Текст книги "Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт"

Автор книги: Фаня Шифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Гони-и-и-ите их в шею!!! В ше-е-е-ю-ю-у-у!!!» Фанфарматор умело выводил на экраны то лицо Ронена крупным планом, стараясь особо выпятить его пейсы, заложенные за уши, и глубокую фиолетовую кипу, то гневные и испуганные юные лица девиц-далетарочек и развёрстые в благородном возмущении рты их приятелей-далетариев, взвившиеся сжатые кулаки, выделяя из реплик наиболее выразительные и выигрышные.

С особым смаком фанфарматор ставил на многократный повтор выкрикнутые гневным юношеским тенорком слова: «Нет – звуковой агрессии!» – «Нет – звуковому наркотику!» Офелия торжествующе и насмешливо улыбалась, поглядывая на истерический протест далетариев, возбуждённый, казалось бы, невинными словами бородатого артиста в глубокой вязаной фиолетовой кипе. Она мысленно продумывала, какими словами обыграет в репортаже эту выигрышную сцену.

Когда шум начал стихать, снова зазвучал усиленный до громовых раскатов голос Мезимотеса, который продолжил свой спич важным и деловитым тоном: «Итак, с шофаром мы выяснили. Теперь о главном. Момент начала голосования мы провозгласим сразу же по окончании Турнира торжественными звуками фанфар. Не волнуйтесь: наши фанфары вы ни с чем не спутаете! На каждом столике, закреплённом за соответствующей ячейкой общества, установлены войтероматы, они же индивидуальные, для каждой ячейки, автоматизированные голосователи. Подробнее о том, как ими пользоваться, расскажет создатель этой системы и этого прибора адон Тим Пительман». – Миней Мезимотес сделал элегантный жест рукой, приглашая Тима к микрофону.

* * *

Моти и Рути не успели придти в себя от неожиданного и странного заявления Мезимотеса по поводу шофара. Моти понял, что странная и непонятная возня вокруг шофара затеяна неспроста. Он вспомнил опусы Офелии Тишкер на эту тему и подумал, что шофар (и хорошо ещё, если только шофар!) после Турнира объявят вне закона. А уж что за этим последует, он додумывать не хотел. Тем более в этот момент на сцене возникла знакомая медвежья фигура того, кто столько лет пасся у него в доме. И вот этот человек, скрывающий за фальшивой застенчивостью переполняющее его самодовольство, со сладкой улыбкой пояснял всей Арцене, как надо пользоваться странным прибором с затейливым названием.

Тим, стараясь не очень высовываться из области полутени на яркие блики, поднёс поближе к тонким губам микрофон и начал вещать, слегка заикаясь: «Войтеромат – это очень просто! Вы видите на панели прибора ряд разноцветных кнопочек. Каждая из них обозначает один из заявленных на Турнир коллективов или ансамблей, обозначенных своим цветом. Каждому желательно до начала Турнира выяснить, какого цвета кнопочка обозначает предпочитаемый вами ансамбль. Для тех, кто не знает, или забыл, эта информация даётся в программе Турнира. Надеюсь, вы все приобрели программки. Посредством нажатия на выбранную цветную кнопочку ваш индивидуальный выбор передаётся на Центропульт, где происходит обработка данных. При нажатии кнопочки вы слышите лёгкий щелчок, кнопочка ярко освещается изнутри мигающим светом. Три мигающих вспышки кнопочки означают: сигнал поступил в систему. После того, как система получит сигналы от всех зарегистрированных ячеек в строгом соответствии с числом членов ячейки, – согласно приобретённым билетам! – будут произведены сложные математические операции подсчёта. Поступившая информация будет проанализирована по закону окривевшего кольца. Очень прошу вас не жать на кнопочку с чрезмерной силой: наш деликатный войтеромат тщательно отработан, многократно проверен и сбоев давать не должен! – эти слова Тима были усилены фанфарматором. – Хочу особо отметить: каждый нажимает на свою кнопочку только один раз! – и снова регулятор на пульте выведен на максимум. – Поняли? – только один раз!!! На само голосование, которое начнётся строго по сигналу, вам даётся полчаса. Поняли? – полчаса! Кто опоздал, тот вне игры. Система автоматически настроена на этот временной интервал!» Тим важно поднял палец, взором описав плавную кривую, как бы оказывая внимание каждому по отдельности и всем вместе.

«И ещё один важный момент: в лаборатории статистической фанфармации с достаточно большой точностью спрогнозировали предпочтения на основе анализа опросов, проведённых агентством «OFEL–INFO». В результате был построен статистический колокол предпочтений. Поэтому при обработке полученных данных неспецифическое выпадение малого, как правило, числа сигналов из упомянутого колокола предпочтений, не будет учитываться в итоговом суммировании…» – Тим тяжело наклонил голову, затем оглянулся на босса. Тот взял у него из рук микрофон, и Тим скрылся.

Над «Цедефошрией» снова поплыл звучный голос Минея Мезимотеса: «Для предотвращения потери своего голоса по причине выпадения из статистического колокола фанфарологических предпочтений советую занять места согласно купленных билетов, в своём секторе, – многозначительно и веско подчеркнул он. – Хочу ещё раз напомнить: никакие претензии на работу кнопок, – якобы, кнопка, западает, не нажимается, не фиксируется, не мигает нужным образом и своим цветом… и так далее, – приниматься не будут. Это может означать, что вы испортили ваш индивидуальный войтеромат. Вам останется всего лишь довольствоваться нажатием какой-нибудь другой кнопки, если вы не хотите, чтобы ваш голос пропал. Хочу напомнить: каждый общественно-сознательный гражданин знает, что такое – порча общественного имущества, тем более такого сложного и уникального, как войтеромат.

Надеюсь, с этим вопросом всё ясно?..» Свою речь Мезимотес завершил ласковой просьбой: «Мы знаем, что иные слишком темпераментные слушатели привыкли подпевать своим кумирам и даже сопровождать это различными телодвижениями. Поэтому я прошу воздержаться от такого несовременного выражения симпатий. Для этого у вас войтеромат! Не надо создавать помехи чистоте исполнительского мастерства – это сегодня в приличном обществе считается дурным тоном!» Тим не успел закончить свои разъяснения, а Рувик уже обернулся к старшему брату и сказал ему так, что это услышали все сидящие вокруг: «Ну, вот, Ноам, как я и говорил – комбиномат с фанфарическим колоколом! Не могу себе представить, чтобы твой оптимизм от этого не увял!» Шмулик ухмыльнулся и прошептал: «У них ко… ладно, папе не нравится, пусть будет… как-его-там, а у нас – «Типуль нимрац»!

Ничего особенного: – ансамбль: две… э-э-э… скажем так – свирели в сопровождении гитар и немножко флейты!» – с улыбкой пояснил он Неэманам-старшим.

Рувик слабо улыбнулся, встряхнул головой: «Братишка, ты прав! Не дадим этим… э-э-э… фанфаразматикам… – он с опаской оглянулся на отца, – выбить нас из колеи!» Ирми притянул к себе близнецов: «Дайте-ка ваши ницафоны… Мы с Максом и Гиди их проверим. На вашу четвёрку нужно как минимум два. Когда пойдёте туда, поплотнее скучкуйтесь. Макс вас проводит, усилит маячок на Гилада и Ронена. Да вы почувствуете!..» На их счастье, кешев, внимательно следящий за фиолетовым сектором, эту сценку не заметил. Или решил, что издевательское название, которое дали войтеромату фанатичные и нахальные подростки в фиолетовых кипах и с вызывающими пружинками темно-рыжих пейсов, совершенно ни к чему тиражировать на всю «Цедефошрию» – ещё превратится у несознательной молодёжи в хит!..

Первые сюрпризы Турнира

Внезапно погасли все огни, «Цедефошрия» погрузилась во мрак. Те, кого впервые занесло в это элитарное место, не поняли, что происходит, и испугались.

Раздались отчаянные женские вскрики. Но в ту же секунду всё пространство, заполненное начавшей возбуждаться публикой, затопили потоки слепящее яркого света.

Ирми, скрывая за торжественным тоном едкую иронию, громко произнёс, наклонившись к Максиму: «Вот и свет голосует – значит, влияет!..» Тут же его слова, произнесённые с лёгким характерным акцентом, раскатились по «Цедефошрии», отдаваясь гулким эхом по всем углам. Родители Ирми незаметно дёрнули его за рукав, он вздрогнул и оглянулся. Отец прижал палец к губам, а Хели неслышно прошептала: «Посмотрим, что дальше будет…» – настраивая ницафон на продолжительную видеозапись.

На ярко освещённой сцене появились длинные и худые Ад-Малек и Куку Бакбукини. На обоих одинаковые одеяния строгого покроя, без малейшего намёка на экзотическую таинственность – длинные пиджаки ритмически переливающейся гаммы всех болотных тонов, временами естественно переходящих в глубокий угольно-чёрный цвет. Куда только подевались бездонные плащи, в которые они кутались, сидя в ложе Жюри!..

На лицах – одинаковые большие круглые очки в толстой оправе, за которыми скрыты глаза: падающие на них по касательной (чтобы не ослепить) каскады яркого света отражали только блики, что усиливало впечатление торжественно сияющей улыбки.

Позади нервной рябью колыхались и вибрировали каскады драпировок всех оттенков и интенсивности цвета таинственной трясины – от безжизненно-бледного до ядовито-густого.

Безудержная игра света и цвета, блики и искры отвлекали внимание зрителей от происходящего на сцене, где почти невидимые за каскадом нервно-мигающих бликов рабочие сцены устанавливали меж драпировок неописуемо сложные сооружения, источник вдохновения виртуозов.

Наступил торжественный момент: звёздные виртуозы сели между вибрирующими драпировками за свои почти невидимые инструменты. Погас и тут же вспыхнул свет, и бешено заплясали слепящие огни. На сцену со всех сторон вползли клубы разноцветного дыма маняще-ядовитых оттенков, которые постепенно скрыли от глаз зрителей обоих виртуозов. Вкрадчивое нечто медленно обволакивало слушателя снаружи, как паутиной, и незаметно заползало вовнутрь. К концу первой композиции добрая половина зрителей ощутила духоту, чуть не нехватку воздуха. Время от времени во вкрадчивые тихие винтовые пассажи вторгался громыхающий раскатистый звук ботлофона, словно на шумной улице опрокинулся огромный грузовик с прицепом, с верхом груженный пустой стеклянной тарой. И снова – шепотки вкрадчиво ввинчивающихся в мозг звуков, то взбирающихся высоко-высоко вверх, то ниспадающих клокочущим водопадом до самого глубокого дна пропасти. Силонокулл царил безраздельно, и уже казалось – так было, есть и будет всегда. Виртуозы увлечённо соревновались, кто из них обрушит на публику самый мощный поток искусно диссонирующих пассажей. Можно ли было себе представить, что тихие звуки последней модели силонофона способны оглушать похлеще громыхающих во всю мощь пассажей ботлофона?!

Первый номер программы закончился, и «Цедефошрию» залил спокойный, ровный свет.

Многие облегчённо откинулись на своих стульях, спеша насладиться ласковым неброским светом и блаженной тишиной. Не тут-то было!.. Спустя считанные секунды грянул ботлофон, затем в его грохот вкрадчиво ввинтилась восходящая спираль силонофона. Синхронно с винтообразным завыванием зловеще завихрились багровые блики, а между ними в ускоряющемся темпе – тончайшие серо-зелёные дымные спиральки. Ширли едва успела раскрыть книжечку псалмов, которую ей давеча сунул в руки Рувик.

Постепенно винтящиеся пассажи силонофона сошли на нет, свет снова замигал, и на сцену выпрыгнул маэстро, воздел руки и провозгласил с нежнейшей улыбкой: «Кумир далетариев – Виви Гуффи!» Над «Цедефошрией» ураганом пронёсся восторженный вой: так обыкновенно встречали своего кумира верные поклонники. Когда вой молодёжного восторга достиг пика, в самый центр устья ракушки упругим мячиком выпрыгнул Виви Гуффи. На нём была традиционная полупрозрачная распашонка и такие же пляжные шортики. На этом турнирные сюрпризы Виви Гуффи закончились.

Его выступление никаких интересных новинок, коих так ждали экзальтированные поклонники, не содержало. Даже трюк с ванной под полюбившийся далетариям хит «В ароматной пышной пене…» он немножко «смазал»: выскочил из ванной весь с ног до головы облепленный густыми хлопьями пены, и струи воды направил куда-то вверх и назад, чем разочаровал своих юных поклонников. Ведь они с нетерпением ждали именно этого номера и надеялись на какой-то новый сногсшгибательный трюк!..

Зато умело срежиссированный фанфарматорами шквал аплодисментов, которыми его наградили далетарии, да ещё и сопровождаемый бешеным, аритмичным миганием прожекторов «Цедефошрии», можно смело назвать отдельным номером программы.

* * *

На сцене-ракушке перед драпировками установили стулья и пюпитры для камерного оркестра. Эти приготовления фанфарматор не счёл нужным вывести на секторальные экраны; и их созерцали только те, кому был доступен оригинал, но не его отражение, то есть, некоторые члены Жюри, бригада технического обеспечения Турнира, включая таинственных кешевов, и дубоны.

Грохот и завывание как бы несущегося издалека, но от этого не менее пронзительного на самых высоких тонах звука резко оборвались, утих и вихрь жутковатых световых пятен и тончайших дымных спиралек. Вышли музыканты, облачённые в традиционные, одинакового покроя сверкающе-чёрные фраки, и расселись по местам. «Цедефошрия» затихла в ожидании.

Но как только скрипачи приложили инструменты к подбородкам, свет во всех секторах постепенно начал тускнеть, что у части публики вызвало почти мистический страх. Почти одновременно что-то непонятное начало происходить и с самим звуком. Казалось, в воздухе, в такт драпировкам, колышется и растекается знакомая, разве что ставшая чуть прозрачнее, тишина, словно бы стремясь, подобно губке, впитать в себя пространство. Она, конечно, не могла совершенно поглотить исполняемые музыкантами прекрасные мелодии, творение композиторов Золотого века, но звуки весьма ощутимо тускнели. В большинстве секторов с большим трудом можно было разобрать, что и как играет известный на всю Арцену, любимый и почитаемый многими серьёзными любителями музыки оркестр.

Вдруг кто-то спроектировал искажённую звуковую картину в реальное пространство сцены-ракушки, где играл оркестр. На всех экранах тут же отразилось: музыканты, до этого момента игравшие с огоньком, явно занервничали и начали сбиваться с ритма и мелодии. Фон странной помехи постепенно сошёл на нет, и программу камерный оркестр доиграл в привычной звуковой атмосфере. Но это уже вряд ли могло спасти положение. Тим, из-за спины дежурного фанфарматора, удовлетворённо сунул в карман фелиофон, затем осторожно выбрался из кокона.

Доиграв, музыканты встали, сунули свои инструменты подмышки и, понурив головы, ушли со сцены. Судя по реакции недоумевающих зрителей, мало кто захочет нажать ярко-бирюзовую кнопку, цветовой символ прославленного оркестра. Руководитель оркестра хотел подняться в ложу Жюри, чтобы выяснить, откуда взялась странная помеха. Но путь ему преградили два широкоплечих дубона, сказав, что не велено пускать никого из посторонних, что все претензии будут приниматься только после окончательного определения результатов. Оркестранты так и застыли позади своего руководителя с тупо открытыми ртами…

* * *

Во время выступления рок-мюзикла, который очень любила Рути Блох, звуковые помехи проявились несколько слабее, зато в течение всего концертного номера освещающие сцену прожектора непрерывно мигали в нервически-бешеном ритме. Эти непредвиденные световые эффекты произвели тягостное впечатление на зрителей, но более всего – на артистов. Они начали сбиваться и вскоре постарались незаметно и плавно свернуть представление, по одному скрывшись за складками ехидно колыхавшихся драпировок, неожиданно сложившихся в криво ухмыляющуюся рожу.

Прожектора не прекращали своё нервическое миганье (вызвав у некоторых зрителей ассоциации с мимикой и жестами припадочного). Неожиданно на «Цедефошрию» обрушилось оглушительное громыхание ботлофона. Как вскоре выяснилось, это Куку Бакбукини одним взмахом тяжёлой дубины, с недавних пор заменившей ему его обычный стек, расколотил половину своего старательно смонтированного в честь Турнира инструмента. С минуту он сидел, не понимая, что произошло, потрясённым взором созерцая покрывшие пол плотным слоем осколки столь тщательно собранных и установленных на нужных местах бутылок от вин и коньяков дорогих сортов. Как всегда, по случаю сильного недоумения, вытащил из кармана только что початую бутылку крепкого ликёра и присосался к ней с важным видом.

Со стороны ложи Жюри раздались возбуждённые голоса. Оказалось, туда непонятно, как, прорвался руководитель популярной в Арцене рок-группы, подскочил почему-то к Кулло Здоннерсу и выкрикнул на отличном английском: «Что у вас творится? Что случилось во время выступлений рок-мюзикла и камерного оркестра? Может, аппаратуру настраивали непрофессионалы? – если вообще можно говорить о настройке!

Такого от лучшей сцены Эрании, да ещё и на Турнире, мы не ожидали. Мы требуем немедленно остановить выступления для проверки технического обеспечения! В противном случае наша группа отказывается от участия в Турнире! Наши артисты – люди тонкой душевной организации, выступать в такой обстановке мы не согласны!» Мистер Кулло Здоннерс тут же резко встал, и все экраны показали его искажённое плохо скрываемым презрением лицо. Хищно шевеля губами, он гневно прорычал: «Рок-группе, её исполнителям и руководителям, за беспрецедентно наглое поведение и демонстративно-пренебрежительное отношение к Большому музыкальному Турниру, за демонстративный отказ от участия в мероприятии я рекомендую засчитать поражение.

Со своей стороны я приложу все силы, чтобы отныне эта группа навсегда была лишена права выступать на престижных мировых сценах». Его мощно усиленный голос фанфарически громыхал на всю «Цедефошрию». Мезимотес, появившись на экранах на фоне Кулло Здоннерса, пояснил недоумевающей публике: «Надо думать, и в Арцене этой группе больше не будут предоставляться сценические площадки! Мы не можем поощрять безобразно наглое и демонстративное игнорирование столь серьёзного и общественно-значимого мероприятия, каковым является Большой музыкальный Турнир!» С тыла сцены-ракушки, где на травке расположились дубоны, раздался многоголосый вопль, раскатившийся по «Цедефошрии»: «Правильно! Так их!» Громче всех, казалось Моти и Рути, звучали голоса их сыновей. Рути сидела, сжав руки и опустив голову, её лицо покрывали красные пятна. После таких суровых мер по отношению к популярной и любимой меломанами Арцены рок-группе, которая никакого отношения не имела к клейзмерской и хасидской музыке, более никому не захотелось выражать свой протест и даже публичное удивление по поводу загадочных явлений на Турнире.

Концерт продолжался. По очереди выступали джаз, парочка менее популярных рок-ансамблей, вокальный дуэт. Странные неполадки продолжали возникать в самые непредсказуемые моменты, хотя и в более мягкой, не такой пугающей форме.

Большинство зрителей, в основном из тех, кто впервые пришёл в «Цедефошрию», не понимали, почему выступления традиционных ансамблей (и без того непонятным образом смазанные как бы неумелой звуко– и светорежиссурой) в обязательном порядке перемежались вкрадчивыми, заползающими в уши силонокулл-паузами, когда никаких сбоев не было. Но об этом предпочитали говорить шёпотом.

* * *

Маэстро Ори Мусаки-сан объявил: «Антракт!» Погасли экраны, прожектора умерили своё яростное свечение, и зрители набросились на предлагаемые в «Цедефошрии» закуски. К радости фиолетовой молодёжи, в меню их секторального буфета оказались лёгкие напитки и сладости. Молодые Дороны и Неэманы налегли на коктейли от эранийского «Шоко-Мамтоко».

Внезапно у Хели зазвонил та-фон. Она приложила к уху трубочку, и сразу же с её лица схлынуло безмятежное выражение, она посерьёзнела, отрывисто отвечая по-английски:

«Yes, yes… I see… Надо, чтобы как можно больше людей об этом узнало… Well…

Нет… Что делать, вы знаете!.. Buy!» – и Хели закрыла та-фон. Ирми и Максим подняли головы и с напряжённым интересом наблюдали за меняющимся выражением её лица – от безмятежного, слегка ироничного интереса к хмурой озабоченности. Когда она закрыла та-фон, Максим тут же спросил, ласково положив ладонь на её руку: «Что случилось, Хели?» Хели нахмурилась, помолчала, потом, понизив голос, рассказала о том, что ей только что сообщили.

В ложе городских властей во время исполнения первого номера турнирной программы у кого-то из высокопоставленных чиновников случился приступ: резко подскочило давление и началась рвота. Чиновники ирии и охрана пытались по та-фону вызвать амбуланс. Но оказалось, что силонокулл надёжно глушит обычные та-фоны. Когда во время очередной паузы всё же удалось пробиться, в службе Скорой помощи даже не дослушав, категорически ответили, что поступил приказ от самого адона Рошкатанкера: во время Турнира в «Цедефошрию» машины не посылать; после окончания Турнира – пожалуйста. Кто-то из дежурных на станции Скорой помощи пробился к аппарату и тихой скороговоркой посоветовал «не торопиться в больницу по этому поводу…» Чиновники не отставали, пытаясь уверить диспетчера, что приступ случился у очень высокопоставленного лица. Их не слушали, ответив, что таков приказ рош-ирия Эрании, и отсоединились.

«А почему этому лицу плохо стало?» – настойчиво допытывался Бенци. – «Приступ случился во время исполнения предпоследней, самой новой, композиции силонокулла!

Ведь силонокулл-синдромам подвержены не только фиолетовые фанатики, но и элитарии – и ничуть не меньше… Симптомы, разумеется, идентичны, – мрачно пояснила Хели. – Я уже вам говорила, что исследованию этой реакции на силонокулл медики-фанфаризаторы придают огромное значение, боюсь, гораздо более серьёзное, чем лечению обычных болезней. Соответственно, и финансирование… – с горечью прибавила она. – Словом, тот, на другом конце связи, дал понять, что у них есть негласный приказ класть таких в особое отделение и тщательно обследовать…» – «Да ты что? Шутишь?» – ошеломлённо спросил Гидон. – «Мне не до шуток», – угрюмо пробормотала девушка. – «Видишь, Гиди, наши хитрости хоть немножко, но помогают.

Как я понял, несколько ницафонов сработали почти на весь сектор, – слабо и с горечью усмехнулся Ирми. – Хотя Хели и ругает меня, что занимаюсь, чёрт знает, каким знахарством. А дело-то серьёзное. Правда, сестрёнка?» – та, нахмурившись, нехотя кивнула. – «Вы серьёзно? Амбуланс на самом деле отказался приехать сюда из-за Турнира, или это чьи-то шуточки?» – поражённо твердил Ноам. «Шуточки…

Если бы!..» – с горечью произнёс Ирми. Рассказ Хели тут же пошёл гулять по сектору.

Бенци с опаской оглянулся вокруг и обратился к стоящим вокруг него сыновьям и друзьям, его голос неожиданно раскатился по всему зрительскому пространству «Цедефошрии»:

«Давайте-ка прочтём Арвит!» Все мужчины сектора Юд-Гимель встали, повернулись в сторону Шалема и начали молитву. Молящиеся произнесли первые фразы «ШМА», которые (стараниями фанфарматоров Центропульта) прогремели на всю «Цедефошрию». Древние, вечные слова, произносимые громким хором нескольких сотен религиозных мужчин, беспрепятственно неслись под ночным небом Эрании. Это вызвало реакцию, которой никто не мог предвидеть, а фанфарматоры, конечно же, не желали.

Погружённые в молитву, фиолетовые не замечали, как фанфарматоры их изобразили на экране. И, конечно же, не могли видеть, что в момент демонстрации молитвы на экранах «Цедефошрии», к ним попытались присоединиться несколько десятков мужчин из других секторов. Одёрнутые перепуганными жёнами и сконфуженными детьми-подростками, они послушно сели на место, но принялись украдкой шептать про себя. Но в какой-то момент и они встали и, не покидая своих мест, обернулись в сторону Шалема, только время от времени кидали робкие взгляды в сторону сектора Юд-Гимель, словно бы ища оттуда одобрения и поддержки.

* * *

В ложе Жюри гости из-за рубежа, увидев показанную на их экране молитву фиолетовых, понимающе переглянулись, с интересом поглядывая в сторону молящихся.

Клим Мазикин что-то прошептал Кулло Здоннерсу. Тим по-своему понял улыбки важных гостей. Он густо покраснел и с некоторым трепетом взглянул на незаметно устроившегося сбоку Кобу Арпадофеля: лицо того наливалось жарким румянцем. Тим понял это, как сигнал к действию, и сделал рукой лёгкий знак Офелии. Та встала, сжав в руках свой репортёрский та-фон со встроенной системой цакцакон. Она уже готова была ринуться в бой против наглой демонстрации фиолетового безобразия. Да ещё и на глазах у зарубежных представителей прессы и МСС!.. Какой позор для интеллектуалитета Арцены! Как они смеют позорить прогрессивную общественность Эрании! Но Миней Мезимотес величественно оглядел всех сидящих в ложе Жюри и, подмигнув, сделал успокоительный жест обеими руками. После этого он подозвал к себе Тима с Офелией, за ними следом, мягко, по-кошачьи ступая, подошёл Арпадофель, лицо которого всё ещё продолжало переливаться всеми оттенками перепревшей свёклы.

Миней Мезимотес тихо и веско произнёс: «Не надо никаких демонстраций протеста.

Дайте нам завершить наш Турнир, как задумано. Мы к нему отлично подготовились, сами видите: всё идёт по плану. Поэтому пусть себе молятся. Видите, сейчас у них молчаливая часть их молитвы. А ты, Тимми, – понизил он голос до едва слышного шёпота: – лучше ещё раз проверь фелио – и на Центропульте, и у себя в кармане.

Сейчас это нам особенно пригодится. В первом отделении, надо сказать, ты малость перестарался с классиками и джазистами. Ну, тов! Лучше перебдеть, чем недобдеть…» За молитвой фиолетовых внимательно наблюдали дубоны. Галь склонился к брату и прошептал: «Пора!»

* * *

Молитва подходила к концу.

Ширли читала псалмы, то и дело украдкой поглядывая на молящихся мужчин, столпившихся в относительно свободном уголке сектора. Все четверо Доронов расположились неподалёку от их столика, почти в поле её зрения. Она украдкой поглядывала на Ноама, опускала глаза, углубившись в псалмы, затем переводила взгляд на близнецов. Под конец уставилась на Ноама, на его отрешённое, углублённое в себя лицо. В какой-то момент ей показалось, что все три брата очень похожи друг на друга и чем-то неуловимым на деда, рава Давида. Она снова склонилась над книжечкой псалмов, прочла несколько страничек и подняла голову.

Именно в этот момент она увидела: у крайних столиков возникли её братья. Они окинули холодным взглядом стальных глаз сектор и, как бы случайно свернули в тот угол, где мужчины завершали молитву, бесцеремонно отталкивали молящихся, оказавшихся на их пути, со свирепым и решительным выражением лица рыскали глазами во все стороны. Она поняла, что братья ищут её, побледнела, беспомощно глянула на Ренану, перевела глаза на близнецов Дорон, на Ноама, на Неэманов.

Ноам, окончив молитву, поднял голову – и сразу увидел пробирающихся напролом через заканчивающих молитву мужчин близнецов Блох. Это его обеспокоило. Он было бросился к Ширли, но Бенци его опередил, подошёл к ней и шепнул: «Ширли, не спорь… Если они хотят тебя отвести к родителям, иди с ними и не сопротивляйся.

Ни тебе, ни нам не надо сейчас сцен. Так будет лучше, поверь мне. А завтра вернёшься в ульпену… Беседер?..» – «А как голосовать – ты знаешь. И читай псалмы, читай – и всё будет беседер!» – услышала она шёпот Рувика, оглянулась в сторону Ноама, он грустно улыбнулся ей, как бы говоря: «Послушай нашего папу…

До завтра, девочка моя!» Ей казалось, что она слышит его голос, говорящий именно эти слова…

Братья увидели её и широкими шагами направились к ней, оттолкнув попавшегося на пути мистера Неэмана. В этот момент раздался оглушительный звук электронных фанфар, чтобы лишний раз напомнить всем, где они находятся, и какое эпохальное событие происходит. Те, кто ещё не окончил молиться, застыли, продолжая шептать молитву. Гнетущая растерянность охватила весь фиолетовый сектор, где люди ещё не закончили молитву. Когда к Ширли вплотную приблизился Гай и крепко взял её за плечо, ей показалось, что из неё насильно вытащили вскипающую капельку радости, оставив в душе зияющую пустоту. Она оглянулась на Доронов, кивнула и молча пошла через толпу, словно бы состоящую из множества любопытных глаз, влекомая крепкой рукой брата, сжавшей её плечо. Ей показалось, что среди этих глаз она видит две пары торжествующе-ехидных, принадлежащих сестрицам Ликуктус. Так она прошествовала до самого сектора Далет и была усажена между родителями, которым было настоятельно присоветовано «эту упрямую дуру от себя не отпускать».

* * *

Близнецы Дорон поглядели на отца и брата. Бенци поймал их взгляд и ласково кивнул, Ноам незаметно пожал обоим по очереди руки и прошептал: «Будьте осторожны, братишки… Успеха!» Шмулик и Рувик посмотрели по очереди на сестру, брата и их друзей, потом задержали взоры на лице отца, подошли к нему, смущённо коснулись его руки. «Ну, дорогие мои, всё будет хорошо…» – Бенци положил им обоим руки на плечи и внезапно, повинуясь резкому порыву, прижал мальчишек к себе.

У Рувика перед глазами всё ещё стояло лицо и молящий, беззащитный взгляд уходящей Ширли. Но он тут же слегка тряхнул головой: «Не об этом надо сейчас думать! Нельзя расслабляться!» – и снова уставился на отца: «Папа…» – только и смог выдохнуть он. – «Идите, удачи вам…» – ласково подтолкнул их Бенци.

Мальчишки улыбнулись, помахали рукой и, попеременно оглядываясь на отца, брата и сестру, направились на выход из сектора. По пути к ним присоединились два мальчика поменьше в таких же бледно-фиолетовых жилетках в клеточку с цицит по краям. Это были Цвика и Нахуми Магидовичи. Всех четверо сжимали подмышками пухлые футляры затейливой формы, которые им по ночам шили Ренана и Ширли. Следом за четвёркой подростков направился Максим, нахлобучив по самые брови свой знаменитый темно-оранжевый картуз. Хели вдогонку прошептала: «Будь осторожен, милый… Успеха вам!» Мистер Неэман тем временем завёл с Бенци и Гидоном разговор на технические темы.

* * *

Ребята не помнили, как добрались до крохотной лужайки за сценой, где прямо на земле сидели уже выступившие в первом отделении артисты. «Звёздных виртуозов» и Виви Гуффи среди них не было. В памяти осталось бесконечное множество крутых поворотов и резких подъёмов-спусков на узеньких козьих тропках, густо усеянных камнями, ямами и кочками, в почти кромешной тьме, которую с трудом прорезал крохотный лучик от та-фона, который Максим предусмотрительно направлял им под ноги. Он шёл впереди и указывал им дорогу. Когда ребята почти пришли на место, Максим сунул близнецам в руки по прибору и прошептал: «Мы с Гиди их настроили.

Если что, сориентируетесь! Только включите такринатор. Больше ничего не потребуется… я надеюсь… Вы понимаете? Ну, а вообще-то… я верю в вас и ваш угав…» Максим молча указал на стоящих снизу у крутой лесенки Гилада и Ронена, улыбнулся и… словно испарился.