Текст книги "Очерки времен и событий из истории российских евреев. 1945 – 1970 гг. Книга 6"

Автор книги: Феликс Кандель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

В марте 1970 года демонстрировали по московскому телевидению "антисионистскую пресс-конференцию советских граждан еврейской национальности", в которой участвовало 52 человека. В своем заявлении они восхваляли национальную политику партии в еврейском вопросе и клеймили сонистов: "Мы презираем смехотворные претензии правителей Израиля и их сионистских сообщников в других странах говорить от имени всех евреев… У евреев-тружеников… нет и не может быть ничего общего с сионистскими расистами".

Это заявление, опубликованное в газетах, подписали среди прочих министр В. Дымшиц, генерал-лейтенант Д. Драгунский, поэты А. Безыменский, А. Вергелис, Е. Долматовский, академики Г. Будкер, Я. Зельдович, И. Минц, М. Митин, А. Фрумкин, артисты Э. Быстрицкая, М. Прудкин, А. Райкин, режиссер В. Плучек, кинорежиссеры М. Донской и Ю. Райзман, председатель колхоза И. Егудин.

Москвич Илья Зильберберг направил открытое письмо участникам пресс-конференции:

"Куда же мчитесь вы на рысях, с гиком и свистом, презрев национальные чувства и человеческое достоинство? Что гонит вас? Страх? Но что сегодня грозит вам?.. В худшем случае – недовольная мина чиновника…

Это ваша лакейская душонка… погнала вас засвидетельствовать верноподданнические чувства хозяину, припасть к ручке, облобызать сапог и благодарить, благодарить, благодарить. А вознаграждений вам не надо, ибо вы не продаетесь, вы отдаетесь, и в этом уже ваша награда…

Насколько же жалки вы, кричащие: "Какое счастье – нет погромов!" А были бы погромы, вас бы умиляло, что не каждый день; а если бы каждый – что при этом не бьют; а били бы – что не до смерти; а до смерти – что не сразу…"

Академик И. Кикоин не подписал заявление 52-х евреев и письмо с осуждением А. Сахарова. КГБ докладывал: "Хахам тбилисской религиозной общины И. Давиташвили отказался подписать документ, осуждающий действия израильских государственных деятелей".

В марте 1970 года в московской синагоге состоялась Конференция служителей иудейского культа под председательством раввина И. Левина. Выступавшие говорили о свободе вероисповедания в СССР, осуждали "израильскую агрессию" и право руководителей Израиля выступать от имени евреев всего мира; раввины в зале слушали речи и помалкивали.

Ход конференции испортил востоковед Михаил Занд, который пришел без приглашения и сказал вовсеуслышание: "У раввинов, находящихся здесь, нет права говорить от имени евреев Советского Союза, многие из которых желают уехать в Израиль. Почему вы не пригласили евреев, которые хотят оставаться евреями? Почему не пригласили других раввинов, у которых есть смелость сказать правду? Я говорю вам: здесь, в Советском Союзе, еврей не может жить как еврей!" М. Занда вывели из синагоги и задержали для расследования инцидента.

Хахам Хаим (известный в Кутаиси по имени "га-Катан" – "маленький") уговорил раввинов Грузии не ехать в Москву: "Даже молчаливое присутствие будет означать поддержку политики советского правительства", – и они отсутствовали на той конференции.

7

В 1969 году Верховный Совет СССР ратифицировал "Международную конвенцию по ликвидации всех форм расовой дискриминации". Один из пунктов конвенции определял, что "каждый человек имеет право покидать любую страну, включая собственную, и возвращаться в свою страну".

Возможно, это повлияло на политику Кремля: в 1969 году 2979 человек смогли выехать в Израиль.Среди них оказались бывшие заключенные – поэт И. Керлер, Д. Кустанович-Подольская и С. Подольский, Г. и М. Ландман, Д. Хавкин, И. Хорол, И. Шнайдер, Д. Шперлинг. Получил разрешение на выезд и московский студент Я. Казаков, который за полтора года до этого отказался от советского гражданства: "Я еврей, и как еврей считаю своей родиной государство Израиль – родину моего народа…" В марте 1970 года Яков Казаков объявил голодовку у здания ООН в Нью-Йорке, чтобы привлечь внимание к положению евреев в Советском Союзе.

Уезжали не только "лица преклонного возраста, не имеющие высшего и специального образования", но и молодые специалисты с высшим образованием, уезжали даже военнообязанные. Это вселяло надежды и подталкивало тех, кто еще недавно сомневался в успехе. Наряду с этим было немало евреев, откровенно враждебных национальному движению, – они ощущали угрозу своему благополучному существованию из-за тех, кто желал покинуть страну. Но большинство еврейского населения оставалось безучастным к проблеме выезда; пройдет немного времени, и им тоже придется решать этот вопрос: ехать или не ехать…

В августе 1969 года съехались в Москву сионисты из разных городов, создали Всесоюзный координационный комитет, наметили цели общей деятельности. В ноябре заседание Комитета состоялось под Ригой: обсуждали текущие дела, приняли решение издавать периодический сборник статей "Итон" (в переводе с иврита "Газета").

"Итон алеф" ("алеф" – первая буква еврейского алфавита) увидел свет в Риге в феврале 1970 года; его выпускали В. Богуславский и Л. Коренблит (Ленинград), К. Малкин (Москва), И. Менделевич (Рига). В первый номер вошли материалы про армию обороны Израиля, о премьер-министре Г. Меир и восстании в Варшавском гетто, воспоминания В. Жаботинского о И. Трумпельдоре, рассказы о праздниках Пурим и Песах.

И. Менделевич: "Для перепечатки статей – а в одну закладку нужно было вложить одиннадцать экземпляров – требовалась тончайшая папиросная бумага. И мы покупали ее с большой осторожностью, боясь вызвать подозрение продавцов… Машинисткам надо платить, а у нас денег не было. Да и не каждой можно доверить. Поэтому печатать приходилось самим, то есть очень медленно… Отпечатанные экземпляры переплетали и отдавали знакомым".

Более 200 экземпляров "Итон алеф" размножили фотоспособом и разослали по городам; в мае того же года выпустили следующий сборник "Итон бет" ("бет" – вторая буква еврейского алфавита). В нем поместили Декларацию независимости Израиля, материалы о первом дне Шестидневной войны, интервью с Г. Меир, письма протеста с требованием отпустить в Израиль – под заголовком "Евреи перестают молчать".

Собрали материалы для третьего номера, но их конфисковали на обыске, а редакторы сборника вскоре предстали перед судом.

8

Это событие случилось в грузинском городе Кутаиси в 1969 году. Группа религиозных евреев подготовила коллективное письмо и решила отправить его в Комитет по правам человека Организации Объединенных наций, главе правительства Израиля и послу Израиля в ООН.

Письмо начиналось такими словами: "Мы, восемнадцать верующих еврейских семей Грузии, просим вас помочь нам выехать в Израиль… Мы послали сотни писем и телеграмм – они исчезли, как слезы в песке пустыни. Мы слышим односложные устные отказы, мы не видим письменных ответов, никто ничего не объясняет, судьба наша никого не волнует. Но мы ждем, ибо веруем. .."

Один из евреев заявил: "Я поставлю свою подпись, возьму риск на себя, но не хочу, чтобы мои сыновья тоже подписывали это письмо. Я боюсь за них". В ответ на это сказал хахам Хаим Михелашвили: "Я ставлю свою подпись. И два моих сына – тоже. Что случится со мной, то случится и с моими сыновьями". Так же поступил Шабтай Элашвили и включил в список сына и мужа дочери, – согласились подписать письмо 18 человек. Если перевести цифру 18 в буквенное обозначение на иврите, то получится слово "хай" – "живой". "Восемнадцать, – сказал хахам Х. Михелашвили, – это знак удачи", и в список никого больше не добавляли.

26 августа 1969 года, на исходе субботы, евреи разошлись по домам после вечерней молитвы, а через малое время восемнадцать семей – мужчины, женщины, дети – тайком вернулись в кутаисскую синагогу. Выставили на улице дозорных, закрыли двери, хахам Х. Михелашвили предложил подписать письмо с указанием имени, фамилии и адреса – город, улица, номер дома.

Первым был Шабтай Элашвили, который сказал: "Властелин мира! Из любви к Тебе и из любви к народу Израиля я совершаю это. Помоги нам!" Затем письмо подписывали остальные, и каждый из них решал, на каком месте будет находиться его фамилия. Один поставил подпись под номером три – в честь праотцев Авраама, Ицхака, Яакова; другой выбрал номер пять – Тора состоит из пяти книг; хахам Х. Михелашвили поставил подпись под номером десять – на скрижалях Завета начертаны десять заповедей.

Затем восемнадцать человек поклялись перед свитком Торы: никого и ничего не бояться, не отступать от задуманного, что бы там ни было, – зажгли в синагоге все огни и громко запели песню, которую пели евреи при выходе из Египта. "Сумасшедшие… – заволновались женщины. – Потушите свет! Вас же услышат на улице!" – "Это не имеет значения, – сказал хахам. – Письмо уже подписано. Мы поклялись стоять до конца, и пусть они делают, что хотят". Письмо подписали тринадцать евреев из Кутаиси, три из Поти, один из Тбилиси и один из поселка Кулаши.

В письме сказано:

"Не забыли мы Иерусалим, и руки наши нужны ему.

Нас восемнадцать – тех, кто подписал это письмо. Но ошибется тот, кто сочтет, что нас всего восемнадцать: подписей могло бы быть гораздо больше… Ибо с теми, кто молится об Израиле, сотни миллионов – тех, кто не дожил, кто замучен, кого уже нет. В одной шеренге с нами идут и они, непокоренные и вечно живые, передавшие нам традиции борьбы и веры.

Вот почему мы хотим выехать в Израиль…

Мы будем ждать месяцы и годы, если потребуется – всю жизнь, но не отречемся от веры и надежды своей. Мы верим: молитвы наши дошли до Бога. Мы знаем: призывы наши дойдут до людей. Ибо мы просим немногого: отпустить нас в землю предков".

Ш. Элашвили приехал в Москву, прошел без разрешения в посольство Голландии и передал письмо послу. "Это срочно, – сказал он. – Жизнь моих товарищей зависит от этого письма…" Так оно попало за границу.

10 ноября 1969 года в синагогу вбежал сын Элашвили и закричал: "Радио… Голда Меир… Голда зачитывала наше письмо!.." Г. Меир прочитала его с трибуны кнесета, и депутаты приняли резолюцию, призывающую все страны уважать "бесспорное право каждого еврея жить на земле своей исторической матери-родины". Письмо восемнадцати грузинских евреев опубликовали крупнейшие газеты мира. Организация Объединенных наций распространила его как официальный документ. Письмо переводили на многие языки и зачитывали на митингах протеста:

"Нет страны, приютившей евреев, которую не отблагодарили они трудом своим. Что же получали евреи взамен? Если все жили сносно, евреи в страхе ждали других перемен. И если всем становилось плохо, евреи знали: пришел их смертный час, и тогда прятались или убегали из страны. И кто бежал, начинал всё сначала. И кто не мог бежать, погибал. А кто хорошо спрятался, дожидался других времен…

И пусть без приюта брели они по земле – у Бога всем нашлось место. И пусть прах их развеян по миру, память о них жива. В наших жилах – их кровь, слезы наши – их слезы…"

Подписавших письмо вызывали на допросы, им угрожали, но через несколько месяцев они отправили второе обращение в ООН: "Мы, восемнадцать верующих еврейских семей Грузии, напоминаем вам, что живы и молимся о возвращении в Израиль… Мы ничего не боимся, ибо, живые или мертвые, мы – дети Израиля. Кто поможет нам?.."

В конце концов, после многих волнений восемнадцать грузинских евреев со своими семьями приехали в Израиль. Ш. Элашвили и его семья приземлились в аэропорту Лод в дни праздника Песах 1971 года. Его вынесли из самолета на носилках и отвезли в иерусалимскую больницу, откуда он уже не вышел.

Ш. Элашвили похоронили на Масличной горе. В память об этом человеке, которого в Грузии именовали "Моисеем нашего времени", в Иерусалиме назвали площадь – имени Шабтая Элашвили.

***

После Шестидневной войны возросла в Польше антисионистская пропаганда, и Л. Треппер, бывший советский разведчик, вспоминал: "17 июня 1967 года первый секретарь польской компартии Гомулка… обрушился с гневными нападками на евреев… и дал ход лозунгу: "Еврейская община – это пятая колонна". В газетах, на телевидении, на собраниях рабочих началась беспрецедентная антисемитская кампания".

В стране началось почти поголовное увольнение евреев, что привело к их массовому исходу. К 1970 году в Польше оставалось не более 6000 евреев.

***

Книги 1967–1970 года, изданные в городах Украины на русском и украинском языках: "Сионизм – орудие империализма", "Государство Израиль – агрессор", "Кому служат сионисты", "Правда о земле обетованной", "Крах иллюзий: правда о жизни в Израиле" и прочие (общий тираж – более 500 000 экземпляров).

Из документа ЦК партии: "В 1970–1971 гг. издано 59 книг общим тиражом свыше 2 млн. экземпляров на русском, украинском, литовском, английском, французском, немецком, испанском и арабском языках", "в которых разоблачается реакционная, антисоветская сущность теории и практики современного сионизма".

***

Председатель украинского колхоза "Дружба народов" И. Егудин сказал на пресс-конференции 52-х евреев: "Недавно наш колхоз посетил Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев. У меня, в еврейском доме, за еврейским столом, обедал Генеральный секретарь Центрального комитета нашей партии. Когда, где, в какой стране это возможно?.."

Из ответного письма И. Зильберберга:

"Еще бы! – "когда, где, в какой стране это возможно", чтобы Сам (глаза к небу) сел за еврейский стол, не побрезговал, не отвернулся, не зажал нос? Да после этого десять Израилей можно послать к чертовой матери!..

Но посмотрели бы вы на себя глазами тех, к кому вы лезете в братья. Окажись вы в тот момент рядом с ними перед экранами телевизора, вы бы прочли на их лицах не только насмешку, издевку, презрение и ненависть – вы бы увидели брезгливость".

***

В 1970 году в Москве опубликовали роман И. Шевцова "Любовь и ненависть". Герой романа Наум Гельцер, полуеврей, убивает свою мать, а затем и русскую женщину Соню Суровцеву, предварительно ее обесчестив:

"Наум был пьян от вожделения. Дикий зверь и домашнее животное уживались в его душе. Сев на кровать и сопя как бык, он прикоснулся к дрожащим сониным плечам. Вздрогнув, как от удара током, она отбежала к стене, истерически крича: "Не смей меня трогать! Не смей меня трогать!"…" Наум Гельцер дает Соне наркотик, парализуя ее волю, убивает и расчленяет тело "северной женщины".

В том же романе некий еврей, скрывающийся под именем Аркадия Дубавина, заставляет русскую женщину провести с ним ночь, а затем подает тайные сигналы американской подводной лодке.

***

Даже к концу 20 века публиковали в России статьи с "разоблачением" теории относительности А. Эйнштейна, которая "оказывает пагубное влияние на неокрепшее сознание юношества… ведет к воспитанию комплекса неполноценности…"

"Изложение теории относительности всегда отличалось и отличается запутанностью, неясностью… Поддерживается миф о том, что смысл теории относительности недоступен простым смертным…" – "Теория относительности является идеологической диверсией в материалистической философии, она подрывает основы марксистско-ленинского мировоззрения…"

ОЧЕРК СТО ПЕРВЫЙ

«Самолетный процесс». Массовый выезд в Израиль

1

Незадолго до Шестидневной войны побывал в Советском Союзе Э. Визель, после чего опубликовал книгу "Евреи молчания". В ней можно прочитать такие слова:

"Евреи – они есть в России. Говорят даже, что они последние евреи в мире… Последние – потому что они страдают больше других, и больше других заслуживают мира и сострадания. Последние – потому что они более одиноки, чем другие. И еще потому, что больше других они пребывают в безнадежности, их окружающей…" И в той же книге Визель написал: "Я отправился в Россию, влекомый молчанием евреев, – а увез оттуда их крик…"

Шестидневная война произвела огромное впечатление на евреев Советского Союза. Не было, наверно, такой семьи, где не обсуждали бы эту тему и не прорывались по ночам через "заглушки", чтобы услышать подробности боевых действий на всех фронтах.

Герман Брановер, Рига: "Я проводил вечера напролет у радиоприемника, слушая все израильские передачи подряд – на русском, идиш, иврите и английском, боясь упустить даже малейшую деталь… этого чуда из чудес, вошедшего в историю под названием Шестидневная война…"

Виталий Рубин, Москва: "Во время Шестидневной войны мои друзья были в состоянии большого напряжения, все ждали, что произойдет, с утра до вечера слушали израильское радио. И когда мы узнали о победе – это было потрясающее событие!.."

К вечеру первого дня войны радио Москвы сообщило об огромной победе египетской армии. В тот вечер молодежь ожидала израильских дипломатов у входа в концертный зал перед началом вечера еврейской песни. Когда юноши и девушки услышали об успехах израильской армии, они забыли о концерте и кинулись сообщать эту новость родным и знакомым.

Блистательная победа армии небольшой страны поразила не только евреев, но и многих граждан СССР; это пробудило чувство гордости за ошеломляющий успех Израиля на полях войны и привело к всплеску еврейского национального движения в Советском Союзе. Можно без преувеличения сказать: после той войны даже ассимилированные евреи стали иными; появилась не только гордость, но и чувство ответственности за Израиль, который в предвоенные месяцы находился в опасности. Осведомитель сообщал из Запорожья: "Гуткин З. Л. утверждал: "С божьей помощью израильтяне победили арабов. Это говорит о том, что в Израиле живет сильный и мужественный народ, который победит любого врага"…"

В Кишиневе исключили из университета несколько студентов-евреев – за отказ осудить "израильскую агрессию". Председатель КГБ докладывал: "Во время последнего праздника "Симхат-Тора" отдельные подстрекатели организовали около (московской) синагоги исполнение еврейских песен и танцев, имели место националистические выкрики: "Да здравствует Даян!", "Нам бы автоматы в руки и в Израиль!", "Да здравствует еврейское студенчество!", "Да здравствуют евреи!"…"

2

Пробудившееся национальное самосознание и желание уехать в Израиль подпитывались не только победой в Шестидневной войне. К тому подталкивала антиизраильская политика Кремля, ложь гигантского пропагандистского аппарата, способствовавшая усилению антисемитизма в стране, новые ограничения при поступлении на работу и в институты.

Возникал конфликт в семьях: родители не хотели слышать об Израиле, а дети учили иврит, слушали радиопередачи из Иерусалима, в дни еврейских праздников собирались около синагоги. Бывало и так, что вся семья в редком единодушии решала для себя этот нелегкий вопрос: подняться с насиженного места и уехать на Ближний Восток, в ту страну, о которой в то время были лишь туманные представления. Из воспоминаний: "В Шестидневную войну меня волновало одно: утвердят кандидатскую диссертацию или не утвердят…" – "Я решал тогда – уехать в Израиль или перейти на работу в областную партийную газету…" – "У меня появилось ощущение, что если я не уеду, то мой отец как бы и не жил…"

За полгода до Шестидневной войны объединились в Ленинграде две малочисленные группы и создали подпольную сионистскую организацию из восьми человек: Р. Бруд, Г. Бутман, Г. Вертлиб, С. Дрейзнер, В. Могилевер, Б. Товбин, Д. Черноглаз, А. Шпильберг. Их программа включала борьбу за свободный выезд в Израиль и распространение еврейской культуры для пробуждения национального самосознания.

Организация пополнялась новыми участниками, и Л. Ягман свидетельствовал: "Мы начали учиться и учить других. Были созданы курсы для изучения иврита и истории еврейского народа… Никто из нас не знал иврит, учились по "Элеф милим". Тот, кто прошел первую часть, становился учителем для начинающих и сам продолжал учиться. Среди нас было несколько пожилых евреев, которые знали иврит с прежних времен. Один из них, А. Белов, подготовил много учителей…"

Израиль Дейфт провел в заключении 11 лет, вернулся затем в Ригу, преподавал иврит в нелегальных кружках и не брал плату за свои уроки. В Киеве обучал ивриту писатель Натан Забара, бывший лагерник. В 1970 году под Одессой организовали летний лагерь для подготовки учителей иврита; его устраивали затем из года в год.

На киевском заводе проходил митинг с осуждением "израильской агрессии"; вышел на трибуну инженер Б. Кочубиевский и сказал собравшимся: "Вы видели живого сиониста? Я – сионист!" На траурном митинге в Бабьем Яре Кочубиевский заявил в своем выступлении, что евреев – в отличие от прочих жертв – убивали лишь за то, что они евреи. В конце 1968 года на Кочубиевского завели уголовное дело, и он написал Л. Брежневу: "Я – еврей. Я хочу жить в Еврейском государстве. Это мое право, как и право украинца жить на Украине, как право русского жить в России, как право грузина жить в Грузии… Выпустите меня!"

Суд над Кочубиевским проходил в мае 1969 года – в том же здании, где некогда судили М. Бейлиса. Судьи решили, что публичные выступления подсудимого являлись "распространением заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй". Обвинитель сказал ему: "Вы подумали о том, что сделали с вашей женой? Заразили молодую русскую девушку своими сионистскими взглядами…" Бориса Кочубиевского осудили на 3 года лагерей.

В стране было уже немало людей, получивших отказы на свои просьбы, и они отправляли письма по разным адресам с требованием отпустить в Израиль. "Появление открытых писем, – отметил современник, – означало явную конфронтацию с советской властью. Такого прежде не было. Новое заключалось в том, что в открытой борьбе, которую мы начали, отступление было невозможно".

1969–1970 годы: открытое письмо подписали 25 москвичей с указанием имени-отчества, фамилии и адреса; Рига – 27 подписей под письмом, Ленинград – 9 подписей, Грузия – 15, Киев – 10, Москва – 75, Минск – 17, Вильнюс – 9, Рига – 24… Среди тех, кто вступил в открытую борьбу, была не только молодежь, но и солидные люди на хорошей должности, с научными степенями и наградами, добившиеся в жизни немалого, которые вспомнили вдруг о своей национальной принадлежности.

"Я не могу смириться с мыслью, что мой сын никогда не пойдет в еврейскую школу, не прочтет еврейской газеты, книги, не увидит еврейского спектакля, фильма, не познает еврейскую историю, культуру, никогда не сможет с полным правом произнести: "Мой язык, моя история, мой народ, моя Родина!"… " А. Друк.

"С этого дня мы в пути. Пусть же этот путь не будет слишком долгим! Пусть наши дети не растут на чемоданах!.." А. Шпильберг.

"Но я ведь не крепостной! Я сам могу решить, чьим пушечным мясом мне быть!" Л. Эльяшевич.

В 1970 году И. Менделевич направил письмо председателю комиссии по правам человека Организации Объединенных наций:

"Господин председатель!

Я молодой человек, который только начинает жить в этом прекрасном мире. Я хочу жить, учиться и работать на своей национальной родине – в Израиле, который был дарован нашему народу Богом Авраама, Ицхака и Яакова. В этом я вижу цель всей своей жизни, оправдание своего существования…

Невозможность осуществить мое стремление терзает мне душу, я в смятении… Господин председатель! Я хочу жить, помогите мне!

Иосиф Менделевич, 23 года, Рига".

14 июня 1970 года 37 ленинградских евреев подписали письмо Генеральному секретарю ООН, а на следующий день произошло событие, о котором заговорил весь мир. 15 июня 1970 года газета "Вечерний Ленинград" опубликовала краткое сообщение: "15 июня с. г. в аэропорту "Смольное" задержана группа преступников, пытавшихся захватить рейсовый самолет. Ведется следствие".

В тот день в 8 часов 30 минут утра у трапа самолета были задержаны двенадцать человек: Марк Дымшиц, Эдуард Кузнецов, Иосиф Менделевич, Израиль Залмансон, Вульф Залмансон, Алексей Мурженко, Юрий Федоров, Анатолий Альтман, Мендель Бодня, а также жена Дымшица Алевтина и две его дочери. Ночью, за несколько часов до этого, в лесу около Приозерска – неподалеку от границы с Финляндией – были арестованы Сильва Залмансон, Борис Пенсон, Арье и Мэри Хнох.

Эта операция получила кодовое наименование "Свадьба". Первая группа арестованных скупила все билеты на рейс Ленинград–Приозерск; они намеревались прилететь туда на 12-местном пассажирском самолете Ан-2, связать пилотов, взять на борт четверых, ожидавших в Приозерске, и улететь в Швецию, чтобы оттуда попасть в Израиль. За штурвал самолета должен был сесть М. Дымшиц, бывший военный летчик.

Такое, казалось бы, малозначительное событие произошло 15 июня 1970 года, за которым никто, видимо, не ожидал неожиданного продолжения. Ни те, кто в отчаянной попытке пытался прорваться через границу и попасть в Израиль. Ни те, кто следил за ними, арестовывал, готовил затем показательный "самолетный процесс". Ни десятки тысяч евреев СССР, которые не могли предположить тогда, что это событие отразится на их судьбах и поставит перед ними главный, быть может, вопрос жизни…

3

КГБ получил первую информацию о задуманной акции в начале 1970 года и 30 апреля сообщил в ЦК партии:

"Комитетом госбезопасности получены данные о существовании в Ленинграде сионистской организации, состоящей из пяти групп националистически настроенных граждан по шести человек в каждой.

Руководители групп… составляют "Комитет" данной организации… По непроверенным данным, на совещании "Комитета" 26 апреля с. г. Бутман предложил провести "акцию", содержание которой держится в строгом секрете, и к ее осуществлению привлечь еврейских националистов, проживающих в г. Риге.

Большинство членов "Комитета" выступили против "акции"… Они считают необходимым получить на это санкцию у израильских правящих кругов".

Из Израиля пришел отрицательный ответ; члены Комитета отказались от захвата самолета, но группа Дымшица–Кузнецова тайно готовилась к побегу.

А. Мурженко (июнь 1970 года):

"Нас будет шестнадцать… Конечно, у каждого из беглецов свои мотивы, но основная причина побега лежит на поверхности: нет возможности свободно эмигрировать, поэтому приходится переходить границу нелегально и даже идти на такой шаг, как захват самолета (правда, на земле, а не в воздухе, и, конечно, без оружия…)

Уже ничего нельзя изменить – у меня настроение камикадзе… Мытарства мне надоели, идти на компромисс с совестью не могу. Я устал…"

Э. Кузнецов (из "Дневников", написанных в заключении):

"Вечером в лесу возле аэропорта "Смольное" я сказал, что за нами слежка. Это ты нервничаешь, говорят. Я понял, что все они чувствуют обреченность операции, но не хотят признаться в этом ни себе, ни друг другу… Борис (Пенсон) сказал мне доверительно: "Теперь хоть в петлю, лишь бы не возвращаться…"

Почему же я всё-таки согласился на побег?.. 20 месяцев – от освобождения из тюрьмы до нового ареста – были для меня сплошной душевной судорогой…"

И далее: "Я не знаю ни одного дела хотя бы с пятью участниками, которое обошлось бы без доносчика. У нас доносчиков не было. Это предмет моей гордости…"

И. Менделевич (из книги "Операция "Свадьба"):

"Похоже, нас выследили… Яснее ясного – мы на крючке. Нам не удастся вырваться. Разумнее было бы отложить операцию…

Почему мы не сделали этого? Сложный вопрос… Нас вела мечта, и было жалко от нее отказаться. Да и выбора не было. Оставаться в этой стране мы уже не могли. Сила, овладевшая нами, превышала доводы разума.

И всё же редко мне выпадали такие счастливые дни: я верил, что наконец-то живу в согласии с волей Бога, был счастлив и готов на всё…"

4

15 декабря 1970 года. Ленинградский городской суд на Фонтанке. Усиленные наряды милиции и работников КГБ. Вход только по пропускам. Небольшой зал заседаний заполнялся специальной публикой, состав которой обновляли каждый день. Во время суда происходила частая смена конвоя, приставленного к подсудимым. Топот сапог, щелкание каблуками – иногда это повторялось каждые 10–15 минут.

На скамье подсудимых – 11 человек. М. Дымшиц, Э. Кузнецов, И. Менделевич, С. Залмансон, И. Залмансон, А. Мурженко, Ю. Федоров, А. Альтман, Б. Пенсон, А. Хнох, М. Бодня. В. Залмансон был офицером, и его судил Военный трибунал. Мэри Хнох, Алевтину Дымщиц и ее дочерей к суду не привлекли.

Статьи обвинения: "измена родине", "ответственность за приготовление к преступлению и за покушение на преступление", "хищения государственного имущества в особо крупных размерах" (имелся в виду самолет) , "участие в антисоветской организации", "антисоветская агитация и пропаганда".

Из воспоминаний матери Б. Пенсона:

"Нас, родственников подсудимых, пропускали в здание по списку. Атмосфера в зале была крайне напряженной, на нас смотрели с откровенной злобой.

Но вот начался суд. Обвинительное заключение читали со многими перерывами. Выступления прокуроров длились часами. Судья заметно уставал…

Адвокаты объясняли, что самолет и летчики целы и невредимы, что самолет собирались использовать как средство передвижения, и ни один из подсудимых не предлагал продать его и присвоить вырученные деньги. Адвокаты просили снять обвинение в хищении самолета, прокурор вступал с ними в спор, в зале было душно и жарко". "Во время перерыва всех удаляли из зала, а подсудимые оставались на месте. Их плотно оцеплял конвой. В коридоре зрители шепотом переговаривались: "Вот шайка работала! Расстрелять их мало!"…"

Так начался "самолетный процесс" – восемь дней судебных заседаний: допросы, обвинение, защита. На вопрос прокурора, считает ли он себя "сионистом или лицом еврейской национальности", И. Менделевич сказал: "Я еврей, единственное желание которого – попасть в Израиль". На это прокурор заявил: "Русский народ выделил вам Биробиджан, и поезжайте туда". Менделевич ему ответил: "Позвольте мне самому решать, какое государство, а не какая область является моей родиной".

Прокурор – вопрос Ю. Федорову: "Знали ли вы о том, что должны были служить маскировкой преступного замысла группы, чтобы не видны были "еврейские уши" этой группы?" Федоров: "Я не понимаю, что вы имеете в виду". Прокурор: "Вы знали, что в группе будут одни евреи?" Федоров: "Да, знал". Прокурор: "Знал и согласился?!"

Э. Кузнецов (мать – русская, отец – еврей): "В лагере (во время первого заключения) я впервые столкнулся с участниками национальных движений… Я понял, что мне нужно прибиваться к своему берегу; он для меня определяется той половинкой крови, которая сильнее – хотя бы потому, что навеки причисляет к стану отверженных. Так я сделал свой выбор…" На вопрос о национальности Кузнецов ответил: "Еврей". Прокурор: "Но ведь в паспорте у вас записано русский?" Кузнецов: "Вы спрашиваете меня не о записи в паспорте, а о моей национальности".

Обвинение потребовало для Дымшица и Кузнецова смертную казнь, остальным – сроки наказания до 15 лет. Из последнего слова подсудимых (записано по памяти присутствовавшими на процессе):