Текст книги "Тайны народа"

Автор книги: Эжен Мари Жозеф Сю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Часть вторая. Золотой серп, или Гена, жрица с острова Сен (57 год до н. э.)

Глава I

Эти строки пишет Жоэль, вождь карнакского племени, он сын Марика, а тот был сыном Кирио, сына Гираса, сына Гомеза, сына Ворра, сына Гленана, сына Ерера, сына Родерика, который был избран вождем галльского войска и двести семьдесят лет назад заставил Рим заплатить выкуп.

Жоэль – почему бы и не сказать этого? – боялся богов, был прямодушен, храбр и имел веселый нрав. Он любил смеяться, любил рассказывать, а еще того больше слушать, чтобы ему рассказывали сказки. Словом, был настоящим галлом.

В то время, когда жил Цезарь – да будет проклято его имя! – Жоэль обитал в двух милях от Альре, вблизи моря и острова Росваллан, около опушки Карнакского леса, самого замечательного из лесов бретонской Галлии.

Однажды вечером, накануне того дня, когда восемнадцать лет назад у него родилась горячо любимая им дочь Гена, Жоэль на закате дня возвращался со своим старшим сыном Гильхерном домой. Они ехали в повозке, запряженной четырьмя волами из породы красивых, низкорослых, почти безрогих бретонских волов.

Жоэль с сыном только что свезли на свои поля удобрение. Повозка с трудом взбиралась на косогор по гористой дороге, зажатой между высокими скалами, с которой виднелось вдали море, а еще дальше – таинственный и священный остров Сен.

– Отец, – сказал Гильхерн Жоэлю, – смотри, там, наверху косогора, скачет всадник прямо по направлению к нам. Несмотря на крутой спуск, он пустил коня в галоп.

– Этот человек сломает себе шею – это так же верно, как то, что добрый Ельдуд изобрел плуг.

– Куда он может держать путь, отец? Солнце уже низко, поднимается ветер, предвещая грозу, а дорога эта ведет только к пустынному песчаному берегу моря.

– Сын мой, этот человек не уроженец бретонской Галлии. На нем меховая шапка и плащ с рукавами, а ноги его обернуты дубленой кожей и перевязаны красными повязками.

– Справа у него висит короткая секира, слева – длинный нож в чехле.

– Рослый вороной конь его спускается верным шагом. Но куда он направляется?

– Отец, этот человек, должно быть, заблудился?

– О, сын мой, да услышит тебя Теутатес! Тогда мы окажем ему гостеприимство. Одежда его показывает, что он чужестранец. Сколько занимательного расскажет он нам о своей стране и своих путешествиях!

– Да будет благословен божественный Огмий и да окажет он нам свою милость! Уже так давно у очага нашего не сидел гость из чужих стран.

– И мы ничего не знаем о том, что делается в других местах Галлии. О сын мой, будь я всемогущ, как Гезу, я устроил бы так, чтобы каждый вечер за ужином у меня был новый рассказчик.

– Отец! Всадник подъезжает к нам.

– Да, вот он останавливает коня, так как дорога узка и наша повозка загораживает ему путь. Ну, Гильхерн, обстоятельства благоприятствуют нам. Этот путешественник, видимо, заблудился, и мы предложим ему кров на эту ночь, а потом задержим его на завтра или даже на несколько дней. Мы сделаем доброе дело, а он расскажет нам новости о Галлии и других странах.

– Это будет большой радостью и для сестры моей Гены, которая придет завтра домой праздновать день своего рождения.

– О, Гильхерн, я и не подумал об удовольствии, которое доставят моей дорогой дочери рассказы этого чужестранца! Он должен быть непременно нашим гостем.

– Он и будет им, отец, – сказал решительным тоном Гильхерн.

Жоэль и его сын, выйдя из повозки, подошли к всаднику и были поражены его величественным видом. Взгляд его выражал гордость, вся фигура – мужество, а манера держать себя – чувство собственного достоинства. На его лбу и левой щеке видны были свежие рубцы от ран. По виду его можно было принять за одного из вождей, которых выбирают племена на время войны, и у Жоэля с сыном еще сильнее загорелось желание видеть его своим гостем.

– Странствующий друг, – обратился к нему Жоэль, – скоро наступит ночь. Ты сбился с пути, так как дорога эта ведет только к пустынному песчаному берегу. Море скоро зальет его, потому что ветер усиливается. Продолжать путь ночью опасно. Войди же в мой дом, чтобы завтра ехать дальше.

– Я вовсе не заблудился и знаю, куда еду. Я тороплюсь. Сверни в сторону твоих волов, чтобы дать мне проехать, – резко ответил всадник, лоб которого покрыт был потом от быстрой езды.

Судя по выговору, он был родом из Центральной Галлии. Сказав это, он еще ближе подъехал к волам, загораживающим проезд.

– Разве ты не слышал меня, друг? – сказал Жоэль. – Говорю тебе, что дорога эта ведет только к морю, но ночь близка, а мой дом даст тебе приют.

– Я не нуждаюсь в твоем гостеприимстве! – вскричал в гневе чужеземец – Убери своих волов. Живее, мне некогда…

– Друг, ты из чужих стран, а я здешний. Мой долг велит мне оказать тебе услугу, когда ты заблудился, и я исполню его.

– Клянусь Ритта-Гаюром! – вскричал пришелец, приходя в еще большую ярость. – Я путешествую с тех пор, как только стала расти у меня борода, много видел разных стран, людей и удивительных вещей, но никогда еще не встречал таких безумцев, как вы оба!

После этих слов у Жоэля и его сына явилось еще более страстное желание послушать рассказы этого чужеземца. Поэтому Жоэль, не сдвигая своей повозки, ближе подошел к всаднику и сказал ему, стараясь придать своему грубому голосу как можно больше мягкости:

– Друг, ты не поедешь дальше! Я хочу сделать угодное богам, особенно Теутатесу, богу путешественников, и не дам тебе заблудиться. Ты спокойно проведешь ночь под хорошим кровом, вместо того чтобы рисковать своей жизнью на морской отмели.

– Берегись! – сказал неизвестный, кладя руку на секиру. – Если сию минуту не отведешь своих волов, я принесу жертву богам!

– Боги должны покровительствовать такому пылу, какой ты обнаруживаешь, – ответил Жоэль, с улыбкой прошептав что-то сыну, – и поэтому они помешают тебе провести эту ночь на берегу моря.

Неожиданно бросившись на чужеземца, Жоэль с сыном схватили его за ноги и приподняли над седлом. После этого, ударив коленом лошадь, чтобы она подалась вперед, они бережно поставили его на землю. Когда путешественник, вне себя от гнева, хотел обнажить нож и сопротивляться, Жоэль и Гильхерн удержали его от этого и, взяв толстую веревку из повозки, крепко, но дружески и осторожно связали его по. рукам и ногам. Обезоружив его таким образом, несмотря на его яростное сопротивление, они положили его на дно повозки. Затем Гильхерн вскочил на лошадь незнакомца и поехал вслед за повозкой, управляемой Жоэлем. Жоэль подгонял волов остроконечной палкой, так как ветер все усиливался. Слышно было, как море с шумом разбивается о береговые скалы. Несколько раз яркая молния прорезала черные тучи. Все предвещало грозу.

Но, несмотря на приближение грозной ночи, путешественник, по-видимому, не чувствовал никакой благодарности за гостеприимство, которое ему собирались оказать. Он был бледен от гнева и то скрежетал зубами, то отдувался, как будто ему было очень жарко, не произнося ни слова; Жоэль (он должен сознаться в этом) любил не только слушать других, но и сам рассказывать, и потому сказал чужеземцу:

– Мой гость – так как ты теперь стал им, – я благодарю Теутатеса, что он послал мне тебя. Узнай же, кто я. Я должен сказать тебе это, так как ты будешь сидеть у моего очага.

И, несмотря на то что путешественник сделал гневное движение, как бы желая показать, что ему это безразлично, Жоэль продолжал:

– Меня зовут Жоэль. Я сын Марина, а тот был сын Кирио, Кирио – сын Тираса, Тирас – сын Гомеза, Гомез – сын Ворра, Ворр – сын Гленана, Гленан – сын Ерера, Ерер – сын Родерика, который был избран вождем союзного галльского войска и заставил Рим в наказание за измену платить выкуп. Я – вождь своего карнакского племени, все предки мои были землепашцы, и мы возделываем свои поля по мере своих сил и согласно примеру наших предков. Сеем мы больше всего пшеницу и ячмень, в небольшом количестве также рожь и овес.

Гнев чужеземца, по-видимому, мало интересующегося этим рассказом, не утихал, но Жоэль продолжал:

– Тридцать два года назад я женился на Маргарид, дочери Дорлема, и имею от нее дочь и троих сыновей. Старший, по имени Гильхерн, едет за нами на твоей лошади, он помогает мне вместе с несколькими родственниками обрабатывать наши поля. Я держу много черных овец, пасущихся на наших землях, и полудиких свиней, злых, как волки, никогда не приходящих с пастбища под кровлю. У нас есть хорошие луга в долине Альре. Я выращиваю также лошадей, а сын мой Гильхерн – собак для охоты и войны. Наши лошади и собаки пользуются такой славой, что к нам приходят за двадцать миль, чтобы покупать их. Ты видишь, что мог бы попасть в худший дом.

Чужестранец испустил вздох затаенного гнева и поднял глаза к небу.

Жоэль продолжал, подгоняя волов:

– Микаэль, мой второй сын, – оружейный мастер в Альре, в четырех милях отсюда. Он делает не только оружие для войны, но и орудия для земледелия. Но это еще не все. Микаэль раньше, чем поселиться в Альре, работал у одного из наших родственников, потомка того мастера, который впервые придумал покрывать оловом железо и медь. И мой сын Микаэль сделался достойным своих учителей лудильщиков. О, если бы ты видел его работу! Он закончил недавно каску, на которой изображена голова лося с рогами. Ничего нельзя себе представить великолепнее этого!

– О, – пробормотал сквозь зубы чужестранец, – правду говорят, что меч галла поражает всего один раз, а язык его убивает медленной смертью.

– Друг гость, – сказал Жоэль, – до сих пор я не мог воздать должное твоему языку, так как ты был нем как рыба. Но после, когда ты будешь на свободе; ты мне расскажешь о том, кто ты, откуда и куда едешь, что видел в чужих землях, и что делается теперь в Галлии. А пока я окончу тебе мой рассказ обо мне и моем семействе.

Услышав о том, что ему грозило, чужестранец напрягся изо всех сил, желая порвать веревку; но она была крепкая, и Жоэль с сыном завязали прочные узлы.

– Я не упоминал еще о третьем моем сыне, моряке Альбинике, – продолжал Жоэль – Он торгует с Британией и со всем берегом Галлии и доплывает даже до Испании. Он торгует вином из Гаскони и соленой рыбой из Аквитании. К сожалению, он теперь уже давно на море со своей красавицей женой Мерое, и ты не увидишь его сегодня в моем доме. Но я тебе говорил, что кроме сыновей у меня есть и дочь. О, это жемчужина нашей семьи! Не я один говорю это, но и все наше племя. Все в один голос воспевают хвалы Гене, дочери Жоэля, Гене, одной из девяти жриц острова Сен.

– Что ты говоришь? – вскричал путешественник, садясь на дно повозки – Твоя дочь – одна из девяти жриц острова Сен?

– По-видимому, это удивляет и смягчает тебя, мой милый гость?

– Твоя дочь, – повторил тот, точно не будучи в силах поверить этому. – Твоя дочь – одна из девяти жриц острова Сен?

– Это так же верно, как то, что завтра исполнится восемнадцать лет со дня ее рождения. Мы будем праздновать этот день, и ты можешь принять участие в празднестве. Гость, сидящий у нашего очага, является членом семьи. Ты увидишь мою дочь. Она самая прекрасная, кроткая и мудрая из всех жриц острова Сен.

– Ну, – сказал незнакомец менее резко, – я прощаю тебе то, что ты употребил против меня насилие.

– Насилие ради гостеприимства, друг.

– Ради чего бы оно ни было сделано, но ты силой помешал мне добраться до Ерерской бухты, где ждала меня до заката солнца лодка, чтобы доставить на остров Сен.

При этих словах Жоэль расхохотался.

– Чему ты смеешься? – спросил чужестранец.

– Точно так же смеялся бы я и тогда, если бы ты сказал, что тебя ожидает лодка с собачьей головой, крыльями птицы и рыбьим хвостом, чтобы доставить тебя на солнце. Но ты мой гость, и я не оскорблю тебя, назвав твои слова ложью. Скажу тебе только одно: ты шутишь, говоря это. Никогда в жизни ни один мужчина, кроме самого старого из друидов, не вступал и не вступит на остров Сен.

– А как же ты навещаешь свою дочь?

– Я не вхожу на остров. Я пристаю к Келлорскому островку и там дожидаюсь моей дочери Гены.

– Друг Жоэль, – сказал путешественник, – ты хотел, чтобы я был твоим гостем, и как гость я прошу тебя оказать мне услугу. Доставь меня завтра на твоей лодке на Келлорский островок.

– Разве ты не знаешь, что жрецы бодрствуют там и днем и ночью?

– Я знаю это. Один из них должен был явиться за мной в Ерерскую бухту, чтобы провести к Талиессину, старейшему из друидов, который в эту минуту на острове Сен со своей женой Орией.

– Это правда, – сказал удивленный Жоэль – Когда дочь была дома в последний раз, она говорила, что старик Талиессин с нового года на острове и что жена его относится к ней как мать.

– Ты видишь, что можешь верить мне, друг Жоэль. Отвези же меня завтра на Келлорский остров, чтобы я мог переговорить с одним из жрецов.

– Согласен. Я свезу тебя на Келлорский остров.

– А теперь ты можешь развязать меня. Клянусь именем Гезу, что не буду стараться избегнуть твоего гостеприимства.

– Пусть будет по твоему, – сказал Жоэль, развязывая веревку. – Я доверяю слову моего гостя.

Между тем ночь уже наступила.

Несмотря на темноту и трудности пути, волы, хорошо знакомые с дорогой, благополучно добрались до дома Жоэля. Гильхерн, следовавший за повозкой верхом на лошади, взял выдолбленный воловий рог и три раза протрубил в него. В ответ послышался громкий лай собак.

– Вот мы и дома, – сказал Жоэль. – Ты можешь догадаться об этом по лаю собак. Мой сын Гильхерн проведет твою лошадь в конюшню, где она найдет хороший корм и мягкую подстилку.

На звуки рога из дома вышел один из родственников со смоляным факелом в руке. При свете его Жоэль ввел волов во двор.

Глава II

Дом Жоэля был очень обширный и имел круглую форму. Стены его состояли из двух рядов плетня с глиной, между ними, перемешанной с мелко изрубленной соломой. Снаружи и внутри стены были обмазаны тонким слоем глины с песком. Широкая крыша состояла из основания, сделанного из дубовых бревен и морского тростника. По сторонам дома расположены были гумна, хлева, овчарни, конюшни, кладовая и прачечная. Эти постройки, образуя длинный четырехугольник, окружали обширный двор, запиравшийся на ночь тяжелыми воротами. Снаружи все это огибал крепкий частокол, поставленный над глубокими рвом. Между постройками и частоколом оставалось пространство в виде круговой аллеи в четыре локтя шириной. Сюда спускали по ночам двух огромных страшных догов. В частоколе были ворота, соответствующие внутренним воротам двора; и те и другие запирались с наступлением ночи.

Число мужчин, женщин и детей, все более или менее близких родственников Жоэля, помогающих ему в обработке полей, было очень велико. Они помещались в пристройках возле главного дома, куда собирались в полдень и вечером для общей трапезы.

Дома, построенные подобным же образом и заселенные многочисленными семействами, были раскинуты там и сям среди полей и составляли вместе карнакское племя, вождем которого был Жоэль.

При въезде во двор Жоэль был радостно встречен своим старым догом Дебер-Трудом, серым с черными пятнами, с огромной головой и налитыми кровью глазами. Он был так велик ростом, что, ласкаясь, клал передние лапы на плечи своего хозяина, и так силен, что выдержал однажды единоборство с чудовищным медведем гор Арреса и задушил его. Что касается его военных качеств, то он был бы достоин участвовать в войске самого Битерта, того галльского вождя, который говорил высокомерно при виде неприятельских войск: «Тут нечем будет поживиться и моим псам!»

Дебер-Труд сначала недоверчиво смотрел на путешественника и обнюхивал его, но Жоэль сказал ему:

– Разве ты не видишь, что я веду гостя?

Тогда Дебер-Труд, точно поняв своего хозяина, перестал беспокоиться насчет чужого и, тяжело прыгая, проводил Жоэля в дом.

Дом был разделен на три неравные комнаты. Две небольшие, огороженные деревянными перегородками, предназначались одна для Жоэля и его жены, а в другой помещалась Гена, их дочь, жрица с острова Сен, когда она приезжала домой. Большая комната посередине служила для трапез и вечерних посиделок.

Когда чужестранец вошел в комнату, в очаге горел яркий огонь, делая почти ненужным свет красивой лампы из выложенной меди, висевшей посередине комнаты на трех цепях из того же металла, сверкавших как серебро. Это был подарок Микаэля, второго сына Жоэля. Два цельных барана жарились на длинном железном вертеле перед огнем, а семга и другая морская рыба варились в большом медном сосуде с водой, куда добавлены были уксус, соль и тмин. На перегородках висели головы волка, вепря, оленя и туров, которые уже начинали выводиться в этом крае. По стенам было развешано также охотничье и военное оружие – стрелы, луки, пращи, секиры, медные сабли, деревянные щиты, обитые толстой тюленьей кожей, копья с железными наконечниками и медными колокольчиками, чтобы издали предупреждать неприятеля о приближении галльского воина (галлы презирали засады и любили биться с врагом грудь с грудью). Там и сям висели также рыбачьи сети и остроги для ловли семги. Направо от входной двери было нечто вроде алтаря из серого гранита, украшенного только что срезанными дубовыми ветвями. На алтаре стоял небольшой медный сосуд с семью ветками омелы, а на стене над алтарем имелась надпись: «Счастье, удача и небесное царство – удел воистину чистому душой. Тот чист и свят, дела которого божественны и чисты».

Войдя в дом, Жоэль подошел к алтарю и благоговейно прикоснулся губами к каждой из семи веток омелы. Гость последовал его примеру, и затем оба приблизились к очагу. Там сидела с веретеном в руке «мама» Маргарид, жена Жоэля. Она была очень высока ростом и одета в короткую тунику без рукавов из коричневой шерстяной материи и длинное серое платье с узкими рукавами; костюм довершался большим передником. Из-под белого четырехугольного чепчика виднелись седые волосы. На ней было коралловое ожерелье, браслеты с гранатами и другие украшения из золота и серебра.

Вокруг Маргарид играли дети ее сына Гильхерна и некоторых родных, а молодые матери занимались приготовлениями к ужину.

– Маргарид, – сказал жене Жоэль, – я привел к тебе гостя.

– Приветствую его, – ответила та, продолжая прясть. – Боги посылают нам гостя, и очаг наш будет его очагом. Небо благоприятствует нам накануне дня рождения моей дочери.

– Да принимают детей ваших во время путешествий так же, как меня теперь, – ответил чужестранец.

– И ты не знаешь еще, какого гостя посылают нам боги! Такого, какого следует вымаливать у доброго Огмия для длинных осенних и зимних вечеров, который видел во время своих путешествий так много чудесного, что на сто вечеров хватило бы его интересных рассказов.

Едва произнес Жоэль эти слова, как все, начиная с Маргарид и молодых матерей и кончая детьми, взглянули на чужеземца с жадным любопытством.

– Скоро ли будет ужин, Маргарид? – спросил Жоэль. – Быть может, у нашего гостя голод не меньше моего, а у меня он очень велик.

– Наши родные задают корм скоту, – отвечала Маргарид. – Они сейчас вернутся. Если гость наш согласен, мы подождем их с ужином.

– Я благодарю жену Жоэля и буду ждать, – сказал незнакомец.

– А в ожидании ужина ты нам расскажешь… – начал Жоэль.

Но путешественник, перебив его, сказал с улыбкой:

– Друг, подобно тому как одна чаша за трапезой служит для всех, так и рассказ мой должны слушать все. Но скажи мне, что это за бронзовый пояс висит там на стене?

– Разве в вашей стране нет «поясов ловкости»?

– Объясни, что это значит, Жоэль.

– У нас в каждое новолуние к вождю приходят молодые люди его племени и пробуют этот пояс, чтобы доказать, что талия их не потолстела от невоздержанной жизни и что они сохранили прежнюю ловкость и легкость. Те, кто не может стянуть себя поясом, подвергаются осмеянию, на них указывают пальцами, и они платят денежную пеню. Поэтому все и боятся отрастить себе брюшко.

– Это хороший обычай, и я жалею, что он предан забвению в наших местах. А для чего служит этот большой старый сундук? Он из драгоценного дерева и выглядит очень старинным.

– Да, он очень древний. Это сундук триумфов моей фамилии, – сказал Жоэль, поднимая крышку.

В сундуке лежало несколько белых черепов. Один из них, распиленный пополам в форме чаши, был посажен на бронзовую подножку.

– Без сомнения, это головы неприятелей, убитых вашими предками, друг Жоэль? У нас уже давно вывелся обычай сохранять их.

– У нас также. Я сохраняю эти черепа из уважения к памяти предков. Уже более двухсот лет с военнопленными не обращаются таким образом. Обычай этот существовал в прекрасное древнее время варварства, когда воины возвращались с войны с копьями, унизанными головами убитых врагов. Их вывешивали у дверей домов как трофеи.

– У нас в древнее время тоже сохранялись трофеи, а головы неприятельских вождей сберегались в кедровом масле.

– Клянусь Гезу, это великолепно! – сказал Жоэль, смеясь. – Это способ хороших хозяек: к хорошей рыбе – хороший соус.

– Как и у вас, эти реликвии составляли у нас книгу, из которой молодой галл узнавал о подвигах своих предков. Часто семьи побежденных предлагали выкуп за эти трофеи, но обменивать их на серебро было беспримерной жадностью и святотатством. Но эти времена прошли, как и те, когда наши предки красили себе тело и лицо в голубой и малиновый цвет, а волосы и бороды обливали известковой водой, чтобы сделать их рыжими.

– Не желая оскорбить памяти предков, должен, однако, сознаться, что они имели не особенно привлекательный вид и походили, вероятно, на тех ужасных драконов, красных с голубым, которые украшают носы кораблей страшных северных пиратов. О них я много любопытного слышал от моего сына Альбиника и прелестной жены его Мерое… Но вот идут и наши люди из овчарни, и Маргарид начинает разрезать на куски туши баранов. И ты отведаешь их, друг, и увидишь, какой вкус придают их мясу солончаковые пастбища, на которых они пасутся вдоль морского берега.

Все мужчины из семьи Жоэля были одеты, как и он, в туники или белые полотняные рубашки и сверх них в верхнюю одежду без рукавов. У вернувшихся с поля на плечах висели плащи из овечьей шкуры, и, входя в комнату, они их снимали. У всех были меховые шапки, длинные волосы и большие бороды. Двое из них, вошедшие последними, держались за руки; они были прекрасны и лицом и фигурой.

– Друг Жоэль, – сказал чужестранец, – кто эти молодые люди? Статуи бога Марса у язычников выглядят не лучше, чем они.

– Это мои два родственника, двоюродные братья, Юлиан и Армель. Они любят друг друга как братья. Недавно бешеный бык бросился на Армеля, но Юлиан спас его с опасностью для собственной жизни. Однако ужин готов! Иди и займи почетное место.

Жоэль и незнакомец приблизились к столу. Он был круглый и невысоко возвышался над полом, устланным свежей соломой. Кругом стола стояли сиденья, набитые душистым сеном. Два жареных барана, разрезанные на части, были поданы на больших блюдах из букового дерева, белых как слоновая кость. Кроме того, на столе лежали толстые куски соленой свинины и окорок из копченого мяса дикого кабана. Рыба была принесена в том же большом медном сосуде, в котором варилась. Возле места Жоэля стояла на столе огромная чаша из вылуженной меди; ее не могли бы осушить даже двое сильно жаждущих людей. Против этой-то чаши, обозначавшей почетное место, усадили чужеземца. По правую его руку сел Жоэль, по левую – Маргарид. Старики, женщины, молодые девушки и дети заняли места вокруг стола, а взрослые мужчины и молодые люди сели позади них во втором ряду; отсюда они вставали по временам, чтобы из бочки, в углу комнаты, наполнять медом чашу, переходившую из рук в руки, начиная с гостя. У каждого был кусок ячменного или ржаного хлеба, и, беря мясо, они кусали его прямо зубами или же разрезали своими ножами. Старый Дебер-Труд лежал у ног своего хозяина, и тот не забывал своего верного друга.

К концу ужина Жоэль, взяв окорок дикого кабана, отделил от него кость с частью мяса и, по старинному обычаю, сказал Армелю, подавая ему ее: .

– Получи, Армель, кусок, предназначенный для самого храброго, за то, что ты остался победителем во вчерашней борьбе.

Армель, польщенный этой похвалой в присутствии чужестранца, протянул уже руку за наградой, когда самый маленький ростом член семьи, по имени Рабузигед, проговорил:

– Армель остался вчера победителем, потому что с ним не боролся Юлиан. Туры, равные по силе, избегают вступать в единоборство.

Юлиан и Армель сильно покраснели, и первый вскричал с заблестевшими глазами:

– Если я не боролся с Армелем, то это потому, что другой вышел раньше меня! Но Юлиан не боится Армеля, как и Армель – Юлиана. И если бы ты был на один локоть повыше, Рабузигед, я показал бы тебе сейчас же, что, начиная с тебя, не боюсь здесь никого, даже доброго брата моего Армеля.

– Брат Юлиан! – сказал Армель, у которого также засверкали глаза. – Мы должны доказать чужеземцу, что не боимся друг друга.

– Пусть так, Армель. Мы будем биться на саблях и со щитами.

И молодые люди пожали друг другу руки.

Жоэль был очень доволен, что чужестранец увидит храбрость членов его семьи, и все разделяли его радость. Женщины и молодые девушки хлопали в ладоши и весело улыбались, а Маргарид сказала молодым людям:

– Вы прекратите борьбу, как только я опущу веретено.

– Дети постараются позабавить тебя как только умеют, – сказал Жоэль гостю – Но и ты, в свою очередь, доставишь всем нам большую радость, если расскажешь про виденные тобой чудеса в разных землях.

– Я охотно расплачусь за твое гостеприимство моими рассказами, – отвечал тот.

– В таком случае поторопимся, брат Юлиан, – сказал Армель. – Я с нетерпением жду интересных рассказов, которые никогда не устаю слушать. Жаль только, что рассказчики так редки в нашей стране.

– Ты видишь, друг, с каким нетерпением ожидают твоих рассказов? Но только сначала ты должен подкрепить свои силы, выпив за победителя в борьбе старого галльского вина. Гильхерн, принеси тот бочонок с белым вином, которое в последний раз привез твой брат Альбиник, и наполни чашу в честь путешественника. А вы, дети мои, готовьтесь к борьбе!