Текст книги "Нарушенное время Марса"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Мертвые кости под кожей мистера Котта были блестящими и влажными.

Мешок костей, грязных и одновременно влажно блестевших. Прозрачный череп поглощал зелень, которая внутри него мгновенно превращалась в прах.

Джек Болен тоже представлял собой мешок, наполненный всеразрушающим габбишем. Внешняя оболочка обманчиво хорошо выглядела и приятно пахла. Он видел, как она склонилась над мисс Андертон, желанной, в высшей степени.

Неживая человекоподобная структура изливала свою влажную, липкую похоть на девушку и мертвящие, сумасшедшие слова срывались с губ.

– Я люблю Моцарта, – сказал мистер Котт. – Давайте послушаем эту запись. – Он повертел ручками усилителя. – Дирижирует Бруно Вальтер.

Огромная редкость времен золотого века грамзаписи.

Отвратительные вопли и визги, похожие на предсмертные вскрики, раздались из громкоговорителя. Мистер Котт выключил магнитофон.

– Извините, – пробормотал он.

Очнувшись от резких звуков, Джек Болен вдохнул запах женщины, сидящей рядом с ним, увидел блестящую испарину на ее верхней губе, из-за губной помады похожий на разрез рот. Ему захотелось до крови укусить ее губы.

Появилось мучительное желание схватить девушку за груди, и вдруг он почувствовал, что уже держит их в руках. Он стал ласкать их и ему стало весело.

– Какой отвратительный вой! Мог бы и пожалеть нас, Арни. Твое чувство юмора…

– Случайность, – ответил Арни. Он полез за другой записью.

Протянув руку, Джек Болен коснулся женского лона. Под юбкой не было белья. Он гладил ей бедра, а она, раздвинув ноги, уперлась в него коленями и прогнула спину. «Я не могу ждать, пока мы выберемся отсюда и останемся одни, – подумал Джек. – Господи, как я хочу почувствовать ее тело не через одежду!» Он судорожно схватил руками ее лодыжку и она застонала от боли, вымученно улыбнувшись.

– Послушай, Джек! – сказал Арни, оборачиваясь к ним. – Конечно, извини… – его фраза оборвалась на полуслове. Остального Джек не слышал.

Сидевшая рядом женщина что-то говорила ему. Она торопливо шептала: «Я не могу больше ждать.» Ее дыхание стало свистящим и частым, лицо приблизилось, огромные немигающие глаза как будто сверлили его. Никто из них не замечал Арни. В комнате стояла полная тишина.

Арни сказал что-то важное? Потянувшись, Джек взял стакан, но тот был пуст.

– У нас не осталось водки, – сказал он, стукнув стаканом по кафельному столику.

– Ради Бога, Джек, – сказал Арни, – я хочу услышать, как идут дела.

Можешь мне сообщить что-нибудь по этому поводу?…

Продолжая что-то говорить, он вышел из гостиной в кухню, и его голос стал неразборчивым. Женщина с податливым ртом по-прежнему пристально смотрела на Джека… Кажется, он крепко прижал ее у себе, так, что она едва дышала. "Нужно выбраться отсюда в какое-нибудь другое место, где мы будем одни, – думал Джек. А затем он обнаружил, что они остались одни в комнате. Арни вышел и не мог их увидеть. Арни беседовал в кухне со служителем-бликманом. Итак, они остались совершенно одни.

– Не здесь, – прошептала Дорин. Ее тело трепетало и не сопротивлялось, когда он крепко обнял ее за талию, она хотела того же. Ее охватила страсть. – Да, – прошептала она. – Только поторопись. – Ногти девушки впились в его плечи, вздрагивая и постанывая, она зажмурилась. Моя юбка расстегивается сбоку, – тихо сказала она.

Низко над ней склонившись, он увидел, что ее томная, увядающая красота исчезла. Желтые трещины прорезали ее испорченные зубы, проваливающиеся в десна, которые были зеленые и сухие. Она кашлянула и обдала его лицо большим количеством затхлой пыли. «Габлер-Разрушитель проник в нее», – подумал Джек, прежде чем овладеть ею. Итак, он позволил девушке умереть! Она легла на спину, ее переломанные кости издавали сухие щелкающие звуки.

Ее глаза стали прозрачными и темными, какое-то густо покрытое волосками насекомое, пытаясь выкарабкаться из глазницы, осторожно трогало усиками жесткие, похожие на мех ресницы. Крошечный, размером с булавочную головку глазок то появлялся, то исчезал, насекомое извивалось, глядело сквозь хрусталик мертвого глаза туда-сюда, на него, Джека. Было совершенно невозможно определить, кто оно или что оно, насекомое не могло до конца разрушить оболочку глаза и выбраться наружу.

Как спелые дождевики, ее груди треснули и выпустили целое облако спор, он почувствовал запах плесени возраст Габлера, который давно проник в ее внутренности и теперь пытался выбраться наружу.

Дернулся мертвый рот, а потом со дна глубокой трубки, заменившей горло, послышалось сиплое шипение: «Ты был дос-с-статочно быс-с-стрым», после чего голова отвалилась окончательно, обнажая белый заостренный, похожий на сухую палку конец шейного выступа.

Джек выпустил ее из рук и она совершенно рассыпалась в маленькую, высохшую, почти плоскую кучку прозрачных, невесомых, как змеиная кожа, покровов, которые он отмел от себя рукой. И в то же время, к своему удивлению, он услышал ее голос, доносившийся из кухни.

– Арни, думаю, мне пора домой. Я не могу долго выносить общество Манфреда, он непрерывно мельтешит перед глазами, бегает вокруг и не сидит на месте.

Повернув голову, Джек увидел через дверной проем Дорин и Арни, стоящих очень близко друг к другу. Она целовала его в ухо.

– Спокойной ночи, дорогой.

– Как-то я читал о ребенке, воображавшего себя машиной… – сказал Арни.

Дверь в кухню захлопнулась, и Джек больше не мог видеть их и слышать.

Потирая лоб, он попытался разобраться в своих ощущениях. «Я действительно пьян. Что со мной случилось? Мозги раскалываются…» Он мигал глазами, пробуя собраться с мыслями. Недалеко от кушетки, на ковре, улыбаясь самому себе, Манфред Стинер вырезал картинки из журнала тупыми ножницами. Шелест бумаги отвлекал Джека, не позволяя сфокусировать внимание.

Из– за двери в кухню послышались тяжкие вздохи, а затем вымученные продолжительные стоны. Что они делают? Все трое: она, Арни и служитель-бликман? Вместе… Стоны стали тише и наконец вовсе прекратились. Наступила тишина.

«Как бы я хотел очутиться дома, – сказал себе Джек, совершенно обескураженный происходящим. – Хотелось бы выбраться отсюда, но как?»

Чувствуя ужасные слабость и нездоровье, он сидел на кушетке, не в силах встать, двигаться, думать.

Голос в его мозгу отчетливо произнес: «Габл, габл, габл. Я – габл, габл, габл».

«Стоп!» – приказал ему Джек.

«Габл, габл, габл», – продолжал голос.

Пыль со стен падала на Джека. Комната скрипела от возраста и гниющей вокруг пыли. «Габл, габл, габл, – говорила комната. – Габлер здесь, чтобы сгаблать тебя и превратить в Габбиш».

Встав на ноги, пошатываясь, Джек ухитрился шаг за шагом добраться до магнитофона. Он подобрал коробку, открыл ее, вытащил бобину. После некоторых безуспешных попыток ему удалось насадить ее на ось воспроизводящего устройства.

Дверь в кухню приоткрылась и чей-то глаз воззрился на него.

"Я должен выбраться отсюда, – лихорадочно бормотал про себя Джек. – Я должен поломать, отбросить от себя ЭТО, отразить, или буду уничтожен.

ОНО сожрет меня".

Джек судорожно крутанул ручку громкости, и оглушительная музыка загрохотала и загремела по комнате, наполняя невообразимым шумом стены и обстановку, она вырвалась через приоткрытую дверь в кухню, сметая все и вся на своем пути.

Кухонная дверь с грохотом сорвалась с петель и подглядывавшая за ним тварь торопливо отскочила от нее, подхваченная ревом музыки. Тварь тянулась к магнитофону, пытаясь нащупать ручку уровня громкости.

Неожиданно музыка стихла.

Но ей удалось сделать свое дело. Джеку стало значительно лучше, и он, слава Богу, опять чувствовал себя в здравом уме.

Высадив отца возле офиса юридической фирмы, Джек Болен отправился вместе с Манфредом в Левистоун к Дорин Андертон.

Приоткрыв дверь и увидев их на пороге, Дорин удивленно спросила:

– Что это значит, Джек? – Распахнув дверь, она впустила их в дом.

– Сегодня вечером случиться несчастье, – ответил он.

– Ты уверен? – девушка села напротив. – Тебе следует исчезнуть?

Видимо, да. Но, может быть, ты ошибаешься?

– Манфред сообщил мне об этом. Он уже видел это.

– Не бойся, – мягко сказала Дорин.

– Да, я действительно боюсь, – согласился Джек.

– Почему произойдет несчастье?

– Не знаю. Манфред не сообщил мне.

– О! – Дорин всплеснула руками. – Ты установил контакт с ним!

Удивительно! Как раз то, что нужно Арни.

– Надеюсь, ты пойдешь к нему, – попросил Джек.

– Да. Но вряд ли я могу чем-нибудь помочь. Разве мое мнение чего-нибудь стоит? Я уверена, что Арни будет доволен. Думаю, у тебя нет причин для беспокойства.

– Сегодня наступит развязка, – сказал Джек, – в наших с Арни отношениях. Я знаю точно, но не понимаю, почему. – Он почувствовал в животе острую резь.

– Для меня совершенно очевидно, что Манфред не только знает будущее, но и в некотором смысле контролирует его. Он может сделать так, чтобы события пошли по наихудшему из возможных вариантов, потому что это кажется естественным для него, такой у него способ видения реальности. Это означает, что, находясь с ним рядом, мы становимся частью его реальности.

Она просачивается в нас и замещает наш собственный взгляд на вещи.

Привычные события вовсе не происходят. Я испытываю необычные ощущения.

Раньше у меня никогда не было таких предчувствий.

Джек резко замолчал.

– Ты просто проводишь с Манфредом слишком много времени, – сказала Дорин. – В твоей душе есть определенные тенденции… – она помялась, подыскивая слова, как бы получше выразиться, – нестабильные тенденции, Джек, родственные ему. Тебе полагалось перетащить его в наш мир, в реальность современного общества… А вместо этого… Не втянул ли он тебя в свою собственную реальность? Хотя не думаю, что в вашей теории есть хоть капля смысла, скорее всего, она ошибочна с начала и до самого конца. Будет лучше, если ты прекратишь возню с этим мальчиком… – Она посмотрела на Манфреда, пристально разглядывавшего что-то на улице из окна ее квартиры.

– Неужели тебе нечего делать, как только возиться с ним!

– Слишком поздно что-то менять, – уныло пробормотал Джек.

– Ты не психотерапевт, не доктор, – доказывала девушка. – Одно дело, когда Милтон Глоб изо дня в день контактирует с аутистами и шизофрениками, другое дело – ты! Ты – всего лишь ремонтник, вляпавшийся в историю благодаря тому, что моча в очередной раз ударила в голову Арни. Ты, к несчастью, оказался в одной комнате с ним, ремонтируя кодировщик, и благодаря этому связался с ним. Тебе нельзя быть таким пассивным, Джек! Ты позволяешь своей жизни протекать случайным образом. Неужели ты не понимаешь, что единственная причина твоих бед – твоя пассивность?

После некоторой паузы Джек произнес:

– Думаю, что да.

– Так откажись от работы.

– У шизофреников есть тенденция к пассивности, я знаю.

– Будь решительным, перестань возиться с мальчиком. Позвони Арни и скажи ему, что ты просто не способен справиться с Манфредом. Арни отправит его обратно в лагерь, где им займется Милтон Глоб. Они построят комнату с замедленным изображением, в лагере ведь приступили к работе над ней, не так ли?

– Им никогда не справиться с такой задачей. Глоб говорил о доставке оборудования с Земли, ты же понимаешь, что это значит?

– Ты же никогда не справишься с этой задачей, – сказала Дорин, потому что задолго до окончания работы ты свихнешься. Я тоже могу заглянуть в будущее, и знаешь, что я вижу? У тебя будет немало серьезных душевных срывов, еще чаще, чем раньше. Ты совсем заболеешь, если продолжишь работу. У тебя уже началось обострение шизофрении, паника вернейший признак. Я права?

Он согласно кивнул.

– Я видела ее проявление у брата, – продолжала Дорин. – Если хоть раз увидеть, как шизофреническая паника ломает человека, то никогда уже не забудешь этого. Вокруг них происходит сжатие реальности… Время, пространство, причины, следствия – все сужается в их представлении. Может, и с тобой случилось то же самое? Ты говоришь, что будто бы невозможно избежать роковой встречи с Арни, в тебе чувствуется глубочайшая депрессия от необходимости принять решение. Ты очень изменился, Джек. – От волнения ее грудь вздымалась и опускалась. – Я позвоню Арни и заявлю, что ты выходишь из игры, и ему необходимо подыскать кого-нибудь другого, чтобы закончить работу с Манфредом. И еще я добавлю от себя, что ты не добился никакого прогресса, что вообще как для тебя, как и для него, совершенно бесполезно возиться с этой затеей. У Арни и раньше случались причуды, он носится с ними несколько дней или даже недель, а потом забывает о них.

Думаю, и о предсказании будущего он скоро забудет.

– Об этом он не забудет, – мрачно промолвил Джек.

– Давай попытаемся, – настаивала девушка.

– Нет, – сказал Джек. – Я должен встретиться с Арни сегодня вечером и представить ему доклад о своих успехах. Я обещал, я обязан, я должен так поступить.

– Ты – набитый дурак, – констатировала Дорин.

– Я знаю, – ответил Джек. – Но совсем по другой причине, а не по той, о которой ты думаешь. Да, я – глупец, потому что берусь за работу, не задумываясь о ее последствиях. Я… – он запнулся на полуслове. Возможно, ты это и хотела сказать. Я не способен работать с Манфредом. И хватит об этом.

– Ты стремишься навстречу судьбе. Что ты хочешь показать Арни вечером? Покажи мне сейчас.

Достав плотный конверт, он вытащил из него рисунок Манфреда и протянул ей. Долгое время Дорин молча изучала его, а потом вернула обратно.

– Какой зловещий, патологический рисунок, – произнесла она едва слышно. – Я догадываюсь, что это – загробный мир, не так ли? Так вот что он рисует… Мир после смерти. И под слиянием мальчика ты тоже начинаешь его видеть. Ты хочешь показать Арни рисунок загробного мира? Ты, должно быть, потерял чувство реальности, если воображаешь, что Арни обрадуется при виде этой гадости! Сожги его.

– Да не такой уж и странный этот рисунок, – сказал Джек, глубоко взволнованный ее реакцией.

– Да-а! – протянула Дорин. – Это и есть тот самый ужасный знак, который определил твою дальнейшую судьбу. Ты это хотел сказать в начале нашего разговора?

Он кивнул.

– Тогда я абсолютно права, тебе необходимо немедленно бросить работать с мальчиком.

– Я буду продолжать, – сказал Джек. – Увидимся вечером.

Пройдя к окну, он тронул Манфреда за плечо.

– Пойдем. Мы еще увидим сегодня вечером эту леди у мистера Котта.

– До свидания, Джек, – сказала Дорин, провожая их до двери. Ее большие темные глаза выражали отчаяние. – К сожалению, я ничем не могу удержать тебя. Ты изменился. Только вчера ты еще был жив, а теперь стал умирать… Ты знаешь об этом?

– Нет, – отрезал Джек, – я не думал на эту тему. – Он не удивился, услышав последнее заявление девушки, так как сам чувствовал давящую, сжимающую сердце тяжесть на своих конечностях. Наклонившись, он поцеловал девушку в полные сочные губы. – Надеюсь увидеть тебя вечером.

Она долго стояла в дверях и молча глядела им вслед.

В оставшееся до встречи с Арни Коттом свободное время Джек решил побывать в Общественной школе и встретиться с сыном. Там, в самом ужасном для него месте, он узнает: права ли Дорин, утверждавшая, что его чувство реальности изменилось под воздействием подсознательного влияния Манфреда.

Общественная школа представлялась Джеку критическим местом, которое выявит его истинное состояние. Чем ближе они подлетали к школе, тем отчетливее он ощущал, как в глубине души разверзалась пропасть, в которую ему предстояло, набравшись мужества, заглянуть еще раз. Крайне любопытно было взглянуть на реакцию Манфреда на Общественную школу и их преподобия обучающие машины. Джек имел твердое убеждение, что Манфред, столкнувшись лицом к лицу со «школьными учителями», проявит бурную реакцию, возможно, похожую на его собственную, а возможно – наоборот. Во всяком случае, Джек нисколько не сомневался, что отклик будет.

Затем он тоскливо подумал: «Наверное, уже слишком поздно что-нибудь изменить. Неужели Арни отменит работу только потому, что бесполезно что-либо предпринять? А не был ли я уже в его квартире сегодня? Который час?»

Промелькнула чудовищная мысль: «Я потерял чувство времени».

– Мы направляемся в Общественную школу, – бормотал он Манфреду. Тебе нравится эта идея? Смотри – школа, в которую ходит Дэвид.

Глаза мальчика оживленно сверкнули. Да, казалось, говорил он. Мне нравится. Пошли.

– О'кей, – проговорил Джек, только ценой невероятных усилий ухитряясь действовать рычагами управления. Он чувствовал себя на дне глубокого, вязкого моря, он едва мог дышать и совсем не имел сил двигаться. Что с ним случилось? Он не знал. Он изо всех сил старался удержать вертолет в воздухе.

Глава 11

Мертвые кости под кожей мистера Котта были блестящими и влажными.

Мешок костей, грязных и одновременно влажно блестевших. Прозрачный череп поглощал зелень, которая внутри него мгновенно превращалась в прах. Джек Болен тоже представлял собой мертвый мешок, набитый габбишем. Внешняя оболочка обманчиво хорошо выглядела и приятно пахла, он видел, как она склонилась над мисс Андертон, желанной в высшей степени. Неживая человекоподобная структура разливала влажную, липкую сущность все ближе и ближе к девушке, и мертвые, безумные слова выскакивали изо рта структуры и как горошины падали на мисс Андертон. Мертвые, безумные слова исчезали в складках ее одежды, а некоторые впивались в кожу и проникали в тело.

– Я люблю Моцарта, – сказал мистер Котт. – Давайте послушаем эту запись.

Полная волос, пыли и безумных слов одежда вызывала у нее зуд. Она раздирала одежду в клочья. Впиваясь зубами в куски материала, она срывала их прочь.

Вертя ручки усилителя, мистер Котт сказал:

– Дирижирует Бруно Вальтер. Огромная редкость времен золотого века грамзаписи.

Ужасные крики и визги раздались откуда-то из комнаты, после некоторых раздумий девушка решила, что они раздавались в ней самой: она конвульсировала внутри, все трупные твари в ней тяжелели, пытаясь вырваться в свет комнаты. Господи! Как она могла остановить их! Они выползали из нее и удирали прочь, скатываясь с прядей липкой ткани на пол, исчезая в щелях между досок.

– Извините, – пробормотал Котт.

– Какой отвратительный вой! Мог бы и пожалеть нас, Арни. – Встав с кушетки, она оттолкнула от себя темный дурнопахнущий объект, вцепившийся в нее.

– Твое чувство юмора… – сказала девушка. Котт обернулся и увидел, как она сорвала с себя последние одежды. Он отложил катушку с записью и подошел к ней, протягивая руки.

– Сделай это, – сказала девушка, и они оба оказались на полу, подцепляя пальцами ног ткань, он стал срывать с себя одежду, пока не остался совершенно голым. Их руки переплелись, и они покатились в темноту под печку и легли там, потея и толкаясь, глотая пыль, жар и влажность собственных тел.

– Сделай это сильнее, – сказала девушка, вонзая колени ему в бока и причиняя боль.

– Случайность, – ответил мужчина, наваливаясь на нее и дыша ей в лицо.

Из– за края печки появились глаза, какая-то тварь подглядывала за ними, пока они лежали рядом в темноте. Она отложила свой клей, ножницы и журналы, бросила все, чтобы посмотреть на них, жадно смакуя и пожирая глазами каждый удар, который они совершали.

– Уходи, – простонала девушка. Но тварь осталась на месте. – Еще, опять прошептала девушка, и тварь засмеялась. Она не прекращала смеяться все время, пока девушка и тяжелая туша, прижимавшаяся к ней, продолжали свои движения. Они не могли остановиться.

Габлдай, меня еще, – говорила она, – габлдай меня, вложи свой габбиш в меня, в мой габбиш, о, ты, Габлер! Габлдай, габлдай, мне нравится галбдать. Не останавливайся! Габл, габл, габл, габл, габл…

Сажая вертолет И-компании на посадочную площадку Общественной школы, Джек Болен мельком бросил взгляд на Манфреда, пытаясь угадать о чем тот думал. Погруженный в свои мысли, Манфред Стинер невидящим взглядом смотрел в пространство, лицо его искажалось гримасами, вызывавшими отвращение у Джека и вынуждавшими его как можно реже смотреть в сторону мальчика.

Почему он не может справиться с мальчишкой, гадал Джек. Дорин совершенно права, Манфред уже в его голове, и неустойчивые, шизофренические аспекты его собственной личности задеты помимо его воли;

Джек не понимал, как ему вырваться из ситуации, кроме того, было уже слишком поздно что-либо предпринимать – время словно перестало существовать, и он навечно прикован к несчастному немому созданию, которое только и занимается тем, что ковыряется в собственной жизни, снова и снова исследует свой патологический личный мир.

Джек поглощался каким-то слоем мироощущения Манфреда, что, очевидно, вызвало постепенное разрушение его собственного восприятия мира.

"Сегодня вечером… – думал Джек. – Так или иначе, нужно дождаться вечера. Я должен потерпеть до встречи с Арни Коттом. А потом я смогу выбросить из головы все это, вернуться в свое собственное пространство, свой мир, мне никогда больше не следует общаться с Манфредом Стинером.

Ради бога, Арни, спаси меня", – думал он.

– Мы – на месте, – сказал он после приземления вертолета. И выключил мотор.

Манфред сразу ринулся к двери, полный страстного желания выбраться наружу.

«Так тебе, оказывается, не терпится увидеть это место, – подумал Джек, – интересно почему?» Он встал и открыл дверь вертолета; Манфред сразу же выскочил на крышу и, как будто сердцем чувствуя дорогу, побежал по наклонному спуску.

Пока Джек выбирался из кабины, мальчик уже исчез из вида. Он и сам спустился по пандусу и вошел в школу.

"Дорин Андертон и Арни Котт, – мысленно произнес Джек. – Два человека, означающие для меня все, друзья, с которыми я общаюсь, моя жизнь – все крайне затрудняется. Мальчик действительно вознамерился просочиться в меня и увести от общения с людьми туда, где эти взаимоотношения крайне затруднены.

Что же мне остается? – спрашивал он себя. – Однажды я уже был отдален от остальных – сына, жены, отца, мистера И – все произошло почти автоматически, без сопротивления.

Можно легко предугадать, что произойдет, если я продолжу шаг за шагом, постепенно сходить с ума рядом с этим совершенно ненормальным мальчиком. Теперь я понимаю, что такое психоз, это – полное отчуждение восприятия от объектов внешнего мира, особенно важных объектов добросердечных людей. И что приходит на смену? Ужасная рассеянность с бесконечными спадами и подъемами. Изменения внутреннего состояния.

Раскалывающее личность противостояние двух миров, внутреннего и внешнего, как будто они совсем не взаимосвязаны. Оба, однако, существуют, но каждый живет по своим собственным законам.

Это – остановка времени. Конец познания, ничего нового. Если однажды человек сошел с ума, то уже ничего более страшного с ним не произойдет.

Я стою на пороге этого. Возможно, я уже сошел с ума, это зрело во мне с самого начала, с самого рождения. Просто мальчик повел меня длинным путем. Или скорее из-за него я пошел длинным путем.

Поглощенная собой личность, безмерная и консервативная, внутренний мир которой поглотил все – мельчайшие изменения этого мира исследовались с величайшим вниманием. Это и есть теперешнее состояние Манфреда, конечная стадия шизофренического процесса".

– Манфред, подожди, – позвал Джек и пошел вслед за мальчиком.

Удобно устроившись в кухне Джун Хенесси, попивая кофе, Сильвия Болен рассказывала ей о своих проблемах последних дней.

– Так ужасно находиться вместе с ними, – говорила она, имея в виду Эрну Стинер и ее детей, – они такие вульгарные. Чтобы убедиться в этом, достаточно хотя бы раз столкнуться с ними поближе. Конечно, не стоит об этом говорить, но я вынуждена видеться с ними так часто, что не могу игнорировать их грубость, с которой сталкиваюсь каждый день.

Джун Хенесси, в белых трусиках и лифчике, ходила босая туда-сюда по дому, поливая из стеклянного кувшина свои многочисленные комнатные растения.

– Действительно, странный мальчик. Он хуже всех, правда?

Содрогаясь от отвращения, Сильвия сказала:

– И он торчит у нас целый день. Как тебе известно, Джек работает с ним, пытаясь приобщить его к человеческой культуре. Сама-то я думаю: следовало бы стереть с лица земли всех уродцев и выродков, похожих на этого. В конце концов, ужасно вредно оставлять им жизнь: это ложное милосердие как по отношению к ним, так и по отношению к нам. О мальчике следовало бы позаботиться ради живущих рядом с ним. Его никогда не следовало бы выпускать из учреждения, в котором он находился.

Вернувшись в кухню с пустым кувшином, Джун сказала:

– Хочу тебе рассказать, что на днях сделал Тонни.

Тонни был ее очередным любовником, ее связь с ним продолжалась уже шесть месяцев, и она среди окрестных дам, особенно у Сильвии, считалась современной женщиной.

– Как-то раз мы обедали в Женеве-2, в одном известном французском ресторане и ели эскарготы – ну, знаешь, такие улиточки. Их подают прямо в раковинках, и во время еды их извлекают при помощи ужасающих вилок с длиной зубов чуть ли не в целый фут. Конечно, все это еда с черного рынка.

Ты знала раньше, что в этом ресторане подают деликатесы исключительно с черного рынка? Я не знала, пока Тонни не привел меня туда. И конечно же, я не могу сказать тебе, где этот ресторан.

– Улитки, – произнесла Сильвия, думая обо всех удивительных блюдах, которые и она могла бы заказывать, если бы имела любовника и тот пригласил бы ее в ресторан.

Как следовало бы вести себя в таком случае? Трудно, вероятно, но стоило того, если бы она могла сохранить свою измену в тайне от мужа.

Проблемой был Дэвид. А теперь еще и Джек, много времени работавший дома, и свекор, гостивший у них. Она никогда не могла бы пригласить своего любовника домой из-за Эрны Стинер, соседки, мешковатой домохозяйки, которая могла бы его увидеть и скорее всего, тотчас же из прусского чувства долга проинформировала бы Джека. Но тогда в этом была бы некоторая доля риска, что добавило бы определенного пикантного аромата приключению.

– А что сказал бы муж, если бы узнал о твоей связи? – спросила она Джун. – Не разорвал бы он тебя в клочки, как это сделал бы Джек?

– С тех пор, как мы женаты, Майк имел несколько собственных любовных интрижек, – ответила Джун. – Он был бы огорчен. Возможно, поставил бы мне синяк под глазом и, конечно же, убрался бы почти на целую неделю к одной из своих подружек, оставив меня одну возиться с детьми. А в общем он бы стерпел. Сильвии тоже стало интересно, имел ли Джек какую-нибудь связь на стороне. Это казалось невероятным. Сильвия гадала, что бы она почувствовала, если бы узнала об этом – означало бы это конец замужеству?

"Да, – подумала она. – Я бы немедленно обратилась к адвокату. Или нет?

Никак не угадать заранее…"

– Какие у тебя отношения со свекром? – спросила Джун.

– О, неплохие. Он, Джек и маленький Стинер пропадают где-то, совершая деловые поездки. Естественно, я не общаюсь помногу с Лео, он приехал главным образом по делам. Джун, сколько связей ты имела?

– Шесть, – ответила та.

– Здорово, – сказала Сильвия. – А я вот ни одной.

– Некоторые женщины не созданы для этого. Последняя фраза прозвучала для Сильвии довольно обидно, если не как пощечина.

– Что ты имеешь в виду?

– Они психически не подготовлены для адюльтера, – бойко пояснила Джун. – Это требует от женщины некоторых способностей создавать и поддерживать день за днем сложный вымысел для мужа. Я прямо наслаждаюсь, когда мне необходимо изворачиваться, чтобы не проболтаться Майку. Ты совсем другая. У тебя простой, прямолинейный склад ума, хитрость – не твоя стихия. К тому же у тебя прекрасный муж. – Подчеркивая важность своего мнения по поводу Джека, она многозначительно подняла брови.

– Раньше Джек целыми неделями отсутствовал дома, – сказала Сильвия. И я не могла спать с ним. А теперь это стало еще труднее. Она страстно желала иметь какое-нибудь творческое, полезное или возбуждающее занятие, которое заполнило бы собой длинные пустые дни. Неужели она родилась для того, чтобы умереть от скуки, просиживая часами в кухнях соседок и распивая кофе? Не удивительно, что так много женщин имело «связи». Выбора не было, или это – или сумасшествие.

– Если ты ограничилась только своим мужем для эмоционального опыта, сказала Джун Хенесси, – у тебя нет никаких оснований для выводов. Ты более или менее смиряешься с тем, что он может предложить, но если ты спала с другими мужчинами, ты можешь лучше судить о недостатках своего мужа, более объективно оценить его. И, если что-нибудь в его поведении тебе не нравится, ты настоишь, чтобы он переменился. А со своей стороны ты узнаешь, где ты сама действуешь неумело, и когда общаешься с другими мужчинами можешь научиться, как выразить себя так, чтобы доставлять мужу наибольшее удовлетворение. Я не могу понять тех, кто лишает себя удовольствия из-за недостаточного сексуального опыта.

Вышесказанное звучало как хорошая здравая мысль: даже муж получит выгоду…

Потягивая кофе и раздумывая над словами Джун, Сильвия увидела через окно, как недалеко от дома садился вертолет.

– Кто это? – спросила она.

– Ради всего святого, откуда я могу знать, – сказала Джун, выглядывая в окно.

Вертолет подкатил к стоянке рядом с домом, двери открылись и темноволосый, симпатичный мужчина, одетый в яркую нейлоновую рубашку с галстуком и брюки – просто модный европейский франт – вышел оттуда. За ним появился бликман с двумя тяжелыми чемоданами.

Глядя на темноволосого мужчину, направлявшегося к дому в сопровождении бликмана с двумя чемоданами. Сильвия почувствовала, как быстро застучало сердце в груди. Таким вот образом, подумала она, появляется Тонни, приятель Джун.

– Господи! – заволновалась Джун. – Да кто же это? Торговец?

Раздался стук в дверь, и она пошла открывать. Сильвия поставила чашку и последовала за ней. Возле Джун остановилась.

– Я же вроде раздета. – Она торопливо дотронулась до трусиков. Поговори с ним, пока я сбегаю в спальню и оденусь. Я не ожидала, что кто-то чужой свалится нам на голову, сама понимаешь, нужно проявить осторожность, ведь мы в доме совершенно одни, наши мужья отсутствуют… С развевающимися волосами она бросилась в спальню.

Сильвия открыла дверь.

– Добрый вечер, – сказал симпатичный мужчина, обнажая в улыбке белые, идеально ровные, средиземноморские зубы. Он говорил с легким акцентом. Вы хозяйка дома?

– Полагаю, что так, – смутившись, ответила Сильвия. Она мысленно окидывала себя взглядом, желая удостовериться, достаточно ли скромно она одета, чтобы вступить в беседу с незнакомым человеком.

– Я хочу предложить вам очень хорошие, экологически чистые продукты, с которыми, возможно, вам уже приходилось иметь дело, – сказал мужчина. Он смотрел на ее лицо, но так как Сильвия произвела на него определенное впечатление, он в то же время ухитрился окинуть ее взглядом с ног до головы. Ее смущение возрастало, но она не чувствовала негодования по этому поводу; мужчина имел очаровательную манеру держаться – застенчивую и в то же время достаточно откровенную.