Текст книги "Молниеносный 3 (СИ)"

Автор книги: Федор Бойков

Соавторы: Дмитрий Дубов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 15

Столичный особняк рода Пожарских

Князь Иван Александрович Пожарский вышел из ванной комнаты и взялся за телефон. Дела рода в Сочи требовали личного присутствия, поэтому Ивану пришлось лететь в южный город империи. Но стоило ему уехать, как в столице начались волнения.

Сводки и донесения шли непрерывным потоком, но это всё отошло на второй план после короткого сообщения от его императорского величества. Иван был дружен с Алексеем II много лет, а теперь вот оказался в опале монарха. И ведь ничего не предвещало.

Пожарский уже начал набирать ответ, как его личный слуга вошёл в спальню без стука.

– Что, Коля? – спросил Пожарский, подняв взгляд от экрана. С Николаем они и повоевать успели, и в плену побывать, поэтому их отношения давно перешли в разряд братски-дружеских.

– Явились посланцы от оппозиции, – сказал слуга и тут же направился в гардеробную. – Говорят, что вопрос жизни и смерти.

– Интересно, чьей? – хмыкнул князь. – Кто там? Безобразов или Верховцев?

– Оба, а ещё Лихачёв и Терлецкий, – крикнул Николай из гардеробной.

– Вот паскуды неблагодарные! – рявкнул Пожарский, бросив телефон на стол. – Эти мать родную за коврижку продадут и забудут.

– Есть среди них ещё один человек, – Николай вынырнул из гардеробной с комплектом белья и выходной одежды. – Только я его не опознал. Среди знати не мелькал, но лицо породистое, хоть и попорченное.

– Ну-ка! Подробности давай! – прикрикнул князь, натягивая белье. – Что за проходимец явился в мой дом без приглашения и представления?

– Породистый, одет богато, родового кольца нет, – привычно начал перечислять Николай. – На щеке характерный шрам от когтей демона. Метка выжившего, как её в народе называют.

– Вот как, рубежник значит? – задумчиво проговорил князь, застёгивая пуговки рубахи. – И рядом с аристократами… а не он ли банкет оплачивает?

– Только если в его руках несколько заводов по переработке рубежных материалов, – предположил Николай. – Ну или он глава подпольного бизнеса.

– Как ты сказал? – резко дёрнулся Пожарский. – Подпольного бизнеса? Так это же Влад Меркулов! И шрам у него как раз имеется.

– Тот самый Меркулов? – уточнил слуга. – Из рода изменников империи?

– Если я не ошибся, конечно, – ответил Пожарский, после чего накинул пиджак и направился к двери. – Чаю не надо, пусть знают, что им не рады.

– Как скажете, ваше сиятельство, – Николай хмыкнул и принялся прибирать разбросанные вещи.

Князь Пожарский спустился в гостиную, рывком распахнул дверь и с громким топаньем прошёл к своему креслу. Он уже давно сроднился с манерой поведения, по которой его судили – резкий, прямолинейный и абсолютно честный князь, которому вояки ближе и роднее, чем знатные господа. Но мало кто знал, что в этом похожем на медведя мужчине скрывается стратег и тактик, такой же изворотливый, как и остальные аристо.

– С чем пожаловали? – мрачно спросил князь, оглядев гостей суровым взглядом, лишь на мгновение задержавшимся на мужчине со шрамом.

– Доброго вечера, ваше сиятельство, – князь Верховцев расплылся в слащавой улыбке. – Что же вы так сразу с места в карьер?

– А время вы видели? – процедил сквозь зубы Пожарский. – Если уж вам так дорог ваш этикет, что же не позвонили и не назначили встречу, а вот так без приглашения явились? Явно же не чаю попить. Так что рассказывайте.

– Видите ли, князь, – начал Верховцев. – Народ требует смены императора, потому что наш правитель, уж извините, одержимый.

– Я не все сводки успел просмотреть, но насколько мне известно, одержимость его императорского величества была излечена, – Пожарский прищурился и сжал челюсти.

– Ну вы же понимаете, что никаких обрядов по изгнанию демонов не существует, – Верховцев растянул губы в широкой улыбке, но его глаза остались холодными. – Иначе мы давно бы об этом узнали.

– Каждый день появляется что-то новое, – возразил Пожарский. – Каньон стоял на месте сто лет, а потом внезапно закрылся. И сразу же открылся другой, из которого, вопреки здравому смыслу, полезли орды монстров.

– Тем не менее, это всё звенья одной цепи, – всё так же наигранно слащаво проговорил Верховцев. – Одержимый император назначил верховного инквизитора и разрушил устоявшуюся структуру Ордена Инквизиции. А это означает, что Юрий Громов – либо тоже одержимый, либо он предатель человечества и работает на одержимого.

– Бред сивой кобылы! – рявкнул Пожарский. – Вы рехнулись, если думаете, что я поверю в эту чушь!

– Давайте подумаем логически, князь, – взял слово другой член оппозиции – граф Олег Терлецкий. – В истории уже были случаи, когда одержимые годами скрывались среди людей. Они вели себя естественно и никак не выдавали одержимость. Наш император уже не раз творил странные вещи.

– Это какие же? – пробасил Пожарский.

– Перед вами наглядный пример, – Терлецкий указал на мужчину со шрамом, который всё это время сидел с лёгкой улыбкой на губах. – Это Влад Меркулов. Последний представитель княжеского рода Меркуловых. Они пострадали от произвола императора, который мог быть одержимым уже много лет.

– Насколько я помню историю, Меркуловы организовали переворот и проиграли, – Пожарский хмыкнул. – Они получили ровно то, что заслужили.

– Подумайте, князь, чью сторону занять. Как вы сами сказали – каждый день происходит что-то новое, – снова подал голос Верховцев. – Инквизиция давала так много власти императору. И это неспроста. Если он был одержимым, а они знали, то Орден участвовал в этом заговоре с самого начала.

– Вы пьяны или безумны? – спросил Пожарский, вскочив с кресла. – Вы пришли в мой дом и теперь наговариваете на моего государя!

– Мы пришли, чтобы предложить вам место рядом с нами в этом новом, меняющемся мире, – Верховцев издал тихий смешок. – Причём это место – на троне.

Князь Пожарский замер посреди гостиной, то сжимая, то разжимая руки. Как этим недоумкам вообще могло прийти в голову, что он пойдёт против императора? Как они дошли до того, что один из самых близких друзей предаст Алексея II и займёт его место?

– Вы уже обсуждали это с его императорским величеством? – спросил вдруг Пожарский. Только теперь он понял, почему император резко осадил его и почти натурально послал, как самого худшего из своих придворных.

– Конечно, – Верховцев расплылся в фальшивой улыбке. – Мы послали требование императору освободить трон для вас, князь.

Пожарскому больше всего хотелось выгнать взашей таких гостей, но он понимал, что делать так нельзя. Нет, они бы поняли и даже не удивились, ведь слава бесцеремонного князя за ним прочно закрепилась. Только это означало бы, что они выберут другого кандидата на трон и будут всеми силами его продвигать, и Пожарский уже не узнает об их планах.

– Ну раз послали… – многозначительно протянул он. – То так уж и быть, побуду вашим кандидатом.

– Неожиданно, – Верховцев так удивился, что даже забыл удержать на лице фальшивую улыбку. – Мы ожидали несколько иного.

– Но ведь вы в итоге сами пришли ко мне, – веско сказал Пожарский. – Так что давайте, рассказывайте, что задумали и как мы будем разбираться с той кашей, которую вы уже заварили.

– За организацию у нас отвечает Влад Меркулов, – проговорил Терлецкий. – У него есть связи среди нужных людей и есть возможность подогревать толпу. Бизнес Влада немного… неофициальный. Но мы уже убедились, насколько он эффективен.

– Понимаю, – кивнул Пожарский, изображая тупого вояку. Этот приём всегда срабатывал среди таких лизоблюдов, как эта коалиция.

– Следующий пункт нашего плана – избавиться от инквизиции и от Громова, – Терлецкий переглянулся с Верховцевым и поймал его кивок. – Надо сжечь всех инквизиторов, разгромить их базы и найти Громова. Это самое важное.

– Почему так важны уничтожение инквизиции и Громова? – недоуменно спросил Пожарский. Сейчас он даже не притворялся – ему действительно не было ясно, как Громов связан со свержением власти.

– Император уже начал развал инквизиции, а у аристократии давно зуб на балахонов, – ответил ему Верховцев. – Столько лет мы терпели их безнаказанность, и вот у нас появился шанс. Ну а Громов… – Верховцев усмехнулся жёсткой усмешкой. – Он уже увяз в перевороте, когда вмешался в казнь и получил от императора должность верховного инквизитора. Мы уничтожим Орден и его нового главу. Мы возьмём власть в свои руки.

* * *

После слов Павла Трубецкого я завис минут на пять. Сразу в памяти всплыли все разговоры с Пожарским, его «безвозмездная» помощь с броневиками, джипами, самолётом. Даже предложение о женитьбе на Ксении показалось мне теперь просчитанным шагом для привлечения меня на свою сторону.

– Что вы думаете о претензиях князя Пожарского на трон? – спросил у меня Трубецкой после недолгого молчания.

– Я слишком мало с ним знаком, чтобы судить о его мотивах, – сказал я. – Но я до сих пор не понимаю, почему вы захотели встречи со мной.

– Его императорское величество очень зол на князя Пожарского, – Трубецкой вздохнул. – Они были дружны. Настолько, насколько вообще возможна дружба между князем и государем.

Он замолчал и снова побарабанил по коленке пальцами. Я не стал комментировать последнее заявление – откуда мне знать, какая дружба у императоров бывает?

– Я не просто так спросил в начале нашего разговора, насколько хорошо вы знакомы с князем, – сказал Павел, наконец приблизившись к тому, чтобы назвать причину позднего звонка и последующей встречи. – Дядя хочет, чтобы вы встретились с Пожарским и узнали, почему он пошёл на предательство.

– Мне нужно немного времени, – я глянул на Валентина Узорцева, который стоял, прислонившись к дверному косяку, и внимательно слушал наш разговор. – Я свяжусь с вами через портного.

– Благодарю, что согласились на встречу, – Павел Трубецкой чуть склонил голову, встал с софы и протянул мне руку. – Дядя не ошибся в вас.

Я пожал руку его высочества и в сопровождении Узорцева вышел из ателье через другой ход. Повернувшись к Вольту, я присел на корточки так, чтобы моё лицо оказалось напротив его морды.

– Что-то назревает, дружище, – сказал я, положив руку на голову пса. – Что-то очень серьёзное.

– Связанное с императором? – спросил Вольт, чуть склонив голову набок.

– Не знаю, – я замер ненадолго, прислушиваясь к ощущениям. – Хочу взять паузу и разобраться в себе.

– Чем помочь? – тут же откликнулся мой питомец, лизнув меня в щёку.

– Будешь охранять мой покой, – ответил я. – Чтобы никто меня не беспокоил.

– Ладно, – покладисто согласился он.

Я не стал разбираться в его поведении, а переместил нас к особняку. Стоило нам зайти в дом, как со второго этажа донеслись голоса Миши и Ксюши.

– А я тебе говорю, что эта ваза будет отлично смотреться на столике, – громко проговорила Пожарская.

– Юра сказал, что никаких излишеств ему не надо, – возразил ей Миша.

– Это особняк князя! – повысила голос Ксения. – Он не может выглядеть, как тюремная камера. Мебель, ковры, декор – всё это обязательно должно присутствовать.

Дослушивать этот бесполезный спор не было никакого желания, поэтому я ускорился и пронёсся мимо застывшей парочки друзей в свою спальню. Здесь уже стояла мебель: двуспальная кровать, журнальный столик, комод и диванчик – всё из жидкого камня и белого цвета. Ксении удалось оттенить белую мебель цветными коврами, так что ощущения стерильности не было и в помине.

Она молодец, конечно, но это всё мне было сейчас безразлично. В груди зрел пожар, обжигая внутренности и стремясь вырваться наружу стеной пламени. Я выбрал голый участок пола между узорчатыми коврами и опустился в позу лотоса. Деревянные доски подо мной были прохладными и слегка шершавыми от времени – ремонт их не коснулся, в отличие от заново отштукатуренных стен.

Когда я закрыл глаза, мир вокруг словно вздохнул и замер, а внутри… внутри разгорелся настоящий ад. Это не было преувеличением. Где-то за грудиной, в самой глубине, тлели древние угли.

С каждым вдохом пламя разгоралось сильнее, лизало рёбра, выжигало всё человеческое во мне. Я знал этот огонь – он жил во мне всегда, с самого начала времён.

Погружение в себя началось неожиданно. Сначала пришли запахи: едкий озон, смешанный с машинным маслом. Затем ощущения – мозолистые пальцы, сжимающие гаечный ключ, постоянная вибрация трансформаторов под рукой.

Картина сложилась сама собой: мир, где магия, подавленная слоями бетона и стали, едва теплилась в тени технологий. Я был простым электриком, по наитию чинившим разрывы в ткани реальности, даже не понимая истинного значения своей работы.

Сердце билось ровно и тяжело, как кузнечный молот по наковальне. Дыхание замедлялось, уводя меня глубже – туда, где тьма встречалась с искрами забытых жизней.

Воспоминания нахлынули волной, сметая временные границы. Перед внутренним взором вспыхнул боевой клинок, тяжело лежащий в ладони. Я ощутил липкую теплоту крови на пальцах, услышал хруст костей под сапогами.

Ветер бил в лицо, когда я стоял на крепостной стене, вглядываясь в клубящуюся внизу живую тьму. Тогда я свято верил, что я творю правосудие, защищаю свет и порядок. Теперь я понимал, что был всего лишь актёром в собственной игре, слепо исполнявшим отведённую роль.

Сцена сменилась. Холод мраморного трона проникал сквозь тонкую ткань одежды. Золотой венец давил на виски, оставляя на коже красные отметины. Придворные склонялись в почтительных поклонах, но в их глазах читался лишь животный страх.

Я правил железной рукой, искренне убеждённый в своей правоте. До того рокового дня, когда империя рухнула, как карточный домик, оставив после себя лишь пепел и горькие вопросы.

Но самые тяжёлые воспоминания относились к более ранним воплощениям. Вновь и вновь я переживал момент, когда заносил меч над поверженным врагом, когда кровь брызгала на каменную кладку. А потом я слышал крики вдов и детей.

Каждое новое рождение оставляло в душе глубокие шрамы. Каждое отнимало частичку того, что когда-то делало меня человеком. Тронный зал сменялся полем боя, звон мечей – шёпотом придворных интриг. Но суть оставалась неизменной – я снова и снова стремился к могуществу.

Лишь теперь, пройдя через горнило сотен жизней, я начинал понимать истинную цену той власти, которую когда-то считал своим правом. И страшную цену, которую приходилось платить за иллюзию контроля.

В глубине памяти вспыхнуло самое древнее из воспоминаний. Я видел себя на вершине мира, где громовые раскаты были моим голосом, а молнии – послушными слугами. Небо простиралось безграничным владением, и каждая его частица откликалась на мой зов.

Абсолютная власть. Она обжигала, как раскалённый металл. Каждое моё слово становилось законом, каждый взгляд заставлял трепетать смертных.

Но со временем я осознал страшную истину – всесилие оказалось самой изощрённой тюрьмой. Когда можешь всё, но уже ничего не хочешь. Когда вокруг лишь страх и подобострастие, а небо, некогда казавшееся безграничным, внезапно становится тесным, как клетка.

Я понял, что абсолютная власть – это не свобода, а рабство. Рабство собственных желаний и страхов. И что истинная свобода – это не власть над другими, а власть над собой.

Я открыл глаза. Деревянные доски подо мной почернели и слегка дымились, не выдержав жара, бушующего в моём теле.

Бесконечный цикл перерождений теперь казался мне бессмысленным. Я устал не от самой жизни, а от её предопределённости, от этого бесконечного круга: рождение, борьба, победа, имеющая вкус поражения, потому что всё всегда возвращается на круги своя.

Но теперь что-то изменилось. Возможно, мир сдвинулся с мёртвой точки, а может, я наконец пробудился от многовекового сна. Ощущение было странным – будто впервые за долгие века я действительно жил, а не пытался достичь недостижимого.

Поднимаясь с обугленного пола, я почувствовал, как древняя сила – та самая, что когда-то заставляла небеса содрогаться от грома – начинает медленно возвращаться. Но теперь это была не тяжкая ноша всемогущества, а свобода выбора. Шанс наконец разорвать проклятый круг.

За окном прогремел отдалённый гром, будто старый соратник подал знак. Впервые за очень долгое время я ощутил забытый вкус настоящей жизни.

Я остался Юрой. Не всемогущим божеством, не железным правителем – просто человеком, который наконец-то понял правила игры. Хранители предали? Значит, пришло время напомнить им, что значит настоящая сила.

Мир дышал полной грудью, и в этом дыхании я узнавал что-то давно забытое. Ветер усилился, врываясь в комнату через приоткрытое окно. Он пах молниями и древними клятвами.

Мир пробуждался. И я вместе с ним.

В груди вдруг разгорелся знакомый жар. Не такой, как во время битвы или медитации. Я зашипел от боли, чувство было такое, словно кто-то вонзил раскалённый клинок между лопаток. Я узнал эту боль – это испытание перед новым уровнем.

Похоже, я прокачался, пока изображал лампочку в Каньоне, прожигая марево иллюзий и носясь туда-сюда. Мышцы скрутило судорогой, во рту появился медный привкус от прокушенного языка. Я распрямил спину, вбирая в себя этот огонь, превращая боль в силу.

Кости затрещали, кожа покрылась испариной, в ушах зазвенело. А потом наступила тишина. В этой тишине мне чудился шёпот тысяч голосов. Через мгновение перед моим внутренним взором внезапно появилась панорама столицы.

Там, за сотню километров от меня, царил хаос.

Толпа, как живая река, выплеснулась на Лубянскую площадь перед зданием Департамента безопасности. В руках людей руках мелькали бутылки с зажигательной смесью, куски арматуры, охотничьи ружья. Фонари бросали зыбкие тени на фасады, высвечивая искажённые ненавистью лица.

«Долой балахонов!» – раздавалось со всех сторон. Камень, брошенный чьей-то трясущейся рукой, разбил окно на третьем этаже – возможно, это был даже мой кабинет. Внутри здания была другая картина. По потайным лестницам спускались инквизиторы, принявшие меня как главу, те, кто продолжали служить человечеству.

Я видел, как Назар Крылов сорвал со стены карту с маршрутами, как его бывший заместитель Кондратьев на ходу застегнул рюкзак с бумагами. Их шаги эхом отдавались в пустых коридорах, где ещё днём кипела работа.

Один образ врезался особенно ярко – старый архивариус Прокопий Хлыстов сжигал архивные документы в чёрной печи. Его морщинистые руки не дрожали – он знал, какие бумаги нужно спасти, а какие обязаны сгореть, чтобы не достаться обезумевшей толпе.

Где-то в подземельях, куда ещё не добрались бунтовщики, звенели разбиваемые склянки с запрещёнными зельями и реагентами. Липкая жидкость растекалась по каменным плитам, растворяя столетия исследований. А наверху уже ломали мебель с гербами Ордена, рвали в клочья портреты великих инквизиторов прошлого.

Всё это я видел словно сквозь дымку, ощущая одновременно жар разрушения там и ледяной холод перехода на новый уровень здесь. На смену пламени внутри пришёл лёд, сковавший моё тело.

И в этот момент боль достигла пика.

В глазах потемнело, а когда зрение вернулось – передо мной стоял призрачный образ последнего беглеца – молодого инквизитора не старше восемнадцати, имени которого я не знал, застрявшего в потайном ходе. Его испуганный взгляд встретился с моим сквозь время и пространство.

«Беги, – прошептал я. – Живи».

И словно в ответ, где-то в здании обрушилась очередная стена, выпуская клубы пыли и накрывая юного инквизитора с головой.

Боль отступила так же внезапно, как началось видение. Я очнулся в своей комнате, но теперь знал точно – время иллюзий прошло. Там рушился старый мир. Здесь рождался новый.

И в этом хаосе я наконец обрёл новую цель.

Глава 16

Я сидел на полу в своей спальне, жадно вдыхая ночной воздух с привкусом озона. Видение того, как рушится здание инквизиции, живо стояло перед глазами. Наверное, то же случилось и с Хранителями после моего ухода – бунт и восстание.

Только осуществить это Хранителям было куда проще, ведь их создатель покинул их, оставил одних, и всё вышло из-под контроля. Скорее всего, поначалу они следили за переплетением мировых энергий, регулировали приливы магии, контролировали развитие технологий и поддерживали баланс. Но вечность разъедает даже самых преданных.

Думаю, сначала это были какие-то мелочи – чуть больше энергии взято здесь, чуть меньше отдано там. Потом – целенаправленный перекос потоков. Именно так всё и начинается – с мелких камешков, которые сорвавшись с горы превращаются в лавину.

И ведь я сам допустил всё это. Меня тяготила вечность, вкус жизни выветрился, и осталась только бесконечная рутина творца. Я решил сбросить с себя бремя божественности, воплощаясь в смертных оболочках и надеясь отыскать в человеческих страстях то, что потерял как бог.

Я провёл пальцами по обугленному полу, чувствуя под кожей отголоски действий Хранителей. Миры, оставшиеся без подпитки, чахли. В одних магия вырождалась в дикие, неконтролируемые всплески. В других наука зашла в тупик без энергетической подпитки.

Но самое отвратительное – они начали создавать себе культы. Под разными именами, в разных мирах, мои падшие Хранители требовали поклонения, выдавая себя за истинных богов. Та же инквизиция – лишь калька с уже созданных мной Хранителей.

Где-то в глубине души я понимал: нельзя вечно контролировать всё. Рано или поздно миры должны были получить свободу. Но не так – не через обман и предательство, не с петлёй из энергетических каналов на шее.

Ветер за окном принёс запах грозы. Я поднялся, чувствуя, как по жилам разливается давно забытая ярость. Нет уж, с Хранителями я разберусь позже. Сначала я вычищу гниль в этом конкретном мире, а уж потом можно будет подумать о настоящей свободе для миров.

Я снял с себя дымящиеся остатки одежды, ополоснулся и переоделся. Когда я вышел из спальни, поправляя манжеты рубашки, чуть не запнулся о Вольта, который подпирал дверь моей комнаты.

– Спасибо, дружище, – сказал я. – Ты очень выручил.

– До меня донеслись отголоски силы, – медленно проговорил мой питомец. – Ты изменился внутренне. Вернул воспоминания о каком-то из своих воплощений?

– Вроде того, – хмыкнул я.

Спустившись по лестнице, я сразу увидел Ксению. Она стояла посреди коридора, прижимая к себе птенца попугая и энергично указывая туземцам, куда ставить мебель. Элементаль выглядел несчастным, может из-за того, что форма у него была такая жалкая.

– Ксюша, – окликнул я Пожарскую. – Пройдём в кабинет на минуту.

Она обернулась, слегка нахмурив брови, но тут же кивнула. В кабинете я закрыл дверь, устроился за своим столом и жестом предложил ей сесть. Пожарская опустилась в белое кресло с цветастой накидкой, не выпуская птенца из рук – тот устроился у неё на ладони, дрожа и изредка чихая маленькими искорками.

– В столице начался бунт, – начал я без предисловий. – Оппозиция выдвинула императору требование освободить трон для князя Ивана Пожарского. Что тебе известно о его амбициях?

Ксения резко подняла на меня глаза, и я увидел в них искры огня. Казалось, ещё немного, и она прожжёт дыру во мне.

– Что за бред⁈ – резко выкрикнула она. – Дядя – вернейший слуга его величества! Он друг императора ещё с обучения в военной академии!

Её голос звучал горячо, хоть в нём и слышались нотки обороны. Но слова для меня ничего не значили – я прислушивался к ощущениям. Горечи во рту не было, так что-либо Ксения ничего не знает, либо князь Пожарский действительно не имел претензий на трон.

– Ты правда ничего не знаешь? – спросил я мягче.

Княжна покачала головой, и теперь в её глазах читалось скорее недоумение, чем гнев. Птенец в её руках встревоженно заёрзал, и у него из клюва вырвалось крошечное пламя. Ксения автоматически погладила его пальцем, успокаивая.

– Если бы я знала что-то… подозрительное, я бы сказала тебе. Мы же… – она запнулась, подбирая слова.

– Друзья, – закончил я за неё, кивнув. – Именно поэтому я спросил у тебя первой.

Ксюша опустила глаза к своему питомцу, который мирно задремал, свернувшись в её ладонях. Видимо тот пламенный чих – один из этапов взросления элементаля. У Вольта тоже молнии по шкуре пробегали по началу.

– Благодарю за откровенность, – сказал я, вставая с кресла.

Пожарская поднялась следом, неловко держа птенца, будто боялась, что разбудит его любым неосторожным движением. Неужели забыла, как Снежка первые дни беспробудно дрыхла на плечах у Миши?

– Присмотри за этим огнедышащим птенчиком, ладно? – сказал я с лёгкой улыбкой. – Ещё ненароком спалит мой особняк. А мы только ремонт закончили.

Ксюша фыркнула, но в её глазах читалось беспокойство. Я вышел из кабинета и направился на улицу. Мне нужно встретиться с Иваном Пожарским прямо сейчас и выяснить, на чьей он стороне. Подумаешь, время за полночь перевалило! У нас вообще-то бунт и переворот на носу.

Я переместился в столицу и уже там ускорился, чтобы добраться до столичного особняка Пожарских, по пути заглянув на Лубянку и убедившись, что видение не обмануло меня. Остановившись перед массивным зданием с колоннами, больше похожим на крепость, чем на дом аристократа, я хмыкнул и нажал на звонок рядом с воротами. Меньше чем через минуту меня встретил слуга и проводил в гостиную.

Князь уже ждал меня, он сидел на диване за дубовым журнальным столиком, опираясь локтями о столешницу. Увидев меня, он лишь хмыкнул и жестом указал на кресло напротив.

– Юрий. Чай? – пробасил Пожарский, указав на сервиз из фарфоровых чашек, аккуратно расставленных перед ним. – Или что-то покрепче?

– Сначала дела, потом можно и чаю выпить, – отозвался я, опускаясь в кресло.

– Ну тогда начинай, – кивнул он, внимательно глядя на меня.

– Иван, давай без игр, – попросил я. – Ты знаешь, зачем я здесь.

– Знаю. И скажу прямо: да, я среди заговорщиков, – произнёс он, мрачно усмехнувшись уголком губ. – Да, я знаю их планы. Но не потому, что предал императора.

Я посмотрел на князя и понял, что он говорит правду, – горечи во рту не ощущалось.

– Они хотят тебя убить, – резко выпалил Пожарский. – Они собирались уничтожить инквизицию, итог ты уже знаешь. Разгром Инквизиции – только начало. Теперь они идут по списку.

– Чей список? – спросил я холодно.

– Оппозиции, конечно, – он вытащил из кармана сложенный лист и швырнул его на стол. – Вот фамилии.

Я развернул бумагу. Большинство имён были мне незнакомы. Кроме одного – Влада Меркулова. Так и знал, что он за всем этим стоит.

– Почему ты с ними? – поинтересовался я, убирая список в карман.

– Чтобы знать, что они затевают! – Пожарский ударил кулаком по столу, пустые чашки подпрыгнули. – Они одурачили народ, выставили императора одержимым, а Инквизицию исчадиями ада. Если мы не остановим это…

Я откинулся в кресле, обдумывая его слова.

– Мы не можем просто убить заговорщиков. Никого из них, – сказал я задумчиво. – Это только разожжёт бунт.

– Знаю, – Пожарский кивнул и подпёр ладонью подбородок. – Своими бы руками их разорвал, да нельзя. Народный гнев вспыхнет ещё сильнее.

– Может тебе сразу возглавить бунтовщиков и самому их усмирить? – предложил я с кривой усмешкой.

– Не шути так, – князь покачал головой. – Если уж даже императора одержимым сделали… твари они!

Я замер. Они использовали одержимость на императоре. Власов не просто так решил сместить монарха – это было сделано с чьей-то подачи. Может, стоит дать им попробовать на себе?

– Демид Власов на допросах рассказал, как сделать людей одержимыми, – сказал я, чуть наклонившись вперёд и глядя на Пожарского. – Мы можем сделать это с оппозицией. Вселим в них демонов, выставим на всеобщее обозрение и покажем народу, кто на самом деле стоит за бунтом.

Пожарский вздрогнул, встретил мой взгляд и передёрнул плечами.

– Юра, ты уверен? – спросил он неожиданно тихо. – Это бесчеловечно.

– Знаю, – кивнул я. – Грязный метод. Но что остаётся, когда враг играет без правил? Мы можем стать такими же, как они, или проиграть.

– И что нужно сделать? – князь встряхнулся, подтянулся и выпрямил спину. – Моя помощь нужна?

– Нет, я справлюсь, – я качнул головой. – Власов по всей империи держал питомники с монстрами. Я ещё не все отчёты просмотрел, но узнаю подробности у Назара Крылова.

Пожарский кивнул, а потом встал, тяжело опираясь на стол.

– За императора? – немного неуверенно спросил он.

– За императора, – подтвердил я и протянул ему руку.

– И империю, – добавил князь, и в его глазах вспыхнул то же огонь, что в глазах Ксении.

Закончив разговор, я попрощался с Пожарским и вышел на улицу. Ночная столица была необычно тиха – ни визга шин, ни оглушающих звуков моторов. Долбаный бунт лишил Москву привычного движения.

Улицы, которые когда-то бурлили жизнью, теперь казались мёртвыми. Лишь редкие тени пробегали мимо, словно сами жители города боялись нарушить тишину. В воздухе витало напряжение, как перед грозой.

Как же легко можно манипулировать толпой, когда она охвачена паникой и неуверенностью. Если не остановить оппозицию, они погрузят не только город, но и всю империю в хаос, который будет трудно остановить.

Кстати о хаосе – моя квартира на Неглинной слишком уж близко к центру и разгромленному зданию Департамента безопасности. Надо забрать Захара и служанок в поместье. В городе им оставаться сейчас точно не стоит.

Мы с Вольтом переместились к дому и начали подниматься на свой этаж. Впереди раздавались громкие голоса и глухие удары, словно кто-то пытался выбить дверь. Снова ускорившись, мы оказались у квартиры за долю секунды и увидели около десяти человек, в центре которых стояла дама с пуделем.

– Открывай, ублюдок! – прокричала соседка. – Мы знаем, кто ты! Ты инквизитор!

Эти слова подхватили другие, и толпа начала подбадривать женщину, размахивая кулаками и угрожая. Один из мужчин, с бородой и в грязной одежде, толкнул соседку в спину, подгоняя к двери, в которую барабанил долговязый парень в поварском переднике.

Толпа начала толкаться, пытаясь пробиться к двери и оттеснить долговязого. Вот идиоты. Ох уж этот стадный инстинкт.

– Всем замереть на месте, работает инквизиция! – проорал я, шагнув вперёд. – Препятствие работе инквизитора будет караться сломанными конечностями и прочими телесными повреждениями.

– Вот он! Это он! Убить его! – раздалось в ответ на моё предупреждение.

Ну что ж, они сами виноваты.

Я ускорился и разметал этих доходяг в стороны, стараясь не слишком сильно покалечить. Убивать кого-то только за то, что он наравне с остальными поверил в басни заговорщиков, уж точно не стоило. Когда я вернулся в нормальное течение времени, люди как раз встретились лицами со стенами и лестничными перилами.

– Захар! – крикнул я, подойдя к квартире. – Это я!

– Ваше сиятельство? – донёсся из-за двери дрожащий голос моего старого слуги. – Это вы? Зачем вы пришли, надо было оставить меня тут.

– Открывай дверь, и пойдём отсюда, – сказал я, повысив голос, чтобы перебить стоны боли вокруг меня.