Текст книги "Тщеславная мачеха"

Автор книги: Фиделис Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Что бы это ни означало, – сказала графиня, пососав кончик нитки и вдев ее в иголку, – нам не известно, говорила она о себе или о ком-то другом.

– Прюд – дама пик? Или любовница, потаскуха? – Элпью грызла перо. – И как это узнать, не попав ночью в спальню лорда Уэкленда?

– Ты ничего не знаешь о законах любви, Элпью. Встречи с любовницами никогда не назначают по ночам. Тайное свидание скорее состоится днем. Но тут мы ничего не выясним, пока ее светлость будет сидеть за решеткой.

– Против леди Прюд у нас только подозрения. – Элпью нарисовала на странице ряд ромбиков. – А вот валет у нас есть, или Джек, он же Джон. – Элпью завела отдельный лист. – Грум – или, лучше сказать, виконт Вептнор.

– Бедная Вирджиния! Она прогнала его и, к ее изумлению, он ушел. Ах, любовь юных! Слава Богу, мы уже слишком стары для подобных вещей. Мне кажется, перья бирюзового цвета хорошо сочетаются с зеленым, а ты возьмешь белые. – Графиня разложила в ряд большие жесткие белые перья, затем начала кромсать картон огромными ножницами, которые Элпью стащила на кухне. – Интересно, увижу ли я короля Якова? Знаешь, Элпью, он мне не нравился. Когда я встречалась с ним раньше, он был еще герцогом Йоркским, но уже тогда этот жалкий лицемер вел распутную жизнь, постоянно разглагольствовал о религии в отличие от своего брата, короля Карла, который всегда…

– Графиня, прошу вас. Давайте займемся нашим делом.

– Прости. – Графиня возобновила вырезывание. – Жизнь нахлебника при этом несчастном дворе – сущий ад. Здесь все один другого стоят. А знаешь, как говорят – рыба гниет с головы. У тебя нет тут ненужной бумаги, Элпью, чтобы проклеить маски с обратной стороны? – Элпью указала пером на ящик у окна. Графиня покопалась среди китового уса для корсетов, шпилек и других женских вещиц. – А клей и кисточка у тебя есть?

– Конечно, нет. – Элпью стряхнула перо и снова обмакнула его в чернильницу. Но едва поднесла перо к бумаге, как на листке расползлась большая клякса.

– Ну и ну! – удивленно воскликнула графиня, вытаскивая обрывок бумаги. – Это ты ее сюда положила?

– А что это? – Элпью чистила перо шпилькой графини.

– Это ты, Годфри и Джермен-стирт. – Графиня подняла листок. – Это расписка, которую я дала Изабелле Мердо-Мактавиш.

– Как она сюда попала? – Выронив перо, Элпью повернулась к графине. – Должно быть, кто-то ее сюда подложил.

– Ты не запираешься?

– Консьержка считает, что в этом нет необходимости, – сказала Элпью. – Но я просила ключ.

– По моим наблюдениям, запертая дверь еще ни разу не послужила для вас препятствием, мадам Проныра. – Графиня подала расписку Элпью. – Но подобный случай у нас впервые: проникновение со взломом, чтобы вернуть некую вещь. Держи ее при себе.

– Интересно, куда делась леди Уиппингем? Похоже, до нее никому нет дела. А ведь ее вполне могли убить, пока мы сидели в Бастилии. Но никто о ней даже не вспоминает.

– Твоя приятельница-воровка говорила о ее шашнях с доктором, и ты сама стала свидетельницей подобия героической драмы, разыгравшейся между ними. – Сев к столу, графиня придвинула к себе записи Элпью. – Какой странный, непостижимый человек этот доктор! По-прежнему утверждает, что смерть Аурелии была вызвана естественными причинами. И красивый к тому же. А почему Уэкленд не возражал против поспешных похорон девушки? Уж точно не только из-за того, чтобы защитить свою кухню. – Леди Анастасия толкнула в сторону Элпью маленькую стеклянную бусинку, откатившуюся от общей кучки. – Полагаешь, они действительно похоронили ее? Не оставили ее тело для какого-нибудь безобразия?

– Ну уж не с мертвым же телом этим заниматься! – Элпью отпрянула от стола. – О мадам!

– Я вообще-то думала не об этом, но теперь, когда ты упомянула…

– А о чем же вы думали?

– Об анатомии. Разве ты не слышала рассказы о врачах, которые выкапывают трупы, чтобы посмотреть, как устроены вены, сердце, кости и все прочее?

– И вы считаете, что он занимается своими анатомическими изысканиями вместе с Уэклендом?

– Все может быть. Мужчины иногда так странно себя ведут. Я же видела прошлой ночью Уэкленда. Ты как раз обнаружила тело Изабеллы. Так вот, он выходил из комнаты Уиппингема, надевая камзол. Мы уже обсуждали возможность того, что они с Уиппингемом…

– Ну да, понятно. – Элпью поморщилась. Ей ничуть не хотелось углубляться в подобные мысли об Уэкленде и Уиппингеме. – Но если так, то кто из них дама пик?

– Элпью… – Графиня уже стояла у двери. – Давай-ка сходим в замок и сварим на кухне клей для наших масок. Если повезет, урвем толику фантастической стряпни Бешамеля себе на ужин.

– Слуги знали бы, если б Уэкленд и Уиппингем разыгрывали из себя мужа и жену. – Элпью распихала по карманам свои мелочи и вышла вслед за графиней, закрыв за собой дверь. – В конце концов, им же приходится менять простыни.

– А какое к этому имеют отношение простыни?

– Самое прямое…

– Прекратите, мисс. Ты же знаешь, как я чувствительна. – Глубоко вздохнув, графиня шагнула на улицу. – Доктор Стикуорт! – Доктор поднимался к входной двери. – Вы пришли навестить Элпью?

– Простите, графиня… – Стикуорт кашлянул и огляделся. – Я задумался. – Он посмотрел на фасад здания. – Я не знал, что вы снимаете здесь комнату. – Он похлопал по своей сумке. – Я пришел к пациенту.

– Маркиз сегодня экспериментирует на кухне, – заметила графиня. – Мы надеемся что-нибудь там отведать. Вы придете?

– Мне жаль, графиня, но после визита к пациенту я поеду в Париж на встречу.

– Что-нибудь интересное?

– Медицинские вопросы, мадам, – рассмеялся доктор. – Ничего важного. Я предпочел бы хороший ужин.

– Анатомические вопросы?

– Атомические?

– Да нет, не атом, а анатомия… – Графиня мелодично рассмеялась. – Исследование человеческого тела.

– Сегодня я занимался этим весь день, – сказал доктор. – Сердце, печенка, кишки – все по отдельности. И рад сообщить, что все надежно опечатано. – Он двинулся вперед. – Я вернусь поздно.

Графиня и Элпью смотрели, как доктор исчез в доме.

– Ты слышала? – прошептала графиня, чуть не попав под проезжавший мимо фургон. – Он занимается анатомией. Я считаю, что он сохранил тело Аурелии для своих гнусных целей.

– Jamais! Jamais! Jamais! – верещал Бешамель, глядя в кипящий горшок. – Ne jamais mettre de farine dans une sauce! [103]103
  Никогда не кладите в готовый соус муку (фр.)


[Закрыть]

Пайп попятилась, прижимая к груди большой горшок с мукой. Элпью знала, что, пока на кухне колдует француз, с Пайп ей пообщаться не удастся, поэтому покинула кухню, оставив графиню варить клей.

– Je vais commencer par une sauce blanche traditionnelle, compose d'amandes blanches et poitrine d'une capon. Mais sans les epices habituelles.

– Он хочет сделать обычный белый соус. – Мадемуазель Смит листала свою книжечку. – Без муки. Вот… белый соус: бланшированный миндаль, грудка каплуна, имбирь, гвоздика, корица, розовая вода и никаких специй.

– Ну и чего сразу не сказать? Он все бормотал «бланш, бланш», я знаю, что это «белый», а что на кухне белого? Мне только мука на ум и пришла.

– Мадемуазель Смит, вам не нужна помощь? – спросила графиня, взяв ложку.

– Месье Бешамель страстно желает создать новый соус к горошку, чтобы порадовать его величество в Версале. Он уже давно работает над ним и опасается, что его кто-нибудь опередит. Или что мода на горошек пройдет. Он пытается убедить короля, чтобы тот сделал его кавалером ордена Святого Духа, и боится, что время работает против него.

– Ах! Это чудесно. Ты не возражаешь, если я покашеварю тут немного сама? – Графиня опустилась на лавку рядом с большим столом. – Пайп, дорогая, я хочу сварить немного клея для наших масок. Не возражаешь?

– Des tripes? – крикнул Бешамель.

– Рубец, – перевела мадемуазель Смит.

Пайп поставила муку на стол и плюхнула рядом белую стопку рубца.

– Coupez!

– Нарежь его.

Пайп принялась за работу, орудуя большим ножом.

– Ничего, если я сама? – спросила графиня, открывая горшок с мукой.

– Chaudrons! – Бешамель протянул руку, продолжая помешивать другой рукой в котелке.

– Смесь потрохов, – перевела мадемуазель Смит.

У графини свело желудок легкой судорогой. Возможно, снять пробу с французского варева не такая уж удачная мысль. Особенно после разговора с доктором Стикуортом.

– Одно слово – французы! – Пайп принесла миску, наполненную скользкими, неразличимыми на вид внутренностями животных. – Он делает соус из свиных рубцов.

Нарезав очередной компонент, Пайп подала миску Бешамелю. Тот вывалил ее содержимое на сковородку и глубоко вдохнул пар, поднявшийся, когда потроха зашипели.

Графиня искала под столом кастрюлю. Вытащила большую черную, в которой тушили мясо, и поставила на стол, затем принялась за поиски большой ложки.

– Beatilles!

– Жуки! [104]104
  Слово «beatilles» напоминает по звучанию английское слово «beetle».


[Закрыть] – взвизгнула графиня, отшатываясь. – Что-то новенькое по части соусов.

– Это beatilles, – пробормотала Пайп, высыпав на стол пригоршню смеси из петушиных гребешков, печени и желудков и торопливо нарезая их. – Он делает соус из всего того, что мы обычно выбрасываем!

– Месье Бешамель будет на маскараде, мадемуазель? – Графиня насыпала в кастрюлю муки.

– Уверена, что да. Ему по душе любое событие, где его могут похвалить. – Пайп повернулась и пригляделась к кастрюле графини. – Вы взяли ее под столом? – Леди Анастасия кивнула. – Там на дне топленое масло. – Графиня заглянула в кастрюлю и помешала муку – нижний слой муки слипся с коричневым жиром. – Это была первая попытка маркиза. Я положила масло, думая, что он хочет жарить, но не тут-то было, поэтому я убрала кастрюлю до того раза, когда ему захочется что-нибудь поджарить.

– Не важно, – заявила графиня. – Я всего лишь клей готовлю. – Она размешала муку с маслом до получения однородной массы. – Вы прекрасно говорите по-английски, мадемуазель. Полагаю, и ваш французский таков же. Вы здесь родились?

– Et maintenant un peu d'epice. [105]105
  А теперь немного пряностей (фр.)


[Закрыть] – Бешамель промчался по кухне, отламывая веточки трав, растирая их в ладонях и нюхая, прежде чем бросил на стол перед Пайп пучок шалфея и знаком приказал измельчить его.

– Мы переехали сюда, когда мне было шесть лет. Вскоре мой отец погиб в ирландской кампании. Моя мать не могла прожить одна и боялась, что маленький ребенок помешает ей найти нового мужа, который содержал бы ее. Поэтому меня отправили в монастырь. Кажется, таких там было немало.

Бешамель взял большую ложку и зачерпнул немного соуса.

– Parfait. – Он пригубил белую густую жидкость и причмокнул. – II faut attendre une heure, et le plat sera pret pour le Roi. La sauce Bechamel est arrivde [106]106
  Идеально. Нужно подождать один час, и кушанье будет готово для короля. Соус бешамель создан (фр.)


[Закрыть].

Элпью уже хотела войти в комнату для игр, когда услышала голос Уэкленда.

– Не забудьте принести орудия пытки.

Замерев, Элпью приложила ухо к двери.

– И нашу повелительницу. Как обычно, надеюсь.

– Леди Прюд! – Уэкленд рассмеялся. – Как только ее освободят завтра днем. Мы можем снова воспользоваться вашей комнатой для наших упражнений?

– Не вижу к тому никаких препятствий, – усмехнулся Уиппингем. – Теперь, когда моя жена благополучно освободила путь.

Элпью не верила своим ушам. Она старалась не дышать, чтобы не пропустить ни слова.

– Стикуорт тоже придет?

Уэкленд засмеялся.

– Он когда-нибудь пропускал заседания нашего инженерного общества? – Элпью показалось, что Уэкленд как бы поставил слово «инженерного» в кавычки.

– Счастливчик барон Люневиль! – Уэкленд сдавленно засмеялся, и Элпью услышала шаги в комнате. – Он и не подозревает, что мы для него придумали.

– Однако и времени у нас не слишком много. Все должно быть готово к завтрашнему вечеру.

Элпью вертелась у двери, пытаясь получше прижать ухо к филенке.

– Мадам? – Рядом с ней возник грозно взиравший на нее лакей Роджер. – Вы настолько не вышколены, что опускаетесь до подслушивания у дверей?

– Роджер! – Элпью улыбнулась. – Я услышала голоса и, прежде чем войти, хотела убедиться, там ли моя госпожа.

– Наиболее простой способ выяснить, кто находится в комнате, таков… – Безмятежно улыбаясь, Роджер сделал шаг вперед и открыл дверь. – Нет. – Он повернулся к Элпью: – Вашей госпожи там нет. Моей тоже.

Лорд Уиппингем стоял у камина, Уэкленда не было.

– Если вы ищете свою госпожу, мисс Ищейка, рекомендую пройти на кухню. Именно там я видел вас обеих не далее как пять минут назад.

Когда Элпью вошла в кухню, Уэкленд дружески беседовал с графиней и мадемуазель Смит.

– За водой нужно выйти на улицу и накачать ее, – сказал Уэкленд. – Но у меня тут избыток молока, если оно подойдет.

– Не беспокойтесь. Я варю лишь клей для маски.

– Молоко до завтрашнего утра скиснет.

Графиня налила в кастрюлю молока и помешала. Оценила полученный результат.

– Не очень хорошо перемешивается.

– Немного нагрейте. – Мадемуазель Смит подвесила кастрюлю над огнем. – Обычно так растворяют в воде любой порошок.

– Вас многому научили в ордене дочерей Богоматери.

– Да. Всему, что имеет отношение к стряпне, починке одежды и ведению хозяйства. – Мадемуазель Смит рассмеялась, помешивая. – Монахини хотели, чтобы мы наверняка поймали себе мужей. – Она перевесила кастрюлю на другой крюк, подальше от прямого огня. – Хоть они были и монахини, но видели, что некоторые из нас могут на это рассчитывать, а другие – нет. Одной маленькой девочке, лет четырех, темнокожей, надеяться было не на что, поэтому через пару лет они ее пристроили.

– Куда?

– Думаю, куда-то на работу. Ночевала она в монастыре, но на весь день уходила. Потом однажды она не вернулась. Монахини сказали, что она умерла.

– Какая ужасная история! – воскликнула графиня. – Бедная крошка.

– Занятно, что вы так сказали, – заметила Леонора Смит. – Однако она походила на дикую кошку, всегда плевалась и царапалась, поэтому, к своему стыду, должна признаться, мы были не так к ней добры, как следовало бы.

Графиня понизила голос.

– Вы видели сен-жерменских бедняков, людей, которые живут в покосившихся развалюхах и питаются одной тюрей? Иногда мне кажется, что им лучше умереть, чем влачить эту жизнь, исполненную боли и страданий…

– Но та девочка не умерла. Нет, монахини сказали так, поскольку для них она все равно что умерла. Но моя лучшая подруга видела ее несколько раз в Париже, размалеванную как шлюха. Она слонялась по набережным Сены, предлагая свои услуги.

– А как же отец ребенка? Как он мог оставить ее там?

– Так и оставил.

– Видимо, он аристократ, не пожелавший запятнать свою репутацию?

– Вовсе нет. По словам монахинь, ее мать, мулатка, была служанкой и умерла во время родов. Ее отец, англичанин, помощник повара, какое-то время заботился о девочке, а потом сбежал с важной дамой. Но при этом монахини солгали нам, что она умерла.

Смертельно побледневший Уэкленд встал из-за стола. Он не сводил глаз с мадемуазель Смит.

– Зачем вы сюда приехали? – прохрипел он. – Что вы делаете в Сен-Жермене?

– Я работаю переводчицей для тех, кто перемещается между здешним двором и Версалем. – Мадемуазель Смит настороженно смотрела на лорда Уэкленда. – Я чем-то обидела вас?

– Вы интриганка, да? Шпионка, возмутительница спокойствия? – Не сводя глаз с мадемуазель Смит, лорд Уэкленд попятился к двери. – Тут что-то не так, и я выясню это. А теперь вон из моей кухни – все вы!

Он вышел, хлопнув дверью.

– Пойдемте. Уже пора спать. Он просто переутомился. – Графиня похлопала мадемуазель Смит по руке. – Всем ясно, что у него приступ раздражительности. – Она поднялась и скорчила Элпью гримасу. Затем, ведя девушку к двери, попросила Элпью: – Забери кастрюлю с клеем к себе.

– Которую из кастрюль, мадам?

– Ту, что висит над огнем.

Элпью сняла кастрюлю с крюка и ушла.

– Что ж, Леонора, вы устали, я устала. Предлагаю разойтись по комнатам и лечь спать.

– Почему он принял меня за шпионку?

– Он перевозбудился.

– Тут что-то другое. – Леонора схватила графиню за руку, – я хочу знать, что я не так сделала. До того, как стража увезла леди Прюд, она все требовала от меня признания.

– Признания в чем?

– Она не говорила. Только все повторяла: «Признайся. Скажи правду. Тебе ничто не грозит, если ты признаешься. Я знаю, с тобой плохо обращались. Я прослежу, чтобы ты получила то, чего заслуживаешь…»

Прижимая к груди кастрюлю, Элпью торопилась к своему дому. Она толкнула дверь, но та оказалась закрыта. Элпью постучала. Никто не вышел. Она постучала снова и барабанила до тех пор, пока в замке не повернулся ключ, дверь приоткрылась и в образовавшуюся щелочку выглянула консьержка.

– Мадам, – сказала Элпью, – я иду в свою комнату.

– Уже поздно, – ответила женщина. – Я устала от всех этих хождений.

– Мадам, – рассердилась Элпью, – я вышла, теперь вернулась. На что тут жаловаться?

– Весь день по этой лестнице топали: мужчины на высоких каблуках, мужчины с докторскими сумками. Вы, часом, не проститутка?

Элпью вздохнула.

– Я похожа на проститутку?

Женщина молча окинула ее взглядом.

– В комнатах готовить нельзя. – Она указала на кастрюлю. – Я не хочу, чтобы пожар уничтожил дом.

– Это не еда, а клей.

– А я – королева Ниневии.

– Так как, ваше величество, можно войти? – Элпью толкнула дверь.

– Мне платят за то, чтобы я следила за комнатами. – Консьержка посторонилась, и Элпью вошла. – Я не хочу, чтобы меня обвинили, будто я превратила дом в бордель.

– Что тут у вас за шум? – На первой лестничной площадке открылась дверь, и высунулась голова. – Я пытаюсь уснуть. Некоторым из нас с утра на работу.

– Вы! – Сыщица мгновенно узнала женщину, передавшую ей записку в приходской церкви. Взбежав по лестнице, Элпью сунула в дверь ногу. – На какую работу? У вас же как будто нет средств? Вы все время клянчите деньги.

– Это моя работа, если хотите знать! – крикнула женщина, пытаясь вытолкнуть ногу Элпью и захлопнуть дверь. – Кто-то занимается грабежом на дорогах, кто-то шарит по карманам. Я тоже облегчаю кошельки, но хотя бы делаю это благопристойно.

– Зачем вы написали записку, которую передали мне в церкви?

– Я не писала, – ответила женщина. – Передача записок – это побочный заработок. Обычное дело в Сен-Жермене.

– Хорошо, вас попросили передать ее мне. Тогда скажите, кто вам заплатил?

– Вы оставите меня в покое, если я скажу вам?

Элпью кивнула.

– Леди Прюд. – Элпью убрала ногу, и женщина захлопнула дверь, крикнув напоследок: – Скряга! Всего пятьдесят су заплатила.

* * *

Графиня поднималась на чердак, напевая себе под нос, чтобы было не так страшно в темноте. В голове мелькал образ мертвой Изабеллы, лежавшей на полу. От каждого скрипа леди Анастасия замирала, в ужасе озираясь по сторонам. Нервы ее были натянуты до предела.

Свернув в чердачный коридор, она увидела, что из-под ее двери пробивается неровный свет свечи. Графиня подкралась и приложила к двери ухо. Из комнаты доносился едва различимый звук, похожий на всхлипывание.

В этот момент на лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. Свет не появился, следовательно, у этого человека, как и у нее, свечи не было. Графиня метнулась в сторону и спряталась в дверной нише комнаты Изабеллы Мердо-Мактавиш.

Это оказался Роджер. Тоже заметив свет в комнате графини, он послушал под дверью.

Решительно распахнул дверь и вошел.

Последовала какая-то возня, стоны усилились. Через минуту дверь снова открылась. Потом свет погас, и вышел Роджер, неся на руках герцогиню де Шарм.

Графиня наблюдала, как Роджер осторожно спускается по лестнице, прислоняясь к стене, чтобы удержать равновесие. Герцогиня как безжизненный груз лежала у него на руках, ее голова покоилась на груди лакея. На мгновение графиня увидела ее лицо. Подобно лицу Ниобеи, [107]107
  В греческой мифологии многодетная дочь Тантала; оскорбив богиню Латону, потеряла всех своих детей и от горя истекла слезами.


[Закрыть] оно было залито слезами, прочертившими вертикальные дорожки на пухлых щеках, покрытых белилами.

Когда шаги Роджера стихли в отдалении, графиня вошла к себе и зажгла свечу. Все вещи лежали на своих местах. Все, кроме коврика, которым она прикрыла кровавое пятно на полу. Коврик был сдвинут и измят.

Графиня накинула пеньюар и прошлась по комнате. Здесь ей не уснуть. Тихо выйдя в коридор, леди Анастасия проверила, не горит ли где свет, не слышен ли разговор. Дошла до последней пустующей комнаты, куда они ворвались всего сутки назад, грубо прервав развлечения Вирджинии.

Графиня скользнула в комнату, притворив за собой дверь, легла на кровать и закрыла глаза.

Ну и местечко! И зачем только она взяла деньги у мачехи Вирджинии?! Спала бы сейчас в тепле, в собственной постели на кухне, на Джермен-стрит. Ей недоставало успокаивающего храпа Годфри и даже подпускаемых им голубков, не хватало простой радости – смотреть, как в кухонном очаге гаснут угольки, и постепенно проваливаться в уютный сон, находясь в безопасности, среди друзей.

Но едва графиня почувствовала, что засыпает, ее вырвал из дремы скрип половицы у двери.

Господи, спаси и сохрани! Кто-то хочет войти.

Она быстро залезла под кровать, подоткнув под себя ночную сорочку, чтобы ничего не торчало.

Дверь открылась.

Графиня замерла.

Кто-то подошел к прикроватному столику. Графиня видела мужские башмаки. Дверь закрылась. Прозвучали другие, более легкие шаги.

– Не надо! – В шепоте прозвучал приказ. – Свет может выдать нас.

Графиня закрыла лицо руками и поморщилась. Кто это? Не собираются же они совокупляться прямо над ней?

– Эта консьержка не дает мне навещать тебя по ночам, понимаешь?

– Мне не составляет труда приходить к тебе.

Матрас прогнулся – кто-то сел на кровать.

– Ты готова?

– Как всегда.

Матрас провис еще больше.

Графиня тоже приготовилась – к худшему.

Элпью поставила кастрюлю с клеем в шкаф – завтра графиня займется их масками.

Ей же ничего так не хотелось, как вернуться в Лондон.

Элпью посмотрела в окно на замок, возвышавшийся по другую сторону главной городской площади. В лунном свете угловые башни отбрасывали длинные тени. Каким, наверное, величественным было это сооружение в прошлом. Могучая крепость и вместе с тем историческое место.

Пьяно покачиваясь, площадь пересекла небольшая компания мужчин. Спотыкаясь о булыжники мостовой, они шикали друг на друга и цеплялись один за другого, чтобы устоять на ногах.

Элпью уже хотела отвернуться и начать раздеваться, когда увидела лорда Уэкленда, бежавшего через парк в сторону города.

Схватив ботинки и плащ, Элпью задула свечу и метнулась вниз по лестнице, преисполненная решимости выяснить, что заставило Уэкленда покинуть замок в столь поздний час. Выйдя на улицу, она плотно прикрыла входную дверь, подложив кусок картона и надеясь, что консьержка не поднимется и не запрет ее.

– Не останавливайся. – Это сказала женщина, вслед за чем последовало шуршание одежды. – Покажи мне свое оружие.

Забившаяся под кровать графиня поморщилась. Какой еще разврат вот-вот начнется над самым ее ухом?

– О! – Женщина ахнула. – Не слишком ли оно велико для меня? Посмотри, как оно топорщится в твоих брюках.

– У меня большой опыт, поверь мне. Никаких трудностей еще ни разу не возникало. – Снова шуршание одежды. – Вот!

Дама опять ахнула.

– Боюсь, после столь затянувшейся стимуляции достижение вершины не приведет, как бы это выразиться, к желаемой нами кульминации.

Графиня почесала нос. Все эти словесные игры! Почему бы им не перейти сразу к делу, а затем поскорее уснуть и дать ей возможность выбраться отсюда.

– А сколько еще к нам присоединится?

Графиня чуть не взвыла. Ей предстоит пережить оргию!

– Я решила, пусть это останется между нами. – Мужчина засмеялся; дышал он с присвистом. – И нашей жертвой, разумеется…

– Вечер пятницы, – прошептал мужчина.

– Вечер пятницы, – эхом отозвалась женщина. – Ты подготовил побег? Я не могу допустить, чтобы нас поймали. Потому что нас наверняка ждет виселица.

– Меня беспокоят эти две женщины. В какой-то момент я испугался, что своим любопытством они все погубят.

– Нам ничто не помешает. Даже две мертвые ведьмы.

– Мертвые?

– Если понадобится. – Снова шуршание одежды. – Для дела.

Звук поцелуя.

– Виселицы не будет, обещаешь? И костра тоже? Я слишком молода, чтобы умереть.

– И слишком красива.

– Я люблю тебя.

– А я – тебя. – Новый поцелуй. – Я, пожалуй, пойду, пока меня не хватились.

– А я должен вернуться к великому проекту. – Мужчина снова засмеялся. – Какими дураками мы их выставим.

Они встали и долго целовались, а графиня между тем пыталась разглядеть их обувь, но почти полная темнота позволила разобрать только, что у мужских туфель красные каблуки, а женские сшиты из атласа.

Графиня наблюдала, как обе пары ног на цыпочках подошли к двери и покинули комнату.

Леди Анастасия успокоилась и перевела дух, не двигаясь в своем убежище.

О каких присоединившихся они говорили, о каких жертвах и проектах, за которые грозит виселица? И о двух мертвых ведьмах. Кто бы это мог быть? Конечно, не Аурелия и Изабелла, поскольку мужчина говорил об этом как о будущем событии, а не прошедшем. Перекрестившись, графиня ударилась локтем о каркас кровати. Она боялась двинуться, поэтому повернулась на бок.

Часы пробили полночь.

Графиня лежала среди хлопьев пыли и размышляла, пока не заснула.

Прячась за каждым углом, Элпью следила за Уэклендом. Стараясь держаться в тени, укрываясь в аллеях и дверных нишах, она кралась за ним, пока он не дошел до цели своего путешествия.

Уэкленд стоял перед грязным старым домом на окраине города. Опустив голову, Элпью прошла мимо Уэкленда и остановилась за ближайшим углом, откуда могла подслушать.

Должно быть, это тюрьма; она заметила зарешеченное окно, и именно с узником в этом окне горячо переговаривался Уэкленд.

До Элпью доносились лишь отдельные фразы.

– Почему ты не сказала, что она здесь? – дышал Уэкленд со свистом. – Я думал, мы похоронили ее.

– Я тоже так думала. Даже дважды. Как это могла быть она? – Голос Прюд дрожал. – Все казалось так легко. Все словно подали нам на блюде. – Леди Прюд осеклась. – О Господи, я не это имела ввиду… не в буквальном смысле, но… я не сомневалась, что это она. Снова мертва.

– Следовало убедиться. Ты имела средства…

– Ты тоже.

– Это ты заставила меня…

– Не верится, что ты по-прежнему обвиняешь в этом меня. – Леди Прюд всхлипнула. – Ты мог не делать всего, о чем я просила тебя. В конце концов, она твоя. Ко мне не имела никакого отношения…

По главной улице проскакал всадник, и слова потонули в стуке копыт. Элпью затаила дыхание, пытаясь расслышать хоть что-то сквозь шум. Всадник свернул за угол.

– Если б это была она, то все уже кончилось бы, – поспешно произнесла Прюд; таким тоном она никогда раньше не говорила. – Что нам делать?

Бормотание.

Элпью показалось, что леди Прюд плачет.

– …сообщила, кто я? – Голос Уэкленда тоже задрожал.

– Нет! – В голосе Прюд зазвенел металл. – Но она написала, что ее отец был слугой…

– А кто была женщина… об этом ты тоже ей не сказала?

– Только намеками, – плакала Прюд. – И посмотри, что из этого вышло. Ты все взвалил на меня.

– Я забрал бумаги из комнаты шотландки. Я был уверен, что она разоблачила нас…

– Куда ты их спрятал?

– Они сгорели в кухонном очаге.

– Почему ты так слаб, Уэкленд? – вопрошала леди Прюд. – И почему не хочешь подумать? Ты один способен положить конец этому бедствию.

– Прекрати! – со злостью оборвал ее Уэкленд. – Прекрати!

– Я никогда не прощу себе того, что случилось с Изабеллой Мердо-Мактавиш. Я следила за ней. Искала как могла.

– Она была дурой, – отозвался Уэкленд. Прюд в ответ всхлипнула. Элпью опустилась на четвереньки, продвинулась до угла и, низко нагнувшись, выглянула. Она увидела, что Прюд сквозь прутья решетки схватила Уэкленда. Он попятился, потом небрежно потрепал ее по рукам. – Я не могу уладить все это один, – сказал он. – Что мне сделать, чтобы тебя выпустили?

– Даже не пытайся. Я донесла на себя. Передала в жандармерию записку, где сообщалось, что я воровка, и, когда они пришли допросить меня, призналась. Если я могу добиться ареста других, чтобы защитить их, то почему не защитить и себя? Здесь мне по крайней мере ничто не грозит, разве ты не понимаешь? Я облегчила тебе задачу. Поэтому скажи ей. Скажи ей правду.

В нос Элпью ударила вонь. Она принюхалась и опустила взгляд – одна ее рука погрузилась в кучу собачьего дерьма. Не издав ни звука, Элпью вытащила руку, по-прежнему выглядывая за угол.

– Девушка знает о своей ошибке? Почему она не уехала? – Уэкленд говорил сквозь зубы. – Последуют новые смерти? Я – тоже цель? – Из-за угла выкатила карета, заглушив все звуки. Когда она затихла под горой, Уэкленд говорил: – Мы должны разобраться с этим завтра. – Голос его звучал твердо. – От нее надо избавиться. Что это за запах? – спросил он, отодвигаясь. – Здесь кто-то есть.

– Вероятно, одна из этих двух ищеек, наглых лондонских лгуний.

Элпью села на корточки и прижалась к стене.

– Не знаю, что они тут ловят, но я всей душой желал бы увидеть их отъезд.

– Я пыталась устранить их, – сказала леди Прюд. – И до сих пор не знаю, каким чудом им удалось выбраться из Бастилии. Я состряпала два следа, ведущих к ним: памфлет против короля Франции и воровство.

Элпью встала во весь рост.

– Постой. Здесь точно кто-то есть. – Он направился к углу здания, и Элпью бросилась бежать, надеясь завернуть за следующий угол раньше, чем ее увидит Уэкленд.

Она выскочила на главную улицу, потом свернула в какой-то переулок, где, скорчившись, отсиделась в грязной подворотне за кучей ящиков с мусором, пока не стихли шаги Уэкленда.

Кляня собаку, нагадившую на мостовой, Элпью вымыла руки в общественном фонтане и пошла домой.

Поднявшись в темноте по лестнице и уже собираясь войти в комнату, Элпью заметила пробивающийся из-под двери свет. Она помнила, что задула свечу, значит, кто-то приходил к ней или до сих пор находится в комнате.

Элпью приложила ухо к двери и прислушалась. Тишина. Элпью опять опустилась на четвереньки и попыталась заглянуть в комнату через щель под дверью.

Когда она прижалась щекой к полу, дверь открылась.

Перед глазами Элпью оказался подол дорогого платья. Не успела она поднять взгляд, как дверь захлопнулась.

Элпью осталась на полу.

Что теперь? У нее не было желания ни сидеть здесь и слушать, ни спать на лестнице.

Она медленно встала, прислушалась, но не услышала ничего, кроме шороха ткани.

Элпью повернула ручку, открыла дверь и вошла с таким видом, словно не подозревала ни о какой встрече.

На пороге она ойкнула и вздрогнула, схватившись за грудь.

– Вы удивили меня.

Перед ней стояла мадемуазель Бонтем, управляющая мастерской Уиппингема по производству изделий из папье-маше. Она была одна.

– Я испугалась, – сказала Элпью. – Осторожность никогда не помешает. – Быстрый взгляд сказал Элпью, что женщина не обыскивала комнату либо сделала это очень осторожно. – Так что случилось? – спросила Элпью, опустившись в кресло. – Уже за полночь. Какое срочное дело, мадемуазель Бонтем, привело вас сюда среди ночи?

– Творится что-то неладное. – Бонтем присела на край кровати Элпью. – И в этом замешан герцог де Шарм. Роджер, как вы знаете, его лакей. А как управляющая компанией лорда Уиппингема по производству изделий из папье-маше, я много раз общалась с герцогом, когда мы вместе ездили водной карете в Версаль. За последние дни он очень изменился.