355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Филип Киндред Дик » Свободное радио Альбемута (сборник) » Текст книги (страница 23)
Свободное радио Альбемута (сборник)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:50

Текст книги "Свободное радио Альбемута (сборник)"


Автор книги: Филип Киндред Дик



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Теперь это уже не имеет значения.

Он вышел из такси на крышу своего жилого блока, спустился на эскалаторе и оказался перед дверью своей квартиры. Монеткой, которую кто–то – Пат или Эл? – ему дал, он открыл дверь и вошел.

В комнате почему–то пахло горелым жиром – этот запах не встречался ему с самого детства. На кухне он понял, в чем дело: кухонный автомат регрессировал в газовую плиту фирмы «Бак» – старую, с грязными горелками и покореженной дверцей духовки. Он стоял, тупо разглядывая этот допотопный агрегат, а потом обнаружил, что метаморфозы произошли со всем кухонным оборудованием. Тостер превратился в реликтовый аппарат, из которого готовые гренки приходилось вытаскивать вручную. Холодильник, который здоровался с ним по утрам, стал громоздким железным шкафом с ременным приводом. Бог знает, из какой древности он выплыл. Он был куда старше, чем модель, показанная в рекламном ролике. Меньше всего изменился кофейник – и даже в лучшую сторону: у него исчезла щель для монет. Впрочем, это коснулось всей кухонной утвари. Некоторые аппараты исчезли совсем, скажем, газетный автомат и мусородробилка. Он попытался вспомнить, не было ли здесь еще чего–нибудь, но так и не вспомнил.

В гостиной дела обстояли не лучше. Телевизор зашвырнуло так далеко в прошлое, что он превратился в радиоприемник: с амплитудной модуляцией, в корпусе темного дерева, с наружной антенной и заземлением. Боже милостивый, ужаснулся про себя Джо.

Да, но почему телевизор превратился в радио, а не в груду деталей? Ведь если распад – то на составные части? А телевизоры не производят из старинных радиоприемников… Получается, прав был Платон, когда говорил об «идеях вещей», наполняемых инертной материей. Идея телевизора сменила идею радио, ее сменит что–то еще – это как кадры в киноленте… в любом предмете живет воспоминание о предшествующей форме, и прошлое – затаившись в глубине – продолжает жить и выныривает на поверхность, как только нарост последующих форм исчезает почему–либо… Мужчина – это продолжение не мальчика, а всех мужчин, существовавших до него. А история началась так давно…

Обезвоженные останки Венди… Кинолента оборвалась, следующего кадра не последовало. Так, наверное, происходит и старение – только здесь все кончилось за час.

Но по этой старой теории: разве Платон не считал, что есть что–то, что может пережить распад, что–то внутреннее и вечное? Издревле было так: душа и тело. Тело Венди перестало существовать, а душа вспорхнула как птица и улетела… может быть – чтобы родиться заново. Так говорит «Книга Мертвых», и это действительно так. Боже, как я надеюсь на это… Потому что в этом случае мы, может быть, встретимся вновь. В Зачарованном Месте на вершине Холма в Лесу, где маленький мальчик будет всегда–всегда играть со своим медвежонком… Так в «Винни–Пухе», так и у нас – это неизменно. И все мы, каждый со своим Пухом, обнаружим себя в новом, чистом, устойчивом мире…

Зачем–то он включил доисторический приемник. Желтая целлулоидная шкала осветилась, динамик заскрежетал, а потом, сквозь треск и свист, прорезался голос.

– А сейчас – «Семья Пеппера Янга», – объявил диктор. Зазвучал орган. – Программа подготовлена фирмой–производителем мягкого мыла «Камэй», мыла для прекрасных женщин. Итак, вчера Пеппер узнал, что его работа, длившаяся многие месяцы, подошла к непредвиденному концу, поскольку…

Джо выключил радио. Мыльная опера, тридцатые годы, подумал он. Что же, это отвечает логике нашего скользящего назад, умирающего полумира – если можно так выразиться.

Продолжая осмотр гостиной, Джо увидел кофейный столик со стеклянной крышкой и ножками в стиле барокко. На столике лежал номер журнала «Либерти». Тоже до Второй мировой… публикуется очередная глава сериала «Молния в ночи», фантазия на тему атомной войны. Джо долистал журнал до конца, потом стал выискивать остальные перемены, происшедшие в гостиной.

Вместо упругого, нейтрально окрашенного покрытия пола лежали широкие доски из настоящего дерева. Посреди комнаты пылился выцветший турецкий ковер. На стенах осталась только одна картина: застекленный эстамп, изображающий умирающего индейца верхом на лошади. Раньше Джо его не видел. По крайней мере, не помнил, что видел. Эстамп ему не поправился. Видеофон превратился в черный настенный телефон – еще без диска. Джо снял трубку и услышал женский голос: «Номер, пожалуйста». Ничего не сказав, он повесил трубку.

Система кондиционирования и отопления исчезла. В углу комнаты Джо обнаружил газовый нагреватель с огромной жестяной трубой, проходящей вдоль стены почти до потолка.

Пройдя в спальню, он открыл платяной шкаф и стал копаться в нем, выбирая, во что переодеться. Так… черные туфли, шерстяные носки, бриджи, голубая хлопчатобумажная рубашка, спортивный пиджак из верблюжьей шерсти и кепи. И для более торжественных случаев: синий в мелкую черную полоску двубортный костюм, подтяжки, цветастый галстук и белая рубашка с жестким целлулоидным воротничком. Боже мой, ахнул Джо, обнаружив сумку с клюшками для гольфа, это что еще за древность?..

Он вернулся в гостиную. На этот раз взгляд его задержался на том, что было раньше полифонической радиоаппаратурой: тюнером с частотной модуляцией, проигрывателем с высоким гистерезисом и невесомым иглодержателем, колонками и многоканальным усилителем. Вместо этого он увидел высокий деревянный ящик с торчащей сбоку заводной ручкой. Ему не было нужды поднимать крышку, чтобы знать, что теперь представляет из себя его аудиосистема. Пакет бамбуковых игл лежал на полке рядом с патефоном «Виктрола». Там же лежала десятидюймовая пластинка на 78 оборотов. Рэй Нобл, «Турецкое наслаждение». Вот и все, что осталось от его лент и долгоиграющих пластинок…

Завтра здесь будет стоять фонограф с валиком. С записью молебна…

На мягкой софе лежала свежая на вид газета. Джо взял ее в руки. Вторник, 12 сентября 1939 года…

ФРАНЦУЗЫ ПРОРВАЛИ ЛИНИЮ ЗИГФРИДА!

НАСТУПЛЕНИЕ В РАЙОНЕ СААРБРЮКЕНА!

Начинается крупнейшая битва на Западном фронте!

Забавно, подумал Джо. Вторая мировая только–только началась, и французам кажется, что они побеждают…

ПО СООБЩЕНИЯМ ИЗ ПОЛЬШИ, ПРОДВИЖЕНИЕ НЕМЕЦКИХ ЧАСТЕЙ ОСТАНОВЛЕНО

Агрессор бросает в бой все новые и новые силы, но не продвигается вперед.

Газета стоила три цента. Это тоже заинтересовало его. Что можно купить на три цента?.. Еще раз оглядев газету, Джо убедился, что она совсем свежая. Ну что же, теперь я знаю дату, подумал он. Знаю, куда меня отбросило.

На комоде стояли фотографии в рамочках. Это были фотографии Рансайтера. Не того, которого он знал; мальчик, юноша, молодой мужчина – но все равно узнать можно. Я его никогда не видел таким, подумал Джо, откуда же?..

Он полез в карман и достал бумажник. В бумажнике было несколько моментальных фотографий – Рансайтер, один только Рансайтер, никаких родственников или друзей. Джо опустил бумажник в карман и тут только сообразил, что бумажник не пластиковый, а из натуральной кожи. Впрочем, так и должно быть, в те – эти – времена кожа была общедоступна. Ну и что из этого? Ничего… Однако он еще раз достал бумажник и подержал в руке. Прикосновение было невыразимо приятным. Да, это вам не пластик…

Вернувшись в гостиную, он осмотрелся в поисках почтовой ниши, где должна была находиться предназначенная ему корреспонденция. Ничего похожего. Он сосредоточился, пытаясь вспомнить, как в это время почта попадала к адресатам. Ее подсовывали под дверь? Нет, как–то иначе. «Почтовый ящик», вспомнилось ему. Ага… и где же он расположен? Скорее всего, у подъезда. Да, скорее всего.

– Пять центов, пожалуйста, – сказала дверь. Она не изменилась – единственная из всего, что было здесь. Видимо, врожденное упрямство помогало ей не поддаться регрессу. Она уцелеет, даже если весь мир…

Эскалатора не было. Вниз вели неподвижные бетонные ступени. Двадцать этажей… шаг за шагом… Это невозможно. Никто не в силах преодолеть столько ступенек. Нет, только лифт. Он шагнул к лифту и вдруг вспомнил, что произошло с Элом. А вдруг я увижу то же, что и он? Железная клетка на железном тросе, полоумный старикашка в форменной фуражке… видение не из тридцать девятого, а из девятого года, падение продолжается… Нет уж, лучше лестница. Шаг за шагом. Двадцать этажей.

Набравшись терпения, он начал спуск.

На половине пути его посетила кошмарная мысль: обратной дороги не было! Он не мог вернуться ни в квартиру, ни на крышу, где его ждало такси. Он обречен остаться внизу – может быть, навсегда. Разве что «Убик» окажется настолько могуч, что способен будет оживить эскалатор или лифт. Интересно, каким окажется наземный транспорт, когда я спущусь? Это будет трамвай? Или конка?..

Перепрыгивая через ступеньку, он продолжил свой путь. Слишком поздно было сворачивать с него.

Лестница кончилась. Перед Джо был просторный вестибюль. Посредине стоял длинный мраморный стол с двумя керамическими вазами. В вазах были цветы – кажется, ирисы. Четыре ступени вели к затянутым портьерами входным дверям. Джо повернул стеклянную рифленую ручку и открыл дверь.

Так. Снова ступени. А справа – ряды медных почтовых ящиков. На каждом – имя, каждый заперт на ключ. Он оказался прав: почту доставляли только до этого места. Он нашел свой ящик с полоской бумаги, на которой было написано: «Джозеф Чип, 2075», и кнопкой звонка. Ее нажимают, и в квартире слышно…

Ключ! У него не было ключа! Или был? Лихорадочно обшарив карманы, Джо обнаружил колечко с несколькими металлическими ключами. Интересно, от чего они? Вот этот, самый маленький, наверное, от почтового ящика… Он вставил ключик в скважину, осторожно повернул – дверца открылась. Он заглянул внутрь.

Там было два письма и квадратный пакет, обернутый бумагой и оклеенный лентой. Трехцентовые красные марки с портретом Вашингтона… Джо, затаив дыхание, рассматривал эти замечательные раритеты, потом, игнорируя письма, стал вскрывать пакет. Какой–то он тяжелый… и для аэрозольного баллончика у него не совсем подходящая форма… Вернулся страх. А если это не «Убик»?.. Не может быть, такого просто не может быть. Иначе повторится история Эла… Чему быть, того не миновать, подумал Джо, бросая на пол обертку и поднося к глазам картонную коробочку…

УБИК

ПОЧЕЧНЫЙ БАЛЬЗАМ

Внутри находился флакон голубого стекла с широким горлышком. Этикетка: «СПОСОБ ПРИМЕНЕНИЯ. Этот уникальный болеутоляющий препарат разрабатывался доктором Эдвардом Сандабаром на протяжении сорока лет. Применяя его, вы избавитесь от утомительной необходимости вставать по ночам. Растворите чайную ложку бальзама в стакане теплой воды и выпейте перед сном. Если сохраняются боль и раздражительность, увеличьте дозу до столовой ложки. Не давать детям. Состав: лист олеандра, каменная соль, мятное масло, N–ацетил–Р–аминофенол, окись цинка, древесный уголь, хлорид кобальта, кофеин, экстракт наперстянки, стероиды в следовых количествах, цитрат натрия, аскорбиновая кислота, пищевые красители и ароматизаторы. Использовать только согласно инструкции! Беречь от огня! Избегать попаданий на кожу! Длительное употребление и передозировка могут вызвать привыкание».

Бред, подумал Джо. Он еще раз перечитал список ингредиентов, борясь с подступающей злостью. Нет, это бессмысленно… Чувство полнейшей беспомощности овладело им. Все, мне конец… Это вовсе не то, что Рансайтер рекламировал по телевизору. Идиотская смесь из допотопных лекарств, кожной мази, обезболивающего, ядов, инертных веществ – с добавкой кортизона, которого в тридцать девятом году и в помине не было. «Убик» тоже регрессировал – по крайней мере, тот баллончик, который прислали по почте. Какая ирония: то, что должно предотвратить регресс, само подвергается регрессу. Да, можно было сразу понять это – как только увидел трехцентовые марки с Джорджем Вашингтоном…

Джо вышел на улицу – и первое, что увидел, был автомобиль. Настоящий классический автомобиль – как только что из музея. Вот он, стоит у тротуара. «Ла Салле».

Доберусь ли я до Де–Мойна на таком автомобиле? За неделю – да. Но к этому времени мне уже все будет безразлично… Да и автомобиль изменится. Все изменится, за исключением, наверное, упрямой двери…

Он подошел к машине. Может быть, это моя? Тогда один из ключей должен быть ключом зажигания… так, кажется, заводились эти старинные автомобили. С другой стороны – заведу, а что дальше? Водить я не умею, особенно с этим… как его?.. ручным переключением передач. Он открыл дверцу и сел на водительское место. Ах, черт, что же делать? Бессильно закусив губу, он уставился прямо перед собой.

Может быть, принять столовую ложку почечного эликсира «Убик»? Судя по его составу, он умертвит меня достаточно надежно. Хотя это, конечно, не идеальный способ. От хлорида кобальта слишком мучительная агония… если, конечно, наперстянка не подействует раньше. И листья олеандра. Это уже вообще… Такой коктейль превратит все кости в желе. Дюйм за дюймом.

Минуточку! Это же тридцать девятый год! Самолеты! Если удастся добраться до аэропорта, можно будет нанять трехмоторный «Форд» с пилотом – и к вечеру я буду в Де–Мойне!

Он перебрал все ключи, пока не нашел тот, что включает зажигание. Раздался звук стартера, потом заработал двигатель. Мерный мощный рокот мотора понравился Джо. Это было как с бумажником из натуральной кожи – регресс, который грел душу. В бесшумном транспорте девяносто второго ему не хватало чего–то такого: грубого, надежного, ощутимого. Теперь сцепление, вспомнил он. Слева внизу. Ногой он нащупал педаль. Нажал на нее, тронул рычаг переключения скоростей. Резкий звук трущегося металла! Слишком слабо нажал на педаль. Он вдавил ее до упора и еще раз попробовал включить скорость. На этот раз все получилось, как надо.

Медленно и неуверенно автомобиль тронулся с места. Он двигался рывками – но двигался! Кое–как выехав на дорогу, Джо испытал прилив оптимизма. Теперь найти этот чертов аэродром – пока не началась эра хлипких этажерок с ротативными моторчиками «Гном»… вращающийся картер и брызги касторки… полеты на высоте забора со скоростью семьдесят пять миль в час…

Час спустя Джо припарковался около летного поля. Ангары, полосатый матерчатый «чулок», указывающий направление ветра, бипланы с деревянными пропеллерами… Ну и картинка, подумал он. Прямо исторический фильм. Впрочем, и этому всему суждено исчезнуть, как исчезли предыдущие формы. Регресс сметет все… Он выбрался из «Ла Салле», чувствуя, что его укачало. Постоял и поплелся к центральной постройке.

– Что я могу нанять на это? – Джо показал все свои деньги первому же более–менее похожему на официальное лицо человеку. – Мне нужно в Де–Мойн. Прямо сейчас.

Лысый, с намащенными усами и в крохотных очках служащий молча уставился на деньги.

– Эй, Сэм! – повернув круглую, как арбуз, голову, крикнул он. – Иди–ка сюда. Посмотри на эти деньги.

Подошел тот, кого назвали Сэмом, – мужчина в полосатой рубашке, лоснящихся брюках и полотняных туфлях.

– Ненастоящие, – сказал он, посмотрев на деньги. – Игрушечные, наверное. Здесь нет ни Джорджа Вашингтона, ни Александра Гамильтона.

Оба служащих с подозрением уставились на Джо.

– У меня есть «Ла Салле» тридцать девятого года – здесь, на стоянке. Я могу отдать ее за полет до Де–Мойна. Это вас не заинтересует?

После недолгого молчания тот, что в маленьких очках, сказал задумчиво:

– Может быть, Огги Брент?..

– Брент? – сказал другой. – Да его «Дженни» двадцать лет от роду. Она не дотянет и до Филадельфии.

– А Макги?

– Он же в Ньюарке.

– Тогда Сэнди Джасперсон. «Кэртис–Райт» у него в полном порядке – до Айовы дотянет. Рано или поздно. – Он повернулся к Джо. – Идите к третьему ангару, там ищите красно–белый «Кэртис». Это такой биплан. И там же будет толстенький коротышка, который в нем копается. Если он не возьмет вас, тогда придется ждать до завтра – вернется Айк Макги на трехмоторном «Фоккере».

– Спасибо. – Джо вышел из здания. У ангара номер три, видимый издалека, стоял красно–белый самолетик. «Кэртис», подумал Джо. Хорошо, что не «Джей–Эн». Стоп. Откуда мне известно, что «Дженни» – это «Джей–Эн», учебный самолет времен Первой мировой? Как я это узнал? Боже правый, подумал он, внутри меня тоже что–то происходит, мои мысли подстраиваются под то, что вокруг… неудивительно, что я смог управлять «Ла Салле» – я полностью втягиваюсь в это время!

Рыжий толстенький коротышка тер промасленной тряпкой колесо своего биплана.

– Мистер Джасперсон? – спросил Джо, останавливаясь перед ним.

– Да, это я, – коротышка встал, удивленно рассматривая одежду Джо. – Чем могу быть полезен?

Джо сказал, чем.

– Вы хотите отдать «Ла Салле», совершенно новую «Ла Салле», за полет до Де–Мойна? – не поверил Джасперсон. Брови его сошлись над переносицей. – Можно было бы и в оба конца, мне все равно лететь обратно… Впрочем, давайте посмотрим, что за машина. Я ничего не обещаю, я еще ничего не решил…

Они дошли до стоянки.

– Но тут нет никакой «Ла Салле», – сказал Джасперсон, озираясь.

Он был прав. Вместо «Ла Салле» стоял маленький жестяной «Форд» с брезентовым верхом. «Форд» модели «А» произволства двадцать девятого года – не имевший никакой ценности в глазах Джасперсона…

Теперь – все. Ни малейшей надежды. Он никогда не доберется до Де–Мойна. А это, как утверждал Рансайтер в том ролике – верная смерть. Ее уже встретили Венди и Эл…

Его собственная смерть стала лишь вопросом времени.

Стоит ли тянуть, подумал Джо. Он распахнул дверцу своего «форда» и сел за руль. Флакон «Убика» лежал на сиденье. Он взял его…

Это был совсем другой флакон. Бутылочка, как и машина, претерпела регресс. Бесшовная и плоская, она имела следы царапин на стенках: бутылки такого типа, Джо знал, выдувают в деревянные матрицы. Очень старое изделие: винтовая пробка, похоже, изготовлена вручную. На этикетке… Джо поднес бутылочку к глазам и прочитал текст.

ЭЛИКСИР УБИКЬЮ. Гарантированно восстанавливает мужскую силу и изгоняет болезненные фантазии любого рода, а также избавляет от бесплодия, как мужского, так и женского. Используемый по указаниям, благотворен для рода людского.

Ниже шел еще текст; Джо прищурился, стараясь разобрать крошечные буковки.

Не делай этого, Джо. Есть другой путь. Ищи его.

Желаю удачи.

Рансайтер, понял Джо. Продолжает свои садистские игры. Хочет, чтобы мы продержались еще какое–то время. Зачем? Бог его знает. Может быть, его забавляют наши страдания? Вряд ли, он не такой – насколько я его знаю…

Джо отложил бутылочку «Эликсира УБИКЬЮ», решив повременить с его использованием.

Интересно, что он имел в виду под «другим путем», подумал Джо.

Глава 11

Применяемый строго по инструкции, «Убик» гарантирует вам крепкий сон до утра. Утром вы проснетесь полным сил и энергии, и все вчерашние проблемы окажутся легко разрешимы!

Не превышайте рекомендованной дозы.

– Подождите–ка, а это что у вас такое? – совсем другим голосом спросил Джасперсон, заглядывая в машину. – Не дадите ли взглянуть?

Джо молча протянул ему плоскую бутылку.

– Моя бабушка частенько толковала об этом зелье – рассматривая бутылку на просвет, проговорил пилот. – Где вы его взяли? Этого не производят, наверное, со времен гражданской войны…

– Наследство, – сказал Джо.

– Не иначе… Да, ручная работа, теперь такого не встретишь. Их и изготовили–то всего ничего. Впервые этот эликсир появился в Сан–Франциско году в 1850. В продажу его не пускали, делали только по заказам. Три сорта, разной силы… у вас как раз самый сильный. Вы знаете, из чего он состоит? – Джасперсон испытующе посмотрел на Джо.

– Разумеется, – сказал Джо. – Мятное масло, окись цинка, цитрат натрия, древесный уголь…

– Замнем, – сказал Джасперсон. Несколько секунд он молча хмурил брови, о чем–то размышляя. – Давайте сделаем так: вы отдаете мне эту бутылку, а я отвожу вас в Де–Мойн. Вылетаем немедленно, я хочу большую часть пути проделать днем.

С бутылкой «Эликсира УБИКЬЮ» он решительно зашагал от «форда».

Десять минут спустя биплан «Кэртис–Райт», заправленный под пробку, затрясся по неровной взлетной полосе, то подпрыгивая, то снова задевая колесами землю. Джо вцепился в сиденье, чтобы не выпасть из кабины.

– Мы слишком перегружены, – беззаботно сказал пилот.

Наконец биплан кое–как зацепился за воздух и потянул над самыми крышами домов, разворачиваясь на запад.

– Когда мы будем на месте? – спросил Джо. Приходилось кричать, чтобы преодолеть рев мотора.

– Все зависит от того, какой будет ветер, – ответил пилот. – Если попутный, то завтра к полудню.

– Слушайте, а что такого ценного в этой бутылке? Можете вы мне сказать?

– Там в качестве наполнителя – золотая пыль. Все лекарство – это золотая пыль и смесь минеральных масел.

– И много там золота?

Джасперсон молча ухмыльнулся. Ответ был ясен.

Старенький биплан «Кэртис–Райт» барахтался в воздушных течениях, держа направление примерно на Айову.

В три часа на следующий день они приземлились на аэродроме Де–Мойна. Сразу же после посадки пилот испарился, прихватив с собой бутылку с золотой пылью. Джо с трудом, преодолевая боль в затекших ногах, выбрался из аэроплана, постоял немного и нетвердой походкой направился в сторону крошечного аэровокзальчика на краю летного поля.

– Можно от вас позвонить? – спросил он пожилого служащего, склонившегося над картой погоды.

– Пять центов, – не отрываясь, бросил тот.

Джо порылся в своей мелочи и среди монеток с профилем Рансайтера нашел подходящую, с бизоном.

– Звоните, – сказал служащий.

Раскрыв телефонную книгу, Джо нашел в ней нужный номер и назвал его телефонистке.

– Мортуарий Истинного Пастыря, мистер Блисс слушает вас.

– Я прибыл на похороны Глена Рансайтера, – сказал Джо. – Я не опоздал?

– Церемония отпевания только что началась, – ответил мистер Блисс. – Где вы находитесь, сэр? Я могу выслать автомобиль. – В голосе его слышалось плохо скрытое неодобрение.

– На аэродроме, – сказал Джо.

– Вам следовало бы прибыть раньше, – заметил мистер Блисс. – Боюсь, что на отпевание вы уже не успеете. Но тело мистера Рансайтера будет открыто для прощания до завтрашнего утра. Ждите наш автомобиль, мистер?..

– Чип, – сказал Джо.

– Здесь вас очень ждут, мистер Чип, и нам многократно напоминали, чтобы мы были готовы встретить вас, мистера Хэммонда и… и мисс Райт. Они с вами?

– Нет, – сказал Джо и повесил трубку.

Он сел на скамью из гнутой полированной фанеры. Отсюда ему была видна дорога из города. Успел, подумал он, наши еще не уехали… а именно это меня и заботило.

– Мистер, нельзя ли вас на минутку? – Пожилой служащий был чем–то удивлен.

– Да? – Джо встал и пересек «зал ожидания».

– Эти пять центов… На них дата: 1940, – он смотрел на Джо, не мигая.

Ворча, Джо вытащил оставшиеся у него монеты и начал сортировать их. Нашел наконец пятицентовик 1938 года и бросил его на стол.

– Иногда попадаются фальшивые деньги, – в спину ему сказал служащий.

Джо не ответил. Он сделал вид, что полностью поглощен радиолой, стоящей в углу. Диктор рекламировал зубную пасту «Айпана». Интересно, сколько мне ждать?.. Сейчас, когда он находился так близко к цели, нервы могли не выдержать. Быть в нескольких милях от своих – и… нет, это невозможно… Он заставил себя не думать об этом.

Просто сидеть и ждать…

Через полчаса подъехала машина, «Виллис–Кавалер» 1930 года. Из нее вышел мужчина в элегантном черном костюме. Приложив руку ко лбу, он стал вглядываться в окна зала ожидания.

– Мистер Блисс? – спросил Джо, выходя к нему.

– Совершенно верно. – Блисс пожал Джо руку и пригласил в машину. В салоне сильно пахло мужским одеколоном. – Поторопимся, мистер Чип, у нас есть шанс успеть на часть церемонии. В особо торжественных случаях отец Эбернети произносит довольно длинные проповеди.

Джо уселся рядом с мистером Блиссом, и машина, постреливая выхлопами, покатилась по автостраде, временами выжимая миль сорок в час.

– Вы служащий мистера Рансайтера, не так ли? – спросил Блисс.

– Да.

– Он занимался каким–то необычным бизнесом. Боюсь, что я не совсем понимаю даже, каким именно… – Блисс посигналил рыжему сеттеру, который выбежал на дорогу; собака оглянулась и отошла, признавая преимущественное право проезда за «Виллис–Кавалером». – Что значит «псионический»? Некоторые из служащих мистера Рансайтера использовали этот термин.

– То же самое, что и «парапсихологический», – сказал Джо. – Способность воздействовать на что–либо мыслью непосредственно, без физических посредников.

– Вы имеете в виду некие мистические силы? Наподобие предвидения будущего? Я спрашиваю потому, что ваши люди говорили о будущем так, будто оно уже реально существует. Они говорили не со мной, а между собою, но я слышал эти беседы – вы понимаете, как это бывает… Значит, вы все медиумы?

– Можно и так сказать.

– И что вы можете предвидеть относительно войны в Европе?

– Германия и Япония будут разбиты. Соединенные Штаты вступят в войну седьмого декабря сорок первого года – Джо сказал это и замолчал, не желая развивать тему.

– Лично я изоляционист – сказал Блисс.

Интересно, остальные наши чувствуют все это? Вот эту реальность? Соединенные Штаты тридцать девятого года? Или, когда я соединюсь с ними, падение в прошлое сменится некоторым подъемом, и мы попадем в более поздние времена? Хороший вопрос. Потому что вместе мы, может быть, сумеем зацепиться за какие–то устойчивые элементы реальности и преодолеть эти пятьдесят три года… Впрочем, если наши находятся именно в этом времени, то присоединюсь я к ним или нет – ни на что это не повлияет. Разве что распад мира приостановится… или даже прекратится. Или уже прекратился? За последние сутки ничего не случилось… Может быть, это произошло из–за моего приближения к остальным? Хотя нет… флакончик с почечным бальзамом провалился лет на восемьдесят. И тот лифт, который увидел Эл…

Но ведь пилот тоже видел «Эликсир УБИКЬЮ» и держал его в руках! Значит, это не иллюзия! Конечно, ведь благодаря этой бутылке ручной работы я и добрался до Де–Мойна! И метаморфозу автомобиля «Ла Салле» пилот тоже видел! Может быть, то, от чего умер Эл, имело совсем не такую природу?.. Господи, только бы это было так! Джо молился об этом.

Предположим, мы не сможем обратить вспять регресс, размышлял Джо, стараясь успокоиться. Ну и что? Да, мы останемся в этой действительности до конца жизни. И приспособимся к девятиламповым приемникам «Филко», похожим на комод, – впрочем, супергетеродин уже изобретен, просто эта аппаратура мне не попадалась. Мы научимся управлять автомобилями «Америкэн Остин» по четыреста сорок пять долларов за штуку (цифра сама собой возникла в его голове, и он был уверен, что она истинная). Устроимся на работу и начнем зарабатывать здешние деньги – и тогда нам не придется летать бипланами «Кэртис», которые годятся только в музей; уже в тридцать пятом году открылась транстихоокеанская линия, обслуживаемая четырехмоторными «Клипперами». Трехмоторные монопланы Форда появились одиннадцать лет назад и уже устарели. А мой автомобиль «Ла Салле» был вполне приличным механизмом, прежде чем претерпел регресс; управлять им было приятно…

– А как насчет России? – спросил мистер Блисс. – В смысле войны? Мы их раздавим, этих красных? Вы можете заглянуть так далеко в будущее?

– Россия будет воевать на нашей стороне – сказал Джо. – На стороне США. – А как же насчет всего остального, думал Джо, насчет продуктов, медицины, всего такого? Кажется, уже есть сульфамиды. Прямо скажем, не густо. Если заболеем… И дантисты с их бормашинами – ужас какой–то. Зубная паста с фтором появится лет через двадцать…

– На стороне США? – забеспокоился Блисс. – Коммунисты? Это невозможно! У них же пакт с нацистами.

– Германия нарушит пакт, – сказал Джо. – Гитлер нападет на Советский Союз в июне сорок первого.

– И раздавит его, надеюсь…

Оторванный так бесцеремонно от размышлений, Джо повнимательнее присмотрелся к тому, кто вез его на стареньком «Виллис–Кавалере».

– Настоящая угроза – это коммунисты, а не Германия, – продолжал тот. – Взять еврейский вопрос. Кто имеет со всего этого? Евреи, конечно. Понаехали к нам, гражданства не имеют, живут на пособия благотворительных фондов. Нет, кое в чем нацисты взяли слишком круто, но согласитесь – как–то же еврейский вопрос решать надо! Ну, не концлагеря… В Штатах ведь те же проблемы – не с евреями, так с ниггерами. И я думаю – рано или поздно придется и нам разбираться и с теми, и с другими.

– Никогда не слышал, как кто–то говорит «ниггер», – сказал Джо. В его восприятии этой эры появился новый оттенок. Да, об этом я позабыл…

– Линдберг – вот у кого верный взгляд на Германию, – заявил Блисс. – Вы слышали его? Нет, не то, что пишут в газетах, а по–настоящему… – Он тормознул перед стоп–сигналом, похожим на семафор. – Или взять сенаторов Бориха и Ная. Если бы не они, Рузвельт продал бы оружие Англии – и Штаты бы оказались втянутыми в чужую войну. Рузвельту не терпится ввести оговорки в эмбарго на торговлю оружием. Он спит и видит, как бы ввязаться в войну! Но американский народ не пойдет за ним. Американский народ не будет воевать за англичан и прочую шушеру…

Звякнул колокольчик, и зеленая стрела семафора поднялась. Блисс включил первую скорость, и «Виллис–Кавалер» покатился дальше, вливаясь в уличную суету.

– Ближайшие пять лет у вас не будет причин для радости – сказал Джо.

– Почему это? Все жители Айовы такого же мнения, что и я. А знаете, что я думаю о вас, служащих Рансайтера? Что вы просто–напросто банда профессиональных агитаторов, вот и все, – Блисс метнул в Джо взгляд, полный непоколебимой самоуверенности.

Джо промолчал. Он разглядывал проплывающие мимо деревянные, кирпичные, бетонные дома – почему–то черные в большинстве своем – и думал, только ли ему предстал этот аспект общей проблемы? В Нью–Йорке будет иначе, сказал он себе, а здесь «библейский пояс», сверхконсервативный Средний Запад… Нет, здесь мы жить не станем – поселимся на побережье, восточном или западном. Инстинктивно он чувствовал, что только что коснулся главной проблемы, которая встанет перед ними. Мы слишком много знаем, чтобы жить спокойно… если бы нас отбросило лет хотя бы на тридцать, было бы легче – в смысле психологической адаптации; лучше без особых треволнений пережить полеты «Джемини» и аварии первых «Аполлонов», чем здесь, сейчас… Они тут слушают «Два черных ворона» на пластинках в семьдесят восемь оборотов, и Джо Пеннера, и «Мерт и Марджи». Отголоски Великой депрессии все еще чувствуются. Мы были свидетелями колонизации Луны и Марса, вот–вот должны были начаться регулярные межзвездные перелеты – а здесь неспособны справиться с пустынями Оклахомы. Для них Уильям Дженнингс Брайан – великий оратор, а «обезьяний процесс» Скопса [18]18
  Судебный процесс 1925 года в городе Дейтоне, штат Теннесси, над учителем Д. Скопсом, который обвинялся в том, что излагал в школе эволюционную теорию Дарвина; обвинителем на суде выступил крайне правый политик, один из лидеров демократической партии У. Дж. Брайан.


[Закрыть]
– живая реальность. Никогда мы не сможем адаптироваться по–настоящему, привыкнуть к их мировоззрению, морали, политике, социальному расслоению… Для них мы профессиональные агитаторы, более чуждые, чем нацисты, и более опасные, чем вся их коммунистическая партия. Да, мы действительно самая большая угроза для этой эпохи, и в этом Блисс абсолютно прав.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю