Текст книги "Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

Глава 16

Он пошарил в своей сумке, которую поставил на пол, достал оттуда пистолет и протянул его Дунскому.

– Хочешь получить его назад?

– Спасибо, – сказал Дунский, взяв оружие. – Он нужен мне, пока Кастор жив.

– Мы все еще не нашли его, – кивнув, сказал иммер. – И вот что: нам рассказали, в какое положение ты попал, но я хотел бы услышать и твой рассказ. У нас недостает подробностей, чтобы правильно оценить ситуацию.

– Это не просто ситуация, а настоящий переплет.

– Может быть, поговорим за кофе? – предложила блондинка. – Или рассказ не займет столько времени?

– Кофе – это прекрасно, – сказал Дунский.

Они пошли в кухню и сели, а блондинка открыла звездный шкафчик с табличкой ПШ-Чт.

– Мне сделали эту звезду, когда я узнала, что Мартин и Банблоссом уезжают. Они мои близкие друзья…

– Довольно, – выразительно кашлянув, сказал мужчина. – Чем меньше ум Дунский будет знать о нас, тем лучше.

– Извините, ум Гар… – Блондинка в смущении проглотила остаток имени.

– Ты слишком много говоришь, женщина, – заметил Тощий.

– Я буду следить за собой. – Блондинка достала два кубика каменированного кофе, положила их в нишу, закрыла дверцу, нажала кнопку и вынула пакеты с размороженным кофе.

Тощий сказал:

– Я сообщу тебе, что известно нам, а потом мы выслушаем тебя. Свою информацию мы получили… из устного источника. Информационные каналы были использованы только для передачи сведений нашему начальнику.

Пока говорил Дунский, блондинка налила всем кофе и молча подала сахар и сливки. После двух чашек Дунский рассказал все, что им следовало знать.

Когда он закончил, наступило долгое молчание. Тощий, задумчиво погладив подбородок, сказал:

– Нужно выяснить, что известно этой Сник. А потом мы решим.

– Что решим? – спросил Дунский.

– Убить ее перед каменированием или просто спрятать где-нибудь. Если мы ее не убьем, всегда будет существовать вероятность, что ее найдут. А если ее найдут, она все расскажет.

Дунский тяжело выдохнул, словно получив удар под ребра, и сказал:

– Не знаю, может, это действительно необходимо, но…

– Ты знал, принося присягу иммера, что когда-нибудь тебе, возможно, придется совершить убийство, – сказал Тощий, пристально глядя своими темно-красными глазами в глаза Дунского. – Ты ведь не станешь оспаривать это?

– Нет, разумеется. Нельзя получить что-то, не отдав чего-то взамен. Я принимаю все, что судьба пошлет, но убийство… на это следует идти лишь в случае крайней необходимости.

– Знаю. – Тощий допил свою чашку, поставил ее на стол и встал.

– Приготовь Сник, женщина, – кивнул он блондинке.

Та позвала с собой темноволосую, а Тощий поставил на стол сумку и начал выгружать из нее все необходимое для допроса. Дунский отвел глаза и посмотрел сквозь жалюзи в широкое и высокое окно. На улице было всего несколько пешеходов и велосипедистов, праздношатающиеся отсутствовали. Все, насколько было заметно, спешили по делам. Если среди них и были органики, в эту сторону никто не смотрел. «Хорошо им, – подумал Дунский, – они заняты своими делами и не ведают, какое злое дело готовится всего в нескольких футах от них. Да, злое, но совершается оно в благих целях. Иммеры не собираются свергнуть правительство. Они просто живут, с некоторыми оговорками, в рамках существующего строя, хотят одного – чтобы их не трогали, и надеются изменить этот строй так, чтобы дать всем настоящую свободу. Что же в этом плохого?»

Тощий, как стал про себя называть его Дунский, спрятал какие-то приспособления обратно в сумку, а остальные отнес в гостиную.

– Положим ее вот сюда, – указал он на диван. – Не показывайтесь никто ей на глаза. – Он обвязал лицо платком и стал у цилиндра, держа наготове газовый баллончик. Блондинка по, его знаку включила энергию и секундой позже, после автоматического отключения, закрыла панель.

Тощий распахнул дверцу, впрыснул в цилиндр газ и снова закрыл его, не успела блондинка отойти от стены. Дунский увидел на миг широко открытые глаза Сник, ее искаженное страданием лицо – она пыталась распрямить свое скрюченное тело. В окошке мелькнули ее голова и ладони, но тут же все исчезло опять. Тощий опустил платок на шею и отсчитал тридцать секунд по часам, прежде чем открыть дверцу. Сник выпала наружу, ударившись головой об пол и задрав ноги.

Дунский помог брюнетке перенести обмякшее тело на диван. Тощий, держа концами пальцев какой-то круглый аппарат, провел им над лежащей навзничь Сник. Потом велел ее перевернуть и обвел прибором со спины. Над левым бедром прибор запищал. «Ага!» – и Тощий снова вернул детектор к этому месту. Потом достал из кармана карандаш и очертил красным квадратик площадью два дюйма. Спрятал круглый детектор, взял тонкий цилиндрик с утолщением на конце и стал водить им над кожей Сник внутри квадрата. Сигнал усилился.

Тощий надел матовые очки с толстыми стеклами, низко склонился над очерченным местом и поставил крошечный крестик в центре квадрата. Снял очки, сложил их и спрятал в карман.

– Передатчик. Почтовый голубок. Но не включен, конечно.

– Откуда ты знаешь? – спросил Дунский.

– Будь он включен, нас бы уже взяли. – Тощий приложил счетчик к пульсу Сник. – Немного ускорен, но это нормально, когда применяется газ. – Он перестроил счетчик и передвинул его повыше. – Давление тоже нормальное, учитывая обстоятельства.

Дунский хотел вернуть на место отвисшую челюсть Сник, но сдержался. Еще подумают, что он ей сочувствует.

– Не знаю, как повлиял на нее удар по голове, – продолжал Тощий. – Будем надеяться, что умственные способности не пострадали и что она не умрет тут у нас от черепной травмы.

– По крайней мере, до конца допроса, – сказал Дунский.

– Да, – согласился Тощий, видимо, не уловив сарказма. Он провел вдоль руки Сник селектором вены и остановился там, где загорелся оранжевый огонек. Медленно поводил прибором взад-вперед, чтобы определить, где огонек горит ярче всего, и прижал наконечник селектора к коже. На руке осталась круглая оранжевая метка. Тощий протер кожу спиртом – метка при это не исчезла, – взял шприц и ввел в вену три кубика темно-красной жидкости. Веки Сник дрогнули.

Тощий приступил к допросу по всем правилам Органического Департамента. По мнению Дунского, Тощий сам был органик. Вопросы он ставил в соответствии с законом, но во всем остальном процедура не имела ничего общего с узаконенной. Здесь не было ни судей, ни врача, ни защитника, ни съемочной группы, ни государственного обвинителя, ни банкира данных, чтобы засвидетельствовать, что допрашиваемая действительно является лицом, известным государству под именем Пантея Пао Сник.

Тощий, должно быть, использовал ее звезду, чтобы получить все данные на нее, но кое-что выяснить не сумел, иначе не было бы нужды ее допрашивать.

Одним из невыясненных пунктов было ее задание.

Тощий перешел сразу к сути дела и стал выведывать, в чем оно заключается. Этого нельзя было достичь, задав Сник прямой вопрос и предоставив ей говорить. Наркотик не мог пробить плотину столь радикально. То, что знала Сник, приходилось вытягивать из нее мало-помалу, путем терпеливых расспросов. Зато ответы выскакивали легко и быстро, точно гайки из отлаженного станка.

Закончив, Тощий сел на стул рядом со Сник. Пот струился у него со лба – можно было подумать, что в комнате испортился кондиционер.

– Хорошо, что Сник искала не нас, – сказал он, – но она могла бы наткнуться на нас случайно. Да и наткнулась, собственно, только мы, к счастью, захватили ее раньше, чем она успела уведомить органиков.

Главная миссия Сник состояла в том, чтобы найти и арестовать женщину-дневальную по имени Морнинг Роз Даблдэй. Она была ученым и занимала высокий пост в воскресном Департаменте Генетики. Ее заподозрили в принадлежности к тайной организации, имеющей целью свержение правительства, хотя до сих пор и не совершавшей насильственных действий. Когда воскресные органики собрались ее арестовать, она ушла в подполье. Кто-то предупредил ее – возможно, даже один из органиков.

Даблдэй была такой важной персоной, что Сник для ее поимки выдали темпоральную визу. В понедельнике Сник рассказали о Гриле и попросили поискать заодно и его. В среде Сник сказали, что на свободе находится еще один опасный преступник, доктор Чен Кастор. Не будет ли она так любезна, разыскивая Даблдэй, сообщить органикам и о нем, если что-то услышит?

Правительствам всех дней было желательно, чтобы истинная миссия Сник оставалась по возможности секретной. Поэтому Сник, говоря с Тинглом, сделала вид, что ищет наиболее безобидного из преступников, Гриля. Ей следовало знать, что это не очень правдоподобно. Тингл не мог не удивиться тому, что воскресный органик ищет понедельничного дневального. Но она не была обязана отвечать на вопросы гражданского лица, а то, что Тингл думает, ее, видимо, не волновало.

Увидев Кастора на Вашингтон-сквер, Сник последовала за ним. Ей бы позвать на помощь органиков и арестовать его, но ей непонятно почему взбрело в голову, что Кастор может принадлежать к той же организации, что и Даблдэй. В отличие от своего начальства, Сник полагала, что эта организация охватывает все дни недели. Немедленный арест Кастора уничтожил бы все шансы на то, что он приведет ее к другим революционерам.

Кастор, конечно, сообщил бы на допросе все, что знал об иммерах. Но его товарищи, получив известие об этом, могли бы покончить с собой или стать дневальными, как не принадлежащая к иммерам Даблдэй. Со временем их бы выследили, но к этому сроку они, возможно, набрались бы решимости принять яд, который носили на себе. Или сделать то, что уже делали некоторые подпольщики и что следовало бы сделать Даблдэй – произнести кодовую фразу и тем взорвать мини-бомбу, вживленную в тело.

– Трусиха она, вот что! – сказала блондинка.

– Кто? – спросил Тощий.

– Даблдэй, конечно. Она должна была покончить с собой!

– Как и мы в случае чего, – сказал Дунский.

– Надеюсь, никто из нас не окажется таким, как Даблдэй!

– А я надеюсь, что нам не придется проверять это на деле, – сказала брюнетка.

Дунский не знал, хватило бы у него духу или нет. Джефф Кэрд сделал бы это. Возможно, и Тингл тоже. А вот Дунский? Или завтрашний Вайатт Репп? Этот, возможно, нашел бы извращенное наслаждение или, скажем, удовлетворение в том, чтобы умереть как герой. Ну а другие? Кто их знает. Они сейчас были слишком далеки от него – эктоплазма, а не живые люди.

– Нам известно, – сказал Тощий, – что Сник допрашивала тебя, то есть Тингла, потому, что хотела привлечь к работе банкиров данных, живущих в среде. Ты не единственный банкир, с которым она говорила. Однако она скрытничала и не сказала тебе, в чем состоит ее миссия, желая сначала тебя проверить. По ее мнению, ты вполне мог быть членом революционной организации. Она не вернулась к тебе, поскольку думала, что идет по горячему следу за Даблдэй. Как выяснилось, след был чересчур уж горячим.

– Слишком много говоришь, – сказал Дунский. – Блондиночка – просто глухонемая по сравнению с тобой.

Тощий нахмурился и встал.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы мне ваших имен не назвали. Это понятно. Но ты только что произнес фамилию моего двойника из среды. Глупо, ум Тощий!

– Тощий?

– Такой псевдоним я тебе дал. Блондинке ты дал нахлобучку за болтовню, хотя она ничего опасного не сказала. А сам…

Тощий с усилием улыбнулся.

– Ты прав. Я сделал глупость – просто сорвалось с языка. Прошу меня извинить. Больше этого не повторится. Но ничего страшного не произошло. Она, – кивнул он на Сник, – нас не слышит.

– Зато ее подсознание слышит. Ученые-органики разрабатывают способы получения информации из подсознания. Не сегодня-завтра они могут открыть такой способ. И получат возможность прокрутить весь допрос, весь наш разговор, все, что она слышала, пока была без сознания, и даже все, что она видела, будучи под гипнозом.

– Ну, от мертвой они точно ничего не получат, – вздохнул Тощий.

Блондинка ахнула. Брюнетка уставилась на него во все глаза.

Дунский, чувствуя дурноту и легкую слабость, прервал молчание:

– Ты все это время намеревался убить ее?

Тощий прикусил губу и посмотрел на Сник. Теперь ее рот был закрыт, и она как будто спала. Она и вправду красива, подумал Дунский. Этюд в коричневых тонах, нежная и невинная, как детеныш котика. А ведь судя по ее досье, она быстрый, решительный и даже изобретательный сыщик.

– Я не хочу этого, – сказал Тощий. – Я никогда еще не убивал, мне противна сама мысль об убийстве. Я сделаю это, только если не останется иного выхода. Но я не могу позволить кому-то принять решение за меня, увернуться от ответственности, переложив ее на своего начальника…

Он умолк. Дунского опять охватила слабость. Однако это не было реакцией на слова Тощего. Произошло озарение. Яркий свет и тепло окутали его. И хотя «замыкание» – а как еще назвать то, что возникает внезапно и быстро проходит? – длилось недолго, он ощутил великую любовь к Тощему, замышляющему убийство, и великую любовь к Сник, которая могла стать его жертвой.

Свет, тепло и слабость покинули его. Дунский потряс головой, как человек, стряхивающий воду с волос. Что за черт?

На миг у него возникла и пропала мысль, что это прорвался отец Том Зурван. Дунскому не хотелось думать об этом. Если Зурван сумел это сделать, значит, он, Дунский, допустил слабину в защите, промах в умственном фехтовании. А еще это доказывает – ему опять-таки не хотелось думать об этом, – что двойники, отстоящие от него на несколько дней недели, так же близки к нему, как те, из соседних дней, если не ближе. Во времени не всегда путешествуют в хронологическом порядке.

Что бы ни вызвало это явление, теперь светящаяся оболочка обратилась в едва заметное мерцание.

– Я не думаю, что ее надо убить, – сказал Дунский. – Ну что ей известно? Она преследовала Кастора, и он ее оглушил. Она очнулась в каменаторе и увидела человека в маске, который снова лишил ее сознания. Она вполне может подумать, что это был тот же Кастор…

– А что, Кастор такого же роста и сложения, как и я? – спросил Тощий. – И так же одет?

– Нет, – медленно выговорил Дунский. – Но тебя она видела только мельком, частично скрытого дверцей. И откуда ей знать, что тут замешан кто-то кроме Кастора? Что такого она сможет сказать властям, даже если ее найдут и раскаменят? – Он проглотил слюну и продолжил: – Да и нужно ли каменировать ее перманентно? Разве не лучше было бы для нас, если бы ее нашли завтра же – нет, не завтра, а в следующий четверг. Сколько они – Мартин и Банблоссом – будут отсутствовать? – спросил он блондинку.

– Они вернутся завтра – я имею в виду их завтра, следующий четверг.

– Это дает нам неделю до того, как ее найдут, – сказал Дунский Тощему.

– Не нам, а тебе. Нас всех каменируют незадолго до полуночи.

– Говоря «нам», я подразумеваю иммеров. До того времени мы должны будем убрать Кастора. Непременно должны – и лучше, если это случится сегодня. Мы только попусту теряем время со Сник. Нам всем сейчас следует выйти на улицу и искать Кастора.

Тощий взглянул на тихо дышащую женщину и сказал, обращаясь будто бы ко всем, но не сводя глаз с Дунского:

– Вы не продумали вопрос как следует. Вы позволяете чувству человечности пересилить логику, чувство долга и справедливости – высшей справедливости. Кастор послужит нам прикрытием в этом деле – деле Сник, хочу я сказать. Органики знают, что он убил и расчленил двух женщин. Если Сник… тоже найдут расчлененной, органики решат, что это сделал Кастор. Это отведет подозрение от кого-либо другого. А замену ее правительство вышлет только в следующее воскресенье – если вообще вышлет.

Блондинка выдохнула, поднеся руку ко рту:

– О Боже! Ты хочешь разделать ее на куски?

Глава 17

– Ты… не сделаешь… этого, – сказал Дунский.

– Это… почему? – передразнил его Тощий.

– Это не очень-то просоциальный поступок, – сказала блондинка.

Дунский невольно разразился истерическим смехом.

– О Господи, просоциальный! – едва выговорил он. – Речь ведь идет о живом человеке.

– Да, – сказал Тощий. – Но это необходимо для высшего блага. Все, хватит разговоров! В жизни не видел такой языкатой компании, прямо попугаи, Боже правый! Считаетесь иммерами, а сами…

Дунский почти буквально взял себя в руки. Чьи-то невидимые руки протянулись откуда-то и сомкнулись вокруг чего-то внутри. Отец Том?

– Я принял решение, – сказал Тощий, – и я здесь старший. Вы должны делать то, что я скажу.

– Мне никто не говорил, что старший ты, – сказал Дунский. – Кто это тебя назначил?

Тощий раздул ноздри и покраснел.

– Твой начальник не сказал тебе, что командую я?

– Мой начальник старается говорить мне как можно меньше, – отрезал Дунский. – Как видно, он не все мне сказал. И все же…

Дунский повернулся и направился к своей сумке, стоявшей в углу. Он поднял ее, открыл и надел ремешок на правое плечо. Тощий, хотя и был взбешен, сообразил все же, что этот жест таит в себе скрытую угрозу. Он помнил, что у Дунского есть пистолет.

Голова Тощего слегка дернулась, но голос остался твердым:

– Ты сам говорил, что у нас нет времени препираться. И я действительно старший. Мы поступим со Сник так, как я сказал, потому что логика не оставляет иного выбора. И потому что я так решил.

– Ты расчленишь ее сам или прикажешь другому?

– Какая разница, кто это сделает! – выкрикнул Тощий. – Это будет сделано, вот и все!

Он бросил взгляд на свою сумку, стоявшую на столике в ногах у Сник. Дунский предполагал, что у Тощего там тоже есть оружие. «Что я буду делать, – спросил он себя, – если тот полезет за пистолетом? Готов ли я застрелить своего товарища-иммера ради того, чтобы предотвратить убийство органика? Я узнаю ответ лишь в самый последний момент, и лучше бы этот момент не наступал».

Время, однако, шло, или ползло, или летело, или что там оно делает, Время, превращая Тогда в Сейчас. В следующие несколько секунд будет выбрано одно из двух альтернативных будущих. Будет выбрано или случится само – не всегда дело решает выбор.

– Не могу поверить, что это происходит на самом деле! – тонким голосом сказала блондинка.

– Я тоже, – сказал Тощий, пятясь от Дунского и подбираясь к своей сумке. – Возможно, мне придется доложить совету о вашей эмоциональной неустойчивости.

– Дело не столько в убийстве, – солгал Дунский, – сколько в твоем намерении расчленить труп. Меня тошнит от этого. Ты должен понять. Меня вот-вот вырвет. Но раз надо…

– Да, надо, – немного успокоился Тощий. – И я сделаю это сам. Никого не стану просить. – Он посмотрел на Сник. – Поверь мне, если бы существовал какой-то другой выход… Вы двое, – сказал он блондинке и Дунскому, – отнесите ее в каменатор.

Тощий действует умно. Если у Дунского будут заняты руки, он не сможет достать оружие.

– Здесь ее нельзя убивать, – сказала блондинка. – Органики проверят всех жильцов и могут напасть на мой след.

– Знаю, – холодно ответил Тощий. – Ее увезут в другое место. И никому из вас незачем знать в какое.

Дунский поднял Сник за плечи. Какая она теплая и мягкая. И как скоро станет холодной и твердой. А потом снова станет теплой и мягкой, а потом ее разрежут на части. Он чувствовал скованность во всем теле, будто разделял с ней ее смерть.

Блондинка взяла Сник за ноги, и они вдвоем отнесли ее к каменатору. Поставили на ноги, поместили в цилиндр в сидячем положении и поправили торс, который валился вперед. Дунский приподнял ее ноги, согнул их и плотно прижал ей к груди. И выпрямился, а блондинка закрыла дверцу Тощий включил энергию и проследил, чтобы диск вернулся на ВЫКЛ.

– А теперь уходите все, – сказал он. – Идите и займитесь своими делами. С вами свяжутся, когда будет нужно.

Блондинка расплакалась, вызвав недовольство Тощего. Дунский потрепал ее по плечу.

– Такова цена, которую платят за бессмертие. – Тощий принял еще более недовольный вид. Брюнетка, опустив глаза, взяла блондинку за руку и сказала:

– Пойдем.

Дунский посмотрел, как они выходят из квартиры, а когда за ними закрылась дверь, взглянул на цилиндр со Сник. Окошко было таким же пустым, как ее будущее.

– Ну? – сказал Тощий. Он стоял у своей сумки, положив на нее правую руку.

– Не беспокойся, ухожу, – сказал Дунский.

Тощий перевел взгляд с него на свою сумку и с легкой улыбкой сказал:

– Ты сам убедишься, что я был прав. Спи спокойно. Завтра проснешься новым человеком.

– Я всегда просыпаюсь новым человеком. Может, в этом-то вся и беда.

– О чем ты? – нахмурился Тощий.

– Так, ни о чем.

Он не хотел говорить Тощему «до свидания» или как-то по-другому выражать желание увидеться с ним вновь. И молча пошел к выходу, чувствуя спиной неотрывный взгляд Тощего. Он сам не знал, не вздумается ли ему в последний момент еще поспорить за Сник – не с помощью слов, а с помощью пистолета. Но это было бы глупо и ни к чему бы не привело. Даже если он спасет Сник, – что он будет с ней делать? У него нет возможностей спрятать ее так же надежно, как это сделала бы иммерская организация. А Тощий прав, прав с логической точки зрения, хотя не прав с эмоциональной. Или нет? Существует ли абсолютная правота?

Дунский был у самой двери, когда услышал сигнал. Он оглянулся и увидел, что Тощий идет к оранжево мигающей стенной полоске. Тощий тихо произнес что-то, и на полоске появилось лицо мужчины. Дунский вернулся назад и стал смотреть из-за плеча Тощего. Мужчина на экране увидел его и спросил:

– А ему… следует это слышать?

– Откуда мне знать? – огрызнулся Тощий. – Я же не знаю, что ты собираешься сказать.

– То, что касается нас всех, – сказал иммер на экране.

– В чем дело?

– Это Кастор. Он снова совершил убийство!

Дунский ощутил, как что-то у него внутри перевернулось и омертвело. Он уже знал, что собирается им сказать этот человек.

– Органики только что обнаружили труп женщины в квартире на Бликер-стрит. Расчлененный, как и трупы прошлых жертв. Внутренности выпущены, груди отрезаны и приклеены к стене. Ее звали Нокомис Дочь Луны, она была гражданкой среды и женой некого Роберта Тингла. Муж вне подозрений, поскольку находится в своем цилиндре, женщину же убили меньше часа назад. Кастор, должно быть, проник в квартиру, раскаменил жертву, убил ее и расчленил, пока сегодняшних жильцов не было дома. Они вернулись и нашли ее. Это определенно его почерк.

Дунский издал сдавленный звук, подошел к дивану, сел и тупо уставился на Тощего, который продолжал разговор, глядя в его сторону. Потом встал, пошел на кухню, дрожащей рукой налил себе кофе, выпил, поставил чашку и перешел к окну. Горе точно застыло в нем. Он был точно ледник с головы до пят и едва мог двигаться. Глядя сквозь жалюзи на улицу, он пробормотал:

– Долго выдерживать такое я не смогу.

За спиной у него кашлянул Тощий.

– Эта женщина… была твоей женой?

– В каком-то смысле, – сказал Дунский, по-прежнему глядя в окно. Солнце померкло, и облака, предвестники надвигающейся грозы, затянули небо.

– Мне очень жаль, – сказал Тощий, – но…

– Всегда найдется какое-нибудь «но», верно?

Тощий снова кашлянул.

– В этом случае – да. Надо поймать Кастора как можно скорее. Органиков, может быть, не очень волновало, что натворил Кастор во вторник, но теперь они уже знают о том, что он сделал в среду и, возможно, сделает сегодня. Они устроят всеобщий розыск.

– Руперт! – сказал Дунский.

– Что?

– Моя жена. Она в большой опасности.

– Не в большей, чем ты. Он уже однажды пытался убить тебя и будет пытаться, пока кто-нибудь из вас не умрет.

Дунский повернулся к Тощему. Тот был бледен.

– Руперт необходимо защитить.

– Я уже послал двоих охранять ее. Они ей расскажут о случившемся. – Тощий покачал головой. – Чем дальше, тем хуже.

– Я просто не знаю, что делать. Бессмысленно бродить по городу в надежде, что мне встретится Кастор.

– Да, это так. По-моему, вам с Руперт следует идти домой и ждать там. Кастор может попытаться напасть на тебя дома. Охранники будут вести наблюдение, не показываясь сами на глаза.

– А мы, значит, будем приманкой?

– Ловушкой. Тем временем все иммеры Манхэттена и близлежащих городов будут искать Кастора в этом районе.

– Сомневаюсь, что Кастор попытается войти в мою квартиру Там слишком много народа.

– Да, я знаю, – сказал Тощий, прикусив губу – он, видимо, не одобрял групповых браков.

Он ничего не сказал о том, обнаружен ли манекен Тингла – а он не стал бы молчать, если бы что-то услышал об этом. Кастор мог бы убрать манекены Кэрда и Тингла, открыв тем самым органикам, что эти двое – дневальные. Но он не сделал этого, потому что хочет убить Кэрда. Если органики схватят Кэрда первыми, они помешают Кастору осуществить свою месть и избавить Вселенную от касторского персонального Сатаны.

– У меня, кажется, шок, – сказал Дунский.

– Мне тоже так кажется. Пойдем со мной. – Они прошли в гостиную, Дунский сел, Тощий достал из сумки шприц и пузырек со спиртом. – Подними руку.

Дунский подчинился.

– Для чего это?

– На время тебе станет лучше. Это средство не спасает от шока, только задерживает его.

Голубоватая жидкость влилась из шприца в руку Дунского. Он ощутил тепло и прилив крови, сердце заколотилось, и оцепенение прошло. Он почти что видел, как оно испаряется.

– Ну как, лучше стало?

– Намного. Хорошо, что это не седатив. Мне нельзя терять бдительность.

– Это поддержит тебя какое-то время, но потом ты за это расплатишься.

«За все надо расплачиваться, – подумал Дунский. – Сколько надо заплатить, например, за то, чтобы быть иммером? Дурацкий вопрос. За это я и расплачиваюсь сейчас, и долг еще велик».

Он снова пошел к выходу, остановился и показал на цилиндр:

– Так она все-таки…

– Да. Не пойму я тебя, Дунский. Никак не можешь смириться с неизбежным. Мне ясны твои чувства – думаю, что ясны, – но ты не проявляешь присущих иммеру качеств.

– Просто я считаю это неправильным.

– Правильно то, что хорошо. Иди же. Твоя жена тебя ждет.

Дунский открыл дверь и оглянулся в последний раз. Тощий тяжело смотрел на него. Воля этого человека так же тверда, как тела в цилиндрах. Дунский закрыл дверь и направился к выходу из дома. На улице он сразу попал под дождь. Вернувшись в подъезд, он достал из сумки желтый сверточек размером с указательный палец, зажал петельку на его конце двумя пальцами и встряхнул. Сверток превратился в дождевик с капюшоном, вокруг которого трещали электрические искры.

Надев плащ на себя, Дунский вышел под проливной дождь. Улица опустела, лишь один велосипедист бешено крутил педали, разбрызгивая лужи. Вдалеке прокатился гром, и молния прорезала темную гряду туч на западе, словно сверкающая артерия Бога.

Домой можно не спешить. О Руперт позаботятся. Тощий не любит, когда не подчиняются его приказам, но что может сделать Тощий? Он не помешает Дунскому постоять здесь немного, а потом уж пойти домой. Если Дунский сделает то, что так неистово, хотя и неясно, маячит у него в голове, его сурово накажут. Возможно, тот же Тощий подстроит ему «несчастный случай». Однако это вызовет у иммеров целую серию проблем – ведь исчезнут одновременно Дунский, Ом, Репп, Зурван и Ишарашвили.

Семь его ролей поставили его под угрозу, они же послужат ему страховкой против иммеров. Но если ситуация станет отчаянной, иммеры откажутся от всех семерых его воплощений и пойдут на риск.