Текст книги "Дважды рожденный"

Автор книги: Федор Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Во дворце уже не было воды. Куда она девалась? Если ее выкачали, то какими силами?

А, милый Чон, здравствуй! Ты хочешь что-то показать Токи? Что ж, показывай. Что это за сооружение? Лодка! С иллюминаторами, узкая, гладкая лодка... Ну, несомненно это – субмарина, только уж очень велика. А какой в ней двигатель? Нет, профессор этого не понимает, таких двигателей у них на суше нет. А почему Чон ничего не сказал про этот двигатель? Может быть, он дал бы высокую температуру.

–Нет, – говорит Чон, – сплав, из которого построены наружные стены дворца и башен, нуждается в температуре в тысячу градусов, чтобы быть расплавленным. Каждый квадратный сантиметр (Чон выразился иначе, но профессор догадался, что речь идет о величине, равной квадратному сантиметру), – каждый квадратный сантиметр этого сплава легко выдерживает давление столба воды над ним, равного по длине нашему дворцу.

– То есть свыше двух километров, – сообразил профессор, – ибо дворец имеет в длину не меньше двух километров.

– Эта субмарина, как ты ее называешь, повезет слабых и детей, продовольствие и машины с горы За, если не удастся привести машины в действие. Остальные гоми последуют около.

– Надеюсь, Чон, что этого не понадобится теперь.

И опять профессор ушел. Он ощущал холод, но еще сильнее была усталость.

Он не помнил, где и как он заснул.

Неудачная попытка

Профессор сидел и раздумывал над тем впечатлением, которое у него осталось от пребывания наверху головной башни. Он слабо представлял себе поверхность моря, усеянное звездами небо, но у него крепко засела в голове мысль:

– Гоми ни в коем случае не могли быть творцами этих грандиозных сооружений.

Профессор и теперь еще видел перед собой грандиозные платформы, подобно волнам, вздымающиеся ритмично на поверхности моря, какие-то провода и гигантские цепи, чудовищные грубы, сложные вышки, напоминавшие ветряные двигатели, рычаги, винты, многочисленные остроконечные мачты и т. д.

Все это мерно и послушно двигалась, шумело, дрожало и в общем производило впечатление сложного и могучего сооружения.

Не может быть, чтобы рахитичные, без проблеска гениальности рыбы-люди могли создать что-нибудь подобное! А вместе с тем не люди же на земле, не его же сородичи строили все это! Если бы это было так, то невозможно, чтобы он, профессор, не знал или даже не слышал об этом. Не может быть! Разговоры в печати или в обществе об этом были бы. Даже если он и очень долго был без сознания, то и за это время не успели бы люди настроить столько чудесных дворцов: ведь Чон уверяет, что их много. А геологические часы? Гоми, по всей вероятности, живут в этом дворце тысячелетия... Нет, ему, должно быть, не выбраться из этого лабиринта сомнений! В самом деле, ведь даже и сотню лет назад не умели возводить подобных сооружений не только под водой, но и на поверхности земли, а тут, повидимому, прошли тысячелетия с тех пор, как впервые возник этот дворец.

Но не гоми же виной всему этому! Ведь это – дети. С каким страхом смотрят они на него теперь после того, как ему удалось подвинуть их на подвиг их собственного спасения!

Машины заработали, башня вновь задрожала, от их сотрясения, вновь действовали все рычаги...

Дворец был спасен!

Гоми, должно быть, помнили об этом! Помнили также и о том, кому они были обязаны этим.

При встрече с профессором они почтительно давали ему дорогу и даже как будто склонялись перед ним.

– Чорт возьми! – восклицал часто профессор. – Они принимают меня за важного барина. Это интересно.

Профессор уже больше не ходил на пищевую фабрику и был предоставлен самому себе.

Даже Чон, и тот стал почтительнее с ним.

– Скажи, Чон, чем объясняется эта странная перемена отношений ко мне всех гоми? – спросил как-то профессор.

– Токи не похож на гоми, он не родился здесь, происхождение его для всех непонятно, даже для меня... Он сильный – заставил машины действовать, спас «племя»... Умеет из ничего создавать силу, которая превращает воду в пар, плавит металлы и даже может внезапно пресечь жизнь.

Профессор рассмеялся.

– Ты, Чон, умнейший среди гоми. Неужели ты никогда не слыхал об электричестве? Разве ты не знаешь, чем двигаются у вас машины?

– Нет, я ничего такого не знаю.

– Чему же вас учат в школах таким образом?

Чон опять не понял профессора. После длинных объяснений Чон возразил:

– Школы... Таких вещей у нас нет, и я не понимаю, что это такое. Но каждый гоми что-нибудь знает. Когда гоми достаточно подрастет, он сам по своему выбору изучает то, что ему хочется: изготовлять пищу, одежду, смотреть и управлять машинами, приборами. Он сам выбирает себе соответствующего учителя, и тот охотно посвящает его во все, что знает сам.

– Если вам неизвестно электричество, то какая же сила по-твоему заставляет двигаться ваши машины?

Чон стал старательно и толково объяснять, но девять десятых из того, что профессор слышал, было для него непонятно. У профессора осталось такое впечатление, что вряд ли сам Чон много знал о том, о чем рассказывал.

– По крайней мере объясни мне, – сказал профессор, – почему свет не потух во время катастрофы?

– У потолка между стеклами пустое пространство, и там заложен источник света, не связанный ни с чем.

Понятно, Чон не мог объяснить, что это за источник света.

Ну, конечно, так оно и есть! Как профессор и предполагал, гоми были похожи на рабочих, приставленных к сложным машинам: они умели ими управлять, могли сделать несложную починку, но чертежа машины они не могли сделать, а следовательно не могли собрать и целой машины – это знал только инженер.

Но инженера профессор так и не нашел среди гоми: откуда бы ему взяться, если у гоми не было ни школ, ни лабораторий?

– Итак, предо мной темный лабиринт сомнений, – медленно поднимаясь по какой-то слабо освещенной галлерее, думал профессор, – разрешение которых, может быть, никогда не последует. Рабочий, приставленный к сложной турбине, ничего не скажет мне о ее конструктивных деталях. Поскольку невероятно, чтобы надводные обитатели строили подводные дворцы для своих расовых врагов, ибо я не мог бы не знать об этом, надо предположить, что их строили сами же гоми. Но не нынешние поколения, а их отдаленнейшие предки. Следовательно, я случайно попал в вымирающий подводный мир, о котором люди совершенно не знали до сих пор. Но так как подобных дворцов много, то возможно, что в других дворцах есть университеты, лаборатории, профессора, инженеры, но тогда чем объяснить тупость и инертность перепончатых гоми?... Нет, положительно природа и сейчас еще полна неразрешимых тайн!

Что это за бассейн? Самое странное сооружение, которое профессор когда-либо видел: длинный канал, который постепенно суживался вдали и сводчатый потолок над ним чем дальше, тем спускался все ниже. В конце бассейна расстояние от его поверхности до потолка было не больше двух метров. Над водой было полукруглое отверстие, через которое вода бассейна сообщалась с каким-то другим водовместилищем. При ударе о стену последняя издавала звенящий звук. Значит, там над водой пустота, как и здесь. А не пробраться ли туда? Где он сейчас находится? Он все время поднимался вверх, следовательно, бассейн этот находится в самых верхних частях дворца. Для какой цели служит бассейн? Ага! Позади слышатся возгласы. Сейчас он узнает это. Хорошо бы спрятаться: что подумают о нем гоми, когда увидят его одного в таком странном месте? Вот какая-то ниша. Авось сюда никто не заглянет.

Мимо прижавшегося в углу профессора с возгласами и шумным плеском проплыли десятка три гоми. Один за другим скрылись они в полукруглое отверстие. У всех на лице были маленькие аппараты для дыхания. Не в открытое ли море они поплыли? Иначе к чему бы им «намордники»? – сообразил профессор.

Мартынов быстро юркнул в отверстие вслед за гоми.

– Вот он, выход из Зеленого дворца! – прошептал профессор. – Ишь черти, все отмалчивались! Теперь я и сам знаю дорогу к выходу.

Как профессор и ожидал, за стеной оказался канал, но значительно шире первого, тоже с отверстием в противоположной стене, но вдвое меньшим, чем то, которое вело сюда. Профессор смело проплыл через это отверстие, которое вывело его в третий бассейн. Дальше, казалось, выхода не было; все стены были глухие,

– Но так как гоми проплыли сюда, – рассуждал профессор, отдуваясь и тяжело дыша, – а теперь их здесь нет, то ясно, что они куда-то вышли. Значит, должен быть выход. Все эти бассейны – своеобразный шлюз.

Там, где должно было быть, повидимому, отверстие, не ясно обозначался полукруг. Но ни нырянья профессора, ни отчаянные стуки не могли его обнаружить.

Профессор обратил внимание, что этот третий бассейн представляет собой трубу: подпрыгнув, он мог достать рукой потолок.

– Надо полагать, – подумал профессор, – что здесь не так глубоко, как в тех первых бассейнах.

Он остановился и сразу достал до дна. Поверхность дна была слегка шероховатая и правильно вогнутая, как у трубы. Отдых для профессора был кстати, ибо пловец он был плохой и теперь сильно устал,

Над входным отверстием сюда было какое-то сложное с трубами сооружение и только один большой рычаг. Профессор быстро сообразил: повидимому, этот рычаг может открыть ему выход, ибо три десятка гоми куда-то вышли отсюда. Но что же ждет его по выходе отсюда? Пловец он не важный, а вдруг до берега далеко? Кроме того, могут оказаться акулы, электрические скаты, а он между тем безоружный.

– А, впрочем... Эх, была, ни была! Когда еще представится подобный случай? Гоми же, повидимому, совсем не намерены со мной расстаться.

С этой мыслью профессор положил руку на рычаг, но тут же послышался плеск, и у ног профессора один за другим выплыли из соседнего бассейна три гоми.

Почтительно, но решительно предложили они профессору последовать за ними во дворец.

– Но я хочу на волю! – кричал профессор. – Что я вам за пленник дался, чорт возьми!

– Мы не понимаем, о чем говорит Токи, но гоми желают, чтобы ты всегда был с ними.

– Наплевать мне на вас! Мне надоел ваш зеленый свет и вы сами до отвращения. Довольно! Не желаю больше!

И профессор с решительным видом схватился за рычаг, но один из гоми предупредил его попытку: он схватил одну из труб и повернул ее на угол в сто восемьдесят градусов. Профессор не заметил этого маневра или не обратил на него внимания и с остервенением давил рычаг, но его усилия не повлекли за собой никакого видимого результата.

Трое гоми, спокойные и молчаливые, держались на воде и смотрели на профессора.

– Ах, чорт вас подери! – заорал профессор. – Вы мне откроете, если я захочу!

Он схватил ближайших двух гоми и швырнул их, но они перекувырнулись и опять лежали на взволнованной воде почтительные и спокойные.

– Они, должно быть, эти твари, следят за мной, – пробормотал профессор. – Ну, пойдем, что ли! – закричал он и решительно полез в отверстие, через которое только что приплыл сюда.

Неожиданный союзник

Уже давно занимал профессора вопрос о том, где живет Чон. Казалось, что Чон был везде, ибо профессор встречал его в самых разнообразных уголках дворца, но профессору казалось, что и у Чона, как у очень многих гоми, должна быть своя домашняя интимная обстановка.

Следуя по пятам за Чоном в течение довольно длинного времени, профессор вскоре после общего обеда попал в верхнем этаже в комнату. Эта комната была во много раз меньше шестиугольного зала внизу и напоминала собой гигантскую трубу, вернее, – цилиндр, прикрытый сверху куполом.

– Повидимому, эта комната находится как раз над залом внизу, – обратился профессор к Чону.

– Да, это самая верхняя часть «племени». Подойди-ка сюда, Токи. Ты что-нибудь понимаешь в этом?

– По-моему, это радиотелефон.

– Радиотелефон? Не знаю, не слышал такого... Только этот аппарат уже давно не работает.

– Так... Можно посмотреть. Я не физик, но кое-что соображаю в этом деле. Но где же тот гоми, который должен был смотреть за этим аппаратом?

– О! Он умер много поколений назад.

Профессор не мог не рассмеяться и затем добавил:

– Какой вы наивный народ! Неужели же среди сотен тысяч гоми не нашлось ни одного, кто бы посвятил себя этому делу?

– Никто не понимает этого.

– А школа для чего тогда?

– Я уже говорил, что школ у нас нет.

– Вот видишь, Чон, все горе в отсутствии школ. Если бы вы учились, вы бы все знали.

– Мы и без школ знаем все, что нам надо знать. Только несчастная случайность унесла того гоми, который следил за этим аппаратом, а с ним и пять его учеников.

– А имей вы соответствующие познания, вы бы легко могли заменить их. Теперь же гоми даже забыли и название этого аппарата.

– Это было очень давно – много слоев назад. С тех пор мы не знаем, что делается в других «племенах».

– А! Значит, посредством этого аппарата Зеленый дворец сносился с другими населенными подводными пунктами?

– Совершенно верно. Каждое такое «племя», как наше, находится в связи по крайней мере с двумя соседними «племенами».

– Так что Зеленый дворец уже в течение столетий не знает, что делается в соседних подводных жилищах?

– Нет, не так давно, перед тем, как мне родиться, наша субмарина делала продолжительную экскурсию. Тогда-то и было обнаружено, что на северо-восток отсюда есть свободное «племя»; гоми, населявшие его когда-то, выехали по неизвестным причинам. Впрочем, это жилище не было совсем соседним с нами: соседнее было залито.

Профессор задумался и затем начал осматривать аппарат. Он был в жалком состоянии: покрыт каким-то налетом, контакт во многих местах был нарушен, батареи, повидимому, были совершенно лишены зарядов. Не в лучшем состоянии были и лампочки. Достаточно было беглого взгляда на все это, чтобы убедиться, что разговора по этому аппарату вести совершенно нельзя, починка очень трудна или даже совсем невозможна. Конструкция аппарата была профессору совершенно незнакома.

Профессор высказал все это Чону. Тот безнадежно посмотрел на радиоаппарат и без вздоха пошел прочь. В вогнутой стене оказалась совершенно незаметная дверь. В нее и скрылся Чон. Но через несколько мгновений профессор увидел через открытую дверь несколько фигур гоми.

Ага! Вот где твое жилище! Ладно же, старый плут. На стене висело нечто, что при первом же взгляде несказанно обрадовало профессора; это был, повидимому, план Зеленого дворца. Теперь-то он сможет ориентироваться! Теперь ему не нужны проводники, не страшны шпионы. Хорошо бы этот план перерисовать. Но где взять бумаги и чернил?

Он стал внимательно изучать план, на котором узнал много знакомых уголков дворца. Вот шестиугольный зал, вот пять башен, вот «проспекты», ведущие в зал, ниши которых обыкновенно заполняются только во время обеда и сна. А это что? Чорт возьми! Это похоже на подземный ход, на туннель! В него ведет, повидимому, шахта. Вот она! Но для какой цели нужен гоми этот туннель?

Долго всматривался профессор в план, стараясь запомнить все его подробности. Мысль о туннеле не покидала его. Надо его обследовать!

Сзади профессора кто-то дышал; перед ним стоял гоми, повидимому, женщина. Общий ее облик был человечен и даже не лишен приятности. Она в упор смотрела на профессора. Профессор заметил, что руки ее были лишены перепонок.

– Кто ты? – спросил профессор. – Я тебя уже много раз видел.

– Чон мой дядя. Я тоже все смотрю на Токи. Давно уже.

– А что, Токи тебе нравится?

– Нравится, только он какой-то странный: большой, весь зарос белыми волосами. Гоми не такие.

– Они слабые, не правда ли?

С этими словами профессор продемонстрировал свою силу: схватил стоявшую перед ним женщину, одной рукой подбросил ее кверху и затем мягко поставил ее на пол.

– О! Ты очень сильный. Ни один гоми не может поднять меня одной рукой. А я вовсе не боюсь.

– Как твое имя?

– Нифе.

– А сколько лет тебе? Я хочу сказать: как долго ты живешь на свете?

– Очень много: четыреста пятьдесят наибольших давлений.

– Значит, девятнадцать лет. Принимая во внимание, что гоми живут 30-40 лет, ты прожила уже половину жизни. Ты уже замужем?

– Теперь нет.

– Почему же теперь?

– Потому что мне очень нравится Токи: он такой сильный.

– Но ведь ты до сих пор не знала, что я сильный.

– Все равно, ты мне нравился, а теперь я знаю все, что мне надо знать: ты будешь моим мужем, если захочешь.

Профессор рассмеялся. Он знал, что отношения мужчин и женщин здесь до смешного примитивны, но ему никогда не приходило в голову, что вопрос этот может так легко разрешаться. Во всяком случае это было исключительное «объяснение в любви».

– А как же твой муж? – спросил он, все еще улыбаясь.

– Он уже десять наибольших давлений не муж мне.

– О, это очень много. И в течение всего этого времени я тебе нравился?

– И в течение всего этого времени я любила Токи.

Эта наивность тронула профессора. Вдруг у него мелькнула мысль. Показывая на план дворца, он спросил:

– Это ваш дворец?

– Наше «племя».

– Можешь ты, Нифе, проводить меня туда?

Профессор указывал на изображение туннеля.

Нифе подумала сначала, внутри ее происходила, повидимому, борьба; наконец, она сказала:

– Туда нельзя, но все равно, раз ты этого хочешь...

И Нифе посмотрела на профессора глазами, в которых светились, казалось, доверие и нежность. А, может быть, это профессору показалось? Как могут быть у этих рыбо-людей такие чувства. Ведь это не люди, а бесстрастные чурбаны! А, впрочем, что он знает о них?

Профессор и Нифе спустились вниз и направились по одному из шести длинных зал, освещенному очень слабым зеленоватым светом.

– Разве уже время отдыха? – негромко спросил профессор.

– Да, видишь, все ниши заняты.

– Нифе, объясни мне одну странность: в зале спят только молодые люди, стариков очень мало и совсем нет маленьких детей.

– Ты не знаешь разве? У кого есть семья, тот живет в одном из верхних зданий дворца. Здесь, внизу спят гоми, еще не имеющие семьи или уже потерявшие ее. Когда детям минет восемь лет, их тоже отправляют сюда.

– А, понимаю, здесь, значит, царство холостяков. Ясно, что интимные отношения в семье требуют уединения. Я, однако же, заметил, что гоми вообще не стесняются проявлять свои чувства также и в присутствии других. В этом отношении они напоминают мне обезьян, которые в зоологическом саду в присутствии публики проявляют всякие свои эмоции...

– Как всегда, я очень слабо понимаю тебя. Ты говоришь о вещах, которые гоми совершенно не известны. А вот и спуск в туннель.

Но как раз перед входом на трап как из-под земли выросли три фигуры гоми и загородили дорогу.

– Ах, чорт! Когда же кончится эта слежка?

Профессор был взбешен и готов был ринуться и разорвать этих ненавистных ему рыбо-людей.

– Не надо, – тихо проговорила Нифе, мягко взяв руки профессора в свои.

Профессор вдруг остановился пораженный: руки Нифе были теплые, тогда как у большинства гоми они были всегда холодные, точно гоми были лишены крови.

Теперь уж он, а не женщина, держал ее руки в своих и с удовольствием их ласкал.

Меж тем Нифе что-то сказала, и трое гоми исчезли.

– Напрасно ты меня остановила, – с сожалением заметил профессор. – Я бы с удовольствием свернул всем троим их дурацкие шеи.

– Увы, Токи, один из них был вооружен. А ты еще не знаешь, какое это страшное оружие.

Оба замолчали и пошли по туннелю.

От высокого и просторного туннеля шли в обе стороны коридоры меньших размеров, от них, в свою очередь ответвлялись другие, и все они извивались и пересекались между собой, образуя на редкость сложный лабиринт.

На полу коридоров лежали рельсы, которые слабо поблескивали в зеленом полумраке. Иногда попадались громадные пространства, сплошь выработанные и походившие на бесконечные пещеры.

– Здесь уже давно идет добыча минеральных масс для выработки одежды, – объяснила Нифе. – Отсюда же брали, как рассказывают, и материал для постройки нашего жилища.

По главному туннелю шла массивная металлическая труба, имевшая в диаметре около метра. По поводу этой трубы Нифе рассказала легенду. Поставили ее когда-то могучие надводные слуги света, духи и подарили в пользование гоми. Гоми могли лететь в трубе со сказочной быстротой. Два раза в год каждый гоми выходил в надводный мир и видел много, много света. Говорят, что этот источник света вечно висит вверху в виде громадного круга и смотреть на него нельзя. Один гоми забыл поклониться однажды свету, и за это духи лишили их возможности пользоваться этой трубой. С тех нор гоми редко видят свет, и еще ни один смельчак, отваживавшийся итти в трубе, не вернулся назад. Но должен притти Сильный. Он-то и вернет гоми возможность пользоваться трубой.

Нифе крепче прижалась к профессору, и последний без слов понял ее тайные мысли: она, как, может быть, и другие гоми, склонна видеть в нем этого Сильного. Некоторые намеки Чона и всеобщее почтение как будто подтверждали правильность подобного предположения.

– Бедная Нифе! – тихо воскликнул профессор. – Это всего только пневматическая дорога, а, может быть, и электро-магнитная. И строили ее простые люди, а не духи. Куда она ведет, эта труба?

– Туда, в надводный мир.

– Значит, и туннель ведет туда?

– Не знаю... Нет, не думаю.

– Знаешь, что? Давай попробуем выбраться по туннелю!

– Ой, нет, нет, Токи! Я очень боюсь... Там духи, там «разрушители машин». Никто не возвращался назад...

Профессор теперь, как и до этого, лишний раз убеждался в том, насколько еще грубы, суеверны гоми. Как странно, что наряду с этим гоми обладают также и изумительными познаниями во многих научных областях!

– Пойдем, я больше не могу здесь оставаться, – сказал он и смело зашагал вперед. – По крайней мере убедимся, есть ли отсюда выход.

– Нет, Токи, не надо, не ходи... Там смерть. Не ходи... я боюсь...

Но профессор, не оглядываясь, широкими шагами двинулся вперед.

– Подожди, Токи, – послышался голос Нифе. – И я с тобой!

Они шли долго. Свет делался все слабее и слабее. Уже с трудом можно было различать трубу, стены туннеля давно слились с темнотой.

Меж тем, конца туннелю все еще не было.

Свет совсем замер, и оба путника были окутаны темнотой.

Нифе начала дрожать и не выпускала руки профессора.

– Не надо дальше, Токи: я боюсь.

– Пройдем еще немного.

Профессор почти тащил Нифе за собой. Вдруг впереди он ощутил преграду и стал пробираться ощупью. Скоро он наткнулся рукой на острый каменный выступ. Шаря руками, он прошел от стены до стены поперек туннеля.

Дальше путь был загорожен.

– Да, – бормотал профессор, – но труба идет в эту стену и, повидимому, идет дальше. Значит, и туннель идет дальше. Кому-то понадобилось завалить этот туннель. Чорт возьми! Горсточка динамита – и путь на поверхность открыт.

Он горько вздохнул.

– Пойдем, Нифе!

– Я очень устала, Токи.

– Тогда давай отдохнем.

И оба опустились на трубу, здесь наполовину скрытую в почве туннеля.

Профессор начал думать о странной судьбе этого народа, какими-то неведомыми путями попавшего под воду, на дно морское. Сколько их, дворцов этих! Что, если бы обследовать боковые второстепенные туннели? Там запасные дворцы, о которых когда-то говорил Чон. А какие массы горных пород извлечены здесь! Ведь он со своей спутницей шел долго – не меньше двух часов. Десять километров! А боковые коридоры! Профессор только на одной стороне насчитал их не меньше трехсот.

Загадочный мир, загадочный народ! Да и народ ли это? Дети у этого народа предоставлены с восьми лет сами себе, в тринадцать лет они женятся, изучив к этому времени какое-нибудь не хитрое ремесло. Нет школ, нет наук. Погибшие существа!

– Не пойдем ли обратно? – обратился профессор к Нифе, сообразив тут же, какого важного союзника приобрел он в ней.