Текст книги "Том 7. Изборник. Рукописные книги"

Автор книги: Федор Сологуб

 
Предвестие отрадной наготы
В твоей улыбке озарённой встречи,
Но мне, усталому, пророчишь ты
Заутра после нег иные речи.
 
 
И я скольжу над вьюгой милых ласк
Мечтой, привыкнувшей ко всем сплетеньям,
И, не спеша войти в святой Дамаск,
На перекрёстке медлю за куреньем.
 
 
Ты подожди, прелестница, меня,
Займись хитро сплетённою косою.
Я в твой приют войду на склоне дня,
Когда поля задремлют под росою.
 
 
А ранним утром мне расскажешь ты,
Смущённая, наивно хмуря брови,
Что предвещают алые цветы,
О чём пророчит знойный голос крови.
 

 
Хотя сердца и ныне бьются верно,
  Как у мужей былых времён,
Но на кострах, пылающих безмерно
  Мы не сжигаем наших жён.
 
 
И, мёртвые, мы мудро миром правим:
  Благословив закон любви,
Мы из могилы Афродиту славим:
  «Живи, любимая, живи!»
 
 
И если здесь, оставленная нами
  Кольца любви не сбережёт,
И жадными, горящими устами
  К ночному спутнику прильнёт, –
 
 
Не захотим пылающего мщенья,
  И, жертвенный отвергнув дым,
С улыбкою холодного презренья
  Нам изменившую простим.
 

 
Снова покачнулись томные качели.
Мне легко и сладко, я люблю опять.
Птичьи переклички всюду зазвенели.
Мать-Земля не хочет долго тосковать.
 
 
Нежно успокоит в безмятежном лоне
Всякое страданье Мать сыра Земля,
И меня утешит на последнем склоне,
Простодушным зельем уберёт поля.
 
 
Раскачайтесь выше, зыбкие качели!
Рейте, вейте мимо, радость и печаль!
Зацветайте, маки, завивайтесь, хмели!
Ничего не страшно, ничего не жаль.
 

 
В прозрачной тьме прохладный воздух дышит,
Вода кругом, но берег недалёк,
Вода челнок едва-едва колышет,
И тихо зыблет лёгкий поплавок.
 
 
Я – тот, кто рыбу ночью тихо удит
На озере, обласканном луной.
Мне дрозд поёт. С чего распелся? Будит
Его луна? Иль кто-нибудь Иной?
 
 
Смотрю вокруг. Как весело! Как ясно!
И берег, и вода, – луне и мне
Всё улыбается и всё прекрасно.
Да уж и мне не спеть ли в тишине?
 

 
Мне боги праведные дали,
Сойдя с лазоревых высот,
И утомительные дали,
И мёд укрепный дольных сот.
 
 
Когда в полях томленье спело,
На нивах жизни всхожий злак,
Мне песню медленную спело
Молчанье, сеющее мак.
 
 
Когда в цветы впивалось жало
Одной из медотворных пчёл,
Серпом горящим солнце жало
Созревшие колосья зол.
 
 
Когда же солнце засыпало
На ложе облачных углей,
Меня молчанье засыпало
Цветами росными полей,
 
 
И вкруг меня ограды стали,
Прозрачней чистого стекла,
Но твёрже закалённой стали,
И только ночь сквозь них текла,
 
 
Пьяна медлительными снами,
Колыша ароматный чад.
И ночь, и я, и вместе с нами
Мечтали рои вешних чад.
 

 
Птичка низко над рекою
Пронеслась, крылом задела
Всколыхнувшуюся воду
И лазурною стезёю
Снова быстро полетела
На простор и на свободу.
 
 
Ветер вольный, быстролётный
На дороге взвеял пылью,
Всколыхнул кусты и воду
И помчался, беззаботный,
Над земною скучной былью
На простор и на свободу.
 
 
Людям песенку сложил я,
Словно лодочку столкнул я
С отмели песочной в воду,
И о песне позабыл я,
И опять мечте шепнул я:
«На простор и на свободу!»
 

 
В норе темно и мглисто,
Навис тяжёлый свод,
А под норою чисто
Стремленье горных вод.
 
 
Нору мою оставлю,
Построю крепкий дом,
И не простор прославлю,
Не светлый водоём,
 
 
Прославлю я ограды,
И крепость новых стен,
И мирные отрады,
И милый сердцу плен.
 
 
Тебя, оград строитель,
Прославить надо мне.
Ликующий хранитель,
Живи в моём огне.
 
 
Все ночи коротая
В сырой моей норе
И утром насекая
Заметки на коре,
 
 
Скитаяся в пустыне,
В пыли дневных дорог,
В безрадостной гордыне
Я сердцем изнемог.
 
 
Устал я. Сердцу больно.
Построить дом пора.
Скитаний мне довольно!
Прощай, моя нора!
 
 
Хочу я новоселья,
Хочу свободных слов,
Цветов, огней, веселья,
Вина, любви, стихов!
 

 
Многообразные отравы
Судьба нам в чаши налила,
Но все пути пред нами правы.
Мы любим жуткие забавы,
Пленяют сердце мрак и мгла.
Бредём по диким буеракам,
Напоенным зловещим мраком,
Где только белена бела,
Где притаилися удавы,
Но ожиданья не лукавы,
И жизнь на всех путях мила.
 
 
На простодушные муравы
Весна улыбчиво легла.
В прудах колеблются купавы.
Нисходит лебедь величавый
На глади водного стекла,
И на воде, блестящей лаком,
Круги бегут послушным знаком
Движений белого крыла.
Детей шумливые оравы
Бегут в тенистые дубравы,
И жизнь на всех путях мила.
 
 
Соборов золотые главы,
Дворцов гранитные тела,
Вещанья изваянной славы,
А ночью хитрые облавы
И низких замыслов зола, –
Угрюмый город с мутным зраком
Чуть усыплён дремучим маком,
И бред из каждого угла,
И воды с крыш струятся, ржавы,
Но и в болезнях всё ж мы здравы,
И жизнь на всех путях мила.
 

Послание:

 
Мой друг, тоска идёт зевакам,
Приличны лай и вой собакам,
Смешна унылость для орла.
На сорных берегах канавы
Сквозь камень прорастают травы,
И жизнь на всех путях мила.
 

 
В лунном озарении,
В росном серебре
Три гадают отрока
На крутой горе.
 
 
Красный камень на руку
Положил один, –
Кровь переливается
В глубине долин.
 
 
Красный камень на руку
Положил второй, –
Пламя полыхается
В стороне родной.
 
 
Красный камень на руку
Третий положил, –
Солнце всходит ясное,
Вестник юных сил.
 
 
Странник, пробиравшийся
Ночью на восток,
Вопрошает отроков:
«Кто уставит срок?»
 
 
Отвечают отроки:
«Божий человек,
Мечут жребий ангелы,
День, и год, и век.
 
 
В землю кровь впитается,
Догорит огонь,
Колесницу вывезет
В небо светлый конь».
 

Лиза и Колен

 
«Бойся, дочка, стрел Амура.
Эти стрелы жал больней.
Он увидит, – ходит дура,
Метит прямо в сердце ей.
 
 
Умных девушек не тронет,
Далеко их обойдёт,
Только глупых в сети гонит
И к погибели влечёт».
 
 
Лиза к матери прижалась,
Слёзы в три ручья лия,
И, краснея, ей призналась:
«Мама, мама, дура я!
 
 
Утром в роще повстречала
Я крылатого стрелка
И в испуге побежала
От него, как лань легка.
 
 
Поздно он меня заметил,
И уж как он ни летел,
В сердце мне он не уметил
Ни одной из острых стрел,
 
 
И когда к моей ограде
Прибежала я, стеня,
Он махнул крылом в досаде
И умчался от меня».
 

 
Как мне с Коленом быть, скажи, скажи мне, мама.
О прелестях любви он шепчет мне упрямо.
 
 
  Колен всегда такой забавный,
  Так много песен знает он.
  У нас в селе он самый славный,
  И знаешь, он в меня влюблён,
 
 
И про любовь свою он шепчет мне упрямо.
Что мне сказать ему, ах, посоветуй, мама!
 
 
  Меня встречая у опушки,
  Он поднимает свой рожок,
  И кукованию кукушки
  Он вторит, милый пастушок.
 
 
Он про любовь свою всё шепчет мне упрямо…
Но что же делать с ним, скажи, скажи мне, мама.
 
 
  Он говорит: «Люби Колена.
  Душа влюблённая ясна,
  А время тает, словно пена,
  И быстро пролетит весна».
 
 
Всё про любовь свою он шепчет мне упрямо.
Что мне сказать ему, ах, посоветуй, мама!
 
 
  Он говорит: «Любви утехам
  Пришла пора. Спеши любить,
  И бойся беззаботным смехом
  Мне сердце томное разбить».
 
 
Люблю ли я его, – меня он спросит прямо.
Тогда что делать с ним, скажи, скажи мне, мама.
 

 
«Вижу, дочь, ты нынче летом
От Колена без ума,
Но подумай-ка об этом,
Что тебе сулит зима.
 
 
У Амура стрелы метки,
Но ещё грозит беда:
Был же аист у соседки,
Не попал бы и сюда». –
 
 
«Мама, я не унываю.
Чтобы ту беду избыть,
Я простое средство знаю:
Надо аиста убить.
 
 
Что же мне тужить о ране!
Как она ни тяжела,
У Амура есть в колчане
И на аиста стрела».
 

 
  Соловей
  Средь ветвей
Для подружки трели мечет,
  И ручей
  Меж камней
Ворожит, журчит, лепечет.
 
 
  Не до сна!
  Ах! весна
И любовь так сладко ранят.
  Тишина
  И луна
Лизу в рощу к другу манят.
Мама спит, –
 
 
  И спешит
Лиза выскочить в окошко,
  И бежит,
  И шуршит,
И шуршит песком дорожка.
 
 
  У ручья
  Соловья
Слушай, милому внимая.
  «Жизнь моя!» –
  «Я – твоя!»
О, любовь в начале мая!
 

 
Погляди на незабудки,
Милый друг, и не забудь
Нежной песни, звучной дудки,
Вздохов, нам теснивших грудь.
 
 
Не забудь, как безмятежно
Улыбался нам Апрель,
Как зарёй запела нежно
В первый раз твоя свирель.
 
 
Не забудь о сказках новых,
Что нашёптывал нам Май,
И от уст моих вишнёвых
Алых уст не отнимай.
 
 
И, когда на дно оврага
Убежишь от зноя ты,
Где накопленная влага
Поит травы и цветы,
 
 
Там зашепчут незабудки:
«Не забудь её любви!»
Ты тростник для новой дудки,
Подзывать меня, сорви.
 

 
Не дождь алмазный выпал, –
То радугу рассыпал
Весёлый Май в росу.
Вдыхая воздух чистый,
Я по траве росистой
Мечты мои несу.
 
 
Я не с высоких башен.
Моим ногам не страшен
Твой холодок, роса.
Не нужны мне рубины,
Фиалками долины
Осыпана коса.
 
 
Не пышные, простые,
Цветочки полевые,
Но все они в росе,
Как бриллианты, блещут,
Сияют и трепещут
В густой моей косе.
 

 
Дождик, дождик, перестань,
По ветвям не барабань,
От меня не засти света.
Надо мне бежать леском,
Повидаться с пастушком, –
Я же так легко одета.
 
 
Пробежать бы мне лесок, –
Близко ходит мой дружок,
Слышу я, – кричит барашек.
Уж давно дружок мой ждёт,
И меня он проведёт
Обсушиться в свой шалашик.
 
 
И тогда уж, дождик, лей,
Лей, дождинок не жалей, –
Посидеть я с милым рада.
С милым рай и в шалаше.
Свежий хлеб, вода в ковше, –
Так чего же больше надо!
 

 
Лизу милый друг спросил:
«Лиза, не было ль оплошки?
Не сеньор ли проходил
По песочной той дорожке?
Не сеньор ли подарил
И цепочку, и серёжки?»
 
 
Говорит она: «Колен!
Мой ревнивец, как не стыдно!
Отдала я сердце в плен,
Да ошиблася я, видно.
Ты приносишь мне взамен
То, что слышать мне обидно.
 
 
Ревность друга победить
Знаю я простое средство.
Уж скажу я, так и быть:
Старой бабушки наследство
Не даёт мне мать носить.
Это, видишь ли, кокетство.
 
 
И надела я тайком
И цепочку, и серёжки,
Чтоб с тобой, моим дружком,
По песочной той дорожке
Тихим, тёплым вечерком
Прогуляться без оплошки.
 
 
Не люблю сеньоров я,
Их подарков мне не надо.
Рвать цветочки у ручья,
Днём пасти отцово стадо,
Ночью слушать соловья, –
Вот и вся моя отрада.
 
 
На твоих кудрях венок,
У тебя сияют взоры,
Твой пленительный рожок
Будит в рощах птичьи хоры,
Я люблю тебя, дружок, –
Так на что мне все сеньоры!»
 

 
За кустами шорох слышен.
Вышел на берег сеньор.
Губы Лизы краше вишен,
Дня светлее Лизин взор.
 
 
Поклонилась Лиза низко
И, потупившись, молчит,
А сеньор подходит близко
И пастушке говорит:
 
 
«Вижу я, стоит здесь лодка.
Ты умеешь ли гребсти?
Можешь в лодочке, красотка,
Ты меня перевезти?» –
 
 
«С позволенья вашей чести,
Я гребсти обучена».
И в ладью садятся вместе,
Он к рулю, к веслу она.
 
 
«Хороша, скажу без лести.
Как зовут тебя, мой свет?» –
«С позволенья вашей чести,
Имя мне – Елизабет». –
 
 
«Имя славное, без лести.
Кем же взято сердце в плен?» –
«С позволенья вашей чести,
Милый мой – пастух Колен». –
 
 
«Где же он? Ушёл к невесте?
Знать, ему ты не нужна». –
«С позволенья вашей чести,
Я – Коленова жена».
 
 
Стукнул он о дно ботфортом,
Слышно звякание шпор.
Наклонившися над бортом,
Призадумался сеньор.
 
 
«С позволенья вашей чести,
Я осмелюся спросить,
Мы причалим в этом месте.
Или дальше надо плыть?» –
 
 
«Погулять с тобой приятно,
Но уж вижу – ты верна,
Так вези ж меня обратно
Ты, Коленова жена».
 
 
И, прощаяся, лобзает
Лизу прямо в губы он,
И, смеяся, опускает
За её корсаж дублон.
 

Три отрока

Александре Николаевне Чеботаревской

с сердечным приветом

 
В лунном озарении,
В росном серебре
Три гадают отрока
На крутой горе.
 
 
Красный камень на руку
Положил один, –
Кровь переливается
В глубине долин.
 
 
Красный камень на руку
Положил второй, –
Пламя полыхается
В стороне родной.
 
 
Красный камень на руку
Третий положил, –
Солнце всходит ясное,
Вестник юных сил.
 
 
Странник, пробиравшийся
Ночью на восток,
Вопрошает отроков:
«Кто уставит срок?»
 
 
Отвечают отроки:
«Божий человек,
Мечут жребий ангелы,
День, и год, и век.
 
 
В землю кровь впитается,
Догорит огонь,
Колесницу вывезет
В небо светлый конь».
 

 
Имя странное чуть слышу,
Говорит едва дыша,
Словно дождь упал на крышу,
Сором брошенным шурша.
 
 
«Я – медлительная Склока».
Знаю, знаю, кто она,
Та, что мучит нас жестоко,
Так угрюма и темна.
 
 
«Ждёшь ли песни лебединой?»
Жду с надеждой, госпожа.
«Лебедь стонет пред кончиной».
Знаю, знаю, госпожа.
 
 
Ворожить и я умею.
Что за мудрость – ворожба!
Если ночью верить смею,
Что мне тёмная судьба!
 
 
Пусть приходит, пусть уносит
Всё, чем жизнь моя светла.
Плен душа охотно бросит,
Устремляясь, как стрела.
 
 
«Но боишься? Но трепещешь?»
Да, боюся, госпожа.
«Душу каплями расплещешь».
Знаю, знаю, госпожа.
 

 
Бессмертною любовью любит
И не разлюбит только тот,
Кто страстью радости не губит,
Кто к звёздам сердце вознесёт,
Кто до могилы пламенеет, –
Здесь на земле любить умеет
Один безумец Дон-Кихот.
 
 
Он видит грубую Альдонсу,
Но что ему звериный пот,
Который к благостному солнцу
Труды земные вознесёт!
Пылая пламенем безмерным,
Один он любит сердцем верным,
Безумец бедный, Дон-Кихот.
 
 
Преображает в Дульцинею
Он деву будничных работ
И, преклоняясь перед нею,
Ей гимны сладкие поёт.
Что юный жар любви мгновенной
Перед твоею неизменной
Любовью, старый Дон-Кихот!
 

 
Из Элизийской светлой дали
Ваш трогательный мальчик мне
Томленья кроткие печали
Порой приносит в тишине.
 
 
Я знаю, что в утрате Вашей
Утешиться Вам не дано.
Склоняйтеся над скорбной чашей
И пейте страстное вино,
 
 
Мы утешенья отвергаем,
Забвения не надо нам.
Земля не будет нашим раем,
Идём по камням к небесам.
 
 
Забвенье – слабому отрада.
Кто знает верные пути,
Тому забвения не надо.
Достойней тяжкий крест нести.
 
 
С судьбою беспощадной спорим,
Но и печаль душе мила.
Душа, измученная горем,
Ты безутешна, но светла.
 

 
Милая мать, ты – Мадонна,
А твой сын – младенец Христос.
Учи его умирать без стона,
Учи его страдать без слёз.
 
 
Больше ничего от тебя не надо,
Его судьбы ты никогда не поймёшь.
Завидишь сени Гефсиманского сада, –
Сама вонзи себе в сердце нож.
 

 
Я испытал превратности судеб,
И видел много на земном просторе,
  Трудом я добывал свой хлеб,
  И весел был, и мыкал горе.
 
 
На милой, мной изведанной земле
Уже ничто теперь меня не держит,
  И пусть таящийся во мгле
  Меня стремительно повержет.
 
 
Но есть одно, чему всегда я рад
И с чем всегда бываю светло-молод, –
  Мой труд. Иных земных наград
  Не жду за здешний дикий холод.
 
 
Когда меня у входа в Парадиз
Суровый Пётр, гремя ключами, спросит:
  «Что сделал ты?» – меня он вниз
  Железным посохом не сбросит.
 
 
Скажу: «Слагал романы и стихи,
И утешал, но и вводил в соблазны,
  И вообще мои грехи,
  Апостол Пётр, многообразны.
 
 
Но я – поэт». – И улыбнётся он,
И разорвёт грехов рукописанье.
  И смело в рай войду, прощён,
  Внимать святое ликованье,
 
 
Не затеряется и голос мой
В хваленьях ангельских, горящих ясно.
  Земля была моей тюрьмой,
  Но здесь я прожил не напрасно.
 
 
Горячий дух земных моих отрав,
Неведомых чистейшим серафимам,
  В благоуханье райских трав
  Вольётся благовонным дымом.
 

Машинописные книги стихов

<Стихотворения 1925–1927 годов>

 
Пой по-своему, пичужка,
И не бойся никого.
Жизнь – весёлая игрушка,
И не стоит ничего.
 
 
Что бояться? Зачарует
Змей, таящийся в лесу, –
Или запах твой взволнует
Кровожадную лису, –
 
 
С высоты ли ястреб комом
На тебя вдруг упадёт, –
Из ружьишка ль с дряблым громом
Человечишко убьёт, –
 
 
Что ж такое! Миг мученья
Тонет в бездне роковой,
Но не гаснет вдохновенье.
Пой же, маленькая, пой!
 

 
Я не люблю строптивости твоей.
Оставь её для тех, кто смотрит долу.
Суровую прошёл я в жизни школу,
И отошёл далёко от людей.
 
 
Противоборствуя земному гнёту,
Легенду создал я, и опочил.
Я одного хотел, Одну любил,
Одну таил в душе моей заботу.
 
 
Солгу ли я, но всё же ты поверь,
Что крепче всякой здешней правды это
Моё самовластительство поэта,
Эдемскую увидевшего дверь.
 
 
Сомкну мои уста, простивши веку
Всю правду тусклую земных личин.
Я жизни не хочу, и я один,
Иное возвестил я человеку.
 
 
Страницы книг моих, как ряд амфор,
Простых для невнимательного взгляда,
Наполнены нектаром, слаще яда.
Нектар мой пьян, и мой стилет остёр.
 

 
Открыл, меня создавши, Ты
Ларец лазоревой эмали,
И подарил мне три мечты,
Три шороха и три печали,
 
 
Я сплёл в пылающий венок
Твои дары, скрепил их кровью.
Один я, но не одинок
С моей бессмертною любовью.
 
 
Приходят и проходят дни,
Слабеют страсти и желанья,
Но мой венок в ночной тени
Хранит безмерные пыланья.
 

 
Сатана вошёл во фраке,
В лакированных туфлях,
С золотым сияньем в лаке
От широких пряжек-блях.
 
 
Руку полную целуя
У хозяйки, в шелест лент
Кинул он, её волнуя,
Очень тонкий комплимент.
 
 
Он смягчал свои сарказмы,
Укрощал он блеск очей,
Чтоб не сделалися спазмы
У мамаш и дочерей,
 
 
Чтобы соль игры мятежной
Не совсем была остра,
Чтоб в груди у дамы нежной
Не открылася дыра,
 
 
Чтоб не пахло адской серой,
Ни один не встал бы рог,
Чтоб сегодня светской сферой
Ограничиться он мог.
 
 
Ведь недавно адский пламень
Из очей его сверкал,
И насквозь массивный камень
Он слезою прожигал.
 
 
Нет, огня теперь не надо,
Не уронит и слезы
Светский выходец из ада
Для болтливой егозы.
 
 
Вот, сидит пред ним Тамара, –
Как глупа и как смешна!
«Мне она совсем не пара!» –
Размышляет Сатана.
 

 
Три девицы спорить стали
О красавце молодом.
«Он влюблён в меня». – «Едва ли!
Чаще к нам он ходит в дом». –
 
 
«Ошибаетесь вы обе:
Он со мной в лесу гулял».
Шепчет им старуха: «В нёбе
У него свинец застрял.
 
 
Вы б его не сохранили:
Он Далёкую любил.
Из земной докучной были
Он к Невесте поспешил».
 

 
Сошла к земле небесная Диана,
И видит: перед ней Эндимион
Лежит, как бы возникший из тумана,
И спит, прекрасен, строен, обнажён.
 
 
Она к нему с улыбкой наклонилась.
«Небесный сон безумца посетил,
Но на земле ничто не изменилось,
Ты сон и явь навеки разделил.
 
 
Иди опять в пыли земной дороги,
Косней во тьме, – в том не твоя вина, –
И говори, что мы, святые боги, –
Создания мечтательного сна».
 

 
Разве все язвы и шрамы
Мстительно мы понесём
В эту обитель, куда мы
В смертный наш час отойдём?
 
 
«Создал Я мир для тебя ли? –
Злобного спросит Отец. –
Этой блистающей дали
Ты ли положишь конец?
 
 
Все колебанья эфира
Я из Себя излучил.
Даром все радости мира
Ты от Меня получил.
 
 
Гневною речью порочишь
Ты утомительный путь.
Иль, как ребёнок, ты хочешь
Сладкое только слизнуть?
 
 
Если уж так тебе надо,
Сам ты свой мир созидай, –
Без раскалённого ада
Благоухающий рай.
 
 
В нём ты завоешь от скуки,
Вызов ты бросишь судьбе,
И недоступные муки
Станут желанны тебе.
 
 
Но не творец ты, игрою
Миродержавной рождён,
Я же тебе не открою
Тайны пространств и времён».
 

 
Семь щитов кружатся перед солнцем,
Источая стрелы всех цветов,
И за каждым их блестящим донцем
Новых стрел запас всегда готов.
 
 
Все цвета сплелися здесь в единый,
Неразрывен он и слитно-бел.
Проходя бестенною равниной,
Перед солнцем будь не слишком смел.
 
 
Любоваться горними щитами
И одну секунду ты не смей, –
Закружатся тотчас пред глазами
Фиолетовым гнездом семь змей.
 
 
Отуманен, странно опечален,
Не отклонишь ты от них твой взгляд,
И пойдёшь, одной из змей ужален,
Унося в себе смертельный яд.
 
 
Кто увидел пламенные круги
И кого ужалила змея,
Тот всегда живёт в эфирной вьюге,
В несказанном буйстве бытия.
 

 
Послушай моё пророчество,
И горькому слову поверь:
В диком холоде одиночества
Я умру, как лесной зверь.
 
 
Я окован суровою тайною
Всё крепче день ото дня.
Теперь даже лаской случайною
Никто не порадует меня.
 
 
Никто Великою субботою
Не станет на мой порог,
Не скажет с ласковою заботою:
«Отведай пасхальный творог».
 

 
Какое б ни было правительство,
И что б ни говорил закон,
Твоё мы ведаем властительство,
О светозарный Аполлон.
 
 
Пускай мы жизнью закопычены, –
Уносит в вышину Пегас.
Нектары, словно мёды сычены,
В избытке дарит нам Парнас.
 
 
Что нам житейские волнения
И грохот неумолчных битв.
Мы рождены для вдохновения,
И для стихов, и для молитв.
 

 
 Весна пленительная ваша, –
 Вернее, тёпленький апрель, –
 Напоминает мне, Наташа,
 Стихи Поэта про Адель:
   «Играй, Адель,
   Не знай печали!
   Хариты, Лель
   Тебя венчали,
   И колыбель
   Твою качали!»
 
 
 Венка Адели не стряхнёте
 Вы с головы, – в нём много сил:
 Подумайте, ведь вы живёте
 В том доме, где сам Пушкин жил!
 
 
 На эллинские ваши глазки
 Здесь царскосельский веет хмель.
 В них будущего все завязки, –
 Какую ж изберёте цель?
 
 
 Хоть можно пошалить немножко, –
 Какой без шалостей Эдем, –
 Но всё ж не прыгайте в окошко
 Ни для чего и ни за чем.
 
 
 Недаром Пушкин настороже
 Там на скамеечке сидит, –
 Хоть призадумался, а всё же
 Всех нас он видит и следит,
«Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева».
 

 
Всё невинно в Божьем мире,
Нет стыда, и нет греха.
Божья благость в каждой лире,
В каждом трепете стиха,
 
 
И в улыбках, и в лобзаньях,
И в кровавом буйстве мук,
И в полуночных свиданьях,
И в томлениях разлук.
 
 
Тот, кто знает ярость моря,
Ценит сладостный покой.
Только тот, кто ведал горе,
Стоит радости земной.
 
 
Смертный! Страстной полнотою
Каждый день свой оживляй,
Не склоняйся пред судьбою,
Наслаждайся и страдай.