала она, это хорошо, что Билл не успел перейти, потому что если бы он находился внутри мистера Триза, то был бы убит.
А мистер Триз, думала она, жил бы внутри меня. По крайней мере, до тех пор, пока я не пожевала бы листья олеандра и не проглотила бы их. А может быть, он нашел бы способ остановить меня. Он владел колдовскими силами, он мог вызывать взрывы… он мог бы вызвать их внутри меня.
– Можно попытать счастья с кем–нибудь другим, – сказал Билл с надеждой, – разве нет? Не хочешь использовать эту, как ты ее называешь… эту собаку? Я думаю, мне понравится быть собакой, она может быстро бегать, охотиться и далеко видеть, правда?
– Потом, – сказала Эди, все еще напуганная, желая скорее очутиться как можно дальше отсюда, – в другой раз. Лучше подожди.
И она побежала по тропинке, ведущей в город.
14
Орион Страуд, заняв место в центре Форестер–холла так, чтобы его мог отчетливо слышать каждый, призвал собравшихся к порядку и объявил:
– Миссис Келлер и доктор Стокстилл попросили, чтобы официальный суд Вест–Марина, а также совет граждан собрались и заслушали жизненно важное сообщение, касающееся происшедшего сегодня убийства.
Присутствовали миссис Толман и Кэс Стоун, Фред Квинн и миссис Люлли, Эндрю Джилл, Эрл Кольвиг, мисс Костиган – Орион Страуд, переводя взгляд с одного на другого, с удовлетворением отметил, что пришли все. И все слушали с напряженным вниманием, понимая, что сообщение действительно важное. Ничего подобного в их коммуне раньше не случалось. Происшедшее не походило на убийство оптика или мистера Остуриаса.
– Насколько я понимаю, – сказал Страуд, – стало известно, что мистер Джек Триз, живший среди нас…
Голос из публики прервал его:
– Он был Блутгельдом.
– Правильно, – кивнул Страуд, – но сейчас он мертв, так что не стоит об этом беспокоиться, не стоит забивать себе голову. Его кокнул Хоппи. То есть убил, конечно.
Он виновато посмотрел на Пола Дитца.
– Надо выражаться правильно, – заметил он, – потому что все сказанное здесь попадет в «Ньюс энд вьюс», да, Пол?
– В специальный выпуск, – подтвердил тот.
– Как вы понимаете, мы собрались здесь не для того, чтобы решать – подвергать ли Хоппи наказанию за то, что он сделал. Вопросов на этот счет быть не может: он известный военный преступник, более того, он использовал свои магические силы для возобновления войны. Полагаю, все жители города знают об этом, так как все видели вспышки. Теперь… – посмотрел он на Джилла, – среди нас есть новоприбывший. Негр по имени Стюарт Макконти. Я должен сказать, что обычно мы не приветствуем цветных в Вест–Марине, но, как я понял, Макконти следил за Блутгельдом, поэтому ему разрешается, если он захочет, поселиться у нас.
Собравшиеся одобрительно зашумели.
– Главное, для чего мы собрались, – продолжал Страуд, – это принять решение: каким образом выразить Хоппи нашу благодарность. Возможно, нас всех погубили бы магические силы Блутгельда… Так что мы обязаны Хоппи нашими жизнями. Я вижу, его здесь нет, потому что он работает дома, ведь он наш мастер, а это сейчас – большая ответственность. Короче, у кого есть какие–нибудь предложения насчет того, как жителям города выразить свою благодарность Хоппи за то, что он так вовремя убил мистера Блутгельда?
Страуд вопросительно оглядел зал.
Встав с места, Эндрю Джилл откашлялся и сказал:
– Думаю, мне следует сказать несколько слов. Во–первых, я хочу поблагодарить мистера Страуда и всю коммуну за теплый прием, оказанный моему деловому партнеру мистеру Макконти. Во–вторых, я хочу предложить вознаграждение, которым можно было бы отблагодарить Хоппи за ту большую услугу, которую он оказал коммуне и всему миру. Мне бы хотелось внести сотню особых первоклассных сигарет «Золотой ярлык»… – Он сделал паузу и, уже почти сев на место, добавил: – И ящик «Отборного пятизвездного Джилла».
Аудитория зааплодировала, затопала и засвистела в знак одобрения.
– Что ж, – улыбаясь, сказал Орион Страуд, – это уже кое–что. Полагаю, что мистер Джилл полностью сознает, от чего нас спас Хоппи. Из–за взрывов, вызванных Блутгельдом, в округе вырвано с корнем множество дубов. Кроме того, как я понял, Блутгельд начал уже посматривать в сторону юга, обратил свое внимание на Сан–Франциско.
– Совершенно верно, – подтвердила Бонни Келлер.
– Поэтому, – продолжал Страуд, – может быть, те, кто живет на равнине, захотят активнее поучаствовать и пожертвовать что–то Хоппи в знак благодарности. Я полагаю, что предложение мистера Джилла – сотня первоклассных сигарет и ящик бренди – следует принять; это лучшее, что мы можем сделать прямо сейчас, но я думаю о чем–то большем, памятном – вроде статуи, парка или, по крайней мере, мемориальной доски. И я буду рад пожертвовать для этого землю, и, насколько я знаю, Кэс Стоун – тоже.
– Точно, – важно согласился Кэс Стоун.
– У кого еще есть предложения? – спросил Страуд. – Вы, миссис Толман? Хотелось бы послушать вас.
Миссис Толман сказала:
– Неплохо было бы выбрать мистера Харрингтона на какую–нибудь почетную должность. Например, президентом совета Вест–Марина или членом попечительского совета школы. Конечно, в дополнение к парку или мемориалу и сигаретам с бренди.
– Хорошая мысль, – одобрил Страуд, – ну, кто еще? Будем реалистами, сограждане: Хоппи нас спас. Блутгельд окончательно спятил. Каждый, кто был на вчерашнем чтении, мог убедиться в этом… Он пытался возвратить нас туда, где мы были семь лет назад, и весь наш труд по восстановлению пошел бы насмарку. Коту под хвост.
В публике послышался одобрительный шепот.
– Когда такими магическими силами обладает физик, подобный Блутгельду, со всем запасом имеющихся у него знаний… словом, мир никогда еще не подвергался такой опасности, верно? Просто счастье, что Хоппи может передвигать предметы на расстоянии; счастье, что Хоппи тренировался все эти годы, потому что ничто бы не смогло поймать Блутгельда на расстоянии и задушить его.
Заговорил Фред Квинн:
– Я говорил с Эди Келлер, которая была свидетельницей происшедшего, и она рассказала мне, что Бруно неожиданно взлетел, еще до того, как Хоппи задушил его; он поднимался и опускался в воздухе.
– Я знаю, – сказал Орион Страуд, – я расспросил Эди.
Он оглядел собравшихся в зале:
– Если кто–нибудь хочет услышать подробности, я уверен – Эди расскажет нам. Правильно, миссис Келлер?
Бонни, сидевшая выпрямившись, с бледным лицом, кивнула.
– Вы все еще напуганы, Бонни? – спросил Страуд.
– Это было ужасно, – тихо ответила она.
– Конечно, – согласился Страуд, – но Хоппи настиг его.
И он подумал: не становится ли тем самым Хоппи весьма опасным? Может быть, именно об этом думает Бонни? Может быть, вот почему она такая тихая?
– Думаю, лучшее, что мы можем сделать, – сказал Кэс Стоун, – пойти прямо к Хоппи домой и спросить: «Хоппи, чего ты ждешь от нас в благодарность?» Предоставим ему решать. Может быть, есть что–то, о чем мы не знаем, но чего ему безумно хочется.
Да, подумал Страуд. Ты попал в точку, Кэс. Может быть, он действительно хочет много такого, о чем мы и не подозреваем, и, может быть, однажды – и очень скоро – он захочет это получить. Вне зависимости от того, создадим ли мы делегацию для выяснения его желаний и пойдем к нему или нет.
– Бонни, – обратился он к миссис Келлер, – хотелось бы послушать вас. Вы так тихо сидите.
Бонни Келлер прошептала:
– Просто я устала.
– Вы знали, что настоящее имя Джека Триза – Блутгельд?
Она молча кивнула.
– Тогда это вы сказали Хоппи? – продолжал Страуд.
– Нет, – ответила она, – я только собиралась. Я шла к нему, но все уже произошло. Он узнал.
Интересно, откуда? – спросил себя Страуд.
– Этот Хоппи, – сказала миссис Люлли дрожащим голосом, – кажется, он может все. Или почти все… он, очевидно, сильнее даже мистера Блутгельда.
– Совершенно верно, – согласился Страуд.
Собравшиеся начали возбужденно переговариваться.
– Но он использует все свои способности на благо коммуны, – сказал Эндрю Джилл, – не забывайте об этом. Не забывайте, что он – наш мастер. Он помогает ловить передачи с сателлита, когда сигнал слаб, он показывает нам фокусы и изображает Дейнджерфильда, когда нам не удается связаться с сателлитом. Он столько сделал, не говоря уже о спасении наших жизней от нового ядерного уничтожения. Поэтому я заявляю: Боже, благослови Хоппи и его способности. Думаю, мы должны возносить благодарственные молитвы за то, что у нас есть такой мутант.
– Правильно, – кивнул Кэс Стоун.
– Я согласен, – осторожно сказал Страуд, – но думаю, что мы должны как–то дать понять Хоппи, что, может быть, сейчас… – Он растерялся. – Убийства должны совершаться законным путем, по приговору суда, как в случае с Остуриасом. То есть, конечно, Хоппи поступил абсолютно правильно, он вынужден был действовать быстро и все такое… но суд – это законно избранный орган власти, которому предоставлено решать такие вопросы. И приводить приговор в исполнение должен Эрл. В будущем, я хочу сказать. Случай с Блутгельдом – другое дело; он обладал магическими силами.
Человека, имеющего в своем распоряжении подобные силы, невозможно убить обычными методами, вот что я имею в виду, думал он. Такого, как Хоппи, например… Предположим, что кто–нибудь попытается убить его. Это практически невозможно.
Он невольно вздрогнул.
– В чем дело, Орион? – спросил проницательный Кэс Стоун.
– Ни в чем, – ответил Орион Страуд, – я просто думаю, что мы можем сделать, чтобы вознаградить Хоппи, показать ему степень нашей благодарности. Это такая сложная проблема – ведь мы обязаны ему столь многим…
В зале поднялся шум; собравшиеся обсуждали между собой, как отблагодарить Хоппи.
Джордж Келлер, заметив, как внезапно исказилось бледное лицо его жены, спросил:
– С тобой все в порядке?
Он положил руку ей на плечо, но она уклонилась.
– Просто я устала, – сказала она. – Думаю, я пробежала не меньше мили, когда начались вспышки. Я пыталась добраться до дома Хоппи.
– Откуда ты знала, что Хоппи может помочь?
– О, – ответила она, – мы все знаем, мы точно знаем – он единственный среди нас, у кого есть что–то, отдаленно напоминающее силы такого рода. Это пришло нам в голову… – Она поправилась: – Пришло мне в голову сразу, как только я увидела вспышки.
Она взглянула на мужа.
– Ты была не одна? – спросил он.
– С Барнсом. Мы искали лисички в дубовой роще… Вдоль дороги на ранчо Медвежьей долины.
Джордж Келлер сказал:
– Лично я опасаюсь Хоппи. Посмотри, он даже не соизволил явиться. Он испытывает к нам своего рода презрение. Он всегда приходит в холл позже всех. Понимаешь, что я имею в виду? Чувствуешь, чем пахнет? И по мере роста своих возможностей он ведет себя все более вызывающе.
– Вполне возможно, – прошептала Бонни.
– Как ты думаешь, что теперь с нами будет? – спросил ее Джордж. – Теперь, после того, как мы убили Блутгельда? Мы стали жить богаче и безопаснее. Каждый чувствует облегчение. Надо поставить в известность Дейнджерфильда, пусть он введет эту новость в свою передачу.
– Хоппи может связаться с сателлитом, – сказала Бонни слабым голосом, – он может все. Почти все.
Сидевший на месте председателя Орион Страуд призвал к тишине:
– Кто хочет войти в состав делегации, которая отправится к Хоппи, передаст ему нашу благодарность и сообщит о почестях, которые его ожидают? – Он оглядел собравшихся. – Добровольцы есть?
– Я пойду, – раздался голос Эндрю Джилла.
– И я, – сказал Фред Квинн.
– Я тоже, – присоединилась к ним Бонни.
Джордж забеспокоился:
– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
– Достаточно хорошо, – вяло кивнула она, – все нормально. Кроме царапины на голове. – Она машинально коснулась повязки.
– А вы, миссис Толман? – спросил Страуд.
– Да, я пойду, – ответила та, но голос ее дрожал.
– Боитесь? – спросил Страуд.
– Да.
– Почему?
Миссис Толман растерялась:
– Я… я не знаю, Орион.
– Я тоже пойду, – объявил Страуд, – итак, нас пятеро: трое мужчин и две женщины. Как раз то, что нужно. Мы захватим с собой бренди и сигареты и сообщим об остальном – о мемориальной доске и о том, что он избирается президентом совета, членом попечительского школьного совета и так далее.
– Может быть, – тихо сказала Бонни, – нам бы следовало послать делегацию, чтобы та забила его камнями до смерти.
У Джорджа Келлера перехватило дыхание:
– Ради бога, Бонни!
– Я имею в виду именно это, – сказала она.
– Ты ведешь себя неприлично, – зашипел он, удивленный и рассерженный; он не понимал ее. – В чем дело?
– Но конечно, это не привело бы ни к чему хорошему, – продолжала она рассуждать, – он задушит нас еще до того, как мы приблизимся к его дому. Может быть, он задушит меня сейчас, – улыбнулась она, – за мои слова.
– Тогда заткнись, – гневно сказал он.
– Хорошо, – согласилась она, – буду нема как рыба. Мне совсем не хочется, чтобы меня подняли в воздух и сбросили на землю, как Джека.
– Не сомневаюсь. – Он весь дрожал.
– Ты трус, – мягко сказала она, – не так ли? Удивляюсь себе, почему я все эти годы не понимала этого. Может быть, потому–то я так и отношусь к тебе…
– Как? – спросил он.
Ничего не ответив, Бонни улыбнулась. Это была жестокая, холодная, полная ненависти улыбка. Джордж не понял ее; он оглянулся, подумав в очередной раз: неужели все слухи, ходившие о его жене последние семь лет, – правда? Она была так холодна, так независима. Джордж Келлер почувствовал себя несчастным.
– Господи, – сказал он, – ты назвала меня трусом, потому что я не хочу, чтобы мою жену задушили.
– Это мое тело и моя жизнь, – ответила Бонни, – и я распоряжусь ими так, как захочу. Я не боюсь Хоппи… Нет, я боюсь его, но не намерена показывать это. Надеюсь, ты в состоянии уловить разницу? Я пойду туда, в его дом из толя, и прямо взгляну ему в лицо. Я поблагодарю его, но думаю, что смогу сказать: будь в дальнейшем поосторожнее. Мы настаиваем на этом.
Он не мог не восхититься ею.
– Так и скажи, дорогая, – посоветовал он, – это будет совершенно правильно. Он обязан считаться с нашими чувствами.
– Благодарю, – тихо сказала она, – тысяча благодарностей, Джордж, за активную поддержку.
Затем она отвернулась и стала слушать Ориона Страуда.
Джордж почувствовал себя еще несчастнее.
Сначала пришлось зайти на фабрику Эндрю Джилла, чтобы забрать отборные сигареты «Золотой ярлык» и пятизвездочное бренди. Бонни покинула Форестер–холл одновременно с Орионом Страудом и Джиллом. Они вместе шли по дороге, проникнувшись важностью возложенной на них задачи.
– В какие такие деловые отношения с Макконти вы вступили? – спросила Бонни Эндрю Джилла.
– Стюарт собирается механизировать мое производство, – ответил Джилл.
Не поверив ему, она сказала:
– Полагаю, вы собираетесь объявить об этом через сателлит. «Поющие коммерсанты», так, кажется, называются музыкальные объявления? Как они пойдут? Могу я что–нибудь сочинить для вас?
– Конечно, – ответил он, – если это поможет делу.
– Вы что, всерьез говорите о механизации?
Она вдруг поняла, что, возможно, он и не шутит.
Джилл сказал:
– Я узнаю больше, когда съезжу к боссу Стюарта в Беркли. Мы собираемся отправиться в путь немедля. Я не видел Беркли много лет. Стюарт говорит, что город отстроен заново – не так, разумеется, как было. Но может быть, он когда–нибудь опять станет таким же, как до войны.
– Сомневаюсь, – сказала Бонни, – но мне все равно. На мой взгляд, он вовсе не был хорош. Точно таким его когда–нибудь и отстроят.
Оглянувшись, чтобы убедиться, что Орион Страуд не слышит их, Джилл сказал:
– Бонни, почему бы тебе не поехать со мной и со Стюартом?
– Зачем? – удивилась она.
– Тебе полезно будет пожить отдельно от Джорджа. И может быть, ты сможешь превратить ваше временное разделение в окончательное. Ты должна – ради его и своего блага.
Она возразила:
– Но… – Предложение казалось невыполнимым, оно заводило слишком далеко. Внешние приличия нарушать не следовало. – Тогда все узнают, – сказала она, – разве ты не понимаешь?
– Они уже знают, Бон.
– Ох, – она смиренно кивнула, сдерживая себя, – что за сюрприз. Видимо, я жила в мире иллюзий.
– Поезжай с нами в Беркли, – настаивал Джилл, – и начни все сначала. В известном смысле, это именно то, что собираюсь сделать я. Это означает конец эпохи изготовления сигарет вручную, по одной штуке, с помощью маленькой сетки и машинки для набивки. Это означает, что у меня будет настоящая фабрика, в старом смысле слова, в довоенном.
– Довоенный… – повторила она. – Хорошо ли это?
– Да, – сказал Джилл, – мне до смерти надоело скатывать их вручную. Уже много лет я пытаюсь освободиться. Стюарт подсказал мне путь. По крайней мере, я надеюсь, что так.
Он суеверно скрестил пальцы.
Они дошли до фабрики. В глубине помещения сидели рабочие, непрерывно скатывая сигареты. Бонни подумала: итак, эта часть нашей жизни скоро кончится навсегда. Должно быть, я сентиментальна, потому что цепляюсь за нее. Но Эндрю прав. Таким способом товар не произведешь: слишком утомительно, слишком медленно. И действительно, слишком маленький выход сигарет, по сути дела. Имея соответствующую машину, Эндрю сможет снабжать всю страну, даже учитывая наши средства доставки.
Среди рабочих находился Стюарт Макконти, склонившийся над баррелем прекрасного эрзац–табака, который он тщательно изучал. Ну, подумала Бонни, уж к этому–то времени он либо добыл формулу отборного табака сигарет Эндрю, либо вообще не интересуется этим.
– Привет, – сказала она ему, – можете вы продавать сигареты сразу же, как только они начнут скатываться с конвейера в большом количестве? Вы прорабатывали этот вопрос?
– Да, – ответил Макконти, – мы строим планы распространения, исходя из условий массового выпуска. Мой наниматель мистер Харди…
– Только не рассказывайте мне обычные байки продавца о широких перспективах, – прервала она его, – я вам и так поверю. Просто мне любопытно. – Она критически рассматривала его. – Энди хочет, чтобы я поехала с вами в Беркли. Что скажете?
– Пожалуйста, – сказал он неопределенно.
– Я могу стать вашим клерком, – сказала Бонни, – в вашем центральном офисе. Прямо в центре города. Правильно?
Она засмеялась, но ни Стюарт, ни Джилл не присоединились к ней.
– Запретная тема? – спросила она. – Я попираю священные понятия, когда шучу? Прошу прощения, если так.
– Нет, все в порядке, – успокоил ее Макконти, – мы просто заняты; нам еще столько нужно обсудить.
– Может быть, я и поеду, – сказала Бонни, – может быть, это разрешит мои проблемы в финансовом отношении.
Настала очередь Макконти внимательно разглядывать ее.
– Какие у вас проблемы? Вроде бы здесь достаточно подходящая обстановка, чтобы вырастить дочь; ваш благоверный – директор школы и…
– Бога ради, – сказала она, – не говорите мне о том, как я безумно счастлива. Избавьте меня от этого.
Она вышла, чтобы присоединиться к Джиллу, который упаковывал сигареты в металлическую коробку для подношения фокомелусу.
Мир так наивен, думала Бонни. Все еще наивен. Даже после всего, что случилось с нами. Джилл хочет вылечить меня от моей неугомонности. Стюарт Макконти не представляет себе, что я могу хотеть еще чего–то, кроме того, что имею здесь. Но может быть, они правы, а я не права. Может быть, я слишком запутала свою жизнь… может быть, в Беркли найдется какая–нибудь машина, которая спасет меня. Возможно, мои проблемы смогут автоматически прекратить свое существование.
Уединившись в углу, Орион Страуд сочинял речь, которую он намеревался произнести перед Хоппи. Бонни улыбнулась, подумав о торжественности всей затеи. Произведет ли она впечатление на Хоппи? Может быть, он посмеется над нами или даже запрезирает нас? Нет, думала она, интуиция подсказывает мне, что ему все это понравится. Это как раз тот вид известности, которого он жаждет. Признание – он будет очень доволен им.
Готовится ли Хоппи встретить нас? – подумала она. Он вымыл лицо? Побрился? Надел особо чистый костюм?.. Ждет ли он с нетерпением нашего визита? Это триумф его жизни, ее вершина?
Она попыталась представить себе, что чувствует сейчас фокомелус. Несколько часов назад Хоппи убил человека, и она знала от Эди, что все уверены – убийство оптика из Болинаса тоже его рук дело. Городской крысолов, сказала она себе и вздрогнула. Кто будет очередной жертвой? И получит ли Хоппи вознаграждение в следующий раз – каждый раз, начиная с сегодняшнего?
Может быть, мы будем возвращаться снова и снова, неся одно подношение за другим, думала она. И еще она подумала: я поеду в Беркли. Я хочу уехать отсюда как можно дальше.
И как можно скорее. Сегодня, если можно. Прямо сейчас. Засунув руки в карманы плаща, она быстро вернулась и присоединилась к Стюарту Макконти и Джиллу; они совещались, и она, стоя так близко к ним, как могла, увлеченно вслушивалась в их разговор.
Доктор Стокстилл с сомнением сказал фокомелусу:
– Вы уверены, что он меня слышит? Эта штука точно способна преодолеть расстояние до сателлита?
Он снова коснулся кнопки включения микрофона, проверяя ее.
– Может быть, я не смогу гарантировать вам, что он вас слышит, – сказал Хоппи со смешком, – но я могу гарантировать, что это передатчик на пятьсот ватт. Немного по старым меркам, но вполне достаточно, чтобы достичь сателлита. Я связывался с ним много раз. – Он ухмыльнулся своей резкой, мгновенной усмешкой, в его умных серых глазах поблескивали искорки. – Вперед! У него там есть кушетка для психоанализа или можно обойтись без нее?
И фокомелус засмеялся.
– Можно обойтись, – сказал Стокстилл. Он нажал кнопку микрофона и сказал: – Мистер Дейнджерфильд, это говорит доктор, снизу, из Вест–Марина. Я обеспокоен вашим состоянием. Естественно. Мы все беспокоимся. Я, хм, думаю, что, может быть, смогу вам помочь.
– Скажите ему правду, – посоветовал Хоппи, – скажите, что вы психоаналитик.
Стокстилл неуверенно сказал в микрофон:
– В прошлом я был психоаналитиком, психиатром. Сейчас, конечно, я лечу все. Вы слышите меня?
Он вслушивался в звуки, доносящиеся из динамика, установленного в углу, но слышал только статические разряды.
– Дейнджерфильд не принимает нашу передачу, – обескураженно сказал он Хоппи.
– Требуется время, чтобы установить контакт, – ответил фокомелус, – попытайтесь снова. – Он захихикал. – Итак, вы думаете, что дело в его мозгах? Ипохондрия. Вы вполне уверены? Ну, вы можете с успехом считать так, потому что если нет, тогда вы практически ничего не можете сделать.
Доктор Стокстилл нажал кнопку включения микрофона и сказал:
– Мистер Дейнджерфильд, это Стокстилл, говорящий из округа Марин в Калифорнии. Я доктор…
Все это казалось ему абсолютно безнадежным. Стоило ли продолжать? С другой стороны…
– Расскажите ему о Блутгельде, – сказал вдруг Хоппи.
– Хорошо, – согласился Стокстилл, – я расскажу.
– Вы можете назвать мое имя, – продолжал Хоппи, – расскажите ему, что я сделал; вот послушайте, доктор, как это будет выглядеть…
Лицо его приняло своеобразное выражение, и, как и раньше, зазвучал голос Уолта Дейнджерфильда:
– Ну, друзья, у меня есть очень и очень неплохие новости для вас… Я думаю, все вы будете рады. Вроде бы…
Фокомелус оборвал свою речь, потому что из динамика послышался слабый звук:
– Здравствуйте, доктор. Это Уолт Дейнджерфильд.
Доктор Стокстилл поспешно сказал в микрофон:
– Хорошо. Дейнджерфильд, я собираюсь поговорить с вами о болях, из–за которых вы страдаете. Прежде всего у вас на сателлите есть бумажный пакет? Мы с вами собираемся немного полечиться двуокисью углерода. Я хочу, чтобы вы взяли бумажный пакет и надули его. Продолжайте дуть в пакет и втягивать в себя воздух из него, пока вы наконец не будете дышать чистой двуокисью углерода. Понимаете? Это просто предположение, но оно имеет некоторые основания. Видите ли, слишком много кислорода вызывает некие промежуточные мозговые реакции, из–за которых возникает неправильная цикличность в вегетативной нервной системе. Один из симптомов слишком большой активности вегетативной нервной системы – это гиперперистальтика; может быть, вы страдаете именно от нее. В большинстве случаев это тревожный симптом.
Фокомелус покачал головой, повернулся и отъехал от передатчика.
– Извините… – голос из динамика доносился слабо, – я не понимаю, доктор. Вы говорите – дышать в бумажный пакет? Полиэтиленовый мешок подойдет? Не наступит ли в конце концов удушье? – Его прерывистый голос звучал раздражительно и капризно. – Нет ли какого–нибудь способа синтезировать фенобарбитал в моих условиях? Я дам вам перечень того, что у меня есть, и, может быть…
Статические разряды заглушили речь Дейнджерфильда, и, когда его опять стало слышно, он говорил уже о чем–то другом. Возможно, думал доктор Стокстилл, он не вполне нормален.
– Изоляция в пространстве, – прервал Дейнджерфильда доктор, – порождает свои собственные разрушительные явления, подобные тому, которые когда–то назывались «страхом перед замкнутым пространством». Для этого явления характерна обратная связь, вызывающая беспричинную тревогу и как результат соматическое расстройство.
Говоря это, он чувствовал, что все делает неправильно, что он уже потерпел неудачу. Фокомелус удалился, слишком раздраженный, чтобы слушать, – он был где–нибудь поблизости, бесцельно слонялся по дому.
– Мистер Дейнджерфильд, – сказал Стокстилл, – все, что я намереваюсь сделать, это прервать обратную связь, и прием с двуокисью углерода может оказаться полезным. Затем, когда мы снимем наиболее выраженные симптомы, мы сможем приступить к некоего рода психотерапии, включая восстановление первичной травмировавшей причины.
Диск–жокей сухо ответил:
– Причину, травмировавшую меня, нет нужды восстанавливать. Я ощущаю ее ежеминутно. Она вокруг меня. Это род клаустрофобии, и я болен ею очень и очень сильно.
– Клаустрофобия, – сказал доктор Стокстилл, – это фобия, прямо исходящая из промежуточного мозга. Она является расстройством пространственного чувства. Такое расстройство связано с панической реакцией на реальное или воображаемое присутствие опасности. Это подавленное желание убежать.
Дейнджерфильд сказал:
– Ну и куда же я могу убежать, доктор? Давайте будем реалистами. Господи, чем мне может помочь психоанализ? Я болен. Мне нужна операция, а не та лажа, которую вы мне предлагаете.
– Вы уверены? – спросил Стокстилл, чувствуя свою бесполезность и понимая, что он оказался в дурацком положении. – Конечно, потребуется время, но вы и я, по крайней мере, установили постоянный контакт; вы знаете, что я здесь, внизу, пытаюсь помочь вам, а я знаю, что вы слушаете…
