Текст книги "Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт"

Автор книги: Фаня Шифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Тим, склонив голову набок, с подчёркнуто сочувствующим любопытством уставился на него и молчал. Моти держал перед собой ноут-бук, сосредоточенно просматривая один за другим блоки программ, относящихся к теме, и тоже молчал. Наконец, Тим мягко проговорил: «Моти, а дай мне сигарету, а-а!» – «Ты же бросил курить!» – «Начинается нервный период… Большая ответственность, понимаешь ли… Вот сейчас надо доводить до товарного вида твой… э-э-э… Фанфарический золотой гальюн…» – «Не беспокойся! Он уже фактически завершён. А впрочем, мне не жалко, бери эту программу. Надеюсь, твои фанфароны её не запорют… – еле слышно пробурчал Моти и неожиданно пристально уставился на Тима: – Кстати… я слышал, что ты где-то уже использовал мою идею музыкального запуска и управления, которая сейчас так интересно сработала в программе саморазрастания. Ты, как я понял, выдаёшь эту идею за свою». – «Кто тебе сказал? И ты поверил?» – «Я не знаю, где ты это используешь. А раз не знаю, спрашиваю напрямую. Потому что это факт: ты присвоил мою старую идею! Арпадофель на весь коридор звонил, что это, якобы, твоя идея.

Ты же ведаешь вопросами акустики и электроники по нашей теме. Возможностей применить эту программу – мильён!» – «Ну, что ты, хабиби! Разве я могу обидеть, да просто обобрать моего старинного друга! Ты подумай! И к тому же ты – отец дорогих лапочек Галя и Гая!» – полное лицо Тима расплылось в широкой улыбке.

Моти не ответил на его улыбку, он закрыл ноут-бук, сунул его под мышку и продолжал курить, глядя куда-то вдаль. Пительман пожал плечами.

Моти поднял голову, встретился взглядом с Тимом – и увидел в его глазах нестерпимое выражение превосходства, неожиданно для себя сжал кулаки, глаза его недобро сузились. Тим заметил его непроизвольный жест и, отступив на пару шагов к двери своей комнаты и ухватившись за ручку, неожиданно спокойно, насмешливо обронил: «Ты знаешь, я никогда не мог понять – зачем вам с Рути понадобился третий ребёнок? Вам же крупно повезло: сразу одним махом родились близнецы. Да ещё такие красивые, удачные! В нормальной современной семье – достаточно. Зачем вам ещё и это… э-э-э… худосочное создание понадобилось? Рути только фигуру себе испортила!..» Моти вздрогнул: то же самое ему как-то высказали близнецы – правда, другими словами. Это вызвало у него такой шок, что он несколько дней не мог в себя придти. Но ничего не сказал ни самим мальчишкам, ни тем более Рути. Теперь-то ясно, откуда ветер дует! М-да-а… Хор-р-роший воспитатель оказался у его мальчиков, пока он был по макушку погружен в работу и выстраивал свою карьеру. А Рути… Ну что взять с его мягкой и слабохарактерной жены, тем более, когда у мальчишек, особенно у Галя, в самой резкой и чёткой форме прорезался характер её отца, которого она всегда боялась… А теперь по инерции робеет перед своими детьми, мальчишками… Моти в сердцах плюнул и побежал вниз через две ступеньки в совершенно расстроенных чувствах. Никогда Тим не позволял себе так его задевать, как сейчас!..

* * *

Тим глядел ему вслед, ухмыляясь и широко расставив ноги. Неожиданно из заднего кармашка его брюк раздался характерный пассажик силонофона – это был сигнал та-фона.

Пительман вытащил пёстренький аппаратик, раскрыл и прижал к уху. Разговор с Моти был тут же позабыт: из трубочки нёсся ласковый голос Минея: «Тимми, ты не мог бы сей же момент бросить всё и заскочить ко мне?» – «Момент, шеф! Я свободен, тем более для ваших дел».

* * *

Миней указал ему на огромное кресло в углу, удалённом от окон и от двери.

Впрочем, и стол босса тоже был задвинут в глубину кабинета, поближе к стене, которую полностью закрывал необычайно пушистый ковёр с затейливо вытканными на нём серо-зеленовато-желтоватыми спиралями, переплетающимися с эллипсами, пронизанными тонкими ослепительно-белыми молниями. Это, да ещё и густой длинный ворс ковра создавали впечатление непрерывного вращения спиралей и эллипсов в бешеном танце. От этого начинало слегка позванивать в голове. Поэтому Тим изо всех сил старался не глядеть на ковёр. Но босс заметил его непроизвольные попытки и как бы вскользь заметил: «Я вижу, что оптический эффект на тебя действует!..» – «Конечно!.. Жаль, что у нас нет специалистов-оптиков». – «Нам сейчас важен не только оптический эффект… – тонко улыбнувшись, произнёс Миней.

– Но я хотел бы с тобой о другом поговорить. О дельце, имеющем отношение к другим эффектам. Только не удивляйся, милый мой!.. Я слышал в ирие о некоем клубе, где собираются выходцы из России. Старенькое, обшарпанное здание почти на окраине Эрании. При этом клубе есть самодеятельный ульпан-гиюр. Я намекнул Ашлаю, что этот клуб следует взять под наш контроль, обеспечить добавочным финансированием… Ремонт, то, сё… новая вывеска… Представляешь? – шикарные помещения, всякие секции по интересам!.. Немного на отлёте – главная контора продуктовой сети «У Петра и Павла»… скажем так, либерального типа. Нет, не подумай чего плохого: так действительно зовут ребятишек, организовавших этот бизнес. Не их вина, что получилось немного… э-э-э… символически…» «Что-то я не врубаюсь, шеф. Какое этот клуб с ульпан-гиюром имеют отношение к «Лулиании» и к угишотрии? К фанфарологии, наконец?» – недоуменно поднял брови Пительман. – «Сейчас поймёшь… Нынче там просто собираются самые разные люди – поообщаться на родном языке, попеть вместе любимые песни… А мы создадим особый, экспериментальный, ульпан-гиюр, куда наберём специальную группу… отнюдь не случайных людей! – многозначительно понизил голос Миней. – Никакой стихии, которая, сам знаешь, куда может завести… Наши люди уже связались в странах бывшего СССР с… э-э-э… группой «Штиль»… Интересное название, правда?..» – «Очень!.. Но я что-то никак не могу догнать до смысла…» – «Сейчас догонишь, мальчик мой! Мы хотим привезти и создать тут группу наших людей. Условно назовём их, так сказать, штили… э-э-э… по названию их головной фирмы. Эти наши штили со временем, после требуемой подготовки… э-э-э… органично вольются… в среду их бывше-нынешних… меиричей… Понимаешь, что это значит? Как бы их, но на самом деле наши люди в упёртой фиолетовой среде! А силонокулл – само собой, тоже нам в помощь!.. Ну, не тебе рассказывать, хавер Дабур!..» – «Я, кажется, начинаю смекать». – «Ну, ещё бы! Доберманова школа! Твоё дело – навести мосты с первой группой штилей. Ты же у нас обаятельный!.. Надо будет нам вместе разработать спец-программу их обучения. Когда они конкретно появятся, я дам тебе знать. Ты возьмёшь этих ребят под свою ненавязчиво-нежную опеку, как только ты и умеешь. В общем, хавер, думай! Можешь подключить Офелию…» – «Цели ясны, задачи определены! Как я понимаю, это тоже работает на угишотрию!» – важно поднял палец Пительман. – «Ещё бы! Но ты не запускай и основной проект. И не ссорься с Моти!

Мне очень важно, чтобы вы с ним вместе работали!..» – «Боюсь, он мне перестал доверять…» – «Но в дом к ним ты же вхож?» – «Ох… Да… Но как это всё сложно…» – вздохнул Тим. Миней ласково похлопал его по плечу и предложил: «Давай поужинаем…» …

* * *

Открыв рывком двери своей машины, Моти плюхнулся на сиденье, чтобы отдышаться и придти в себя. Вытащил та-фон и, нервно тыкая в кнопки, набрал номер Рути. Пока звучали длинные гудки, он весь извёлся. Наконец, зазвучало родное, приятное чуть с хрипотцой контральто жены.

Сидя в салоне, в своём любимом кресле с вязанием на коленях, Рути, прижав к уху маленький аппаратик, улыбаясь, говорила нараспев: «Это ты, Мотеле? А-а… У меня всё в порядке. Ширли у себя, мальчики… не знаю, где… Говорили, у них вечером с этим… э-э-э… Тимом встреча… Сдался он им!.. А что я могу сделать… Ну-у, Мотеле… Это ты должен его послать… Я не могу… А почему ты не можешь? Как – только что с ним расстался? – лицо Рути начало потихоньку мрачнеть. – Не может быть! Ну, не расстраивайся… Дома расскажешь… Приезжай поскорей!.. Я тебе приготовила что-то вкусненькое… Не скажу… Увидишь, попробуешь…» Моти выводил машину на магистраль и, автоматически следя за дорогой, подумал: «А всё-таки хорошо, когда есть тихая пристань, и всегда рядом такая тёплая и любящая Рути.

Тиму гораздо хуже, вот и приходится ему руки греть у чужого огонька. Или ещё его ящерица… И никакие самые высокие должности не помогут!..»

* * *

После неприятного разговора с Тимом, Моти меньше всего хотел привлекать его к окончательной компоновке угишотрии. Но Тим и без того был занят приятными во всех отношениях, сугубо деловыми и архисекретными беседами то с Арпадофелем, то с Мезимотесом – ему было не до рабочих контактов с Моти, которого он, кроме того, ненароком оскорбил. Судя по всему, создание нового спецотдела чрезвычайно увлекло боссов и Тима, но Моти это уже совершенно не касалось. Во всяком случае, он так полагал.

Закончив компоновку основных блоков программы, Моти связался с Бенци, и тот пришёл к нему в новый рабочий кабинет, который боссы выделили Моти. Давно они не работали вместе так дружно и слаженно, понимая друг друга с полуслова, как это бывало у них в армейской молодости, дуэтом, – один баритоном, другой мягким тенором, – помурлыкивая любимые песни дней их армейской молодости. Вместе они загрузили финансовый блок в соответствующее место программы. Моти с грустью понимал, что они с Бенци последний раз работают, получая истинное удовольствие от дружеского и делового общения.

Закончив работу, оба тщательно проверили каждый блок и каждую подпрограмму. Оба убедились, что всё в полном порядке, и Моти предложил Бенци пойти вместе попить кофе в «Шоко-Мамтоко» в центре Эрании. Там, сидя за маленьким столиком в тени густого, усыпанного яркими крупными цветами дерева, Моти из лёгкого разговора за чашечкой кофе понял, что Бенци всё ещё не понимает истинной цели только что завершённой разработки гигантской компьютерной игры. Он, оказывается, до сих пор продолжает искренне верить, что вся эта игра предназначена для таинственного заказчика-хуль из маленькой, богатой северной страны. Сейчас Моти, наконец-то, решился и под большим секретом открыл Бенци, для какого именно проекта тот разработал сложный финансовый блок, а главное – где эта программа будет использоваться. Но даже сейчас он не решился раскрыть тонкие подробности, о назначении которых и сам-то имел смутное представление. Бенци был потрясён. Он побледнел, широко раскрыл глаза, уставился на Моти, и с неожиданным стуком поставил чашечку на стол: «Мо-о-ти, как же так? Я-то был убеждён, что это работа для заказчика-хуль!.. Ведь ты именно так мне и сказал, когда поручал эту работу!» – с обидой протянул Бенци. – «Не обижайся, Бенци. Я не мог поступить иначе, просто не имел права. Да и сам всего тогда не знал. Мне самому только недавно раскрыли новые подробности, когда у меня неожиданно выскочил та-а-кой результат.

А сейчас… э-э-э… нам просто повезло, что мы с тобой смогли так свободно вдвоём поработать, и никто нам не помешал…» – «Даже так?» – недоверчиво пробормотал Бенци.

* * *

И тут он вспомнил!..

Несколько недель назад они всей компанией направлялись на обед в ближайшее кафе.

Несколько в стороне вразвалочку брёл Зяма Ликуктус, как бы случайно прислушиваясь к тихим беседам Бенци и его друзей. Он не мог не обратить внимания, что остальные постарались не посвящать его в то, о чём они между собой вполголоса беседовали. Тогда он приблизился вплотную к Бенци и со своей искательной, с неприятным налётом, улыбочкой чересчур громким голосом заявил: «Бенци, ведь и ты во всём этом принимал непосредственное участие!» – «Объяснись, пожалуйста! В чём – «во всём этом»?" – резко спросил Бенци. – «Ну, как же! Ведь ты разрабатывал свой блок для угишотрии!» – «Ка-какой та-такой угишотрии?» – заикаясь и покраснев, в сильном недоумении переспросил Бенци, Ирми и Максим с интересом уставились на Бенци. В их глазах светился недоумённый вопрос. – «Как же! Ты ведь проектировал программу финансового блока?» – торжествующе заявил Ликуктус. – «Ну, да! Этим и занимается моя группа – финансовыми блоками, финансовыми обоснованиями, – подтвердил Бенци. – Мне было сказано, и в техзадании значилось, что я это делаю в соответствии с международными стандартами, потому что для заказчика-хуль!» – «Угу! Для компи-казино ты делал работу! То есть, для одного из важнейших блоков той же угишотрии! А это не просто так себе тема, это очень важный государственный проект: использование компьютерной игровой техники для внедрения струи подобающей цветовой гаммы во все слои народных масс. Потому так и называется – угишотрия! Ну, а то, что ты не знал, для чего и на кого работаешь, не меняет дела и, уж конечно, не исключает твоего участия! Стыд и позор, что ты теперь пытаешься отрицать своё участие в работах по внедрению в широкие массы силонокулла как основы струи подобающей цветовой гаммы!» – «Какое ещё, к чёрту, компи-казино! Какая ещё струя!» – взорвался Бенци. – «Только не говори мне, пожалуйста, что ты ничего не знал!

Неужели твой шеф Моти Блох тебе ничего не рассказал? А мне Тимми всё-всё-всё рассказал! Ему сам босс велел!.. Поэтому не отвертишься: всё равно ты в это замешан! А значит, не имеешь права критиковать струю подобающей цветовой гаммы и силонокулл!» – «Иди-ка ты, гуляй, Зяма, своей дорогой и не мути воду! То, что я разрабатывал для заказчика-хуль, – так это работа, за которую я получаю свою зарплату. И не более того…» – «Ну-ну! Славная иллюзия! Только учти: тут он, под боком, твой заказчик-хуль!» – неопределённо усмехнулся Зяма, плавным жестом указательного пальца указал куда-то в сторону и действительно пошёл своей дорогой. Бенци застыл, весь красный, под взорами своих друзей. Он тяжёлым взором разъярённого льва буравил спину удаляющегося вразвалочку Зямы.

* * *

Бенци снова покраснел и потряс головой, как бы стряхивая с себя неприятные воспоминания. А Моти меж тем говорил: «Сейчас нам светит большая премия, и я постараюсь выбить для тебя куш посолиднее. Тебе же деньги необходимы?» – «Вообще-то, конечно. Нехама должна родить шестого. Не знаю, сможет ли она после этого работать, и когда, если сможет. Уж слишком тяжело ей даётся это дитя, а ведь ещё и роды. Она после рождения близнецов очень сдала. Это уже давно не та бойкая активная Нехама, которую мы с тобой знали в молодости. Ведь после того тяжёлого рождения близнецов мы думали, что больше не будет у нас детей. А потом неожиданно родилась Шилат… как подарок… И вот сейчас… и к тому же возраст…

Но получить грязные деньги?..» – «Не переживай. Я знаю, что виноват перед тобой, но, поверь, я и сам был в это втянут так, что многого не знал. Я даже сейчас не совсем понимаю, как это у меня вышло, что такой монстр получился… Зато было жу-у-утко интересно!..» – «Да уж! Да ещё, наверное, немного отравился силонокуллом. Одного не понимаю, Моти, ты уж прости меня. У тебя прекрасная дочка, тонкая, нежная, воспитанная, с прекрасным вкусом – и при этом с твёрдыми взглядами. А сыновья…

М-м-да… Не хочу тебя обижать…» – «Да я понимаю, – помрачнел Моти и отвернулся. – После того, как мои твоего мальчика избили. Как он сейчас, кстати?» – «Нормально. Всё прошло. Только нос немножко… э-э-э… набок… да маленький шрам на брови остался. Ну, иногда ещё головокружения, но это ерунда. Учится прекрасно, очень много занимается. Он у меня всегда был слишком тихим и серьёзным. И совсем не драчун!.. наоборот: всегда и при любых обстоятельствах пытался всё решать миром, причём со всеми!.. Не то, что я в детстве, – улыбнулся Бенци своей характерной добродушной улыбкой, и Моти вспомнил молодого Бенци, чеширского льва их армейской молодости. – У нас такая же бойкая Ренана, девчонка наша старшая. Но она и молодец: уже понемножку берёт заказы, шьёт, вяжет. Тоже, кстати, заработок! И как это девчонку на всё хватает?..» – «Подружка нашей Ширли?» – «Да-а, – расплылся в улыбке Бенци. – Подруги не-разлей-водой!» Так, за разговорами о детях, прихлёбывая кофе, Бенци немного позабыл, о чём Моти только что ему рассказал. Только вдруг, отодвигая чашечку, обронил: «А кстати, правду ли говорил Ликуктус, что эта программа называется… э-э-э… как-там-её? – угишотрия?» Моти остолбенел: «А он-то откуда знает? Я был уверен, что это название знают только 4 человека в «Лулиании»!.. И мне-то его только недавно сказали!» – «Не знаю, откуда… Он хвастал, что ему Пительман всё рассказал…» Бенци помолчал и сменил тему: «Между прочим, твоя Ширли плохо воспринимает силонокулл. Ты это знаешь?» – «Да, что-то вроде заметил. Вот ещё забота! – чтобы мальчишки не заострили на этом своё внимание». – «Да, береги её, дочку свою! Так вот… Интересно – угишотрия… Э-эххх! – грустно вздохнул Бенци. – Ну, да, ладно, дело сделано – не вернёшь… – и добавил: – А всё-таки жаль, Моти, что так у нас с тобой сложилось, и даже наши девочки не смогли вернуть нам былую дружбу… э-э-э… семьями… Насколько было бы всё проще и яснее!..» – «Ты же сам понимаешь, что это почти невозможно для меня… Особенно сейчас…» – отвёл Моти взгляд.

* * *

Официальные генеральные испытания угишотрии были успешно завершены.

Как только члены Приёмочной Комиссии разошлись, а главное – удалились донельзя довольные Пительман и Арпадофель, Мезимотес нежно взял Моти под руку и повёл к себе в кабинет. Там, заботливо усадив его в кресло, он официальным тоном выразил ему благодарность за работу, вручил конверт с чеком на небывало кругленькую сумму и спросил: «Как бы ты хотел распределить премию?.. Нет, не эту сумму, это твоё. Мы же с Арпадофелем тебе дали внеочередной отпуск на… на… Полгода-год можешь спокойно отдыхать! Очень желательно сменить обстановку. Ты понял? Только держи с нами связь по электронной почте…» – «Да, конечно…» – ошеломлённо чуть слышно пробормотал Моти. – «А теперь другой важный вопрос. Итак, кого нам ещё представить к премии?» Моти назвал несколько имён, потом с неожиданной твёрдостью добавил: «В первую очередь непременно – Бенци Дорон и его группа!» – «А более достойных у тебя в бригаде не нашлось?» – «Шеф, мы с вами с самого начала договорились, что все разработчики основных блоков получают большую премию в случае удачного завершения темы. А у нас оно не просто удачное, но – весьма успешное!» – «Беседер! Всех разработчиков блоков награждаем, и твоего протеже – не обидим! Не волнуйся!» – «Я хотел бы проследить за этим! Чтобы никакой хавер Тимми не помешал торжеству справедливости…» – «Беседер, беседер…» Так Бенци получил довольно солидную премию, которая подгадала к рождению шестого ребёнка, а до того был отправлен во внеочередной отпуск. Из религиозных сотрудников один Зяма Ликуктус остался в «Лулиании» на долгих 3 с лишним месяца…

* * *

Семья Моти Блоха решила провести отпуск в Австралии, где жили родители Моти и семьи его младших брата Эреза и сестры Яэль.

В ночь перед отъездом Рути, прижимаясь к мужу, спросила, робко заглядывая ему в глаза: «Но, Мотеле, мы же не насовсем уезжаем?» – «Сейчас я ничего не знаю… – обнимая жену и нежно поглаживая её пухленькое плечико, ответил Моти. – Но на какое-то время, поверь мне, роднуленька, нам неплохо уехать подальше от Арцены.

Надеюсь, я найду там работу. Ты-то найдёшь, не сомневайся!» – «А дети?» – «Именно детям было бы лучше совсем туда перебраться! Особенно мальчишкам. Я давно мечтал хоть на время увезти их подальше от всего этого балагана, от Пительмана!..» Моти уставился в потолок, и лоб прорезала горестная морщинка; он вздохнул: «Может, хоть за ум возьмутся, за учёбу примутся, вместо всех этих… э-э-э… силонокулл-хулиганств».

– «Да, в этом ты прав…» – «И Ширли неплохо оторваться от её религиозных друзей… прости, пожалуйста… Я ничего не имею против Бенци, он отличный парень, всегда был мне хорошим другом, у него прекрасная семья, но… Понимаешь… Сейчас такое вот общение может стать опасным… А она девочка тихая, но упрямая… – Рути привычно молча кивала. – Я надеюсь, там мы её отдадим в какую-нибудь хорошую художественную школу, перспективы появятся… Здесь… ты же знаешь, какую художественную студию открыл модный штукарь Дов Бар-Зеэвув в Эрании-Алеф-Цафон…

Я бы не хотел, чтобы Ширли оказалась в той компании… А в Австралии… И…

Может, она забудет Доронов…» – «И в этом ты прав!.. – привычно закивала Рути в знак согласия, но тут же добавила: – Но я бы не хотела насовсем там оставаться…» – «Об этом пока речи не идёт…» Близнецы Блох приняли с восторгом отъезд в Австралию: как же, цивилизованная страна современной западной культуры! Вот там-то уж они покажут своей сестрице, чем живёт в культурном отношении всё прогрессивное человечество! Отцу даже пришлось в самолёте усадить Рути с дочкой как можно дальше от мальчишек, чтобы во время полёта они не насмехались над девочкой, не доводили её до слёз.

Австралийский отпуск

Семейство Блох отдыхало в Австралии. Моти с Рути и верили, и не верили, что пройдёт немногим более полугода, и они вернутся домой. Близнецы никак не могли остановиться на чём-то одном. Неделю или две они страдали от ностальгии и хотели вернуться домой, в привычную обстановку, к друзьям силоноидам-далетариям, к старшему другу Тимми Пительману. После чего, попривыкнув, они изъявляли страстное желание жить в такой прогрессивной и современной, а главное – красивой стране. Через три месяца всё повторялось сначала с той или иной периодичностью.

В отличие от братьев Ширли знала точно: как бы хороша ни была Австралия, её место – в Арцене, в Эрании на берегу моря, или в Меирии, там, где её друзья Дороны, там, где Ноам. В Парке, где на Лужайке «Цлилей Рина» звучат такие прекрасные мелодии. Она ещё не знала, что больше никогда не придётся ей побывать на Лужайке «Цлилей Рина», как и в знакомом и любимом с детства Парке.

В Австралии на всю семью свалилось столько необычных и интересных впечатлений, что Моти удалось на некоторое время выкинуть из головы опутавший его и всю семью каскад фантасмагорий, связанных с угишотрией. Только иногда острой болью отзывались воспоминания о том, как ловко и элегантно Мезимотес оттеснил его от фактического руководства почти доведенной до логического конца темой, заткнув действительно громадной премией и отпуском, именно сейчас совершенно не нужным ни ему, ни Рути. Рути до шабатона оставалось 2 года, и ей стоило огромных трудов перенести его. Детей пришлось забрать из школы до завершения учебного года. А впрочем, может, это и к лучшему, думал про себя Моти.

Общение с родными оказалось для Моти душевным бальзамом. Приторный увалень Пительман и стреляющий косым глазом Арпадофель понемногу стирались из памяти.

Моти ничего не рассказывал родителям, справедливо полагая, что они, став настоящими австралийцами, навряд ли способны понять его проблемы. Между ним и родителями, особенно строгим, вечно погруженным в бизнес отцом, никогда не было особой душевной близости. Время и огромные расстояния, разделившие их, тем более пониманию не способствовали. Слишком давно Блохи уехали из Эрании, отошли от непростой жизни и проблем Арцены, где за это время произошли большие изменения – до такой степени, что не всегда даже эранийцы, никогда не покидавшие Арцену, были способны понять их и постичь.

Галь и Гай с самого начала окунулись в музыкальную жизнь, заинтересовавшись бытом, нравами и привычками австралийской богемы, которую они считали властителями дум и местным аналогом элитариев Эрании. На самом деле только самая крутая астралийская богема до сих пор фанатела от силонокулла. Основная же масса австралийской интеллигенции относилась к этой угасающей музыкальной моде, мягко говоря, гораздо спокойней, отдавая предпочтение прочим течениям и стилям. К сожалению, прав оказался Тимми, когда поведал ребятам, что силонокулл в передовых странах Запада мало-помалу начинает приедаться, снова уступая место традиционным течениям в музыке. Откуда приезжим провинциалам было знать, что тех, кого они приняли за крутую австралийскую богему, большинство австралийцев, в том числе и родные отца, воспринимали в качестве местных чудаков, некое более-менее безобидное отклонение от нормы.

Чтобы не очень шокировать своих австралийских родных, и боясь, что им не разрешат общаться с двоюродными братьями, сыновьями папиного младшего брата Эреза, близнецы почти прекратили свои нескончаемые рассказы про «Цедефошрию» в эранийском Парке и про своё увлечение силонокуллом, про создание ими в гимназии «Клуба юных силоноидов». Ещё они всерьёз опасались проговориться и выдать тайну фелиофона Тимми Пительмана.

Когда они похвастались, что основали в гимназии и возглавили движение силоноидов, их рассказ вызвал у насмешливого, порой до ехидства, Эреза приступ неудержимого хохота. Он был очень похож на своего старшего брата Моти, только выше ростом, да чёрные, как смоль, волосы обрамляли мягкими, как у Ширли, кудрями его мужественное, насмешливо улыбающееся лицо. У него была вторая степень по экономике и бизнесу, и он постепенно и тактично брал в свои руки управление фирмой отца, стараясь никак не задеть достоинство старого бизнесмена.

Услышав слово «силоноиды», Эрез разразился хохотом и хохотал до слёз, снова и снова умолял близнецов повторить: «Как вы сказали, дорогие мои? Синусоиды? Это как? Вот так?» – и Эрез, переглядываясь с отцом, начал двумя руками изображать идущие друг другу навстречу синусоиды, так что, в конце концов, чуть не свалился со стула. Миниатюрная, худенькая бабушка Дина, увидев, что внуки впали в ярость, но не знают, как прореагировать на дядюшкины насмешки, прикрикнула и на сына, и на мужа, сказав, что они ведут себя неприлично. Но и прекратив хохотать, дядя и дед продолжали хихикать и глаза вытирать. Эрез никак не мог успокоиться. Потом он ещё несколько раз вопрошал близнецов снова и снова: «Как-как? Вы возглавили движение синусоидов? Я правильно выговариваю? А какая амплитуда, какая частота этого движения? Вы, наверно, по физике отличники?» Мальчишки, давно исключившие школьные предметы из сферы своих интересов, страшно обиделись. Впрочем, долго сдерживаться они не могли.

Наблюдая за нравами тех, кого они определили как крутую австралийскую богему, близнецы сразу же увидели, что у парней этой богемы очень модно носить девичьи локоны и даже косы, а иногда и наводить девчоночий макияж. (Впрочем, последнее явление мальчишки поняли совершенно правильно – с этим они уже успели познакомиться дома, даже в родной гимназии.) Галь решил, что они должны кардинально изменить причёску, чтобы стать у австралийских крутых своими. Поэтому вскоре по приезде он подстригся наголо. А брату он разрешил подстричься только тогда, когда у него самого голова начала покрываться ярко-лимонными кудряшками, такими же весёлыми и задорными, как в детстве. Чтобы не очень шокировать своих австралийских бабушку и дедушку, близнецы постарались все колечки с лица убрать, оставив только несколько маленьких звенящих колечек – Галь на левом, Гай на правом ухе. Между собой они решили, что, как только вернутся домой, так снова обретут самый сногсшибательный и современный прикид. В том, что вернутся домой, они в тот момент не сомневались – у них как раз был период ностальгии по дому и друзьям.

Спустя пару-другую месяцев Галь уже щеголял в пышной белокурой косе, которую он старательно перекидывал через левое плечо. Такую причёску он увидел по телевизору в репортаже об одном ночном сборище крутых представителей сиднейской артистической богемы и решил внести свой вклад в австралийский прогресс. У Гая по плечам рассыпались шикарные белокурые локоны, которые он время от времени собирал в затейливый пышный хвост, или заплетал в две девчоночьи косички, что делало бы его похожим на озорную девчонку, если бы не мощная юношеская фигура борца-силовика. Как-то бабушка Дина, глядя на вертящихся перед зеркалом старших внуков из Арцены, мимоходом обронила: «А не подарить ли вам, внучеки дорогие, пару моих каких-нибудь юбок? Авось втиснетесь?» Дедушка Мики (или, как его тут называли – Майк) ничего не говорил, только сердито поглядывал на Моти и Рути, силясь понять, кто же из них оказался никуда не годным воспитателем сыновей, кто больше их разбаловал. В бытность в Арцене они с женой слыли либералами. Но бьющее через край своеобразие либерализма в нынешней Арцене, густо замешанное на безудержном стремлении к доведённой до карикатурности как-у-всехности, как это проявилось у старших внуков, казалось им из ряда вон выходящим.

* * *

Блохи приехали в Австралию к самому началу тамошнего учебного года. Поэтому надо было немедленно решить, что делать с учёбой детей. Сестра Моти Яэль, с которой особенно сблизилась Ширли, посоветовала Моти отдать дочку в частную еврейскую религиозную школу, которую она прочила для своих дочерей, когда те подрастут.

Ширли, кроме того, почти с самых первых дней начала по вечерам посещать художественную студию, которую ей нашла та же Яэль. Муж Яэль Йоэль (или, как его тут звали, Джоэль) советовал и близнецов отдать в подобную школу для мальчиков, но Галь и Гай резко воспротивились: «Это что, мы, эранийские элитарии и силоноиды…» – «Кто-кто-кто?..» – недоуменно воскликнул Йоэль; он уже начал слегка обалдевать от безудержной терминомании племянников. – «Ну, элитарии! Так у нас называют людей из среды самых интеллигентных и интеллектуальных эранийцев.

В отличие от досов… э-э-э… прости… – изобразил Галь смущение, глянув на кипу Йоэля, – меиричей… Мы их так и зовём между собой. А мы – силоноиды, потому что приверженцы силонокулла», – хвастливо заявил Галь, а Гай восторженно поддакнул. – «Ладно, с вами, племяннички, всё ясно… Вам действительно не надо идти в религиозную школу. Это для вас недостаточно… э-э-э… элитарно и синусоидно… Как-Ещё-У-Вас-Там? Идите в обычную… э-э-э… конечно же, синусоидную!.. Может, Эрез сможет что-то посоветовать… Он чуточку поближе к вашему элитарному миру… не то, что мы, серые и отсталые…» – «А если со спортивным уклоном? Мы же увлекаемся восточными единоборствами! Завоёвывали медали! Чёрный пояс по каратэ – у нас обоих!..» – «Ясно-ясно…» – с вежливыми улыбками покивали им Яэль и Йоэль, поспешив прекратить разговор.

В результате близнецы с головой ушли во всяческие спортивные развлечения, лихо демонстрируя австралийским сверстникам свои достижения в дзюдо и каратэ.

Двоюродные братья, 6-8-летние сыновья Эреза, смотрели на них, восхищённо раскрыв рты. Однако, на традиционные концерты по воскресным вечерам они предпочитали ходить со своей ласковой, черноглазой, как их бабушка, арценской кузиной, носящей красивое, звенящее колокольчиком имя Ширли.

* * *

Когда Моти узнал, что Ширли в художественной студии будет изучать компьютерную графику и анимации, он сказал Рути: «Теперь-то я знаю, что подарить девочке на день рождения!» И Ширли получила в подарок один из самых современных и удобных в обращении ноут-буков, особенно подходящих для её целей. Теперь ни в одну поездку она не отправлялась без него, делая зарисовки интересных, будящих воображение пейзажей.