Текст книги "Нелегкий флирт с удачей"

Автор книги: Феликс Разумовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 15

– Ой, мамочка, – Светочка Залетова выскочила из сауны как ошпаренная и, нырнув в большой, подсвеченный изнутри бассейн, поплыла налево, туда, где пузырила воду гидромассажная машина, – роди меня обратно!

Это был фитнесс-центр «Барракуда» – суперкласс, суперпрестиж, суперэлита, полугодовой абонемент – две штуки баксов! Здорово все изменилось у Залетовой в жизни, да вообще то не жизнь и была. Вот ведь судьба – сначала чуть в гроб не уложили, а потом родитель объявился, крутой, как поросячий хвост! Денег – куры не клюют, квартиру трехкомнатную купил – на, дочка, живи. А мы не гордые, мерси, папа, мерси…

Вымокнув как следует, Светочка выбралась на сушу, вытерлась, плюхнувшись в шезлонг, помахала халдейке:

– Люсик, ананасового!

– Пожалуйста. – С быстротою молнии ей соорудили коктейль, принесли на полусогнутых, с улыбочкой и наилучшими пожеланиями. Вот так, за бабки здесь что хочешь сделают – маникюр, педикюр, эпиляж, татуаж, тримминг, массаж. Хоть гигиенический, хоть эротический, хоть внутренних органов.

– Что, помочила жопу? – С соседнего шезлонга Светочке махнула рюмкой Людка, путана из «Октябрьской», тощая, страшная, доска два соска. – Меня тут таскали в клубяшник один, пива нажрались – вдрызг, ну я и поссала в бассейн, не бежать же до сортиру. Так ведь суки, вода красной стала, как месячные, специальный состав подмешали, козлы. А мне насрать…

Вчера она обслуживала тружеников мэрии, а потому сегодня была пьяна и на работу не вышла – как говорится, целовалась бы еще, да болит влагалище. Отцы города все как на подбор оказались садистами и извращенцами, впрочем, остальные клиенты не лучше, такие же сволочи и марамои. Эх, послать бы их всех к едрене фене, сидеть всю жизнь вот так, с голой жопой, в шезлонге и смотреть на весь этот блядский мир через плотную завесу «Джони Уокера»!

– Мужикам небось кости моете, – подошла, шаркая пятками по мрамору, депутатская жена Таисия Марковна, рослая, дебелая, телом похожая на холодец, грузно спикировала в бассейн и, раскорячившись на мелководье, принялась степенно подмываться. – Вся зараза от них, паразитов.

Ей только что в два захода отмассажировали внутренние органы.

– Вот сука грязная, я в эту лужу больше ни ногой. – Частная предпринимательница Бася, сама пробивающая себе дорогу в этой жизни, демонстративно развернула шезлонг. – Не хватало еще, чтобы мои сеансы спермотерапии пропали даром.

– Сеансы чего? – Светочка Залетова поперхнулась ананасовым коктейлем. – Спущенки, что ли?

– Ну да, спермотерапии. – Бася свысока глянула на соседок, в ее карих, чуть навыкате глазах загорелись мечтательные огоньки. – Еще древние греки заметили, что мужская сперма обладает лечебным и профилактическим действием. Особенно на женский организм. Вот фирма «Магия успеха» и решила пойти по стопам древних греков. У них там группа доноров, все как на подбор, на специальном режиме и рационе, что придает их сперме феноменальные качества. Разумеется, кадры проверенные, никакого там сифилиса, СПИДа, скрытых половых инфекций, фирма гарантирует. Весь курс состоит из сорока сеансов. Первые десять – это различные маски, натирания, затем начинается прием внутрь. Вначале орально, потом вагинально и напоследок, – Бася облизнула пухлые губы, черные изюмины ее сосков сделались каменно-твердыми, – десять сеансов анальной терапии.

– Во, блядь, уморила! – Путана Людка удрученно хмыкнула, плеснула на четыре пальца виски, хватанула залпом. – Тебя же, дуру, трахают за твои же собственные бабки.

– Много ты понимаешь, кривоссачка. – Бася обиделась, ища понимания, повернулась к Залетовой: – Это сказка, волшебный сон. Зал объят полумраком, воздух благоухает ладаном и миррой, и в центре, на возвышении, ложе, на котором распят прекрасный юноша, вот с таким, – она развела в стороны дрожащие руки, – эрогированным фаллосом. Я приникаю к этому роднику здоровья, пью, пью, пью и не могу напиться, и все это под контролем высшей магии – белая друидесса мадам Роше регулирует ход процесса, играет на лютне старинные кельтские гимны, голос ее медоточив, страстен и подобен журчанию ручья.

Бася вскочила с шезлонга и, изогнув стан подобно греческой вакханке, повела роскошным бедром:

– Не бойтесь, о девы, отдаться велению бренного тела, Явите свою наготу, ослепленные похоти мраком, Отверзши ложесна, возлягте на ложе вы смело, Сплетайтесь с мужами и лежа, и стоя, и раком…

Она, несомненно, была натурой тонкой и возвышенной.

– Ой, блин. – Путана Людка покрутила пальцем У виска, поднявшись, стала заворачиваться в полотенце. – Ты, Васька, просто озабоченная, отжарили бы тебя десяток депутатов в пять заходов по два смычка, сразу не до гимнов бы стало. А то и лежа, и стоя, и раком! Тьфу. – Она сплюнула прямо на пол и, не расставаясь с бутылкой, нетвердой походкой направилась в русскую парную.

– Не слушай ты ее, Басечка, потаскушку. – Депутатиха Таисия Марковна с изяществом гиппопотама выбралась из воды и, устроившись в шезлонге, принялась рассматривать журнал для настоящих женщин. – Частушки волнительные. А на депутатский корпус она, сука рваная, клевещет, мой котик, к примеру, так и горит на службе, ему небось не до всех этих гадостей. Эй, Люська, поджарь-ка охотничьих колбасок граммов восемьсот, с макарошками, да салат настругай. И кавуна ополовинь, только смотри, чтоб был с сухим хвостиком. Послащавей….

Упоминание о хлебе насущном вывело Залетову из состояния блаженной прострации, пора ей было ехать обедать в семейном кругу. Ноблес оближ.

– Люсь, звякни в таксярник. – Поднявшись, она допила коктейль, рассчиталась с халдейкой и, помахивая полотенцем, вразвалочку пошла одеваться. – Счастливо, водоплавающие.

Не прошло и часа, как неповоротливая, канареечного цвета «Волга» доставила ее к ресторации «Шкворень». «Сдачи не надо, катись». Светочка взбежала по гранитным ступеням, сбросила на руки гардеробщику соболиное манто и скучающей походкой уверенной в себе женщины направилась в Пиратский зал, стилизованный под трюм парусного судна. Все здесь напоминало о старых добрых временах – решетчатые фонари, пузатые, словно пороховые бочки, столики, «Веселый роджер» на витражном окошке – черный фон, белый череп, скрещенные берцовые кости. Хороший вкус, морской размах, жажда приключений и экзотики.

Посетителей же, однако, было раз-два и обчелся. Слева у стены под портретом Фрэнсиса Дрейка тянули пиво пристяжные законника Лютого, в красном углу под изображением Черной Бороды сидели сам Павел Семенович и отец-настоятель Новопосадско-Андреевской церкви Святой Магдалины великомученицы Иерусалимской преподобный Иоанн Коломенский. В зале стлался волнами табачный дым, волнующе играла музыка:

Где среди пампасов бегают бизоны, А над баобабами закаты, словно кровь, Жил пират угрюмый в дебрях Амазонки, Жил пират, не верящий в любовь…

– Благословите, владыко. – Залетова поцеловала жилистую длань Иоанна Коломенского, чмокнула в щеку отца. – Здравствуйте, папа. – Заняла свое место за (Лголом, коротко вздохнула, скромно опустила глаза. – Опоздала, извините.

– Здорово, Светик. – Лютый с нежностью глянул на дочку, улыбнувшись, вытащил массивные золотые серьги с изумрудами. – Вот, цацки тебе в презент. Рыжье в натуре. Владей.

Сережки были пользованные, без коробочки, но Светочке понравились.

– Благодарствую, папа, вы добрый такой, душевный до жути.

Это была правда. Почувствовав себя отцом, сильно изменился Павел Семенович, будто другим человеком стал. Он пожертвовал долю на церковные нужды, свел близкое знакомство с Иоанном Коломенским и под его чутким руководством быстро сбросил груз грехов своих – окрестился, исповедался и покаялся. А еще он прикупил две плацкарты под гробы в святых пещерах Псковско-Печорского Успенского монастыря, хорошие места урвал, по соседству с предками Пушкина, Кутузова, Кропоткина, для себя и дочки постарался. Бог, как говорится, не фраер, а сани лучше готовить летом…

Официанты между тем принесли закуски, графинчики с водкой, бутылки коньяку, и отец Иоанн Коломенский поднялся, истово осенил себя знамением:

– Во имя Отца, Сына и Святаго Духа! Помянем же, братья, – он замолчал, глянул на Залетову и вторично перекрестился, – а также сестры, преподобного Кудеяра Владимирского, в бытность в миру его грозного и лютого, аки скимен, по принятии же пострига ставшего кротким, аки агнец, и познавшего в избытке благодать Господню! Вот уж воистину, не погрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься. Благословенны будем, аминь!

– Аминь!

Лютый и его братва перекрестились, Залетова в знак смирения склонила голову, халдеи принялись разливать вино и водочку. Аллилуйя!

Ели заливное, икру, мясное ассорти и провесную белорыбицу, жрали крабов, лангустов и рябчиков – тварей земных, поднебесных, морских. Пили благословенную, дважды очищенную «Смирновскую», цедили полезный для здоровья, настоянный на травах «Спотыкач», восторженно рыгали над благородным, армянского разлива коньяком. Эх, хорошо пошло! Дай бог, чтоб и вышло так же.

Павел Семенович и Светочка вкушали молча, не отвлекались, отец же Иоанн, повеселев, изрядно раскраснелся и после каждой рюмки крестился, охал, сверкал перстнями на волосатых пальцах:

– Прости мя, Господи, зело приятственно, зело!

Покончили с налимьей горячей, как огонь в аду, ухой, приговорили поросенка, фаршированного кашей, справились с двойным, из молодого осетра шашлыком по-астрахански, и когда очередь дошла до лопаток и подкрыльев цыплят с гребешками и сладким мясом, Светочка Залетова робко взглянула на отца:

– Есть у меня, папа, мечта, уж такая затаенная, такая несбыточная, наверное, никогда и не исполнится, так и помру.

Губы ее задрожали, на хитрющие голубые глаза навернулись слезы – талантище, куда там Саре Бернар.

– Что такое? – Павел Семенович хищно вгрызся в цыплячью ногу, с хрустом раскусил хрящи, мощно дернул кадыком. – Еще теплуху? Рыжья? Может, тачку тебе подогнать? «Мерсюка» хочешь?

– Нет, папа, не то. – Светочка отложила вилку, потупилась. – В Норвегию хочу съездить, на фьорды посмотреть, на лапландских оленях покататься. Вы ведь слышали, наверное, про Пер Гюнта, Сольвейг, Ибсена?

– Басурмане премерзкие, язычники, прости Господи. – Отец Иоанн Коломенский, скривившись, трижды осенил себя крестом, сплюнул тайно, Павел же Семенович вытер руки о скатерть, с задумчивостью покачал головой:

– Нет, дочка, таких кликух я не слыхал, видать, сявки это, шелупонь, не в законе. А вот с олешками имел дело. Печень у них вкусная, если с солью. – Он ухмыльнулся добро, потрепал Залетову по руке. – Эх, Светик, Светик, простая душа. Ну кто же по своей воле в тундру-то, а? Ты уедешь к северным оленям, в снежный Магадан уеду я, – пропел он хрипло, вполголоса, цыкнул зубом и, неожиданно став серьезным, глянул Залетовой в глаза: – Лады, дочка, запрессовали, будет тебе Норвегия. Но – через Нижний Тагил. Вначале съездим к матери на могилку, хочу я поставить стелу из черного камня, и чтоб надпись была. – Он потер лоб, сосредоточиваясь, серые глаза его влажно блеснули.

В эту нежить,

В этот холод

Нежить бы тебя

Да холить.

В эту стужу,

В эту слякоть

Целовать тебя,

Не плакать-

Видать, и впрямь

Павел Семенович твердо встал на путь любви, добродетели и всепрощения.

Глава 16

Арсенал тайного оружия российских спецслужб огромен и отработан до совершенства. Если в семидесятые годы сотрудники КГБ опускали в карман диссиденту радиоактивную монету, чтобы легче было следить за ним, или опыляли радиоактивной пылью самиздат, чтобы определять круг читателей, то в наше время для достижения своих целей ФСБ использует самые последние достижения физики, химии и биоэнергетики.

Это могут быть:

1. Инфразвуковая техника (вибрационная и импульсная). Инфразвуковая волна, направленная мощным импульсом, может вызывать летальный исход, вызывать чувство беспричинного страха.

2. Электронная аппаратура для облучения радиоволнами различных частот вплоть до СВЧ.

3. Психотропная аппаратура, предназначенная для вторжения в работу мозга, – торсионные мик-ролептонные генераторы.

4. Лазерная аппаратура для физических ожого-вых поражений.

5. Видеоаппаратура, позволяющая вести наблюдение сквозь стены – тепловидение, методы промышленного рентгена и др.

Субъективно данные воздействия характеризуются судорогами в мышцах, зудом, жжением в подошвах, болью в ушах, ударами в носоглотку, вызывающими кашель, насморк, чихание, аритмией сердца, появлением ожоговых пятен на теле. При длительном воздействии электромагнитным полем возникают сильные боли в области сердца, ощущение песка в глазах, выпадают волосы, ломаются ногти, кровоточат десны. Развивается чувство жжения в конечностях, холодеют пальцы рук и ног.

(Информация Комитета по правам человека)

* * *

…В конце восьмидесятых начальник Генштаба М. Моисеев, проявлявший интерес к паранормальным явлениям, поручил подполковнику А. Савину сформировать группу по сбору и изучению информации, касающейся нетрадиционных областей знания. Так появилась на свет божий в/ч 10003, специалисты которой уже давно и на солидном научном уровне рассматривают всевозможные духовные практики и методы экстрасенсорного воздействия, пытаются раскрыть резервные возможности человека, изучают тонкие психологические технологии, используемые тоталитарными сектами типа «Белое братство». Группа финансируется из госбюджета и лоббирует свои интересы на самом высоком уровне. Так, премьер-гэкаче-пист Валентин Павлов выказывал живейший интерес к работам Савина, несколько раз встречался с ним лично, причем накануне августовского путча. По непроверенным косвенным данным, приоритетная область исследований касалась в то время создания аналога национальной идеи – универсальной мировоззренческой концепции, приемлемой для всех слоев общества. Другими словами, военных экспертов волнуют в первую очередь психологические механизмы оккультных и эзотерических практик, позволяющих построить иерархическую систему подчинения, в которой немыслим не то что бунт, но и сам зародыш недовольства. Не это ли так интересовало премьер-министра Павлова? И вот еще. Как известно, сразу после путча начали выбрасываться из окон высшие партийные чиновники, такие как управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина или ответственный работник международного отдела ЦК Дмитрий Лисово-лик. Всего в период с августа по октябрь 1991 года спикировали тысяча семьсот сорок шесть человек!!! Будто массовое безумие обуяло номенклатуру – орлята учатся летать! Головкой на асфальт…

(Из информации, добытой Блондинкой)

* * *

– Это черт знает что такое. – Расплескав кофе, Полковник в сердцах отодвинул чашку, закурил, посмотрел на Брюнетку в упор. – Может, вы переусердствовали, а? Перегнули палку?

– Обижаете, товарищ полковник, в душу плюнуть норовите, – фыркнула Брюнетка, надулась, прищуренные глаза ее стали злыми. – Не первый год замужем. Беседовали мирно, без эксцессов. Они не отрицали, что вначале пришли деньги, а потом факс с инструкциями за подписью Шидловской – она ведь как-никак генеральный директор фирмы. Неважно, что в последнее время держит связь исключительно по телефону, криминала здесь ноль.

– Ну конечно, криминала здесь ноль, – Полковник удрученно затянулся, описал сигаретой в воздухе восьмерку, – только вот полеты на бреющем да мозги всмятку на асфальте, а так все хорошо, прекрасная маркиза! Оц-тоц-перевертоц, в Багдаде все спокойно…

Вчера утром Брюнетка и Подполковник имели разговор с руководством «Магии успеха», а вечером и исполнительный директор, и врио главного бухгалтера свели счеты с жизнью, выбросившись соответственно с седьмого и девятого этажей. Причем, что интересно, – почти синхронно, с разницей по времени в пару минут, словно кто скомандовал: «На старт! Внимание! Марш!» Ужастик из жизни зомби, да и только.

– А этот ваш… э… Невинномысский, он-то что говорит? – Полковник загасил окурок, голос его подобрел. – Вы ведь наверняка уже проконсультировались, признавайтесь?

– Конечно. – Брюнетка поднялась и неторопливо, стуча каблучками, прошлась по кабинету. – Все это здорово напоминает эпидемию самоубийств, охватившую номенклатурщиков после августа девяносто первого. Чувствуется один почерк. Речь идет о латентном зомбировании, превращении людей в биороботов с жесткой программой самоликвидации, которая инициируется при определенных условиях. Например, по команде, при затрагивании информации из области табу, при угрозе разоблачения и т. д. и т. п.

– Кодирование? – Полковник вспомнил про остывший кофе, поморщившись, допил одним глотком. – И чья же это работа? ГРУшников? Наша?

– Да нет, тут не так все просто. – Брюнетка возвратилась на место, достала из папки шпаргалку, зашуршала бумагой. – Видимо, это гипнокатарсис, наиболее глубокая форма гипноза, при которой полностью меняется ряд личностных структур. Считается, что это возможно благодаря механизму, называемому в психиатрии индукцией, когда человеку подсознательно навязывается определенная модель поведения, в данном случае алгоритм самоликвидации. Гипнотический транс, при котором закладывается программа, настолько глубок, что изменения в сознании становятся практически необратимыми. Сколько ни бьются психиатры, пытаясь раскодировать членов «Белого братства», увы, эффект нулевой. А что касается исполнителей, то здесь чувствуется рука профессионалов.

Она налила себе кофе, быстро отпила, вытерла губы платочком.

– Есть в недрах Министерства обороны подразделение, войсковая часть 10003, под командованием генерал-майора Савина. Так вот, Невинномысский полагает, что контора сия имеет самое прямое отношение ко всему необъяснимому, происходящему в отечестве, – будь то полеты во сне и наяву, предвыборная истерия или загадочные немотивированные убийства. И очень может быть, что экстрасенс такого класса, как Шидловская, работает на генерала Савина, – слишко уж много косвенных фактов, подтверждающих это.

– Так, так. – Полковник распечатал пачку «Орбита», вздохнул и сунул в рот сразу две подушечки. – А скажите-ка, коллега, у меня вопрос, может быть, несколько странный – для чего Шидловской при ее-то внешних данных оставаться девственницей? Это каким-то образом влияет на оккультные способности? Я не верю, что на нее желающих не нашлось. Взять хотя бы этого Невинномысского, похоже, он до сих пор не прочь. Очень даже…

– Да, вопрос лично для меня не простой. – Брюнетка криво улыбнулась, поправив волосы, сняла очки. – Я совсем не экстрасенс и уже лет тридцать как не девушка… У мужчин точно, целибат и способность к паранормальному связаны напрямую. Все дело в энергетике: меньше истратишь – больше останется. Вспомним иноков – монахов-схимников, индусов, практикующих узвару-йогу и поднимающих сперму вдоль позвоночного столба. А «совершенные» катаров? А рыцари-девственники, дававшие обет безбрачия?

Она снова криво улыбнулась, покусала дужку, надела очки.

– Что же касается женского сословия, то действительно подавляющее большинство обладавших паранормальными возможностями были девицами – Жанна д'Арк, жрицы Дельфийского Оракула, святые великомученицы разные, опять-таки Богоматерь…

– А как же мадам Блаватская? – Подполковник, молча рисовавший квадратики в блокноте, зевнул, отбросив ручку, глянул на часы. – Известная была ок-культистка, Теософское общество основала. И половую энергию, между прочим, не экономила, расходовала направо и налево. Рассказывают, что…

– Друг мой, прошу не отвлекаться. – Полковник вдруг ни к селу ни к городу вспомнил жену, все

note_1ще красивую, с волнующими формами, вздохнул. – Итак, что у нас еще?

Он прекрасно знал, что самое важное Брюнетка оставляет напоследок, так сказать, на сладкое.

– Мы тут покопались немного с товарищем подполковником, – та не спеша отпила кофе, с достоинством раскрыла папку и вытащила лист бумаги, – так вот, выходит, что через турфирму «Альтаир» «Магия успеха» сейчас ведет набор девиц на буровые вышки. Догадываетесь, куда? – Она победно взглянула на Полковника и, не удержавшись, улыбнулась: – Конечно же, в Норвегию! Кому-то в этой стране здорово приглянулись россиянки, и чует мое сердце, что это не вульгарная сексэксплуатация, здесь что-то другое, может быть, насильственное изъятие органов или еще чего похлеще…

Она замолкла с многообещающим видом, и Полковник, сразу догадавшись, что десерт впереди, поторопил:

– Ну же, коллега, ну же, не тяните кота за хвост.

– Ладно, ладно. – Брюнетка важно кивнула и вытащила еще один лист из папки. – Но вначале немного истории. Пятого мая тысяча девятьсот двадцать первого года был создан специальный отдел при ВЧК, СПЕКО, которому было поручено следить за режимом секретности и соблюдением государственной тайны. Руководить отделом поручили Глебу Ивановичу Бокию, члену РСДРП с девятисотого года, человеку неординарному, мыслящему широко и склонному к мистике. Интереснейшая личность. – Она сделала неопределенный жест и как-то очень странно улыбнулась. – При обыске в его доме нашли целую коллекцию засушенных мужских фаллосов. Так вот, при его непосредственном участии в начале двадцать пятого года при СПЕКО организуется секретная лаборатория нейроэнергетики, начальником которой назначается Александр Васильевич Барченко, известный ученый биолог, оккультист, ученик легендарного Бехтерева. Его интересуют работа мозга, электрический потенциал живой клетки, гипноз, телепатия, а главное, управление психикой и поведением человека. Еще в двадцатом году он возглавлял экспедицию на Кольский полуостров в район Ловозера, где наблюдал необычайное явление «эмерик», до сих пор приводящее специалистов в недоумение и представляющее собой неизученный феномен массового зомбирования. Результаты своих практических и теоретических изысканий Барченко обобщил в фундаментальном труде «Введение в методику экспериментальных воздействий энергополя». Однако в тридцать седьмом году после расстрела ученого все материалы попали в НКВД – и с приветом. – Брюнетка замолчала, быстро перевернула лист и кончиком языка облизала губы. – Ну вот, добрались наконец до сути. Невинно-мысский считает, что все работы по зомбированию, проводимые нашими спецслужбами, основываются на трудах покойного Барченко. Настоящее уходит корнями в прошлое, а ведь еще Козьма Прутков говорил: зри в корень. – На губах ее заиграла торжествующая улыбка. – В общем, отыскался человечек один, работавший вместе с Барченко. Это бывший сотрудник Седьмого отделения, подполковник в отставке некто Степан Евсеевич Кустов восьмидесяти девяти лет от роду. После расформирования СПЕКО в тридцать восьмом году он служил оперативником в ИТУ, во время войны был командиром заградотряда, затем начальником тюрьмы особого режима. Сейчас проживает в Луге, занимается пчеловодством, вдовец, церковный староста в местном храме. Имеет ордена Красного Знамени, Красной Звезды, кучу медалей. Словом, жизнь прожита не зря.

– Ну что ж, надеюсь, он еще не впал в маразм. – Полковник посмотрел на фотографию благообразного, длинноволосо-длиннобородого старца, зевнул и неожиданно усмехнулся: – Ладно, сам съезжу, лично пообщаюсь.

Странная все-таки штука память…

Ему почему-то вспомнились слова из дурацкой песенки, так горячо любимой его младшим сыном: Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты, Ты подарки нам принес, пидерас горбатый?

* * *

В Лугу Полковник попал только к обеду – хоть и выехал рано, но по скользкой дороге особо не разгонишься, да и сто сорок верст тоже не шутка. Проплутав немного по бугристым, щебеночным проселкам, он нашел наконец улицу Болотную и запарковал машину у чахлой осиновой рощицы, сплошь заваленной мусором, ржавыми жестянками, битым стеклом. Неподалеку, в тупике, стоял большой деревянный дом, в котором и обретался на старости лет Степан Евсеевич Кустов.

– Бобик! Шарик! – Держа наизготове баллончик «антидога», Полковник осторожно приоткрыл калитку, просунул голову, прислушался и, не обнаружив во дворе злой собаки, поднялся на крыльцо, негромко постучал: – Хозяин! Хозяин!

– Сейчас иду, сейчас. – Послышались шаркающие шаги, дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник сухощавый, крепкий еще старик. – Тебе чего здесь, мил человек? Заблудился?

Он подслеповато щурился, вглядываясь из-под руки, но смотрел приветливо, незлобиво.

– Здравствуйте, Степан Евсеевич. – Полковник помахал документом, заверенным в Союзе писателей, оскалился уважительно и протянул старцу руку. – Ефим Широкий, журналист, работаю над повестью о героическом прошлом, боюсь, без вас книга получится неполной.

– А ты не томись, мил человек, заходи-ка в дом. – Повертев документ так и эдак, хозяин возвратил его гостю, щербато осклабился, посторонившись, махнул рукой: – Все одно без очков не прочесть, да я и без бумажки тебе рад. Все живая душа…

– Спасибо. – Полковник вошел в полумрак просторных, заваленных вековым старьем сеней, и в нос ему резко шибануло запахом зверинца – дом был полон кошек. Черные, белые, рыжие, в полоску, в крапинку, в клеточку, они пушистым ковром устилали пол, урчали, играли, почесывались, вылизывались, лакали что-то из жестяного корыта, светящиеся, словно угли, глаза их следили за незваным гостем отовсюду – с полок, с потолка, с мебели, с антресолей. Это был какой-то кошкин дом….

– Ты, мил человек, в горницу проходи. – Хозяин поднял на руки сибирского кота, огромного, вальяжного, сразу видно, любимца, погладил, потрепал, бережно опустил на пол. – Я как раз обедать садился. Давай-ка со мной ушицы из окуньков да блинков с медком липовым, с сотами. Разговорами сыт не будешь…

В комнате было тепло. Топилась большая русская печь, на приземистом столе высились горой румяные блины, на кожаном диване с располосованной до дерева обшивкой дрыхли коты.

– Господи, Степан Евсеевич, сколько же их у вас? – Полковник снял пальто, шапку, уселся осторожно на продранный, шаткий стул. Он уже понемногу принюхался и начал различать аромат свежесваренной ухи. – У Куклачева в цирке и то, наверное, меньше.

– А кто его знает, не считал. – Хозяин улыбнулся, взял ухват и ловко потащил из печи закопченный чугунок. – Дом большой, пускай плодятся. Кошка зверь хороший, чистый, человеку от нее вреда никакого. Не то что собака, премерзкая тварь, двуличная – одним руки лижет, других за глотки берет. Ты не стесняйся давай, придвигайся-ка к столу… Так ты еще и водочки припас? Кстати, кстати, с хорошим человеком и выпить не грех.

Он налил Полковнику ухи, крупно, по-деревенски, нарезал хлеб, сало, вытащив плошку с квашеной капустой, принялся открывать бутылку.

– Из опилок, конечно, гонят, ну да ладно. Выпили, захрустели капусткой – сочной, с брусникой и антоновкой, дважды повторили и начали хлебать уху, густо перченную, наваристую, из окушков и плотвы. Незаметно приговорили полчугунка, взялись за блины, румяные, с прозрачным, тягучим медом, и хозяин, подслеповато щурясь, посмотрел на гостя:

– Ефим, не знаю, как по батюшке, ты, значит, спрашивай, не стесняйся, все одно, скоро мне ответ держать. – Отложив вилку, он перекрестился, лицо его стало торжественным и светлым, на глаза навернулись слезы. – За грехи мои. Кровь на мне, много крови. По колено в ней ноги мои, по самые локти руки…

– Да ладно вам, Степан Евсеевич, как говорится, кто без греха. – Полковник незаметно проглотил таблетку «антидринка» – особого препарата, разлагающего этиловый спирт, разлил по стаканам «Столичную», чокнувшись с хозяином, захватил пальцами капусту. – Хочу написать о работе спецотдела СПЕКО. Вы можете мне рассказать, чем они занимались в то время?

– А, вот ты о чем, Фима. – Кустов облегченно вздохнул, свернув блин трубочкой, сунул его в мед, – а я думал, заградотряд. – Он медленно прожевал, задумчиво уставился куда-то в стену. – А в спецотделе я вначале сидел на прослушке, собирал по приказу Владимира Ильича компромат на вождей, заполнял так называемую «черную книгу». Ох, много там было чего интересного. Сталин, например, со своим дружком Енукидзе предпочитали плотных баб из хора Пятницкого, а Калинин с Кароханом, с тем, что переговоры о Брестском мире вел, уважали балерин из Большого театра. Писатель Бабель был любовником жены «железного наркома», а сам Ежов, прости Господи, жил с мужиками…

Несмотря на годы, память у отставного подполковника была в полном порядке, он едва заметно кривил губы и подслеповато щурил глаза, словно вглядывался в туманные дали прошлого.

– А вот скажите, Степан Евсеевич, – Полковник, совладав с блинами, вытер о полотенце пальцы, отхлебнул горячий, крепко заваренный чай, – что за человек был Бокий? Теперь ведь чего только не услышишь – и палач, дескать, и убийца, и мясник. Только посмотришь на фотографию – лицо у него хорошее, взгляд умный, хотя внешность, говорят, обманчива.

– Глеб Иванович человеком был, не чета прочим. – Кустов насупился, помолчал, выплеснул в стакан остатки водки. – Крови не боялся, но и даром ее не лил. Со странностями, конечно, был, не без того. Руки никому не подавал, зимой и летом в мятом плаще ходил, у себя на даче, говорят, пьянки устраивал, дикие, с бабами, напряжение, значит, так снимал. Идейный был, верил в мировую справедливость, вот и получил ее. Аккурат девять граммов между глаз. Слушай, Фима, брось ты эту книгу, все равно толком не напишешь. Чтоб понять наше время, нужно в нем пожить. – Он выпил залпом, не поморщившись, бросил в беззубый рот кусочек сахара. – Страх, вот что было главное в нашей жизни, на нем все держалось. Благодаря ему и Днепрогэс построили, и войну выиграли, и в космос полетели. А смелым-то знаешь как почки в подвалах отбивали да «петухами» на зонах делали? Все боялись, поэтому так и жили – стучали друг на друга, молча жрали водку да орали хором: «Жить стало лучше, жить стало веселей!» – Вытащив из пачки «беломорину», хозяин дома закурил, сбросил с колен большого трехцветного кота. – Ну-ка, брысь. Хочешь, расскажу, как мы под Ельней своих два полка положили? В спину, пулеметным огнем? В упор? – Он вдруг разъярился, стукнул кулаком по столу, так, что подскочила посуда. – А откажешься – тебя таким же макаром…

– Нет, Степан Евсеевич, расскажи мне лучше о Барченко. – Полковнику сделалось неловко, он вымученно улыбнулся, с трудом. – Чем он занимался в спецотделе?

– Господи, Фима, ну до чего ж ты машешь на телеведущего этого, как его, на Листьева… – Не вынимая папиросы изо рта, Кустов свесил голову на грудь, – похоже, он собирался покемарить. – Убили его…

– Эй, Степан Евсеевич, не спи, замерзнешь. – Полковник потрепал старика за плечо, пальцами потер ему мочку уха. – Он что, правда был сильный «аномал»?

– Кто ж его знает. – Старик осоловело поднял голову, тяжело вздохнул. – Наверное. Когда у дешифровщиков не ладилось, шли к нему, значит, не просто так. Опять-таки он, а не кто другой пропускал других «аномалов» через «черную комнату», знал, видимо, толк во всей этой чертовщине.