Текст книги "Игра страсти"

Автор книги: Ежи Косински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Мужчина посмотрел на Фабиана, затем с недовольным видом взглянул на фургон.

– Доставка в воскресный день? – спросил он. – Неужели вы, парни, не можете дать себе и другим возможность помолиться? – сердито покачал он головой. – Тебе придется подождать с разгрузкой. У хозяина конюшни и всех рабочих сегодня выходной. А я тут за сторожа, – закончил он.

– Виноват, – сказал Фабиан. – Думал, что ехать сюда придется гораздо дольше.

– Мне никто не говорил, что привезут новых производителей и что надо приготовить для них место! – всплеснул руками мужчина. – Сколько привез на этот раз?

– Всего двух, – отозвался Фабиан, направляясь к кабине трейлера. – Но я могу подождать с ними до завтрашнего дня, – добавил он примирительным тоном.

– Ты молодец, – смягчился мужчина. – Думаю, в твоем фургоне есть все, что тебе нужно.

– Ясное дело, – отозвался Фабиан, забираясь в кабину.

– Вот и лады, – заключил сторож, снимая плащ и резиновые сапоги, которые никак не сочетались с его темно-синим костюмом и начищенными ботинками. – Я буду у себя в доме – вон там. – Он показал на жилой прицеп, стоявший в лесу. – Когда придет хозяин, скажи ему, пусть подпишет сопроводительные бумаги, – добавил он, уходя прочь.

– А то как же, – ответил Фабиан, захлопывая дверь кабины. С минуту постояв в гостиной, он поднялся в альков и открыл одно из боковых окон. Лег на кровать, повернув голову к окну.

В альков ворвалась струя свежего воздуха. Пахло осенью, смесью влажной земли и сухого дерева, листьев и травы, к которым примешивался едва заметный запах лошадей и конюшни. Особняк был отделен от конюшни дубовой рощей. Он подумал, что в одной из комнат главного здания с открытыми окнами, куда врывался легкий ветерок, прикасавшийся к его плечам и охлаждавшим его грудь, находится Ванесса.

Разбудил его приглушенный смех и скрип колес, катящихся по гальке. Он тотчас открыл глаза. За окном было темно, и деревьев не было видно.

Не успевший прийти в себя, озябший, Фабиан заставил себя подняться. Впервые за несколько дней он разделся, принял горячую ванну и побрился. Он решил надеть хороший костюм, который лет десять назад ему сшили в Лондоне. Сорочка была также воспоминанием о былых временах – не шелковая, некогда заказанная для него в Риме, а ее хлопчатобумажная копия, одна из тех, которые сшили для него в Ла-Романа во время его последнего турнира в поло с участием Юджина Стэнхоупа.

Одевшись, он подошел к зеркалу и вздрогнул при виде худого мужчины, разглядывавшего его, бледность лица которого подчеркивалась устаревшим покроем костюма, все это так резко отличалось от образа молодого мужчины в жокейском костюме и от того рыцаря с розой в руке, шпагой на боку и пером на шляпе, каким он был несколько месяцев назад на лужайке перед особняком.

У двери трейлера он постоял в раздумье, еще не успев прийти в себя после поездки. Он не знал, стоит ли позволить этой минуте миновать, не омрачая ее сомнениями, или же усомниться, прежде чем она миновала.

Он вдохнул прохладный вечерний воздух. Сознание того, что ему предстоит лишь непродолжительная прогулка, каковы бы ни были ее последствия, прежде чем он, возможно, окажется вместе с Ванессой, взбодрило его, словно ожидание предстоящей игры в поло, заполнило пустоту в душе. Он уже не удивлялся странному стечению обстоятельств, которое вновь привело его сюда, в Тотемфилд, чтобы прятаться в темноте, как одиночка, как непрошеный гость, вторгшийся в чужую семью.

Он шел дубовой рощей, чувствуя, что бальные туфли ему жмут. Вот и особняк, свет окон озарял его фигуру, скользившую мимо припаркованных автомобилей. Поднявшись по невысоким мраморным ступеням к входной двери, он нажал на украшенный розеткой звонок.

В ответ на звонок тотчас же открылась дверь. Темнокожий слуга в ливрее приветливо улыбнулся гостю.

– Добрый вечер, сэр, – произнес он.

– Добрый вечер, – отозвался он. – Я опоздал?

– Никогда не поздно получать удовольствие, сэр, – улыбнулся слуга.

С видом старого знакомого Фабиан прикоснулся к его плечу.

– Ты ведь Джозеф, не так ли? – спросил он.

– Брэди, сэр. Просто Брэди, – отозвался негр, тронутый интересом, проявленным к нему новым гостем.

– Скажи мне, Брэди, а где все?

– Мистер и миссис Стэнхоуп и их гости закусывают в библиотеке.

– А мисс Ванесса?

– Мисс Ванесса тоже в библиотеке, – отозвался Брэди.

Взяв Брэди за руку, Фабиан привлек его к себе с дружелюбно-заговорщическим видом.

– Когда мисс Ванесса звонила мне, она сказала, что желает поговорить со мной наедине, прежде чем мы выйдем к гостям. Послушай, Брэди, отведи-ка меня в ее комнаты, а потом найди мисс Ванессу и скажи, что ее ждет старый учитель, но не говори об этом больше никому. Пусть это останется тайной для нас троих. Ты постараешься ради нее, Брэди?

– Разумеется, сэр, – отозвался слуга. – Ступайте за мной. – Они прошли по холлам слишком быстро, и Фабиан лишь мельком заметил мерцание света и полированного дерева, стуча каблуками по мраморному полу, затем ступая по ворсистым коврам, освещенным хрустальным торшером, лучи которого падали на обстановку и лестницу.

Шагнув в сторону, они уступили дорогу нескольким слугам, которые, ловко балансируя, несли подносы с напитками и закусками.

Брэди провел его наверх, в конец длинного коридора, увешанного яркими картинами и портретами. Снизу послышался взрыв смеха и шум голосов.

Остановившись перед какой-то дверью, слуга негромко постучал, затем провел гостя в прихожую, освещенную лишь небольшой лампой в виде каретного фонаря.

– Располагайтесь, сэр, – сказал Брэди, показав на диван. – Мисс Ванесса сейчас придет. – И с этими словами бесшумно исчез за дверью.

Пройдясь по кабинету, Фабиан приблизился к спальне Ванессы. Провел ладонью по комоду, посмотрел на милые безделушки, украшавшие комнату, скользнув взглядом по ее кровати. Это были предметы ее интимной жизни, существовавшие до того, как он вошел в нее, и останутся таковыми после его ухода из нее, – вещи, которые ей дороже, чем любой человек.

Он вернулся в кабинет. Вторая лампа освещала на письменном столе две его заключенные в рамки фотографии: на одной из них, вырезанной из одного журнала, взявшего у него интервью относительно современного состояния конного дела, он был снят верхом на пони на фоне Фейрфилдского клуба. На второй он, сидя верхом на Капитане Ахаве, принимал в Мэдисон Сквер Гарден из рук Ванессы приз за второе место.

На столе лежала стопка распечатанных писем, адресованных Ванессе. Он пощупал толстые конверты и взглянул на обратный адрес на первом из них. Письмо было от Стюарта Хейворда. Фабиан тотчас пожалел, что увидел их. В своих отношениях с миром – будь то природа или люди – он опирался лишь на то, что было результатом его собственных поступков, что требовало его непосредственной реакции. Он больше не станет смотреть в замочную скважину, читать чужие письма, разглядывать чужие вещи, считать чужие деньги. Проникновение без спросу в чужую жизнь в глазах Фабиана было чревато утратой целостности собственного мира.

При звуке шагов он повернулся к двери. Фонарь в прихожей осветил Ванессу. Вечернее платье делало ее более взрослой, более женственной.

Она смотрела на мужчину, ожидавшего ее в ее комнате. Пытаясь разглядеть его в полумраке, она подошла поближе, и на лице ее появилось изумленное выражение. Ни слова не говоря она приблизилась к нему, обняла за шею, прильнув к нему всем телом, прижала свое лицо к его лицу, принялась гладить его лоб и волосы.

– Платье помнешь, Ванесса, – ласково заметил он, высвобождаясь из ее объятий.

Она зажгла лампу, и при ее свете он увидел, как она сияет, как блистает красотой, которая всегда была ей свойственна. Грим подчеркивал симметричность ее губ, а шрам напоминал о ее хрупкости.

– Наконец-то, после всех этих встреч в твоем трейлере, ты мой гость, – произнесла Ванесса. Она сразу заметила официальность его одежды. – Я никогда не видела тебя таким…

– Отцеобразным? – с кривой улыбкой подсказал он.

– Вот именно, отцеобразным, – согласилась она со смехом. Он увидел, как в ее глазах появилась озабоченность, она стала похожей на хозяйку дома. – Когда же ты приехал?

– Несколько часов назад. Я прикорнул у себя в трейлере.

– В трейлере? А где он? – поинтересовалась девушка.

– Возле конюшен.

Подойдя к нему ближе, Ванесса провела рукой по его затылку, затем по спине. Прильнула к нему, обезоружив его смехом.

– Почему же ты не пришел сразу ко мне, чтобы прикорнуть со мной? – прошептала она, целуя его в шею. – Ты ведь останешься со мной, верно?

– Ты должна выслушать меня, – начал он, попытавшись освободиться от ее объятий.

– Не буду я тебя слушать. Теперь это наш дом, твой и мой. – Она умолкла, лицо ее омрачилось грустью. – Ты меня расстроил, Фабиан, уйдя из банка, не взяв… – Она замолчала, и он увидел, как ей трудно продолжать. – Не взяв то, что отныне принадлежит тебе. – Ванесса снова замолчала, черты ее лица исказились словно от боли. – Никто никогда не сделал для меня больше, чем ты. Ты заставил меня почувствовать себя свободной в отношениях с самой собой, с другими. С моими мыслями, моими потребностями, моим телом. Свободной с моей любовью к тебе. Ты не можешь отвергнуть этот дар любви, ты должен принять его. – Она приблизила свои глаза к его глазам. – Ты должен это сделать, потому что я люблю тебя, Фабиан, – прошептала она.

Ничего не ответив, он сжал ее в объятиях. Ванесса склонила голову ему на плечо, волосы закрывали ей лицо, руки блуждали по его телу.

– Этим подарком ты волен распоряжаться по своему усмотрению, – шептала она. – Волен ехать куда угодно. И, прежде всего, волен оставаться со мной.

Он слушал ее, испытывая к ней нежность – как к ребенку, доверяющему ему свои секреты, а не как к женщине, которая была его возлюбленной. Он чуть было не сказал ей, что понимает ее, что никогда больше не откажется от того, что принадлежит ей, что единственное, чего он хочет, это быть рядом с нею, иметь ее возле себя. Но он продолжал молчать.

– Мы не должны заставлять гостей ждать, не правда ли? – заметила она, взяв его за руку.

Неожиданно Фабиан со всей остротой ощутил, что он чужак в ее мире.

– Но как быть с твоими родителями? Меня не приглашали.

– Теперь ты приглашен. Ведь теперь это и мой дом.

Следом за ней он вышел в коридор, и, чтобы дать ему возможность прийти в себя, прежде чем подняться в библиотеку, Ванесса взяла его за руку и показала ему ряд комнат. Он почувствовал себя смущенным при виде ненавязчивого великолепия антикварной мебели, освещенной бронзовыми канделябрами, роскошных фарфоровых ваз, окон, украшенных витражами, полов, выложенных мозаикой из эбенового дерева, лимонного дерева и самшита, дверей из красного дерева, мраморных каминных досок, над которыми висели полотна с изображениями ландшафтов, людей и лошадей, выписанных настолько детально, что они соперничали с природой.

Приглушенные голоса, доносившиеся из-за дверей библиотеки, вызвали в Фабиане чувство настороженности. Смело отворив дверь, Ванесса вошла первой.

Он тотчас увидел камин, перед которым сидело с десяток пар; некоторые расположились на диванах, углубившись в разговор. Взяв Фабиана под руку, Ванесса сразу направилась к высокому, стройному, но уже начавшему лысеть мужчине, с лицом и улыбкой, обнажавшей десны и крупные неровные зубы. Он был похож на Юджина Стэнхоупа.

Мужчина был занят беседой с пожилой парой, когда Ванесса легонько потянула его за рукав, и он снисходительно наклонился к ней.

– Хочу познакомить тебя с очень важным для меня человеком, папа, – сказала она.

С рассеянной улыбкой, свидетельствующей о давней привычке светского общения, выработанной в результате бесчисленных коктейлей и приемов, Патрик Стэнхоуп протянул Фабиану руку.

– Папа, это Фабиан, – проговорила Ванесса. – Он только что приехал ко мне.

Фабиан почувствовал крепкое рукопожатие Патрика Стэнхоупа, но при словах дочери его улыбка поблекла, а потом и вовсе исчезла. Фабиан с удивлением заметил, что сам он, пожалуй, старше отца Ванессы.

– Рад, что вы смогли прийти к нам, мистер Фабиан, – сдержанно произнес Стэнхоуп. Затем, видя внимательный взгляд дочери и любопытство пожилой четы, он представил гостя. В этот момент к ним подошла мать Ванессы. Это была миловидная женщина лет сорока с небольшим, с густыми каштановыми волосами, здоровым цветом лица и гибкой фигурой, свидетельствующей о том, что она своя в мире спорта.

– Я Дорис Стэнхоуп, мама Ванессы, – приветливо сказала она. – Вы так хорошо научили нашу девочку ездить верхом!

Стоявший рядом с дочерью Патрик Стэнхоуп смотрел на жену и Фабиана. Пожилая пара оставила их.

– Юджин часто рассказывал о вас, – сухо заметил Стэнхоуп.

– Прошу прощения за то, что явился без приглашения, – произнес Фабиан, тотчас насторожившись, так как понял, что оказался отнюдь не на нейтральной почве. – Но мне очень хотелось повидаться с Ванессой и познакомиться с вами.

– Вам незачем извиняться, мистер Фабиан. Мы рады, что вы пришли, – вежливо ответила Дорис Стэнхоуп.

– Ты не хочешь просить у них моей руки? – вмешалась Ванесса, снова став игривым ребенком. – Пора бы. – И со смехом повернулась к матери: – Все остальное он уже у меня забрал!

Патрик Стэнхоуп огляделся вокруг, опасаясь, что гости услышали признание дочери. Он увел жену в сторону от гостей, приближавшихся к ним, и, придвинувшись к Фабиану, настойчивым тоном негромко спросил:

– Долго ли вы пробудете в Тотемфилде, мистер Фабиан?

– Некоторое время Фабиан поживет с нами, – доверительно сообщила Ванесса.

Фабиан, несколько смущенный категоричностью заявления Ванессы, взяв ее за руку, ответил на вопрос ее отца:

– К сожалению, я должен ехать завтра рано утром.

Ванесса вспыхнула, отпрянув от него.

– Ты не можешь так поступить, Фабиан! – прошептала она с болью в голосе. Стэнхоуп инстинктивно обнял плечи дочери, как бы защищая ее.

С противоположного конца комнаты к ним направился Стюарт Хейворд. С уверенной улыбкой желанного гостя в этом доме он вклинился между Фабианом и Ванессой.

– Как поживаете, мистер Фабиан? – сказал он, пожимая ему руку. – Я так и не успел поблагодарить вас за то, что вы сделали для нас в Мэдисон Сквер Гарден. – Помолчав, он добавил: – Для Ванессы и для меня. И за Капитана Ахава, который теперь выступает в высшей лиге.

– Это было нетрудно после тех прыжков, которым вы его обучили, – ответил Фабиан.

Ванесса подняла на него взгляд. В нем по-прежнему было обиженное выражение. Заметив это, Стюарт озабоченно склонился к ней.

– Вы надолго в Тотемфилд, мистер Фабиан? – спросил молодой человек. Он хотел было обнять Ванессу за талию, но та, все еще расстроенная, оттолкнула его руку.

– Мистер Фабиан завтра уезжает, – ответил Стэнхоуп с деланно-любезным видом. С невеселой улыбкой, чувствуя себя неловко, он похлопал Хейфорда по плечу. – Помоги вместе с Ванессой ее маме развлечь гостей, а мы с мистером Фабианом побудем немного в моем кабинете. Хочу поговорить с ним об одном своенравном жеребенке. – Прежде чем его дочь успела вмешаться, он жестом пригласил Фабиана выйти из библиотеки.

С серьезным и отрешенным видом Стэнхоуп привел его в свой кабинет. Фабиан обратил внимание на кожаные кресла и мебель темного дерева, письменный стол в стиле барокко в углу. Единственными предметами, нарушавшими гармонию, были видеосистема, занимавшая много места, стоявшая с одной стороны стола, и целый ряд расположенных на нем обтекаемой формы телефонов с кнопками, от которых отражались отблески камина. Фабиан вспомнил встречу с другим Стэнхоупом, сидевшим за конторкой рядом с Александрой и кричавшим на него. Теперь он шагал вместе с Патриком Стэнхоупом по рубинового цвета персидскому ковру, заглушавшему их голоса и шаги.

Патрик Стэнхоуп показал на одно из двух красных кресел, стоявших возле камина. Сев в него, Фабиан поднял глаза и увидел повелительное выражение коммодора Эрнеста Тенета Стэнхоупа, семейного патриарха, чей портрет в массивной раме занимал значительную часть стены.

После того как Стэнхоуп нажал на кнопку, открылась дверца книжного шкафа, за которой оказался бар. Поскольку гость отказался от угощения, хозяин приготовил напиток себе и опустился в кресло напротив него с тревожным выражением на осунувшемся лице.

– Мне трудно начать разговор на тему, которая меня беспокоит, Фабиан, – произнес он. – Мне кажется, что он будет или слишком острым, или недостаточно острым. Прежде всего, позвольте заверить вас, что я никогда, никогда, – подчеркнул Стэнхоуп, – не считал вас виновным в смерти моего брата. Правда, у нас с Юджином были разногласия, мы редко встречались друг с другом, но я знал, что вы с ним были закадычными друзьями. Разумеется, мне также была известна ваша репутация ловкого игрока. Об этом было много разговоров. И все-таки я уверен, что смерть Юджина произошла в результате обыкновенного несчастного случая, – убежденно добавил Стэнхоуп. – Уверен, вам известно, что именно я попросил Стоки привлечь вас в качестве ведущего нашей серии телевизионных передач, посвященных поло.

Фабиан кивнул головой.

Откинувшись на спинку кресла с таким видом, словно те слова, которые он должен произнести, лягут тяжким грузом на его плечи, Стэнхоуп продолжал:

– Но, откровенно говоря, Фабиан, я хотел, чтобы вы работали у нас отчасти потому, что знал, что как инструктора верховой езды Ванесса вас просто боготворит. Хочу, чтобы вы это знали, хочу показать, как я ценю то, что вы сделали для моей дочери.

Стэнхоуп сделал длинный глоток из своего бокала и произнес:

– Ванесса наш единственный ребенок, и с ее дефектом… – Он неожиданно умолк и с несчастным видом посмотрел на гостя.

– Вы имеете в виду шрам? – вежливо спросил Фабиан.

– Шрам, – кивнул Стэнхоуп. – Бедный ребенок перенес столько операций, чтобы избавиться от него. Первая была сделана сразу после ее рождения. Ротик у нее был настолько изуродован, что врачи смогли добиться очень незначительных результатов. Вскоре последовала еще одна. Когда коммодор, мой отец, – продолжал он, подняв бокал в сторону его портрета, – понял, через какие испытания ей придется пройти, он сделал Ванессу главной наследницей своего состояния. Она была его единственной внучкой. Ради нее он отодвинул нас с Юджином на второе место. – Стэнхоуп говорил монотонным голосом, словно с трудом припоминая далекие события.

– В третий раз ее оперировали в Нью-Йорке, когда ей исполнилось семь. Но ничего не получалось. Однако это еще было не все. Когда она уже подросла, а шрам был по-прежнему заметен, мы отвезли ее в клинику в Швейцарию. Тамошний хирург сделал очень много, однако… – В голосе его прозвучала безнадежность, но он взял себя в руки, чтобы Фабиан не придавал большое значение тому, что намерен сказать.

– Мы с Дорис всегда старались быть Ванессе хорошими родителями, – произнес Стэнхоуп отстраненно, равнодушно оглядывая богатую обстановку кабинета. – Из-за того, через что ей еще предстояло пройти, мы часто мирились с ее своенравием, – продолжал он, – даже когда мы не были уверены, что это полезно для нее. Доктора нам говорили, что все эти хирургические вмешательства, эти операции могут оказать столь же вредоносное воздействие на ее психику, как и первоначальное увечье. – Стэнхоуп поежился, вспоминая прошлое. – Они говорили, что девочка, которая перенесла такие испытания, может наложить на себя руки или возненавидеть все, что ее окружает. – Неожиданно его голос стал более твердым, хотя в нем слышалась боль, но он продолжал, взвешивая каждое слово: – У нее может также появиться страстное желание любить и стать ужасной собственницей, найдя объект любви, постоянно боясь потерять его. – Неожиданно поднявшись с пустым бокалом в руке, он направился к бару. – Ванесса такая собственница, Фабиан. Деньги, которые она вам перечислила, – это часть наследства, полученного от деда. Эти деньги – ее единственная сила. – Действуя с аккуратностью химика, Стэнхоуп приготовил себе новую порцию напитка. – Она дала их вам не потому, что любит вас, вернее, не только потому, что любит вас, – поправился он, – но потому, что хочет владеть вами, управлять. – С этими словами он со стуком поставил бутылку на столик бара. Вернувшись, он сел в свое кресло и принялся разглядывать узор ковра.

– Когда Ванесса решила перечислить вам эти деньги, – продолжал Стэнхоуп, как бы рассуждая вслух, – до того как она уладила этот вопрос со своими адвокатами и банкирами, казалось, будто она боится, что вы сбежите от нее. – В его голосе прозвучала не горечь, а страдание, которое он был не в силах скрыть. – Тогда-то она и сказала нам, что хочет выйти за вас замуж. Даже после того, как мы с Дорис напомнили ей, что она только что окончила школу, что ей еще предстоит учеба в колледже, что она… – Он запнулся, не желая обидеть Фабиана, но, видя его сочувственное внимание, продолжал: – Что вы… что она собирается выходить замуж за такого пожилого человека, по сути, человека старше ее матери и даже отца, она заявила, что возраст не имеет никакого значения, что ей нужны вы и только вы. Она заявила, что ее подарок сделает вас свободным и убедит всех, что вы женитесь на ней не ради денег.

Стэнхоуп поставил бокал на стол перед собой и стал продолжать:

– Но, после того как вы отказались от ее денег, все изменилось, Фабиан. Неужели вы полагаете, что, женившись на ней, вы поступите наилучшим образом? Сделаете счастливыми детей, которых она, возможно, захочет когда-нибудь иметь? Что это будет самым мудрым поступком и для вас самих? – В его выцветших глазах Фабиан увидел слезы.

Поднявшись с кресла, Фабиан поспешно подошел к отцу Ванессы и коснулся его плеча. Тот оценил этот сочувственный жест.

– Я люблю Ванессу, – сказал Фабиан. – И всегда любил. Любил, как ребенка, которого у меня никогда не было, как дочь, которую я всегда хотел иметь, как возлюбленную, намного моложе меня. – Под натиском нахлынувших на него чувств он сильнее сжал плечо Стэнхоупа. – Но особенно я люблю в ней дух, который делает ее такой свободной. Надеюсь, я не сделал ничего, чтобы лишить ее этой свободы. И не сделаю.

Осторожно убрав руку, он говорил, обращаясь скорее к молчанию, воцарившемуся в комнате, чем к собеседнику:

– Вот почему я никогда не смог бы жениться на Ванессе или увезти ее с собой. И вот почему я завтра уезжаю, уезжаю без нее.

Поднимаясь, Патрик Стэнхоуп чуть пошатнулся, и, когда Фабиан поддержал его, он неуклюжим жестом обнял гостя.

– Только помните, – произнес он со значением, – она очень ранима, пусть она не сочтет себя отвергнутой. – Отступив назад, он посмотрел на Фабиана и, делая ударение на каждом слове, продолжил: – Постарайтесь убедить ее, что вы покидаете ее потому, что должны это сделать, потому что вы связаны, – он запнулся, подыскивая слово, – связаны своим образом жизни.

– Ванесса прекрасно изучила меня, – отозвался Фабиан. – Она не станет спрашивать, почему я таков, каков я есть.

Стэнхоуп начал приходить в себя. Деловой человек взял верх над отцовскими чувствами.

– Думаю, Ванессе надо уехать из Тотемфилда. После того как вы его покинете, она и сама не захочет здесь оставаться, воспоминания для нее будут слишком тяжелы. – Решимость придала ему силы. – Я позабочусь, чтобы она завтра же улетела к тетке в Вирджинию, а потом отправлю ее в продолжительное заграничное путешествие. – Протянув Фабиану руку, он быстрым шагом проводил его до двери. – Пора возвращаться к гостям, – машинально улыбаясь, произнес он. – А то кто-нибудь подумает, что мы сбежали.

Когда Фабиан вернулся в библиотеку, Ванесса снова приблизилась к нему, одновременно и обрадованная его присутствием и сияющая от сознания того, что имеет на него права. Но Фабиан ощутил перемену в окружающей его атмосфере. Прежняя любезность Дорис сменилась теплым к нему чувством. Патрик Стэнхоуп рассыпался в похвалах Фабиану, называя его другом семьи. Лишь Стюарт Хейворд соблюдал дистанцию, с нарочито вежливым видом игнорируя его.

Ванесса заметила перемену в настроении ее семьи, и изумление стало постепенно уступать в ней место покорности.

Чета Стэнхоупов вместе с остальными гостями вскоре должна была отправиться на благотворительный обед. Перед тем как уйти, Патрик Стэнхоуп настоял, чтобы Фабиан, раз уж он уезжает рано утром, в следующий раз снова приехал к ним в гости.

Надувшийся Хейворд остался в библиотеке, пытаясь улучить момент и оказаться наедине с Ванессой. После того как юноша получил отпор, Фабиан подошел к Ванессе и шепнул ей, что хочет увидеть ее и будет ждать ее в трейлере. Та кивнула головой.

Покинув особняк, он возвращался в свой дом на колесах, миновав череду деревьев. В снопах света, падавшего из окон, на газоне перед домом красовались скульптуры, которые отбрасывали мрачные тени. В верхнем флигеле тоже ярко горели окна.

Добравшись до своего прицепа, он оставил дверь открытой, выключил все осветительные приборы и растянулся на диване в гостиной. Он ждал.

В его памяти вновь встало лицо Ванессы, искаженное гримасой удивления и боли, когда он сказал, что утром уезжает. Он представил ее в вечернем платье, ставшей настоящей женщиной, вспомнил, с какой решительностью она отделалась от молодого Хейворда.

Фабиан попытался представить себе, как она появится у него на этот раз. Выскользнет из главного здания и темной рощей, желанной беглянкой, маленькой девочкой, увлеченной игрой в прятки, бесшумно войдет и пристроится где-нибудь в гостиной или на кухне? Поднимется на цыпочках в альков или пройдет коридором в кладовую, прячась за деревянным конем или в стойле вместе с пони, сообщив о своем присутствии особым сигналом и известив его о том, что пора начинать увлекательную игру?

– Почему ты покидаешь меня? – откуда-то сверху послышался голос Ванессы – какой-то неживой, словно оторванный от тела. Он сел и протянул руку туда, откуда доносился голос, но там ее не было. Он стал шарить в темноте, словно слепец, потерявший трость.

– Почему ты покидаешь меня? – снова послышался голос – на этот раз откуда-то снизу, из-под пола. Упав на колени, он пополз на звук, вытянув вперед руку, словно жук – усики.

– Почему ты покидаешь меня? – Теперь ее голос звучал глухо – не то из кухни, не то из ванной. Он стал быстро перемещаться по трейлеру, пораженный тем, как кто-то другой может так легко ориентироваться здесь, да еще в темноте.

Фабиан добрался до лестницы, ведущей в альков, в уверенности, что девушка ждет его в постели. Он уже был готов подняться, как его остановил какой-то звук. Он доносился со стороны тесного пространства между кладовой и стойлом – тайным убежищем, которое Фабиан превратил в спальню. Он его придумал специально для Ванессы в те дни, когда она, настаивая на том, чтобы оба они были голые, прибегала к нему. Он согласился с ее требованием, решив, что эта тесная каморка, соединяющаяся с кладовой потайной дверью, защитит их и позволит им одеться или спрятаться, если войдет кто-нибудь посторонний.

Добравшись до кладовой, он прижался лицом к потайной двери. Прежде чем услышать дыхание Ванессы, он почувствовал ее присутствие. Он стал медленно открывать дверь, но она неожиданно открылась, и он оказался внутри. Над его головой загорелась лампочка.

Ванесса была обнаженной, ее платье и туфли лежали на полке высоко у нее над головой. Не став повторять вопроса, она приблизилась страстно желая прикоснуться к нему. Ее губы пересохли, щеки пылали, глаза искали ответ, которого он ей так и не дал.

Чтобы не видеть ее пристального взгляда, заставить Ванессу вернуться в ее прежнее состояние, он положил ее на кровать. Ванесса продолжала смотреть на Фабиана, раздвинувшего ей ноги. Он, лежа на ней, в свою очередь смотрел на девушку.

Наступил такой момент, когда он ощутил в ней обычную напряженность, некую силу, которая будто противилась тому, чтобы он проникал в нее. Она судорожно, прерывисто дышала, поддаваясь приливам и отливам возбуждения, то бурным, то длительным, в постоянном ритме. Она лизала его пальцы и ладонь руки. Ноздри ее расширились, из груди вырывались вздохи. Когда он поднял на нее глаза, пытаясь оценить ее состояние, она стала извиваться всем телом, не в силах сдержать одолевавшую ее страсть. Ее взгляд скользил по нему, слезы увлажняли ее нос и губы, падали на плечи и груди.

Ритм рыданий затих, пульс был по-прежнему неровный, дыхание восстановилось. Он посмотрел на ее побледневшее лицо, которое уже не было обращено к нему. Она поднялась, убрав от него ноги и руки, но когда он потянулся к ней, желая вновь прикоснуться к ней, чтобы она смогла ощутить его, девушка упала на кровать. Рыдания прекратились, дыхание стало ровным, но в глазах стояли слезы.

– Почему ты покидаешь меня? – едва слышно проронила она. Единственным ответом стали его молчание и прикосновение его руки к ее телу, когда она уснула в его объятьях – дитя, утомленное долгим путешествием.

_____

На рассвете он попытался разбудить ее, сказать, что ей следует вернуться домой и лечь в свою постель. Но она отказалась сдвинуться с места и туго завернулась в грубый шерстяной плед, оставив снаружи лицо и руку, которую положила сверху.

Тогда Фабиан сел рядом с Ванессой, охраняя ее покой, сознавая, что, если что-то заставит его отказаться от этих последних минут, проведенных рядом с нею, выбросить их из памяти, то он предпочтет лишиться всего, что ему останется в жизни.

Он оделся и отправился в кабину. Он сел за руль, похожий на капитана, который снова намерен выйти в море, включил зажигание, чтобы прогреть двигатель, и почувствовал, как дрожит весь кузов.

Фабиан открыл окна. Утренний ветер развеял запах Ванессы, который он все еще ощущал. Он услышал приглушенный храп его пони, утомленных долгим пребыванием в стойле. Он включил передачу. Громада трейлера дрогнула и двинулась. Объехав вокруг особняка, он приблизился к главному подъезду. Не выключая двигателя, прошел гостиную, кухню, кладовую и вошел в закуток, где по-прежнему спала Ванесса в том же положении, в каком он ее оставил. Просунув пальцы между ее телом и простынями, он подложил под нее ладонь, осторожно поднял ее. Прижав девушку к груди, с минуту подержал на руках ее неподвижное теплое тело. Она открыла глаза.

– Пора, – произнес Фабиан.

Она поняла, что означали эти слова. Оба посмотрели друг на друга, и, кроме страдания, на ее лице не было ничего. Он опустил ее, достал с полки одежду и туфли. Молча держал их, ожидая, когда она их возьмет.

– Ты ведь больше не приедешь ко мне? – спросила Ванесса, кутаясь в одеяло.

Фабиан избегал ее взгляда. Он мысленно вспоминал ее волосы, плечи, руки, грубое одеяло, которое отделяло ее от него. Она уже оказалась в недоступном для него мире.