Текст книги "Сияние базальтовых гор (Художник Б. Бобров)"

Автор книги: Федор Кабарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА XIII
В ЗОНЕ «СИД-1»

Владимир Петрович, устав за день, дремал, невольно прислушиваясь к редким, однообразным звукам ночной степи. Сегодня, как и в прошедшие ночи, стояла удушливая тишина. Казалось, сама земля источает этот обессиливающий всё живое, раскалённый воздух. На сохранившейся кое-где растительности нельзя было отыскать даже признаков росы.

Степное селение, раскинувшееся на крутых склонах балки, сегодня казалось мёртвым.

– Пиить!.. – чуть слышно донёсся откуда-то справа детский голос, и вновь всё стихло, точно погрузилось в сон. Но люди не спали, изнемогая от жары.

Назар Гурджия, колхозный животновод, встречал сегодня на колхозной ферме второе новолуние. Сохранить скот – богатство, золотой фонд колхоза – вот основная его задача. 80 симментальских и 45 красностепных молочных коров, выращенных здесь, на колхозной ферме, в эту гнетущую, непривычную для них жару словно таяли на глазах. Они надсадно дышали, тараща глаза. Но достаточно было скрипнуть шестернями колодезной лебёдки, как всё стадо, мыча, бросалось – к каменным колодам. И в этом многоголосом «м-м-у-у-у!» тоже слышалось «воды-ы!».

Пятый раз сегодня Назар Гурджия накачивал полные колоды, поливал двор, животных, но не проходило и часа, как всё испарялось, точно с раскалённой сковороды.

Напоив ещё раз коров, он устало опустился на землю и задремал. На колхозном дворе раздались один за другим 10 ударов о подвешенный кусок рельсы.

Услышал эти удары и Владимир Петрович. Услышал и тут же вскочил, зажёг ручной фонарик.

– Пора в зону. Надо проверить, как идут последние приготовления.

Вместе с Василием Ефимовичем они поехали мимо постовых и остановились на широкой поляне. Справа возвышался обрыв, слева поляну полукругом огибал густой лес.

Посреди поляны стояло несколько укрытых брезентами машин, расположенных на расстоянии 20-ти метров одна от другой. Плотный мужчина в запыленном комбинезоне, обменявшись взглядом с Владимиром Петровичем, сказал стоящему рядом лейтенанту:

– Снять чехлы, проверить углы подъёма направляющих механизмов.

По цепочке, от машины к машине покатился приказ. Владимир Петрович встал на подножку и медленно объехал внутренний полукруг, внимательно наблюдая за подъёмом направляющих механизмов. Василий Ефимович с любопытством рассматривал конструкцию аппаратов передвижной станции искусственного дождевания, мало чем отличающихся от реактивных миномётов «Катюш».

– Если опыты будут успешными, – мечтательно произнёс он, обращаясь к начальнику охраны, – какую силищу получат хлеборобы в борьбе со стихией!

– Да-а, – отозвался подполковник, – управление погодой – великое дело. Если удастся вызвать дождь из ясного неба, это будет революцией в сельском хозяйстве.

– Не только в сельском хозяйстве, но и в экономике всей страны. Все засушливые степи, все пустыни будут поставлены на службу народу.

Машина, обойдя круг, возвратилась на прежнее место. Владимир Петрович, соскочив с подножки, обратился к человеку в комбинезоне:

– Покажите нам блиндаж управления «огнём».

У самой опушки леса они спустились в траншею и по ней прошли в блиндаж. Человек в комбинезоне повернул выключатель. В блиндаже стало светло, как днём. Осмотревшись, как бы прикидывая в уме, выдержат ли толчок взрывной волны стойки блиндажа, Владимир Петрович присел на один из ящиков, заменявших стулья, закурил и взглянул на часы.

– До запуска остаётся полтора часа. Через полчаса лично проверьте угол рассеивания каждой пары аппаратов и отправьте экипажи в укрытия. Задача следующая, запишите.

Инженер записал условия запуска снарядов-самолётов, угол рассеивания и потолок каждой серии залпов.

– Последняя пара аппаратов, – повторил ещё раз Владимир Петрович, – должна послать снаряды ровно через 30 секунд после первой.

Он сделал глубокую затяжку, пустил под потолок блиндажа одно за другим несколько колец дыма, выжидая, пока инженер зоны закончит запись. Потом попросил повторить задачу и добавил:

– Вторая серия снарядов должна уйти в стратосферу через пять минут после первой.

Третья – через десять минут. Высота второй серии, как условились: 15 тысяч метров. Высота третьей – 25 тысяч метров.

Владимир Петрович подошёл к начальнику охраны подполковнику Зорину. Тот встретил его вопросом:

– Где вы, Владимир Петрович, намерены находиться в момент запуска снарядов?

– Как где? На наблюдательном пункте, – уклонился он от прямого ответа.

– Точнее.

– В безопасной зоне на соседнем холме… Там, вероятно, мы будем все.

– Все не все, но вам придётся, Владимир Петрович, подчиниться предписанию генерала Прозорова.

– А именно?

– Приказано не подпускать вас к аппаратам ближе 700 метров.

– Очень хорошо! Я как раз облюбовал холмик в километре от площадки. Когда до нас долетит грохот взрыва, снаряды уже будут в заоблачных далях.

– Учтите, Владимир Петрович, – предупредил подполковник. – За 15 минут до запуска закрывается всякое хождение в черте зоны. Ни вопросов, ни ответов охрана не признаёт. В силе будет только одна форма объяснений… «Руки вверх!» – Договорились. А теперь, – он взглянул на часы, – пора в безопасную черту, – и, обернувшись к инженеру зоны, напомнил: – Сигнал: три ракеты. Третья красная – залп.

ГЛАВА XIV
ИСКУСТВЕННЫЙ ДОЖДЬ

Назар Гурджия дремал, прислонившись к каменной стенке колодца. То, что произошло, он вначале принял за кошмарный сон. Но даже проснувшись окончательно, он не мог понять происходящего.

На огромном пространстве поднебесья, словно занавес, распахнулась ночная мгла.

Всё озарилось светом необычайной силы, и грянул всепотрясающий гром, да так, что задрожала земля. Назару показалось, что его кто-то с силой толкнул. Он не помнит, как вскочил, ухватившись за чугунную ручку колеса, жмурясь от яркого зарева. Проснулось всё село. Народ в испуге выбегал на улицу и замирал в неподвижном молчании, наблюдая невиданное сияние, словно извергаемое вдруг прорвавшимися вулканами Базальтовых гор.

Что произошло в эти предутренние часы, никто толком не мог понять. Не успели люди опомниться, как всё стихло. Лишь откуда-то сверху потянуло прохладой. А затем невесть откуда надвинулись тучи, на землю упали тяжёлые, холодные капли, пошёл освежающий дождь, вскоре перешедший в ливень.

Занималось утро. Впервые за два месяца знойного лета начали перекликаться петухи.

Впоследствии жители десятков, а может, и сотен сёл вокруг рассказывали об этом необычном явлении тысячи разных небылиц. Верующие связывали дождь с милостью господней, снизошедшей на землю, внемля молениям служителей церкви.

Однако большинство склонно было считать это естественным явлением природы – «солнечной бурей».

Такой вывод напрашивался сам по себе, так как очень скоро на всей территории, где было видно это загадочное сияние, начался ливневый дождь, сопровождавшийся обычными спутниками – далёкими раскатами грома и резкими порывами ветра.

Начавшийся к утру дождь лил, не переставая, до самого вечера. Раскалённая, долго не видевшая влаги почва задымилась тёплыми испарениями. Поднявшиеся от земли густые непроглядные туманы стлались плотной пеленой по степи всю ночь.

На следующий день Владимир Петрович встал до восхода солнца и поехал в степь.

Занималось утро, ясное, тихое.

На обратном пути Владимир Петрович увидел интересную картину и остановился.

Плотный загорелый мужчина на корточках сидел у заднего ската «газика», осматривая покрытый грязью кузов машины. Узнав в нём агронома МТС, Владимир Петрович стал наблюдать, раскуривая папиросу. Потом подошёл поближе, улыбнулся и спросил:

– Чем это вы, Леонид Васильевич, так заинтересовались?

– Грязью, Владимир Петрович. Первый раз в жизни обнаружил настоящую красоту.

Посмотрите, сколь ко налипло, будто по весенней распутице проехали. Замечательно! Хорошо промочило почву.

– Да, неплохо. Осадки, мне кажется, вполне достаточны для полевых культур.

– Разумеется. Три таких полива в засушливую пору лета, и тогда никакие суховеи не страшны.

Они отошли на обочину поля, разрыли в одном, другом, третьем месте прибитую ливнем корку паров. Владимир Петрович измерил рулеткой глубину влаги в почве, записал в блокнот данные о количестве выпавших осадков.

– Выше всяких ожиданий, – восторженно сказал агроном, обтирая платком взмокшее от пота лицо. – Теперь знаете что? Пока грузится эшелон, проедем-ка немного в сторону. Интересно посмотреть, как себя чувствуют хлеба в других местах, скажем, километрах в сорока от места испытаний.

Владимир Петрович улыбнулся, вспоминая, сколько уже им осмотрено полей, взглянул на часы.

– Ну что ж, поедем. Любопытно сравнить распределение осадков на разных площадях.

Машины снова закружились по полевым дорогам, вышли на районный большак и помчались навстречу восходящему солнцу по прямой, как стрела, дороге, убегающей к горизонту. Справа и слева пошли поля озимой пшеницы, играющие мириадами алмазных искорок. Агроном, любуясь этим зрелищем, мысленно прикидывал, сколько даст прибавки в урожае прошедший дождь. А Владимир Петрович думал о том, как лет через пять при искусственном дождевании преобразится этот засушливый край. Переехав балку, машины взбежали на высокий холм. Вдали виднелись строения большого села. Справа начались бахчи. Леонид Васильевич положил руку на плечо шофёра.

– Вася, остановись. Идёмте, Владимир Петрович, послушаем, что говорят колхозники.

– Любопытно. Очень важно услышать мнение населения.

Они вышли из машины и по протоптанной дорожке направились к видневшемуся шалашу.

Старый кол хозник-сторож бахчи – ещё издали узнал агронома и сразу же стал делиться впечатлениями.

– Чудеса какие-то! Два месяца стояла сушь. Рост на полях прекратился. А тут вчера ночью ни с того, ни с сего – дождь из ясного неба. А гром-то какой грянул, ой-ой-ой…

– А разве это плохо, Афанасий Андреевич?

– Да кто говорит, плохо. Посевы ведь ожили. Вон как листва на бахче повеселела.

Не о том говорю. Шестой десяток доживаю, но такого не видел, чтоб в чистом небе гроза была. Может, вы объясните?

Леонид Васильевич кивнул на Владимира Петровича.

– Этот учёный всему виновник. Объясните, Владимир Петрович, что за громы и молнии запустили вы в небо.

Когда Владимир Петрович закончил рассказ о проведённых опытах, старик заключил:

– Так мы и думали, что неспроста разразилась эта небесная суматоха. Да и в газетах писали о такой же небесной комедии где-то в соседних местах. Ну, стало быть, думаем, и в наших местах кутерьма сродни той. Так оно и выходит…

Он помолчал немного, потом добавил, с уважением посматривая на учёного:

– Вот бы такую машину для колхоза купить. Где нужно, там бы и потрусил дождиком.

– Скоро, Афанасий Андреевич, скоро, – ободрил его агроном, – если не в колхозе, то в районе будем иметь такую машину. Вот проверят её в работе и передадут заказ на завод.

– Чего ж проверять-то? Своими глазами видели– действует за моё почтение. А дождик-то какой! Как голубая слеза: прозрачный да холодный.

Побеседовав с говорливым сторожем бахчи, проверив степень увлажнения почвы в нескольких местах, они возвратились на станцию. Эшелон уже был готов к отправке.

Секретарь райкома встретил Владимира

Петровича новостью.

– Вам телеграмма, Владимир Петрович, – сказал он, подавая бланк с жирным красным грифом «Правительственная».

Пробежав телеграмму, Владимир Петрович улыбнулся:

– Ещё одна генеральная репетиция…

Василий Ефимович заглянул в телеграмму и воскликнул:

– Вот это да! «На южной границе «Мёртвой степи» запустить пятью ярусами по сто снарядов от 10 тысяч метров до предельной высоты…» Представляю, себе, какой там гром великий грянет!

Владимир Петрович осмотрел состав, ещё раз попрощался с Василием Ефимовичем и поднялся на подножку вагона. Поезд медленно тронулся, застучали колёса на стыках рельс, и вскоре последняя платформа вышла за семафор. Донёсся прощальный гудок, и состав растаял в синеве вечерних сумерек.

Поезд уходил на юг, к конечной станции, прижавшейся к Базальтовым горам. В этот вечер журнал наблюдений Владимира Петровича пополнился ещё одной записью. …«Ливневый дождь, перемещаясь с севера на юг, захватил площадь шириной в 300–400 километров. Количество осадков в центре циклона достигает 25 сантиметров – больше, чем достаточное для разового орошения любых сельскохозяйственных культур».

Окончив запись, Владимир Петрович закурил папиросу и задумался над тем, какое действие произведёт такая бомбардировка стратосферы зимой в зоне продолжительных снегопадов и метелей… «Что она вызовет, – думал он, – дождь, снег или град?»

ГЛАВА XV
НОЧЬ ВОЛШЕБНОГО СВЕТА

Наблюдая за подвыпившей компанией, Ярусов про себя думал, насколько каждый из них подл и ничтожен. И в нём проснулось мальчишеское озорство, хотелось пощекотать нервы этих бездельников, зло подшутить над ними. Но спохватившись и посмотрев на часы, он учтиво извинился перед занимавшими вместе с ним столик дамами и вышел в фотолабораторию.

– Я не обнаружил в архиве негатива нужного снимка, – пояснил фотограф, – пришлось переснять копию.

Добавив ещё пару кредиток фотографу и получив снимки, Ярусов закрылся в своём номере.

Долго и внимательно рассматривал Ярусов заинтересовавший его снимок офицера-иностранца, не то итальянца, по внешности, не то испанца, по мундиру, но не мог прийти ни к какому выводу. Так, склонившись над фотокарточкой и думая, он подрисовывал мягким карандашом штатский костюм вместо военного, стараясь узнать незнакомца по штатской одежде. Точно электрический ток, пробежала в сознании догадка.

– Таберидзе! – почти вскрикнул Ярусов и пугливо оглянулся на входную дверь.

Сомнений не оставалось. Это был он, агроном-цитрусовод Таберидзе, в мундире офицера испанского легиона.

На другой день Ярусов снова начал разглядывать фотоснимки. Дорисовав по памяти костюм, в котором он в последний раз видел Таберидзе, он широко улыбнулся, думая: «Это, безусловно, он, Таберидзе… Но кто с ним в компании, на кого эти люди работают?» Он занялся пристальным изучением другого снимка, припоминая, с кем из знакомых ему лиц схожи эти подвыпившие физиономии.

– Ба-а-а! – удивился Ярусов. – Да это же начальник АХО института ЦАВИ и его супруга Фаина Григорьевна – заведующая библиотекой института. Но как мог этот снимок попасть в «Лесную каравеллу», ведь начальник АХО никуда не выезжал за последние пять лет? Где они сфотографированы, за чьим семейным столом? – Постой, постой, – оказал он громко, – а брюнет-то ка втором снимке совсем не тот, не Таберидзе, хотя и похож. Кто же это?

Напрасно Ярусов напрягал память. Он не знал в лицо Эмиля Фирсун. А па фото был именно он. Но и Фирсун не смог бы объяснить, как этот снимок попал в «Лесную каравеллу». Хотя, хорошенько вспомнив, под тяжестью неопровержимых улик, он мог бы сказать, что плёнка, на которую им были засняты чертежи инженера Споряну и «серебряная свадьба» начальника АХО института ЦАВИ, была продана им разведцентру «ОСТ».

Не придя ни к каким выводам о личности жгучего брюнета, Ярусов спрятал снимки, составил подробный текст шифровки и, взяв бланки радиограмм, напечатал на дорожной машинке шифровку, потом телеграмму-шутку, предвкушая её воздействие на ресторанную компанию. Телеграмма-шутка гласила:

«Лесная каравелла», Юлиану Тамманису. Ровно семь часов пулковскому 21 июня слушайте важную передачу девятнадцать пять десятых. – Редакция».

Спустившись вниз, Ярусов положил телеграмму в руку коридорного вместе с долларовой бумажкой и объяснил, кому вручить. Присев к одному из столиков и не скрывая приподнятого настроения, Ярусов небрежным жестом подозвал официанта, заказал бокал вермута, продолжая наблюдать за компанией Юлиана. Минуты через две коридорный появился в зале и произнёс нараспев:

– Юлиану Тамманису, молния!..

Весь зал настороженно обернулся, наблюдая за нетерпеливо скользящим взглядом Юлиана Тамманиса. Пробежав депешу, редактор порывисто встал и громогласно объявил:

– Господа, дорогие дамы! Сенсация, важная сенсация… – Он громко прочитал вслух текст телеграммы и, обведя зал наполеоновским взглядом, важно опустился в кресло, добавив многозначительно: – Скоро услышим новости.

Ярусов посмотрел на часы: по пулковскому времени, было без десяти семь.

Через несколько минут компания Юлиана, а по её примеру и весь зал наполнил бокалы. Предложил своим собеседникам тост за предстоящую сенсацию и майор Ярусов.

Часовая стрелка приближалась к цифре 7 В зале установилась напряжённая тишина. Все следили за часами.

Наконец полилась мелодия их боя. Все поднялись с бокалами в руках. Стоял с бокалом в руке и улыбающийся Ярусов, чувствуя себя в этот момент именинником. Он с волнением ожидал, думая: «Сейчас, через секунду…» Под сводами «Лесной каравеллы» полились звуки далёкого джаза. Собеседники Тамманиса переглянулись, пожимая плечами. На второй минуте мелодия бравурного джаза утихла и раздался отчётливый голос диктора: «Внимание! Внимание!

Говорит…» И вдруг слышимость пропала. Вперемежку с грозовыми, всё нарастающими разрядами удалось разобрать ещё несколько слов: «…испытание двигателей… двадцать тысяч километров… одним центнером топлива…» Грозовые разряды совершенно заглушили слышимость. Репродукторы заполнили зал завывающим стоном и грохотом. Однако и отрывки фраз произвели сильное впечатление. Все сидели молча, затаив дыхание, впившись глазами в висевшие на стенах репродукторы. Вдруг чей-то голос разорвал напряжённую тишину зала:

– Смотрите, смотрите! Какая молния!

Все устремились к окнам. Где-то за Базальтовыми горами, а может в них, неслись в высоту яркие полосы света, точно лучи мощных прожекторов. Через несколько мгновений в далёком небесном пространстве полыхнуло огромное зарево, заставившее всех зажмуриться.

Обитатели «Лесной каравеллы» сначала затихли в немом изумлении, потом начали шумно делиться впечатлениями. Но там, где пять минут тому назад разверзлись небеса, уже стояла непроглядная туча, раздираемая докатившимися до «Лесной каравеллы» раскатами грома.

– Ну и гроза… – произнёс кто-то нараспев, не скрывая своего удивления.

Через 10–15 минут набежал порыв ветра. Захлопали створки окон, входные двери. По стёклам, желез ной крыше забарабанил всё нараставший дождь.

К утру он достиг небывалых в этих местах размеров. Люди забыли о веселье, отдыхе и сне. По коридорам поползли плоды фантазии перетрусившей публики.

Дождь, не утихая, лил сутки. Горные потоки бушевали, заглушая говор людей, заполняя гулом водопадов всю долину.

Израсходовав плёнку и сделав нужные записи, Ярусов вернулся в номер и лёг на кровать, перелистывая журнал и припоминая, как пристально смотрел на него барон фон Бретт, как поменялся местами за своим столиком с одним из собеседников и весь вечер шептался с ним? «Что означает этот кивок в мою сторону, – думал Ярусов, – сидевшего с ним человека с картонным лицом?.. Уж не замышляется ли что против меня?..» Перебирая в памяти последние, самые важные данные, полученные от Энрике Томмаха, он отметил про себя: «Значит, «Консул»-это Таберидзе, резидент разведцентра в Самгуни; учёный Эмиль Фирсун – шпион, по кличке «Брюнет-прима»… Любопытно.

Пауль встречался с Агнессой, после чего она оказалась в СССР… Не готовит ли Пауль провокацию? Ведь он не остановится ни перед чем, может завалить кого угодно… Таких людей я бы близко не подпускал к разведке…» Ярусов долго не мог уснуть, думая о том, какую ещё подлость выкинет карьерист Пауль Митчелл, и уснул с твёрдым намерением: «При первой же встрече – пристрелю!..» Проснулся Ярусов рано. Принял ванну, позавтракал в буфете и вернулся в номер. Он долго лежал на кушетке с журналом, потом отложил его и задумался. «В два часа встреча с Энрике Томмахом, – быстро работала мысль. – Не лучше ли отправить кое-какие улики почтой. Разведчик есть разведчик… Может, Пауль за мной наблюдает… Во всяком случае последние ориентировки адмирала довольно странны, мелочны… Что-то не то». Он встал, разобрал плёнку, составил шифрованное донесение Вересаеву, ответ на запрос Ландэ об окружении барона фон Бретт и пошёл на почту.

С почты отправился в кафе, позавтракал вторично. Из кафе зашёл в парк.

Устроившись в одной из беседок боковой аллеи, задумался над своим положением.

Его всё больше беспокоило то обстоятельство, что разведцентр «ОСТ» перестаёт доверять ему интересные дела. «Может, в номере уже обыск?» – подумал он, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Стучало в висках. Ярусов поднялся и, пошатываясь, пошёл в гостиницу. «Кажется, заболел…». – произнёс он полушёпотом. В фойе гостиницы он услышал голос, будто бичом хлестнувший по лицу:

– Николай Руссель, приветствую вас!..

Ярусову показалось, что Пауль Митчелл вместо руки протягивает пистолет. Он схватился за свой «Вальтер» и трижды выстрелил в упор.

Выбежал на улицу, стреляя в дверь и окна гостиницы. Потом почувствовал, как что-то тяжёлое упало на голову, и… потерял сознание.

Подбежал полицейский. Собралась толпа.

– В кого он стрелял?

– Ничего не понимаю. Никто за ним не гнался.

Подъехал врач. Осмотрел Ярусова. Когда его перевернули лицом кверху, он истерически забился, выкрикивая бессвязные фразы. Врач скорчил гримасу и, показывая пальцем на свою голову, пояснил:

– Сошёл с ума. Отправьте в психиатрическую.

Так закончилась карьера Николая Русселя-майора Ярусова.

А события шли своим чередом.