Текст книги "Лирика"

Автор книги: Фернандо Пессоа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Все – ночь, повсюду мрак проник.

ВОЗВЕДЕНИЕ ЛЕСОВ

Я часто вижу сны о том,

Как чахнут прежней жизни всходы.

Я написать сумел бы том

Про то, как миновали годы

В мечтах о будущем пустом.

Ручей – подобьем вижу я

Всего, что пережил доселе:

Спешит прозрачная струя,

Изображая бытия

Бесстрастный бег, лишенный цели.

Надежда, нужен ли отгадчик,

Чтоб распознать, как ты слаба?

Взлетает выше детский мячик,

Чем ты, и не хочу подачек,

Что мне еще сулит судьба.

Вода быстробегущих рек

Вода ли ты иль сон текучий?

Проходит час, проходит век,

Иссохнет зелень, сгинет снег,

Чуть сгинуть подвернется случай.

Иллюзия так долго длилась:

Быть королевой – чем не роль?

Но вот она явила милость,

Пред королем разоблачилась

И умер в тот же час король.

Как нежно, берег размывая,

Журчать доводится волне!

О, эта память чуть живая,

Туманная и вековая,

И сон, приснившийся во сне!

Что сделал я с самим собой?

В итоге встречи слишком поздней,

Решив не лезть в бесплодный бой,

Оставил я вдвоем с судьбой

Безумца, жертву темных козней.

Как мертвая, течет вода,

Не зажурчит, пути не спросит;

Воспоминанья без следа

Она смывает в никуда,

Надежды – губит и уносит.

Я сгину через миг короткий,

Я жив, покуда сном объят,

О сон несвязный и нечеткий,

В нем только стены и решетки,

Мой окружающие сад.

О волны, в море через мол

Да будет жизнь моя влекома

Туда, где мне сужден прикол,

Туда, где я леса возвел,

Однако не построил дома.

x x x

Сегодня я с собой наедине,

И различает мой душевный взор

Все облики, погибшие во мне,

Все, чем я не был до сих пор.

Сегодня, в сути собственной изверясь,

Никем останусь – невелик урон:

Я от себя самим собой за ересь

Высокомерно отлучен.

Во всем я проиграл судьбе строптивой:

Не сделал, не осмелился, не смог...

Жизнь от меня сокрыла под крапивой

Блаженства зыбкого цветок.

Я знаю, не дано свершиться чуду,

Но, бедный,– уподоблюсь богачу:

Я равнодушным до конца пребуду

И расписаться в том хочу.

x x x

Сегодня, в ясной тишине заката,

Когда неспешно подступает мрак,

Хочу постичь, каким я был когда-то,

Каким я стал, и почему, и как.

Но прошлое пронизываю взглядом

И вижу: я всечасно походил

На все и вся, что обреталось рядом,

Собою быть недоставало сил.

Минувшее! забытая страница

С изображеньем чуждого лица!

Осколок истины во мне таится,

Стремленье без начала и конца.

Мне цель была от века незнакома,

Из двух путей годился мне любой;

Я был в миру – частицей окоема

И был ничем наедине с собой.

Я, чуждый очертаниям доныне,

Разнообразен там же, где безлик.

Я по себе влачусь, как по пустыне,

Свой собственный изменчивый двойник.

Быть может, я (все быть на свете может)

Из обликов нездешних соткан весь,

И суть мою душа пространства множит,

И есмь лишь потому, что явлен здесь?

А может (не положено предела

Стремленью мысли!) – о, быть может, я

Продленный миг, который жаждал тела,

Дабы вкусить земного бытия?

x x x

Песня с горных отрогов взлетела,

Мне ее донесла тишина:

Чем бы только душа ни владела,

Несчастливою будет она.

Этот мир для нее не приют,

Не очаг, не домашний кров.

Все на свете душе дают,

Ей не нужно земных даров.

Так ли пелось? Не знаю. Без слов

Эта песня. Стою одиноко

У окна. И мелодии зов

Как сиянье звезды далекой.

x x x

Я год не бился над строкой.

Давящее раздумье

Оберегает мой покой

От вещего безумья.

Тоскую о себе самом.

Паря под небесами,

Я жил в пространстве неземном,

Стихи слагались сами.

Теперь стихи – плоды ума,

И в мыслях – постоянство.

Кого же угнетает тьма

Из вечного пространства?

x x x

Сменившая ночь в ее блеске и лоске

Промозглая рань

Как траур вдовы, после длительной носки

Поблекшая ткань.

И в небе рассветном, где завесь сырая

Все так же темна,

Несбыточность рая – от края до края

Глухая стена.

Бессмысленный день уготован мне снова

И холод в душе

Из-за несвершенности дела, какого

Не сделать уже.

x x x

Смерть – поворот дороги,

Кто завернул – незрим.

Снова твой шаг далекий

Слился в одно с моим.

Стерты земные грани.

Смертью не обмануть.

Призрачно расставанье.

Подлинен только путь.

x x x

Кто в дверь стучит мою,

В столь горькую годину

Постиг ли, как таю

Своей души кончину?

Он тайну ли постиг

Моей судьбы несчастной?

Как ночью каждый миг

Томлюсь тоской напрасной?

Что на устах – печать?

Что прозябаю сиро?

Зачем же в дверь стучать

До окончанья мира?

x x x

Старая песня в соседней таверне:

Скольким похожим внимал на веку.

Слушаю, в сумрак уставясь вечерний,

И без причины впадаю в тоску.

Пусть я не знал этой песенки старой,

Это не важно, не важно ничуть.

До крови ранено сердце гитарой,

Кончились слезы – а то бы всплакнуть.

Вызвана кем и явилась откуда

Эта печаль, не моя и ничья?

Всем на земле одинаково худо,

Прошлое – вечная боль бытия.

Жизнь завершается, скоро – в потемки.

Грустная песня, печальная весть.

Есть лишь мотив, незнакомый, негромкий.

Есть только то, что пока еще есть.

x x x

Один на один

С той болью, которой мечен,

Ее до седин

Стремлюсь оправдать, да нечем.

Все так же она

Бессменна и беспричинна.

Как небо, видна,

Как воздух, неразличима.

x x x

Нелегко, когда мысли нахлынут.

Еле брезжит, и тьма за стеной

И в беззвучную тьму запрокинут

Одиночества лик ледяной.

На рассвете, бессонном и грустном,

Безнадежней становится путь

И реальность бесформенным грузом

Тяготит, не давая вздохнуть.

Это все – и не будет иного.

И порукой оглохшая ночь,

Что мертвы эти дали для зова

И что жить этой жизнью невмочь.

(Это все – и не будет иного.

Но и звезды, и холод, и мрак,

И молчание мира немого

Все на свете не то и не так!)

x x x

Чертою белой являясь взору,

Штрихом на лоне холма зеленом,

Тропа восходит по косогору

И пропадает за дальним склоном.

Тропою этой на гребень ската

Влекутся люди, как муравьи.

Они бездумно спешат куда-то,

Теряя в спешке черты свои.

Людскому роду причастный тоже,

Я все же вижу со стороны,

Как друг на друга они похожи

И как друг другу они равны.

У них, возможно, различны лица,

Но предо мною безликой цепью

Ползет бесцельно их вереница,

Навек чужая великолепью.

Себе подобных не узнавая,

Душа скудеет с теченьем дней.

И вниз по склону идет кривая,

И мчится сердце мое по ней.

x x x

Мечтаю, глядя на морскую гладь,

Где, кроме глади, не на что взирать.

Душа, питаясь пустотой лазури,

Не называет Божьей благодать.

Мы жаждем видеть верно. И плутаем

Столицей буйной иль безлюдным краем,

Мним, будто видим, но всегда и всюду

Мечтаем, и мечтаем, и мечтаем.

Деревья отдаленного леска

Так изумительны издалека!

Чудесно все, пока на расстоянье...

Всему цена, увы, невелика.

Любовь? Ее не помню я нимало:

Уже меня вчерашнего не стало.

Пей, ибо все течет и опьяняет,

Но сякнет там же, где берет начало.

Срываешь розы? Губишь, обратив

Напевы красок в меркнущий мотив?

Срывай! Ведь так и так на свете этом

Лишаешься всего, покуда жив.

x x x

Я сломлен. Обращаются светила

Душа моя! Твой давний блеск исчез,

И ты в потемках нынче приютила

Мой разум, отлученный от небес.

Я сломлен. И отныне успокоюсь.

Я неизбывно одинок и сир:

Налево – полюс, и направо – полюс,

А посреди простерся чуждый мир.

Я сломлен. Я ничто. Влачатся дни...

Никчемен я, как ветхие поленья,

Что поднесенной жаждут головни:

Иного не сыскать употребленья.

x x x

Ту повесть, что осталась втуне,

Мечта дополнила моя.

Нет, не о принце иль колдунье,

Но лишь о том, кем был не я.

Мой голос слышался сквозь дали,

Но я был тот, кто не был мной.

Цветы весною расцветали,

Но не была весна весной.

Легенда грез подобна мигу

Чем жил, того не отыскать.

Из рук моих кто вырвал книгу,

Что я хотел всю жизнь читать?

x x x

На свете этом есть у всех вещей

Предназначенье,

И лишь лягушки в памяти моей

Как исключенье.

x x x

В подлунном этом мире есть приют

Любой гнилушке,

Но лишь в болоте грез моих поют

Мои лягушки.

Во мне встает поддельная луна,

И лунным светом

Вся заросль камышей оттенена

В болоте этом.

Откуда, из какого бытия

За мною следом

Воспоминанье шло – не помню я,

И путь неведом.

Безмолвствует ничто средь камыша,

Где нет в помине

Меня. И чья-то квакает душа

В ночной пустыне.

x x x

Услышал и вспомнил лето,

Пропахший цветами сквер...

Оркестрик, возникший где-то,

Воздушный цветник химер.

Вернулась ничьей улыбкой

Мелодия давних лет

С какой-то надеждой зыбкой,

В которой надежды нет...

Я слушаю. Что мне в этом?

Себе не отдам отчет.

Но дарит улыбка светом

И в дар ничего не ждет.

x x x

То ли в яви, то ли в сонной тайне,

То ли там, где слиты явь и сон,

Расположен остров южный, крайний,

Тот, что нежностью заворожен.

Только там, на юге, только там

Место есть и счастью и мечтам.

Может быть, кокосовые рощи

В никому неведомом краю

Сделали бы жизнь милей и проще

Для поверивших в мечту свою.

Счастливо – быть может, о, быть может

Был бы век наш в тех пределах прожит.

Но как много тягостных вопросов!

Так что грезить – стоит ли труда?

Лунный свет среди листвы кокосов

От луны доносит холода.

Ах, и там печаль стара, стара:

Много зла, и нет почти добра.

Нет, не островком на крайнем юге,

Нет, не рощей, виденной во сне,

Исцелит душа свои недуги:

Все лекарства – в ней самой, на дне.

Только там, в душе, о, только там

Место есть и счастью и мечтам.

x x x

Пусть вихри в спираль

Скрутит ветер шальной.

Мечта моя, вдаль

Улети вслед за мной.

Узнай, как в лесу

Над обрывом, легки,

Держась на весу,

Не дрожат сквозняки.

Вглядись в мою душу:

Иным ли я стал

С тех пор, как подслушал,

Что ветер шептал?

x x x

Шаги среди растений,

Среди лучей луны...

Шаги бесплотных теней

Неспешны, неслышны.

Шаги подобны эти

Падению пылинок.

В лесу, при лунном свете,

Шаги среди былинок.

Ужели гном иль фея,

Незримые для нас?..

Очнусь, мечтать не смея,

И загрущу тотчас.

x x x

Что печалит – не знаю,

Но не в сердце ютится

То, чему в этом мире

Не дано воплотиться.

Только смутные тени

Тают сами собою

И любви недоснились,

И не узнаны болью...

Словно грусть облетает

И, увядшие рано,

Листья след застилают

На границе тумана.

x x x

Зачем, не убаюкав,

Волнует душу сон?

Душа во власти звуков

Я с нею разлучен.

Тревожная дремота,

Пришедшая извне,

Гнетет меня без гнета

И не очнуться мне.

Становятся чужими

Мои судьба и суть.

Ужели между ними

Я обречен уснуть?

Не будет мне возврата,

И нет за мной следа.

Во сне спешу куда-то.

Куда-то... Никуда.

x x x

Не разойтись туману.

Поздно, и ночь темна.

Всюду, куда ни гляну,

Передо мной стена.

Небо над ней бездонно,

Ветер утих ночной,

Но задышало сонно

Дерево за стеной.

Ночь он не сделал шире,

Этот нездешний шум

В потустороннем мире

Потусторонних дум.

Жизнь лишь канва сквозная

Яви и забытья...

Грустен ли я, не знаю.

Грустно, что это я.

x x x

В затихшей ночи

На паперти смутной

Бессонной свечи

Огонь бесприютный.

Спокойны черты,

Где жизнь отлетела.

Спокойны цветы

У бедного тела.

Кто снился ему,

Кем он себе снился

Дорогой во тьму,

С которой сроднился?

x x x

Между сном и тем, что снится,

Между мной и чем я жив

По реке идет граница

В нескончаемый разлив.

И рекой неодолимой

Я плыву издалека,

Вечно вдаль и вечно мимо,

Так же вечно, как река.

Под чужим недолгим кровом

Я лишь место, где живу:

Задремлю – сменилось новым,

Просыпаюсь на плаву.

И того, в ком я страдаю,

С кем порвать я не могу,

Снова спящим покидаю

Одного на берегу.

x x x

Хлеба под ровным светом,

Волнуются, рябя.

Бреду, себе неведом,

Вновь обманув себя.

О, если б хоть когда-то

Забыть судьбу свою,

Всей сутью без возврата

Вверяясь забытью!

Шумящая пшеница

Все тот же свет чужой...

И беглой тенью мнится

Владевшее душой.

x x x

Отбивает усердная прачка

О прибрежные камни белье

И поет, оттого что ей грустно

Жизнь, как песня ее, безыскусна

В этой песне вся радость ее.

Мне бы тоже стихи отстирать,

Словно прачка стирает холстины.

Этой стирки познав благодать,

Мне бы судьбы свои растерять,

Обретя только жребий единый.

С жизнью истинной единенье

Петь бездумно, как будто во сне,

Пусть почти не звучит это пенье,

Колотить полотно в белой пене...

Кто же сердце отмоет мне?

x x x

Прожить всю жизнь, над речкой стоя,

Той или этой, все равно,

Где дни проходят чередою,

Где всеми я забыт давно,

Где нет ни холода, ни зноя.

Узнать, чем занята река,

Нельзя – ведь реки все безлики,

Они влачат издалека

Лишь отраженья, только блики

Того, что кануло в века

А мне разгадывать движенье

Не искр, летящих на волне,

А своего воображенья:

Ведь суть невидима на дне

Под толщей вечного скольженья.

И вновь на берегу стою,

И вновь движенью водной глади

Здесь или там, я жизнь свою

Вверяю – глядя и не глядя

На бесконечную струю.

x x x

Льет. Тишина, словно мглой дождевою

Гасятся звуки. На небе дремота

Слепнет душа безучастной вдовою,

Не распознав и утратив кого-то.

Льет. Я покинут собою...

Тихо, и словно не мгла дождевая

В небе стоит – и не тучи нависли,

Но шелестит, сам себя забывая,

Жалобный шепот и путает мысли.

Льет. Ко всему остываю...

Воздух незыблемый, небо чужое.

Льет отдаленно и неразличимо.

Словно расплескано что-то большое.

Словно обмануто все, что любимо.

Льет. Ничего за душою...

x x x

Сон безысходный коснулся чела

Тягостен, горек.

Слышу: гармоника вновь забрела

Прямо во дворик.

Вьется незримою нитью мотив,

Весел, несложен.

Разум, соломинку счастья схватив,

Странно встревожен.

Ритмику танца ловлю на лету

Смерть всем заботам!

Сердце, отдай же свою теплоту

Простеньким нотам!

Снова мотив сквозь окошко проник

Так же, как прежде.

Рвется душа – хоть на час, хоть на миг

К новой надежде.

Что же, исчезнуть и ей, отгорев.

Сумрак все ближе.

Вечной гармоники вечный напев,

Не уходи же!

Если б отдаться мечте, забытью

Мог навсегда я!

Губит гармоника душу мою,

Не сострадая.

x x x

Думаю все чаще,

Как спокойно я

Отошел бы, спящий,

В море забытья,

Без стыда и боли,

Мирно, в тишине

Но не просто в поле,

А дремать бы мне

Под древесной кроной,

Там, где так легка

Тень листвы зеленой,

Тень у родника.

x x x

Волна, переплеск зеленый,

Ты раковиной витой

Уходишь в морское лоно,

Клонясь, как над пустотой.

Зачем же ты в хаос древний,

Где нет ни добра, ни зла,

Несла свою смерть на гребне

И сердце не унесла?

Так долго оно сгорало,

Что я от него устал.

Неси его в гул хорала,

С которым уходит вал!

x x x

Горы – и столько покоя над ними,

Если они далеко.

Свыклась душа моя с мыслью о схиме,

Но принимать нелегко.

Будь я иным – верно, было б иначе.

С этим я жизнь и пройду.

Словно глаза поднимаю незряче

На незнакомых в саду.

Кто там? Не знаю. Но веет от сада

Миром, которого нет.

И отвожу, не сводя с нее взгляда,

Книгу, где канул ответ.

x x x

Отринул я грехи былой судьбы,

Отринул я грехи былой мечты.

Настал мой час – и отлетел, дабы

Я в счастье не изведал полноты.

Свое былое, словно груду хлама,

Отринул я, спеша по той дороге,

Где остановка – маленькая драма,

Где спутник – отступленье в монологе.

Отринул я бесцельное былое

Как будто путешествовал в плаще,

И скинул плащ на беспощадном зное,

И бросил, чтобы не влачить вотще.

x x x

Хочу заснуть. Зову ли смерть со стоном,

И какова она?

Но будь судьба хоть верой, хоть законом,

Она мне не страшна.

Хочу лугам оставить отдаленным

Свою земную суть,

Безмолвным беспредельностям зеленым

Любовь мою вернуть.

Хочу я жизнь создать в воображенье,

Похожую на бред,

И промотать ее без сожаленья

В мечтах, где боли нет.

Хочу я все разрушить во вселенной

И, подводя итог,

Разрозненное сочленить мгновенно

С тем, что являет рок.

Хочу я быть в грядущем коронован

Король небытия,

Где мой неколебимый трон основан,

Где скипетр – жизнь моя.

x x x

Я знаю, южнее полуденной дали

Лежат неизведанные острова.

Пейзажей таких на земле не видали,

Там бархатным тканям подобна трава.

Я знаю, деревья, что смотрятся в море,

Кораллы и горы – той жизни черты

Как отсвет любви в угасающем взоре,

Как преображенье вечерней мечты.

Я знаю, там ветви висят онемело,

Но ветер пронесся, слегка их задев.

И мысль дуновеньем ко мне прилетела:

Любовь – это ветра немолчный напев.

Да, знаю я, отсвет прекрасный и зримый

Немыслимый, призрачный сон наяву. .

Он есть, он имеет предел ощутимый,

Он брезжит во мне, оттого я живу.

Да, знаю, я знаю все это, и даже,

Что все невозможное – именно там.

Мне видится свет, что рисует пейзажи,

И по морю путь к этим дивным местам.

x x x

Лазурен, изумруден и лилов

В закатный час, в багряности сусальной,

О море, твой изменчивый покров,

Порою – взвихренный, порой – зеркальный;

В годину старости печальной

Зову тебя в душе, простор морской,

Пусть нет к тому причины никакой.

Для капитанов и для моряков

Один причал в воде глубин стоячей,

Где спят они, наперсники веков,

Забвения и горькой неудачи.

Лишь для немногих все иначе,

Когда взнесет валы простор морской

И прогремит о них за упокой.

Я грежу... Море – попросту вода,

Окованная сумрачным экстазом,

Он, как стихи, приходит иногда,

Уходит вновь, послушен лунным фазам.

Но если слушать – с каждым разом

Бормочет все ясней прибой морской:

Он лишь отлива жаждет день-деньской.

Что есть душа? Чему она дана,

Дана ли вообще, по крайней мере?

Тревожна мысль, но истина темна.

В пустой простор отворены ли двери?

О греза, дай прийти мне к вере,

Что если не внимать волне морской,

То к сердцу снидут благость и покой.

Вы, капитаны пролетевших лет,

Вы, боцманы, – к которой смутной цели,

Мелодии неведомой вослед

Сквозь океаны кочевать посмели?

Быть может, вам сирены пели,

Но встречи не судил простор морской

С сиренами – лишь с песней колдовской.

Кто посылал вам из-за моря весть,

Тот все предвидел, несомненно зная,

Что не один лишь зов богатства есть

Для вас и не одна алчба земная,

Но жажда есть еще иная

Желанье вслушаться в простор морской

И вознестись над суетой мирской.

Но если истину проведал я,

Что суть одна и в вас и в океане,

И мысль о вас – превыше бытия,

А за пределом самой тайной грани

Душа, которую заране

Вместить не в силах весь простор морской,

К чему томлюсь сомненьем и тоской?

Пусть в аргонавта превратится дух,

Пусть ноше древней я подставлю плечи

И песне прежней мой внимает слух,

Пусть донесутся звуки издалече

Старинной португальской речи,

Ее от века слышит род людской

В извечном шорохе волны морской!

x x x

Чуть брезжит в предвестье рассвета

У самой небесной кромки,

Окрашенной негустой,

Редеющей чернотой,

Мерцанье студеного цвета,

Рассеявшее потемки.

Где сумрак пепельно-синий

Разлился по небу незримо,

Окутала вялая дрема

Восточный край окоема.

Безветрие утренней стыни

В пространстве едва ощутимо.

Но я в полудреме неверной

Не чувствую утренней дрожи,

Зари не жду приближенья

В пустыне уединенья,

Лишь чувствую, как безмерна

Душа, пустынная тоже.

Напрасно рассвет наступает,

Ведь ночь провожу без сна я,

Как те, в ком сердца глубины

Не истиной живы единой,

В ком жизнь себя отрицает,

Кто любит, любви не зная.

Напрасно небо, напрасно

Сквозит бирюзой ледяной,

Пепельно-зеленоватой.

Каким же чувством объята

Душа, что ко мне безучастна,

Ночью смертельно больной?

x x x

Я слушал мудрецов ученый спор,

Я опровергнуть мог весь этот вздор,

Но предпочел вино в тени пригубить

И молча слушать чуждый разговор.

Правитель правит, потому что он,

Худой ли, добрый, править вознесен.

Как мы велики в час благоприятный

И как смиренны, покидая трон.

Зачем нужны величие и власть?

Владыку тоже доведется класть

Во гроб – и век людской совсем недолог,

И бедность – быстротечная напасть.

СОВЕТ

То, что видишь во сне, окружи частоколом,

Сад устрой, оборудуй дорожки к жилью,

А затем, возле самых ворот, впереди,

Посади и цветы – пусть по краскам веселым

Опознают зеваки усадьбу твою.

Там, где зрителей нет, ничего не сади.

Делай клумбы у входа как можно богаче,

На парадный фасад не жалей красоты,

За порядком приглядывай ночью и днем.

Но на заднем дворе все да будет иначе:

Пусть покроют его полевые цветы

И простая трава разрастется на нем.

Защитись от реальности жизнью двойною,

Не давай покушаться на тайны твои,

Ни морщинкой не выдай на гордом челе,

Что душа твоя – сад за высокой стеною,

Но такой, где одни сорняки да репьи

И сухие былинки на скудной земле.

x x x

В расплесканной пучине злата,

В предощущенье мертвой мглы,

В непрошеном огне заката

И золоте золы,

В разливе зелени безгласной,

В золотоносной тишине

Я помню. Ты была прекрасна,

Ты все еще во мне.

Перед разлукой неизбежной

Лицо еще хоть раз яви!

Ты – словно ветерок прибрежный,

Ты – слезы о любви.

Непостижимая утрата,

Где сновиденье вторглось в явь.

Но все небывшее когда-то

На память мне оставь:

Любви не преступлю запрета,

Я знаю, мыслью ни одной

Но да не снидет час рассвета

К томленью тьмы ночной.

x x x

Системы, идеалы, мифы, сны

Щербинки на поверхности волны

Здесь, под причалом, – как клочки бумаги,

Судьбой врученные тяжелой влаге;

Гляжу на них, гляжу со стороны

Глазами равнодушного бродяги.

Я нахожу в них радость и ответ

На множество болезненных сомнений,

И это я, за столько долгих лет

Обретший только тени, только тени,

Уставший от надежд, и от сует,

И даже от богов, которых нет!

x x x

Ничего не свершив и не зная труда,

Только грезил бездумно и вяло.

Видел, дни мои мимо текли в никуда

И усталость во мне нарастала.

Юность длилась и длилась, себя пережив,

Пережив, все же двигалась дальше.

Слабый голос надежды был скучен и лжив,

Даже юность устала от фальши.

Бесполезных часов неизбежен полет,

Дней пустых бесконечно скольженье.

Так хоть раз опоздавший всегда отстает,

Так ленивый лежит без движенья.

Суть моя неподвижно бредет стороной,

Видит: я прозябаю без цели.

Вечер скуку зеленую льет надо мной,

Чьи желанья давно оскудели.

Как забытые морем на суше суда,

Жизнь ненужная, полупустая.

Без надежды позвольте уснуть навсегда,

Лучшей книги вовек не читая!

x x x

Ветшает жизнь – покинутая шхуна

В пустом порту, где бьет ее волна.

Когда же прочь от мутного буруна

Уйдет она, с судьбой обручена?

Кто окрылил бы плеском полотна

Ее снастей оборванные струны

И той дорогой вывел из лагуны,

Где ждет заря, свежа и солона?

Но зыбь тоски защелкнула капканом

Плавучий гроб покоящихся сил

И никого, кто б мертвых воскресил.

Не слышно ветра в такелаже рваном,

В зеленый тлен засасывает ил,

А милая земля – за океаном.

x x x

Коль не слетит весна к душе сновидца

В своем сиянье вечном,

То где ему, на чем остановиться

В скитанье бесконечном?

Коль дерево цвести весной не станет,

Виденьям вверясь темным

То чем природа мысль мою поманит

К свершеньям самым скромным?

Нет: пусть легчайший ветер с бескорыстьем

Слетит к деревьям сада,

Пусть ласково прошелестит по листьям

Вот вся моя отрада.

НАША НОВАЯ ДЕРЖАВА

Это – Новая Держава,

Будь, о Нация, горда:

Раз Держава – значит, слава

Ждет тебя, а ты об этом

Не мечтала никогда!

Всюду радостей навалом.

Каждый счастлив быть готов

В упоенье небывалом,

Радость столь же вездесуща,

Как, допустим, Саваоф.

Есть дороги, но при этом

Есть еще и Главный Путь,

Обеспеченный бюджетом

И в грядущее ведущий:

Только как с него свернуть?

Порт, и пристань, и так далее

Перечислить нелегко.

Впрочем, судна "Португалия"

Не видать: оно утопло

Далеко и глубоко.

Есть отряды... Не возропщем

И признаемся смелей:

Не совсем отряды... В общем

Это, стало быть, название

Полицейских патрулей.

Зависть, злоба – с буквы строчной:

Убедим весь белый свет,

Что скорбеть – неправомочно!

Есть Союз Единства Нации,

Жаль, как раз единства нет.

А Империя? Дорогу

Пролагает большинство

Христианству, значит – Богу,

Это делается мягко,

Знать бы только для чего.

О, счастливые годины!

Совладавши с косной тьмой,

Аполлон и Марс едины,

Правя сценою Театра

(Раньше он служил тюрьмой).

К Вере путь тяжел и долог;

Нынче вряд ли кто поймет

Где священник, где теолог.

На Брехне Вранье женато,

Нет надежды на развод.

Нас Всевышний не осудит,

Наши помыслы чисты!

Сплетня, что жратвы не будет.

Эскапизм! Возвеселимся!

Нынче – на обед мечты!

АНТОНИО ДЕ ОЛИВЕЙРА САЛАЗАР

Антонио де Оливейра Салазар.

Три имени – божий дар.

Антонио, правда, всего лишь Антонио.

Оливейра, ясно, большая олива.

Салазар – фамилия, отвлеченный предмет.

Положенье, казалось бы, равное.

Но то, в чем значения нет,

Имеет значение главное.

...

Ох, господин Салазар-то!

Весь из сала да из азарта.

Если сало кто-нибудь съест

Или останется слишком мало

Сала,

То, кроме азарта,

Ни навара, ни фарта.

Черт побери!

Сало кто-то уплел, да в один присест..

...

Пропусти стаканчик,

Бедный наш тиранчик!

Тиранчик пить не хочет,

Он только зубы точит.

Он, как воду,

Пьет свободу,

Он терзаем жаждой!

Так, что на базаре

Прячет свой товар торговец каждый.

Сущий болванчик

Наш тиранчик!

Мой-то братанчик

Выслан на гвинейские берега.

Все расчеты с крестным моим папашей

В Лимоейро, обители нашей,

Тут, рядом, за углом.

Известно лишь то, что сидит поделом.

Но мы начеку!

Достоверное произреку:

Будет чем утешиться

На нашем веку.

Ведь наш болванчик,

То бишь наш тиранчик,

Не то что не выпьет вина стаканчик,

Он не пьет ни чайку,

Ни кофейку!

=== [ ИЗ СБОРНИКА "35 СОНЕТОВ" ] ============================

1

Ни взгляд, ни разговор, ни письмена

Нас передать не могут. Наша суть

Не может в книгу быть заключена.

Душа к душе найти не в силах путь.

Бессмысленно желанье: без конца

Пытаться о себе сплести рассказ.

Как прежде, связи лишены сердца,

И сущности души не видит глаз.

Меж душами не создадут моста

Ни колкость, ни софизм, ни каламбур,

Передавая мысль, солгут уста,

Рассудок слаб и косен чересчур.

Меж душами не создадут моста

Ни колкость, ни софизм, ни каламбур,

Передавая мысль, солгут уста,

Рассудок слаб и косен чересчур.

Мы – сновиденья, зримые душой,

И непостижен сон души чужой.

2

Когда б не плотским оком обозреть

Живую долю прелести земной.

Я полагаю, блага жизни впредь

Предстанут только ширмой расписной.

Непреходящих форм в природе нет,

Непостижима Истина извне.

Возможно, мир – всего лишь странный бред,

Глазам закрытым явленный во сне.

Где жизни подтверждение? Нигде.

Все – лишь обманный сумрак бытия,

И ложь сравнения – в ее вреде

Сомнений нет. И ощущаю я

Лишь тело, что погрязло в маете,

И ненависть души к своей мечте.

9

Бездействие, возвышенный удел!

Бездействую, сгорая со стыда.

Сколь сильно бы трудиться ни хотел

Не приступаю к делу никогда.

Как лютый зверь, забравшийся в нору,

Бездействием томлюсь, оцепенев:

Впадаю в безысходную хандру

И на нее же низвергаю гнев.

Так путнику не выйти из песка,

Из ласковых, предательских зыбей:

Вотще за воздух держится рука,

Она слаба, а мысль еще слабей.

Иной судьбы не знаю искони:

Средь мертвых дел за днями длятся дни.

11

Людские души – те же корабли,

Скользящие по вспененным волнам.

Мы тем верней доходим до земли,

Чем больше тягот выпадает нам.

И если шторм в безумье одичал

Грохочет сердце, наполняя грудь.

Чем с каждым часом далее отчал,

Тем ближе порт, куда нацелен путь.

Мы пожинаем знание с лихвой,

Там, где лишь смерть маячила сперва.

Нам ведомо – за бездной штормовой

Встает небес далеких синева.

Черед за малым: чтоб от слов людских

Меняли путь громады волн морских.

14

Родясь в ночи, до утра гибнем мы,

Один лишь мрак успев познать вполне.

Откуда же у нас, питомцев тьмы,

Берется мысль о лучезарном дне?

Да, это звезд слепые огоньки

Наводят нас на чуть заметный след,

Сквозь маску ночи смотрят их зрачки,

Сказать не в силах, что такое свет.

Зачем такую крохотную весть

Во искушенье небо нам дало?

Зачем всегда должны мы предпочесть

Большому небу – то, что так мало?

Длиннеет ночь, рассудок наш дразня,

И в темноте смутнеет образ дня.

22

Моя душа – египтян череда,

Блюдущая неведомый устав.

Кто сделал эту роспись и когда,

Сработал склеп, поставил кенотаф?

Но что б ни значил этот ритуал,

Он, несомненно, вдвое старше тех,

Кто на Земле близ Господа стоял,

Кто в знанье видел величайший грех.

Я действо древнее хочу порой

Постичь сквозь вековую немоту

Но вижу лишь людей застывший строй

И смысла ни на миг не обрету.

И память столь же бесполезна мне,

Как лицезренье фрески на стене.

28

Шипит волна, в пути меняя цвет,

Чтоб пеной стать и на песке осесть.

Не может быть, чтоб это не был бред,

Но где-то есть же то, что все же есть!

Лазурь – ив глубине и в вышине,

Которую в душе боготворим,

Лишь странный образ, явленный извне:

Он невозможен, потому что зрим.

Хоть жаль почесть реальностью пустой

Весь этот яркий, грубо-вещный сон,

Я пью мечту – магический настой:

Пусть к истине меня приблизит он.

И отметаю, горечь затая,

Всеобщий сон людского бытия.

31

Я старше времени во много раз,

Взрослей во много раз, чем мир земной.

Я позабыл о родине сейчас,

Но родина по-прежнему со мной.

Как часто посреди земных забот

И суеты – случайно, на бегу

Передо мною образ предстает

Страны, которой вспомнить не могу.

Мечты ребячьей свет и тяжкий груз,

Его не отмету, покуда жив:

Все обретает струй летейских вкус,

И целый мир становится фальшив.

Надежды нет, меня объемлет мрак

Но что, как не надежда, мой маяк?

[ АНТИНОЙ ]

Как дождь, душа дрожала Адриана.

Был отрок тих

В испарине последнего тумана,

И зренье Адриана страх постиг

Затменьем смерти, павшим в этот миг.

Был отрок тих, во мрак свернулся свет

И дождь долбил и был как скверный бред

Убийцы – перепуганной Природы.

Прошло очарованье прежних лет,

Врата восторга затворили входы.

О руки, к Адриановым рукам

Тянувшиеся, – сколь сегодня стылы!

О волосы, привычные к венкам!

О взор, своей не ведающий силы!

О тело – то ли девы, то ли нет,

Божественный посул земного счастья!

О губы, чей вишневый вешний цвет

Таил секрет любви и сладострастья!

Перстов неописуемый язык!

И влажный зов, каким звучал язык!

И полная победа совершенства

В самодержавном скипетре блаженства!

Отныне все – тоска, туман, обман

И небыль. Дождь стихает. Адриан

Склоняется над телом. Горе гневно:

Нам жизнь даруют боги – и берут,

И красоту, создав ее, крадут,

Но самый плач щемит в груди плачевно:

Объемлет стон грядущие века,

И боль в душе настолько велика,

Что нас не оставляет повседневно.

Он мертв и не вернется никогда.

Сама Венера, зная Антиноя

И зная – он погублен навсегда,

Былые по Адонису печали

Смещала с Адриановой тоскою.

Но все слова любви бессильны стали.

И Аполлон поник, когда объяли

Уж не само ль объятье? – холода.

Соски его двуглавою горою

Лобзаний позабудут горный снег,

Застынет кровь в теснине прежних нег,

Твердыня страсти станет грудой льда.

Тепло не ощутит тепла другого

И руки на затылке не скрестит,

Когда, навскрыт распахнут и раскрыт,

Всем телом ждешь касания чужого.

Дождь падает, а отрок возлежит,

Как будто позабыв уроки страсти,

Но ожидая: обожжет она

Внезапным возвращеньем. Надлежит

Былому жару быть у льда во власти.

Не плоть, а пепел; смерть сильнее сна.

Как быть отныне с жизнью Адриану?

С империей? Чем горе превозмочь?

Кому запеть блаженную осанну?

Настала ночь

И новых нег не чаешь и невмочь.

Ночь вдовствует на ложе одиноком,

Сиротствует не ждущий ночи день,

Уста сомкнулись, только ненароком

На миг окликнув на пути далеком

В объятья смерти схваченную тень.

Блуждают руки, радость уронив.

Дождь кончился, не ведаешь, давно ли,

В нагое тело тусклый взор вперив.