Текст книги "Охота на Крысолова (СИ)"

Автор книги: Феникс Фламм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

Наш отряд отправился в путь сразу, как стемнело, мы решили двигаться всю ночь, а утром попытать счастье и завладеть машиной. Впереди тихо, несмотря на свой богатырский рост, шагал Алешин, позади него растянулась цепочка разведчиков. Я с Настей на руках шел практически последним, замыкал нашу группу мой верный оруженосец Чопорец с моей винтовкой на плече. Мы продвигались без остановок в приличном темпе, планируя за ночь преодолеть 30–35 километров. Звуки ночного леса совершенно отличались от дневного монотонного гомона птиц. На свою тропу сейчас вышли разные ночные лесные хищники, птицы и зверьки, которые периодически разрывали тишину странными завораживающими звуками. От этих звуков Настя иногда вздрагивала и крепче прижималась ко мне, совсем как ребенок в детстве. Временами мне казалось, что я вот так носил ее на руках уже очень долго, словно мы вдвоем были созданы для этого и друг для друга. Я чувствовал тепло ее тела, которое наполняло и проникало в меня, добавляя мне энергии. Я хотел, чтобы эта ночь длилась вечно. Иногда мы встречались с Настей глазами и я понимал, что видимо она хочет того же, чтобы ее всегда сжимали эти сильные руки любящего мужчины.

Неожиданно мы вышли к небольшой реке, и Алешин предостерегающе поднял руку. На другом берегу нас ждала неизвестность, даже если реку можно было форсировать вброд, следовало быть бдительными. Я осторожно поставил Настю на ноги и подошел к Алескею. Моя система в режиме ночного видения не видела опасности, следовало только разыскать подходящий брод. Несколько разведчиков осторожно спустились к реке и разошлись в разные стороны, чтобы найти лучший путь через водную гладь.

– Командир, в ста метрах отсюда есть подходящее место, но все равно придется раздеться, чтобы не промочить одежду и не разводить потом костры. Сначала пойдем мы, потом вы с Настей, – деликатно сказал Алешин.

– Хорошо, – сказал я. Чопорец помимо моей винтовки заговорщически забрал у Насти ее сумку с медикаментами, висящую на плече. Вскоре за кустами сначала раздались тихие голоса, а затем и всплески воды, когда мои разведчики заходили в воду. Мы с Настей остались абсолютно одни.

– Помоги, мне, Василий, – сказала Настя очень буднично, сразу перейдя на «ты» и, расстегнув портупею и плечевой ремень, сбросила их на землю. Также она, смотря мне прямо в глаза освободилась и от пояса, который тихо упал к ее ногам. Повернувшись ко мне спиной, она начала стягивать через голову свой черный китель. Я осторожно помог ей, потянув китель вверх, под ним оказалась светлая табачно – коричневая рубашка, которую она начала медленно расстегивать на груди. Затем она как девочка протянула руки вверх и я осторожно снял и рубашку. Только теперь я смог рассмотреть ее спину, которая вся была испещрена многочисленными и глубокими словно неведомые руны узорами-рубцами и залита зеленкой, делая ее совершенно непохожей на человеческое тело.

– Нет, не смотри на мою спину, она не красивая, – весело сказала Настя и повернувшись ко мне лицом, распустила свои волосы и взмахнула своими кудрями, рассыпая их по тонким изящным плечам. Теперь на ней ничего не оставалось кроме длинных брюк – черных с белыми кантами и черной штрипкой, заправленных в высокие блестящие сапоги. Она стояла в свете луны, словно таинственная Валькирия, только что снявшая свои доспехи, улыбаясь и наслаждаясь производимым на меня эффектом. Ее кожа и высокая грудь были достойны кисти самого именитого художника. Моя сердце бешено стучало, отдавая в висках, я не мог ни пошевелиться ни вымолвить хоть слово, словно умер и оказался в небесном чертоге – Вальхалле.

Ничего больше не говоря, Настя подошла ко мне и очень осторожно, но страстно и требовательно поцеловала меня в губы, давая всем своим видом понять, что я теперь нахожусь только в ее власти.

Дальше все слилось в один упоительный миг, в котором доминировала и вела партию только она. Я удивился, насколько огромным и разнообразным может быть арсенал ласк девушки, для которой стал смыслом жизни…

Уже светало, когда моя неутомимая наездница Валькирия выпустила меня наконец из своих страстных объятий.

Сняв со своей прекрасной шеи небольшой медальон, она протянула его мне со словами:

– Это медальон моей бабушки, и ты знаешь у меня его не забрали, это – оберег. Я знала, что пока он на мне, то со мной ничего не случится, теперь я хочу чтобы он всегда был у тебя. Едва я прикоснулся к медальону моя информационная панель ожила:

Амулет Феникса

Мифический Артефакт. Открыта новая способность: возрождение с сохранением достигнутых параметров.

После протяжно-сладкого и долгого поцелуя Валькирия осторожно надела мне на шею свой Артефакт, означавший невероятную силу в этом мире.

Повтор миссий активируется автоматически после провала миссии, выбор миссий возможен в произвольном порядке.

Все, что со мной произошло на берегу этой реки, было похоже на магический ритуал, которым полностью управляла моя прекрасная Валькирия.

Пройдя вместе через этот ритуал, мы потом взявшись за руки перешли и через реку, словно проделав обряд крещения или очищения.

Наше долгое исчезновение точно осталось незамеченным в отряде. Мои люди расположились на отдых, так как уже светало. Алешин просто молча протянул мне фляжку, когда я подошел к нему.

– А ты был прав, – сказал я ему, сделав большой глоток, – иногда краткий миг может показаться вечностью. Я словно побывал в Вальхалле. Я умер и снова воскрес, как будто переродился.

– С возвращением, командир, – сказал мне Алешин, – это лучшее, что может случиться с мужчиной!

Глава 21

Кто может быть красивее счастливой женщины? Кто может быть сильнее любящего мужчины? Если бы кто-то задался этими вопросами в моем отряде, то ответ был бы очевиден, и он у всех находился перед глазами. Со стороны могло показаться, что я не расставался с Настей ни на минуту. Красивые глаза девушки светились невероятным счастьем, и я любовался каждым ее движением, наслаждался запахом волос и звуком голоса. Прикасаясь к ней всякий раз, я ощущал немыслимое и ни с чем несравнимое блаженство, а она отвечала на мои ласки всегда с такой страстью, словно ее горячее сердечко было создано только для этого. Наши сердца звучали в такт, и казалось, что мы сейчас живем словно в раю, а вовсе не пробираемся скрытно в тылу врага на самой жестокой войне. Именно в такие минуты в человеке раскрываются все самые хорошие качества и просыпаются скрытые таланты. И я начал писать стихи про любовь и про нас с Настей, но так как я был далеко не Пушкин, то конечно стеснялся показать их своей Валькирии. В конце концов, исписав за несколько дней целую трофейную тетрадь, я спрятал ее и решил, что отдам ее Насте только перед самой разлукой. При мысли о том, что это рано или поздно произойдет, мое сердце сжималось в такой тоске, что я шел и молча забирал у Алешина его флягу. Словно понимая, что происходит в моей душе, он также без слов вырывал у меня флягу и незаметно подзывал ко мне Настю. В этой девушке для меня таился целый мир и какая-то магия. Я понимал, что полюбил ее с первой секунды, с первого взгляда. Если ее какое-то время не было рядом, я уже начинал волноваться и искать ее глазами. И действительно, как только она подходила, я сразу забывал обо всем и меня переполняло непередаваемое ощущение счастья. Лишь где-то в глубине души я понимал, что цена за эти минуты счастья будет очень высокой.

Возможно, Алешин просто хотел дать нам шанс побыть в этом раю как можно дольше, так как с легкостью убедил меня, что пробираться в Пружаны нужно только лесными тропами. Оказывается он втайне от меня подробно расспросил у Сомова про самую безопасную дорогу и теперь мы шли по этому маршруту.

Действительно, разыскивая нас, немцы могли перекрыть все дороги, выставив посты на каждом перекрестке, и в случае захвата машины, это угрожало бы нам быть раскрытыми каждую минуту. Тем более я не хотел рисковать ни одним бойцом своего отряда. Еще одним сильным аргументом в сторону пешего пути было то, что мы могли встретить в лесу еще какие-нибудь группы наших окруженцев или случайно наткнуться на что-то, что позволило бы узнать судьбу пропавших детей. Поэтому вскоре мы привыкли к определенному однообразному режиму движения: ночью мы шли, а под утро делали остановку у какого– нибудь ручья, завтракали не разводя костра своими запасами и отсыпались. Путь к Пружанам занял у нас 6 ночей. Все эти короткие летние ночи я нес свою Валькирию на руках, она настолько уже привыкла к этому, что часто просила просто так поносить ее на руках даже днем, а ночью просто засыпала в моих объятиях с доверчивой улыбкой ребенка на красивых губах. Всякий раз наше движение завершалось для моего отряда священным ритуалом: после завтрака, взяв меня за руку на глазах у всех, Настя уводила меня на рассвете подальше от нашей стоянки и найдя красивое место в лесной чаще отдавалась мне со всей страстью молодой и нежной девушки, которая очень мечтает о ребенке от своего мужчины.

Первые дни все мои руки были искусаны, потому что моя Валькирия вначале стеснялась громко кричать, но потом и эта плотина была прорвана: Настя уже ни в чем себя не сдерживала, полностью отдаваясь своим чувствам и отправляя меня в Валхаллу под звуки своего упоительного и громкого голоса.

По улыбкам бойцов в лагере, которые правда они старались прятать от меня, я видел, что они одобряют и поощряют наши ритуалы, окружая нас с Настей невероятной заботой и вниманием. Зная, что их санинструктор до войны училась на биолога и очень любит цветы, разведчики собирали для нас по пути лесные ягоды и периодически преподносили моей Валькирии букеты из самых необычных трав и растений. Настя с удовольствием принимала такие подарки, обнимая краснеющих и смущающихся при этом бойцов. Незаметно она стала третьим негласным командиром нашего отряда, все ее незначительные просьбы с удовольствием незамедлительно выполнялись.

Первое время, я думал, стоит ли Насте что-то рассказывать о себе и своей миссии в этом мире, но потом сообразил, что эта девушка при желании может добиться чего угодно от любого мужчины. Видя как Алексей и Настя иногда перемигиваются между собой, я понял, что ей уже все и так известно и видимо даже больше, чем я думал. С командиром моих разведчиков они словно стали братом и сестрой.

Мне Настя никогда не задавала никаких вопросов, предпочитая самой брать то, что ей нужно. Лишь однажды, нежно прижавшись ко мне и отдыхая от нашего священного ритуала, она спросила меня, гладя своим пальчиком по моей небритой щеке и поразив меня до глубины души: «И сколько проживет всего мой рыцарь в том своем другом мире, если считать по нашему?», «Примерно пятьсот лет», – ответил я немного подумав. «Как хорошо, но знай, я все равно никогда не состарюсь для тебя»– и Настя нежно и страстно поцеловала меня в губы, а затем игриво взяла мою руку и положив себе на живот, лукаво спросила – «я обязательно рожу тебе ребеночка, ты же захочешь навещать его иногда? Ты хочешь мальчика или девочку?». Эти вопросы так и остались без ответа, потому что вызвали у нас новый порыв страсти, который длился так долго, что показался мне целой вечностью.

Мы вышли к Пружанам на седьмые сутки нашего пути, пройдя по лесам около двухсот километров. Алешин долго разглядывал в бинокль аэродром, на котором моя система индефицировала только три самолета – один «Хейнкель-111» и два «Ю-88» которые имели довольно надежную броню и подходили для нашей миссии. Однако нужно было теперь понять, в каком состоянии находится техника и почему ее так мало? Через несколько часов наблюдений мы уже примерно поняли что здесь происходит. Немцы, захватив Пружаны, сразу решили использовать аэродром по назначению, но предварительно его модернизировав. Для этого они загнали в расположенный неподалеку лес местных жителей, а также военнопленных и заставили заготавливать полуметровые чурочки. Эти заготовки потом вбивались в землю – так грунтовая взлетно– посадочная полоса становилась деревянной.

Самолеты были в полной исправности и готовы к вылету. Об этом нам сообщил захваченный в плен техник, участвовавший в заготовке чурочек. Требовалось немедленно действовать, пока немцы не спохватились о пропаже своего человека и я приказал выдвигаться к позициям. Меня очень порадовала реакция Насти, которая хоть и была отличным стрелком не рвалась сейчас в бой, а просто попросила, чтобы мы действовали быстрее, так как на аэродроме есть хорошая кухня и всем нам нужно уже подкрепиться горячей пищей, которую она нам сегодня там приготовит.

Аэропорт охраняла рота фашистов. У них были две пулеметных вышки и три зенитки. Я быстро разработал план по захвату объекта, который Алешин одобрил: наши «эсесовцы» колонной открыто идут в строну немецких казарм, как только они подходят, я подавляю снайперским огнем огневые точки и наши люди уже с близкого расстояния забрасывают фрицев гранатами. От скрытного захвата аэропорта мы сразу отказались, так как наверняка немцы бы успели передать по многочисленным рациям сигналы тревоги. Мы разошлись по местам и наметили начать операцию через 10 минут. Я взял у Чопорца винтовку и прицелился, до немецких позиций было примерно 700 метров, так что ликвидировать огневые точки можно было легко.

Сначала все развивалось по сценарию, мои люди показались из-за поворота и открыто зашагали по дороге к шлагбауму. Но возможно немцы были предупреждены или просто решили проявить осторожность. К группе моих бойцов через некоторое время выехал мотоциклист и я мысленно чертыхнулся, так как наш план летел в тартарары, этого мотоциклиста нашим придется ликвидировать, так как он быстро поймет, что мы вовсе не те, за кого себя выдаем.

Как только мотоцикл подъехал к нашей группе я открыл огонь по вышкам и расчетам зениток. В это же время, Алешин расправился с мотоциклистом и мои бойцы рассыпались цепью и побежали к казармам. Алексей не стал бросать мотоцикл, а вскочил на него и также устремился в атаку. Все-таки наш эффект неожиданности сработал, большинство фрицев так и не успело организовать серьезную оборону, мои люди добежав до казарм стали забрасывать внутрь гранаты. Во многом конечно выручил быстрый вывод из строя пулеметных вышек и других огневых точек врага. У меня было 2 запасных магазина и я расстрелял их все, прицельно бив по всем очагам сопротивления. Ни о какой скрытности захвата речь конечно не шла. Через 30 минут рота фрицев была уничтожена. Технические работники и с десяток вооруженных немцев сдались, самолеты также не успели взлететь, я подстрелил двух пилотов, которые пытались добежать до своих машин. К большому сожалению, мы потеряли двух разведчиков убитыми, еще четверо были ранены. Это произошло потому, что мы хотели захватить техников живыми, а фашисты стреляли по нам изо всех щелей, разбросанных на огромной территории. Захватив аэродром, я приказал занять огневые позиции и готовиться к обороне, а сам осмотрел зенитные орудия – они были в полном порядке. Настя уже сноровисто перевязывала всех раненых, категорически не разрешив добивать врагов. Мы с Алешиным только переглянулись, никто из нас не решился противоречить нашему третьему командиру.

Теперь мне следовало немедленно взлетать, примерно через час немцы смогут сюда направить серьезные силы и попытаются отбить у нас аэродром. Счет времени шел на минуты.

Глава 22

– Нет, нет и еще раз нет! – ударил я кулаком по столу, – ты со мной не полетишь!

Передо мной в летном ангаре сидели Настя и Алексей, и конечно же моя Валькирия требовала взять ее с собой.

– Да, кабина самолета рассчитана на экипаж из четырех человек, но я вообще никого не собираюсь с собой брать, это не легкая романтическая прогулка над облаками. И нечего сверлить меня так глазами! – обратился я к Насте, весь вид которой мне напоминал сейчас маленькую девочку, которую отказались брать с собой в кино на любимый мультфильм.

– Вот именно, командир, не прогулка, и другие места в самолете занимают пулемётчики, которые отстреливаются от врага, – резонно вставил Алексей, я тоже против того, чтобы Настя летела, но возьми с собой тогда моих бойцов.

– У нас что, много людей, Алексей? С ранеными только что выбыло шесть человек. Немцы вот-вот пойдут в атаку. На земле будет гораздо жарче. Да и от кого там отстреливаться? В меня же не один фриц не выстрелит, для них я – свой. Я туда и обратно, максимум на часок. Кто-то обещал кстати приготовить нам горячее, – примирительно сказал я, обращаясь к Насте, которая надула свои красивые губки, и видимо еще хотела возражать, – Так, чтобы к моему прилету обед был готов! Не слышу вашего ответа, старший сержант!

– Слушаюсь! – козырнула Настя и встав по – военному вышла из ангара.

– Ты построже с ней, Алексей, фрицев мы уже не добиваем, приказы обсуждаем, а завтра что прикажешь, танцульки устраивать?

– Да, я понимаю, но она переживает за тебя!

– И помни о чем я тебя просил, – заговорщески подмигнул я Алешину, – никаких войнушек, пусть занимается едой и ранеными.

Для своего первого боевого вылета я выбрал Ju-88, по сравнению с «хенкелем» у него была более приличная скорость и защита. Да и вообще в настоящее время это был практически топ немецкого военного авиастроения. А это к тому же была еще и «четверка».

Ju 88А-4 – наиболее массовый вариант самолета, в котором был уже учтен опыт применения Ju 88 в сражениях начавшейся Второй мировой войны. Выпускавшийся с середины 1940 г. крупной серией А-4 имел увеличенный до 20 м размах крыла, усиленную конструкцию и более мощное оборонительное вооружение. На нем устанавливались 1340-сильные двигатели Jumo 211 J-1 или J-2.

Кабина у «юнкерса» была бронированная. Самолет мог пролететь более 2000 километров и находиться в воздухе до 5 часов. Размещенное в кабине оборонительное вооружение позволяю обстреливать практически все пространство вокруг самолета. Стандартное размещение экипажа выглядело следующим образом: пилот сидел спереди слева, бомбардир – спереди внизу, один стрелок-радист – сзади и второй стрелок – в подфюзеляжной гондоле.

Однако я понимал, что пулемет мог нанести врагу несущественный урон. Ценность бомбардировщика была в его бомбовой нагрузке. Каждый Ju-88 обычно нес до 28 бомб по 50 кг и 2–4 бомбы по 250 кг. Бомбовое вооружение размещалось как на внутренней, так и внешней подвеске. И этим сейчас как раз занимались немецкие техники, подвешивая смертоносные игрушки.

Я подбежал к самолету и залез в кресло пилота через нижнюю гондолу. Я еще никогда не летал на самолете, поэтому испытывал легкий мандраж. Но моя система уже начала процесс обучения. Видимо так как оборудования было много, то процесс растянулся на целых пять минут. Через это время я сразу стал самым лучшим немецким асом всех времен и народов.

– Торопитесь, безрукие ослы и не забудьте проверить воздушную смесь для моих кислородных масок! Флигер мне не нужен! – крикнул я техникам на немецком уже со знанием дела.

Я покрутил головой. Теперь все было для меня так, как будто я здесь родился. Оборудование самолета состояло из полного комплекта навигационных приспособлений и контрольных приборов, большинство из которых было сгруппировано на главном приборном щитке. Вдоль левого борта кабины, рядом с моим креслом располагалась панель с рычагами, рукоятками тяг и другими устройствами управления узлами самолета. У правого борта были остальные контрольные приборы. Все самолеты Ju 88 были оснащены. автопилотом Siemens К 4ue. Но моя система намекала, что мне пользоваться этим не обязательно, сама в сущности являясь более мощным автопилотом. Естественно, на этих допотопных для моего времени самолетах всё делалось по хронометру: он распологался на приборной доске слева. Также пилоту могли выдать специальный хронометр «Флигер», по сути своей являющийся наручными часами, но, пилоты надевали их, как правило, только на время боевого вылета, и после возвращения снимали. Обычные часы считались прибором самолёта наравне с теми, что находятся на приборной доске.

Через пять минут я завел самолет и начал взлет, все прошло буднично и штатно, я убрал шасси и начал набор высоты, и стал прикидывать как буду целиться и сбрасывать бомбы. Цель высматривалась здесь через дыру в полу, называемую бомбовым прицелом. Но она не имела ничего общего с одноимёнными приборами в бомбардировщиках 21 века, здесь это реально была просто дырка квадратной формы, не имеющая ни прицельной разметки, ни органов управления для внесения данных об угле, скорости и высоте полёта.

В кабине оказалось очень шумно и холодно, я понял, что сделал глупость и не утеплился, поэтому решил не подниматься выше тысячи. Самолет прекрасно слушался рулей и управлялся. Рули высоты, которые были сбалансированы, крепились на трех петлях. Оба руля имели триммеры. Управление рулями высоты осуществлялось при помощи системы тяг и качалок. Автомат вывода из пикирования имел отдельный гидравлический привод. Все это мне сообщала моя система.

Я пролетал нал полями и дорогами, взяв сейчас курс на восток. Основной задачей я ставил уничтожение переправ, а также удары по скоплению вражеской техники на железнодорожных станциях.

Я помнил, что с самого начала войны «восемьдесят восьмые» выполняли по сути роль дальнобойной артиллерии, тесно взаимодействуя с наступающими войсками, прежде всего бронетанковыми корпусами. Работая на небольших высотах, самые тяжелые потери «юнкерсы» несли от огня с земли. Так некоторые воздушные эскадры уже к августу 1941 г. лишились трети своего состава. Хотя я был для фрицев сейчас своим, но на всякий случай покручивал рацию, чтобы вовремя услышать какие-либо предупреждения, помимо всего прочего мой самолет отличался в общем-то неплохой боевой живучестью. Этому свойству машины конструкторы в свое время уделили чрезвычайно большое внимание. Были дублированы бензо– и масломагистрали и проводка управления, применены хорошо протектированные крупные бензобаки. Дополнительные приспособления даже оставлять на короткое время самолет без управления.

Километрах в сорока к востоку я наконец увидел первую подходящую цель – железнодорожный мост, по которой шла большая колонна танков.

Сбрасывание бомб по одной или пакетом осуществлялось автоматом RAB 14с или 14d (Reihen-Abwurf-Bediengeraet). Был также возможен аварийный сброс всех бомб, который осуществлялся перемещением особого рычага. Я конечно же выбрал режим одиночного сброса бомб.

Обычно для нормальной точности этот бомбардировщик заходил на цель под углом 60–90 градусов. Высота при этом должна быть не менее 2500 метров, чтобы хватило простора для завершения манёвра. Если мне память не изменяла, то фрицы обычно заходили с 3000–4000 метров. Угол к земле прикидывался по градуировке, нанесённой справа на плексиглас фонаря. Самолёт должен лететь как можно более перпендикулярно, если можно так выразиться.

Однако с моей системой всего этого не требовалось, мой самолет на сверхнизкой высоте 300 метров без всякого пикирования пролетел над мостом и сбросил всего лишь две бомбы, но они попали ровно туда, чтобы мост сразу рухнул. Эффект был невероятным: чтобы добиться такого же результата обычно нужно было не менее 100 точных попаданий по мосту.

Дальше дело пошло как по маслу, я летел на той же высоте и просто оставлял гостинцы. Мою тактику можно было бы назвать «полет какающего голубя». Никаких сирен у меня естественно не было, я их сразу вырубил. У немцев на земле видимо далеко не сразу возникли причинно-следственные связи: пролетел самолет – упал мост. У меня не было никакого пекирования и выхода из него и даром времени я не терял, через полчаса 7 мостов было разрушено. На это ушла половина моего бомбового запаса. Последним я разрушил как раз наш мост у Борисова, который немцы практически восстановили после моего первого визита. Посчитав, что программа минимум выполнена, я развернулся и полетел на базу.

Ни одна зенитка даже пока не повернулась в мою сторону, тройка мессеров пролетела совсем рядом, но их могла смутить разве что моя форма полевой жандармерии. Однако минут через пять в эфире моей рации началась невообразимая чехарда: до немцев дошло что их бомбит самолет-диверсант. Поэтому недолго думая, увидев шестерку однотипных коллег я быстро пристроился к ним седьмым. Немцы попытались спросить кто я, но я показал руками на рацию и пустую кабину, мол радиста нет, ничего не знаю. Мой маневр видимо сработал, так как мимо нас пронеслось минимум 10 истребителей, отправленных на поиски нарушителя. Помахав крыльями своим «коллегам», я через некоторое время направился в сторону Пружан, высматривая колонны, которые шли отбивать аэродром. Такая вскоре нашлась, в ней было не меньше 15 танков, на которые, к сожалению, мне пришлось потратить последние бомбы. Как и обещал, я уложился ровно в один час и теперь спешил к своей Настеньке. Уже подлетая к аэродрому, я увидел ее фигуру на взлетной полосе. В небо смотрели видимо и все мои разведчики. Красуясь, я стал выполнять фигуры высшего пилотажа, всякие бочки, перевороты и петли. Однако я забыл о «технике безопасности», ко мне на всех парах уже неслась шестерка «мессеров». Несмотря на все мои хитрые выкрутасы, мой самолет все равно подбили и я с большим трудом его посадил, дымя как паровоз. По крикам в рации я слышал, что просто выбесил немецких асов основательно и они готовились теперь уделать меня на земле. Летный сезон был закрыт.