Текст книги "Нелегкий флирт с удачей"

Автор книги: Феликс Разумовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Слушаюсь.

А сейчас, ужиная за экраном телевизора, он смотрел программу «Время», и кусок не лез ему в горло – в Кремле только что закончилось экстренное совещание Совбеза, – видимо, и впрямь случилось что-то очень серьезное.

– Привет, это я. – Не доев бутерброды с ветчиной, он достал «Бенефон», позвонил на сотовую трубку Подполковнику. – Как вы там? Бдите? Правильно делаете. Приказываю перейти на казарменное положение, личному составу вооружиться и ждать дальнейших распоряжений. Я ясно выражаюсь, коллега?

– Куда уж ясней. – Голос Подполковника дрогнул, в нем послышались тревожные нотки. – Что, плохо дело?

– Предположительно. – Полковник поднялся с кресла, ноги его утонули в ворсе ковра. —Все, не занимайте линию. До связи.

– Есть до связи. – В трубке пискнуло, послышались гудки, а по телевизору начался очередной голливудский шедевр – пустые глаза, слащавые улыбки и банальные, ничего не значащие фразы. Ты о'кей? Мы его теряем. Нет, он работает на правительство! Ни души, ни таланта, только деньги, деньги, чертовы деньги.

– Дерьмо. – Полковник раздраженно взялся за пульт, прошелся по каналам, но, так ничего.и не выбрав, нажал кнопку «power». – К чертовой матери, довольно впечатлений. Любите книгу – источник знаний…

…Между тем Тарас Тарасович аккуратно собрал шайки и потайным ходом пробрался в женское отделение бани, где его радистка, Соня Розенблюм, служила уборщицей. Откровенно говоря, никакая это была не Розенблюм, а геройский чекист Вася Хренов, согласившийся ради безопасности родины замаскироваться под любвеобильную женщину. Он был белокур, читывал дамские романы и в целях конспирации имел трех любовников. Тарас Тарасович твердо взглянул ему в развратные, сильно накрашенные глаза и, продиктовав текст шифровки в центр: «Пока все сухо. Гинеколог», направился домой.

Поднявшись по загаженной, вонючей лестнице, он открыл непр'иметную, обшарпанную дверь и вошел внутрь изрядно засранной однокомнатной квартиры. Жил разведчик строго, по-спартански, без излишеств.

Проверив по давнишней привычке квартиру, Тарас Тарасович прошел на кухню и сделал то, о чем мечтал уже много дней, – достал из тайника банку некошерной тушенки, включил дешевый, черно-белый телевизор и, устроившись в расшатанном, скрипучем кресле, принялся со слезами на глазах рубать свинину ложкой, вспоминая о далекой родине, от которой был в такой дали…

Начальство прибыло далеко за полночь.

– Что, заждался? – встретил Генерал Полковника на пороге кабинета, вяло поручкался, широко зевнул и скомандовал в селектор насчет кофе. – Извини, брат, в Москву вызывали, экстренно. Там такое… – Не договорив, он вздохнул, помотал лобастой, стриженной под «бокс» головой. – Обратно летел с военного аэродрома, истребителем, ощущеньице – лучше не придумаешь… Да ты садись, садись, в ногах правды нет…

– Ну и как столица нашей родины? – Полковник опустился в кресло, подтянул распущенный узел галстука. – Кипучая, могучая, никем не победимая? Генерал снял очки, помассировал веки, глаза у него были красные, как у кролика.

– Знаешь, в армии говорят, лучше держаться поближе к кухне, подальше от начальства. Москва, она, брат, бьет с носка, не разбирает. Собственно, и разбираться-то никто не хочет, каждый тянет одеяло на себя… Нынче в ходу старинное правило курятника – клюй ближнего, сри на нижнего. Отечество побоку… Дискету-то прочел? – Он мельком глянул на Полковника, сел, протер очки не слишком свежим носовым платком. – Это так, дайджест, беллетристика, полуоткрытая информация для общего ознакомления. Да, войдите.

Он глянул на буфетчицу, принесшую кофе с бутербродами, коротко кивнул:

– Спасибо, вы свободны. – Подождал, пока та выйдет, клацнул дистанционным замком и, задействовав защиту, отчего воздух в кабинете мелко задрожал, повернулся к Полковнику: – А теперь послушай то, о чем в газетах не напишут. Есть в Москве контора одна, называется «Красная звезда». Так вот в ней некий кандидат наук Бакаев еще в конце восьмидесятых создал спин-торсионный генератор, – Генерал достал четвертушку бумаги, поправил очки, – прибор, излучающий воронкообразные лучи вращения. Первоначально он был задуман как оружие для борьбы с системой СОИ, однако оказался изобретением разноплановым – «запирает» электронику, изменяет структуру кристаллов, «выключает» человеческую психику. Помнишь, когда в октябре девяносто третьего Ельцин схлестнулся с Хасбулатовым и Руцким, те вдруг в самый пик кризиса стали делать непростительные глупости и дали президенту возможность придавить законодательную власть? А манипулирование общественным мнением? А выборы президента, когда его рейтинг вдруг вырос с пяти процентов до небесных высот? Словом, этот Бакаев, теперь уже, конечно, профессор и членкор, оказался мастером на все руки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. – Начальство вытащило еще четвертушку бумаги, бегло просмотрев, отхлебнуло кофе. – Только вот доигрался. На симпозиуме в Осло исчез, – то ли похитили, то ли сам подался в бега, неясно. Вместе с ним пропал пакет документов по переносному генератору микролептонного поля и опытный образец величиной с небольшой чемодан.

– А что же охрана? – Полковник нехотя поболтал ложечкой в чашке, однако пить не стал, сердце и так билось, словно раненая птица. – Проспали?

– С норвежскими блядями. Вообще-то шкуры были российские, на заработках. – Генерал вдруг рассмеялся, однако зло, с обидой. – Самых дешевых сняли. А потом, кто теперь работает в конторе-то? Так, шваль, фуфло, все нормальные – кто в бизнес, кто в мафию. Вот ты, милый мой, разве на одну зарплату живешь? Заказы не берешь со стороны? – Начальство оборвало смех, занялось бутербродом с колбасой. – Не ври только, маленькая ложь рождает большое подозрение.

– Боже упаси, чтобы по основному-то направлению… Так, крутимся, решаем вопросы, отмазываем сволочь разную. – Полковник, улыбнувшись, пожал плечами, сразу же стал серьезен и все-таки отхлебнул кофе. – Финансирование сами знаете какое. Гулькин хрен.

– Вот то-то и оно, все дело в финансах. – Генерал вытер сальные губы. – В общем, в Москве все на ушах стоят. Ведь этот чертов генератор может промыть мозги населению небольшого города. А если построить стационарный образец и вдарить, к примеру, по Питеру… Одним словом, приказ свыше – рвать жопу на сто лимонных долек. Парню твоему когда в Норвегию-то ехать?

– Через десять дней, пока там визы, паспорт. – Полковник сразу понял, откуда дует ветер, но сделал недоуменное лицо. – Только надо ли? И так людей не хватает!

– Как говорили в Древнем Риме, не надо представляться более глупым, чем есть на самом деле. – Начальство посмотрело на Полковника ласково, как на дефективного. – Пиши инициативный рапорт на мое имя, и завтра этого героя сюда, к восьми ноль-ноль. Специалиста по агентурной стратегической разведке мы из него, конечно, не сделаем за десять-то Дней, но зато никто нас потом не упрекнет в бездействии. Да и чем черт не шутит, на дурака всегда везет. – Генерал подлил Полковнику кофе, вытащив из портсигара «беломорину», закурил. Кого именно он держал за дурака, было неясно.

* * *

Разбудил Прохорова телефон. Звонила Женя, голос ее был весел и беззаботен, словно щебет эдемской птахи.

– Здравствуй, милый. Чем занимаешься?

– Онанизмом. – Серега вдруг почувствовал, как екнуло сердце, истомная тяжесть спустилась в живот, и трусы сразу превратились в оковы – черт бы побрал эту дуру Корнецкую с ее железобетонной неприступностью! Может, послать ее на хрен, баб, что ли, мало? Вон Любка Зверева, к примеру, чем не подруга жизни? И накормит, и выпить даст, и отсосет, и раком встанет. Опять-таки умница и красавица, в банке работает, крыса.

– Знаем, знаем, премиленькая штучка. – Женя заливисто рассмеялась, в трубке было слышно, как рядом кто-то ноет под гитару. – Кончишь – приезжай на шашлыки, Вика устраивает отвальную.

Господи, опять эта истеричная проститутка с высшим филологическим образованием! Изящные манеры, беседы о прекрасном, сложные психические состояния. А вот Любка Зверева, та без фокусов, сразу хватает за ширинку, ей не до умных разговоров, язык другим занят… Эх, жизнь – влечение полов, непознанная бездна страсти, мышиная возня вокруг постели!

– Как только, так сразу же. – Губы Прохорова сами собой расползлись в глуповатой, радостной улыбке. Бросив трубку, он щелчком разбудил Рысика и, вытащив из шкафа свежее бельишко, с песней порысил в ванную. – Ах, какая женщина, мне б такую…

«Какого хрена! – Заспанный кот посмотрел ему вслед с негодованием, потянулся, зевнул и свернулся клубком в ямке на подушке. – Всего-то мне надо четырнадцать часов полноценного отдыха! Мелкий я хищник или нет? [25]25
  Действительно, кошкам для нормального самочувствия необходимо не менее четырнадцати часов сна.


[Закрыть]»

Сразу помыться Сереге не удалось. В ванной водопадом шумела вода, облаком клубился горячий пар, жутко воняло закисшими трусами, хозяйственным мылом и водочным перегаром – Прохоров-старший затеял большую стирку.

– Сейчас я, сынок, сейчас. – Яростно полоща бельище прямо в ванной, он глянул на Тормоза снизу вверх, страдальчески скуксился. – Скучно без водки! Ох, плохо мне, Серега, плохо! Но врагу не сдается наш гордый «Варяг»! И пощады никто не желает!

– Давай-давай, чистота – залог здоровья. – Прохоров посетил гальюн и принялся делать зарядку, так, два притопа, три прихлопа. Вымыться он сумел минут через двадцать, надел цветные, под российский триколор, трусы, джинсы, свитер и кожаную, купленную по случаю куртку-бомбардирку с воротником из натурального меха новозеландского опоссума. Как пить дать ворованную.

– Что, по бабам? – Экс-майор угрюмо высунулся из кухни. С видом Сократа, принимающего яд, он цедил из кружки свежезаваренный чай. – Правильно, сынок, всех их все равно, конечно, не пе-рее…ешь, но к этому надо стремиться. Фридрих Энгельс сказал.

На улице было темно и промозгло, накрапывал мелкий, противный дождь. Погода к веселью не располагала, да и вообще, с самого начала все пошло как-то наперекосяк. Усаживаясь в машину, Прохоров плотно вступил в собачью кучу, едва не растянулся и долго шаркал подошвой по траве, проклиная вслух и сучье племя, и хозяйское отродье. Однако это была преамбула. «Треха» заводиться не пожелала, и когда Серега вылез, чтобы проверить свечи, снова конкретно вляпался в дерьмо, но уже другой ногой. Псов в округе держали крупных и кормили как на убой.

«Может, это знак?» Тормоз сделался задумчив, по-обтер штиблеты и начал ковыряться в трамблере. Увы – искры не было. Ветер бросал в лицо студеную морось, мокрое железо холодило пальцы, а где-то рядом тявкали барбосы и, нарезая в темноте круги, занимались своим гнусным делом. Да, вечер, похоже, ничего хорошего не сулил.

«Всех на живодерню, всех!» Злой и промокший, Прохоров поднялся домой, долго мыл «Ариэлем» руки, размышляя о смысле жизни, о превратностях судьбы, о роке, а потом плюнул на все знамения и отправился к Жене на частнике – врешь, не возьмешь! По пути он затарился розовой «Ностальгией», купил пудовый астраханский арбуз, а еще литровую бутыль смородинового «Абсолюта» – для нейтрализации фатума. Так и явился пред светлые очи Корнецкой – суровый, задумчивый, с батареей бутылок и огромной полосатой ягодой.

– Не прошло и полгода. – Женя взглянула на арбуз, затем на гостя и ехидно ухмыльнулась: – Эту ночь мы запомним надолго.

Густые рыжие волосы, заколотые пышным хвостом, делали ее чем-то похожей на лисицу.

– Держи. – Прохоров отдал ей пакет с бутылками, разделся, потащил на кухню арбуз. – Здрасьте вам, как жизнь половая?

– Привет, привет. – Виктория, в прозрачной кофточке и белых облегающих джинсах, неумело насаживала на шампуры свинину. – Живем беспорядочно, но регулярно.

Она была уже навеселе, мясо – кстати, плохо замаринованное, как Тормоз сразу определил по цвету, – держала кончиками пальцев, хмурилась, кривила губы – нет, все эти прелести кухни явно не для нее.

– Давай-ка помогу. – Серега оттеснил Вику в сторону, живо поладил со свининой и властно кивнул: – Засовывай, женщина, готово.

– Это мы завсегда, было бы чего. – Она вставила шампуры в шашлычницу, включила ток и посмотрела на Прохорова с интересом, будто увидела впервые. С интересом отнюдь не профессиональным…

В кухне вскоре запахло жареным. Женя, звеня посудой, накрывала на стол, Вика рассеянно следила за процессом, Серега общался с крысой Дашей. Общий разговор как-то пока не клеился.

– Ну, похоже, готово. – Прохоров выключил шашлычницу, крякнул и принялся доставать шампуры с бастурмой. – Давайте-ка, пока горячее.

Налил дамам вина, себе шведской водочки, мастерски блеснул красноречием:

– Вздрогнули!

Выпили, налегли на сочную, но пресноватую свинину, повторили, ударили по «оливье», и Прохоров, глядя на Викину грудь под прозрачной тканью, начал наконец-таки беседу:

– Так куда это ты отваливаешь?

За подругу ответила Женя:

– Догадайся с трех раз. Туда же, куда и мы. Все дороги ведут в Норвегию. – Она сунула в рот чернильную маслину и насмешливо округлила глаза. – Через «Альтаир», конечно же, через нашу родную турфирму. – Женя усмехнулась, выплюнула косточку. – Все-таки Питер маленький город.

– Да, Сереженька, начинаю трудовую жизнь, еду на буровые вышки. – Бастурма пришлась Вике по вкусу, жевала она с энтузиазмом. – Стресс снимать у бурильщиков. Авантюра, конечно, по объявлению, товарка сблатовала. И везут как-то странно, поначалу за полярный круг, к Баренцеву морю, затем на автобусе через норвежскую границу. Времени – в обрез, отбываем послезавтра, а у меня еще рейтузов с начесом не заготовлено…

– Ты, мать, закусывай давай. – Женя от души положила ей салата, придвинула тарелку с ветчиной.

– А в Чухонке-то чего, разонравилось? – спросил Прохоров со скучающим видом. – Горячие финские парни утомили?

Водку он пил вдумчиво, не торопясь, не мешая ни с чем и как следует закусывая, но все равно в голове уже шумело. Ко всякому делу нужна привычка.

– Ну ты скажешь! Да финика в постели от жмура не отличить. Нет. – Вика залпом хватанула пол-стакана вина, забыв про вилку, пальцами взяла остывшую свинину. – В Чухне эстонцы объявились, мать их за ногу, бизнес к рукам прибирают. И ко мне в «сутики» набиваться начали. Вот с таким поленом как-то сунулись, говорят, дружи, дефка, с найми, а не тто эттимм терефом тепя ттрахать путтемм. Я дура, что ли, – она пожала плечами, – нужны мне в пи…де занозы. Головкой покивала да и свинтила с концами, пусть другие на сутенеров ишачат.

Съели бастурму, прикончили салат, выпили вино. Женя извлекла из холодильника селедку под шубой, Вика достала бутылку «Реми мартин», открыв банку икры, начала делать бутерброды. Покончив с коньяком, дамы принялись за настойку, Прохоров же своим пристрастиям не изменял и все пользовал водочку, не торопясь, вдумчиво, большими хрустальными рюмками. Потом четвертовал арбуз и пожалел, что нет в наличии чистого спирта. Накачать астраханского красавца из шприца, да и оставить на ночь, а к утру вся его мякоть превратится в ароматный, убийственной крепости ликер. Впрочем, и так неплохо… Очень хорошо… Ели арбуз чайными ложками, выскребали середину, по очереди бегали в сортир. Затем опять пили, по новой жарили шашлыки и потихоньку набрались до поросячьего визга.

– Короче, дело к ночи. – Вика с трудом поднялась и, пошатываясь, расстегивая на ходу блузку, зигзагами поплелась в комнату. Глаза у нее были остекленевшие, словно у сомнабулы.

– Шутить изволите, время детское. – Прохоров тоже поднялся и завернул в ванную. Сунул голову под холодную воду, однако муть перед глазами стала только гуще, и ноги сами понесли его к кровати, поперек которой распростерлась Вика в шикарном кружевном белье. Внизу живота у нее была наколота бабочка.

«И мы не лыком шиты». Тормоз с гордостью явил на свет божий триколорные трусы и начал кантовать Вику в нормальную позицию:

– Ты, между прочим, здесь не одна, что за эгоизм такой!

– Сам дурак. – На мгновение приоткрыв глаза, она обиженно отвернулась, пьяно пробормотала во сне. – Fuck off, dirty bastard!

– Чего, чего? – не понял Прохоров, затем обиделся, вытянулся, выругался и затих. Ему казалось, что он лежит на дне застигнутой непогодой лодки…

В это время в комнату вошла Женя. Одним движением сняв трусы, колготки и джинсы, она нырнула под одеяло и начала толкаться:

– Двигайся давай, разлегся.

Как ни был Серега пьян, но природа взяла свое – отреагировал и бесцеремонно, пустив в ход колени и бормоча непристойности, принялся гнусно домогаться. Никаких веских доводов он и слышать не хотел, наваливаясь всей тяжестью, алкал, сопел, скрежетал зубами, так что пришлось Жене пойти на компромисс – ублажать беднягу проверенным способом, ручкой.

– Ну ты и сука, Корнецкая, такое добро переводишь!

Растревоженная любовной суетой Вика, подперев голову, некоторое время следила за процессом. Ее хорошенькое, сонное лицо искажала гримаса негодования. Вскоре она не выдержала, оттолкнула Женину руку и принялась трахать Прохорова со всей обстоятельностью опытной женщины. На любом родео ей, несомненно, достался бы главный приз.

– Тебе лишь бы потрахаться, сверхурочница. – Зевнув, Корнецкая повернулась задом и мгновенно заснула, а Вика, оглашая жилище победным кличем, кончала уже по второму кругу. Потом – еще, еще, еще… Водяной матрас штормило…

Новый день встречали без радости. Женя ползала сонная, словно муха по стеклу, у Прохорова раскалывалась башка, Вику тошнило. Проблевавшись, она надолго застряла в ванной и наконец, мокрая и зеленая, стала одеваться.

– Люди, никто моих трусов не видел?

На прощание она застыла в дверях, вспоминая, не забыла ли чего самого главного, долго терла лоб и наконец сделала всем ручкой:

– Всеобщий привет! Встретимся у фьорда.

У какого именно, уточнять не стала.

– Ну и нажрался я вчера, – потирая затылок, Тормоз попробовал прикинуться шлангом, – ни хрена не помню. Вроде сны какие-то всю ночь снились…

– Снились, снились, эротические, теперь простыни от спермы не отстирать. – Женя глянула на его растерянное лицо и вдруг весело расхохоталась. – Да не бери ты в голову, ничего страшного… Вика чертовски чистоплотна, а я не ревнива… – Она дружески похлопала Тормоза по плечу и тут же взвыла, прижав ладони к вискам. – Блин, башка болит. Ты, изменщик, жрать будешь? Там еще салат остался, «шуба» вроде бы, только, чур, самостоятельно, меня сегодня не кантовать. Чао.

С мукой во взоре она свернулась в клубок, судорожно зевнула и натянула одеяло на голову. Прохоров вздохнул, глянул на часы и принялся одеваться – пора было отваливать с отвальной. Праздник закончился, начинались серые будни.

Натурально серые – небо за окном было заволочено низкой облачностью, вроде бы сочился мелкий и, как пить дать, холодный дождь. Природа увядала, но не пышно – в судорогах. «Нет, на хрен, пьянству – бой». Прохоров, зевая, прошел на кухню, жадно приложился к чайнику и, не посмотрев даже ни на салат, ни на «шубу», сделал Жене царский подарок: выдраил шашлычницу и вымыл посуду. Потом сплюнул в раковину, горестно вздохнул и решительно, подрагивая всеми членами, с головой окунулся в осеннюю сырость. Странно, но сразу стало легче – ветер выдул из башки мрачные мысли, дождь сполоснул лицо, ноги сами собой заработали в темпе вальса, дабы согреть организм. А когда Прохоров завернул на рынок и схрумкал, сколько влезло в горсть, квашеной капусты, маринованного чеснока и пару огурцов, то и сам сделался как огурчик – настроение поднялось, муть перед глазами рассеялась, а главное, перестало тошнить. Захотелось жить. А значит, есть…

«Сейчас залезу в ванну, потом пельмени поварю и спать, спать…» Подгоняемый дождем и желудочными соками, Тормоз бодро пошагал в родные пенаты, однако дома аппетит ему в момент испортил Прохоров-старший. Едва Серега зашел, он высунулся из своей комнаты и похоронным голосом сообщил:

– Слышал новость? Горюнова взяли, шпион он, резидент. Я вчера в понятые ходил. Вместе с Писсуковым… Ну с этим, отставным старшиной… Вот такое, блин, кино. Ну да, «Ошибка резидента».

– Что? – Прохоров сразу же забыл про пельмени, стремительно – куда там Рысику! – метнулся по лестнице, позвонил в квартиру Горюновых. Засады там не было…

Открыл ему сам хозяин дома, тихий, задумчивый, пропахший парашей. А вообще-то воздух в жилище отдавал бедой, безнадежностью и горелым хлебом. Это оттого, что Володя с супругой в горестном молчании сушили сухари. Собственно, основание для столь скорбного действа было не такое уж и веское – всего-то подписка о невыезде, однако, как говорится, от сумы и от тюрьмы… А все дело было в том, что с неделю назад Горюнову наконец-то выдали зарплату, правда, не вожделенными дензнаками, а какой-то особо сложной, полученной от смежников по бартеру электроникой. Не мудрствуя лукаво, Володя разобрал приборы по частям, уложил составляющие в чемоданчик и отправился, по совету Прохорова, на ярмарку «Юнона» – делать свой маленький бизнес. Оплатил торговое место, осмотрелся и только принялся выкладывать товар, как бизнес был сделан! Невесть откуда вынырнувший мужчина еврейской национальности предложил продать все оптом за восемьдесят долларов. Господи, за восемьдесят долларов! Гип-гип-гип-гип ура! Таких денег Володя не держал в руках сроду! Он тут же согласился, долго, ликуя, рассматривал портреты Гранта, Джексона и Гамильтона, в ближайшем валютнике слил десять баксов и, накупив еды, решил устроить пир. Чтоб на весь мир – с пельменями «Останкинскими», колбасой «Телячьей» и молдавским, полунатуральным, восхитительнейшим томатным соком. Только спокойно переварить яства ему не дали… Ни ему, ни жене, ни маленькой дочке… Горюнова взяли сразу после обеда: приехали на трех машинах с сиренами, надели наручники и увезли в дивное серое строение у Невы, такое высокое, что из его подвалов, говорят, отлично видна Колыма…

– Что, гад, продал родину? – спросили у него в просторном кабинете с решетчатыми окнами и железной, вмурованной в бетонный пол табуреткой. – Ну как, будем признаваться или будем запираться?

Запираться Володя не стал. Подробно, как на духу, он рассказал, что до женитьбы занимался онанизмом, в школе был тайно влюблен в Людмилу Гурченко и супруге изменял лишь единожды, да и то частично, петтингом. Суровые дядьки внимательно слушали его, хмурились, переглядывались друг с другом, а потом старший приказал водворить Володю в одиночную камеру:

– Ничего, посиди-ка пока, может, перестанешь у нас валять дурака.

Поздно вечером Горюнова повели на очную ставку с давешним покупателем. Тот оказался злостным шпионом-диверсантом, давно уже мозолившим глаза нашим органам. Ему-то Володя и продал за восемьдесят долларов секретное оружие родины – спин-торсионный психотропный генератор. Но, слава труду, враг далеко не ушел!

В то же самое время на квартире у Горюновых происходил обыск. Понятыми взяли Прохорова-старшего и отставного пожарника-алкаша, пребывающего в маразме, искали на балконе, в местах общего пользования, в коридоре, в чулане, на кухне. В качестве вещдоков забрали семьдесят долларов, спрятанных Володькой на черный день, и старый телевизор его тещи, уже не поддающийся восстановлению и убранный в чулан. Наверное, он был очень похож на спин-торсионный генератор. А выпустили Горюнова под утро, нехотя, ничего не объясняя, под подписку о невыезде. Радуйся, гад, что ребра целы!

– Ясно, понятно, – только-то и сказал Серега, выслушав эмоциональный рассказ, выматерил вслух и демократию, и приватизацию, и всю эту сволочь, мешающую людям жить, а потом взял да и одолжил Горюнову денег. Все, сколько было на кармане. Потому как отлично представлял, какие у наших чекистов холодные головы, горячие сердца и чистые руки.