Текст книги "Порог между мирами (сборник)"
Автор книги: Филип Киндред Дик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
– Близко, – спросила Эди, – где?
– Под нами, – ответил Билл, – внизу, в земле.
– Брр, – сказала она.
Билл рассмеялся:
– Это правда. Потом и мы попадем туда. И мама, и папа, и все остальные. Там все и каждый, включая животных. Например, эта говорящая собака, она уже почти там. Еще не там, может быть, но почти. Ты сама увидишь.
– Я не хочу видеть, – сказала Эди, – я хочу слушать чтение. Замолчи, ты мне мешаешь. Разве ты не хочешь сам послушать? Ты всегда говорил, что тебе оно нравится.
– Он тоже вскоре окажется там, – сказал Билл, – тот человек на сателлите.
– Нет, – возразила она, – я не верю этому. Ты уверен?
– Да, – ответил ее брат, – совершенно уверен. А до него… Ты знаешь того оптика из Болинаса? Нет, ты не знаешь, но он попадет туда очень скоро, всего через несколько минут. А после… – Он остановился. – Я не скажу.
– И не надо, – согласилась она, – пожалуйста, не говори. Я не хочу слышать.
Не теряя из виду высокую изогнутую мачту антенны передатчика, Элдон Блэйн шел к дому фокомелуса. Сейчас или никогда, думал он. У меня совсем мало времени. Никто не остановит меня, они все в Форестер–холле, включая самого Хоппи. Я доберусь до радио и украду его, сказал он себе. Если мне не удалось похитить Хоппи, я, по крайней мере, смогу вернуться в Болинас не с пустыми руками. Передатчик был наверху; он понял это по виду конструкции, а затем сразу же споткнулся и упал, широко раскинув руки. Он запутался в остатках изгороди, сохранившихся у самой земли.
Сейчас он видел сам дом, вернее, то, что от него осталось. Фундамент и одна стена, а в центре – куб комнаты, слепленный кое–как из обломков и защищенный от дождя толем. Антенна, укрепленная растяжками из проволоки, поднималась точно за маленькой металлической трубой.
И там был передатчик.
Он услышал его гудение даже раньше, чем увидел голубой газовый свет ламп. Из щели под дверью куба из толя выбивалось больше света. Он нашел дверную ручку, помедлил и затем быстро повернул ее. Качнувшись, дверь без труда открылась, как будто некто внутри надеялся на его приход.
Приветливый, проникающий в душу голос шептал что–то, и Элдон Блэйн, задрожав, оглянулся, боясь увидеть – что было невероятно – фокомелуса. Но голос исходил из радиоприемника, смонтированного на верстаке, на котором в полном беспорядке валялись инструменты, приборы и радиодетали. Дейнджерфильд все еще продолжал говорить, хотя сателлит уже, конечно, прошел над ними. Такого длительного контакта с сателлитом еще не устанавливал никто, подумал Элдон Блэйн. Даже этого добились в Вест–Марине. Но зачем нужен большой передатчик? Что он передает? Оптик начал поспешно осматриваться.
Низкий доверительный голос в радиоприемнике вдруг изменился, стал резче и грубее.
– Эй, оптик, – сказал голос, – что ты делаешь в моем доме?
Это был голос Хоппи Харрингтона, и Элдон стоял, сбитый с толку, почесывая затылок, пытаясь сориентироваться и зная каким–то шестым чувством, что он ничего не понимает – и никогда не сможет понять.
– Хоппи, – наконец удалось произнести ему, – где ты?
– Я здесь, – сказал голос из динамика, – я иду. Жди меня там, где ты стоишь, оптик.
Дверь комнаты распахнулась, и Хоппи Харрингтон на своем фокомобиле, поблескивая острыми глазами, предстал перед Элдоном.
– Приветствую тебя в моем доме, – ехидно сказал он, и голос его исходил одновременно и от него, и из динамика, – ты думал, что слушаешь передачу с сателлита?
Один из его ручных экстензоров вытянулся и выключил радио.
– Может быть, это действительно так, а может, будет так когда–нибудь. Ну, оптик, говори – что тебе надо?
Элдон сказал:
– Позволь мне уйти. Я ничего не хочу. Я зашел просто посмотреть.
– Ты хочешь получить приемник, не правда ли? – бесстрастно спросил Хоппи. Казалось, он спокоен и вовсе не удивлен.
Элдон спросил:
– Зачем тебе передатчик?
– Потому что я передаю на сателлит.
– Если ты позволишь мне уйти, – сказал Элдон, – я отдам тебе все стекла, какие у меня есть. А это не один месяц поисков по всем помойкам Северной Калифорнии.
– На этот раз у тебя нет с собой очков, – сказал фокомелус, – я не вижу твоего чемоданчика. Но ты можешь уйти, потому что, насколько я знаю, ты не успел сотворить здесь ничего плохого – я не дал тебе такой возможности.
Он весело рассмеялся, как обычно заикаясь.
Элдон спросил:
– Ты собираешься возвратить сателлит на Землю?
Фокомелус удивленно посмотрел на него.
– Ты собираешься, – сказал Элдон, – с помощью этого передатчика включить зажигание последней ступени, которое не успели включить при запуске. Ты заставишь ее работать, как ракету, сателлит снова войдет в атмосферу и в конце концов приземлится.
– Я не смог бы сделать этого, – сказал Хоппи, – даже если бы захотел.
– Ты ведь можешь перемещать предметы на расстоянии.
Прокатив на своем «мобиле» мимо оптика, фокомелус выдвинул один из своих экстензоров, чтобы взять какой–то предмет с верстака.
– Знаешь, что это? Катушка магнитофонной пленки. Записанное на ней будет передано на сателлит с громадной скоростью, так что часы информации спрессуются в несколько минут. И в то же самое время все передачи с сателлита пойдут тем же образом со сверхвысокой скоростью на мой приемник. Вот, оптик, для чего первоначально предназначались такие передатчики. До Катастрофы, до того, как исчезло все оборудование для радиоперехвата.
Элдон Блэйн посмотрел на приемник, работающий на верстаке, а затем кинул вороватый взгляд на дверь. Фокомобиль отъехал, так что проход к двери был свободен. Элдон прикидывал, сможет ли он совершить задуманное, есть ли у него шанс.
– Я могу вести передачу на расстоянии до трехсот миль, – сказал Хоппи. – Я могу охватить все приемники Северной Калифорнии, но это при прямой трансляции. А посылая мои сигналы на сателлит, который записывает их и передает обратно, снова и снова, пока он облетает Землю…
– Ты можешь охватить весь мир, – сказал Элдон.
– Правильно, – подтвердил Хоппи, – на борту есть необходимая техника, она подчиняется командам с Земли.
– И тогда ты будешь Дейнджерфильдом.
Фокомелус улыбнулся и продолжал, заикаясь:
– И никто не заметит разницы. Я сумею сделать это, я уже все подготовил. Какая альтернатива? Молчание. Сателлит может замолчать в любой момент. И тогда голос, объединяющий мир, исчезнет, и мир распадется. Я готов отключить Дейнджерфильда, как только буду уверен, что он действительно собирается замолчать.
– Он знает о тебе?
– Нет, – сказал Хоппи.
– Я скажу тебе, что я об этом думаю, – сказал Элдон. – Я думаю, что Дейнджерфильд уже давно мертв и на самом деле мы слушаем тебя.
Он говорил, а сам потихоньку придвигался к приемнику.
– Это не так, – твердо сказал фокомелус. Затем он продолжал: – Но скоро такой момент наступит. Удивительно, что он продержался так долго в этих условиях. Военные хорошо поработали, выбирая его…
Элдон Блэйн схватил приемник и бросился к двери.
Изумленный фок широко раскрыл рот от неожиданности. Элдон успел заметить выражение его лица, а затем он был уже за дверью, он бежал в темноте к стоящей неподалеку полицейской машине. Я отвлек его, думал он. Бедный дуралей, он даже не представлял, что я собираюсь сделать. Вся эта болтовня – что она значила? А ничего. Мания величия – он хочет сидеть здесь и говорить со всем миром, принимать весь мир, превратить его в свою публику… Но никто не способен на это, кроме Дейнджерфильда. Никто не может управлять аппаратурой сателлита снизу. Для этого фок должен находиться на сателлите, а это невозможно…
Что–то вцепилось сзади в его шею.
Как? – спросил себя Элдон Блэйн, падая лицом вперед и все еще сжимая в руках приемник. Он там, в доме, а я здесь. Действие на расстоянии… он держит меня. Значит, я не прав? Неужели он способен достать меня… так далеко…
То, что держало его за шею, резко сжалось.
11
Приподняв первый лист отпечатанной на мимеографе «Ньюс энд вьюс» – маленькой газеты Вест–Марина, выходящей раз в две недели, Пол Дитц критически изучал главный материал, написанный им самим.
«ЧЕЛОВЕК ИЗ БОЛИНАСА НАЙДЕН СО СЛОМАННОЙ ШЕЕЙ
Четыре дня назад Элдон Блэйн, оптик из Болинаса (Калифорния), прибывший к нам по делу, был найден на обочине дороги со сломанной шеей и следами, указывающими на насилие со стороны неизвестного лица. Эрл Кольвиг, шеф полиции Вест–Марина, начал тщательное расследование и опрашивает в настоящее время различных лиц, видевших Элдона Блэйна в тот вечер».
Таков был материал во всей красе, и Дитц, читая его, испытывал глубокое удовлетворение. Поместить это сообщение значило сделать удачный ход. Многих оно заинтересует, и, может быть, следующий номер газеты удастся выпустить большим тиражом. Главными источниками финансовой поддержки газеты были Эндрю Джилл, всегда печатавший свои объявления о табачных и алкогольных изделиях, и Фред Квинн, аптекарь. И конечно, имелось некоторое число подписчиков – но что все это по сравнению с прежними временами?
Разумеется, за пределами газетного сообщения остался тот факт, что оптик из Болинаса прибыл в Вест–Марин с недобрыми намерениями: об этом знал каждый. Предполагали даже, что он хотел похитить их мастера. Но поскольку это были только догадки, их нельзя было печатать.
Пол Дитц обратился к следующему по важности сообщению.
«ДЕЙНДЖЕРФИЛЬД ОБЪЯВИЛ, ЧТО ОН БОЛЕН
Лица, следящие за вечерними передачами с сателлита, сообщают: Уолт Дейнджерфильд объявил на днях, что он «подозревает у себя язву или какую–то сердечную болезнь» и нуждается в лечении. Согласно тому же сообщению, собравшиеся в Форестер–холле проявили большую озабоченность. Мистер Кэс Стоун, проинформировавший нас об этом, сказал, что в качестве последнего средства может быть использована консультация его личного врача в Сан–Рафаэле. Обсуждалась также (без принятия решения) возможность того, что Фред Квинн, владелец аптеки в Пойнт–Рейсе, может совершить поездку в армейскую штаб–квартиру в Шайенне, чтобы доставить лекарства для передачи Дейнджерфильду».
Остальные сообщения касались местных событий, представляющих меньший интерес: кто с кем обедал, кто какой ближайший город посетил. Пол Дитц бегло взглянул на них, чтобы убедиться, что объявления напечатаны качественно, а затем стал просматривать следующие полосы.
Конечно, существовали и материалы, не попавшие в газету, те, что не будут напечатаны никогда. Например, Хоппи Харрингтон, до смерти напуганный семилетним ребенком. Дитц захихикал, вспомнив полученные им сообщения о перепуганном фоке и о его припадке прямо на глазах у всех… Миссис Бонни Келлер завела новый роман, на этот раз со школьным учителем Хэлом Барнсом… Вот был бы шикарный материал! Джек Триз, местный овцевод, обвиняет неизвестных лиц (тысячный раз!) в краже его овец. Что еще? Посмотрим, думал он. Знаменитого табачного эксперта Эндрю Джилла посетил неизвестный человек из города, возможно, в связи со слиянием табачного и алкогольного производства Джилла с неким крупным городским синдикатом, пока не названным. При этой мысли Пол Дитц нахмурился. Если Джилл уедет из округа, «Ньюс энд вьюс» лишится самого крупного рекламодателя, что довольно скверно.
Может быть, стоило напечатать это, думал он. Возбудить общественное мнение против Джилла, что бы он там ни замышлял. «В местном табачном бизнесе чувствуется чужеземное влияние…» Можно сформулировать и так: «Какие–то незнакомцы подозрительного вида в последнее время зачастили в округ…» Что–нибудь в этом роде. Это могло бы остановить Джилла: в конце концов, он ведь не старожил, его положение не так уж и прочно. Он живет здесь всего лишь со времен Катастрофы. На самом–то деле он чужак.
Кем же был тот зловещий пришелец, которого видели беседующим с Джиллом? Весь город изнывал от любопытства. Никому этот человек не понравился. Некоторые говорили, что он негр, некоторые – что он темный от радиационного ожога, таких называли радиаками.
Может быть, то, что произошло с оптиком из Болинаса, случится и с этим человеком, предположил Дитц. Потому что здесь, у нас, слишком многим не нравятся влияния извне. Небезопасно приходить сюда и соваться не в свое дело.
Убийство Элдона Блэйна, естественно, напомнило Дитцу смерть Остуриаса, хотя последняя явилась результатом вердикта, вынесенного судом и советом граждан. И все–таки, в сущности, разница была небольшая. Обе смерти – закономерное выражение городских настроений. Таким же будет и исчезновение из нашего мира этого негра, или радиака, или как там его – который крутится сейчас вокруг Джилла. И вполне возможно, что Джиллу можно будет предъявить кое–какие обвинения.
Но у табачного эксперта были могущественные друзья, например Келлеры. И многие зависели от его поставок сигарет и алкоголя – Орион Страуд и Кэс Стоун оба закупали у него большие партии товара. Поэтому, может быть, Джилл и в безопасности…
Но к черномазому это не относится, решил Дитц. Не хотелось бы мне оказаться на его месте. Он – горожанин и не понимает глубину чувства маленькой коммуны. Мы – цельное общество, и нечего вторгаться в нашу жизнь.
Может быть, черномазому придется это почувствовать на собственной шкуре. Может быть, мы станем свидетелями еще одного убийства. Убийства черномазого. В каком–то смысле оно будет наилучшим решением.
Гордо выпрямившись, Хоппи Харрингтон восседал в центре своего «мобиля», плавно скользя по главной улице Пойнт–Рейса, как вдруг увидел чернокожего человека, похожего на того, которого он знал много лет назад, с кем он работал вместе в «Модерн ТВ», – похожего на Стюарта Макконти.
Но затем Хоппи сразу же понял, что это одна из имитаций, сотворенных Биллом.
Он ужаснулся, подумав о могуществе того, кто находился внутри Эди Келлер. Сотворить такое средь бела дня – что можно ему противопоставить? Как и в случае с голосом Джима Фергюссона, фок был обманут. Братец Билл одурачил его, несмотря на собственные громадные возможности фокомелуса. Я не знаю, что делать, честно признался Хоппи самому себе, продолжая следовать за чернокожим. Тот не исчезал.
Может быть, подумал фок, Билл знает, что я сделал с оптиком. Может быть, он мстит мне. Дети иногда поступают так.
Свернув на боковую улицу, он увеличил скорость, стараясь убраться подальше от призрака Стюарта Макконти.
– Эй, – предостерегающе крикнул ему чей–то голос.
Хоппи осмотрелся и понял, что он чуть не наехал на доктора Стокстилла.
Раздосадованный, он остановил «мобиль» и сказал:
– Извините.
Глядя в лицо доктору, он думал: вот стоит человек, которого я знал в прежние дни до Катастрофы. Стокстилл был психиатром, и на Шаттак–авеню в Беркли находился его офис. Почему он здесь? Как случилось, что он решил выбрать Вест–Марин, как и я? Простое совпадение?
И затем фокомелус подумал: может быть, Стокстилл – это долговременная имитация, вызванная к жизни в тот день, когда первая бомба упала в район заливов? Ведь именно тогда был зачат Билл Келлер…
Бонни, подумал он. Все из–за нее. Все неприятности в коммуне. История с Остуриасом, которая почти развалила коммуну, поделив нас на два враждебных лагеря. Именно Бонни настояла, чтобы Остуриаса убили, а следовало бы прикончить Джека Триза, этого дегенерата с его овцами, а не бывшего школьного учителя.
Хороший был человек, вежливый, спокойный, подумал фок, вспомнив мистера Остуриаса. И никто, кроме меня, не поддержал его открыто на так называемом суде.
Доктор Стокстилл колко заметил:
– Поосторожней со своим «мобилем», Хоппи. Сделай такую милость.
– Я же извинился, – буркнул фок.
– Что тебя напугало? – спросил доктор.
– Ничего, – ответил Хоппи, – я ничего на свете не боюсь.
И он сразу же вспомнил о происшествии в Форестер–холле и о том, как он вел себя там. Слухи пошли по городу. Доктор Стокстилл знал о случившемся, хотя и не присутствовал при нем лично.
– У меня фобия, – признался вдруг Хоппи, подчиняясь какому–то импульсу, – это по вашей части или вам теперь все равно? Она началась с того, что меня завалило в подвале, когда упала первая бомба. Это спасло мне жизнь, но… – Он задрожал.
– Понимаю, – кивнул Стокстилл.
– Вы когда–нибудь осматривали девочку Келлеров? – спросил Хоппи.
– Да, – ответил Стокстилл.
Хоппи с горечью сказал:
– Тогда вам все известно. Детей на самом деле двое. Они каким–то образом объединились, возможно, вы знаете как, но я – нет, да мне и неинтересно. Эта девчонка мутант, вернее, она и ее братец. Разве не так? – Горечь его перехлестывала через край. – Она не похожа на мутанта. Поэтому они вышли сухими из воды. Люди судят по внешности, не так ли? Разве вы не сталкивались с этим в своей практике?
Стокстилл сказал:
– В общем, да.
– Я слышал, – продолжал Хоппи, – что согласно закону маленькие мутанты, любые дети с какими–нибудь отклонениями от нормы, опасными или нет, должны быть переданы властям в Сакраменто.
Доктор не отвечал, а только молча изучал фока.
– Вы помогаете Келлерам нарушать закон, – сказал Хоппи.
После некоторой паузы Стокстилл спросил:
– Чего ты добиваешься, Хоппи?
Его низкий голос звучал спокойно.
– Н–ничего я не до–добиваюсь, – начал заикаться Хоппи. – Т–толь–ко справедливости. Все, чего я хочу, – точное соблюдение закона. Разве я не прав? Сам я уважаю закон: я зарегистрировался в Евгенической службе США как… – он поперхнулся словом, – как биологический мутант. Мне было очень неприятно, но я подчинился.
– Хоппи, – тихо спросил доктор, – что ты сделал с оптиком из Болинаса?
Развернув «мобиль», Хоппи быстро заскользил прочь, оставив доктора стоять и смотреть ему вслед.
Что я сделал с оптиком? – думал Хоппи. Я убил его, ты ведь отлично знаешь. Тогда зачем спрашиваешь? С чего ты так разволновался? Он не из наших мест, его можно не считать, все так думают. И Джун Рауб говорила, что он хотел украсть меня. Этого вполне достаточно – для большинства. И вполне достаточно для Эрла Кольвига, Ориона Страуда и Кэса Стоуна, а управляют нашей коммуной они, вместе с Келлерами, миссис Толман и Джун Рауб.
Он знает, что я убил Блэйна. Он многое знает обо мне, хотя я никогда не был у него на приеме. Он знает, что я могу действовать на расстоянии… но это всем известно. Однако, возможно, он – единственный, кто понимает, что это значит. Он образованный человек.
Если я еще раз встречу имитацию Стюарта Макконти, вдруг подумал он, я доберусь до нее и придушу. Я должен так сделать.
Но надеюсь, привидение больше не покажется, рассуждал он. Я не могу бороться с мертвыми, ведь моя фобия связана с могилой: меня завалило, похоронило вместе с уцелевшей частью тела Фергюссона, и это было ужасно. Я провел две недели с половиной человека, который отнесся ко мне лучше, чем кто другой за всю мою жизнь. Что бы вы сказали, Стокстилл, если бы я лежал на вашей кушетке, а вы подвергали меня психоанализу? Вас заинтересовала бы подобная психическая травма или за последние годы вы на таких, как я, насмотрелись?
Это существо Билл, внутри Эди Келлер, наполовину живет в мире мертвых, наполовину – в нашем. Фок горько рассмеялся, вспомнив времена, когда он думал, что сам может общаться с другим миром… Сейчас это казалось шуткой. Я одурачил себя больше, чем других. А они так и не узнали. Стюарт Макконти и крыса, Стюарт, сидящий и с удовольствием жующий…
И тут он понял – значит, Стюарт выжил, он не погиб при Катастрофе, по крайней мере, пережил ее начало, не то что Фергюссон. Поэтому, может быть, никакой имитации и не было.
Дрожа от возбуждения, он остановил «мобиль» и сидел, лихорадочно размышляя.
Знает ли он что–нибудь обо мне? – спросил он себя. Может ли он причинить мне какие–нибудь неприятности? Пожалуй, нет, потому что в те дни кем я был? Просто беспомощным калекой в коляске, выданной правительством, который рад был любой работе, любому поданному куску. С тех пор многое изменилось. Теперь я жизненно необходим всему округу Вест–Марин, сказал он себе. Я – мастер высшего разряда.
Сейчас он заставит Стюарта Макконти споткнуться.
Сидя в «мобиле», фокомелус хихикал про себя, наблюдая, как негр потерял равновесие, почти упал, затем снова выпрямился, посмотрел на тротуар, нахмурился и пошел дальше, медленнее, чем прежде, лавируя между разбитыми бетонными плитами, осторожно обходя заросли сорняков.
Фок поехал за ним и, оказавшись от него на расстоянии шага или около того, сказал:
– Стюарт Макконти, продавец телевизоров, который ест дохлых крыс.
Негр дернулся, как будто его ударили. Он не повернулся, он просто застыл с вытянутыми руками и растопыренными пальцами.
– Как тебе нравится посмертное существование? – спросил Хоппи.
После некоторой паузы негр ответил охрипшим голосом:
– Великолепно. – Затем он повернулся. – Значит, ты выжил…
Он посмотрел на фока и окинул взглядом его «мобиль».
– Да, – сказал фок, – я выжил. И мне не пришлось есть крыс.
– Предполагаю, что ты здешний мастер? – спросил Стюарт.
– Да. Безрукий Хоппи–мастер – это я. А ты чем занимаешься?
– Я… я – гомеостатическими ловушками.
Фок захихикал.
– Неужели так чертовски смешно? – спросил Стюарт.
– Нет, – сказал фок, – извини. Я рад, что ты выжил. А еще кто уцелел? Помнишь того психиатра из офиса напротив – он здесь. Стокстилл. А Фергюссона убило…
Они помолчали.
– Лайтхейзер погиб, – сказал Стюарт, – и Боб Рубинштейн. И Конни–официантка, и Тони–бармен. Помнишь их?
– Да, – кивнул фок.
– Ты знал мистера Кроди, ювелира?
– Нет, – сказал фок, – боюсь, что нет.
– Его искалечило. Он потерял обе руки и ослеп. Но он жив, находится сейчас в правительственном госпитале в Хэйворде.
– А ты зачем здесь? – спросил фок.
– Приехал по делу.
– Небось собираешься выкрасть секретную формулу сигарет «Золотой ярлык» Эндрю Джилла? – Фок снова захихикал, думая про себя: а ведь это чистая правда. Любой, кто приезжает сюда, втайне мечтает либо украсть, либо убить. Взять хотя бы Элдона Блэйна, оптика, а он приехал из Болинаса, который совсем близко.
– Моя работа требует разъездов. Я езжу по всей Северной Калифорнии. – Он добавил после некоторой паузы: – Когда у меня был Эдвард Принц Уэльский, так и было. Сейчас мой автомобиль таскает полудохлая лошадь, и, чтобы куда–нибудь добраться, требуется побольше времени.
– Послушай, – сказал Хоппи, – не рассказывай никому, что мы были знакомы. Мне будет неприятно, понимаешь? За много лет я стал жизненно важной частью коммуны, и я не хочу никакой новизны, которая вторглась бы и все изменила. Может быть, я смогу помочь тебе в твоих делах, и тогда ты уедешь. Согласен?
– Ладно, – сказал Стюарт. – Я уеду, как только закончу дела.
Он изучал фока с таким вниманием, что Хоппи почувствовал себя подопытным кроликом.
– Значит, ты нашел место по себе, – сказал Стюарт. – Что ж, я рад…
Хоппи сказал:
– Я представлю тебя Джиллу, вот что я сделаю для тебя. Он, естественно, мой хороший приятель.
Стюарт кивнул:
– Идет. Я высоко ценю это.
– И не вздумай здесь что–нибудь натворить, понял? – Фок услышал, как его голос срывается на визг, но ничего не мог поделать. – Не вздумай красть или что–нибудь в этом роде, а то с тобой произойдет кое–что ужасное, понял?
Негр угрюмо кивнул. Но он не казался испуганным, он не лебезил перед фоком, и последнего охватили дурные предчувствия. Лучше бы ты поскорее уехал, думал Хоппи. Убирайся отсюда, не вноси в мою жизнь неприятностей. Лучше бы я никогда тебя не знал, лучше бы я не знал никого из внешнего мира до Катастрофы. Не хочу даже думать об этом.
– Я спрятался под тротуаром, – сказал вдруг Стюарт, – когда упала первая бомба. Я спустился в люк. Он действительно оказался надежным убежищем.
– С чего ты вдруг вспомнил? – взвизгнул фок.
– Не знаю. Я думал, тебе интересно.
– Неинтересно, – визжал фок, зажав уши экстензорами, – не хочу больше слышать об этом.
– Ну, – сказал Стюарт, задумчиво теребя нижнюю губу, – тогда пойдем повидаем Эндрю Джилла.
– Если бы ты знал, что я могу с тобой сделать, – сказал фок, – ты бы перепугался до смерти. Я могу… – Он запнулся; он чуть не упомянул об оптике Элдоне Блэйне. – Я могу передвигать предметы, – сказал он. – На большом расстоянии. Это род колдовства. Я – колдун.
Стюарт сказал без особых эмоций:
– Совсем не колдовство. Мы называем это уродским столоверчением.
Он улыбнулся.
– Н–не п–понимаю, – начал заикаться Хоппи. – Что э–это з–зна–чит? «Уродское столоверчение». Никогда не слышал. Вроде столоверчения при спиритическом сеансе?
– Да, только вместо духов – уроды. Мутанты.
Он не боится меня, понял Хоппи. Это из–за того, что он знал меня в старые дни, когда я был никем. Негр безнадежен – слишком туп, чтобы понять: ситуация изменилась. Он остался почти таким же, как семь лет назад, когда Хоппи в последний раз видел его. Он тупой, как дерево.
И тут Хоппи вспомнил о сателлите.
– Подожди, – сказал он Стюарту, задыхаясь, – очень скоро даже вы, горожане, узнаете обо мне. Весь мир познакомится со мной. Как те, кто живет сейчас рядом. И очень скоро. Я почти готов!
Терпеливо улыбаясь, Стюарт сказал:
– Сначала произведи впечатление на меня, представь меня табачнику.
– Знаешь, что я могу сделать? – сказал Хоппи. – Я могу добыть формулу табака Эндрю Джилла прямо из его сейфа, или где там он ее хранит, добыть – и бросить тебе прямо в руки. Что ты на это скажешь? – Он засмеялся.
– Просто дай мне встретиться с ним, – повторил Стюарт. – Это все, чего я хочу. На черта мне его табачная формула.
Он, казалось, устал.
Дрожа от гнева и страха, фок развернул «мобиль» по направлению к маленькой фабрике Эндрю Джилла и поехал, указывая Стюарту дорогу.
Эндрю Джилл оторвался от скатывания сигарет и увидел Хоппи Харрингтона – которого не любил, – въезжающего в его мастерскую в сопровождении негра, которого Джилл не знал. Табачный эксперт почувствовал себя не в своей тарелке. Он отложил работу и встал. Работники, нанятые им, продолжали сидеть на длинной скамье и скатывать сигареты.
Только для табачной мастерской он нанимал восемь человек. В цехе перегонки, где производилось бренди, работали еще двенадцать, но цех находился на севере округа Сонома, и рабочие были тамошними уроженцами. Фабрика Джилла считалась крупнейшим коммерческим предприятием, если не учитывать сельскохозяйственных, таких как овцеводческие ранчо Ориона Страуда или Джека Триза. Сигареты Джилла продавались по всей Северной Калифорнии. Их неспешно везли на телегах из города в город, а часть из них, как он знал, попадала даже на Восточное побережье; его сигареты и там были небезызвестны.
– Да? – обратился он к Хоппи, встав перед коляской фока и не позволяя ему подъехать ближе к работающим.
Когда–то помещение фабрики было городской пекарней. Бетонные стены выстояли под бомбовыми ударами, и пекарня стала идеальным местом для производства сигарет. Конечно, Джилл платил своим рабочим гроши. Они были рады получить хоть какую–нибудь работу.
Хоппи сказал, запинаясь:
– Эт–тот человек п–приехал из Беркли, чтобы встретиться с вами, мистер Джилл. Он говорит, что он крупный торговец. Так? – Фок повернулся к негру: – Так вы мне сказали, не правда ли?
Протягивая руку Джиллу, негр сказал:
– Я представляю корпорацию «Гомеостатические ловушки Харди». Беркли, Калифорния. Я приехал предложить вам интересное изобретение, которое позволит утроить ваши доходы за шесть месяцев.
Его черные глаза сверкали.
Джилл подавил желание громко рассмеяться.
– Понимаю, – сказал он, кивая и вынимая руки из карманов. Он напустил на себя серьезность. – Очень интересное предложение, мистер… – Он вопросительно посмотрел на негра.
– Стюарт Макконти, – отрекомендовался тот.
Они пожали друг другу руки.
– Мой наниматель мистер Харди, – сказал Стюарт, – уполномочил меня описать вам детально конструкцию полностью автоматической машины для свертывания сигарет. Мы осведомлены о том, что ваши сигареты изготавливаются вручную, устаревшим методом. – Он указал на работающих в глубине помещения и добавил: – Вы отстали лет на сто, мистер Джилл. Вы смогли добиться высокого качества ваших сигарет «Золотой ярлык»…
– Снижать которое я не намерен, – тихо проговорил Джилл.
Макконти сказал:
– Наше автоматическое электронное оборудование ни в коем случае не жертвует качеством в угоду количеству. На самом деле…
– Одну минуточку, – прервал его Джилл, – мне бы не хотелось обсуждать это сейчас…
Он выразительно глянул на фока, который пристроился рядом, прислушиваясь к разговору. Фок покраснел и сразу же развернул «мобиль» к выходу.
– Я уезжаю, – объявил он, – все это меня не интересует. До свидания.
Он выкатился через открытую дверь фабрики на улицу. Джилл и Стюарт наблюдали за ним, пока он не скрылся из виду.
– Наш мастер, – сказал Джилл.
Макконти хотел было что–то сказать, потом передумал, откашлялся и отошел на несколько шагов, разглядывая помещение и работающих.
– У вас здесь неплохо, Джилл. Сразу хочу сказать, что я восхищен нашим товаром, он, несомненно, лучший из всего, что есть.
Я семь лет не слышал такого, подумал Джилл. Трудно поверить, что в мире еще говорят подобные слова, столько всего изменилось, но этот человек, Макконти, сумел как–то сохранить их. У Джилла потеплело на душе. Макконти своей типичной речью продавца напомнил ему счастливые времена. Он почувствовал симпатию к негру.
– Благодарю вас, – сказал он, и это не было простой вежливостью. Может быть, в мир начинают наконец возвращаться некоторые из забытых старых обычаев, традиций, формул этикета, без которых мы стали тем, что мы есть.
Например, думал Джилл, речь Макконти… она совершенно такая же, как прежде, но не кажется ни пережитком, ни подражанием. Парень каким–то образом ухитрился сохранить свои взгляды, свою точку зрения и свой энтузиазм, несмотря ни на что. Он по–прежнему планирует, рассуждает, уговаривает – и ничто не может остановить его. Истинный торговец. Он не позволил даже ядерной войне и распаду общества сбить себя с толку.
– Как насчет чашечки кофе? – спросил он Стюарта. – Я сделаю перерыв на десять – пятнадцать минут, и вы сможете рассказать мне подробнее о своей автоматической машине, или как там она называется.
– Настоящий кофе? – спросил Макконти, и приятное, полное сдержанного оптимизма выражение его лица на миг изменилось: он кинул на Джилла откровенно жадный взгляд.
– Увы, – сказал Джилл, – всего лишь суррогат, но неплохой. Думаю, вам понравится, он получше того, что продают в городе в так называемых кофейнях.
Он пошел за водой для кофе.
– Неплохой у вас городок, – говорил Макконти, пока они ждали, когда закипит вода, – живописный и развитый.
– Спасибо.
– Приезд сюда, – продолжал Макконти, – как исполнение давнего сна. Путешествие заняло у меня неделю, а мечтал я о нем с тех пор, как закурил первую сигарету «Золотой ярлык». У вас здесь… – он остановился, подыскивая слова, – островок цивилизации в мире варварства.
