Текст книги "Прелестная воровка"
Автор книги: Фэйрин (Фей) Престон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Жюли казалось, что она была от рождения лишена чего-то важного. Того, что заставляло других стремиться к славе и большим деньгам. Ей не нужно было ни то ни другое. Она получала удовольствие от самого процесса творчества, и ей этого было вполне достаточно.
Даже при том, как мало она сделала для Уинстона, для его успеха, он все равно обращался с ней как с самым важным и ценным художником, который когда-либо выставлялся в его галерее. Скорее всего потому, что они вместе стояли у истоков общего дела.
И, хотя Жюли и считала, что он с ней обращается так же, как и с остальными, она высоко ценила его теплоту и доброту. И его ум.
Вот и сейчас он сказал:
– Дорогая, что я могу сделать, чтобы почаще тебя заманивать к себе?
Они сидели у него в офисе, только что вернувшись с обещанного им ей обеда.
– Но послушай, Уинстон, если я буду приезжать чаще, чем сейчас, ты будешь при каждой нашей встрече отчитывать меня за то, что я слишком мало времени уделяю своим картинам, занятиям живописью. Как ты думаешь, мне это понравится?
– Я бы никогда так не поступил, – сказал он, положив руку на сердце, как будто давая торжественное обещание. – Никогда. – Его рука опустилась. – Раз уж ты вспомнила о картинах...
Жюли тяжело вздохнула:
– Так я и знала, что этим все кончится.
– Конечно, знала, а я был слишком хорошим и добрым, чтобы уже долгое время не поднимать этот вопрос, но, увы, время пришло. – Уинстон сделал рукой драматический жест. – Я способен быть добрым и хорошим только какое-то непродолжительное время, и сейчас время это кончилось.
Он посмотрел на нее выжидающе:
– Ну что? Когда я получу твою следующую картину? И не наглость ли с моей стороны надеяться, что не одну?
Жюли ответила мгновенно:
– Я организую доставку двух картин завтра. Широкая улыбка озарила его лицо.
– Прекрасно! Просто прекрасно! – Вдруг Уинстон задумался, как будто что-то вычисляя. – Ты говоришь, что привезешь мне две картины, а почему бы не привезти больше? Например, четыре?.. Или десять. Я бы мог организовать тебе персональную выставку. Я уже так давно этого хочу. Одно твое слово, и вся галерея – в твоем распоряжении!
Жюли усмехнулась:
– Никаких выставок, Уинстон. Слышишь? Никаких выставок. Но твое предложение мне льстит, и, поскольку ты мой хороший друг, я пришлю еще одну картину.
– Три картины! Я в восторге!
– А мне кажется, что я выпила за обедом слишком много вина, – сказала она сухо.
– Вино? – раздался голос Джоуна позади нее. – Черт, почему я об этом не подумал?
– Джоун! – Уинстон моментально вскочил на ноги. – Какой приятный сюрприз!
– Надеюсь, я не помешал?
Похоже было, что Джоун сказал это только из вежливости, на самом деле его это ни капли не волновало.
– Вы здесь всегда желанный гость, – сказал Уинстон. – Вы же это знаете. Проходите, пожалуйста, садитесь.
Он показал рукой на стул около Жюли.
Проигнорировав предложение хозяина галереи, Джоун присел на край стола прямо напротив Жюли:
– Привет, Жюли.
– Здравствуй, Джоун.
Жюли думала, что больше его не увидит. Она постаралась заставить себя смириться с этим фактом и убедить себя, что поступает правильно. Но внезапно заливший лицо румянец и участившееся сердцебиение дали ей понять, что все ее усилия сведены на нет. Она была безумно рада его видеть, а его близкое соседство волновало ее, как и в прошлую ночь.
– Твое совещание уже закончилось?
– Мы разошлись на перерыв, и я решил позвонить сюда и узнать, здесь ли ты. Когда мне сказали, что ты у Уинстона, я решил заглянуть и посмотреть, как ты себя чувствуешь.
– Спасибо, все хорошо.
Джоун улыбнулся, давая ей понять, что оценил ее сдержанность.
– Это правда, что угостить тебя вином за обедом – очень мудрое решение?
Уинстон засмеялся:
– Да, с моей стороны это был тонкий ход. Жюли расслабилась и только что пообещала прислать мне три своих картины.
– Я хочу купить все три, – проговорил Джоун, не отрывая взгляда от Жюли.
Глаза Уинстона расширились.
– Нет, – сказала Жюли. Прозвучало это мягко, но уверенно.
Темная бровь Джоуна удивленно поднялась.
– Почему нет?
– Они не предназначены для тебя.
– Но ты же выставляешь их на продажу, не так ли? Я готов заплатить любую цену, которую назначит Уинстон. Если проблема не в деньгах, то в чем?
«В том, что я знаю тебя», – подумала Жюли. В каждую картину она вкладывала частичку себя, так что продавать их она считала возможным только незнакомцам. Людям, которые не будут рассматривать свои приобретения как часть загадки, которую она собой представляет.
– Я уверен, что все можно решить... – начал было Уинстон, которому очень не хотелось отказываться от выгодной сделки.
Жюли встала.
– Спасибо за обед, Уинстон. А сейчас мне надо добраться до дома, я не хочу попасть в вечерний час «пик».
Она чмокнула его в щеку.
– Ты же ведь пришлешь мне эти картины, правда?
– Поговорим об этом позже.
Джоун тоже поднялся.
– Я провожу тебя, Жюли. – Он крепко пожал руку Уинстона. – Я настроен вполне серьезно насчет картин Жюли. Не продавайте их никому.
– Нет, конечно, что вы, но я не уверен, что она... – Сбитый с толку Уинстон проводил взглядом уходящую пару.
Жюли торопилась выйти из галереи. Торопилась даже не потому, что надеялась избежать общения с Джоуном, – она знала, что это невозможно, – а потому, что испытала ощущение, будто офис Уинстона внезапно стал резко уменьшаться в размерах и давить на нее. Уинстон и Джоун хотели чего-то от нее, а она просто не могла им это дать. Там, в офисе, Жюли на мгновение показалось, что ей не хватает воздуха, да и места тоже.
Но улицы Нью-Йорка тоже не пустовали, и, выйдя из галереи, Жюли оказалась в движущейся по тротуару массе людей. В ту же секунду она почувствовала на своем локте руку Джоуна, который, проведя Жюли через толпу, подвел ее к стоящему у бордюра длинному черному лимузину и усадил на заднее сиденье. Внутри было тихо, прохладно, и затемненные стекла создавали эффект легких сумерек.
– Куда мы едем? – спросила Жюли, когда лимузин тронулся с места.
– В Дамарон Тауэр – если ты, конечно, не возражаешь.
Она вздохнула. Дамарон Тауэр был роскошным небоскребом, и, как следовало из названия, владела им семья Дамаронов. В небоскребе размещались престижные квартиры, офисы и магазины. Жюли также слышала, что дюжину верхних этажей занимали апартаменты самого клана Дамаронов.
– А зачем?
– Мне надо сейчас вернуться на совещание, но я освобожусь через пару часов. Я надеялся, что после этого мы могли бы сходить поужинать.
Она отрицательно покачала головой.
– Нет. – Жюли не видела сейчас никакой другой защиты от Джоуна.
– Ты не голодна?
– Скорее просто не хочу никуда с тобой идти.
Он с любопытством посмотрел на нее и произнес:
– Да, ты хорошо умеешь гнуть свою линию. Но объясни мне, пожалуйста, Жюли, что я сделал не так?
– Ничего. – Она закрыла глаза. – Извини, Джоун, я не хотела тебе нагрубить. Просто я не думала, что снова тебя увижу.
– Да, но последними моими словами этим утром были «скоро увидимся». Неужели ты забыла? Или ты предполагала, что я говорю это просто так?
Она не стала отвечать на этот вопрос.
– И сколько же продлится твое совещание?
– Несколько часов. Два-три, точно не знаю.
– А что же буду делать я, пока ты на совещании? Я уже закончила все свои дела в городе.
– Есть магазины, музеи. Ты можешь взять эту машину. Если захочешь, я достану тебе билеты на любое бродвейское шоу. Скажи, что бы ты хотела сделать, и я все для тебя организую.
Прошлой ночью она согласилась остаться с ним, для того чтобы добыть информацию о том, как можно пробраться в его дом и выведать хоть что-нибудь про систему сигнализации. Она намеревалась использовать Джоуна, но это не сработало. Жюли так ничего и не узнала. Она зря потратила время, позволив себе отвлечься от главного. Она зря сблизилась с ним. И вот сейчас он просит ее провести с ним время.
На этот раз она уже не сможет себя обмануть. Если она примет это приглашение, значит, хочет быть с ним, и других причин здесь нет.
То, что Жюли все равно должна пробраться в его дом и подменить картины, никак не было связано с тем, что происходило сейчас. Разделение двух этих линий было для нее единственной возможностью остаться в здравом уме.
Может ли она это сделать? Может ли она позволить себе раздвоиться?
Никто из мужчин никогда так не привлекал ее, как Джоун. Никто из мужчин не заставлял ее задуматься о необходимости такого внутреннего раскола, который должен был бы произойти, в случае, если Жюли сохранит с Джоуном их отношения. И она действительно не представляла себе, сможет ли она сделать это.
– Жюли, почему ты избегаешь меня? Я хочу тебя увидеть еще. Сегодня вечером, – настойчиво продолжал Джоун.
Она не знала, сможет ли она устоять. Жюли пыталась отбиться от его приглашения, но, с другой стороны, она не хотела возвращаться домой к отцу, к этим бесконечным спорам, к своим планам подмены картин. Не сейчас. Сейчас она не хотела расставаться с ним. Не сейчас.
Ведь никому не будет никакого вреда от попытки провести с ним еще хоть немного времени и понять для себя, может ли она отделить ту часть себя, которая хочет его обмануть, от другой, той, которая безумно хотела снова и снова его целовать.
– У тебя дома есть собаки?
– Я же тебе еще вчера вечером сказал, что нет. А почему ты спрашиваешь?
– Потому, что собираюсь подняться к тебе и подождать тебя там.
В глазах его сверкнула искорка радостного удовлетворения.
6
Вознесясь высоко над шумными суетливыми улицами Нью-Йорка, Дамароны собрались в большом, звуконепроницаемом зале заседаний.
Светло-серая замша покрывала стены, и такого же цвета тяжелые и плотные шторы пропускали в окна минимум дневного света.
Джоун, делавший отчет на этом совещании, стоял во главе длинного, отполированного до блеска, инкрустированного ониксом, стола, вокруг которого расположились его родственники, удобно устроившись в массивных креслах, обитых черной кожей. Облик этой комнаты носил отпечаток власти, могущества и богатства.
Джоун Дамарон был членом одного из самых элитных клубов мира – своей семьи. И они все понимали друг друга, обходясь практически без слов.
Только он и его родственники управляли всей этой обширной империей Дамаронов, в обороте которой находились миллиарды долларов. Только члены клана Дамаронов собирались на такие ежеквартальные деловые совещания. И если по какой-либо причине один из них не мог присутствовать на совещании, то кто-то из родственников обязан был заменить его и представлять его интересы. Все они поровну делили между собой обязанности, ответственность в случае финансовых провалов, но также и прибыль.
– Вергар находится в тюрьме в Гонконге, – сказал Джоун в завершение своего отчета, – и день суда над ним приближается.
Раздался одобрительный шум, похвалы родственников в адрес Джоуна. Каждый из сидевших за столом долго ждал, чтобы услышать хорошую новость – из тех, которые преподносятся в самом конце, как на десерт.
– Отличная работа, – серьезно проговорил кузен Лайон. Как и Джоун, Лайон был крупным мужчиной и, оправдывая свое имя, имел золотисто-рыжую шевелюру. – Благодаря тебе сегодня многие страны во всем мире вздохнут с облегчением. Вергар был одним из самых неуловимых и опасных террористов. Интерполу следовало бы вручить тебе медаль.
Тут заговорила Джоанна Уитфилд, которая легко переносила свою беременность и не собиралась пропускать такое важное мероприятие, как семейное совещание.
– Мы все тебе очень благодарны, Джоун. Ни у одного из нас не было мира в душе с тех пор, как пятнадцать лет назад самолет, в котором летели родители многих из присутствующих здесь, был взорван в воздухе, и мы знали, что человек, заложивший бомбу, находился на свободе. А от себя я могу добавить, что мне очень приятно, что к моменту рождения моего ребенка этот монстр уже не будет разгуливать на свободе. Одним плохим человеком в мире стало меньше.
Губы Джоуна вытянулись в жесткую линию.
– Да, это победа, но только частичная. Найти Вергара и посадить его было очень важным шагом. Но он был только исполнителем. Не надо забывать о том, что существует еще один негодяй, с которым нужно сделать то же, что и с Вергаром. Это человек, который заплатил Вергару за все это. Человек, который ненавидел наших родителей так сильно, что пожелал их смерти.
– А вот здесь в игру вступаю я, – сказал Синклер, оглядывая сидящих. – Джоун сделал самую грязную и тяжелую часть этой работы. И сейчас ему необходим отдых.
Джоун усмехнулся:
– Неужели я так плохо выгляжу? Это единственное, что говорят мне окружающие с тех пор, как я вернулся домой.
И тут, почти в унисон, все присутствующие закивали. Джоун рассмеялся:
– Спасибо, друзья.
Син поймал его взгляд своими зелеными глазами:
– Ну так что, ты не будешь возражать? Отдохнешь хоть немного?
– Вообще-то в другой ситуации я бы стал с вами всеми спорить. Потому что не люблю бросать дела, пока они не доведены до конца, но...
– Но на этот раз ты себе позволишь небольшую передышку, – закончил за него Синклер.
– Да.
Даже если бы Джоун не был измотан до предела, он бы все равно с большим удовольствием согласился бы с ними всеми и ушел бы домой. Ведь там сейчас была Жюли...
Джоун занял свое место и сделал жест рукой, приглашая Сина говорить.
Синклер встал.
– Завтра я лечу в Гонконг. Вергар, конечно, холодный и расчетливый убийца, но даже у него должна быть своя ахиллесова пята, и с помощью компьютерных чудес Джэсмин... – Он кивнул в сторону молодой красивой девушки с длинной толстой косой, уложенной тяжелым узлом на затылке, чьи глаза имели экзотический цвет топаза. – Джоун узнал, что у Вергара есть целых две таких ахиллесовых пяты – его пятилетние сыновья-двойняшки. Только горстка людей во всем мире знает об их существовании. Теперь об этом знаем и мы, и информация эта для нас очень важна. Вергар знает, что теперь, когда он схвачен, многие страны будут выстраиваться в очередь, чтобы судить его. Если какая-либо из них не казнит его, то по крайней мере он останется в тюрьме на всю свою жизнь. Его шансы избежать наказания равны нулю.
– Значит, его сейчас беспокоит будущее сыновей, – сделал вывод Лайон.
– То есть деньги, – проговорил Уайатт Дамарон, предвидя, что скажет Синклер.
Улыбка Сина стала хищной:
– Старые добрые американские доллары... Могу поспорить, что если мы ему достаточно заплатим, то он скажет нам, кто нанял его убить наших родителей.
Два бриллианта, каждый по карату, блеснули на руке Джоанны, когда она подняла ее и спросила:
– А можем ли мы быть уверены, что он предоставит нам достоверную информацию?
– Хотелось бы в это верить. Вот здесь нам и важно показать ему, что мы знаем о его сыновьях, потому что Вергар, естественно, захочет дать им не только деньги. Он захочет от нас гарантий того, что эта информация не приобретет широкой огласки. У него нет выбора, потому что если он не скажет правду, то мы расскажем всем о том, что знаем. Но для страховки я потребую от него доказательств того, что он мне скажет.
Лайон с сомнением покачал головой:
– Это же было пятнадцать лет назад...
– Вергар очень хитер. Он умудрялся выполнять сложнейшие операции и выжить в этом мире, полном опасностей. Я думаю, что какой-то интересной нам информацией он обладает. А если и нет, то пусть просто скажет имя. Мы долго жили со своими подозрениями, и сейчас нам нужно просто подтверждение их. Без доказательств мы, вероятно, не сможем привлечь этого человека к суду, но тогда мы сами решим, как его наказать.
Взгляд Синклера Дамарона обежал лица присутствующих, встретившись с глазами каждого из родственников, в которых было написано единодушное одобрение.
Джоун ответил ему улыбкой.
Жюли проснулась и обнаружила, что лежит на громадной кровати Джоуна, поверх вышитого золотом покрывала. Она вспомнила, как он ее сюда привел и показал свою квартиру. Когда он ушел на заседание, она пошла к нему в спальню, скинула свой пиджак, забралась на кровать и практически сразу же уснула.
Когда она ложилась, спать ей не хотелось. Просто надумала ненадолго прилечь, желая быть в самой лучшей форме. Ей не нужно было быть предсказательницей судеб, чтобы знать, что следующие неделя-другая станут серьезным испытанием ее душевных и физических сил.
Ей предстояло сделать очень многое. По сути, принять приглашение Джоуна было полным сумасшествием. Но Жюли не хотела лгать себе. Если бы она вернулась в прошлое и ситуация повторилась бы, она приняла бы то же самое решение.
Жюли прекрасно понимала, что играет, с огнем. Если только он догадается... Ну уж нет, она не позволит такому случиться. Кроме того, вполне вероятно, что сегодняшний ужин – последний раз, когда она увидит его.
Еще много лет назад она решила для себя, что, избегая серьезных отношений с кем бы то ни было, можно избежать затруднений, которые обязательно возникнут в ситуациях, когда нужно будет что-то скрывать и лгать. С тех пор она четко следовала этому правилу, живя одиноко и не заводя ни подруг, ни любовников.
Но все это было до появления Джоуна. Она не могла избежать всего того, что произошло. И это притом, что она знала, какие это может иметь последствия. Жюли вспомнила те ощущения, которые возникли у нее, когда она разглядывала его фотографию в газете. Ничто не могло подготовить ее к встрече с ним лично. И, точно так же, ничто не способно было подготовить ее к осознанию того, что она соскучилась по нему и сейчас ждет, когда же он вернется со своего заседания.
Глядя на заходящее солнце, она соскользнула с кровати и отправилась осматривать его квартиру. Каждая комната, через которую она проходила, напоминала о нем.
Большинство вещей, как ей казалось, выбирал он сам, в отличие от его загородного дома, где все было сохранено в неизмененном состоянии много лет, видимо, как дань памяти умершим родителям. Все, что она видела, было подчеркнуто сильными, чувственными линиями и цветами. Картины, висевшие на стенах, были собраны со всего мира.
Жюли потрогала коробку сигар. Рядом стояла овальная чаша, наполненная запонками для манжет. В ванной она открыла флаконы с одеколонами и принюхалась к их темным, тяжелым и неотразимым запахам – запахам Джоуна. И вдруг она подумала – это была странная мысль, – что было в начале, запах или сам Джоун.
Открыв гардероб, она обнаружила длинные ряды рубашек, костюмов, брюк, стопки аккуратно сложенных свитеров – кожу и шерсть, хлопок и твид. Все было чистое и глаженое и ждало своего хозяина. На нее нахлынуло сильное желание сохранить для себя его старую рубашку, в которой она спала, чтобы потом, в его отсутствие, надевать ее и вспоминать...
«О Боже, что же это?» – подумала Жюли.
В одной из комнат она нашла музыкальный центр и довольно долго возилась с ним, пока смогла его включить. Она выбрала несколько компакт-дисков с легкой успокаивающей инструментальной музыкой и поставила один из них. Потом Жюли забралась с ногами на кушетку, на которой лежал целый ворох подушек, и смотрела, как ночь медленно опускается на Нью-Йорк. Она просто сидела и ждала.
В такой позе и застал ее Джоун, когда вернулся домой. Ему было приятно, когда, войдя, он увидел ее.
Он привык к пустым комнатам, домам, номерам отелей. Долгое время это было его привычной жизнью. За это время он научился ценить и любить одиночество, когда не надо было ниоткуда ждать удара и не надо было прикрывать спину. Но сегодня все было иначе... Сегодня он был неизъяснимо счастлив увидеть Жюли, ждущую его в квартире, которую Джоун считал своим домом.
Она была прекрасна, когда сидела вот так, в мягком, неярком свете лампы. Сияющий свет ночного города, панорама которого открывалась из огромного окна, служил ей фоном. Она излучала что-то такое, что у Джоуна даже заболели руки, так ему захотелось обнять ее. Он сделает это. Скоро.
Ее нелегко было понять, но с ней ему было безумно интересно. Годы охоты на Вергара наложили свой отпечаток, и теперь он уже не так легко доверял людям, так что для него было большим сюрпризом обнаружить, что Жюли, практически с первой же минуты их общения, вызвала у него чувство доверия к себе, несмотря на всю ту сложность и загадочность натуры, которые он угадывал в ней.
Она была совсем не такой, какой казалась на первый взгляд. Внутри нее был некий хаос, который временами просачивался наружу и давал о себе знать. Она была настороженной и предусмотрительной, и поэтому было ясно, что она скрывает в себе какие-то секреты. Но обычные женщины, откровенные и предсказуемые в своих поступках, надоедали ему и раздражали его. О Жюли же он такого не мог сказать. Она ему не надоедала. С ней не было скучно.
Джоун закрыл за собой двустворчатые двери и направился к ней.
– Ты выглядишь отдохнувшей.
– А ты – напротив, слишком уставшим.
Тут она в первый раз поняла, что усталость эта была не только чисто физической, но и душевной тоже. Да и тени под глазами еще сильнее, чем раньше.
– Совещание было таким напряженным?
– Напряженным? – Он сел рядом с ней. – Нет, ничуть.
Джоун протянул руку, поднял несколько прядей ее шелковистых волос и наблюдал, как они, струясь, падают между его пальцев.
– Нет, – повторил он, на этот раз тише. – Напряжение – это когда мне безумно хочется поцеловать тебя, как, например, сейчас, а я этого не делаю.
Она окаменела, но внутри ее кровь закипала, гулко билась в венах. Должно быть, Жюли издала какой-то тихий звук; то ли от удивления, то ли от чего-то еще, потому что взгляд Джоуна вдруг переметнулся на ее губы. Даже ее соски, казалось, набухли в ожидании его прикосновения. Ей не хотелось отодвигаться от него. Она его ждала.
Он склонил голову и прикоснулся к ее губам. Она заставляла его чувствовать голод – голод желания иметь ее, обладать ею, раствориться в ней, впитать ее до последней капли. Только эта мысль сейчас билась в его мозгу. Она вся состояла из сладких запахов, бархатистой кожи, нежных изгибов тела – и он ее страстно хотел.
Джоун обвил ее руками и притянул к себе, поцелуй стал более глубоким и сильным. Его язык переплетался с ее языком, создавая жар и желание, страсть и пыл.
Она издала какой-то тихий возглас, который, войдя в его рот, стал частью его самого. Так же, как и ее вкус. Так же, как и ее запах.
Жизнь научила Джоуна держать при себе все свои эмоции и чувства. Контроль над собой был чрезвычайно важен, и его потеря грозила необратимыми последствиями. Этот урок он выучил слишком хорошо.
Но сейчас, рядом с Жюли, он боролся за контроль над своим разумом. Он никак не мог остановить себя, не мог заставить себя не получать то, чего хотел. А она – она была как сон, как самый чудесный сон, и отвечала ему взаимностью.
Джоун имел богатый опыт общения с женщинами, и он сразу понял, что она его хочет. Но Жюли еще пока хотела его не так, как того желал он. И, хотя они только целовались, он чувствовал, что она продолжает держаться напряженно, словно боится довериться ему окончательно.
Но потом она сделала это. Это было частью того, что делало ее загадкой, и это озадачило его еще больше. Он собирался раскрыть ее тайны, одну за другой.
А сейчас его заботило другое. Джоун хотел быть еще ближе к ней, его заботило то, что на них еще столько одежды. Он хотел чувствовать ее обнаженное тело под собой. Но в данный момент не имело значения то, чего он хочет, каким бы сильным ни было желание. Он должен был делать один осторожный шаг за другим.
Джоун взял ее за руки и потянул на себя, пока она не соскользнула с кушетки на него. Жюли выгнулась над ним, он почувствовал прикосновение ее сосков сквозь их одежду, и его вдруг охватило безумное желание.
Неожиданно раздался стук в дверь.
– Самое время... – раздраженно пробормотал он, судорожно вздохнув.
Бессознательным движением Жюли облизала губы.
– Что это... Кто это стучит?
– Наш ужин готов.
– Ужин? – Она совершенно забыла о еде. Джоун провел рукой по ее волосам.
– Я был бы безутешен, если бы обнаружил, вернувшись с заседания, что тебя здесь уже нет.
– Ты не кажешься мне человеком, способным вдруг оказаться безутешным, – сказала она немного странным голосом.
– Нет? – Джоун отодвинулся от нее, чтобы лучше ее видеть. – А каким же я тебе кажусь?
Ее дыхание уже восстановилось, и голос окреп. Она еще чувствовала жар его поцелуя. Жюли сказала то, что думала:
– Жесткий. Холодный. Сильный. И временами даже жестокий.
На лице его отразилось неподдельное удивление.
– Что же я тебе такого сделал, что ты пришла к подобному выводу? Когда я был жестоким или холодным?
– Ничего не сделал. Пока.
Он внимательно посмотрел на нее:
– Но ты ожидаешь, что сделаю?
Жюли хотела бы забрать свои слова обратно, но с Джоуном это было невозможно, будь то улыбка, слово или поцелуй.
– Нет, потому, что у тебя не будет для этого причин. – Ее просто не будет поблизости.
Он повернул ее лицо к себе, дотронувшись до подбородка.
– Скажи мне, Жюли, ты всегда такая настороженная?
– Не думаю, что у меня когда-либо возникала такая необходимость в этом.
Джоун пристально посмотрел на нее, думая о том, какие же секреты она хранит и что же за тайна является ее частью, вспоминая при этом то, как обнимал ее, и понимая, как сильно он все еще ее хочет.
– Есть кое-что такое, что я должен сказать тебе, Жюли. Последние несколько лет я провел на темной стороне жизни. Ты говоришь, что я такой, – это правда. Я вынужден был стать жестоким и холодным. Я делал много плохого и часто делал с большим рвением и усердием. Я дрался, врал, воровал, смотрел на что-то сквозь пальцы – и все это только верхушка огромного подводного айсберга.
Жюли была удивлена его словами не меньше, чем он – ее. Но почему-то она знала, что он был прав в том, что делал. Временами его лицо принимало безжалостное выражение, давая понять, каким жестким и жестоким он может быть.
– Все, что ты делал, было для тебя очень тяжело.
Он грустно улыбнулся:
– На самом деле это было очень просто.
– Тогда откуда эти тени? – Она провела пальцами по темным кругам вокруг его глаз.
Его улыбка стала спокойнее и шире, и, хотя это и была самая циничная и усталая улыбка, которую она видела на его лице, тем не менее Жюли нашла ее привлекательной.
– Напряженная жизнь. Постоянно не высыпаюсь. Нерегулярно питаюсь. Все это и еще много всего другого. Я привык делать все, что должен, для того чтобы получить все, что я хочу.
– Я знала это еще до того, как ты это сказал.
– Откуда?
– Прочла в твоих глазах.
То, что она сказала, прозвучало так неожиданно, что Джоуну потребовалось какое-то время, чтобы найти ответ.
– Прекрасно. Значит, ты получила предупреждение.
– Я получила предупреждение в ту же минуту, когда в первый раз посмотрела тебе в глаза.
В дверь опять постучали, на этот раз более настойчиво.
– Повара не любят, чтобы их стряпня остывала. Идем, наш ужин готов. – Он подал Жюли руку, встал сам и помог встать ей. – Идем, а за ужином я тебе чуть поподробнее расскажу, чем я занимался в последнее время.
Ее не удовлетворило это обещание.
– А почему только «чуть поподробнее?»
– Потому что, если ты узнаешь обо всем, что мне пришлось делать в подробностях, есть вероятность того, что я тебя больше никогда не увижу.
«У меня тоже есть свои секреты, – подумала Жюли, пока они шли к двери, – секреты, которые я не хочу раскрывать по тем же причинам». Какая разница, что он сделал? Если Джоун узнает, что она – воровка, то не пожелает иметь с ней ничего общего. Он никогда больше не захочет ее увидеть, если узнает, что она планировала проникновение в его дом, пусть даже с благородной целью – вернуть на место его собственность. Их разделяла непреодолимая пропасть, и дело тут заключалось не в его несметном богатстве и высоком общественном положении. Жюли была преступницей – неважно, что шла она на это под давлением обстоятельств, – и ей не находилось места в жизни Джоуна Дамарона. Она все время повторяла себе, что это их последняя встреча, как будто это могло что-нибудь изменить.
Стол был накрыт в отделанной искусным дизайнером столовой. Грубый каменный пьедестал поддерживал стеклянный стол. Свечи, укрепленные в высоких каменных подсвечниках, отражались в тяжелых хрустальных бокалах, соперничая с отблесками ночного города, видимыми из окон.
Джоун усадил Жюли справа от себя, так близко, чтобы иметь возможность дотронуться до нее, если захочется, наклониться и вдохнуть ее женственный запах или даже поцеловать ее. Но пока он просто хотел, чтобы она была как можно ближе, хотел рассказать ей немного о том, что делал в последние годы.
– Пятнадцать лет назад я и все мои двоюродные братья и сестры стали сиротами. Мои родители, дяди и тети погибли в один безоблачный солнечный день, когда все вместе летели в Швейцарию. Их самолет потерпел крушение где-то в Альпах.
Жюли отложила вилку:
– Джоун, я понимаю, какая это была потеря. Мне трудно даже вообразить, насколько болезненно это было для тебя и твоих родственников.
Он кивнул:
– Это было для нас всех концом счастливой беззаботной жизни. Мы все еще были молоды, но повзрослели за одну ту ночь.
– Да, я знаю почему.
– Мы унаследовали все – дела, состояния, деньги и ответственность. У нас не было выбора – мы должны были заниматься с молодых лет семейным бизнесом. У нас были финансовые советники, но они были с нами только для того, чтобы обогащаться. Мы же должны были быть семьей и защищать друг друга. Так что мы быстро научились надеяться только на себя и на других членов семьи. Несчастье сплотило нас всех раз и навсегда.
Эта история личного становления Джоуна объясняла то безжалостное выражение его лица, которое так насторожило ее. Но то, что она узнала, как он стал таким, каким был сейчас, не меняло его сегодня. На мгновение Жюли задумалась о том, сможет ли он смягчиться, как-то успокоиться. Затем она быстро отбросила эту идею, как слишком глупую и необоснованную.
– Я не слежу за деловыми новостями, но, по-моему, человек должен долгое время прожить где-то на Марсе, чтобы не знать о том, что твоя семья, особенно в последнее время, исключительно преуспевает в бизнесе.
– Да, это так, – кивнул Джоун. – А теперь мы смогли сделать кое-что еще, не менее важное.
– Что же?
– Когда самолет наших родителей потерпел крушение, мы были практически детьми. Но после похорон – общих похорон наших близких – мы собрались в доме Синклера. И поклялись, что разыщем человека или людей, ответственных за смерть наших родителей, и так или иначе совершим правосудие.
Сейчас его лицо казалось еще более жестким и непреклонным, чем когда-либо раньше.
– Так или иначе? – не очень поняла Жюли.
– Мы всегда сначала пытаемся действовать законным путем, но если это не срабатывает, то мы прибегаем к своим собственным методам восстановления справедливости.
