Текст книги "Надувные прелести"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– …Нетрудно догадаться о решении, принятом Крутых, – усмехнулся Михаил, подруливая к дому Кольки Брагина. – Да-а, Марочка здорово запудрила мозги парню!

Всю дорогу мы с Клавкой слушали повествование Михаила, затаив дыхание. Кешка пришел в себя и особенно трагические моменты сопровождал протяжными стонами, чем в конце концов вывел Клавдию из себя, и она предложила переместить раненого в багажник. Моя человеколюбивая натура громко возмутилась подобным проявлением жестокости, и Иннокентий после недолгих препирательств был оставлен на заднем сиденье джипа.

Николай встречал нас на крылечке. Выражение его лица не сулило ничего хорошего, но я по-прежнему питала надежды на чары сестрицы. Не сможет Колька устоять перед ними!

– Что тут у вас? – нахмурился Брагин, когда дверцы автомобиля распахнулись.

– Вот… – мотнула я головой в сторону Кешки.

На всякий случай Иннокентий потерял сознание, едва Николай дотронулся до его раны.

– Кто из вас это сотворил? – Брагин по очереди смерил нас с Клавкой долгим взглядом. – Димка знает?

Я замялась:

– Ну… Кхм! Понимаешь, Коль… Брусникин в доме отдыха, и нам бы очень не хотелось, чтобы он узнал об этом… об этом…

– Недоразумении, – подсказала Клюквина, начиная строить глазки своему боевому товарищу. – Это не мы, Коль, честное слово! Просто глупое стечение обстоятельств: мы с Афоней возвращались с дачи, а тут этот… Лежит себе спокойно и жа-алобно так стонет! Мы же не могли просто пройти мимо!

– Естественно! – хмыкнул Колька. Что-то мне подсказывало, что Клавка не очень усердно старается очаровать парня, потому я незаметно пихнула ее локтем: мол, не валяй дурака, а делай многозначительное лицо и посылай Коленьке многообещающие взгляды. Сестрица намек поняла. Она подошла к Брагину на опасно близкое расстояние, коснулась его локтя и ласково прошептала:

– Коля, помоги! Он же помереть может, а наши девичьи сердца разорвутся от горя! Помоги, будь другом! Обещаю, мы будем тебе предельно благодарны! – при этом физиономия у Клавдии была очень многообещающая. Я бы на месте Брагина не устояла.

Брагин сдался.

– Значит, так: несем его ко мне. Постарайтесь сделать так, чтобы крови не было видно – соседи у меня больно глазастые! Парень, ты можешь ногами передвигать? – обратился Николай к Иннокентию.

– Попробую… – страдальчески закатил глаза Кеша, словно ему предлагали совершить героический подвиг, а не дотащиться до дверей квартиры, которая, кстати, находилась на первом этаже.

– Отлично! – сказал Колька. – Изображай из себя пьяного. Можешь даже для достоверности какую-нибудь песенку спеть… Ну, взяли, что ли?

Общими усилиями мы извлекли Кешу из машины. Джинсовая курточка его уже сильно пропиталась кровью, так что пришлось мне прикрывать бурое пятно собственным телом. Михаил и Николай подхватили пострадавшего под руки, Клавка принялась изображать жену, измотанную пьянством мужа, а Иннокентий, подыгрывая из последних сил, забубнил себе под нос, практически теряя сознание:

– Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…

– Я тебя поцелую! Потом. Если захочешь, – пропыхтел Михаил.

Иннокентия сгрузили на огромную кровать, занимавшую добрую половину единственной комнаты в квартире Брагина. Колька ловко раздел раненого. Торс Кешки мог бы служить эталоном мужской красоты, если бы не пропитанное кровью полотенце. Бывший полевой доктор снял наложенную мною повязку и внимательно осмотрел рану. Дырка в плече и сочившаяся из нее кровь впечатляли. Мы с нетерпением ожидали приговора. Не то чтобы пеклись о здоровье Иннокентия, просто жаль было изуродованную красоту. Мне точно так же было жаль несчастную «Данаю», когда какой-то придурок плеснул в нее кислотой.

Клавка маетно вздыхала. Косые взгляды сестрицы, которые она бросала на полуобнаженную натуру атланта, вызывали у полевого хирурга нервное подрагивание щеки и учащенное дыхание. Заметив это, Клюквина оторвалась от созерцания голого Кешки и послала боевому товарищу такой многообещающий взгляд, что тот смущенно заалел.

– Так, мне все ясно. Пулю я вытащу, зашить парня – зашью. Только… – Коля наконец проникся значением взглядов Клавдии, перестал ревновать и пристально посмотрел на зеленого Кешу. – Анестезии у меня нет. Придется терпеть.

– Я не смогу, – прошептал бескровными губами Иннокентий.

– Он не сможет, – подтвердил Михаил.

Брагин задумчиво поскреб затылок: стало быть, задумался.

– Ладно, сообразим что-нибудь… – с этими словами Колька нас покинул, но очень скоро вернулся. В руках у него была бутылка из-под шампанского, плотно закупоренная самодельной пробкой, и граненый стакан. Молча Брагин откупорил пробку и налил полный стакан прозрачной жидкости. В воздухе запахло спиртным.

– Водка? – как мне показалось, с надеждой спросила Клавдия.

– Обижаешь! Чистый спирт! Пей, сердешный. – Колька протянул стакан Иннокентию, – это тебе вместо анестезии. Иначе помереть можешь от болевого шока.

По-моему, Кешке было уже все равно, от чего помирать; от шока ли или от стакана чистого спирта.

– А… Ему плохо не будет? – Михаил с сомнением смотрел то на стакан, то на Иннокентия. – Он сроду ничего крепче белковых коктейлей не пил…

На это Колька авторитетно заявил:

– От спирта еще никто не умирал.

– А вот Минздрав говорит… – вмешалась Клавдия.

– Заткнись, – ласково попросила я, и сестрица умолкла. Я представила себе, что предстоит испытать сейчас несчастному «атланту», и поежилась. По мне, пожалуй, лучше и вовсе без анестезии. Однако Кеша, бросив на всех присутствующих печально-обреченный взгляд, вздохнул и, не выдыхая, осушил стакан. Мы все с интересом наблюдали за его реакцией. Иннокентий какое-то время вовсе не дышал, а только вращал выпученными глазами. Потом он осторожно перевел дух, кивнул, после чего на лице его появилась бессмысленная улыбка, и, слегка покачнувшись, юноша повалился на кровать.

– Так, анестезия подействовала, – удовлетворенно кивнул Колька Брагин. – Теперь – быстро все на кухню, и не шуметь!

На цыпочках Клавка, я и Михаил удалились в указанном направлении. Нам с Клавкой не терпелось услышать продолжение рассказа. Кстати, пока Михаил говорил, у меня мелькнула какая-то беспокойная мысль, но история превращения Золушки в ведьму увлекла, и мысль пропала. Я очень надеялась, что она вновь появится, как только Михаил заговорит.

– Ну, что там дальше? Глеб согласился? – спросила Клавка, как только мы разместились на крошечной кухне.

– Конечно. Если бы он этого не сделал, то до сих пор жил бы и здравствовал, – усмехнулся Мишка.

…Глеб долго сомневался, стоит ли ввязываться в опасную авантюру. Марина устала уже изображать из себя любящую супругу. Она пригрозила Глебу разводом, надеясь, что это его испугает и заставит согласиться. Однако Глеб и после этой угрозы никак не мог решиться: Карпа он боялся, а угрозы Марины посчитал всего лишь женскими капризами. Марочке пришлось бежать в загс и быстренько разводиться. Впрочем, это ничуть ее не расстроило, поскольку процедура была ею запланирована заранее. Зато на Глеба это произвело впечатление, и он наконец сломался…

– Кешка принес дискету, и дело пошло, – закончил Михаил.

Я печально вздохнула: выходит дело, прав мой оболтус, и все беды из-за баб, то есть – из-за женщин? А мы с Клавдией – лучшее тому подтверждение?

Тут в голове моей случилось просветление, и мысль, не дававшая покоя в продолжение всего рассказа, проступила четко и ясно.

– Миша, значит, Иннокентий принес дискеты? – я напряглась в ожидании ответа.

– Одну, – кивком головы подтвердил Михаил.

– Ты ее видел? Что на ней?

– Что-то типа ведомости. Знаете, по таким же примерно в бухгалтерии зарплату выдают…

Знаем: видели собственными глазами. Но тогда получается, что подобных дискет существует как минимум две – одна у Марочки, а вторую я притащила в проклятом чемодане, а потом отдала Карпу. Сколько же копий снял Кеша? И почему он не передал Маре копию второй дискеты?

Наверное, примерно те же вопросы возникли и у Клавдии, потому что она, с подозрением косясь на Михаила, пустилась в рассуждения:

– Ну, хорошо. Кеша принес Марине дискету с ведомостью. Но она же сама говорила: мол, без доказательств эта информация яйца выеденного не стоит. Доказательства-то на второй дискете! А ее как раз и нету! И теперь все ее ищут: и Карп, и Митрохин, и сама Марина. Мне почему-то кажется: Кешка знает, где вторая дискета! Надо будет расспросить его хорошенько, когда он оклемается от «наркоза». Мне вот что еще интересно… – Клавку, видать, понесло. У нее бывают такие моменты, когда она начинает мыслить четко, ясно и даже с некоторой долей логики. Тогда удержать сестрицу невозможно. Да и зачем? Как правило, итогом подобных озарений является если не истина, то что-то очень похожее на нее. – Как именно Глебу удавалось снимать с провинившихся чиновников завышенную ставку, коли он не мог предоставить взамен доказательства их грешков? Что, в аппарате совсем дураки собрались, готовые «отстегивать бабки» за простой испуг?

Михаил красноречиво пожал плечами, что, должно быть, означало – вопросы, заданные Клавкой, ответа не имеют. Меня тоже волновали кое-какие моменты. Ну, к примеру: что за дискета все-таки была в чемоданчике с деньгами? Да и происхождение денег вызывало интерес…

Молчание, повисшее на кухне, нарушило появление Кольки Брагина.

– Ну, что? – я с надеждой посмотрела на Николая.

– Он жив? – Михаил слегка побледнел. Наверное, он все-таки переживал за Иннокентия.

– С ним поговорить можно? – Клюквина ни на секунду не забывала о возложенной на нас миссии.

Колька с ответом не торопился, чем здорово действовал на наши нервы. Все-таки хирурги, пусть даже недоученные, жестокие люди! Спокойненько так, с чувством глубокого удовлетворения, не торопясь, режут живого человека и приговаривают: «Ничего, голубчик, потерпите! Это сейчас больно, а потом будет хорошо». Что ни говорите, профессия накладывает отпечаток на личность человека.

Брагин прекрасно видел нетерпение нашей троицы, и ему, как истинному хирургу, доставляло удовольствие смотреть на страдания человеческие. Он достал из холодильника открытый пакет молока, выпил его до капли и только после этого снизошел:

– Жить будет.

Очень лаконично, а главное, обнадеживающе. Клавка радостно захлопала в ладоши и еще раз спросила:

– С ним можно поговорить?

– Попробуй, – усмехнулся Колька.

– Он без сознания? – предположила я и сама же ответила: – Ну, естественно. Слыханное ли дело – извлекать пулю из живого тела! Хорошо, что бедняга не скончался от болевого шока.

– Не-е, это никак невозможно. Ваш раненый от ударной дозы алкоголя отключился и до конца операции не вякал. А сейчас вот в себя пришел… Мычит что-то, я разобрать не могу. – Брагин еще раз «сбегал» за молоком в холодильник.

Клавдия поднялась и нетерпеливо затопталась на месте:

– Так, может, мы разберем?

– Попробуй, – еще раз повторил хирург. – Пьяный он…

– А скоро протрезвеет?

– После спирта? Не скоро. Водички попьет, и снова в нирване. Спирт – штука серьезная.

– Нам некогда ждать! – воскликнула Клавка и первой ринулась в комнату. Следом за ней робко потрусила я, старательно пряча глаза от пристального взора Николая. Ох, чует мое сердце, расспросов не избежать!

Иннокентий лежал на кровати, бледный, но счастливый, словно ему наконец-то открылся смысл жизни. Может, и открылся. Как известно, наше сознание в критических ситуациях на многое способно.

– Кеша! – позвала Клюквина, осторожно приближаясь к кровати. Я на всякий случай остановилась чуть поодаль. – Как ты себя чувствуешь?

Раненый открыл глаза. Хороший признак! Поначалу Кешкины очи никак не хотели фокусироваться на Клавке, а все время норовили расползтись в разные стороны. Однако после пятой или шестой попытки Иннокентию все же удалось разглядеть склонившуюся над ним фигуру. Блаженное выражение его лица сразу сменилось на страдальческое.

– Я умираю… – дохнул перегаром Кеша.

Я хотела успокоить человека: дескать, все не так плохо, пулю Колька достал, и теперь можно жить-поживать и добра наживать, но Клавка меня опередила. Безмерно грустя, она трагическим голосом, каким обычно говорят с тяжелобольными или умирающими, посочувствовала:

– Нам очень жаль, Кеша, но, видать, судьба у тебя такая. Покаяться не желаешь? А мы с Афонькой помолимся за тебя, сердешный! Свечечку за упокой поставим, панихиду закажем, чтобы, значит, предстал ты пред светлым ликом всевышнего чистым, аки ангелочек!

Иннокентий каяться не пожелал. Вместо этого он снова сомкнул вежды и издал протяжный и очень жалобный стон.

– Эй, – обеспокоилась Клавдия, похлопывая «умирающего» по щекам, – не вздумай сознание терять!

– Может, не стоит его так по щекам молотить? Все-таки человек только что пережил операцию, и вообще…

На сестрицу мои слова не произвели никакого впечатления. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока Кеша не передумал умирать без покаяния:

– Хорошо. Я все скажу…

Леонард Эдуардович Карпинский напрасно считал своего красавца-любовника человеком недалеким. Бытующее в народе мнение, что красивые люди непременно глупы, как Винни-Пух с опилками вместо мозгов, сыграло с могущественным Карпом злую шутку. Но не будем его осуждать – сердце влюбленного мужчины хоть и большое, словно у бизона, но оно слепо и глухо.

Узнав у хозяина об источниках поступления его капиталов, а таковых было немало, Кеша решил претворить знания в жизнь. С наркотой, алкоголем, проституцией и торговлей оружием он благоразумно связываться не стал – себе дороже. Что такое «лоббирование» (подобное занятие тоже входило в круг интересов Лео), Иннокентий не знал. Иноземные слова со смутным значением всегда вызывали у него легкую внутреннюю дрожь и приступы мигрени, оттого выбор его пал на шантаж. А что? Доходно и не слишком обременительно. Однако самому заниматься маленьким гешефтом на базе большого бизнеса «большого» Карпа во-первых, было не комильфо для самого Кеши, а во-вторых – опасно. Чего доброго, Карп узнает, и тогда смерть в пасти голодного льва покажется настоящим блаженством. Иннокентий знал, что сбором податей с власть предержащих лиц занимается некто Глеб Крутых. Му-жик, по словам Карпинского, умный, шустрый и преданный ему до резинки от трусов.

«Это то, что мне нужно», – обрадовался Иннокентий и, дождавшись, когда любимый отбудет на несколько дней в командировку, отправился к Глебу.

Когда дверь открыла красивая молодая женщина, Кеша сразу решил, что звезды нынче благоприятствуют любви. Любви двух мошенников к деньгам, причем к таким, которые достаются без особого труда. Марину наш «атлант» знал давно. Вернее, лично не знал, видел несколько раз в доме своего нынешнего хозяина в те благословенные времена, когда любовь Карпа к Иннокентию только-только начиналась. Юный паж не скрыл своего удивления и недовольства при виде жены своего принца.

«Не бери в голову, милый! – Лео погладил Кешу по коленке, заметив, как тот обиженно надул губы. – Жена – понятие абстрактное. Скорее это просто прикрытие. Сам понимаешь: положение обязывает. Тем более что я все равно собрался с ней разводиться…»

Воспоминание об этом давнем эпизоде молнией мелькнуло в красивой Кешкиной голове, там же созрел и план действий.

Шестым чувством Кеша угадал – женщина будет не против поживиться за счет бывшего мужа, отомстив тем самым за нанесенную ей обиду. А в том, что обида имела место быть, сомнений не возникало.

Переговоры прошли успешно. Марочка с восторгом приняла идею Кеши и с готовностью согласилась «дружить» против Карпинского. Однако Кеша, хоть и обладал модельной внешностью, дураком себя не считал.

«Нужно быть полным кретином, чтобы доверять бабе, – рассуждал Иннокентий, – а уж Марочке —

тем более. Стерва еще та, невооруженным глазом видно. Да и Лео рассказывал о ее «подвигах». Тут нужно подстраховаться, иначе можно остаться без штанов. Ладно, пусть сперва она «окучит» своего мужа-теленка, а там посмотрим…»

Как явствовало из дальнейших событий, Кеша в своих подозрениях оказался прав. Мы с Клавкой были свидетелями, как Марочка с ласковой улыбкой аллигатора сообщила партнерам, что они утратили сей высокий статус и перешли в категорию нежелательных свидетелей…

И принялся добрый молодец думу думать. Задачка-то была покруче теоремы Ферма: как не позволить Марине обвести себя вокруг пальца, чтобы не остаться у разбитого корыта, и еще – отвести от себя подозрения Карпа, который после Маринкиных фокусов стал злопамятным и на расправу шибко скорым. Ему ничего не стоило отправить человека к праотцам, а потом, обнаружив ошибку, явиться на свежую могилку с букетом цветов и чувством глубокого раскаяния.

Ну и как же решить проблему, возникшую перед Кешей во всей своей бесстыдной наготе? Да любой нобелевский лауреат при таком раскладе отказался бы от премии в пользу голодающих Гондураса и навсегда ушел бы в монастырь.

К великому сожалению изможденных гондурасцев, Иннокентий отказываться от Нобелевской премии, которую ему, собственно, никто и не предлагал, не стал. Он решил задачку с двумя неизвестными изящно и просто: снял копию с первой дискеты и отдал ее, как было условлено, Марине. Таким образом, часть договоренностей была им выполнена честно, что в нашей суровой жизни встречается крайне редко. Зато дальше вступил в действие хитроумный план самого Кеши.

Глеб Крутых ездил за «откупными» всегда с одним и тем же чемоданчиком. По специальному заказу Кеши частный мастер-умелец изготовил точно такой же, но с двойным дном. Затем Иннокентий самым банальным образом выкрал у Карпа обе оригинальные дискеты. В один из визитов Глеба к боссу Кеша подменил чемоданчик. Теперь Крутых, сам того не подозревая, таскал с собой оригинал первой дискеты. Вторую же Кеша надежно спрятал и попытался жить спокойно. Получалось это плохо. Виной тому были вовсе не мысли, что он обманул своего благодетеля. Нет! Экспроприировать награбленное – святое дело, в этом у Кеши сомнений не возникало. Угнетало подозрение, что Глеб и Марина обманут бедного пажа и оставят его без цента в кармане. Предпосылки к подобным сомнениям имелись весьма существенные. Мара требовала вторую дискету, ибо без нее шантаж аппаратчиков превращался в фуфло. Кеша, страхуясь, дозированно выдавал доказательства и требовал едва ли не поминутного отчета о встречах Глеба с «потерпевшими».

Что тут скажешь? Схема простая, но действенная. При самом неблагоприятном исходе все подозрения со стороны Карпа падут на Глеба, и доказательство его вины в виде оригинала дискеты «случайно» обнаружится в его же чемоданчике. Крутых, пылко влюбленный в свою Марочку, будет молчать, как рыба об лед. И, кстати, еще один немаловажный Момент – время. А оно как раз работало на жуликов! Когда еще Карп узнает, что его самым наглым образом обворовывают…

Вот тут-то Кешка и просчитался. Откуда же ему было знать, что депутаты прекрасно осведомлены о бизнесе Лео и легко отстегивают ему деньги, а повышение тарифов вызовет в их стройных рядах возмущенный ропот? Делегатом от депутата выступил товарищ Митрохин. Он нанес Леонарду Эдуардовичу неофициальный визит. В результате длительной беседы консенсус был достигнут: Лео обязался найти и строго наказать ослушника и дело свое безобразное свернуть. Да и то верно – адюльтер и прочие грешки в высоких кругах стали привычными, даже обыденными событиями. Впрочем, как и публичное покаяние. Мистер Клинтон однажды показал пример искреннего раскаяния, чем здорово поднял свой рейтинг. Наши чиновники-шалуны сочли это хорошим пиаровским ходом и взяли на вооружение.

В общем, вляпался Глеб по самые помидоры. Карп обнаружил пропажу дискет и, натурально, устроил помощнику головомойку. Крутых, будучи мужиком умным, быстро сообразил, чьих рук это дело, но делиться догадками с боссом не стал, потому что знал – Кеша отвертится, а они с Мариночкой окажутся крайними. Вдохновленный примером Клинтона, Глеб покаялся и пообещал хозяину дискеты вернуть.

– Прекрасно, – удовлетворенно кивнул Карп. Если у него и были сомнения в честности своего помощника, то виду закаленный жизнью дядька не подал. Немного помолчав, Леонард коротко приказал: – Сегодня метнись к Андрющенко. Это наше последнее дело. Потом захватишь дискеты – и ко мне. Все, свободен…

Кеша слышал разговор Карпа с Глебом. Он, как в сказке у Пушкина, «во время разговора все стоял позадь забора», то бишь за дверью. Поняв, что в ближайшее время предстоят крутые разборки, Иннокентий решил переходить к решительным действиям. Выдумав какой-то пустяковый предлог, он покинул дом Карпа и, прыгнув в свою «Тойоту», последовал за Глебом. Тот, как обычно, отправился на задание на старенькой «Волге» с водителем. По дороге Кеша позвонил Марочке и коротко обрисовал ситуацию.

– Без паники, – жестко сказала женщина, почувствовав, как дрожит голосок у приятеля. – Куда, говоришь, он поехал?

– К какому-то Андрющенко…

– Не отключайся, я сейчас.

Марина отсутствовала примерно с минуту. Все это время Кеша старался не упустить из виду «Волгу», что оказалось очень проблематичным, ибо движение в Москве в этот час было оживленным.

– Так. Ленинский проспект, 16. Офис Андрющенко. Думаю, Глеб сейчас направляется туда, а потом, скорее всего, заедет домой, чтобы побеседовать со мной. Возможно, он тебе позвонит. Не волнуйся, не психуй, спокойно соглашайся отдать обе дискеты…

– Но…

– Не перебивай! Значит, если Глеб тебе звонит, ты соглашаешься отдать обе дискеты и назначаешь встречу у нас дома. Следи за ним, куда бы он ни поехал, и будь постоянно на связи. Все понял? Повтори, – потребовала Марина.

Иннокентий послушно повторил указания женщины и обещал в точности им следовать, а также поклялся не предпринимать никаких шагов, не посоветовавшись с ней.

– И последнее. Запомни: от того, как ты выполнишь поручение, зависит твоя жизнь! Вздумаешь меня обмануть – позвоню Карпу и расскажу о твоей роли в этом деле. Что он с тобой сделает тогда, знаешь?

Конечно, Кеша знал, и еще раз клятвенно пообещал ни на шаг не отступать от полученных инструкций. Увлекательная игра в погоню длилась недолго. Крутых навестил офис Андрющенко, пробыл там минут двадцать. Заехал в свои клубы: в «Рафаэль», «Турбулентность» и «Джокер»; потом отбыл в банк, где провел почти час, и сразу направился в сторону дома. Причем, как обратил внимание Иннокентий, тот самый чемоданчик становился все тяжелее и тяжелее. Стало быть, он заполнялся деньгами. Глеб и в самом деле позвонил Иннокентию, но выяснять отношения не стал, а просто попросил erо приехать к ним домой – чем скорее, тем лучше.

Уже совсем стемнело, когда заговорщики встретились в загородном доме Глеба. Кроме самого Глеба, Марины и Кеши, присутствовал еще и брат Марины, Михаил. Шофера проводили на кухню, велев домработнице накормить парня хорошенько и не отпускать до тех пор, пока его не позовут.

Глеб не стал устраивать разборки по поводу исчезновения оригиналов дискет. Он прекрасно знал, чьих рук это дело, и потребовал у Иннокентия, чтобы тот их вернул.

– И вообще, Карп сворачивает данный вид бизнеса, так что придется и нам последовать его примеру, – закончил Крутых.

Иннокентий не знал, что ответить. Он беспокойно ерзал на диване и бросал на Марочку взгляды, полные мольбы о помощи.

– Хорошо, дорогой, – кротко сказала Марина. – Как скажешь. Ты сейчас поезжай к Карпу и скажи, что дискеты привезешь завтра: мол, не успел за ними заехать и все такое. Кеша тебе их завтра передаст. Жаль, конечно, мимо таких денег пролетели, но ничего не поделаешь… Да, кстати, милый, ты не будешь против, если я сейчас съезжу в город? Подружка звонила, просила навестить ее, давно мы не виделись. А Кеша меня подвезет. Моя машина что-то барахлит. Михаил вот приехал, обещал посмотреть. Так я поеду?

О существовании подруги у Марочки Глеб слышал впервые, но, довольный исходом разговора, легко согласился. В конце концов, ведь были же когда-то у Марины подруги?

– Мы поехали, – после небольшой паузы продолжил рассказ Иннокентий. – Я понятия не имел, зачем Марине нужно было в город, да и не спрашивал. В тот момент меня волновало совсем другое: зачем она сказала Глебу, что я верну ему дискеты? Я вовсе не собирался этого делать! Марина сама мне все объяснила. По ее словам, даже хорошо, что Карп сворачивает свой бизнес. Она хотела продолжить его самостоятельно, на семейном подряде, так сказать. Потому дискеты возвращать никто никому не будет…

– А Глеба надо убрать, – холодно сказала Марина.

– Куда? – не понял Кеша. Красноречивый залп очами послужил ему ответом…

Иннокентий снова замолчал. Было видно, что говорить ему трудно, на лбу и над верхней губой проступили капельки пота, губы пересохли, а голос звучал все слабее. Однако Клавдию состояние больного мало беспокоило. Сейчас и ей, и мне очень хотелось знать: чем же дело закончилось, и сестра нетерпеливо поинтересовалась:

– Ну, и что же дальше?

– Так мы и ехали – впереди Глеб, следом мы, пока вдруг Марина не велела мне обогнать «Волгу». Я не сразу-то и понял, что произошло. Марина открыла окно, раздался грохот, а потом ее истошный вопль: «Гони!» Только и успел заметить, как лобовое стекло «Волги» брызнуло осколками, а сама машина свернула в какую-то подворотню. Я крикнул Марине, что в чемодане у Глеба деньги и первая дискета и что было бы неплохо чемоданчик забрать. Мы развернулись и поехали в ту подворотню, куда, по моим расчетам, свернула «Волга». Однако нашли мы ее не сразу: темно, да и мое состояние в тот момент было далеко не лучшим: руки трясутся, внутри тоже все ходуном ходит… Каким чудом мы никуда не врезались, до сих пор понять не могу! В общем, когда мы нашли разбитую машину, там уже топтался народ, въезжал милицейский автомобиль… Впрочем, Марина не особенно расстроилась: копия дискеты У нее была, а деньги… Еще заработаем! Во всяком случае, Марина так считала. После этого я очень внимательно наблюдал за Карпом, все его разговоры подслушивал… Рисковал, конечно, страшно, но что поделаешь? Так я узнал о вас и о том, что Карп велел вам отыскать вторую дискету. Марина была уверена, что рано или поздно вы проникнете в дом Глеба, поэтому попросила охранников на въезде в поселок сразу ей сообщить, как только две девушки появятся в поселке и будут спрашивать о доме Крутых… Дайте попить, в горле все пересохло, – попросил Кеша.

Клюквина метнулась за водой, позабыв о предупреждении Брагина – воды больному не давать, иначе парень уйдет на второй виток, а я потрясенно молчала, думая о жестокости нынешних Золушек. Это ж надо: первого мужа дважды заказывала, а второго – взяла да и пристрелила собственными руками! Но во всей этой истории один момент так и остался невыясненным: где вторая дискета? Кроме Иннокентия, никто бы не смог ответить на этот вопрос.

– Кеша… – обратилась я к парню, но тут увидела, что он жадно пьет воду, принесенную Клавкой, и заголосила: – Что ты делаешь?! Не пей!

– Козленочком станешь! – заржала Клюквина.

Но было уже поздно. Вода, добавленная в спирт, сделала свое подлое дело: глазки Кеши заволокло туманом, и он с довольной улыбкой откинулся на подушки. Клавдия оборвала свой дурацкий смех и перевела непонимающий взгляд с Кешки на меня, а потом обратно:

– Что это с ним? Помер, что ли? От воды?!

– Клава, Колька же предупреждал: после дозы чистого спирта воду пить нельзя! Наш Иннокентий снова в отключке, а я так и не выяснила, где вторая Дискета!

– Ну, пьяный – не мертвый. Сейчас все поправим! – бодро пообещала сестрица и принялась приводить Иннокентия в чувство старым проверенным способом. Сперва она отхлестала его по щекам, а потом устроила небольшой холодный душ из остатков воды в стакане. Предприятие увенчалось успехом, и Кеша очнулся, правда, осмысленности в его глазках не наблюдалось. Воспользовавшись минутой, я задала главный на сей момент вопрос:

– Кеша, где вторая дискета?

– Ка-какая дискета? – заплетающимся языком пролопотал Иннокентий.

– Не дури! – прикрикнула на него Клавдия. – Сам знаешь какая! Говори быстро, ну! А то умрешь без отпущения грехов…

– Ик! Ах дискета! Она… В этом, как его? В жо… Джо… Короче, в клубе. На дне.

Пробормотав эти слова, Иннокентий повалился на кровать. Теперь уже никакие реанимационные мероприятия не смогли бы привести его в норму.

Задумчиво глядя на бесчувственное тело, распростертое на кровати и источающее ужасное амбре, я медленно произнесла:

– Знаешь, Клав, иногда мне так хочется тебя придушить! Руки прямо так и чешутся, папой клянусь! Только угроза неминуемой уголовной ответственности за это противоправное деяние в самый последний момент останавливает меня… Не знаешь, почему со мной такое происходит?

– Наверное, в тебе говорит родственное чувство, – хмыкнула Клавка. – Как я понимаю, сейчас у тебя возникло именно это желание. Не скажешь, почему на сей раз?

– А сама не догадываешься? Зачем ты Кешку водой напоила? Как мы теперь узнаем, где дискета? В какой такой «жо»? Да еще на самом дне…

– Да не в жо, а в Джо! В «Джокере», неужто не поняла? Кешка ведь сказал – в клубе. Ну? Включи свою дедукцию! Клуб… Джо…

Логика в словах Клюквиной, несомненно, присутствовала. Значит, снова ненавистный «Джокер»! Но где там у него дно? По моим представлениям, существование подобного заведения – и есть самое настоящее дно. Однако в современной действительности горьковские понятия уже не актуальны. Может, у Клавки имеются какие-нибудь соображения насчет дна?..

– Без понятия. Но это – потом. Главное, мы знаем, где искать дискету! Надо подумать, что делать с бандой. – Клавдия усердно чесала затылок, что всегда свидетельствовало об интенсивной умственной деятельности сестрицы.

– Я уже позвонил, куда следует. Сейчас приедут, – на пороге комнаты, скрестив на груди руки, стоял Колька Брагин.

– Ты все слышал? – смущенно пролепетала я.

– Хм, обижаешь, Афанасия Сергеевна! – с легкой усмешкой пожал плечами Николай.

Действительно, что это я? Мой Брусникин, уезжая, наказал всем своим друзьям присматривать за нами. Они согласились, зная наши с Клавкой способности попадать в дикие истории.

– Что ж, наверное, оно и к лучшему, – глубоко вздохнула я. – А где Михаил?

– На кухне. Спит. Я ему вколол снотворное под видом успокоительного…

Два часа спустя явились представители власти. Все, как положено: с мрачными лицами, при погонах, с протоколами… Разбирательство затянулось из-за невозможности немедленно допросить пьяного и прооперированного Иннокентия и сладко спящего на кухонном полу Мишки. Мы с Клавкой дали чистосердечные показания, после чего были отпущены с миром и с подписками о невыезде в карманах. На мой робкий вопрос, можно ли поехать в дом отдыха, который находится под Москвой, ибо там мой супруг залечивает боевые раны и изнемогает от желания встретить Новый год в кругу семьи, усатый майор согласно кивнул. Мне показалось, или в его взгляде мелькнуло нечто, похожее на удивление: что, у такой взбалмошной и беспокойной особы, как я, имеется еще и муж?