Текст книги "Третий фронт.Трилогия."

Автор книги: Федор Вихрев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Олег Соджет

Когда я узнал о том, что Олегыч погиб, да еще и так глупо, я вначале не поверил, а потом… Потом был запой, даже, скорее, ЗАПОЙ, да еще какой… А учитывая, насколько я в это время был агрессивен, от меня в лагере все шарахались, кроме Ани, – она вообще была единственной, кто мог меня в это время хоть както контролировать. Она же меня и вытянула из запоя. А то мог бы и как Олегыч кончить – танки в болоте плавают плохо, но быстро. Правда, в направлении на дно, а бухой мехвод (все порывался за рычаги сесть, как набирал градус, хоть и не был уже мехводом – Стас вел коробочку) – это в таких условиях почти гарантия подобного исхода.

Однако, несмотря на то что пить я с Аниной помощью и перестал, но без последствий эта смерть для меня не прошла. Я стал намного замкнутей – общаясь в основном только с Аней, Иваном и Стасом (так звали четвертого из моего экипажа), держа остальных на расстоянии. И чувство юмора у меня практически пропало, хотя и до этого его у меня почти не было. Точнее, не пропало, а переродилось в направлении черного. Так, например, на моем танке (я таки остановил свой выбор на Т34) на башне была нарисована весьма интересная картинка (Стас оказался неплохим художником) – объятая пламенем фигура танкиста, стреляющего из автомата, под которой было написано «До последнего!».

Ника

На похороны Олеговича я не пошла. Рявкнула Петровичу, что не хрен было самому лезть под машины. Мужикам окрысилась – да пошел он! И ушла к себе. Судя по удаляющимся звукам, поняли правильно – циничная и бездушная баба… вот и хорошо. Оставили… одну.

Облокотилась лбом о стену. Стою. Боюсь, что не выдержит сердце – разорвется к чертовой матери. Вот прямо здесь и сейчас. Не могу. Не могу не плакать… только нельзя. Там, на могиле, не сдержалась бы, это уж точно. Ревела бы как белуга. Как плакальщица… и не остановилась бы.

А так… чтоб не видели… никто… Незачем.

Выстрел. Второй. Сейчас будет третий. Лучше бы в меня стреляли, чем вот так – в небо. Не хочу терять. Никого… Только бы не заплакать. Только бы не сорваться. Только бы больше никого не терять…

Змей

Когтистая лапа содрала с моего лица прикрывавшую его плащпалатку и тонкий слой песка. Потом Тэнгу, поскуливая, старательно вылизывал мне физиономию. Помогло, я очнулся и осознал произошедшее. Похоже, меня контузило, причем так, что все решили, что я умер. И похоронили. Бывает хуже, но реже и не со всеми. Кроме головы, ничего не болело, надо было вставать. Из могилы.

Выбирайте ночку потемнее,

Вылезайте все изпод земли,

Главное – завыть погромче, пострашнее,

Чтобы эльфы все сума сошли, –

замурлыкал я. Тэнгу, увидев, что я уже выбрался из ямы, кудато убежал. Потом оттуда донесся хруст веток, похоже, малыш возвращался не один.

Ба, а это кто на горизонте?

Держит меч, как будто кочергу.

Мало ль, что принцесса, нет, увольте,

С женщиной я драться не могу.

Но Тэнгу пришел один, зато принес мою винтовку.

Я был очень доволен: разгрузку с меня снимать не стали, некогда им было. Даже пистолет с флягой оставили. И ранец потрошить не стали, просто закинули в кусты, сняв с седла.

Мне же лучше. Через полчаса, окончательно придя в себя, я двинулся к лагерю, надеясь если не догнать ребят, то, по крайней мере, не сильно от них отстать.

Стрельбу и взрывы гранат я услышал издалека и кинулся на звуки, решив, что ребята из моей группы нарвались на немцев. Я ошибся. Когда я подбежал к тому месту, где шел бой, стрельбы уже не было слышно, с бега я перешел на шаг.

Это был хутор в лесу, много меньше того, где мы нарвались на засаду, и окруженцы здесь были настоящие. Были. Дюжина бойцов, старшина за командира, хозяин хутора – этим повезло, они погибли в бою. Два десятка тяжелораненых, им повезло чуть меньше, добили не сразу.

А вот единственной девушке не повезло совсем, ее даже не добили, вдосталь поизмывавшись, вспороли живот и натолкали туда земли. Так и бросили умирать. Ее нашел Тэнгу. На его скулеж я не прибежал, прилетел, думал, случилось что с песом.

А он просто сидел над этой девочкой и плакал – посвоему, пособачьи.

Особенно мне поплохело, когда девочка открыла глаза и попросила пить. Помочь ей я ничем уже не мог, разве что воды принести.

Попив, она торопливо заговорила:

– Товарищ, там, в лесу, по тропинке дерево, молнией разбитое. Там у корней сверток, в нем знамя, я спрятала, отнесите нашим, пожалуйста. Ну пожалуйста, скорее!

Я скормил ей последние две таблетки «кетанова» из аптечки и побежал в лес искать это дерево. Тэнгу помог, знамя, оказавшееся знаменем стрелкового полка, мы нашли быстро и еще быстрее вернулись. Девочка была еще жива.

– Вот, – показал ей знамя. – Обязательно доставлю нашим.

– Хорошо, – прошептала она. Потом добавила: – Посидите со мной, пожалуйста. Мне страшно.

Я сел рядом с ней на землю, погладил ее по голове, девочка перехватила мою руку, прижалась к ней щекой и попросила:

– Спойте чтонибудь.

Я запел единственную песню, которую мог петь, почти не фальшивя:

Ночь прошла, будто прошла боль.

Спит Земля, пусть отдохнет, пусть.

Она умерла на середине третьего куплета. В свертке со знаменем был и ее паспорт. Ирина Соловьева, так ее звали. Пашина дочка. Было ей семнадцать лет. Даже похоронить Иру я не сумел – немцы возвращались. Пришлось спешно уходить, хотя очень не хотелось.

До базы я добрался без проблем, отстав от Паши с Антоном на неделю.

К лагерю я вышел поутру, дозорные меня узнали и пропустили.

Первой, кого я увидел, ввалившись в расположение, была Ника, очень грустная Ника.

Я уже хотел пошутить, изобразив зомби из ужастика, но Тэнгу, добрая душа, опередил, полез утешать. То есть мусолить.

Ника

«Грустная Ника… Эк он меня обозвал и еще спрашивает, почему! Разве вот, Тэнгу, мой мальчик, тебе и скажу». – Я присела на корточки, и этот олененок меня чуть вообще в землю не закатал.

– Змей, ты никогда не думал, что известия о скоропостижной смерти аж двоих «будущенцев» могут вызвать колики и несварение желудка у некоторых личностей?

– Это что, Гитлер уже с половичков на ковровые дорожки перешел?

– Нет. Это наше родное, весьма улыбчивое ГБ вкупе с таким же ласковым начальством занимается перчением и поеданием всех оставшихся…

– Оставшихся? Ктото еще?

– Олегыч, – не стала разводить сопли я. – Глупо, млять. Командовал погрузкой и попал под грузовик. Хватит, Тэнгу!

Я легонько шлепнула собаку по морде и встала:

– Вот такие пироги с котятами, Змей!

А потом он начал медленно говорить. О себе. О знамени. О девушке, умирающей у него на руках. Тихо и спокойно. И все наши геройства рядом с этой простой девчушкой показались мне детскими забавами.

– Прости, Змей… – не зная, что сказать, извинилась я. – Идем. Другим расскажешь.

Степан

Явившийсянезапылившийся Змей был немедленно отправлен в гостеприимные лапы особистов, потом – в наши. Вот ведь псовый сын или, скорее, крестник Тэнгу. Шутки шутками, но мы ему (собаке, разумеется, а не Змею, гаду такому) минимум двумя жизнями обязаны – после нелепейшей гибели Олегыча потерю второго современника Олег мог и не пережить.

Обнаруженный Змеем объект, а подругому охарактеризовать этот комплекс складов было невозможно, впечатление, разумеется, производил. Кто и с какой целью его так хорошо запрятал, было неясно, но нам он определенно пригодится. С его обнаружением вопросы по снабжению боеприпасами и топливом снимались совершенно. Плюс появлялась возможность резкой активизации деятельности партизан. А вот на роль второй базы он не подходил – слишком укрыто. Найдут нас здесь немцы, разобьют переправы, выбомбят «юнкерсами», и привет – Брестская крепость, имена защитников которой «затянуло бурой тиной». Поэтому пока решили оставаться на старом месте, но иметь в виду эту базу, как источник разных полезных вещей. Обозвали ее «базой два».

Степан

Не знаю, как это называли другие, но я чувствовал «схлопывание» ситуации. Словно само время постепенно сжимается, образуя вокруг нас этакую каверну. Скоро время уплотнится настолько, что стенки не выдержат и каверна обрушится вовнутрь себя, сокрушая все живое. И исчезнет. А вместе с ней исчезнем и мы. И ребята из местных, которые нас окружают. Глупость, согласен, да. Но подругому описать свое ощущение у меня не получается.

Время… Время утекало сквозь пальцы. Мы не успеваем, носом чую – не успеваем. Последнее совещание установило следующие этапы выхода, согласованные с Москвой:

– подготовительный,

– этап скрытого движения в тылу противника,

– этап открытого движения в тылу противника с разгромом коммуникаций по возможности,

– прорыв линии фронта.

В соответствии с планом, на первом этапе производилось накопление недостающих запасов, подготовка людей и техники, разведка маршрута и согласование действий. С помощью Москвы мы установили связь с диверсионными группами НКВД и группами фронтовой разведки. Они должны были провести разведку маршрута следования и впоследствии в меру своих возможностей помочь нам с захватом переправ через многочисленные рекиреченьки.

Вообще мосты были одним из самых уязвимых мест плана. Для нашей оравы требовались капитальные шоссейные и железнодорожные мосты. Но именно такие, по странному стечению обстоятельств, привлекали наибольшее внимание немцев. Они хорошо охранялись, поэтому без помощи извне на успешный их захват рассчитывать не стоило. В дополнение к этому установили связь с армией. Она должна была демонстративными действиями сначала сковать силы немцев, а потом – встречным ударом помочь нам прорвать фронт. Вроде пока нормально. Ах да, согласовали свои действия с сорок второй дивизией – вместе пойдем.

А вот с переброской по воздуху вооружения и боеприпасов было не все гладко. Первым рейсом нам перебросили семидесятишестимиллиметровые артвыстрелы, которых нам отчаянно не хватало. Без них даже просто переход к проверенным Змеем складам был опасен. Обратно полетели итальянский генерал, хорватлетчик и раненые. На предложение отправить этим рейсом нескольких «мелких» немцев предлагавший сие был невежливо послан – наши раненые важнее. Второй и третий содержали соответственно запас пятидесятимиллиметровых минометных выстрелов и два стадвадцатимиллиметровых миномета с боекомплектом по восемьдесят выстрелов на ствол. Обратно отправились дети из числа освобожденных Олегом. А четвертого самолета мы не дождались. Как выяснилось позже, он был сбит при перелете линии фронта. А поскольку он вез восьмидесятипятимиллиметровые бронебойные выстрелы, то наша САУ3485 попрежнему оставалась только с зенитными боеприпасами, фактически – с осколочными.

Понятно, что согласование действий столь большого количества групп привело к резкому усилению радиообмена, чему были очень рады немецкие пеленгаторщики. Видимо, несмотря на принятые меры предосторожности: удаление рации на пятнадцатьтридцать километров от лагеря, использование специальных методов передачи и других, немцы нас обнаружили. А может, тут сыграли роль полеты самолетов? Или последние акции Олега и Сани? Так или иначе, но предчувствия не обманули – мы не успели.

Олег Соджет

Поскольку в воздухе явно запахло жареным, все начали готовиться к прорыву. Узнав, что Т34 идут под моим командованием, я с Аней и танкерами их разве что не по новой собрали, устраняя все недоделки, что могли, и готовя машины к дальнему переходу и боям. Отрабатывали взаимодействие машин в группе и с другими группами. Прикинув, что нам может попасться по дороге, к себе в группу я выбил один из КВ2, чтоб иметь возможность «ахтахты», например, глушить с безопасного расстояния, если придется воевать самому, а учитывая прорыв, это было возможно. Док с КВ мог быть в это время занят в другом месте. Т35 тоже забрал себе – поскольку на него никто особо не претендовал, а прикрыть им подбитую машину, обеспечив ее ремонт или эвакуацию экипажа, было вполне возможно – здоровый он. Скоростные показатели меня не оченьто и взволновали – все равно идти будем со скоростью самого медленного в колонне. А в атаку им не идти, их дело – поддержка и прикрытие. А вот в какой машине я пойду в прорыв, я еще не решил, ибо КВ – это броня, а «тридцатьчетверка» – скорость, но этот момент я отложил на потом. Но, учитывая Аню, склонялся к КВ – там безопаснее будет. Также в свою группу забрал броневик со счетверенкой. Понятно, что на марше он всю колонну совместно с прочими ЗУ будет прикрывать, а вот в бою мои танки закроет хоть немного…

Док

Я вплотную занимался с танкистами. Экипажи уже сработались, и мы прикидывали и так, и эдак возможные действия при прорыве. Отрабатывали взаимодействие Т34 с КВ, изрисовали все трофеи, объясняя, куда бить, тренировались в определении дистанции. По плану Т34 забирал Олег, как и один КВ2 для огневой поддержки, я шел с КВ1 и вторым КВ2. Мы с Олегом наварили на танки чтото вроде командирских башенок. Без оптики, правда, но даже смотровые щели улучшили обзорность из машин. Думал еще сварганить боковые щиты на ходовушке КВ, типа плит на «Меркаве», но пришлось от этой идеи отказаться – чтото толковое выйдет слишком тяжелым, а двигатель КВ и так слабоват для такого танка.

В одну из следующих ночей меня разбудил необычный шум. Побыстрому оделся, «стэн» на изготовку и выскочил из казармы. Стрельбы слышно не было, так что версия атаки на базу отменялась. Но произошло чтото необычное – невероятная суета, люди столпились у гаражей… Пошел туда, но на полпути меня окликнул Степан:

– Олег?

– Степа? Чего происходитто? Носятся все как угорелые…

– А ты что – не в курсе? Серегу… Олегыча… В общем, нет его больше. Грузовиком придавило. Водила молодой сдавал назад, не заметил… А может, с тормозами чтото… А пошло оно все! Пошли, помянем, что ли…

Смерть Сереги здорово выбила нас из колеи. Олег пил почерному, пока генерал не приказал ему водки не давать ни под каким предлогом, остальные… тоже пили, но поменьше. Один Степан держался какимто образом, много времени проводя в штабе за подготовкой прорыва. Ну и я не очень пил – где я и где водка? Не переношу, в общем, выключает меня быстро. И хочется выпить – и не могу… Так что я больше лазил по базе сам по себе, залезал куда подальше в лес и слушал тишину. В последний перед сменой баз день мы собрались в последний раз на могиле и разошлись.

Мы меняли базу перед прорывом. По пути, по плану, к нам должны были присоединиться уцелевшие части сорок второй дивизии. Но гладко было на бумаге… Как немцы нас нашли – то ли сыграло оживление радиопереговоров с Москвой, то ли последние походы Олега и Сани по немецким аэродромам – не важно, но нас нашли. Разведчики потеряли две группы, немцы прочесывали соседний квадрат. В этих условиях уйти было невозможно, и сорок вторая прикрыла наш выход. Те, кто уцелел – человек семьсотвосемьсот, – присоединились к нам уже на нашей новой базе.

Время все ускорялось. События мелькали одно за другим, откладываясь в глубине памяти в какойто неведомой мне ячейке «Подготовка к прорыву». Из этого состояния меня вывело только возвращение остатков группы Змея. Всегото двое вернулись, без него самого и без Тэнгу. Парни утверждали, что, возвращаясь от нашей сменной базы, куда все мы должны вскоре переходить, приняли бой, в котором Змей был убит. О судьбе Тэнгу ничего не известно. А вот дальше были странности – посланные к месту захоронения разведчики могилу Змея нашли, но – пустой. Где он сам – никто не знал. В особом отделе некоторые лихачи уже доложили генералу о возможном переходе Змея на сторону противника (странные, однако, люди – после всего, что мы тут натворили), генерал устроил разнос всем нам – особенно досталось Нике, – как вдруг Змей объявился. Эти му…ки умудрились его похоронить, не убедившись как следует в смерти. И если бы не Тэнгу… Да… была большая гулянка, и с тех пор я изредка спрашивал Змея: как же оно на том свете и не стоит ли ему переименоваться в Зомби?

Спецгруппа ГФП ГА «Центр»

…Туманное лесное утро, самое раннее и дремотное – с неодолимой силой тянет вниз голову, наливаются свинцом веки. В глазах все расплывается и дрожит, как кусок льда на ярком солнце. Вот уже который месяц спецгруппы ГФП группы армий «Центр» мечутся по всей Брестской области, пытаясь найти, изловить и примерно покарать весьма дерзких диверсантов, объявленных недавно «личными врагами фюрера». Несмотря на относительные успехи Вермахта на Восточном фронте, его тылы остаются попрежнему опасны для «дойче зольдатен». Глухое, подспудное недоброжелательство белорусов к оккупационным властям, увидевших, что скрывается за веселенькой ширмой «нойе орднунга», и понявших, что немцы, по сути дела, рассматривают их всех, как своих рабов, а их родную, обильно политую потом и кровью землю, за которую сражались их предки, нарезали под свои владения хамоватые, бесцеремоннонаглые и жестокие потомки рыцарей Ливонского братства воинов Христа.

Вряд ли такие мысли овладевали оберлейтенантом Шиллером, несмотря на его отдаленное родство с известным поэтом и философомэстетиком, он упорно боролся с дремотой, вылеживая ямку в лежке, – четвертые сутки шла облава на «партизанен унд коммисарен», недавно пеленгаторы зафиксировали радиообмен в районах Малориты и Знаменки. Срочно поднятые по тревоге силы, приданные ГФП, перекрыли дороги, устраивали засады и КПП. Особенно развернулся шеф жандармов, заглазно прозванный «Мозельский крокодил» – родом из Пфальца…

…Самолетразведчик Hs126 неторопливо плыл в утреннем, затянутом дымкой небе. С высоты трехсот метров лес внизу представал похожим на бесконечное изумрудное море. Летчик Фридрих Нолькен, списанный по ранению, заработанному во время Битвы за Англию, из истребителей, и стрелокнаблюдатель Пауль Шутце, который с треском вылетел из теплого местечка в БАО за гомерический запой в Польскую кампанию, поношение старшего по званию и чудом не загремевший в дисциплинарную роту. Короче – парочка подобралась колоритная, шебутная и отчаянная. Они летали вместе уже полгода и понимали друг друга с полуслова – нордический северянин Нолькен и чернявый, похожий на итальянца выходец из Эльзаса Шутце. Пока Бог их миловал – не случалось попасть под огонь сумасшедших «сталинских соколов», дерущихся до последнего, или не менее сумасшедших русских зенитчиков, лупящих с полным пренебрежением к смерти. К чести наших героев – по беженцам и раненым они никогда не стреляли и их не бомбили, что было редкостью на фоне других пилотов их эскадрильи. Они просто делали свое дело, как и многие другие на этой страшной войне.

…Облет лесного массива они совершали уже неоднократно – сменяя другие экипажи, выискивая малейшие признаки «партизанен». Каждый авиаразведчик прекрасно знает, как утомительны и монотонны подобные вылеты, и любой допустивший ошибку или забывший на мгновение железное правило летчиков – «Хочешь жить – умей вертеться!» – очень быстро догорал гденибудь на земле.

– Командир, вижу подозрительный объект на три часа, – проскрипел в наушниках Фридриха искаженный голос стрелка, пилот быстро довернул машину чуть правее и ниже, входя в малый вираж.

С трудом выцепив взглядом стоявший на опушке у отрезка узкой дороги среди густого подлеска угловатый корпус чегото, похожего и на грузовик, и на легкий броневик, Нолькен легкими движениями ручки скорректировал курс самолета, давая возможность стрелку лучше разглядеть цель.

– Что это, Пауль? – поинтересовался он.

– Очень похоже на русский грузовик, – отозвался после молчания Шутце, – дальше с трудом просматривается чтото еще, возможно, уничтоженная нашими армейская колонна. Судя по всему – уже давно.

– В любом случае, дай сигнал с координатами на базу. Пусть жандармы пошевелят своими жирными задницами, если хотят поймать своих партизанов…

– Диверсантов, шеф, – хохотнул Пауль, – за партизанов они вчера морды какимто пехотным начистили. Представляешь – жандармы устроили драку в кабаке. А приехали их разнимать местные полицейские…

– Да уж, – усмехнулся Фридрих, – кабак хоть уцелел?

– Сей момент, – было слышно, как Шутце связывается с базой, диктует координаты, запрашивает дальнейшие инструкции.

– Командир, кружим здесь до смены или до прибытия мотоманевренной группы… Был цел до приезда десанта, – совсем развеселился стрелок, – ребята вместе месят эти дерьмовые болота третий месяц, сдружились уже. Они вовсю стреляют, в них тоже много стреляют. И какието желторотики из пополнения вздумали подкалывать жандармов: «Как, эти бравые ветераны, сколько возятся с какимито вшивыми партизанами…» Сначала ребята крепились, потом стали звереть. Слово за слово – и понеслось. Пехота своих на подмогу кричит, они бегут – тут и парашютисты примчались, прослышав, что их друзей обижают. Ну и драка была – прямо бой при Лепанто.

– Я слышал, их начальник вчера драил весь личный состав прямо на построении. Ох, ну и слова он любит употреблять – поэма просто.

– «Мозельский крокодил» в своем репертуаре, – засмеялся Пауль, – суровый он дядя – строг, но справедлив. Хоть и песочит своих за «залеты», но и чуть что – выручает.

– А за что прозвище он заслужил?

– Да ктото из кадровиков сболтнул по пьянке – мол, Лемке когдато был в Египте. И ругательство у него еще есть самое любимое: «Крокодилы вы, сукины дети, крокодилью вашу мать!..»

…Хельмут Лемке разослал по ближайшим деревням своих «партизан», создав, таким образом, ловчую сеть, и засел в Кобрине, чутко держа сигнальную нить, как паук в укрытии. Всему личному составу было строжайше приказано: «В бой вступать только в крайнем случае! В любом случае брать живых пленных! В отношении гражданского населения никаких мер не предпринимать!» – начальник ГФП решил: лучше перестраховаться, чем потом в очередной раз докладывать начальству о провале еще одной операции. Толстяк Талленбаум тряс своих полицейских, выясняя – где, когда, как видели или слышали про «партизанен», тем же занимался и Ланге, но уже со стороны СД – осведомители, следствие по политическим делам, работа с военнопленными из лагерей.

А солдаты подразделения Шиллера, прячась по укрытиям, проклинали про себя все на свете – местные болота, свое начальство, «…муттер унд фатер…» своего оберлейтенанта и себя самих, когда выбрали такую незавидную профессию. Впрочем, не сильно усердствуя – говорят, у саперов еще хуже. Они не вылезали из здешних угрюмых и коварных болот.

Мрачные же полещуки, волками глядящие в спину и внешне индифферентные, не сильно улучшали моральный климат. А стреляли в этих краях много, с охотой и часто. Особенно невезучие, случалось, подрывались на «на авось» поставленной кемто мине или гибли от пули или ножа…

Назойливое жужжание самолетаразведчика все же сыграло свою роль: Отто Шиллер так и не заснул, отчего был вскоре вознагражден – еле слышный шорох не прошел мимо внимания. Насторожившись, командир осторожно глянул в щель укрытия, стараясь определить источник шума. Сначала ничего не было видно, но звук повторился, и из болотной хмари постепенно протаяли человеческие силуэты, осторожно идущие по лесу, выходя чуть левее затаившихся парашютистов. Отто кусал губы, лихорадочно решая дилемму – если пропустить, то, судя по направлению их движения, они выйдут к дороге незамеченными и легко пересекут ее – очередной патруль жандармерии только что промчался в сторону Малориты. Задержать – бой чреват большими потерями: правое крыло засады вынуждено будет подтягиваться ближе изза опасения попасть в своих.

«Чертовы большевики, ну что стоило вам выйти правее или чуть позже?!» – мысленно простонал оберлейтенант, пытаясь найти выход из патовой ситуации и глядя, как русские почти минуют засаду…

Но некто могущественный, имя которому Случай, уже бросил груз на чашу весов Равновесия – первый из призраков уловил чтото рядом и резко выбросил руку с растопыренными пальцами над плечом, разворачиваясь направо. Диверсанты, рассыпавшись, залегли, выставив стволы в разные стороны – четкие и уверенные действия невольно оценили ближайшие к засаде солдаты (нервно напрягшись в своих лежках, до этого обжитых и удобных), внезапно понявшие, как быстро подобные укрытия становятся не менее уютными могилами.

Томительно и выматывающе потянулись минуты ожидания – кто кого, безжалостная игра на обнаженных нервах, как последняя партия в покер, когда на кону родовое поместье. Но здесь ставки слишком велики – своя и чужая жизнь…

…Все произошло так внезапно и неожиданно для обеих сторон: уже Шиллер принял нелегко давшееся ему решение – пропустить диверсантов мимо и пойти следом, выжидая удобного момента. Русские же, не заметив ничего подозрительного, медленно начали продвижение дальше, и один из них, привстав на колено, поднес сложенные лодочкой руки ко рту, явно собираясь подать сигнал комуто еще. Отто поплохело. Представив, что было бы, начни они операцию немедленно, стиснув зубы, оберлейтенант провожал уходящих диверсантов взглядом, смотря краем глаза…

И принес же черт этого дятла! Вздумалось птахе прилететь именно сейчас и именно на ближайшее дерево! Нимало не смущаясь присутствием людей, любитель червяков деловито проскакал по облюбованному участку коры и… забарабанил изо всех сил – резкая дробь, как молот, тяжко рухнула на хрустальноморозную тишину.

У кого первого из засады не выдержали нервы – тайна, покрытая мраком. Сухо и раскатисто бахнул выстрел винтовки, и ктото из русских, споткнувшись, тяжело упал в траву.

– …! – выдал командир парашютистов, понявший сразу смысл загадочного русского выражения «Prishel pizdetz!», таиться уже не было смысла, он выдул трель из свистка – приказ оттянуться от места схватки. В ответ хлестко, злобноотрывисто зачастили ППД диверсантов, моментально залегших, и застучали СВТ.

Им вторили пистолетыпулеметы и карабины немцев…

– Ааааа, – заорал ктото из сидевших в засаде, неосторожно высунувшись и с ходу получив пулю в живот, остальные, прижатые редким, но точным огнем, залегли, остервенело огрызаясь. Шиллер издал еще одну трель, призывая пулеметчиков – но тут с болота гулко залязгал «Дегтярев». Первая очередь скосила пулеметный расчет, вторая прошлась по залегшим десантникам. Ктото из русских, лежа, на звук бросил поочередно две гранаты – одна упала среди деревьев, не причинив особого вреда, зато другая нашпиговала осколками Отто…

Бой сразу распался на отдельные очаги. Прижатая огнем «Дегтярева», правая группа вжималась в землю, левая пыталась сманеврировать, зайти в тыл русскому пулеметчику – отвлекали внимание на себя, стреляя, и последовательными перебежками придвигались к болоту. Русские потихоньку оттягивались от места засады, рассчитывая оторваться.

Возможно, повезло бы диверсантам, если бы не еще один пулеметный расчет, оставленный на всякий пожарный позади основной засады – как в воду глядел покойный оберлейтенант, прошедший Нарвик и Крит и всегда припасавший козырь в руках. Если бы не они – немало полегло бы десантников…

Когда подоспели жандармы, было все кончено. Злые парашютисты собирали убитых и раненых, пленных не было: пулеметчика взять не удалось, остальные же русские, зажатые в угол, стреляли до конца. Разъяренные же смертью командира и многих сослуживцев немцы особо и не стремились брать когото живым…

– Невзирая на все усилия, нам так и не удалось ликвидировать угрозу тылам войск. В ходе столкновений с подвижными группами противника наши оперативные подразделения несут потери, в частности, сильно пострадал взвод оберлейтенанта Шиллера – убит он сам и десять нижних чинов. Семь человек получили ранения различной степени тяжести. При подсчете тел русских нам так и не удалось определить точное количество людей, бывших в составе разведгруппы. Но существует предположение, что ктото из них смог уйти с места боя – в частности, не обнаружено тело пулеметчика, хотя найдены гильзы и пустой двойной диск. Неподалеку от места схватки были найдены остатки индивидуальных пакетов плюс следы крови. К сожалению, собаки не смогли взять след – землю около места перевязки густо посыпали смесью крепкого табака и жгучего перца.

– По поводу обнаруженной нашими летчиками колонны русских могу сообщить следующее: несмотря на то что часть машин была разбита в результате налета, ориентировочно конец июня – начало июля, тщательный осмотр выявил интересные вещи – часть машин аккуратно разукомплектована. Из остальных изъято все представляющее хоть малейшую ценность, тела водителей и солдат не обнаружены, скорее всего, все убитые при налете захоронены гдето поблизости. Более того, пропуски в ряду грузовиков и бронетехники свидетельствуют об эвакуации наименее поврежденных и подлежащих восстановлению транспортных и боевых машин.

По поводу моих «партизан» – пока никаких конкретных зацепок, только непроверенные слухи. Болееменее дела идут у одной из групп, причем на всякий случай я усилил ее отделением пехоты – на них наткнулись какието окруженцы, вдобавок умеющие хорошо бросать гранаты. Но если бы не одна местная мадам, мы бы их все равно взяли. Дальше начался бардак – эту даму пристрелили, убили нескольких из русских, остальные было ушли, но недалеко – на них наткнулись жандармы. Группа также понесла потери. У меня все, – начальник полиции закрыл папку с докладом и слегка откинулся на спинку стула.

– Дела наши далеко не блестящи, – со вздохом резюмировал начальник ГФП, – что скажет СД?

– Опрос среди военнопленных дал некоторые весьма интересные данные – установлено, что диверсанты появились в районе примерно в июне месяце, после начала боевых действий. Ими также были проведены акции по освобождению отдельных групп солдат и командиров Красной армии, препровождаемых в сборные лагеря. Из следствия по поводу пропажи конвоев с особо важными пленными генералами противника, – тут гауптштурмфюрер прервался, чтобы заглянуть в свои бумаги, и еле выговорил трудные славянские фамилии, – Карбышевым и Мындро, которых везли во временный лагерь, выяснено, что это тоже дело рук наших противников.

– Про первого я слышал, – заметил Талленбаум, – бывший подполковник царской армии, блестящий военный инженер, воевал в Карпатах.

– А откуда вы это знаете? – удивился Лемке.

– Както был в Берлине, еще полицейским, и в пивной разговорились с одним русским эмигрантом, слово за слово – он как раз воевал в Галиции, я же вспомнил Пруссию и Польшу.

– С этим надо поаккуратнее, Готлиб, – отметил Ланге, – иначе донесут излишне ретивые. Как уже пытались нашего жандарма обвинить в проанглийских симпатиях, благо наш Вальтер вовремя прищемил койкакие длинные языки.

– В таком случае надеюсь на тебя, мой мальчик, – улыбнулся толстяк, – но мы тебя перебили, прошу прощения – продолжай.

– С вашего милостивого позволения, – весело отозвался Золле, – второй же – командир шестнадцатой танковой дивизии русских, по показаниям сослуживцев, – опытный, умелый командир, до войны преподавал тактику в Военной академии механизированных войск РККА. В общем – диверсантам сильно повезло.