Текст книги "Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Наши любимые фильмы"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 44 страниц)

«12 Стульев». 1971 год

ОТ ДАНЕЛИИ – ГАЙДАЮ

Как мы помним, еще до начала работы над «Бриллиантовой рукой» Гайдай вынашивал идею экранизировать бессмертные «12 стульев». Однако тогда ему не дали это сделать в Госкино: там заявили, что это станет возможным только после того, как Михаил Швейцер закончит работу над экранизацией «Золотого телёнка». В декабре 1968 года этот фильм вышел на широкий экран и, откровенно говоря, имел средний зрительский успех: он занял 17-е место, собрав на своих сеансах 29,6 миллионов зрителей. В фильме были прекрасные актерские работы (один дуэт Леонида Куравлева в роли Шуры Балаганова и Зиновия Гердта в роли Паниковского чего стоит), но в целом картина получилась слишком серьезной (впрочем, Швейцер и не ставил перед собой цель снять эксцентрическую комедию). Кстати, сам Гайдай считал, что «Золотой теленок» получился фильмом о смешном, но не смешным. И, добиваясь в Госкино разрешения экранизировать «12 стульев», обещал, что он будет снимать совсем другое кино – веселое, искрометное. Короче, такое, какое он умел. Но мечта Гайдая едва не погибла. Дело в том, что пока он снимал «Бриллиантовую руку», идея снять «12 стульев» пришла в голову еще одному комедиографу Георгию Данелии. И ему дали «добро» на эту постановку. Но потом случилось неожиданное. Данелия внезапно расхотел экранизировать эту книгу, загоревшись другим произведением – комедией Клода Тилье «Мой дядюшка Бенжамен» (из него получится фильм «Не горюй!»). Причем Данелия сам подошел к Гайдаю и предложил ему забрать у него «12 стульев».

По мнению специалистов, желание Гайдая вновь вернуться к экранизациям классических произведений (последний раз он делал это в 1962 году, экранизируя рассказы О'Генри, после чего снял три фильма подряд по оригинальным сценариям на современную тему) было вызвано… растерянностью. Вот как высказывается на этот счет И. Фролов:

"Бриллиантовая рука", подобно "Трижды воскресшему", является промежуточным этапом и отражает некоторую растерянность режиссера. Гайдай понимал, что нужно наполнять комедию более глубоким социальным содержанием. Но каким именно, чтобы не превратить ее в непроходимую? В каком направлении должны развиваться и пополняться выразительные комедийные средства, чтобы добиться новой формы? На большинство подобных вопросов ясного ответа не было…"

Отказавшись от услуг своих давних партнеров – Якова Костюковского и Мориса Слободского, Гайдай остановил свой выбор на 45-летнем писателе-сатирике Владлене Бахнове. Тот в 1949 году закончил Литературный институт и долгое время выступал как поэт, опубликовав свой первый сборник сатирических стихов "Можете жаловаться!" в 1951 году. Причем, его соавтором был Яков Костюковский, с которым они впоследствии выпустили в свет еще три совместных книги. Вместе с Костюковским Бахнов дебютировал и в кино – в 1963 году по их сценарию был снят фильм "Штрафной удар". Два года спустя Бахнов написал сценарий другой кинокомедии – "Легкая жизнь". Гайдай видел эти фильмы, поэтому был прекрасно осведомлен о творческих достоинствах своего соавтора (кстати, Бахнов был соседом Гайдая: режиссер жил на улице Черняховского, 5, а сатирик – на Черняховского, 4).

7 марта 1969 года сценарно-редакционная коллегия Экспериментального творческого объединения рассмотрела заявку В. Бахнова на написание сценария "12 стульев" и одобрила ее. Три дня спустя с автором был заключен соответствующий договор. 17 марта было принято решение прикрепить к работе над сценарием Леонида Гайдая, а также тех людей, с кем ему предстояло экранизировать этот сценарий. Стоит отметить, что съемочную группу Гайдай набрал из новых людей, в ней практически не осталось никого, кто работал с ним на "Бриллиантовой руке". Это: операторы Сергей Полуянов и Валерий Шувалов, художник Евгений Куманьков, звукооператор Раиса Маргачева. Однако композитор остался прежний – Александр Зацепин.

Работа двигалась не так быстро, как того хотелось бы. Пока Бахнов писал литературный сценарий, Гайдай выехал на выбор натуры в среднюю полосу России и на Кавказ (23–30 апреля), однако отобрать нужные места в тот раз не удалось. Еще одна такая командировка состоялась 4 – 22 июня. А с 23 июля по 7 августа Гайдай находился в заграничной командировке.

11 августа в ЭТО состоялось обсуждение литературного сценария. Приведу отрывки из некоторых выступлений:

А. Мачерет: "Сценарий располагает к тому, чтобы его хвалить. Эта вещь прежде всего веселая. Сценарий лишен того, что мы называем вульгарным социологическим смыслом. Но за этой легкостью и игривостью должен стоять определенный общественный смысл. Иной раз в сценарии для меня не хватало остроты социальной характеристики. Герои должны быть не только смешны, но и современны с точки зрения современных пороков. Необходимо дать сценарию острый социальный посыл…"

В. Хотулев: "Трудность экранизации этой вещи, на мой взгляд, заключается в том, что необходимо аттракцион слова перевести в аттракцион изображения. Есть опасность, что при экранизации может исчезнуть аромат книги…"

Качалова: "Хоть и говорят, что есть нестареющие вещи, все же они стареют. Я убедилась в этом, перечитывая Ильфа и Петрова. Сценарий я начинала читать с большой тревогой. Слишком памятна нам история с "Золотым теленком". Фильм Швейцера не состоялся. Сценарий "12 стульев" сделан на редкость деликатно и добротно. Соблюдена событийная канва, сценарий написан с большим уважением к книге… Меня встревожило одно обстоятельство: Гайдай, по-моему, стал очень серьезным. Он стал вдруг академичен. Я хочу, чтобы он озоровал по-гайдаевски, и в то же время по-новому. Сценарий, на мой взгляд, слишком респектабелен. Я призываю идти по линии принцессы Турандот, грубо говоря…"

Л. Гайдай: "Я считаю все дело в том, как сделать. Не всякую эксцентрику можно записать литературно. Мы рассчитываем на то, что очень много зрителей, которые не читали роман…"

В. Бахнов: "Мы прекрасно понимали, что нельзя объять необъятное. У каждого из нас есть свои любимые места в романе. Мы не делаем фильм из расчета – угодить всем…"

Заключение худсовета: сценарий можно запустить в режиссерскую разработку. Сценарий был направлен в Главное управление художественной кинематографии, откуда пришел несколько иной ответ: "Прежде всего сценарий оставляет ощущение монотонного чередования эпизодов, похожих, по сути своей, один на другой. Это, несомненно, противопоказано для комедии. Очевидно необходимо, чтобы при разработке режиссерского сценария, было произведено некоторое сокращение эпизодов. Далее в сценарии произошло смещение акцентов – от остросатирических у Ильфа и Петрова к юмористическим – у В. Бахнова. Но очевидно, что в сценарии и фильме должна прозвучать злость и насмешка над представителями старого мира. Экранизация должна явиться в то же время, как и предлагают авторы сценария, озорной, жизнерадостной и эксцентрической комедией…"

11 – 20 сентября Гайдай в компании своих коллег (оператора и художника фильма) в очередной раз выехал на поиск мест для натурных съемок фильма. Их маршрут пролег через Рыбинск, Работки, Тутаев. В ходе этой поездки были выбраны места будущих съемок (чуть раньше были утверждена натура в Москве, Пятигорске, Батуми): в Рыбинске должны были снимать улицы Старгорода, «Утильсырье», у дома Коробейникова, железнодорожную станцию, особняк Воробьянинова, в Работках – пристань Васюки, речной маршрут Волга Чебоксары, в Тутаеве – улицы города N.

12 ноября в ЭТО был представлен режиссерский сценарий будущего фильма. 27 ноября его отправили на утверждение в Комитет по кинематографии. 16 декабря сценарий утвердили и там. С этого дня фильм был запущен в подготовительный период.

ГДЕ НАШЛИ СТУЛЬЯ И ОСТАПА

Весь январь 1970 года шли поиски актеров на главные и второстепенные роли. Некоторых исполнителей Гайдай выбрал по принципу давнего содружества – он их снимал в предыдущих своих картинах. Среди них были: Юрий Никулин (дворник Тихон, седьмой фильм с Гайдаем), Георгий Вицин (седьмой фильм), Нина Гребешкова (жена Брунса, четвертый фильм), Михаил Пуговкин (отец Федор, второй фильм), Владимир Этуш (инженер Брунс, второй фильм), Наталья Варлей (Лиза, второй фильм), Игорь Ясулович (инженер Щукин, второй фильм), Григорий Шпигель (Альхен, второй фильм), Виктор Павлов (Коля, второй фильм), Роман Филиппов (Ляпис-Трубецкой, второй фильм), Рина Зеленая (завотделом в газете «Станок», второй фильм), Владимир Уральский (хозяйственник театра «Колумб», третий фильм), Клара Румянова (жена отца Федора, второй фильм). На роль Варфоломея Коробейникова был первоначально утвержден Эраст Гарин, но когда он внезапно от роли отказался, снявшись только в эпизоде, ее взял себе… сам Гайдай. Текс от автора должен был читать Ростислав Плятт, который до этого дважды снимался у Гайдая.

Из актеров, которые до этого ни разу не снимались у Гайдая, отмечу следующих: Сергей Филиппов (Киса Воробьянинов), Наталья Крачковская (мадам Грицацуева), Готлиб Ронинсон (Кислярский), Наталья Воробьева (Эллочка-Людоедочка), Савелий Крамаров (шахматист-любитель) и др.

При выборе актеров самая большая проблема возникла с исполнителем главной роли – Остапа Бендера. Весь январь и практически весь февраль Гайдай и его ассистенты безуспешно пытались найти актера, который сумел бы воплотить на экране этого героя. Гайдаю был необходим актер, который оказался бы полной антитезой Сергею Юрскому, сыгравшему великого комбинатора в фильме "Золотой теленок". В этих поисках Гайдай пересмотрел чуть ли не всех советских звезд мужского пола, кто по своему возрасту, внешним данным и таланту подходил на эту роль. Были просмотрены 22 кандидата. Чтобы читателю было ясно, каким тщательным был отбор, назову некоторых из этих актеров: Андрей Миронов, Алексей Баталов, Михаил Козаков, Владимир Высоцкий, Анатолий Кузнецов, Олег Борисов, Спартак Мишулин, Никита Михалков, Александр Белявский, Владимир Басов, Фрунзик Мкртчян, Николай Губенко, Евгений Евстигнеев, Александр Лазарев, Валентин Гафт и др. Однако на первоначальном этапе никто из них не удовлетворил ни Гайдая, ни членов худсовета. Видимо, тогда в порыве отчаяния Гайдай предложил попробоваться на роль певцу Муслиму Магомаеву. Но тот отказался, поскольку, во-первых, прекрасно знал свои возможности, а во-вторых – не любил бессмертное творение двух великих сатириков.

Не менее драматично шли поиски стульев для фильма. Их нужно было раздобыть не двадцать четыре (два гарнитура), а в два раза больше, чтобы в процессе съемок можно было корежить их без опаски остаться без реквизита. Поначалу надеялись отыскать их с помощью рядовых советских граждан. Для этого 1 ноября 1969 года в газете "Вечерняя Москва" поместили объявление, в котором киношники просили москвичей продать имеющиеся у них стулья работы мастера Гамбса. Однако вскоре выяснилось, что таких стульев в городе практически не осталось. Только случайно, через третьи руки, удалось узнать, что где-то на Арбате живет старушка, у которой чудом сохранился один-единственный (!) стул Гамбса: из орехового дерева, обитый английским ситцем. Киношники бросились туда. Нашли эту бабульку и действительно обнаружили у нее искомый стул. Но на все уговоры продать его, старушка отвечала категорическим отказом: дескать, он дорог ей как память. Тогда упросили ее разрешить сфотографировать стул, чтобы потом по этому снимку попытаться сделать рисунки, по которым опытные мастера смогли бы воспроизвести нужное количество стульев. Но это был еще не конец истории.

Как выяснилось, в Советском Союзе мастеров, умеющих делать гамбсовские стулья, не осталось. Единственное место, где такие умельцы были, – это Объединенная Арабская Республика (эта страна славилась тем, что была первой в мире по изготовлению мебели "под старину"). Направили туда запрос, и вскоре получили ответ: если заплатите валютой, то сделаем хоть тысячу нужных стульев. Пришлось платить. Через несколько месяцев – в феврале 1970 года – партия стульев "под Гамбса" в количестве 40 штук прибыла в Москву.

Кстати, многие другие старые вещи, которые мы теперь видим в фильме, были найдены в пределах Союза. Например, у москвичей купили: граммофон (его принес житель с Башиловской улицы), карту Москвы 1926 года, которую Бендер и Киса рассматривают в общежитии (продала гражданка М. Каверина), потертый коричневый саквояж (его будет носить Киса), коробки из-под печенья "Тов. Эйнемъ" и "Северная смесь", старые журналы и др.

А теперь вновь вернемся к поискам актера на роль Остапа Бендера. Поскольку время поджимало, а главного исполнителя все не было, Гайдай решил пойти самым простым путем: он предложил эту роль актеру, который из числа «22-х» выглядел наиболее выигрышно – Владимиру Высоцкому. Тот, не избалованный чрезмерным вниманием к своей персоне киношных режиссеров (за 10 лет сыграл в кино всего лишь две главные роли, причем, один фильм «Интервенция» – до зрителей при его жизни так и не дошел), согласился. Но в начале марта, когда пришло время сниматься, Высоцкий внезапно сорвался в очередное «пике» – то есть попросту запил. И Гайдаю пришлось срочно искать ему замену, причем опять из того же списка «22-х». Новым кандидатом на роль Бендера стал Александр Белявский. Именно с ним 10 марта 1970 года начались съемки фильма в 6-м павильоне «Мосфильма». Однако начались они неудачно. Почему? Перед началом работы, по давно заведенному обычаю, Гайдай должен был разбить бутылку шампанского. Так сказать, на удачу. Но она не разбилась. По всем приметам это был плохой знак. Гайдай очень сильно расстроился и на все заверения своих коллег, что все обойдется, ответил: "Нет, я чувствую, что это неспроста. Мы еще хлебнем горя на съемках". Как в воду глядел.

Спустя девять дней после начала съемок, они были остановлены: Сергей Филиппов оказался по актерской фактуре рельефнее Белявского, чего не должно было быть. Поскольку другого исполнителя на роль Бендера на тот момент больше не было руководство студии продлило срок начала съемок аж на целый месяц – до 16 апреля. До этого дня кровь из носу требовалось найти подходящего актера. Но где его искать, если до этого был перелопачен чуть ли не весь Советский Союз? И тут Гайдай внезапно вспомнил про одного актера, с которым судьба свела его несколько месяцев назад. Звали его Арчил Гомиашвили.

А. Гомиашвили родился 23 марта 1926 года в городе Чиатура Грузинской ССР. Его отец Михаил Гомиашвили в 20-е годы был пастухом, одним из первых в деревне выучившим русский язык. Это тут же сказалось на его карьере – его приняли в комсомол и отправили в Москву, в Школу красной профессуры. Проучившись там пару лет, он затем попал в Донбасс, где получил должность председателя местного профсоюза угольщиков. Когда у него родился сын, он отправил в Чиатуру телеграмму, чтобы первенца назвали Виктором – в честь победы революции. Так и сделали (значительно позднее имя Виктор пришлось поменять на Арчила – в честь деда, известного в Грузии священнослужителя).

Партийная карьера отца Гомиашвили завершилась трагически – в конце 30-х его исключили из партии и отправили в ГУЛАГ. В 1944 году он освободился, однако в партии так и не восстановился и до конца своих дней (он дожил до 80 лет) полностью не оправился от этого удара.

Арест и ссылка отца не могли не сказаться на судьбе Виктора (Арчила). Проучившись два года в Тбилисском художественном техникуме (1940–1942), он затем связался со шпаной и угодил в тюрьму. Суд приговорил его к нескольким годам заключения, но Гомиашвили спасла внезапная амнистия, объявленная в стране. Через некоторое время его вновь арестовали, – на этот раз за хулиганство, но вскоре отпустили за отсутствием состава преступления. Вполне вероятно, что скользкая дорожка, на которую встал тогда Гомиашвили, рано или поздно привела бы его к печальному итогу, если бы не случай. В те годы Гомиашвили увлекся театром и поступил в Школу-студию МХАТа. Правда, и там его уличные замашки давали о себе знать. Несколько раз Гомиашвили собирались исключить из студии то за драку, то за хулиганство. Но каждый раз ему везло: то удавалось отговориться самому, то за него кто-нибудь заступался. Но продолжаться до бесконечности это везение не могло. 7 ноября 1948 года в гостинице «Националь» Гомиашвили подрался с неким молодым человеком, который попытался ухаживать за популярной киноактрисой Людмилой Целиковской. В драке участвовало несколько человек, и кто-то из них серьезно повредил «ухажеру» глаз. Когда к месту происшествия примчалась милиция и арестовала всех, пострадавший показал на Гомиашвили и сказал: "Это он меня ударил". И Гомиашвили оказался в КПЗ.

За драку в общественном месте и нанесение тяжелых побоев Арчилу светил солидный срок. И он уже не сомневался в том, что обязательно его получит. Но ему вновь повезло. Через два с половиной месяца после ареста, в Москву приехала его мать и прямиком отправилась в милицию. Но там ей сказали: договоритесь с потерпевшим – пусть он заберет свое заявление. Мать нашла пострадавшего, и тот заявил, что заберет заявление только после денежной компенсации за причиненное увечье. Пришлось женщине собирать деньги. В конце концов сына от тюрьмы она спасла.

Выйдя на свободу, Гомиашвили спешно покинул Москву и отправился в Тбилиси, где вскоре был принят в труппу Академического театра имени Марджанишвили. В течение двух лет он играл там в массовке. Денег катастрофически не хватало, поэтому Гомиашвили приходилось подрабатывать на стороне. Иногда помощь приходила к нему с самой неожиданной стороны. Например, ему помогала прима театра, известная актриса, депутат Верховного Совета. Видимо, испытывая к молодому актеру теплые чувства, она давала ему сотню-другую рублей, а иногда – когда он отказывался, – совала их ему в карман тайком. Впоследствии Гомиашвили отблагодарит эту женщину. Уже в наше время, узнав о том, что его благодетельница осталась одна и живет в нищете, он стал ежемесячно отправлять ей денежные переводы.

В 1958 году Гомиашвили покинул Тбилисский театр и отправился в Поти в местный Театр имени Эристави. В 1960 году покинул и этот коллектив ради другого – Русского театра имени А. Грибоедова. В нем он проработал 13 лет. За это время женился, на свет появились двое сыновей.

Дебют Гомиашвили в кино состоялся в 1957 году – в фильме режиссеров С. Кеворкова и Э. Карамяна "Лично известен" он сыграл Манташерова. Затем были роли еще в шести картинах, но ни одна из них не принесла ему широкой известности в родной стране (зато в Америке за роль Ерошки в «Казаках» Василия Пронина Гомиашвили позднее будет принят в действительные члены Международной академии культуры США).

В конце 60-х годов Гомиашвили в соавторстве с Юрием Любимовым поставил эстрадный спектакль по книге И. Ильфа и Е. Петрова "Золотой теленок". Причем все роли в нем, в том числе и Остапа Бендера, играл сам. С этим спектаклем Гомиашвили гастролировал по многим городам Союза, пока осенью 69-го судьба не забросила его в Горький, где в эти же дни находился и Леонид Гайдай. Тот пришел на спектакль и был настолько потрясен игрой Гомиашвили, что после окончания пришел за кулисы и предложил Арчилу попробоваться на роль Бендера в его экранизации. Гомиашвили согласился. Однако, придя на пробы, он понял, что здесь ему ничего не светит: Гомиашвили с 19 лет был лысый, а вокруг такие звезды! В итоге он развернулся и ушел. А спустя месяц, когда Гайдай после неудачи с Белявским, вновь обратился к нему за помощью, согласился без всяких оговорок. 23 марта состоялась кинопроба с Арчилом Гомиашвили, которая вполне удовлетворила худсовет ЭТО. Но нужна была еще виза Госкино.

В один из дней Гомиашвили повезли в Комитет, чтобы показать самому зампреду Баскакову. Тот же, нахмурив брови, спросил: "Почему в роли Бендера должен сниматься грузин?" На что присутствовавший на встрече Григорий Чухрай ответил: "А почему бы и нет? Папа у Остапа действительно был турецкоподданный, но мама вполне могла быть грузинкой". Зампред посмеялся над находчивостью Чухрая и утвердил на роль доселе мало кому известного Гомиашвили.

Вспоминает А. Гомиашвили: "В те дни меня решили назначить художественным руководителем и директором Тбилисского театра имени Грибоедова. Великолепный театр, в свое время его возглавлял Константин Шах-Азизов. И хотя он пришел из ОГПУ, но коллектив собрал талантливый: его учениками были Товстоногов, Ефремов…

В общем, вечером, накануне моего утверждения, захожу в ЦК КП Грузии к своему другу, завотделом агитации и пропаганды. Сидим, треплемся, и он вдруг спрашивает у меня: "С какого года ты член партии?" – "Ни с какого, отвечаю ему, – я – беспартийный". Тот пошел пятнами: "Слушай, как беспартийный! Хозяин театра – это же номенклатура ЦК! Почему не сказал, что ты не член?!" – "Меня что, спрашивали?" – говорю, а он уже из кабинета выскочил как ошпаренный. И – к секретарю ЦК Давиду Стуруа. Но у Дэви с юмором было все в порядке, единственное, о чем сожалел, так это о том, что моя беспартийность обнаружилась не на бюро ЦК: "Вот был бы цирк", – хохотал он. Словом, на следующий день мне вручили кандидатский билет, а еще через день я неожиданно вылетел в Москву и в аэропорту Внуково столкнулся с Стуруа. Узнав, что собираюсь сниматься в кино, он рассмеялся: "Напрасно тебя в партию приняли, хотя тебя, как коммуниста, теперь точно должны утвердить на роль Бендера…"

Так совпало, что на роль Остапа Бендера и кандидатом в члены КПСС меня утвердили одновременно…"