Текст книги "Сияние базальтовых гор (Художник Б. Бобров)"

Автор книги: Федор Кабарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА XXIX
НА ТЕЛЕФОННОЙ СТАНЦИИ

– Метеостанция?..

– Самгунь просит начальника бюро погоды…

– Самгунь, говорите!..

Телефонистка включила аппарат на двухстороннюю связь, проверила слышимость, выключила контрольный микрофон и обернулась к соседке, обслуживающей служебный передатчик.

– Фу-у-у, совсем запарилась. И о чём это Дмитрий Дмитриевич сегодня говорит?

Перезвонил уже всему свету. А тут ещё какой-то цитрусовод как с ума сошёл: звонит и звонит без конца…

– Видно, дела есть, – равнодушно заметила, соседка – старшая телефонистка. – Ну и дождь!

– Дождичек таки небывалый, – согласилась девушка.

Оттолкнувшись ногами, она быстро закружилась на вращающемся кресле, подымаясь всё выше и выше. Заметив падающее через окно отражение косой полосы дождя, оттенённой упавшими в разрыв туч солнечными лучами, Алла резко повернулась к окну и протянула нараспев:

– Какая красота! Нет, ты только взгляни на эту картину! Не дождь, а поток бриллиантов чистейшей голубой воды!

– Ой, и правда, красиво… Я ещё никогда не видела такой картины.

Подруги умолкли, любуясь редким преломлением солнечных лучей в мириадах капель воды.

Потом Алла торопливо обернулась и включилась во внутреннюю сеть. Когда на сигнальном щитке вспыхнул зелёный глазок, она включила звук.

– Техническая слушает, – раздался голос.

– Говорит девятая-дальняя. Мне нужен дежурный инженер.

– Переключаю…

– Константин Борисович? – певучим голоском затараторила Алла. – На южном направлении большие помехи, падает слышимость. Абоненты недовольны… Зайдите, пожалуйста…

– Хорошо, сейчас подымусь, – раздалось в микрофоне.

Алла начала налаживать связь для «воздуха». Сменный инженер Константин Борисович Егоров появился минуты через две. Он поздоровался, тщательно прослушал аппараты южного и северного направления. Подрегулировал преобразователи и сел к контрольному щиту.

– Включите юг! – строго сказал он.

Алла, всё время не сводившая с инженера глаз, кокетливо улыбнулась и перевела регулятор. Инженер проверил передачу, приём, включил конечные станции на двустороннюю связь и дал предупреждение: «Проверка, проверка… Как слышимость?» И услышал в ответ отчётливо, со звоном: «Приём и передача проходят нормально, усиление среднее».

– Продолжайте работу, – дважды повторил инженер и, выключив контрольный аппарат, поднялся. Алла повернулась на стуле, провожая его взглядом. Не заметив, а скорее почувствовав её взгляд, Константин Борисович обернулся.

– Вы хотели мне что-то сказать? – спросил он, глядя в упор на девушку.

– Нет… Я ничего… Я так, – опустив глаза, проговорила смутившаяся телефонистка.

– Тогда я вам должен кое-что сказать, и не совсем приятное, – подчёркнуто официально добавил он и подошёл поближе к Алле. С минуту инженер стоял молча, потом проговорил наставительно: – Правда, не моё право вмешиваться в личные дела, но было бы лучше, если бы вы больше интересовались не своим внешним видом, а порученной работой.

Он резко обернулся и, не дожидаясь ответа, вышел. Девушки замолчали, думая о том, почему инженер сегодня не в духе. На щитке перед Аллой вспыхнул красный зрачок.

– Ой, – спохватилась она, – меня опять вызывают.

Только она успела перевести рычаг, как из микрофона послышался строгий голос:

– Почему так медленно реагируете на сигнал? Кто дежурит у щита?

– Алла Газенко, – робко ответила девушка.

Закончив разговор, Алла облегчённо вздохнула и, повернувшись к соседке, затараторила:

– И чего только наш инженер всё время ко мне придирается, – сыпала она словами, – даже поговорить некогда. Ой, а ты знаешь, я вчера на танцах познакомилась с очень интересным человеком. Такой, знаешь, представительный, предупредительный.

И девушка с ним, тоже ему под стать, чернявенькая, тоненькая, нежная. Такое интересное знакомство! Закончился вальс, я отошла. Осматриваюсь и вдруг встречаюсь взглядом с этим симпатичным брюнетом. Никогда я его раньше не видела.

Приезжий, думаю. А он смотрит, улыбается и испытывающе смотрит: дескать, можно с вами познакомиться?

– Откуда ты знаешь, что он именно это думал?..

– Ну, я уже с одного взгляда понимаю, что к чему. Так вот, он смотрит, кивает, а я улыбнулась. Он взял под руку эту чёрненькую, с которой танцевал, и подошёл ко мне. «Разрешите, – говорит, – познакомиться». – Ну, я назвала себя. Его зовут Антон, он почти инженер. Закончил МИИТ. Приехал сюда с двоюродной сестрой, к дяде – её отцу. А его сестра говорит:

«Может, мы с Вами, Аллочка, и подружим. Меня зовут Агнесса. Хорошо было бы составить весёлую компанию. Мой брат большой весельчак».

Алла глубоко вздохнула, переводя дух после длинной словесно-автоматной очереди.

Соединила абонента и прищёлкнула языком.

– Пошли в ресторан. До звонка танцевали, пили шампанское, ели шоколад, смеялись до упаду…

ГЛАВА XX
ГРОЗА НАД САМГУНЬЮ

С самого утра дождь лил, как из ведра. Непрерывные потоки воды отшлифовали асфальт улиц до блеска. С кроны огромной ели, заслонившей венецианское окно гостиной, сыпал на землю причудливый каскад тонких ручейков, создавая иллюзию вращающегося фонтана.

Споряну стоял у окна, задумавшись: «Что же всё– таки могло случиться с Зиной?

Почему она до сих пор не возвратилась из командировки? И, главное, не даёт о себе знать…» Он вышел в гостиную, чтобы ещё раз позвонить на опытную станцию. «Может, там, – думал он, – известно что-нибудь?» Но дозвониться не смог. Тогда он закурил, подошёл снова к окну, задумался. Подошла Елена Савельевна, постояла рядом, подбирая слова, которые могли бы утешить брата.

– Тоня, ты не расстраивайся, – сказала она тихо, дотрагиваясь до его плеча. – Ну, мало ли что может случиться в командировке! Задержалась дольше, чем нужно. А погода видишь какая. А может, провода повреждены – позвонить нельзя…

– Я уже всё передумал, Ленуца. Но сердце предчувствует недоброе.

– Может, приболела… Но тогда прислала бы телеграмму…

– Ой, Ленуца, непонятно всё это, загадочно. В голову лезет разная чепуха.

Временами готов поверить в любое предположение.

Они замолчали. Елена Савельевна сама понимала. что такое длительное отсутствие Зины трудно объяснить. «Может, попала в аварию?» Эта мысль становилась всё навязчивее. Елена Савельевна старалась отогнать её, но другие предположения казались настолько несостоятельными, что отпадали сами собой.

– Может, попросить Дмитрия Дмитриевича связаться с Первомайском?

– Конечно, Тоня. И как ты раньше об этом не подумал?

Антон Савельевич позвонил Вахрушеву. Но его на месте не оказалось. Ответила секретарь:

– Обычной связи с Первомайском нет. А по особой линии без Дмитрия Дмитриевича не смогу вас соединить. Он скоро приедет. Приезжайте и вы к нам. Отсюда и поговорите, а ваш телефон переключить на особую линию нельзя.

Через полчаса позвонил Вахрушев.

– Вы спрашивали меня, Антон Савельевич?

– Да, Дмитрий Дмитриевич. Понимаете, Зина уехала в Первомайск в командировку.

Должна была вернуться ещё в воскресенье, и нет до сих пор. Волнуюсь, хотел попросить Вас связаться с Первомайском по особой линии.

Дмитрию Дмитриевичу было известно об исчезновении Зинаиды Споряну. Ему сообщил об этом Галаджи. Пока Споряну излагал причины своего беспокойства, Вахрушев напряжённо думал: «Что ему ответить? Да ещё так, чтобы прозвучало правдоподобно?..» – Он выслушал Споряну и неожиданно для себя нашёл выход.

– Антон Савельевич, одну минуточку – звонят. – Он зажал в ладони трубку телефона, чтобы не слышал Споряну, и снял трубку «вертушки». – Начальника КГБ… Сильвестр Антонович?.. Здравствуйте. Ну, как поиски Зинаиды Петровны?.. Да-а-а. Споряну волнуется, видимо, сердце подсказывает неладное. Просит связаться с Первомайском… Неприятная история… Отвечать придётся, генерал, нам обоим… А спрашивать за такой промах будут круто… действуйте энергичнее… Хорошо, до свидания. – Он положил трубку «вертушки» и вернулся к разговору со Споряну: Антон Савельевич, подождите минутку, я позвоню в Первомайск… Соедините Первомайск, – сказал он, не поднимая трубки телефона особой линии… Почему не работает?.. Что?.. На другой линии? Когда устраните повреждение, позвоните. – Он поднял и положил обратно трубку одного из телефонов, чтобы создать впечатление состоявшегося разговора. И Споряну поверил. Стукнув погромче трубкой, Вахрушев сказал:– Антон Савельевич, повреждение на линии.

– Я слышал, Дмитрий Дмитриевич.

– Вы не волнуйтесь. Устранят повреждение – я выясню, где Зинаида Петровна, и позвоню вам.

Вахрушев положил трубку и задумался… Споряну вернулся в свою комнату, взял книгу, прилёг на тахту.

Город казался вымершим. Жители отсиживались дома, пережидая непогоду. Да и рискованно было во время бури появляться на улице: порывами ветра человека сбивало с ног. Время от времени проплывёт на малой скорости по асфальту одинокая машина, и вновь та же косая пелена дождя, отклоняемая стремительным порывом ветра, и снопы брызг, бросаемых в окна. В комнате гнетущая тишина, в которой звонко отдаются удары маятника стенных часов.

Антон Споряну так углубился в чтение, так увлёкся смелым полётом фантазии автора «холодного двигателя», что забыл обо всём на свете. Шум за окном ему казался тем естественным состоянием, при котором он мысленно плыл сейчас высоко в стратосфере. Оказавшись в плену фантазии, он забывал про отложенную папиросу и закуривал новую. В пепельнице рос ворох недокуренных папирос и сожжённых спичек.

Младшая сестра Ира, воспользовавшись дурной погодой, писала подругам письма.

Елена Савельевна читала. Лукерья Ивановна гремела на кухне посудой.

Часы пробили без четверти двенадцать. Никто не заметил остановившейся у подъезда машины.

Неожиданный звонок заставил всех вздрогнуть. Ира вскочила.

– У подъезда машина!

Открыв дверь, она смерила незнакомца пристальным взглядом и строго спросила:

– Вам кого, гражданин?

– Можно видеть инженера Споряну? Ему личный пакет.

– Инженера Споряну просят, – громко сказала Ира и вежливо предложила: – Войдите.

Сорвав сургучную печать, Антон вынул из конверта сложенную вчетверо записку.

Текст гласил: «Ждём на даче с часу до двух. Непременно приезжайте. Машина в вашем распоряжении. – Галаджи».

– Разрешите обождать? – негромко спросил незнакомец.

Споряну резко обернулся и только тут заметил выглянувшие из-под плаща канты офицерской формы. Посмотрев на незнакомца в упор, Антон шагнул к нему.

– Ваши документы?

Капитан медленно расстегнул плащ и, улыбаясь, протянул удостоверение личности.

– Надеюсь, вам подпись на документе знакома так же, как и шофёр, который приехал со мной.

– Вполне возможно, – отрезал Споряну, возвратив удостоверение, быстрыми шагами направился к двери, сказав на ходу: – Подождите меня здесь! – Он вышел к машине и, узнав шофёра, молча вернулся в столовую. – Мама, мне нужно ехать, вызывает генерал Галаджи. – Заметив тревогу на лице матери, он подошёл к ней. – Ты, мамочка, не волнуйся! Ничего особенного. Обычная деловая беседа. Я скоро вернусь.

– Как скоро?

– Ну, во всяком случае, сегодня. Видите, как разыгралась непогода, может, дороги… Если задержусь до завтра, извещу.

Он накинул на плечи плащ и поднял капюшон. Через несколько минут машина развернулась и растаяла в пелене набежавшей полосы дождя.

Часы пробили двенадцать.

Шофёр вёл машину на второй скорости, то и дело нажимая тормоза. И Споряну, и капитан сидели молча, думая каждый о своём. Иногда, когда сильные порывы ветра бросали машину из стороны в сторону, они невольно хватались за опорные никелированные скобы.

За городом на гравийном полотне шофёр прибавил скорость. Порывы ветра стали ощущаться меньше, а километров через 10 почти прекратились совсем. Скоро миновали и пелену дождя. А ещё через пять-десять минут пошло сухое шоссе, где пыль была чуть прибита редкими дождевыми каплями. Споряну, заметив это, заинтересовался.

– Граница грозового циклона… Остановите-ка машину, посмотрим…

– Не опоздаем? – не спросил, а скорее предупредил сопровождающий его капитан.

– Одну-две минуты. Очень любопытно.

Оставшаяся позади полоса дождя тянулась непрерывной завесой с северо-востока на юго-запад. Края её скрывались где-то вдали, за горизонтом, а отвесная стена дождя, освещаемая солнцем, казалась гигантской, разноцветной, как радуга, кончающейся у земли пышными кружевами испарений.

– Странно, – громко сказал Споряну. – Обычно грозовые тучи идут фронтом высоких кучевых облаков. А тут, вместо кучевых шапок, пелена туманностей.

– Какие там туманы, – возразил шофёр. – На заре так полоснула молния да прогрохотал на своей колеснице Илья-пророк, что у меня минут двадцать в голове шумело.

– Где это? – с интересом спросил инженер. – Что-то не помню никакого грома.

Когда я проснулся, дождя ещё не было, только было темно от пыли и душно.

– А у нас было светло, как перед прожектором, – сказал шофёр. – Молния прямо пробороздила землю огненными полосами.

– И гром был?

– Ещё какой! Я никогда ещё не видел, чтобы в машине так дрожали стёкла, а тут даже жуть взяла.

*

Ещё у ворот лаборатории Споряну догадался, что произошло что-то серьёзное.

Вместо одного постового стояли два автоматчика. На шоссе от Кедровой горы показались две машины скорой помощи. Генерал Галаджи, нервно переступая с ноги на ногу, говорил по телефону с городом. «Видно, катастрофа при испытаниях, – подумал Споряну. – Неужели кто-нибудь погиб?..» – Он выскочил, не ожидая полной остановки машины.

Заложив руки за спину и не замечая входивших людей, по кабинету молча ходил профессор. Споряну переглянулся с Прозоровым и опустился на диван, рядом с Владимиром Петровичем.

– Что-нибудь серьёзное? – спросил он тихо.

Владимир Петрович утвердительно кивнул головой и пояснил шёпотом:

– Восемь человек погибло…

Вошёл Галаджи. Плотнее закрыл за собой дверь. Профессор обернулся, подняв на Галаджи вопросительный взгляд.

– Шесть человек погибло… сгорели, – пояснил Галаджи. – Двое без сознания, ожоги последней степени… Надежды тоже мало.

– Какая уж тут надежда, – развёл руками профессор… – Мгновенная смерть… Как же это могло произойти? Как? – повторял он, нервно шагая по кабинету, – в чём секрет такой неожиданной реакции… неужели просмотр в лаборатории?..

– Приняты меры, профессор, – сказал Галаджи, – расследуем самым тщательным образом.

– Не знаю, генерал, где искать причины. Боюсь, не моя ли вина… воспылал проблемой, а мог проглядеть мелочи… Как ваше мнение, инженеры? – остановился он перед Владимиром Петровичем и Антоном.

– Я ещё не в курсе дела, Пётр Кузьмич, – отозвался Споряну, – не знаю обстоятельств, подробностей.

– Всё произошло в мгновение ока, – заметил Прозоров. – Три установки должны были послать на определённые высоты, со строгими интервалами 30 воздушных торпед. После залпа первой установки, точнее, в самый момент вспышки, произошло совершенно непонятное: заряды во всех воздушных торпедах, находившихся на направляющих механизмах, самовоспламенились, скользнули в высоту, как кометы, вызвав большим отделением газов и высоких температур детонирующий взрыв, уничтоживший всё, что было на поверхности в радиусе трёх километров… Спаслись только три человека, оказавшиеся в это время в укрытии – в блиндаже.

– Теперь понятно, – вставил Споряну, – чем был вызван такой ураган в городе.

– Ураган, говорите? – насторожился профессор. – Большая буря в городе?..

– Не волнуйтесь, профессор, – успокоил его Галаджи. – Особых происшествий в городе нет. Снесло несколько крыш, кое-где стёкла выбило.

– Особых происшествий нет, – тихо повторил профессор. – А люди погибли…

Наземная детонация..

Профессор искал причины катастрофы в свойствах кратногаза, а Споряну ломал голову, стараясь найти ошибки в расчётах рабочих чертежей двигателя.

Зазвонил телефон. Галаджи взял трубку.

– Да, я… сейчас будем… – Он положил трубку и подошёл к профессору: – Пётр Кузьмич! Уже можно в зону… Посмотрим.

– Очень хорошо. Поехали. Надо самим видеть всё до мелочей.

Когда Споряну подъехал к черте зоны, Пётр Кузьмич уже стоял у сгоревших установок. От них остались лишь металлические основания, деформированные не только воздействием высокой температуры, но и взрывной волной. Ни на одной из машин не было капотов: они или сгорели, или были снесены. Сгорели радиаторы, стёкла фар, электропроводка.

Пётр Кузьмич подошёл, пощупал изуродованный направляющий механизм одной из машин и покачал головой. Потом прошёлся по поляне, покрытой сгоревшими и рассыпавшимися камнями, воткнутыми в землю вершинами обгоревших деревьев.

– Здесь был лес? – спросил он начальника охраны зоны.

– Нет, товарищ профессор, на поляне был только кустарник. Он сгорел. А эти деревья появились после взрыва…

– Да-а, – произнёс задумчиво профессор, обводя взглядом поляну… – Но как же устояли на месте установки?

– Они были закреплены тросами, для безопасности. Тросы стальные – выдержали.

– Володя! Непременно исследуй тросы… и металл направляющих механизмов… Это очень важно.

Они обошли поляну, проверили, насколько глубоко проникла в почву высокая температура, на какое расстояние переброшены вековые деревья, поделились впечатлениями. Усаживаясь в машину, профессор сказал:

– Завтра, Антон Савельевич, к десяти жду в лаборатории… – Он кивнул в сторону пепелища и добавил: – Посмотрим, сколько неизвестных у этого уравнения…

ГЛАВА XXI
ДОКЛАД ГЕНЕРАЛА ПРОЗОРОВА

Профессор Кремлёв отпивал небольшими глотками горячий чай, прислушиваясь к разговору начальника ЦАВИ и инженера Споряну. Они обменивались мнениями по содержанию доклада, с которым генерал Прозоров должен выступить на заседании бюро обкома.

– Заслуг у нас ещё слишком мало, генерал, – заметил профессор, – хвалиться пока нечем. А вот за ошибку, за гибель людей спросят… Надо выкладывать всё начистоту.

– Ну, что поделаешь, Пётр Кузьмич. Так сказать, дань научному эксперименту…

– Хорош научный эксперимент – отправлять людей на тот свет!..

– Знаю, – Пётр Кузьмич. Но Споряну это сделал, стремясь уменьшить, даже исключить вероятность поражения населения, животных падающими осколками.

– Согласен!.. Но к чему привело это? К катастрофам, к человеческим жертвам.

Инженер Споряну преследовал гуманные цели. Свёл на нет возможность поражения осколками… Но он никого не поставил об этом в известность. А я усугубил его эксперимент. Повысил реакцию сгорания корпусов воздушных торпед. Тоже преследовал гуманные цели. А в сумме получилось уголовное дело…

– Мне понятно ваше самоосуждение, профессор. Мы не должны допускать подобную несогласованность даже в мелочах… Но заключение группы учёных говорит несколько о другом… Вы не могли предвидеть…

– Не могли, но должны были…

– Ведь комиссия установила, что в лабораторных условиях газ не даёт реакции на детонацию. Она наступает только при достижении определённого критического объёма и притом при известной силе давления и внешней температуре.

Профессор отодвинул стакан, поднялся:

– Может, и не во всём мы виноваты, но оправдываться не к лицу, тем более нам.

– А вы слышали, Пётр Кузьмич, – спросил Споряну, – какой вывод сделал профессор Хрусталёв?

– Слышал, оправдывает нас с вами…

Он замолчал, думая о том, какие неведомые свойства придаёт газу сжижение… Не появляется ли радиоактивный распад?.. «Надо будет ещё и ещё раз проверить составные части газа, установить, смеси каких пропорций вызывают катастрофическую детонацию…» – Он постоял в раздумье, потом продолжил мысль о докладе:

– Меньше, как можно меньше, Алексей Никитич, специальных терминов и оправданий.

Никаких скидок на издержки производства… Как-никак, это не диссертация, где почему-то принято применять не только клей и ножницы, но и весьма туманные терми ны. Лучше, чтобы всё было просто, понятно и, главное, коротко.

– Понятно, Пётр Кузьмич. А как вы думаете, не следует ли выступить Антону Савельевичу? Мне кажется, небезинтересно посоветоваться на бюро о перспективах его замыслов.

– Идея похвальная, генерал. Но что он может добавить к вашему докладу?.. Разве из области личной фантазии, мечты об отдалённых перспективах.

– Помечтать тоже можно…

– Я не возражаю, генерал… Пусть выступит.

Дмитрий Дмитриевич встретил их в приёмной:

– Здравствуйте. Заходите.

Он взял профессора под руку и повёл его вдоль коридора, с увлечением что-то рассказывая.

Войдя в уютно обставленный мягкой мебелью овальный зал, Пётр Кузьмич и Споряну уселись на одиноко стоявших креслах справа от стола. Дмитрий Дмитриевич занял председательское место, встряхнув по привычке колокольчик.

– Члены комиссии в сборе. Докладчик и авторы изобретения прибыли. Разрешите открыть заседание. Возражений нет?.. Слово для доклада предоставляется начальнику ЦАВИ генерал-майору Прозорову. Прошу, Алексей Никитич.

– Товарищи! Наша страна ныне занята большой созидательной работой, – начал Прозоров. – Всё твёрже, всё увереннее она идёт к коммунизму, творит на благо мира во всём мире.

Когда утихли аплодисменты, Прозоров продолжал:

– Наш народ расправляет свои богатырские плечи: в нём пробудился новый творческий порыв, порыв трудового героизма, героизма мирного созидания. Люди физического и умственного труда – весь советский народ вносит свой вклад в дело ещё более мощного расцвета нашей великой Родины. Переход от лабораторных опытов к созданию экспериментальных станций искусственного дождевания – это практический вклад нашей науки в дело реализации величайших идей преобразования природы и управления ею…

Генерал Прозоров говорил почти час. И никто не нарушил тишины. Затем он не менее получаса отвечал на вопросы.

После небольшого перерыва выступил Пётр Кузьмич.

– Народохозяйственное значение искусственного дождевания бесспорно. Наличие сырья для производства нового вида горючего не ограничено. При некоторых затратах его производство можно довести до двух-трёх тонн в день. Все затраты по созданию такого завода окупятся в течение очень короткого времени – меньше чем за год.

– Можно ли рассчитывать на развёртывание искусственного дождевания на больших площадях? – спросил один из членов комиссии.

– Данные первых опытов дают положительный ответ на этот вопрос. Один кубический сантиметр «Краткогаза-200» при взрыве и вторичной детонации даёт до пятисот кубических сантиметров раскалённых паров. Нетрудно представить себе размеры орошаемой площади. А если принять во внимание возможность посылки в стратосферу таких снарядов сериями, скажем, по 100–200 единиц, то результаты становятся ещё более внушительными. У нас возникла мысль использовать для этих целей установки реактивных миномётов типа «Катюш». Пять-десять таких машин могут обслуживать территорию области. Удобство состоит в том, что эта машина через 5–6 часов может достигнуть любого пункта, чтобы подвергнуть «бомбардировке» проходящие облака.

Её устройство позволяет, во-первых, придать снарядам нужный угол рассеивания, во-вторых, запускать снаряды с одной точки в любом направлении по всему замкнутому кругу. Потолок возможного полёта снарядов в стратосферу открывает широкие возможности для маневрирования. Но главное в том, что при желании можно вызвать обильное выпадение осадков в любое время, когда это нужно, и там, где они необходимы. Если нужен дождь завтра, он будет завтра, даже если над головой ясное небо.

Члены комиссии внимательно выслушали речь профессора, проводили его аплодисментами.

– Ну, а теперь, – сказал Дмитрий Дмитриевич, – есть предложение послушать молодого изобретателя.

Споряну вышел к трибуне и, преодолев волнение, начал:

– Из докладов генерала и профессора вам известен целый ряд экономических данных.

Я разделяю их на две категории: народнохозяйственные и оборонные. Значение данных первой категории ценно тем, что, вооружив наши земельные органы на местах мобильными станциями искусственного дождевания, мы совершаем новый скачок в поднятии урожайности – превращении бесплодных пустынь в долины плодородия. А может, достигнем и того, что будем прогонять тучи, не допускать их в район, где они не нужны.

Зазвонил телефон вертушки. Вахрушев взял трубку, кивнул генералу Галаджи на дверь комнаты отдыха и сказал:

– Продолжайте, Антон Савельевич.

Споряну стал говорить о путях и возможностях вмешательства науки в управление погодой.